Подошла, и не спросила,
Не сказала ничего, 10 Но внушающая сила,—
Лучъ до сердца моего,—
Приходила, уходила,
И меня оповѣстила,
Что, сліянные огнемъ, 15 Вотъ мы оба вмѣстѣ въ немъ.
„Какъ зовутъ тебя, скажи мнѣ?“
Я довѣрчиво спросилъ.
И, горя во вспѣвномъ гимнѣ,
Валъ прибрежье оросилъ. 20 Какъ просыпанное просо,
Бисеръ, нитка жемчуговъ,—
Смѣхъ, смѣшинки, смѣхъ безъ словъ,
И отвѣтъ на вскликъ вопроса,
Слово нѣжной, юной: „Тосо!“ 25 Самоанское: „Вернись!“
Имя—обликъ, имя—жало.
Звѣзды много разъ зажглись,
Все-жь, какъ сердце задрожало,
Слыша имя юной, той, 30 По-іюньски золотой,
Такъ дрожитъ оно донынѣ,
Въ этой срывчатой пустынѣ
Некончающихся дней,
И поетъ, грустя о ней.
35 Въ волосахъ у юной вѣтка
Съ голубымъ была огнемъ,
Цвѣтикъ съ цвѣтикомъ, какъ сѣтка
Синихъ пчелъ, сплетенныхъ сномъ.
Тосо вѣтку отдала мнѣ, 40 Я колечко ей надѣлъ.
Шелъ приливъ, игралъ на камнѣ,
Стаи рыбъ, какъ стаи стрѣлъ,
Уносились въ свой предѣлъ.
Эта вѣтка голубая,— 45 Древо Грусти имя ей,
Тамъ, гдѣ грусть лишь гостья дней,
Тамъ, гдѣ Солнце, засыпая,
Не роняетъ на утесъ
Блѣдныхъ росъ, и въ душу слезъ, 50 Тамъ, гдѣ Бездна голубая
Золотымъ велѣла быть,
Чтобы солнечно любить.
К. Д. Бальмонтъ. Бѣлый Зодчій. — СПб: Издательство "Сиринъ", 1914