Алхимия — Наука о превращениях тел, из которой с течением времени выработалась современная химия. Отличительной особенностью недостаточно развитой средневековой химии была вера в возможность обращения простых металлов в золото, нахождения панацеи от всех недугов и т. п. Следы знакомства евреев с алхимиею весьма скудны в еврейской литературе. Напрасно искали бы мы хотя одного заслуживающего внимания адепта этой науки, который оставил бы в еврейской письменности следы своего знакомства с нею. С другой стороны, едва ли найдется хоть одна сколько-нибудь солидная древняя книга об этой науке, которая не имеет прямого отношения к еврейству и его традициям. Алхимия, наука сама по себе точная и основанная на опыте, пострадала от вторжения в нее чуждых ей элементов. Занимаясь, как и современные химики, разложением разных тел неорганического мира на их составные части, а с другой стороны, получая при своих опытах совершенно новые сложные тела, дотоле в природе не существовавшие, и не имея притом ни малейшего представления о тех законах природы, которые лежали в основе производимых ими процессов, алхимики полагали, что творческая сила их науки не имеет пределов, что можно всякое вещество превратить в золото, лишь бы только напасть на надлежащий метод. Отсюда стремление к отысканию т. наз. философского камня, обладающего чудесной силой превращать всякий неблагородный металл в золото. Из неорганического мира они перенесли свои мечты и на органический и, видя действительно благотворное влияние некоторых веществ на ход известных болезней, возмечтали об отыскании т. наз. «жизненного эликсира», который служил бы панацеею против всех болезней и совершенно уничтожил бы смерть. Этим стремлениям, главным образом, содействовало то обстоятельство, что алхимия держалась своими адептами в секрете, а таинственность всегда предрасполагает к фантастическим мечтаниям и химерам. — В развитии А. следует отметить по крайней мере три эпохи: первая — греко-египетский период, вторая — средневековый, арабский; наконец, новый период, от шестнадцатого века до наших дней. Родиной А., без сомнения, был Египет; исследованиями Бертело неопровержимо доказано, что древнеегипетские традиции по алхимии, несмотря на все политические перемены, сохранялись во всей их основной чистоте в продолжение греческой, древнеримской и средневековой эпох. Уже во втором веке алхимия приняла мистический характер, прибегая на практике к таким рецептам, которые часто встречаются в магических папирусах. Восточный синкретизм, еврейский и египетский гностицизм и греческие мистерии — все это соединилось воедино, чтобы образовать то направление мысли, которое наложило свой особенный отпечаток на любое литературное произведение того времени. А. оказалась причастной этого общего направления. Боги Пантеона с Гермесом во главе, египетские боги, патриархи и пророки должны были оказаться на службе у магии и алхимии. Существует целый ряд так называемых псевдоэпиграфических сочинений, авторство которых приписывается разным прославленным лицам древности, но не все эти книги чисто-религиозного характера: некоторые из них посвящены алхимии. Пользовавшийся известностью в одной области ученый непременно считался и мастером в знании всех мистерий. На этом основании все мудрецы прошлого считались знатоками алхимии и авторами книг, содержащих искомые сведения. Уже Адаму и Аврааму приписывалось авторство алхимических трактатов; а о Моисее неоднократно упоминается как о составителе книг подобного содержания. Моисею приписываются греческий трактат, известный под заглавием «Diplosis» (искусство усиления веса золота), и трактат, озаглавленный «Химия Моисея» (посвященный металлургии), изданный Бертело в его «Collection des anciens alchimistes grecs», Paris, 1887—88, II, 300—315, III, 287—301. — В греческой рукописи IX века Зосима приводит длинные цитаты из «Химии Моисея». Особенно интересен в этом отношении текст, сохранившийся в одном из лейденских магических папирусов (папирус W), который содержит разные химические рецепты, по-видимому, весьма древние. В числе прочих богов и сил природы упоминаются Авраам, Исаак, Яков, архангел Михаил и иерусалимский храм. Этот трактат представляет так называемую «восьмую» книгу Моисея, или «Ключ Моисея», прототип разных последующих магических claviculae, содержащих чудодейственные рецепты, призывания духов и различные заклинания. Рецепты папируса и «восьмой» книги Моисея тождественны с теми, которые приписываются Псевдо-Димитрию и относятся к специальному классу практических манипуляций (Бертело, l. с., III, 288, примечание). Многие из таких рецептов практической металлургии встречаются в латинских «compositiones» VIII века. — Составление означенного папируса относится к второму или третьему веку (см. Berthelot, La chimie au moyen-âge, I, (57). Бертело старается доказать еврейское происхождение разных частей этого и других подобных сочинений (Berthelot, Les origines de l’alchimie, pp. 53–57, Париж, 1885). — Царь Соломон также играет роль в истории алхимии; его «Labyrinth» представляет одну из тех древних формул, которые сохранились в течение веков. Иоханан Аллемано в своей книге חשק שלמה упоминает о составленной Соломоном книге по алхимии (см. Штейншнейдер, Cat. Bodl., s. v. «Salomon», col. 2296). Некий еврей, живший гораздо раньше Соломона, также считался знатоком искусства превращения меди в золото. Библейское מי זהב (вода золота; Бытие, 36, 39; см. комментарий Авраама ибн-Эзры к месту) истолковывалось в том смысле, что эта вода превращала медь в золото. — Гораздо менее легендарным характером отличается книга «Maria Hebraea», которая, по мнению Hofer’a, содержит одно из самых важных открытий в области химии: выведенная в ней Мария, как говорят, открыла гидрохлористую (соляную) кислоту. Ее имя продолжает жить в т. н. «Марииной ванночке», имевшей широкое применение в тех химических процессах, где необходима умеренная теплота; см. рисунок. Манже в своей «Bibliotheca chemica curiosa» (Женева, 1702) поместил (т. II, таблица VIII, фиг. 6) изображение с надписью «Maria Hebraea, Moysis soror» (см. рисунок). Она, таким образом, отождествляется с Мириам, сестрой Моисея. — С другой стороны, Остан, один из древнейших греческих писателей (?), говорит о ней как о дочери сабейского царя (Berthelot, La chimie au moyen-âge, III, 125). В книге персидского поэта Низами об Александре (2-я часть) Мария, сирийская принцесса, посещает двор Александра Великого и там, между прочим, научается у Аристотеля способу производства золота (см. Bacher, Leben und Werke Nizami’s, 1871, p. 76). Какой бы эпохе Мария ни принадлежала, ее существование — неоспоримый факт; а так как она упоминается уже Останом, то принадлежит к первому периоду. Обстоятельный очерк ее алхимических трудов дает Зосима, величайший из греческих алхимиков. Переводы соответствующих сочинений с греческого на сирийский язык, затем на арабский — или на еврейский — образуют переход ко второму периоду. Калид бен-Язики — вернее, Халид бен-Язид (ум. в 708 г.) — является старейшим алхимиком. Бертело не сомневается в его существовании. Ему приписываются следующие произведения: «Liber secretorum artis… ex hebraeo inarabicum et ex arabico in latinum versus incerto interprete». Этот трактат часто печатался; напр. он издан у Hanget, Bibliotheca chemica, II, 183, и в Theatrum Chemicum, V, 186, Strassburg, 1660; Штейншнейдер (Hebr. Uebers., pp. 852–53) сомневается в существовании перевода его с еврейского на латинский язык, так как он его никогда не видал, и полагает, что все это выдумки алхимиков. Весьма возможно, что существовал такой еврейский перевод с арабского языка, равно как были и другие трактаты, на существование которых не встречается, впрочем, никаких указаний.
Средневековые еврейские авторы были знакомы с алхимиею. Иегуда Галеви упоминает о ней в своем «Cusari» (III, гл. 53). Маймониду известны были сочинения Гермеса (Moreh, III, гл. 29, где упоминаются и другие подобные псевдоэпиграфические трактаты); в той же главе Маймонид говорит о сабеях, у которых изображения небесных светил соответствовали семи металлам и семи климатическим поясам.
Герсон бен-Соломон, автор книги שד שמים, дает краткое описание основной теории «Алкиминии» (II, гл. 2) как науки о превращении простых металлов в золото. Все свои сведения об этом предмете Герсон черпает из еврейских переводов с арабского (Штейншнейдер, Hebr. Uebersetzungen, p. 9 сл.). От следующего за ним не лишенного значения араба Абул-Касима Маджрити (X в.) сохранился только отрывок в еврейском переводе в мюнхенской рукописи (№ 214) анонимного автора 14-го века, озаглавленной הכליה החכם; первая часть, трактующая об алхимии, пропущена, сохранилась только часть магическая (см. Штейншнейдер, Zur pseudepigraphischen Literatur, pp. 28–51, и Hebr. Uebers., pp. 853–854). В этой рукописи содержится также, в виде приложения, алхимический трактат, приписываемый Маймониду и вкратце описанный Штейншнейдером (Zur pseudepigraphischen Literatur, pp. 26–27). Этот трактат изложен в эпистолярной форме, подобно многим другим алхимическим произведениям. В конце последней страницы (весь трактат состоит из четырех листов, fol. 29б — 33б) находится заметка испанского владельца рукописи, где описывается способ превращения серебра в золото, заимствованный, по его словам, из старинной книги. Этот манускрипт, который, по мнению Штейншнейдера, относится к XV веку, сверх того заключает в себе трактат о гадании по пальмовому дереву, приписываемый известному Абу-Афле аль-Саракусти. Штейншнейдер подробно описывает его (р. 14). Он был известен Профиату Дурану в ХIIV веке и в особенности Иоханану Аллемано, учителю Пико ди Мирандола, в XV веке. Абу-Афла утверждает, что он черпал свои сведения из книги еврейского царя Соломона, и таким образом приводит свое учение в связь с еврейскими традициями. Еврейский перевод трактата об алхимии того же автора имеется в сочинении Иоханана Аллемано, озаглавленном «Likkutim». Авраам Ягель, автор известного еврейского катехизиса לקח טוב, живший в конце XVII века и прозванный впоследствии Камилло Ягелем, дает извлечение из этого перевода в своем манускрипте, озаглавленном ביה יעד הלבנון. И. C. Реджио, первый владелец этой рукописи, обнародовал часть алхимического трактата Абу-Афлы (כדם חמד, II, 46—48, V, 41—43), ограничившись передачей исторического введения, в котором утверждается, что в действительности этот трактат представляет творение какого-то С-мн’а (סםן), женатого, по преданию, на дочери сабейского царя; его вдова и есть библейская сабейская царица, которая сообщила Соломону сведения о философском камне, способном превращать всякий предмет в золото. Эти сведения были будто бы записаны Соломоном в книгу, которая впоследствии была переведена Абу-Афлою.
От Ягеля же сохранилась целая глава о философском камне в означенном сочинении, часть ΙV (см. «Bikkure ha-Ittim», 1828, IX, 14). Перевод трактата о пальмовом дереве, по мнению Штейншнейдера, сделан в XIV веке (Hebr. Uebers., p. 849), именно в 1391 г., и, быть может, тем же лицом, которое перевело книгу Маджрити (ib., 854); как тот, так и другой переводы, очевидно, сделаны с арабского. Приписываемый Платону трактат в той же мюнхенской рукописи — магического содержания. В Берлинском кодексе, 70, 2, по описанию Штейншнейдера, заключается небольшой трактат в три страницы о предмете, имеющем отношение к Α., под заглавием מלאכהמיזהב («Искусство приготовления золотой воды» — см. Catal. Berlin, I, 46 и Штейншнейдер, Hebr. Uebers., p. 967).
Парижский кодекс № 1207 содержит на нескольких поблекших от времени страницах изготовленный позднейшей рукой еврейский перевод трактата «Quinta essentia», составленного неким «Романом». Штейншнейдер (Hebr. Uebers., p. 824) считает его тождественным с трактатом Псевдо-Раймонда Лулла «Liber de secretis naturae» или «Quintae essentiae». Его — или, лучше сказать, приписываемые ему — алхимические труды напечатаны целиком Манже в «Bibliotheca chemica curiosa», I, 707—911. Сочинением Авраама де Порталеоне, озаглавленным «De auro dialogi très» (Венеция, 1514), по-видимому, заканчивается все, что до сего времени было писано по этому предмету.
Однако М. Гастеру, автору этой статьи, удалось видеть весьма важный манускрипт, представляющий полное собрание сочинений по алхимии. Манускрипт этот, писанный красивым испанским почерком где-то на Востоке или, быть может, в Марокко, содержит целую «еврейскую алхимическую библиотеку», по своей полноте не оставляющую ничего желать. Это, очевидно, копия с более старинной рукописи, так как переписчиком часто предлагаются поправки на полях. Кодекс состоит из двух частей: первая обнимает греческо-арабский период, во второй выступают ученые алхимики латинского мира. Тут приводится значительное число алхимиков, которые нигде больше не упоминаются; отождествление авторов или их трудов, которые приводятся там в извлечении на еврейском языке, с другими известными нам авторами или сочинениями по алхимии — представляется весьма затруднительным. Во многих случаях они не поддаются никакому отождествлению. Это сочинение представляет, главным образом, руководство по практической химии, дающее точные указания на способы производства химических операций. Оно имеет сходство с средневековым латинским текстом так назыв. «Avicenna» и по своей полноте заслуживает возможно обстоятельного описания. Пройдя через множество рук, манускрипт дошел до нас с искаженными именами, почему точное установление фактов и лиц стало особенно затруднительным. Древность этой компиляции не подлежит сомнению, так как там мы находим трактат алхимика Абу-Афлы, из которого Иохананом Аллемано в ХV веке сделано вышеприведенное извлечение, вполне совпадающее с текстом данной рукописи. В начале манускрипта помещена заметка о «Луне». В алхимической терминологии луна означает серебро, а солнце — золото. Следующая глава трактует о «Луне и солнце»; немалое количество трактатов, приписываемых Геберу, носит это заглавие (ср. De massa Solis et Lunae, Theatrum chemicum, V, 429). Затем следует статья, озаглавленная «La alot ha-zahab» (очевидно, рецепт для производства золота, т. наз. chrysopoiaea). Далее помещен трактат Абу-Афлы полностью. Следующая глава приписывается какому-то Иоханану «Aschprmantt». Под этим странным именем, по-видимому, разумеется греческий алхимик «Иоанн архипресвитер» Затем следует краткое содержание четырнадцати книг, из которых каждая приписывается другому автору. Первая именуется «Astuta»; название это нигде больше не встречается; но оно может быть отождествлено с мифическим «Sastiton», упоминающимся в связи с другими алхимическими и мистическими сочинениями, приписываемыми царю Соломону и цитируемыми Аллемано (см. Штейншнейдер, Catal. Bodl., col. № 2297). В этом трактате упоминается ученый «Humasch» или «Homesch»; это, бесспорно, не кто иной, как Гермес. Такое искажение произошло от транслитерации двух первых еврейских букв (הדמש — הוםש), сходных по начертанию. Вторая книга приписывается «Aliberto Manyo» (Альберту Великому). Древнейшая рукопись по алхимии (14-го века), обстоятельно исследованная Berthelot (l. с., vol. I), обнаруживает значительное сходство с этой компиляцией (ibid., p. 290 sqq.). Третья книга приписывается «Spros’y» (неизвестен), четвертая — Аристотелю. Симону Дурану (ум. в 1425 г.) был известен трактат Аристотеля о 400 камнях и химических препаратах (см. Штейншнейдер, Zur pseud.-epigraphischen Literatur, p. 82, № 1 и 8). Шестая книга приписана «Geber’y», Псевдо-Геберу (ср. Manget, Summa perfectionis magisterii, I, 519; также Berthelot, Chimie au moyen-âge, III, 149). Из авторов следующих книг «Arcturus» (кн. VII) неизвестен, «Archelaos», (кн. VIII), наоборот, часто цитируется алхимиками. Книга IX — это книга о «Свете». Это, быть может, перевод «Speculum»’а, заглавие многих сочинений, напр. Роджера Бэкона и Гебера. Книга X приписывается «Irimans из Константины». Книга XI трактует о «тридцати путях». Книга XII, «Avisina», приписывается Авиценне. Такое заглавие носит практический трактат в старинной латинской рукописи (Berthelot, l. c. I, 293). Книга «Razis» (XIII) находится также в старинной латинской рукописи; только текст разделен на две части, из которых первая приписывается«Abubacar»’у, а вторая — «Razis»’y (Berthelot, l. с., I, 306—310, 311). Последняя книга, XIV по счету, приписана Платону. В латинской рукописи 14-го века Платону приписывается трактат под заглавием «Anagnensis», имеющий, вероятно, связь с его «Nomoi» (см. Штейншнейдер, Zur pseudepi graphischen Literatur, p. 52, и его Hebräische Uebersetzungen, p. 849). Двойным глоссарием арабских и греческих слов заканчивается первая часть рукописи, в которой, за исключением Альберта Великого, все приведенные авторы относятся к греко-арабскому периоду, который наложил свой характерный отпечаток на все сборники тринадцатого столетия. — Авторы «второй коллекции» (כזלל), как она называется в рукописи, принадлежат позднейшему времени. Из одного перечисления их имен легко убедиться, что, за весьма немногими исключениями, все они пользуются большой известностью как авторитеты по алхимии. Во главе списка помещен «Mestre Arnaldus» — Арнальд de Villanova (жил ок. 1300 г.). Многие из его сочинений переведены на еврейский язык (см. Штейншнейдер, Hebr. Uebersetzungen, p. 778, указатель g. v. «Arnaldes»), но, кроме этой рукописи, нет других следов о его алхимических трудах. Далее именуется Иоанн Ашкенази; быть может, это — «Theodoricus» или «Theotonicus»; имя это народной этимологией было изменено в «Teutonicus» (см. Berthelot, l. с., I, 71). Менее известны или совсем неизвестны следующие имена, приводимые в этой части рукописи (каждое из них сопровождается кратким извлечением): Николо д’Инглитерра, «который покинул Англию вместе с своей профессией», местера Ермано де Нормандия и др. Список заканчивается неким «Ромито», который говорит «Partikolare». Это единственное имя, которое может помочь определению места и времени составления нашего сборника. На листе 1306 находится следующая заметка: «Эти манипуляции сообщены мне местро’м Джакопом Давинисиа (т. е. Яковом из Венеции), который демонстрировал их пред кардиналом делла Колонна, за каковые сведения я ему заплатил шестьдесят флоринов». К несчастию, имя Колонна носили четырнадцать кардиналов в период времени между 1230 и 1665 гг.; это — самый поздний год, к которому может быть отнесено составление нашей рукописи, сохранившейся в копии, сделанной в 1690 году. Указание на Рим, хотя довольно определенное, может только относиться к месту, где жил Джакопо; но этого недостаточно для определения местожительства автора этого сборника: во всяком случае тут указывается на Италию как на его родину. Манускрипт, по-видимому, составлен человеком, который, кроме латинского, знал еще один или несколько романских языков: итальянские и латинские слова встречаются у него весьма часто. Без сомнения, книги, образующие первую часть манускрипта, были переведены на испанский язык с арабского или латинского. Все остальное, вероятно, было переведено с латинского в период, предшествовавший времени Иоханана Аллемано, или раньше конца пятнадцатого века; ибо, как выше было сказано, он в своем сборнике копировал трактат Абу-Афлы. Составление манускрипта поэтому должно быть отнесено между 1300 и 1450 гг. Автор принадлежал, сверх того, к числу посвященных в алхимию, так как в одном случае он замечает (fol. 1366), что Христофано делла Болонья «работал у нас в доме». Легко может возникнуть предположение приписать эту компиляцию Аллемано, если этому не противоречило бы то соображение, что в таком случае текст не был бы копирован им отдельно в его сборнике. — Последние страницы рукописи посвящены описанию алхимических алембиков, реторт, плавильников и других приборов. Чертежи по характеру весьма сходны с рисунками у Альберта Великого, Лулла и Исаака Голландского; что подтверждает высказанное предположение о времени составления компиляции. Алфавитный указатель имен и предметов заканчивает манускрипт, который состоит из 181 небольших листов, писанных восточно-сефардским шрифтом в 5450 (1690) году.
Новейшие писатели, начиная с Феофраста, соединяют алхимию с каббалистикою и каббалистическими терминами, взятыми, без сомнения, из каббалистической литературы, причем не упоминается ни один еврейский автор. Шестнадцатый век составляет эру в каббалистической алхимии, которая находит яркое выражение в «Monas hieroglyphica» лондонского доктора Джона Ди, Theatrum chemicum (1602), II, 203; (1659), p. 178; еще выразительнее это отражается в «Ars et theoria transmutationis metallicae» Иоанна Августина Пантеуса (ibid., pp. 459, 528). Евреи, очевидно, больше не интересовались алхимиею, так как, начиная с этого периода, держались в стороне от общения с миром науки. [Статья M. Gaster’a, с значительными сокращениями, в J. E., I, 328—332].
4.