Еврейский анекдот (Аверченко)/ДО

Еврейскiй анекдотъ
авторъ Аркадий Тимофеевич Аверченко

Изъ сборника «Избранные разсказы». Опубл.: 1910. Источникъ: А. Т. Аверченко. Избранные разсказы. — Изданіе редакціи журнала "Пробужденіе". С.-Петербургъ, 1913. — az.lib.ru

I

У Суры Фрейбергъ изъ мѣстечка Выркино было семеро дѣтей и ни одного мужа. Сначала былъ мужъ, а потомъ его посадили за какія-то слова въ тюрьму, и тогда онъ, — какъ говорила, качая головой, мадамъ Фрейбергъ:

— Постепенно сошелъ на нѣтъ.

Сура, не вступая въ неприличную перебранку съ равнодушнымъ небомъ, обидѣвшимъ ее, поступила чисто по-женски: стала торговать на базарѣ шпильками, иголками и лентами, перекрашивать заново старыя платья выркинскихъ франтихъ, вязать по ночамъ чулки, жарить пирожки, которые потомъ черезъ маленькаго Абрамку выгодно сбывались выркинскимъ гастрономамъ, шить мужскія рубашки и мѣтить носовые платки.

Впрочемъ, эти веселыя, забавныя занятія не должны были отрывать Суру отъ ея прямыхъ обязанностей: придя въ сумерки изъ лавки, — розыскать семерыхъ маленькихъ человѣчковъ, которые за долгій день успѣвали, какъ раки изъ корзины, расползтись по всему мѣстечку, — вернуть ихъ въ отчій домъ, обругать ихъ, проклясть, переколотить всѣхъ до одного, вымыть, накормить и, перецѣловавши, — уложить спать, что давало возможность приступить на покоѣ къ одному изъ перечисленныхъ выше веселыхъ занятій.

А утромъ хлопотъ было еще больше. Всѣ просыпались сразу и сразу же начиналась комичная путаница и недоразумѣнія съ тринадцатью башмаками (Давиду въ свое время телѣгой отрѣзало одну ногу), съ тринадцатью чулками и съ цѣлымъ ворохомъ тряпья, пока все разобранное не разсасывалось по худымъ ногамъ и узенькимъ плечикамъ обладателей этихъ сокровищъ.

Сортировка башмаковъ отнимала у Суры столько времени, что она не успѣвала проклясть всѣхъ семерыхъ, и колотушки по утрамъ распредѣляя, а нѣкоторымъ приходилось дожидаться вечера.

И, дожевывая кусокъ хлѣба, мадамъ Фрейбергъ хватала шаль, вязанье, стремглавъ бѣжала изъ комнаты и, наткнувшись въ дверяхъ на какого-нибудь маленькаго Семку, торопливо спрашивала:

— И когда этого ребенка отъ меня черти возьмутъ, чтобъ онъ не путался подъ ногами?

Маленькій Семка открывалъ ротъ — не то для того, чтобы точно отвѣтить на материнскій вопросъ, не то — просто захныкать, но мадамъ Фрейбергъ уже не было.

Она уже летѣла по узкимъ улицамъ Выркина и разсчитывала убогимъ женскимъ умомъ, — сколько продастъ она за сегодня шпилекъ и булавокъ, и что ей отъ этого будетъ…

II

Не такъ давно, вернувшись вечеромъ съ базара, мадамъ Фрейбергъ съ материнскимъ безпристрастіемъ прокляла дѣтей — всѣхъ до единаго, дернула за ухо Давида, толкнула Семку и, взявъ на руки двухгодовалаго Арончика, стала плакать привычными, надоѣвшими ей самой слезами.

Покончивъ со слезами, она нечаянно остановила взглядъ на сіяющемъ отъ съѣденнаго масла лицѣ Арончика и — ахнула…

— Что это? Что это? Что это съ твоимъ глазомъ, мой маленькій хорошенькій цыпленочекъ? Что это съ твоимъ глазомъ, чтобъ ты провалился сквозь землю, паршивый мальчишка, который только и мечтаетъ, чтобъ напортить своей мамашѣ. Ой! У него глазъ-таки красный, какъ макъ, и со слезой, какъ какой-нибудь водопадъ… Ой, мое горе!

Теперь плакали три глаза: два — мадамъ Фрейбергъ и одинъ — маленького Арончика, красный, слезящійся, полуприкрытый отяжелѣвшимъ вѣкомъ.

А около прыгалъ на одной единственной ногѣ Давидъ, и высасывала изъ порѣзаннаго пальца кровь дѣвочка Раичка.

Было превесело.

III

На другой день глазъ Арончика, вмѣстѣ съ его равнодушнымъ ко всему въ свѣтѣ обладателемъ, былъ вытащенъ изъ дому и представленъ на строгій судъ добросердечныхъ сосѣдокъ мадамъ Фрейбергъ.

— Ты, мальчикъ, что-нибудь видишь съ этимъ глазомъ? — спросила мадамъ Перельмутеръ.

— Уй, — неопредѣленно пропищалъ мальчикъ.

— Что онъ понимаетъ… — сказала старая Гительзонъ. — Что онъ понимаетъ, — маленькая глупая крошечка? Его нужно везти къ глазному доктору!

— Къ тому, который глаза лечитъ, — подтвердила мадамъ Штильманъ.

— Который живетъ десять часовъ по желѣзной дорогѣ, — любезно сообщила мадамъ Перельмутеръ.

— Десять часовъ туда — десять часовъ обратно, — разъяснила старая Гительзонъ.

— Мадамъ Фрейбергъ! — сказала зловѣще спокойно мадамъ Перельмутеръ. — Глазъ этой малютки обойдется вамъ до пятнадцати рублей.

Мадамъ Фрейбергъ стиснула зубы, напустила на лицо каменное выраженіе и спокойно сказала:

— Хорошо. Для моего ребенка я это сдѣлаю.

Она взяла сына за руку и добавила:

— Пойдемъ домой, чтобы черти сегодня же отнесли тебя въ нечистое мѣсто!

IV

Мадамъ Фрейбергъ послѣдніе дни очень спѣшила.

Денегъ было всего около восьми рублей, глазъ Арончика краснѣлъ, какъ рубинъ, а спросъ на шпильки и ленты упалъ до смѣшного.

Поэтому Абрамка продавалъ теперь двойную порцію пирожковъ, мадамъ Фрейбергъ спала только въ то время, когда умывала, проклинала и цѣловала дѣтей, а всѣ ночи — шила, вязала, и такую роскошь, какъ плакать — позволяла себѣ не больше десяти минутъ на день.

Когда у нея накопилось двѣнадцать рублей, то пришли утромъ сосѣдки: мадамъ Перельмутеръ, мадамъ Штильманъ и старая Гительзонъ и сказали:

— Что значитъ! Возьмите еще пять рублей у насъ, мадамъ Фрейбергъ. Они же вамъ сейчасъ — да, нужны.

Такъ какъ нѣсколько минуть было свободныхъ, то мадамъ Фрейбергъ заплакала, беря деньги, и сейчасъ же, перейдя на дѣловой тонъ, рѣшила ѣхать съ Арончикомъ сегодня вечеромъ…

V

Съ базара Сура прибѣжала за сорокъ минутъ до поѣзда. Такъ какъ сорокѣ минутъ нужно было ѣхать до станціи, то Сура схватила Арончика, закутала его въ большой платокъ, перелетѣла къ столу, схватила узелокъ съ провизіей, перелетѣла къ Раичкѣ, дала ей тумака, крикнула Давиду: «смотри не бей дѣтей — ты старшій!», пощупала въ карманѣ деньги, уронила узелокъ съ провизіей, подняла его и — скрылась съ послѣдними словами:

— Умойте, накормите маленькихъ!

Когда мадамъ Фрейбергъ сѣла въ вагонъ, она вздохнула свободно и сказала себѣ:

— Мадамъ Фрейбергъ, теперь ты можешь до утра поспать! Хе-хе… Я думаю, ты таки заслужила это, мадамъ Фрейбергъ.

Утромъ Сура сидѣла въ пріемной окулиста, держа на рукахъ спящаго Арончика, закутаннаго въ теплый платокъ, и нервно ждала очереди. — Пожалуйте!

Сура поднялась, вошла въ пріемную и низко поклонилась доктору:

— Здравствуйте, господинъ врачъ! Какъ поживаете? Принесла вамъ свою малютку. Съ глазомъ что-то такое дѣлается, что ума не постижимо. Чистое мученіе.

Докторъ подошелъ, помогъ Сурѣ развернуть платокъ и, открывъ мальчику глаза, посмотрѣлъ на нихъ.

— Гмъ… — пробормоталъ онъ. — Странно… Ничего снаружи не замѣтно.

И здѣсь раздался странный, хриплый, надтреснутый крикъ матери:

— Господинъ врачъ! Я не того ребенка захватила!

VI

Если бы Богъ съ высоты небесъ посмотрѣлъ на мокрую отъ осенняго дождя землю, Онъ увидѣлъ бы ползущаго по необозримому пространству червяка.

Этотъ червякъ — поѣздъ, въ которомъ ѣдетъ обратно съ маленькимъ Семкой мадамъ Фрейбергъ.

Она ѣдетъ и думаетъ:

— Мое сердце теперь крѣпко стучитъ. Такъ крѣпко, что если бы оно разорвалось, то отъ грома его оглохли бы люди и жить на свѣтѣ сдѣлалось бы окончательно скучно… Охо-хо. Богъ все видитъ!