Жемчужина Адальмины.
Жили-были король с королевой; у них была маленькая дочка; ее, как и всех королевских дочерей, звали принцессой. Она была единственным ребенком своих родителей; имя ей дали Адальмина. Король с королевой беспредельно любили маленькую принцессу и боготворили ее, а это нехорошо, потому что больше всего и всех на свете надо любить Бога.
На крестинах принцессы Адальмины присутствовали две феи — розовая и голубая, которые были приглашены в качестве крестных матерей, — уж таков обычай у сказочных королей. Обе феи не забыли сделать подарки маленькой принцессе по случаю её крестин. Розовая фея подарила ей большую жемчужину несравненной красоты, какую еще никто никогда не видывал; при жемчужине было еще три дара.
— Знайте, — сказала розовая фея: — пока Адальмина будет носить на себе эту жемчужину, до тех пор она будет становиться с каждым днем все прекраснее, все богаче, все умнее; но если она потеряет свою жемчужину, то она потеряет с нею и все три дара: красоту, богатство и ум. Эти три дара вернутся к ней только в том случае, если она снова найдет свою жемчужину.
Вот каков был дар розовой феи!
Голубая фея сказала:
— Адальмина получила такие прекрасные дары, что многие не пожелали бы ничего лучшего, Однако есть еще один дар, который несравненно выше всех этих трех, и я даю его Адальмине, но с одним условием. Пока принцесса обладает своей жемчужиной, а, следовательно, и тремя дарами розовой феи, до тех пор мой дар не будет иметь никакой силы.
Но как только она потеряет свою жемчужину, а вместе с нею красоту, богатство и ум, то она получит от меня взамен четвертый дар — доброе и смиренное сердце.
Вот что подарила принцессе голубая фея! Кивнув головой на прощанье, обе феи исчезли, как два белых облачка в синеве небес.
Король и королева очень обрадовались. Они подумали про себя: «лишь бы наша маленькая принцесса была прекрасна, богата и умна; а что касается до её сердца, то это не имеет значения. Мы будем беречь её жемчужину, а тогда она может отлично обойтись без бедного дара голубой феи. Да, розовая фея лучше поняла, что необходимо принцессе. Она сделала царские подарки, тогда как голубая фея, надо признаться, очень поскупилась; она бросила нашей дорогой девочке подачку, совсем как бросают медную монету нищенке на большой дороге».
Король велел сделать золотую корону по голове маленькой Адальмины. Корона эта была устроена так, что по мере того, как голова Адальмины становилась больше, расширялась и корона. Вместе с тем у короны была еще одна особенность: на всякую другую голову она не годилась, оказывалась или слишком большой, или слишком узкой. Впереди посредине короны в высокий зубец была вставлена жемчужина Адальмины, и это было сделано так тщательно, что жемчужина никак не могла вывалиться из короны.
Корону приготовили, надели на голову Адальмины, и с тех пор она не снимала ее никогда: ни ночью, засыпая в своей золоченой колыбельке, ни днем, резвясь и бегая по замку. Но так как король и королева очень боялись, чтобы маленькая принцесса не потеряла свою жемчужину, то они строго-настрого запретили свите маленькой Адальмины пускать ее за высокую изгородь, отделявшую дворцовый сад от парка. И несмотря на это за ней неотступно повсюду следовали четыре камер-лакея и четыре камер- юнгферы, а кроме того всем слугам было отдано строгое приказание следить за принцессой и за её жемчужиной. Никто не смел ослушаться этого приказания, потому что страшный палач в красном плаще и с секирой в руках шутить не любил.
Между тем маленькая принцесса выросла, и исполнилось все то, что предсказала розовая фея. Адальмина стала самой прекрасной принцессой из всех принцесс, когда-либо существовавших на свете. Да, она была так прекрасна, так прекрасна, что глазки её сияли, как две ясные звезды в весенний вечер; и куда бы она ни пошла, вокруг неё распространялось сияние, как от солнечных лучей. В саду все цветы склонялись перед нею и говорили: — Ты прекраснее нас! — Что касается до богатства, то она была окружена одними сокровищами. Пол в её комнате был из серебра и перламутра; стены были из громадных зеркал, а потолок из золота, усыпанный бриллиантами: — как он сверкал при вечернем освещении! Адальмина ела на золоте, спала на золоте и одевалась в золото; да если бы это было только возможно, то она ела бы золото, но такая пища была ей не по зубам. Ну, а уж умна она была так, что и сказать нельзя: она отгадывала самые трудные загадки, и помнила самые длинные уроки, только раз прочитывая их. Со всех сторон королевства собирались мудрецы и задавали принцессе вопросы, и все они уверяли, что никогда еще не бывало на свете такой умной принцессы, да никогда и не будет.
Ну, хорошо. Ни в красоте, ни в богатстве, ни в уме нет греха, лишь бы уметь пользоваться этими дарами Божиими, но в этом-то все и дело. Король и королева, ослепленные любовью к дочери, думали, что принцесса Адальмина самое совершенное существо на свете; но хуже всего было то, что и Адальмина сама начала думать тоже самое. Так как все окружающие постоянно твердили ей, что она в тысячу раз прекраснее, богаче и умнее всех других людей, то она охотно поверила этому и стала гордой; она смотрела на всех, даже на своих родителей, свысока.
Бедная Адальмина! Какое это было безобразное пятно на её несравненной красоте; оно делало ее бедной при всем её богатстве, оно было величайшим безрассудством при всем её уме, чуть не погубившим ее окончательно.
Чем старше она становилась, тем больше ею овладевала гордость; а гордость порождает самые ужасные недостатки, так что Адальмина стала злой, жестокосердной, жадной и завистливой. Если ей попадался на глаза прекрасный цветок в саду, то она сейчас же срывала его, и растаптывала ногами, потому что она не терпела, чтобы кто-нибудь, кроме неё, был прекрасен. Если она встречала другую принцессу, ехавшую в золотой карете, то ее охватывала невыразимая досада, потому что богатой и знатной, по её мнению, могла быть только она одна. А если при ней хвалили какую-нибудь другую девушку и говорили, что она мила и умна, то Адальмина плакала от злобы и зависти, потому что никто, кроме нее, не имел права быть умной. Адальмина бранила также всех, кто не льстил ей, и делала все, что только приходило ей в голову; но в то же время она презирала тех, кто больше всего покорялся её воле. Она сделалась тираном, которого все боялись и никто не любил; только король с королевой одни во всем королевстве не замечали её недостатков и её гордости.
Однажды, когда принцессе исполнилось уже пятнадцать лет, она вышла погулять по дворцовому саду. Она подошла к калитке и хотела выйти в парк, но оказалось, что калитка была заперта, а отпереть ее никто не соглашался, так как это значило ослушаться строгого приказания короля. По обыкновению за Адальминой следовали четыре камер-юнгферы и четыре камер-лакея; в первый раз отказывались они повиноваться приказанию принцессы. Тогда Адальмину охватила злоба, такая злоба, что блеск её красоты совершенно померк. Она прибила по лицу своих верных слуг, перелезла через изгородь и, видя, что слуги следуют за ней, побежала в глубину парка и бежала до тех пор, пока не потеряла из виду среди густых деревьев преследовавших ее слуг.
И вот в первый раз в жизни Адальмина почувствовала усталость и жажду и опустилась на траву у ручейка, чтобы отдохнуть. Своей беленькой ручкой принцесса зачерпнула немного студеной воды из ручейка и выпила несколько глотков, как это делают простые смертные, которым никто не предлагает с низкими поклонами стакан воды на серебряном подносе. В ту минуту, как она наклонилась к ручью, она вдруг увидала в прозрачной воде свое отражение.
— Ах, как я прекрасна! — воскликнула она громко, и при этом она наклонила свою голову еще больше к воде, чтобы хорошенько полюбоваться собою; вдруг раздался плеск, — золотая корона упала с головы Адальмины и исчезла в глубоком и быстром ручейке.
Адальмина не обратила на это внимания, — так она была увлечена созерцанием своей красоты. Но что же? Как только вода в ручье успокоилась, Адальмина увидала на зеркальной поверхности совсем другой образ. Не было больше прекрасной принцессы в платье, расшитом золотом, с драгоценными камнями в волосах и со сверкающими алмазами в серьгах; она увидела перед собою жалкую, безобразную и бедную нищенку с непокрытой головой, босую, в лохмотьях и со всклокоченными волосами. В один миг исчез вдруг и ум Адальмины: она стала глупенькой и простой, как будто бы никогда ничему не училась. Но самое странное было то, что она вдруг все позабыла: она не знала, кто она, откуда она пришла, и куда ей надо идти. Она только смутно сознавала, что случилась какая-то большая перемена, и это сознание так испугало ее, что она бросилась бежать от ручья. Она бежала все дальше и дальше, в самую глубь леса, не отдавал себе отчета, куда бежит.
Наступил вечер, стало темно, и в лесу раздался вой волков. Адальмину охватил ужас, она побежала вперед, все вперед, пока не увидала свет, мерцавший вдали между деревьями. Она пошла ближе на свет и увидала маленькую избушку; в избушке жила бедная старушка.
— Ах ты, бедняжка, — сказала старушка, когда Адальмина вошла в избушку, — откуда ты пришла так поздно вечером?
Адальмина ничего не могла ответить на её вопрос. Она не знала даже, кто она и где живут её родители. Это очень удивило старушку, но она сжалилась над несчастной девушкой и сказала:
— Раз ты так бедна и так одинока на белом свете, то останься у меня. Мне как раз теперь нужна девочка пасти в лесу моих коз. Ты можешь взяться за это дело, мое дитя, если только ты добрая и ласковая, и если ты будешь довольствоваться хлебом и водой; по праздникам ты получишь немного козьего молока.
Адальмина очень обрадовалась предложению доброй старушки и с глубокой благодарностью поцеловала её руку. Случилось то, что предсказала голубая фея, и случилось это так, что сама Адальмина не заметила этого. Адальмина получила дар, который был несравненно выше красоты, ума и богатства, — доброе и смиренное сердце. Она пасла в лесу коз, ела сухой хлеб и спала на жесткой постели из соломы и мха, но она была теперь гораздо счастливее. Да и сама она стала гораздо лучше, чем прежде, потому что доброе, смиренное сердце приносит с собой много прекрасных даров: чистую совесть, невзыскательность, мир и душевный покой, доброту и любовь, которые никогда и нигде не покидают человека с добрым сердцем. И куда бы Адальмина ни пошла, вокруг неё словно распространялось солнечное сияние; но сияние это исходило не от её прекрасной внешности, как прежде, а от её прекрасной души; добрые люди всегда, озаряют все вокруг себя тихим светом, точно ангелы, которые опускаются на землю и осеняют людей своими большими белыми крыльями.
Между тем во дворце короля поднялась невообразимая тревога, когда разнесся слух об исчезновении принцессы. Какая польза была от того, что несчастных камер-юнгфер и полупомешанных от страха камер-лакеев, сопровождавших принцессу во время её злополучной прогулки, бросили в темное подземелье, куда не проникал ни единый луч солнца или луны, и у дверей поставили красного палача с безобразной бородой, с секирой в руках. Принцессу нигде не могли найти. Горе короля и королевы было беспредельно; они приказали всем своим подданным во всем королевстве одеться в траур. Кроме того король велел объявить во всех церквях, что тот, кто найдет принцессу, получит её руку, если только этого пожелает, а в придачу еще полкоролевства. Как известно, в те времена существовал такой обычай.
Награда была хорошая, и много принцев, а также благородных рыцарей очень желали ее заслужить. Три года они разъезжали по белу свету и все искали, все искали зиму и лето, но никому из них не удалось найти хотя бы золотого каблучка от туфельки Адальмины. Но вот случилось, наконец, однажды, что молодой и храбрый принц Сигизмунд Французский во время своих поисков очутился у избушки, где старушка приютила Адальмину. Старушка была в траурном платье, — правда, платье было не очень-то нарядное, но, во всяком случае, оно было черное; даже козы, которые паслись на пригорке в лесу, были черные.
— По ком вы носите траур, бабушка? — спросил принц.
— Король приказал, чтобы все носили траур по пропавшей принцессе, — ответила старушка: — но уж особенно жалеть-то ее нечего. Правда, она была прекрасна, богата и умна, но люди говорят, что сердце у неё было гордое, а это очень дурно, и никто не мог ее терпеть.
В эту минуту Адальмина вернулась из лесу со своими козами. Принц посмотрел на нее и удивился, почему эта некрасивая и бедная девушка так ему нравится, что он уже готов полюбить ее, только что увидав. Он спросил ее, не видала ли она принцессы.
— Нет, — ответила Адальмина,
— Как странно, — сказал принц: — три долгих года я постоянно думал о моей милой принцессе; но теперь у меня нет больше желания продолжать свои поиски.
Теперь я построю себе здесь в лесу замок и поселюсь в нем навсегда.
Сказано — сделано. Принц построил в лесу замок, и построил он его у самого ручья, где с Адальминой когда-то случилось превращение. В один прекрасный, очень жаркий день принц почувствовал жажду и склонился к ручью, чтобы напиться.
— Что это так дивно сверкает на дне? — сказал он самому себе. — Посмотрим.
Принц наклонился еще ниже, сунул руку в воду и вынул из ручья золотую корону с большой необыкновенно прекрасной жемчужиной. И вдруг у него промелькнуло в голове: "А что если это — корона Адальмины! И он пошел с короной в королевский дворец.
Только что король и королева успели взглянуть на корону, как оба воскликнули в один голос:
— Корона Адальмины! Корона Адальмины! Ах, но где же она сама, где наша прекрасная, милая маленькая принцесса?
Король высчитал, что если бы принцесса была жива, то ей исполнилось бы теперь восемнадцать лет. Он вспомнил пророчество розовой феи и догадался, что случилось именно то, что она предсказывала. А потому он снова приказал объявить во всех церквах, чтобы все девушки в королевстве, которым минуло восемнадцать лет, собрались у него во дворце и примерили бы корону. Та девушка, которой корона придется по голове, будет признана за пропавшую принцессу, а принц Сигизмунд Французский получит её руку.
Понятно, что все восемнадцатилетние девушки поспешили исполнить приказание короля; мало того: даже девушки, которым не было еще восемнадцати лет или было больше, — и те, как будто забыв про это, тоже явились во дворец. Был прекрасный летний день; на дворе замка стояли длинными рядами тысячи девушек, которые пришли попытать счастья. С раннего утра и до позднего вечера корона переходила с одной головы на другую, но ни одной из девушек она не была впору. Под конец все девушки начали роптать; они говорили:
— Король просто смеется над нами; пусть лучше бросят жребий, — та, которая вытянет жребий, получит корону и будет женой принца.
Но это совсем не понравилось принцу Сигизмунду, и он попросил подождать до тех пор, пока не зайдет солнце.
— Ну, так и быть, — сказали девушки.
Незадолго до заката солнца поставили сторожа смотреть на большую дорогу, чтобы он заблаговременно известил, если издали увидит какую-нибудь девушку, направляющуюся во дворец.
Принц закричал:
— Сторож, вечер близится к концу, не видишь ли ты кого-нибудь на дороге?
Сторож ответил:
— Я вижу — цветы склоняют свои головки ко сну, потому что близится ночь. Но на дороге я никого не вижу, никого.
Снова принц спросил:
— Вечер на исходе; сторож, не видишь ли ты кого-нибудь на дороге?
Сторож ответил:
— На заходящее солнце надвинулось облачко, и птички в лесу прячут свои головки под крылышки, потому что они устали за день. Ночь совсем близка, но я не вижу никого на дороге, никого.
Еще раз принц спросил:
— Вечер кончился; сторож, но видишь ли ты кого-нибудь на дороге?
Сторож ответил:
— Я вижу облачко пыли далеко у опушки леса. Оно приближается; вот я вижу на дороге бедную пастушку, она гонит перед собой стадо коз.
— Примерим корону, на голову пастушки, — сказал принц.
Остальные девушки, которые считали себя гораздо благороднее бедной пастушки, закричали: — Нет, нет! — Но король приказал привести пастушку. И что же? Когда на голову пастушки надели корону, то оказалось, что она пришлась ей как раз впору.
В то же мгновение зашло солнце и стало темно; так что нельзя было как следует разглядеть пастушку. Принц Сигизмунд подумал; «Господу Богу угодно, чтобы я взял себе в жены бедную пастушку, и я это сделаю, потому что я видел эту девушку у старушки в лесу и знаю, что всюду, где бы она ни появлялась, вокруг неё распространяется солнечное сияние».
И весь народ, собравшийся у дворца, закричал:
— Да здравствует принц Сигизмунд и принцесса Адальмина!
Однако при этом многие подумали про себя:
— Какая же она принцесса, это — просто бедная пастушка.
Но вот пастушку с короной на голове повели в большой зал, освещенный тысячью восковых свечей. Несравненно ослепительнее, чем все свечи, сияла своей бесподобной красотой сама принцесса Адальмина, стоя среди всех собравшихся в великолепном золотом наряде. Как только она получила обратно свою жемчужину, к ней тотчас же возвратились и остальные дары розовой феи. Но лучше всего было то, что она сохранила в то же время и дары голубой феи: она сохранила доброе и смиренное сердце. И так как к ней вернулась также и её память, то она вспомнила, как жестока была раньше, и как она превратилась в бедную пастушку; и она поняла, что бедные и некрасивые люди, у которых совесть спокойна, гораздо счастливее богатых и прекрасных, гордых людей. Она упала на колени перед своими родителями и просила их и всех других простить ей все, в чем она провинилась перед ними, когда была ослеплена гордостью. А в доказательство того, насколько её сердце переменилось, она привела из леса бедную старушку, обняла ее при всех и сказала:
— Милосердый — богат при всей своей бедности, а богатый с жестоким сердцем терпит нужду и горе при всех своих сокровищах.
Все присутствовавшие не верили своим глазам. А принц Сигизмунд сказал:
— Так и должно было случиться. Жемчужина Адальмины прекрасна, но еще прекраснее смиренное сердце.
Свадьбу Адальмины отпраздновали во дворце большим пиром, на котором все веселились и радовались. Четырех камер-юнгфер и четырех камер-лакеев на радостях выпустили из темницы, а красный палач с безобразной бородой поставил свою секиру в угол. Повсюду во всем королевстве народ кричал:
— Прекрасна жемчужина Адальмины, но еще прекраснее её доброе и смиренное сердце!