Дневник писателя за 1877 год. Сентябрь-декабрь. 1880. Август (Достоевский)/Версия 2

Дневник писателя за 1877 год. Сентябрь-декабрь. 1880. Август
автор Федор Михайлович Достоевский

Опубл.: 1880. Источник: az.lib.ru • Объявление о подписке на «Дневник писателя» 1881 г.
Записи литературно-критического и публицистического характера из записной тетради 1880—1881 гг.
Разрозненные черновые наброски публицистического характера
Отрывочные записи, словечки, выражения
Записи личного и издательского характера из записных книжек и рабочих тетрадей 1860—1881 гг.
Рукописные редакции
Дневник писателя 1881 г.
Подготовительные материалы
Черновые наброски к неосуществленным главам
1. От издателей журнала «Эпоха». Конспекты и наброски
2. От издателей журнала «Эпоха». Фрагмент белового автографа
Варианты

Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений в тридцати томах

Том двадцать седьмой. Дневник писателя за 1877 год. Сентябрь--декабрь. 1880. Август

Л., «Наука», 1984

СОДЕРЖАНИЕ

<Объявление о подписке на «Дневник писателя» 1881 г.>

Записи литературно-критического и публицистического характера из записной тетради 1880—1881 гг.

Разрозненные черновые наброски публицистического характера

Отрывочные записи, словечки, выражения

Записи личного и издательского характера из записных книжек и рабочих тетрадей 1860—1881 гг.

Рукописные редакции

Дневник писателя 1881 г.

Подготовительные материалы

Черновые наброски к неосуществленным главам

<1. От издателей журнала «Эпоха»>. Конспекты и наброски

<2. От издателей журнала «Эпоха»>. Фрагмент белового автографа

Варианты

Примечания

Указатель имен, упоминаемых в текстах произведений и в записных тетрадях Достоевского (тт. XVIII—XXVII)

Алфавитный список произведений и документальных материалов, помещенных в тт. XVIII—XXVII

Опечатки, исправления и дополнения к тт. II—XXVI

Список условных сокращений

<ОБЪЯВЛЕНИЕ О ПОДПИСКЕ НА «ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ» 1881 г.>

С января 1881 года возобновляется ежемесячное издание «Дневника писателя» (двенадцать выпусков в год).

Каждый выпуск будет заключать в себе от полутора до двух листов убористого шрифта, в формате еженедельных газет наших, и будет выходить в последние числа каждого месяца. Форма, дух и характер издания будут те нее, как и в 1876 и 1877 годах. Это не журнал, а именно Дневник; все статьи будут написаны Ф. М. Достоевским. Подписная цена за 12 выпусков в год без доставки два руб. 50 коп., с доставкою и пересылкою три рубля. Цена отдельного выпуска 30 коп.

Подписка принимается для городских подписчиков в С.-Петербурге: в книжном магазине Я. И. Исакова (Гостиный двор, № 24). Г-да иногородние подписчики благоволят обращаться исключительно к автору по следующему адресу: С.-Петербург, Кузнечный переулок, дом 5, в книжную торговлю для иногородних Ф. М. Достоевского.

ЗАПИСИ ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИЧЕСКОГО И ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА ИЗ ЗАПИСНОЙ ТЕТРАДИ 1880—1881 гг.

Слова, словечки и выражения.

17 августа/80.

Вы изолгались и избарабанились.

Не всякому же Градовскому отвечать.

Гр. Градовск<ий> это тот же Градовский, но в рассыпном виде. Если б взять фельетон А. Градовского, вырезать из него все фразы порознь, положить в корзину и высыпать откуда-нибудь с крыши на тротуар, то вот и составится фельетон Г. Градовского.

Григ<орий> Градовский первый выскочил заступиться за А. Градовского. В этой однофамильности есть нечто смешное. (Думал ли Г. Градовский, что все Градовские должны защищаться, если заденут одного?)

Оба Градовские — эти два Аякса русской литературы. «Голос» устыдил меня за похвалу «Берега». Оставим «Берег» в покое, но вашу похвалу я бесспорно счел бы себе позором. Мне делает честь вражда ваша.

Один Градовский тотчас же вылетел за другого Градовского.

Не всякому же Градовскому отвечать.

Тугое, картофельное и всегда радостно самодовольное немецкое остроумие.

Продукт затупевшего и заподлевшего западничества.

Завелась от нравственной нечистоты полетика, подобно как вошь от нечистоты физической, а плащица от нечистоты сладострастной.

До чего человек возобожал себя (Лев Толстой).

Если б где в мире^[1] был конец, то был бы всему миру^[2] конец. Параллелизм линий. Треугольник, слияние в бесконечности, одна квадрильонная все-таки ничтожность перед бесконечностью. В бесконечности же параллельные линии должны сойтись. Ибо все эти вершины треугольника все-таки в конечном пространстве, и правило, что чем бесконечнее, тем ближе к параллелизму, должно остаться. В бесконечности должны слиться параллельные линии, но — бесконечность эта никогда не придет. Если б пришла, то был бы конец бесконечности, что есть абсурд. Если б сошлись параллельные линии, то был бы конец миру и геометрическому закону и богу, что есть абсурд, но лпшь для ума человеческого.

Реальный (созданный) мир конечен, невещественный же мир бесконечен. Если б сошлись параллельные линии, кончился бы закон мира сего. Но в бесконечности они сходятся, и бесконечность есть несомненно. Ибо если б не было бесконечности, не было бы и конечности, немыслима бы она была. А если есть бесконечность, то есть бог и мир другой, на иных законах, чем реальный (созданный) мир. <с. 361>

Украл. — Ну что ж не нашли? Где найти, ведь он руки своей не оставил.

Вот как они душу свою хранят. Души своей не храпят.

Мятущаяся, но не логическая голова.

Сатана. Твоя мысль была, конечно, наряднее, но я взял ее в ее наготе.

Дьякон у нас так громко и чисторечиво читает, и уж так хорошо и словесно у него выходит.

Позвольте к вам прислать через несколько дней за ответом.

Позвольте к вам прислать дней через несколько за ответом.

Семинарист. Кто таков. Семинарист проклятый, атеист дешевый. Русский либерал: аристократ проклятый, атеист дешевый. Над народом величается своим просвещением в пятак цены.

Изверг сердцем и умом.

Не всегда же мы грешны; напротив, мы же бываем и святы.^[3] И кто ж бы мог жить, если б было иначе.

Призывно. И написать так оригинально и призывно, что книгу не хочется выпускать^[4] из рук.

Мокрое горе. Женское мокрое горе (то есть слезы).

«Горе от ума» (Гончарову). Комедия Грибоедова гениальна, но сбивчива. <с. 362>

Подъезжая под Женеву.

У подножия креста

Видел¹ он Святую деву.

Матерь господа Христа.

<о. 361>

¹ Незачеркнутый вариант: Встретил

Идеи

22 сент<ября>. — Общество распространения св<ятых> книг Ветхого и Нов<ого> Завета. Перевод Чети-Миней на английск<ий> язык. (На первый случай выбор.)

No. Самоограничение и воздержание телесное для свободы духовной, в противуположность материальному обличению,^[5] беспрерывному и безграничному, приводящему к рабству духа. <с, 358>

Впрочем, не гожусь я писать статьи чисто финансовые, вперед не буду.

Портрет свиньи. Мы имеем уже твердые данные в распоряжениях последнего времени, что у нас не хотят походить на этот портрет. И прочь его, этот портрет, надоел уж он нам довольно и прежде.

И какое просвещение? В ваших душах мрак, а не просвещение. В ваших душах такие трущобы мрака, которые никакой луч не озарит. Кого же вы просвещать думаете, кого? Тут понятно: потому что вы сами непросвещены, души ваши гладки, как яйцо, вы средина, вы дрянь, вы кричащие наиболее…

Заговор. Научатся у лаптей, как вести себя, говоря царю правду, тогда как теперь… в заговор против парода (обратится ваше увенчание здания), не теперь… теперь бессознательно, но потом так выйдет самою историческою необходимостью.

Final (если место будет). Не боясь сказал, дело гражданина. Я не получаю наград и не получу. Две партии в бою, в настоящем организованном бою. Ложно, если говорят, что нет партий.

Ваше увенчание здания, про которое народ уже слышал и прямо окрестил названием: «господчиной». <с. 2>

Дневник 1881

Народные школы. Два разряда народных школ, в одних только читать, кое-как писать (выучатся, будут писаря, очень немногие забудут) и три молитвы, и потом, другой разряд школ, для крестьян же, повыше, 2-го разряда пока очень мало, но был бы первый разряд, и вот уже вы породили силу. Кто грамотен — гот уже двинулся, тот уже пошел и поехал, тот уже вооружен. И увидите, как через несколько лет у нас уже сами собой явятся уже школы для крестьян повыше: потребность вырастет, охота родится и школы сами произойдут. А у нас всё вдруг.

Всё вдруг и с классицизмом (мысли мои насчет классицизма). Постепенность не была соблюдена вовсе. NB. У иностранцев чувство долга, у нас в семьях растление… и проч.

Классическая реформа. Произвели классическую реформу отвлеченно. Главное, забыли, но мы не Европа.

За насаждение великой мысли спасибо Каткову и покойному Леонтьеву, ну а за применение мысли нельзя похвалить. Ввели дубиной. Чехи. Немецкий мальчик (долг) и русский (растленное семейство). Число часов постепенно возвышая из году в год. История, естественные, русский язык. Чтоб не было идей. Наберутся своих, тогда хуже.

История у нас дала бы духовные идеи. Духовные идеи у немецкого мальчика другие: его строй, его быт, его национальность. А у нас в семействах лишь растление. История бы спасла от растления и направила бы ум юноши хотя бы в мир исторический из отвлеченного бреда и бурды, составляющих духовный мир нашего общества. Одним словом, поступили не национально. (Наш мальчик развитее немецкого.) Регулировать только бы учителей словесности, чтоб не преподавали либеральных абсурдов. Пришло бы само собою. Нет культуры — пустое место. Культуры нет в прошедшем, а как сказалось указание в будущем, то есть Европа с сознанием своего высочайшего русского назначения, — вы же ее и оплевали. Именно за русское назначение. Стыдно вам стало признать русскую самостоятельность. Я же не фантастически выдумал, а на духи православия.^[6]

— Ах вы сени, мои сени.

Анализ песни: она вся в страсти. Только что натешила, раз дала. Батюшка грозен. Но еще намеревается потешить. Один сын у отца, как предлог. Поэт не ниже Пушкина.

Верея ль вереюшка. Во лузях. Вниз по матушке. Разбойнички.

Да хоть стыдите, хоть нет, не стыжусь, не хочу стыдиться, один сын у отца.

Глаза жидко-голубые со светом (светлые). <с. 5>

Дневн<ик> 1881 г.

Меттерних. Служение Меттерниху (Градовский). А разве служение Меттерниху не чисто европейская мысль? Не у Европы мы взяли наше III отделение?

Пьянство. Пусть ему те радуются, которые говорят: чем хуже, тем лучше. Таких много теперь. Мы же не можем без горя видеть отравленными корни народной силы. И для чего? Чтоб щеголять перед Западом европеизмом нашей политики, содержать разных Кумани и проч.

Честность. Кража. «Честность есть фикция такая же, как и религия, чтоб пугать маленьких ребятишек». Выставить связь паденья честности и чести (в нашем обществе) с падением идей религиозных, семейных, нравственных и проч.

«Православное обозрение». Лесков. Турецкий костюм. Вот бы кому дать веру-то в руки! Уж они бы ее обработали. А над всеми поставить бы Янышева, и попа со звездой (Васильева).

Лесков — специалист и эксперт в православии.

Кровь. «Только то и крепко, где^[7] кровь протечет». Только забыли негодяи, что крепко-то оказывается не у тех, которые кровь прольют, а у тех, чью кровь прольют. Вот он^[8] — закон крови на земле.

Верещагин и художник. Неравномерность художественного вознаграждения. Верещагин и роман, который три года пишется.

Женский вопрос. «Новое время» № 1642 вторник 23 сентября <18>80 г. Дрянная и рутинная статья Дюма-фиса, рекомендуемая «Новым временем». Вся ошибка «Женского вопроса» в том, что делят неделимое, берут мужчину и женщину раздельно, тогда как это единый целокупный организм, «Мужа и жену создал их». Да и с детьми, и с потомками, и с предками, и со всем человечеством человек единый целокупный организм. А законы пишутся, всё разделяя и деля на составные элементы. Церковь не делит.^[9]

Щедрин — всю свою стаю Глебовых, Михайловских, Елисеевых.

"От<ечественные> зап<иски>. Все трепещет вся литература, особенно Сатирического старца. Никто против него не посмеет: дескать, либерал, проеден либерализмом. Нет, вы полиберальничайте, когда это невыгодно, вот бы я на вас посмотрел. <с. 6>

Днев<ник> 1881

«Отечест<венные> зап<иски>». Пробиваетесь прожеванными мыслями.

Пресса. Пресса, между прочим, обеспечивает слово всякому подлецу, умеющему на бумаге ругаться, такому, которому ни за что бы не дали говорить в порядочном обществе, напротив, разбили бы ему морду и вытолкали. А в печати приют: приходи, сколько хочешь ругайся, даже с почтением примут.

Женский вопрос. В природе всё рассчитано на нормальность, всё рассчитано на святого и на безгрешного. (Мужчине 30 лет и женщине 30.) Красота дается женщине вначале, чтоб привязывать мужчину, ибо нравственная связь еще слаба. Потом и не надо уж красоты, любят женщину, потому что сживутся душами (органическое соединение).^[10]

Общественное мнение. Общественное мнение у нас дрянное, кто в лес, кто по дрова, но его кое-где боятся, стало быть, оно своего рода сила, а стало быть, и годиться может.

Скажут: существование нашего общественного мнения мало обеспечено. Так, но оно уже тем хорошо, что существует; дрянненькое, а существует, но, главное, так существует, что сократить его теперь не только невозможно, но даже немыслимо, несмотря на то, что существование его, как выражаются, не обеспечено.

Уничтожить общественное мнение — так не то что ничего больше не будет, а и то, что есть, исчезнет.

Общественное мнение дрянное, потому что до сих пор еще, только что зародилось, и кто в лес, кто по дрова. Слагается же оно долгим ходом истории, многими поколениями.

Всечеловек. Разъяснить в «Дневнике». «Страна» и «Вестник Европы» о моей речи. (Венок.)

Либералы и дело. Вся наша либеральная партия прошла мимо дела, не участвуя в нем и не дотрагиваясь до него. Она только отрицала и хихикала. <с. 7>

Вечные экономические реформы. Позаботимся о вечном, а не о временно-утилитарном (для великих основных реформ). «Новое время»: № 1664 и 1665. Сало возить, рожь и шерсть.

Облегчить народ, например, уничтожением налога на соль. Где взять денег? Для этого непременно и неотложно обложить налогом высшие богатые классы, и тем снять тягости с бедного класса.^[11]

«Карамазовы». Мерзавцы дразнили меня необразованною и ретроградною верою в бога. Этим олухам и не снилось такой^[12] силы отрицание бога, какое положение в Инквизиторе и в предшествовавшей главе, которому ответом служит весь роман. Не как дурак же, фанатик,^[13] я верую в Сига. И эти хотели меня учить и смеялись над моим неразвитием. Да их глупой природе и не снилось такой силы отрицание, которое пережил я. Им ли меня учить.

Черт. (Психологическое и подробнее критическое объяснение Ив<ана> Федоровича и явления черта.) Ив<ан> Ф<едорови>ч глубок, это не современные атеисты, доказывающие в своем неверии лишь узость своего мировоззрения и тупость тупеньких своих способностей.

Мирские сборы. Непременно. «Повое время». Статья «Мирские сборы» № 1671. Среда 22 октября. То же: смотри No «России» от 21 октября.

В статью о финансах. Точно варяги, пришедшие по приглашению. Земля наша велика и обильна, ушли и оставили землю в беспорядке. Я не про крепостников говорю и не крепостное состояние оплакиваю, как не замедлят мне приписать. Я беспорядок и безначалие оплакиваю. Это безначалие и отсутствие законности имеет развращающее свойство не менее пьянства. Доведет до отчаяния, до бунта. Кулаки. NB. Недоделанная крестьянская реформа. Войдут в отчаяние, подымут вопрос о наделах. Тоже кулаки начнут агитировать, сбивать и волновать народ насчет новых царских <с. 8> и золотых грамот и начнут это делать, чтоб отвлечь внимание народа от своих же провинностей. А что делается в судах? Изобьет мать, заплатит взятку, выпорю г мать за ябедничество и проч<ее>.

Жидовство как факт всего мира. Католичество, уступающее жидовству. Примирение с поляками. Франция, разрушающая себя окончательно в католичестве, ибо если не католичество, то должны были тотчас принять социализм. Они же не хотят ни того, ни другого. Остался один буржуазный либерал с своими бессмертными принципами 89 года. Скупое содержание.

Щедрин. Очерки: «За рубежом». «Отеч<ественные> зап<иски>». Сентябрь и октябрь 80 г. «Отведут в участок». То то и есть, что совсем не отводят в участок. Вот тут-то бы и сатире. Оскорбление женщине (у Палкина). Кража и оскорбление личное, стрельба в Лорис-Меликова, а они только иод козырьки. Когда-то, лет сорок назад, отвели Щедрина в участок, и вот он испугался. А ведь на прокурорское место. Чуть «Тюрьму и ссылку» не написал. Разговоры с советниками Дыбой и Удавом верх глупости и лакейства. О берлинском офицере. А разве вы не выпячиваете сами-то грудей у себя дома? Не ставите себя героем. NB. Хвалят Щедрина из-за страху перед либерализмом и даже «Отечественными записками».

Дети. О работах детей на фабриках. И скорее. К статье о корнях и финансах.

Социализм и христианство. NB! Попробуйте разделиться, попробуйте определить, где кончается ваша личность и начнется другая? Определите это наукой? Наука именно за это берется. Социализм именно опирается на науку. В христианстве и вопрос немыслим этот. (NB. Картина христианского разрешения.) Где шансы того и другого решения? — Повеет дух новый, внезапный…

(В 1-й No непременно).

По поводу: проповедовал ли я в моей московской речи безличность? <с. 9>

Богатство (трудно спастись). Богатство — усиление личности, механическое и духовное удовлетворение, стало быть, отъединение личности от целого.

Народ. В народе потребность чего-то нового, нового слова, нового чувства, потребность порядка нового. Бесшабашный период пьянства после крестьянской реформы проходит. Никогда народ не был более склонен (и беззащитен) к иным веяниям и влияниям. (Штундисты. Даже нигилистическая пропаганда найдет дорогу. Не нашла до сих пор по неумелости, глупости и неподготовленности пропагаторов.) Надо беречься. Надо беречь народ. Церковь в параличе с Петра Великого. Страшное время, а тут пьянство. Штунда. От штунды переход к проповедям Берсье. Между тем народ наш оставлен почти что на одни свои силы. Интеллигенция мимо.^[14]

Над Россией корпорации. Немцы, поляки, жиды — корпорация, и себе помогают. В одной Руси нет корпорации, она одна разделена. Да сверх этих корпораций еще и важнейшая: прежняя административная рутина. Говорят наше общество не консервативно. Правда, самый исторический ход вещей (с Петра) сделал его не консервативным. А главное: оно не видит, что сохранять. Всё у него отнято, до самой законной инициативы. Все права русского человека — отрицательные. Дайте ему что положительного и увидите, что он будет тоже консервативен. Ведь было бы что охранять. Не консервативен он потому, что нечего охранять. Чем хуже тем лучше — это ведь не одна только фраза у нас, а к несчастью — самое дело. <с. 10>

Белинский. Необычная стремительность к восприятию новых идей с необычайным желанием, каждый раз, с восприятием нового, растоптать всё старое, с ненавистью, с оплеванием, с позором. Как бы жажда отмщения старому, и я сжег всё, чему поклонялся.

Этого никогда не случалось с Белинским. Точь-в-точь и теперешние люди, то есть средина, разумеется, обыденность, улица.^[15]

Франция. «Новое время», № 1667, 28 октября/80. Вторник. Пророчество барона Гюбнера о ближайшем социалистич<еском> движении во Франции и в Европе. Приглашается Россия к союзу {Россия не должна. Она должна наблюдать свои выгоды. Социализм рухнет у ее ног). Во Франции же неминуемо примкнут к социализму иезуиты и все католики, выгнанные по глупости Гамбетты из Парижа, примкнут легитимисты, все бонапартисты. Правда, консервативная Франция еще сильна, несмотря на глупость правителей и на глупость республики. Ио это начало конца. Конец мира идет. Конец столетия обнаружится таким потрясением, какого еще никогда не бывало. России надо быть готовой, не двигаться, взирать и ждать. Только бы Россия не увлеклась в союз. О, ужас! Конец ей тогда, совсем конец. Нет у нас социализма, совсем нет. Есть только несколько птенцов гнезда Петрова. Здоровая же часть России не двигнется, а она бесчисленна.^[16]

Гамбетта, сзади у него позолочено.- NB. Корреспонденты. Молчанов 29 октяб<ря>. Об монахах. Все они и кто из них — lâche, lâche и lâche.^[17] A коль заговорят про Felix’a Piat и ныхтящ<его> Гамбетту, у которого сзади позолочено, то почтением дышит каждая строка и запятая.

Финансы. Основная идея впереди текущих. Нового в этой идее ничего нет, кроме разве того, что она никогда не прикладывалась (не переходила в дело).

Развтие детей. Шары. Два шара над постелькой ребенка, красный и голубой, для развитой, для возбуждения мысли и развития. Уничтожается природа. Уничтожается впечатление гармонии целого в природе. Во всю жизнь в целом искать будет уголков, частностей, ярких точек. <с. 11>

Руготня. Amicus.^[18] Г. Градовский и проч. Если запрещены физические отправления на улицах, раздетый донага человек, то как не запретить и этого: это то же физическое отправление, вредное и гадкое. Без жалобы, прокуратура должна бы возбуждать и посылать к мировому судить за нетрезвость слова.

Казнь Квятковского, Преснякова и помилование остальных. Как государство — не могло помиловать (кроме воли монарха). Что такое казнь? В государстве — жертва за идею. Но если церковь — нет казни. Церковь и государство нельзя смешивать. То, что смешивают, — добрый признак, ибо значит клонит на церковь. В Англии и во Франции и не задумались бы повесить — церковь и монарх во главе. Мой разговор с Сидорацкой об университете. Ее восклицание. К этому пункту придраться и спросить: пресеклись ли убийства и преступления. Лорис-Меликов уничтожил ли злую волю? (Гольденберг.) Важно не количество, а настроенне и упорство преступников, еще никогда и нигде неслыханное. (Феликс Пиа хвалил.) Искренность. Легкая работа. Женщины — животность их служения. Женский вопрос.^[19]

Леонтьеву (не стоит добра желать миру, ибо сказано, что он погибнет). В этой идее есть нечто безрассудное и нечестивое.

Сверх того, чрезвычайно удобная идея для домашнего обихода: уж коль все обречены, так чего же стараться, чего любить, добро делать? Живи в свое пузо. (Живи впредь спокойно, но в одно свое пузо.)

Леонтьеву. После «Дневника» и речи в Москве. Тут, кроме несогласия в идеях, было сверх-то нечто ко мне завистливое. Да едва ли не единое это и было. Разумеется, нельзя требовать, чтоб г-н Леонтьев сознался в этом печатно. Но пусть этот публицист спросит самого себя наедине с своею совестью и сознается сам себе; и сего довольно (для порядочного человека и сего довольно). <с. 12>

Григорию Градовскому. «Не беситесь, г-н Дост<оевский>». Бедненький, воображал, что я от его статьи буду беситься и вскакивать с места. В этой наивной идее есть нечто даже трогательное.

Леонтьеву. Г-н Леонтьев продолжает извергать на меня свои зависти.^[20] Но что же я ему могу отвечать? Ничего я такому по могу отвечать, кроме того, что^[21] ответил в прошлом No «Дневника».

Исплясанные. ...^[22] На эти избитые, переболтанные, исплясанные темы.

Щедрин. Тема сатир Щедрина — это спрятавшийся где-то квартальный, который его подслушивает и на него доносит; а г-ну Щедрину от этого жить нельзя.

Вместо квартального о том, что никто-то из наших деятелей, во всех сферах, в сущности сам не знает чего хочет.^[23]

Кавелину. Есть некоторые жизненные вещи, живые вещи, которые весьма, однако, трудно понять от чрезмерной учености. Ученость, такая прекрасная вещь даже и в случае чрезмерности, обращается от прикосновения к иным живым вещам в вещь даже вредную. Не все живые вещи легко понимаются. Это аксиома. А чрезмерная ученость вносит иногда с собой нечто мертвящее. Ученость есть матерьял, с которым иные, конечно, очень трудно справляются.

Чрезмерная ученость не всегда есть тоже истинная ученость. Истинная ученость не только не враждебна жизни, но, в конце концов, всегда сходится с жизнию и даже указывает и дает в ней новые откровения. Вот существенный и величавый признак истинной учености. Неистинная же ученость, хотя бы и чрезмерная, в конце концов всегда враждебна жизни и отрицает ее. У нас об ученых первого разряда что-то не слыхать, второго же разряда было довольно, и даже только и есть, что второй разряд. Так что будь расчрезмерная ученость, и все-таки второй разряд. Но ободримся, будет и первый. Когда-нибудь да ведь будет же он. К чему терять всякую надежду. <с. 13>

Жиды. И хоть бы они стояли над всей Россией кагалом и заговором и высосали всего русского мужика — о пусть, пусть, мы ни слова не скажем: иначе может случиться какая-нибудь нелиберальная беда; чего доброго подумают, что мы считаем свою религию выше еврейской и тесним их из религиозной нетерпимости, — что тогда будет? Подумать только, что тогда будет!

О Финляндии. «Новое время», № 1691. Пятница 14 октября. О финляндских претензиях.

Феликс Пият. Феликс Пият это говорит, Рошфор это утверждает. Неужели же мы обманем их ожидания.

Газета «Порядок». Вот уж беспорядок-то, но крайней мере в мыслях.

Жиды. «Новое время». Среда 19 ноября. Письмо о жидах Кояловича.

Экономическая статья. В экономической статье об общей системе в нашем министерстве финансов присовокупить о фатуме русского земледелия. Капиталы ушли на железные дороги. Разоренное же земледелие с освобождения крестьян всеми оставлено. Между тем аксиома: что там и благосостояние и финансы, где твердо стоит земледелие. Франция в 90-м году. С русских спрашивают черт знает что, а все и промышленность, и земледелие зависят от густоты населения. У нас прежнее земледелие разрушено освобождением. Закона о рабочих и даже об обозначении владений нет. Крестьянин срамит и позорит почву, убивает скот некормлением, пьянством и не может (не видно по крайней мере в будущем), чтоб он возвысился над minimu’мом, который дает ему земля. С другой стороны, отдельное землевладение <с. 14> стоит отдельным элементом — опричником, от народа, от земли. Манифесты по церквам. «Стало быть, будет». Неразрешимый вопрос. Захочет ли увериться народ, то не вся земля его и что опричники не должны быть? А если будет по-его — сделает ли он и в силах ли что сделать для возвышения минимума? (Сведенная роща, 5 коп. за бревно.) Неразрешимые задачи, стоящие грозой в будущем. А меж тем — не будет земледелия, не будет и финансов. (Налог на соль, отношение рабочих к собственникам, большая свобода для переселений и проч.)^[24]

О лучших людях. Что такое у нас лучшие люди. Дворянство разрушено. Во Франции тоже было разрушено — Почетный легион привился, по не исчерпал задачи. (В Европе лучших людей создает власть.) У нас Петр Великий, чтоб подавить аристократию бояр, ввел 14 классов. Есть аналогия с Почетным легионом. Привилось, но и не начинало исчерпывать задачи. Не признано духом народным, да и у чиновников начало банкрутиться. (Чиновники по найму, аферисты, адвокаты, банки пересилят.) А между тем без лучших людей нельзя. Но Петр тоже поступил по западному духу, наделав 14 классов, потому что лучшие пошли не от правительства, а от духа народного.^[25] Лучшие пойдут от народа и должны пойти. У нас более чем где-нибудь это должно организоваться. Правда, народ еще безмолвствует, хоть и называет кроме Алексея человека божия — Суворова, например, Кутузова, Гаса. Но у пего еще нет голоса. Голос же интеллигенции очень сбит я пароду не понятен, да и не слышен. Бог знает кого интеллигенция поставит лучшим. Парижская коммуна и западный социализм не хотят лучших, а хотят равенства и отрубят голову Шекспиру и Рафаэлю. У нас в народе нет зависти: сделайте пароду полезное дело и станете народным героем. (Но, не возвышая его до себя, любите народ, а сами принизившись перед ним…)^[26]

Аристократ. Аристократизм манер русского мужика. <с. 15>

Вольная р<усская> Академия наук. Проект Русской вольной Академии наук.

По поводу отвергнутого Менделеева, почему не завести нашим русским ученым своей вольной Академии наук (пожертвования).

«Новое время». Статья В. П. о Менделееве.

«Вестник Европы». «В<естник> Европы» «полезен для ума». Это давно уже сказано. Но имея в виду такую прекрасную цель, можно бы, кажется, и не служить с такой буквальностью другой-то цели.^[27]

Можно бы, кажется, и пренебречь другую-то цель, но крайней мере не следовать ей^[28] с такою уж буквальностью.

«Русская мысль». Жаль, что вы мало думаете, господа, а живете готовыми мыслями. А у нас не только готовыми мыслями, и готовыми страданиями живут (без культуры-то).

Все нигилисты. Нигилизм явился у нас потому, что мы все нигилисты. Нас только испугала новая, оригинальная форма его проявления. (Все до единого Федоры Павловичи.) Слово Аксакова про Горбунова. Напротив, у Суворина аплодировали и глупости народной, и солдатской.^[29]

Комический был переполох и заботы мудрецов наших отыскать: откуда взялись нигилисты? (Да они ниоткуда и не взялись, а всё были с нами, в нас и при нас (Бесы).) Нет, как можно, толкуют мудрецы, мы не нигилисты, а мы только на отрицании России хотим спасти ее (то есть стать в виде зоны, аристократами над народом), вознеся народ до нашего <с. 16> ничтожества. (Речь Победоносцева в Киевской духовной академии.) Сравнение нигилизма с расколом (Уманца). Да раскол много пользы принес.

NB! Беспрерывные жалобы, что не оживляется общество (комично).

Гончаров. Да и невозможно иногда всё упомнить. Вот, например, на празднике Пушкина в Москве, кажется, уже перечислены были все его достоинства, выведено было всё, за что ему поставили памятник, а все-таки забыли одно чуть не самое важное достоинство, то есть что он был учителем нашего Гончарова Ивана Александровича. И если б не напомнил об этом сам Иван Александрович в письме, потом всюду напечатанном к Обществу любителей русской словесности, так бы об этом достоинстве Пушкина никто и не упомянул бы.

«Новое время» сикали, № 1712, вторник 2-е декабря, телеграмма из Парижа о том, что в Théâtre des nations социалисты из райка <---> на публику. Мы, дескать, бедные, а вы богатые, вот вам. Не в том дело, что Рошфора и Феликса Пиа слушают всего 2000 человек, а в этом настроении национальном 4-го сословия против богатых (рассказы Анны Николавны). Вот элемент, из которого всё выйдет. Что спасет тут псевдоклассическая республика? (Начали обливать нечистотами, то есть понятно чем.)^[30]

Кавелину. Да когда кончатся наконец эти барины (свысока на народ).

Сами говорите, что это старые темы, что их теперь нет, и только лишь притронулись к спору, опять начинаете на эти же темы, то есть отрицаете духовные свойства русского народа.

Вы никогда не видали красного цвета, а я вам буду говорить о нем.

Я скажу: Алексей человек божий — идеал народа, а вы сейчас скажете: а кулак.

Мужики вас не избили по освобождении, а сейчас сошлись с вами, а во Франции бедные <---> из лож на богатых. <с. 17>

Церковь, церковность.

Мировые посредники первого призыва. Да что бы они значили, если б не встретили доверчивости народной.

Вы всё посредникам, а народ-то и забыли.

Все в юности народы такие — как это легкомысленно, глупо.

Значит, вы даже не понимаете и тут, об чем говорите. Все элементы одинаковы, да не так распределены, оттого разные вещи, предметы и личности.

Не от омерзения удалялись святые от мира, а для нравственного совершенствования. Да, древние иноки жили почти на площади. Инока Парфения.

Да уж одно ношение жажды духовного просвещения есть уже духовное просвещение.

Вы скажете, что на Западе померк образ Спасителя? Нет, я этой глупости не скажу (стр. 447).

Стран. 448. Помилуйте, если я <---> по убеждению, неужели я человек нравственный. Взрываю Зимний дворец, разве это нравственно. Совесть без бога есть ужас, она может заблудиться до самого безнравственного.

Недостаточно определять нравственность верностью своим убеждениям. Надо еще беспрерывно возбуждать в себе вопрос: верны ли мои убеждения? Проверка же их одна — Христос, но тут уж не философия, а вера, а вера — это красный цвет.

Дельцами бывают только люди нравственности сомнительной. Да откуда вы всё это взяли? (Мамон.)

Сожигающего еретиков я не могу признать нравственным человеком, ибо не признаю ваш тезис, что нравственность есть согласие с внутренними убеждениями. Это лишь честность (русский язык богат), но не нравственность. Нравственный образец к идеал есть у меня, дан, Христос. Спрашиваю: сжег ли бы он еретиков — нет. Ну так значит сжигание еретиков есть, поступок безнравственный.

Совесть, совесть маркиза де Сада! — это нелепо.

Нравственен ли поступок журнала «Вестник Европы», клеветавшего на меня. <с. 18>

Инквизитор уж тем одним безнравственен, что в сердце его, в совести его могла ужиться идея о необходимости сожигать людей. Орсини тоже. Конрад Валленрод тоже.

Добро — что полезно, дурно — что не полезно. Нет, то, что любим. Все Христовы идеи оспоримы человеческим умом и кажутся невозможными к исполнению. Подставлять ланиту, возлюбить более себя. Помилуйте, да для чего это? Я здесь на миг, бессмертия нет, буду жить в мою <--->. Нерасчетливо (английский министр). Позвольте уж мне знать, что расчетливо, что нет.

Государство создается для средины. Когда же это государство создаваясь говорило: я создаюсь для средины. Вы скажете, что так делала история. Нет, всегда вели избранные. Ведь вы пред этими мужами. И тотчас после этих мужей середина, действительно, это правда, формулировала на идеях высших людей свой середниненький кодекс. Но приходил опять великий или оригинальный человек и всегда потрясал кодекс. Да вы, кажется, принимаете государство за нечто абсолютное. Поверьте, что мы не только абсолютного, но более или менее даже закопченного государства еще не видали. Всё эмбрионы.

Общества слагались вследствие потребности ужиться. Это неправда, а всегда вследствие великой идеи.

Не в пустыню бегут (от французских гувернеров прошлого столетия). Церковь — весь народ — признано восточными патриархами весьма недавно в 48 году, в ответе папе Пию IX-му.

Подставить ланиту, любить больше себя — не потому, что полезно, а потому, что нравится, до жгучего чувства, до страсти. Христос ошибался — доказано! Это жгучее чувство говорит: лучше я останусь с ошибкой, со Христом, чем с вами.

Вы говорите: да ведь Европа сделала много христианского помимо папства и протестантства. Еще бы, не сейчас же там умерло христианство, умирало долго, оставило следы. Да там и теперь есть христиане, но зато страшно много извращенного понимания христианства. <с. 19>

Поступок нравственный, но не идея.

Нравственно только то, что совпадает с вашим чувством красоты и с идеалом, в котором вы ее воплощаете.

Поведение его (да и то лишь общее), положим, честно, но поступок не нравственный. Потому еще нравственное не исчерпывается лишь одним понятием о последовательности с своими убеждениями, — что иногда нравственнее бывает не следовать убеждениям, и сам убежденный, вполне сохраняя свое убеждение, останавливается от какого-то чувства и не совершает поступка. Бранит себя и презирает умом, по чувством, значит совестью, не может совершить и останавливается (и знает, наконец, что не из трусости остановился).^[31] Это единственно потому остановился он, что признал остановиться и не исследовать убеждению — поступком более нравственным, чем если б последовать. Засулич: «Тяжело поднять руку пролить кровь», — это колебание было нравственнее, чем само пролитие крови.^[32]

«Вестник Европы». Мутная волна. Это я после «Карамазовых» -то мутная волна? А вы небось светлая? Ах если б вам какой анекдотик. Прибегать к кайме, чтобы запачкать. Президент украл яблоко.

Кавелину. Живая жизнь от вас улетела, остались одни формулы и категории, а вы этому как будто и рады. Больше, дескать, спокойствия (лень). <с. 20>

И вы сердитесь, о, вы сердитесь, сидите и сердитесь.

«Чтоб мужу-бую умудриться». Муж-буй это вы, но истина должна открыться.^[33]

Кавелину. «Нет славянофилов и западников как партий». Это неправда. Именно в последнее время образовались в партии — славянофильство, правда, едва-едва, но западничество — это партия во всеоружии, готовая к бою против народа, и именно политическая. Она стала над народом как опекующая интеллигенция, она отрицает народ, она, как вы, спрашивает, чем он замечателен, и, как вы, отрицает всякую характерную самостоятельную черту его, снисходительно утверждая, что эти черты у всех младенческих народов. Она стоит над вопросами народными: над земством,^[34] так как его хочет и признает народ; она мешает ему, желая управлять им по-чиновнически, она гнушается идей органической духовной солидарности народа с царем, и толкует о европейской вздорной бабе^[35],

(Бабу вздорную мы эту)

и конечно только для себя зовет эту бабу, для увенчания здания, чтоб быть похожими на европейцев, а народ опять скуем. Ибо, если народ не захочет промежуточной бабы между собой и царем, а всё по-прежнему будет верить, что он — дети, буквально дети, а царь — отец, то ведь остается опять сковать народ.

Бабу вздорную мы эту,

Из Европы…

Подведем… к ответу

А народ опять скуем.

Вот ведь ваши идеалы! Как же вы не партия? Разве не с вами известная сила?* И кому, кому в руку вы работаете — заходило вам это в ум, г-н Кавелин?^[36]

Благоговение. Возвышенность души измеряется отчасти и тем, насколько и перед чем она способна оказать уважение и благоговение (умиление). <с. 21>

Жид. Бисмарки, Биконсфильды, французская республика и Гамбетта и т. д. — всё это, как сила, один только мираж, и чем дальше, тем больше. Господин и пм, и всему, и Европе один только жид и его банк. И вот услышим: вдруг он скажет veto и Бисмарк отлетит как скошенная былинка. Жид и банк господни теперь всему: и Европе, и просвещению, и цивилизации, и социализму. Социализму особенно, ибо им он с корнем вырвет христианство и разрушит ее цивилизацию. И когда останется лишь одно безначалие, тут жид и станет во главе всего. Ибо, проповедуя социализм, он останется меж собой в единении, а когда погибнет всё богатство Европы, останется банк жида. Антихрист придет и станет на безначалии.^[37]

В 1-й No. Идеал красоты человеческой — русский народ. Непременно выставить эту красоту, аристократический тип и проч. Чувствуешь равенство невольно: немного спустя почувствуете, что он выше вас.

Катерина Ивановна. Само сочинение. Человек всю жизнь не живет, а сочиняет себя, самосочиняется.

Крепостное право. Презрительное отношение к народу в наших либералах (и во всех), в Кавелине н<а>прим<ер>, и возвеличение интеллигентной зоны^[38] — есть следствие и остатки крепостного права (и в Кавелине, например), даже в тех людях, у которых и не было душ.

Машина важнее добра. Правительственная административная машина — это всё что нам осталось. Изменить ее нельзя, заменить нечем без ломания основ. Лучше уж мы сами сделаемся лучшими — говорят чиновники. Канцелярский порядок воззрения и управления Россией, даже хотя бы и было гибельно, все-таки лучше добра.

Синица и журавль в небе. <с. 22>

Ума мало!!! У нас ума мало. Культурного. Культуры нет — все как в темноте. Случись событие — посмотрите, как все вдоль и поперек судят его. Но культура есть — отрицательная. Монастырей не надо. Наука выше народа. Все — Кавелины, Градовские, все согласны. Так согласны на меня. Достоинство и grand-monde^[39] мужика.

„Новое время“, № 1731, 14 декабря, воскресенье. Письмо Бекетова редактору „Минуты“ (полиция) Чего же после этого бояться дан. Свободу печати. Дайте мы сами ее окрутим и введем в границу. Во всяком либерале — чиновник и попиратель свободы народной. В этом же No в фельетоне глупое письмо студента, об отделении медицинского и юридического факультетов от естественного и историко-филологического. „Что-де у них общего?“ Да потому-то и надо общение, что медики и юристы — лишь специальности и что мало в них духа науки, образования, культуры. Было бы духовное единение студентов, вошел бы и в медиков, и в юристов высший смысл науки. Зародился бы вопрос по крайней мере. А вы хотите их еще больше разъединить и специальностью необразованной сделать. Vivat будущий чиновник!^[40]

„Русь“ № 5. О студенческой истории. И хорошее и пошлое.

Нет культуры. У нас нет культуры, за двести лет пустое место. Объяснение читателям, что такое культура. Ни науки, ни развития, ни чести, ни лучших людей (14 классов, légion d’honneur^[41]). Стекаемся в темном месте головами, какой хотите вопрос — и мы тотчас пропали. Школы, нигилизм, студенты, увенчание здания или надежда на народ — изо всего деремся, а решить не можем. Есть семинаристы — явились с <с. 23> аппетитом волчьим, с корыстью. Есть благодушные — Каталин. Польский вопрос. Женский вопрос.

Градовский, Исаакиевский собор — отцы. Да откуда же они возьмутся, отцы. Теперь решили — конституцию! Будут учреждения, будет конституция, будет я всё. Покойно. Да откуда же оно возьмется всё, если нет ничего (кроме возвышающихся над народом и нацией аристократишек).

Бекетов, студент — стукание лбами.

Кавелин — крепостник (первая часть его ответа).

Передовая. Всеобщая бедность. Ничего не покупают. Купцы жалуются. Фабриканты сокращают. Рубашки. Рестораны. Книги. Выкупные прожили.^[42] Теперь еще валят леса, но скоро все и всё обратится в мошенника. Зуд, аппетит капитана Копейкина. Землевладение крякнуло. Труда нет. Без труда. Ведь голодные, высшие, не низшие, а высшие, обратятся в мошенников. Повлияет политически. Жажда внешней перемены. Tabula rasa. Всякий говорит: все-таки лучше будет, чем теперь. Финансы, Абаза и т. д. (Вся надежда на народ, так не подрывайте корни народные.) — У других по увенчание здания.

Копенкин, дворянская честь, дворянская шпага, привитая Петром, — всё по боку. А тут западники стали на внешнем изменении. Механически ждут от внешних форм спасения. Это последнее слово западников.

„Новое время“. Поляки и жиды. (См. № 1718 голос поляка, 1725^[43] Кояловича и 1727 о жидах (декабрь).) <с. 24>

России учиться. У нас дошло до того, что России надо учиться, обучаться как науке, потому что непосредственное понимание ее в нас утрачено. Не во всех, конечно, и блажен тот, который не утратил непосредственного понимания ее. Но таких немного. И однако, положение-то плохое, понимали, сшиблись лбами. Не продают — озлобились. Всякий такой уже не западник и уже не партия.

Партии. Западники и русск<ие>. Партия только западничество, ибо за нею власти. Русская же партия не собрана и не организована, но зато опирается на весь народ, а некоторые вожаки ее понимают непосредственно народные начала, в них веруют и их исповедуют. Роль этой партии еще вся впереди, но она будет несомненно.

Конституция. Наш интеллигент ничего путного не сумеет сказать об народе, и только изумит его, а под конец и очень скоро выведет его из себя, — тем дело и кончится.

Кавелину. Вы — нигилист, тем комичнее и тем трогательнее.

Отцы и дети — своя своих не узнали.

Всё это ужасно старо. Нового тут^[44] только разве то, что это никогда не прикладывалось к делу, и об этом никто не говорил, а может быть, и не думал. Скажут: да как же не прикладывалось к делу, да как вы, да что вы? Ну да, конечно, прикладывалось, но да, конечно, на одну сотую долю: сперва о текущем, а потом: ну да, дай позабочусь и о корнях. А я ведь толкую о том, что, если возможно, бросить совсем текущее, а невозможно, то сократить его до самого крайнего минимума, до последней нищеты, прибедниться, сесть у Европы на дорожке, прося почти милостыньку, а меж тем работать у себя на задах, поливать корни, ходить за ними, ними, холить, всё для корней,^[45] и помнить: Россия, положим, в Европе, а главное в Азии. В Азию! В Азию!

Дескать, и посланника-то не можем содержать прилично, разве только у самых высоких дворян, а то возьмите консула. <с. 25>

Ведь земские учреждения и все эти чипы, ведь это в отношении к народу: A quelle sauce voulez vous, qu’on vous mange mais nous ne voulons pas^[46] и т. д. (Непременный член.) Глухое отчаяние.

Народ. Там всё. Ведь это море, которого мы не вндим, запершись и оградясь от народа в чухонском болоте.

Люблю тебя, Петра творенье.

Виноват, не люблю его.

Окна, дырья — и монумент.

Статья Н. Б. в „Руси“ № 5. Да, культура есть, но родилась, отрицая целое и воротясь к народу в самом малом меньшинстве. Остальные же окультурены отрицательно. (Кстати: почему Петру необходимо было закрепостить народ, чтоб получить образованное сословие?!) Освободили крестьян отвлеченно, русского мужика не только не понимая, но и отрицая, жалея его и сочувствуя ему как рабу, но отрицая в нем личность, самостоятельность, весь его дух. (Кавелин.)

Проект. Что до меня, то я почти уверен, что проект его не будет принят. Несмотря на то, что он, сверх абсурда, заключает в себе и несомненные достоинства, например хитрость и веселость.

Нам все не верят, все нас ненавидят, — почему? да потому, что Европа инстинктом слышит и чувствует в нас нечто новое и на нее нисколько не похожее. В этом случае Европа совпадает с нашими западниками; те тоже ненавидят Россию, слыша в ней нечто новое и ни на что не похожее.

Мужик. Как муха в патоке. Это уже не беспорядок, это отчаяние беспорядка. <с. 26>

Проект. Так что воротившаяся леди, приставая к мужу, невольно будет способствовать игре Восточного вопроса в нашу пользу.

Имея в виду лишь одну веселость Европы.

Катать Гомбетту как союзника.

Молодых членов посольства, умеющих танцевать,

„Русь“. В ответ „Слову“: мы зовем к сознанию. Да тут именно такое проклятое дело, что нужно всё сознать, а не что-нибудь только. Ибо сущность дела лежит именно в особенностях характера русского народа. А если до этого коснулись — надо знать всё. Не то как раз придете к заключению Гамбетты в разговоре с г-ном Молчановым, корреспондентом „Нов<ого> времени“, в том самом разговоре, который заканчивается криком г-на Молчанова: „Vive Гамбетта!“

Молч<анов>

Гамбетта

Вот вся наша западническая партия говорит^[47] то же самое, что и Гамбетта: не миновать, дескать, общего пути, ибо все народы… одинаковы. Ну разве не то говорит г-н Кавелин?

Передовая. А земский-то грех!

Не дадут они вам финансов.

Мужик, пьянство, бессудность: пропадай всё, буду и я кулаком. Правды нет. Восток, Азия, железные дороги, живем для Европы.

Экономия, 4 вместо 40; прибедниться, сесть на дорожке.

Петр Великий сделал бы.

Министр финансов, внутренних дел, иностранных дел — и… и… западничество.

Нет культуры. Н. Б. Есть культура, но отрицающая вашу. Не смешивайте. Она грядет. Она заговорила.

Да, нет культуры. Искали нигилистов, Градовский. „Кафедра Исакиевского собора“.

Да где же впять отцов?

Завелся, к сожалению, Кавелин. <с. 27>

Кавелин. О, не такой нигилист, которого нужно повесить. Разбор Кавелина: нет, дескать, самостоятельности России. Красный цвет, Аксаков: прочесть в классе прокламацию: да если вопросы чести, пользы перепутались.

Передо мной стоял гимназист. Зарезать отца или спасти ребенка — одно и то же. Чума, Языков: „Ах кабы все умерли!“ Всё перепуталось и серьезнее, чем вы думаете, ибо они честнее отцов и переходят прямо к делу. Вы в классе прочтите прокламацию насчет чести, долга, а он вас (Аксакова) спросит, что такое честь, что такое долг. Еще хорошо, хоть спросит, а то промолчит. Почему это всё у нас так? А вот нет культуры. Там и революционер культурен: Лассаль. Кавелин ответит: нет нравственных идей. Инквизитор — сжигающий, философски так.^[48] Категории не жизнь, об этом еще поговорим.

Неясно, неясно, скажут кругом, неясно, скажет Л. Д. Градовский. Поясню на первый случай (слышите, на первый только случай, об этом потом еще толковать надо) — поясню классическим воспитанием (про теперешнее мы еще ничего не знаем, то есть будет ли по-прежнему курица над яйцами или определено яйцам курицу учить) — но отчего не принялось.

Нет культуры.

Нет культуры: классическая система.

Проект.

Мокрый снег.

Россия ищет лишь одной веселости.

Удовлетворенная ледя, воротясь домой, приставая к мужу и т. д.

Веселить собой Европу — это премилая мысль. Вместо того что чуть не с самого полтавского сражения „нагайкой Западу грозить“.^[49] <с. 28>

Формула. Русский народ весь в православии и в идее его. Более в нем и у него ничего нет — да и не надо, потому что православие всё. Православие есть церковь, а церковь — увенчание здания и уже навеки. Что такое церковь — из Хомякова. Вы думаете, я теперь разъяснять стану: нимало, нисколько. Это всё потом и неустанно. А покамест лишь ставлю формулу, да к ней прибавляю и другую: кто не понимает православия — тот никогда и ничего не поймет в пароде. Мало того; тот не может и любить русского народа, а будет любить его лишь таким, каким бы желал его видеть. Обратно и народ не примет такого человека как своего: если ты не любишь того, что я люблю, не веруешь в то, во что я верую, и не чтишь святыни моей, то не чту и я тебя за своего. Широк, вынослив и в верованиях терпим.^[50] О, он не оскорбит его, не съест, не прибьет, не ограбит и даже слова ему не скажет.^[51] Народ искрен<него> челов<ека> каким бы желал его видеть выслушает, если тот умен и толков, поблагодарит за совет даже, за науку, мало того, советом^[52] воспользуется (ибо широк русский народ и отвлекать всё умеет), но своим не сочтет, руки не подаст ему, сердца своего не отдаст ему. А наша интеллигенция из чухонских болот прошла мимо. Сердится, когда ей говорят, что не знает народа.

На свои силы.

Не так, как же вы с ним сойдетесь. Нет, долго еще не сойтись нашей интеллигенции с народом и долго еще не понять ей его. Я только один пример сказал, но есть и другие пункты: водка, выбивание податей. А пока дух народа успокоится в правде. Суды, за свое плоть от плоти, доверчивость. Спросите народ. Он ищет, а ему даже и двигаться не дают. Начальство (муха в патоке). Чтоб суд это плоть от плоти моей. Созовите его, спросите его самого, да что, всё то разве можно пересчитать, разве я в силах изобразить. Сделайте суды — правда, чтоб уверовал в правду. Доверенность. Спросит царь-отец, адамантова сила. Церковь как бы в параличе, и это уж давно. Не знают православия, — нельзя на них и сердиться, ибо они ничего не понимают и в сущности народ честный, и если и очень ругаются, то простить их можно, то кроме нескольких мошенников и себе на ус мотающих окраинцев — они стоят за всё, что у них есть самого драгоценного.^[53]

При полном реализме найти в человеке человека. Это русская черта по преимуществу, и в этом смысле я конечно народен (ибо направление мое истекает из глубины христианского духа народного), — хотя и неизвестен русскому народу теперешнему, но буду известен будущему.

Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой.

Финансы. Положение мужика. Есть отчего в отчаяние прийти. Нет, говорит он, сам пойду в кулаки. И только разве святой останется непоколебимым.

Конституция. Всякое дерьмо. Да вы будете представлять интересы вашего общества, но уж совсем не народа. Закрепостите вы его опять! Пушек на него будете выпрашивать! А печать-то — печать в Сибирь сошлете, чуть она не по вас! Не только сказать против вас, да и дыхнуть ей при вас нельзя будет. <с. 29>

«Новое время» № 1733. Коялович. Коялович о Польше. Примирение поляков и русских на этнографической Польше (Варшава). Да поймите же вы, что тут идея, идея латинства и западной цивилизации, идея — которую не отдадут вам поляки за этнографическую Польшу. Это вроде как, когда Италия стучалась в Рим и папа перед очевидной и неминуемой потерей своего крошечного земного государства — именно тут-то и провозгласил идею Рима, что первосвященник есть властитель всей земли и что без земного царства (без 3-го дьяволова искушения) не устоит Христос. Что в том, что поляки теперь слабы политически. Они идеей сильны, а вы идеей слабы, г-н Коялович, ибо для их же идеи, для владычества над славянами (всеми) во имя латинства и западной цивилизации — во имя этой идеи вы сами, своими руками, принесли первый камень на фундамент этой польской идеи. Самый хитрый поляк, переодевшийся в благонамеренного, не написал бы хитрее вас, г-н Коялович.

Речь де Роберта в Твери и адрес тверского земства Лорис-Меликову.

Землевладение. Но главная причина, почему помещики не могут сойтись с народом и достать рабочих, — это потому, 4to они не русские, а оторванные от почвы европейцы.

Невинный Петербург. Придумывают всё это конечно в Петербурге люди невиннейшие (а боярыня смотрит, ничего не смыслит), но снизу орудуют всеми делами кулаки и чиновники.

Голос Василия Великого. Исправить богослужение. Критиковали, 10 мильонов на текинскую экспедицию.

Крылов. «Свинья под дубом». Есть у Крылова одна прелестная басня:

Свинья и т. д.

Ведь не захотим же мы быть похожими на этот портрет. <с. 30>

Культура. Школа. Немецкий ребенок: оттого, что мы культура. Оттого мы всех умней и всех сильнее (уж коли немец начнет хвалиться), не армия победила Францию, а школьный учитель. На взгляд отца и сына — гимназия святое дело.

Культура. У некультурного, у русского отца или чиновничество и картеж, или, если он чем-нибудь занимается, — отвлеченность, мировые вопросы, жажда внешних форм, конституция, матерьялизм, вечное сомнение, при малейшей практике, что такое честь и совесть (чего не может же не видеть и не заметить сын его), и главное,^[54] полное непонимание всего того, что под носом, отвращение от всего того, что под носом. Ну так то же самое и у его сына. Жаль, что я должен быть краток и не могу всё это развить. Но история, всемирная история, но крайней мере вселила бы уважение к историческим формам жизни человеческой, дала бы смысл…

Идей не надо. Да они сами изобретут идеи.

Да ведь кричали о преимуществе естественных наук все те, которые в них ничего не знали. Взгляните на редакторов и издателей газет, разве они что знают. Обратно. А воистину ученый наш (иной даже замечен в Европе в своей специальности) это большею частию превосходные специалисты, великие, положим, специалисты, но большею частью люди необразованные и которые, уж конечно, ничего не понимают в классической системе образования. Над этими — вершители дела, у них же спрашивающие советов, большею частию люди невиннейшие (с блеском европеизма), в невинности своей считающие себя блестящими европейцами, по невинности, именно большею частью по совершенной невинности своей ровно ничего не понимающие в России — ну и что ж выйдет? Ничего не выйдет, как ничего и не вышло. …^[55] Нет культуры. <с. 31>

Классическая. …^[56] Вводя постепенно, не насаждая образования, а постепенно приготовляя почву. Талантливейшие вышли бы классиками, а вот мало-помалу получился бы контингент молодежи с правильным образованием. Они бы и послужили началом будущему. Тем временем через известные периоды, каждый пять лет например, или каждые 4 года, можно бы и^[57] умножить постепенно часы для классических языков… Долго ждать, но было бы вернее. А то всё разом, как бы сгорело, в 20000 верст железные дороги, которые построились у нас в 10 лет, отвлекши все свободные капиталы от земли и от промышленности. У нас всё вдруг, выдумали чехов — холодных, безучастных, враждебных к юношеству, не знающих русского языка и свысока смотрящих на русский язык. Их ненавидели, презирали и смеялись над ними. Иногда даже патриотическое чувство в мальчике было оскорблено, а у нас ужас как немного оставалось его…

Юрьеву. Помолитесь богу, чтоб он дал вам побольше русских мыслей.^[58] Ваша молитва должна быть доходна к богу.

«Порядок». Орган беспорядочной мысли. Там хоть молись, хоть нет — ничего не произойдет, тем более порядка.

Выражен<ия>. Ругателям. Зачем вы мне так говорите? Кто бы вы ни были, но будьте уверены, что такие слова ниже вас, ибо они клевета.

Экономич<еская>. Я не про то говорю, что в этой идее есть хоть что-нибудь новое. Нового (и уж совершенно нового) было бы в ней только то, если б и в самом деле хотели приложить к делу. <с. 32>

Проект. Катать высших жидов.

Европа верит только деньгам, и когда увидит такие серьезные затраты для преследования целей веселости, — она будет нравственно обезоружена и простит нас.

Проект. Соловьиные языки, сигары в 130 р. сотня от Фейко (у Фейка есть такие сигары).

Но тут есть какая-то мысль. Он действительно что-то хотел сказать. Тем не менее нельзя принимать ее за нечто целое и законченное, а лишь за эмбрион, из которого действительно можно что-нибудь сделать. Взять мысль по крайней мере,

Кокотливых дам, певицы, Патти…

Астрономы, академики, отдыхающие от трудов своих. Этому судну можно дать имя ак<адемика> Веселовского (кого-нибудь из наших наиболее бездействующих академиков). Которого-нибудь из наиболее бездействующих (отдыхающих) наших русских академиков.

Экономичес<кая статья>. Кроме того, что нечего^[59] поставить на месте зоны (журавль в небе), — кроме того и тайный советник не захочет.

Азия. Нам нужно прибедниться, сесть на дорожке, а меж тем про себя внутри созидаться. К чему фанфаронство, что и мы такие же, и мы Европы. Как ни уверяй Стасюлевичи, Градовские, Краевские, что мы Европа, в Европе никто-то не принимает нас за европейцев.^[60]

Проект. Едет в открытое море, пароходы, пароходики, спасательные лодки, в случав чего-нибудь, ну чего-нибудь.

Нападение корсаров, холостыми зарядами, борт, визг, крик, и вдруг турки оказываются молодыми кавалерами с цветами, новостями, сплетнями. <с. 33>

Администрация. Нельзя без лучших людей, факт тот, что не так создаются лучшие люди, не так определяются и не так заявляются.

Проект. Я почти уверен, что он принят не будет, по крайней мере в настоящем виде.

Кокетливых дам, затем кокотливых дам (но с достоинствами, наприм<ер> любящих искусство или политику). Но чтоб кокоток-- это разве в тайне, у <нрзб.> «Ливадии».

Может быть судно с социальным оттенком, как наши журналы, для социалистов и коммунаров, для смягчения их суровости веселостью. Тут жалование, девы и проч.

Нет-нет, а какую-нибудь деревеньку из Восточной Румелии и пристегнут к Болгарскому княжеству, лет в пять по деревне, и цель России будет таким образом достигнута.

А главное, брать веселостью, невинностью, соловьиными кашами.

Да и идея не новая: тип дан в «Ливадии» и в круглых поповках, так что Европа, по крайней мере, осталась уверена, что они предприняты для преследования целей веселости, тогда как мы, конечно, строили их совершенно серьезно.

«Новое время» № 1737 о земствах (выписки из «С.-П<етербургских> ведомостей»).

Всеобщая грусть в Европе. Как у нас выдумали, что конец всем бедам России в завершении здания, так там порешили давно уже в умах своих, и сознательные и бессознательные, что прежде всего надо покончить с Россией, — ибо она мешает им до внутренних дел, заставляет содержать войска, хранить султана и даже прогнать его в конце концов и завладеть его наследством! Всему, дескать, виною Россия…^[61] <с. 34>

Нам не укрыться от их скрежета, и когда-нибудь они бросятся на нас и съедят нас.

Проект. В пять лет по деревеньке, с вознаграждением Австрии за каждую деревеньку княжеств<ом>^[62] — вот, стало быть, цели России и достигнуты.

Финансы. Прибедниться, сесть на дорожке, шапку перед собой положить, грошиков просить, куда уж тут секретарей посольства в Европу посылать.

Есть у Крылова одна прелестная басня об одной свинье.^[63]

Проект. Месяца на 4 и году отдых, la Russie se recueille.^[64] Отдых и необходим, чтоб не наскучить беспрерывностью, хорошего, дескать, понемножку.

Финансы. Да и у^[65] кого же нет звезды (?) (нет двух звезд).

Чиновники. Ведь всё это журавли в небе. Нет, лучше хранить синицу. И хранят синицу.

Раздвинуться-то нельзя (администрация), тут принципы. Нельзя впускать посторонние элементы.

Почему земские учреждения обращаются по духу своему в административные и претят народу?

Проект. А главное, главное, возрастет наш рубль. Ибо Европа, видя нашу невинность, почувствует к нам доверие, а доверие родит рубли тотчас же.

Финансы. Азия. Жел<езные> дороги в Азию --…^[66] если только не пустим, прежде нас, по нашим же дорогам немцев, англичан и американцев, чтоб они взяли всё да еще с монополией, а нам не оставили ничего.

3 пункта. 1) Совершенно иное отношение администрации к земле, чем было до сих пор.

2) Совершенно иной взгляд на Россию, как не на европейскую только державу, но самостоятельную и азиатскую.

3) Совершенно иной взгляд на самую администрацию и реформы к ней.

Что и это иметь в виду, напротив, одно только это иметь в виду. <с. 35>

Финансы. Азия. Устроится и само собою так, что Европе скоро будет не до Восточного вопроса — как и было, например, в мгновение франко-прусского побоища.

Азия. Что Россия не в одной только Европе, но и в Азии, и что в Азии, может быть, больше наших надежд, чем в Европе.

Финансы.^[67] Земские учреждения… нет, лучше мы их обратим тоже в администрацию, в такую же как мы, в чиновническую, чтоб не было диссонанса…

Ругатели романисты, И только и делают, что ругаются, и хоть действительно иногда дурное ругают, такое, что уж никак нельзя похвалить, но когда прочтешь, как они ругаются, то всегда, прочтя, невольно спросишь себя: что же гаже? То ли, что они так обругали (что ими обругано),^[68] или они сами.

Заглавие «Свинья». Об одной подходящей свинье.

Финансы. Как это сделать? Не знаю. Петр Великий сделал бы. Важен принцип. То-то и дело, что не знаем, как и приступить-то. У нас вот, по поводу дефицита в 50 мильон<ов> за текущий год, тотчас же предложили сокращение армии на 50000 челов<ек>. Именно, именно, попали в точку: денежки-то у нас истратят (у нас ли не истратить), так что и не увидишь их, а армии-то, пятидесяти тысяч солдат, все-таки уж не будет. Другие рекомендовали сократить армию даже разом наполовину (катай-валяй, благо либерально!). Да к чему наполовину, не лучше ли всю сократить <с. 36>, а завести на ее место национальную гвардию, благо сего либерального европейского учреждения (уже и в Европе отжившего) у нас еще не было. А там и мобиль завесть. Редакторы либер<альных> журналов станут полковниками и дивизионными командирами — прелесть.^[69] То-то и есть, что не знаем, как экономить. Не солдат сокращать на целых 50000 челов<ек>, а мошенничество в управлении солдатом и проч. (Администрация. Но тут принцип.)

В крайнем случае не только можно бы 50000, но и сто тысяч сократить на время, в видах непреложнейшей пользы от экономии, но ведь куда пойдут денежки-то, вот вопрос. Мало ль пустых и переполненных карманов ждут их в свои бездонные пропасти.

«Руси» и проч<ее>. У нас либеральнее (чем завершение здания). У нас прежде всего народ спросить и только народ. Он скажет всё своему отцу, а там… и т. д.

Финансы. Уничтожьте-ка формулу администрации. Да ведь это измена европеизму, это отрицание того, что мы европейцы, это измена Петру Великому. О, на преобразования наша администрация согласится, но на второстепенные, на практические и проч. Но чтоб изменить совершенно характер и дух свой — нет, этого ни за что (земство — журавль в небе). Наши либералы, стоящие за земство против чиновничества, право, противоречат себе. Земство, правильное земство — это поворот к народу, к народным началам (столь осмеянное ими словечко). Так устоит ли европеизм в настоящем-то виде, если правильно укоренится земство? Это еще вопрос, и, вероятнее всего, что не устоит.^[70]

Тогда как чиновник, теперешний чиновник — это европеизм, это сама Европа и эмблема ее, это именно идеалы Градовских и Кавелиных, ибо мы принесли народные начала.^[71] Стало быть, чтоб быть последовательными, либералам и европейцам нашим надо бы стоять за чиновника, в настоящем виде его, с малыми лишь изменениями, соответствующими прогрессу времени и практическим его указаниям. А впрочем, что ж я? Они ведь за это в сущности и стоят. Дайте им хоть конституцию, они и конституцию приурочат к административной опеке России. <с. 37>

Проект. Откровенность, прямота и уже чистая, высшая невинность. Сим победиши.

Финансы. Освобождение, землевладение. 20 000 верст железных дорог, рабочий вопрос, вопрос земель, уживется ли единоличная собственность рядом с общиной — всё это вопросы и требуют еще финансов. Да капитал любит спокойствие внешнее и внутреннее, не то прячется. Да мы и капиталистами-то не умели быть: мы знали только один ломбард. А тут вдобавок вдруг 20000 железн<ых> дорог — что в Европе в полвека выстроились, а у нас вдруг. Да какое тут спокойствие, какое тут движение капиталов. Надо выждать. А Россию гонят: всё потому-де, что мы не европейцы, что не увенчано здание, мало ли криков.^[72]

И потому финансисту надо стоять, так сказать, вне времени и пространства и взять идею вечную и незыблемую… (Для корней.)

Финансы. Журавль в небе. Ну что такое ваше земство, когда мы сами не знаем, каким ему быть, народным или чиновничьим? Вам смешно, а что коли вдруг решат и положат уже твердо и непреложно, что быть земству народным, самим собою, развяжут крылья, и что коли вдруг это народное-то в самом деле земство, уже само, уже без всякого давления из высших сфер, пожелает стать также чиновничьим земством и само потянет к тому. Недаром же два столетия развивался вкус, и вы хотите, чтоб мы нечто твёрдое и стоящее променяли на эти загадки, на эти шарады, на этих журавлей в небесах. Нет, мы лучше сами исправимся и т. д. Синицу.

Проект. Ces dames…^[73] Под покровом своей красоты и невинности. (Морской воздух, пищеварение.)

Проект. И Россия встретит (их) врагов, как ces dames под покровом своей невинности,^[74] невинности и нищеты! Ну зачем они пойдут тогда, чтоб разорять <с. 38> соломой крытые хаты, о полно, ведь они европейцы, они образованы. Ведь сказал же один наш профессор, что русский не может быть великодушен и иметь благородные чувства потому, что он необразован. А потому как же я не заключу обратно, что Европа и европейцы не могут не быть великодушными и не иметь возвышенных чувств, потому что они образованы.

Ну а Польша тогда?^[75] А окраины? Ну как это-то тогда, при невинности-то?

Это ты бросаешься в каждую мелочь! Да может тогда и польского вопроса совсем не будет. Все эти наши окраины всё это мелочь, — надо следить за главным, за существенно главным.

Гм. Да главное, пожалуй, у него и правда. То есть я не скажу, боже избави, и какой глупый, смешной проект, но… в нем что-то есть… что-то хитрое и практическое.

Я почти уверен, что его не примут нигде и везде засмеют, если только удостоят смеха, но в соображение — о, в соображение, может быть, примут. Именно цели-то веселости преследовали, когда всё так хмуро и мрачно.

Окраины всё это вздор, всё это мелочи и с другого боку, всё мелочи, Россия до Урала, а дальше мы ничего и знать не хотим. Сибирь мы отдадим китайцам и американцам. Среднеазиатские владения подарим Англии. А там какую-нибудь киргизскую землю это просто забудем. Россия-де в Европе, и мы европейцы, и преследуем цели веселости. А более никогда и ничего, вот и всё…

Я уверен, что он одумается, что от глупых слов своих об окраинах он откажется. При составлении проекта он просто забыл об окраинах и разгорячился, когда его застали врасплох, но в идее его все-таки есть нечто и т. д., то есть, конечно, его проект вздор, и какой смешной.

И в веселости идея, и в невинности идея, и во всем вместе — идея. <с. 39>

Проект. Но… Идея веселости и идея невинности — это, так сказать, уже указание или даже пророчество некоторой высшей политики. Конечно, у него глупо, и он ничего не сумел выразить, но… Я уверен, что проект его и т. д. Я почти уверен…

Финансы. «Страна»: научить народ его правам и обязанностям. Это они-то будут учить народ его нравам и обязанностям! Ах мальчишка!

(Цинизм, отчаяние, правды нет, пьянство — что было бы с народом, если б у него не было религии? А что было бы? тогда бы начали учить его правам и обязанностям. Да он бы удавился!)

Финансы. Освежите этот корень — душу народную. Это великий корень. Этот корень начало всему.

Финансы. А Россию-то подгоняют: почему это она не Европа? Да как это она не Европа, да зачем это она не Европа? Решено, наконец, и разрешен вопрос: оттого-де, что не увенчано здание. И вот все до единого кричат об увенчании здания. Механические успокоения всегда легки^[76] и приятны. Оттого-де, что не увенчано здание, оттого Россия и не Европа, а стало быть, нечего вдумываться и нечего тревожиться: увенчать здание, и станет Россия сей же час в Европе. Главное и приятное в этих механических успокоениях то, что думать^[77] ни о чем не надо:

Мы верно уж поладим,

Коль рядом сядем.

Наладила сорока Якова. А что коль вы в музыканты-то еще не годитесь? Обвинять-то, отрицать-то вы годитесь, говоря что угодно. А дай-ка вам самим что-нибудь сделать: господи, что это будет! Говорильня-то будет, в этом <с. 40> сомнения нет. Но из белых жилетов выработается лишь сия говорильня, а дела все-таки не будет: вот кричат о сокращ<ении> 50000.^[78] Выработался тип говоруна. Выходит, например, сановник и говорит собравшимся подчиненным: господи, что иной раз говорит! Сядет перед вами иной передовой и ведущий и тоже начнет говорить: ни концов, ни начал, дурман. Часа полтора говорит. Этот тип выработался. Этот тип народившийся еще не затрагивали. Много не затронула еще художественная литература наша и проглядела. Ужасно отстала. Всё типы тридцатых, сороковых (и много-много начала шестидесятых^[79]) годов.

Финансы. Тогда только, когда дух народа успокоится в правде и видя правду.

Проект. Ведь рано или поздно, а к этому должно прийти, то есть к веселости и невинности, иначе съедят. Не за европейцев, а за татар нас Европа принимает. Затей с нами войну Бисмарк… Бисмарк? Никогда: мы ему^[80] нужны для Франции.

Э, вздор какой! Ну да положим нелепость, пусть нам Бисмарк объявит войну: кто будет его первым союзником? Тот же Гамбетта, та же Франция…^[81] уверяю тебя.

Финансы, И… поворачивать к оздоровлению корней, тут сеять деньги, тут удобрять. Иначе…

Да что же тут нового? (Засмеются.) Да нового тут, пожалуй, нет ничего, кроме разве одного, но об этом скажу уж в конце статьи… А теперь к делу.

Где же корни? Да, например, самый народ и душа его. Вот корень, самый первый и самый драгоценный.

Дайте ему свободу движения и внедрите в душу его, что правда есть в русской земле и что высоко стоит ее знамя… и многое, чего даже и не ожидаешь, не видишь и не предполагаешь, совершится и финансы ваши пойдут по маслу…

Бог и царь ее держит. Не заслоняйте от народа царя. <с. 41>

Финансы. Как прочли им… Коль читают, значит, что-нибудь будет…

Превратные мысли: даром возьмем.

Явятся только комиссии для сокращения комиссий.

Пусть станет нам самим дорог рубль — и вы увидите, как он тотчас же станет дорог и на европейском рынке и подымется ему цена в один миг, и безо всяких внешних займов.

Податная система (изменения). Всё это очень полезные, положим, лекарства, но механические, пора начать и с других, высших.

Россия вся для себя, а не для Европы.

Россия хоть и в Европе, но Россия и Азия и это главное, главное.

Крутые меры, крутые решения. Угрюмая экономия.

Азия. Да, Восточный вопрос разрешится сам собою. В сущности Восточный вопрос для нас теперь и не существует. Мы решим его вдруг, в грядущие времена, выберем минутку такую в Европе, вроде франко-прусской войны, и когда притом сама собой затрещит Австрия. Потому что там тоже всё решится само собой, помимо всех соображений и всех Бисмарков. Только бы нам не ввязываться, о, только бы нам не ввязываться, то есть спасать порядки и проч. Трещите себе, валитесь — а мы тем временем станем твердо и остановим волну именно тем, что стоим твердо. Только стоим. И тем только, что мы стоим, что мы есть, и спасем европейское человечество! Но эту басенку мы еще поясним впоследствии. «Что радикальные потребны тут лекарства».

Сами запросятся в чиновники и станут тянуть к тому.

Да вы-то кто? Разве вы не дети чиновников и не внуки их? <с. 42>

Финансы. К оздоровлению корней — это можно приступить, и определить даже на то миллион-другой в год — на том ревизию устроить, комиссию составить для исследования способов к оздоровлению корней, и подкомиссию для собрания сведений, а так чтобы всё бросить и только о корнях думать, нет, это нельзя. Ибо теперь нечто, а тогда в ничто въедем.

Проект. Нет, ты не знаешь, как они нас ненавидят. Нет, не та цивилизация, не Европа мы для них, не европейцы, мешаем мы им, пахнем нехорошо… Нет, они идею предчувствуют, будущую, самостоятельную русскую, и хоть она у нас еще не родилась, а только чревата ею земля ужасно и в страшных муках готовится родить ее, но мы только не верим и смеемся. Ну, а они предчувствуют. Они больше предчувствуют, чем мы сами, интеллигент, то есть русский. Ну, и побоку идею, сами задушим ее,^[82] для Европы, дескать, существуем и для увеселения ее, все для Европы, все и вся — и для нашей невинности.

Тогда и поверят. Ну, с первого года конечно не поверят, будут только удивляться, ну а потом поверят, потом поверят. Мы их деньгами, расходами побьем. Деньгам поверят. Лет через семь или через десять поверят… (Рано ли, поздно ли, ведь придем.)

Проект. Проект его, очевидно, глуп, это какое-то исступление, а не проект.

Азия. К черту Азию, у нас и в России-то всё неурядно, а тут еще мечтать об Азиях — Норденшельдов запретить.

Тургенева, Львов Толстых, заставить их, велеть. Тут нужно творчество, тут художественность. Тут надо, чтоб человек понимал искусство. Да тут один Григорович что может сделать. Плеяду, плеяду заставить. Ну ты мрачен, тебя не надо (это он мне).

Ну Островский не годится, не тот род, нейдет, Писемский тоже, тебя тоже не надо, ты мрачен. Но молодых, молодых.^[83] <с. 43>

Мы такого изобретем философа, красавчика, который выйдет и начнет читать лекции философии на тему веселости и невинности и в которого разом влюбятся все дамы. Поэты, театр. Газета, в которой ни одного слова правды, нарочно такую, а все самые веселые вещи — фокусы. Мы устроим целую новую академию наук, чтоб занимались впредь одними фокусами для увеселения дам.

Проект. Я думал тоже «Ливадия» с кокоточками, с чистенькими, пусть опальненькие. Но нет, нет, надо держать знамя добродетели высоко. Добродетели и невинности. Другое дело под шумок, папскую курию и раскаивающих<ся> грешниц. Обращайте, обращенные и проч. Ну и так далее. Вот это так можно.

Да ведь на это уйдут все доходы России.

Почти все. Но тем лучше. Все увидят, как мы безвредны, как мы невинны и как твердо стоим на нашей идее.

А миллиард на дорогу где взять?

Ну что лишний миллиард. Заем и шабаш!

А окраины, окраины? А Польша…

А заем, заем, всеевропейский заем на всечеловеческом рынке. И что такое лишний миллиард? Лишний миллиард ничего.

А армию сокращать, по мере водворения доверия и сокращать, до минимума, до ничтожества. Денежки-то и найдутся. Да и чего ты боишься? Разве я не читал, что и теперь уже пишут, что ее можно наполовину сократить и что ничего не будет, — это теперь-то, теперь, когда все нас съесть хотят и у каждого камень за пазухой. <с. 44>

Проект. Денег много пойдет, — нечего делать, надо скрепиться — гурьевские каши, соловьиные языки, а сколько тут истопчется шелковых чулков, башмаков — веселыми секретарями-то и всей этой фешенью. Галуны, перчатки. По три, по четыре пары перчаток на день каждому. А высшие-то расходы?

Ну а земля-то, земля-то как будет, без денег-то, русская-то земля.

Как-нибудь. Да чего ты об русской земле? Всё превосходно будет. Главное мир, а затем и всё.

Всё явится, и деньги явятся и подати; еще увеличатся!

Проект. Один входит, другой выходит, тысяч сто али двести в сезон перевеселим. Двести тысяч веселых умов дадим Европе в сезон, да ведь это чудо, это что называется результат!

Можно катать иезуитов и высших католиков. О, иезуит есть вещь, а прочее всё гиль. Иезуит важный человек.

Всё позволено и всё спрятано — вот.

Да ведь это, пожалуй, то самое, к чему и ведут нас в газетах наши русские передовые умы. Они только дальше носа не видят, а потому и не предчувствуют, куда можно прийти. А идя за ними, мы именно к тому и придем, то есть к веселости^[84] и невинности.

Азия, финансы и проект. Прежде мы их делали сильнее, а теперь они нас сильнее, и кто ж как не мы тому способствовали. Францию возродили, Германию… и т. д.

Изгнанных из Франции отцов иезуитов, капуцинов, бернардинов и проч.

Обнаженные груди, слезы раскаяния… Всё это фотографируется и живописуется тут же на месте. Но всё это великолепно и в высшем смысле. Даже леди могли бы посетить для созерцания, и чтоб ничего, ничего такого. Ну, разумеется <с. 45> там, в других отделениях, коридорчики… А впрочем, я не настаиваю, не настаиваю. Ты знаешь, я и сам терпеть не могу. Я только, чтоб весело.

Проект. Разумеется, все его квадратные суда всё это вздор и глупость: у пего не вышло. Но веселость и невинность, говоря так сказать вообще, — о это, может быть, теперь и есть высшая-то политика. Это идейка. Даже идея.

Финансы. Бедному и забитому и без того всякий начальник, а тут еще двадцать официальных.

Проект. Гамбетта же и пойдет за Бисмарком, хоть и зная наверное, что Бисмарк же рано ли, поздно ли, а обратит Францию в ничтожество, да сверх того зная наверно, что если кто на всем свете пожалеет Францию и мог бы не дать ее обратить в ничтожество, так это Россия, и все-таки на Россию с Бисмарком пойдет. (Предчувствие, что Россия — носитель какой-то новой идеи.)

Сибирь и всю Азию на откупа жидам, американцам, англичанам, можно даже гарантировать пять процентов. Остров Новую Землю подарить Норденшельду за то, что шведам открыл Сибирь 300 лет после Брмака.

Разумеется, на судна должны приглашать наши европейские посольства, а для того усилить состав их особенно блестящими молодыми секретарями. Секретарей изготовлять в Петербурге, а для того основать в Петербурге еще два-три лицея с французским и английским, с танцеванием и фехтованием и проч. Завести кафедру умеренного либерализма и проч. А главное, денег, денег и денег. Взять у народа.^[85]

Сибирь — продать по частям на сруб — уступить Китаю, напустить америкаицев. Всего лучше разбить но участкам и отдавать на откуп, или если никто ничего за них не даст, то просто отдать в эксплуатацию <с. 46> с гарантией 5 процентов. Все жертвы пусть будут принесены, только б нам избавиться от этого хлама.

Финансы. Хоть обеспечена правда-то была бы ему (народу). И он больше бы дал вам. Несравненно. И знаете, он больше бы даже и выпил. Две рюмки в день (при обществах трезвости). Вы смеетесь.

Оздоровить. Это главный корень. Научить правам и обязанностям. Ах мальчишки.

Азия —

Не в том дело, чтоб приступить к оздоровлению корней, а в том, чтоб взять это за единственную задачу нам. Суровая, угрюмая экономия…

Пусть дефицит, пусть даже банкротство.

Если бы это серьезно, то можно бы даже сократить армию, правда не более как на ¹/₁₀-ю долю. Но и сокращать не придется. Пойдут поступать сильнее.

Не в экономии дело, а в принципе экономии...

Как всё книжно, свысока. Простодушно писать не умеют. Гордятся очень, тон берут не тот. Покровительствуют, учат, опекунами смотрят, в облако славы своей замыкаются.^[86]

Финансы. Где уж мне равняться с нашими финансистами (NB. Вот только б не сочли они себя, с моих слов, в самом деле финансистами.)

Чтоб он в свой суд уверовал, чтоб он в представительство свое мировое уверовал и признал бы его за свое, за плоть от плоти своей и за кость от костей своих. Как сделать это? Умники пишут: надо научить народ его правам и обязанностям. (Ах, шалуны, ах, мальчишки! Это они-то будут учить народ его правам и в особенности его обязанностям.) Поучитесь у него прежде, судари, спросите его мнения, и он сам вам укажет, чего ему надо.

Проект. Проект мечтателя, сумбуриста. <с. 47>

Проект.

Твой проект сатира.

Какая сатира? Я в самом деле.

Да вот в «самом-то деле» самые лучшие сатиры и выходят. Так ты думаешь за сатиру примут? Очень может быть.

На кого? На что? О, если б только они знали, как я искренно.^[87]

Проект. (В начале) — Женщины, женщины, главное женщины, потому что женщины всем орудуют. Нынче век женщин повсеместно. Женский век, говорю тебе. И вот, во-первых, во всей Европе первая женщина это уже, конечно, ледя.

Кто такая?

Ледя, ледя! Английская ледя. Другие произносят леди, но я произношу ледя. И даже с ударением на я. Более подходит к русскому языку. Ну, одним словом, так хочу. Итак, ледя…

Финансы. Азия. Восточный вопрос. Как мы там ни ввязывайся, а мы с Австрией, пока она с Германией вкупе, ничего не сделаем, несмотря на все их наглости. Они, может быть, того только и ждут, чтоб мы рассердились.

Программой финансов.

Оздоровление народа.

Россия — Азия.

Экономия.

Уничтожение аристократизма, петербургского взгляда на народ и на Россию и смирение перед нею.

Проект. Соловьиные языки, которые, должно быть, ужасная скверность, но сказано языки, так языки. Можно достать и воробьиных и вороньих и уверить, что соловьиные. <с. 48>

Государство есть церковь. Наше различие с Европой. Государство есть по преимуществу христианское общество и стремится стать церковью (христианин-крестьянин). В Европе, наоборот (одно из глубоких наших различий с Европой). Речь профессора Вирхова («Новое время», № 1745, 6-го января, вторник). Вирхов провозглашает, что государство есть по преимуществу свободное от религии и христианства общество. Так во Франции и Гамбетта. Крюцификсы. Наши глупенькие тотчас подхватили западную формулу и записали в свой катехизис. А она глубоко не народная и не христианская у нас, в русском народе. Вся штука в том, что Вирхов боится, будто христиане станут тотчас же избивать не христиан. Напротив, полная свобода вероисповеданий и свобода совести есть дух настоящего христианства. Уверуй свободно — вот наша формула. Не сошел господь со креста, чтоб насильно уверить внешним чудом, а хотел именно свободы совести. Вот дух народа и христианства! Если же есть уклонения, то мы их оплакиваем.^[88]

Проект. Деревеньку болгарскую причислят, вот и цели наши восполнились. Других ведь целей в Восточном вопросе у нас и нет. Ведь не Константинополь же^[89] мы думаем завоевывать!

Финансы. Финал. Сокращение 50 000 армии. Не заведете, сквозь пальцы промелькнут. А нам войско нужно, ух нужно, что бы там ни говорили очень умные люди, ну да на эту тему потом.

Денежки-то у нас промелькнут сквозь пальцы, и не увидим, а пятидесяти-то тысяч уж мы никогда опять не заведем, если раз их похерим, на эту дорогу вступать опасно, с теперешними принципами. То есть, видите ли, оно бы и можно, ух можно, но с тем только, если б знать наверно, что не промелькнут денежки сквозь пальцы. А как это знать наверно? Только тогда и узнаем наверно, когда вступим на окончательную, «на суровую, на угрюмую экономию, на экономию в духе и силе Петра, если б тот захотел экономить». <с. 49>

Петербург ничего, а народ всё.

Финансы. Даже водки выпивают больше, я ведь только с финансовой точки теперь и хочу смотреть. Спросите народ о нуждах его и перво-наперво безо всякого посредства интеллигенции. О ее нельзя устранить, она скажет много умного, но пусть она скажет потом. Ведь они дети, со слезами, восторгом и любовью.

Финансы. Мужик… Что у него в волости правда, что у него в суде правда, в земстве. Что правду любят и чтят начальники его и проч.

No. Просвещение.

Финансы. Кроме 3-х еще тысяч сколько угодно. — Да что же вы? Да это не только министр финансов, но и внутрен<них>, но и иностр<анных дел> — все вместе ничего сделать не могут, если б даже и захотели поверить вашей галиматье. Тут сложившаяся действительность, тут два века истории, не ломать же их. Да это совсем и не финансовая мера, которую вы предлагаете.

Это я знаю, что не финансовая, но не ждите и финансов, В моей статье нет ничего нового, кроме того, что не прилагалось.^[90]

Свинья.

Оздоровление: корней,^[91] в ней только размер затраты сил, которые бы можно употребить на оздоровлении корней.^[92]

Азия. Совсем это не значит изменять просвещению и пойти ретроградным путем (не соваться столь к Европе, ибо это сование страшно дорого стоило нашим финансам. Освободили^[93] Европу от Наполеона, войны, созидали там силы, теперь от них же миллион войска содержим. А то что даже забыли об России.) Спасали царей.

Мы еще больше сделаем для Европы потом. Мы именно пригодимся ей в самый решительный ее момент. А теперь что: втюримся до того, что за папу, или спасать царей. <с. 50>

А впрочем, эта тема (о народе) так велика, что где мне ее и исчерпать. Счастлив буду, если б хоть капельку понятного сказал об этом первом и главном пункте оздоровления России.

Финансы. Чиновники: вы думаете, что мы гнилы, увидите, как мы крепки. Нет, мы еще выстоим. Еще простоит здание с нами, по простой механической инерции простоит. Ну а рухнем, и падение будет великое.^[94] Но пока стоим. А вы что нам покажете взамен. Мы нечто, а вы ничто. А вас пример Европы, ваше страстное желание и любовь к народу, о которой вы столько толкуете и которая, бог знает, еще есть ли у вас? А ну как запроситесь сами в чиновники?^[95]

Финансы. Земский собор. И сколько перейдет интеллигента. А доктринеры пусть поучатся у народа смирению и как такое великое^[96] дело надобно делать. А великое это дело: царю всю правду сказать.

Но с них надо начать, с мужиков (если и есть у меня какая мысль, так только эта), и пока отнюдь без интеллигенции. Почему же так? А потому, чтоб интеллигенция, когда услышит от народа всю правду, поучилась бы сама этой правде, прежде чем свое-то слово начать говорить. И как плодотворно будет обучение, сколько перебегут, как осиротеют доктринеры, вся молодежь от них отшатнется, даже взрыватели отшатнутся и примкнут к русской правде. Останутся только старые доктринеры, отжившие свой срок колпаки и либеральные <--> сороковых и пятидесятых годов.

На мартовск<ий> No

Бестолковейшая статья «Нов<ого> времени» о Гамбетте и прочности республики.

№ 1748 9 январ<я>, пятница. Замечательн<ый> No «Нов<ого> времени». <с. 51>

Азия. Азия, ошибка вначале, слишком долго ошибка продолжается.

Крылов, Это очень хорошая басня, и неужели, неужели кто-нибудь из нас захотел бы походить на этот портрет?

Кавелин. Он уже старец и угасает с самым полным незнанием народа русского и с презрением к нему.

Финансы. Экономия. Даже банкрутства не боятся; только лишь мы пойдем самостоятельно, так тотчас же сами кредиторы наши почувствуют к нам уважение и не объявят банкрутства нашего, а будут ждать и надеяться. Сами даже придут к нам с услугами и капиталы предлагать будут. Но мы не возьмем от них, довольно.

Финансы. Азия. 75 мильо<нов>, железная дорога, если б не столько поглощало текущее. Текинцы, да кто ж о них знал кто-нибудь? Они ли потребители? А почему же и нет? Да и не в потребительстве ихнем дело, купеческ<ие> дороги невозможны были при них, и сколько их невозможных в Азии, народы бы возродились с пребыванием России в Азии, и началась бы торговля, спрос и промышленность, даже Узбой. Чего сидеть и махать руками на Азию: там-де ничего, там мертво. Мертво потому, что вы мертвы, а на вас, на России ведь миссия вселенская лежит — умиротворить и цивилизовать в Азии. Или вот еще крик: вы нас в Азию посылаете! Мы азиаты! Вы ретроград. Измена просвещению. Напротив, напротив — чуть самостоятельнее мы станем, усилится спрос на науку, удесятерится, усторится. Европа тогда только и сочтет нас за нечто и посмотрит на нас с уважением и примет нас в общение свое. О, были бы на нашем географическом месте англичане или американцы, о, что бы они теперь сделали в Азии! и т. д. <с. 51а>

Азия. Совершенное изменение доселешнего взгляда на себя как на европейцев и признание, что мы и азиаты, на столько же, сколько и европейцы, даже более, и что миссия наша в Азии даже важнее, чем в Европе, — пока, пока разумеется.

О Европе, о политике нашей в Европе, жили для Европы, а не для себя. Восточ<ный> вопрос. Момент, как в франко-прусскую войну.

Финансы. Чиновник. Я удивляюсь, наши европейцы на чиновничество нападают, преследуют даже сатирами. А ведь это ошибка: чиновничество-то я есть ведь европеизм, по крайней мере всё государственное европеизма в нем организовалось и преимущественно выразилось. На эту тему, впрочем, потом: она любопытна.

Финансы 3-я часть. Азия. Ведь европейцы (то есть настоящие, тамошние) ведь это--престранный и пренеразрешимый народ. Мы вот лезем к ним, даже иной раз не уважая себя, уверяем их в нашей дружбе и нашей любви, а они-то всё нас отталкивают! А вы — только что мы станем особливо и заявим, что впредь мы уважаем себя и жить будем только для себя, — и тотчас же они начнут уважать нас, поверьте, даже к нам полезут сами, и уж без наших заискиваний нас к своим причтут.

«Новое время» № 1751. 12 января/81 г. Понедельник. Письмо студента А. Ф. (в «Новор<оссийском> телеграфе») о правах студентов. К сведению.

«Москов<ские> ведом<ости>» 1881 г. № 9, пятница, 9 января. Передовая о школах и о мнениях «Вестника Европы».

Финансы! Вот что скажут 14 классов «как таковые», говоря философским языком. <с. 51б>

Финансы. Либералы себе противоречат, издеваясь над идеей чиновничества. Они — «даже формула Европы», какая только могла у нас проявиться. Ибо 14 классов за себя стоят и в себе всё вмещают, а особливости, своеобразности русского народа и сил его мало признают, а потому и России вне Европы не признают. Как же они не с вами, господа европейцы наши? Это воплощение вашей идеи, ибо и нельзя даже никак стать над народом и заставить его просветиться, как не приняв той же самой власти и того же авторитета, какой у чиновника. Своих не узнали.

Нет, пусть лучше мы станем как-нибудь добродетельны и смягчим кое-что, сообразно с веяниями времени, но зато ничего не уступим.

Азия. Но ведь самое предчувствие Англии, тем самым, и указывает нам нормальное и естественное отношение наше к Азии. Не станет же она даром предчувствовать, она дальновидна. И если хотите, наше мирное культурное движение <в> Азию послужит первым шагом к миротворному разрешению наших недоумений с Англией. Ибо теперь, не двигаясь вовсе, или двигаясь мало от опасения Англии, мы только держим ее в смущении и неведении насчет будущего, и она ждет от нас всего худшего.^[97] Когда же мы усилим наше движение культурное в Азию, то она^[98] увидит по крайней мере^[99] в первый раз настоящий характер движения нашего и, очень может быть, что сбавит многое из своих опасений.

Кавелину. Подражательность равна у всех народов (и пятиалтынников всё одних вам надают сдачи, так вы сердитесь, а тут народы все одинаковы). Этим только вы доказали, что хоть и много прожили, но мало приметили. <с. 52>

Кавелину. Вы говорите, что нравственно лишь поступать по убеждению. Но откудова же вы это вывели? Я вам прямо не поверю и скажу напротив, что безнравственно поступать по своим убеждениям. И вы, конечно, уже ничем меня не опровергнете.

Проливать кровь вы не считаете нравственным, но проливать кровь по убеждению вы считаете нравственным. Но, позвольте, почему безнравственно кровь проливать?

Если мы не имеем авторитета в вере и во Христе, то во всем заблудимся.

Нравственные идеи есть. Они вырастают из религиозного чувства, но одной логикой оправдаться никогда не могут.

Жить стало бы невозможно.

Каламбур: иезуит лжет, убежденный, что лгать полезно для хорошей цели. Вы хвалите, что он верен своему убеждению, то есть он лжет, но это дурно: но так как он по убеждению лжет, то это хорошо. В одном случав, что он лжет — хорошо, а в другом случае, что он лжет — дурно. Чудо что такое.

На той почве, на которой вы стоите, вы всегда будете разбиты. Вы тогда не будете разбиты, когда примете, что нравственные идеи есть (от чувства, от Христа), доказать же, что они нравственны, нельзя (соприкасание мирам иным).

Это очень ретроградно от вас, г-н Кавелин. Как это вы недосмотрели и так промахнулись. Что станет теперь говорить княгиня Марья Алексевна.

… Конечно, это не научно, хотя почему бы и нет: огромный факт появления на земле Иисуса и всего, что за сим прошло, требует, по-моему, и научной разработки. А между тем не может же погнушаться наука и значением религии в человечестве, хотя бы и ввиду исторического только факта поразительного своею непрерывностью и стойкостью. Убеждение же человечества в соприкосновении мирам иным, упорное и постоянное, тоже ведь весьма значительно. Нельзя же ведь решить его одним почерком пера, тем способом,^[100] как вы решили про Россию, то есть у всех младенческих народов и т<ак> далее. <с. 53>

То есть у всех, дескать, народов в младенческом состоянии и проч. и проч. Это уже слишком была бы легка наука. Это уже петербургская наука, русско-европейская…

Инквизитор и глава о детях. Ввиду этих глав вы бы могли отнестись ко мне хотя и научно, но не столь высокомерно по части философии, хотя философия и не моя специальность. И в Европе такой силы атеистических выражений нет и не было. Стало быть, не как мальчик же я верую во Христа и его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла, как говорит у меня же, в том же романе, черт. Вот, может быть, вы не читали «Карамазовых», — это дело другое, и тогда прошу извинения.^[101]

Финансы. Экономия. Решительно, как прежние баре — помещики без гроша тону задаем, по Европе кутим. Вот, дескать, смотрите, какие мы богатые и роскошные и как за окно деньги умеем кидать.

Азия. Ибо только от пренебрежения к Азии не замечали мы до сих пор ее для нас необходимости.

39, 50, 49, 48, 46, 41, 38, 31.

Final. Сам знаю, что не экономическая статья.

Я стою за принцип, что оздоровление корней выше забот лишь об одном текущем. А там, как угодно.

Final. Что царь русский есть царь и повелитель всего мусульманского Востока. Пусть приучаются к этой мысли в Константинополе. <с. 54>

Проект.

— Да как же это: корабли по железной дороге?

— Да ведь это смешно.

— Что смешно? Тот же пар. По морю яко посуху.

КРИТИКАМ

Я ничего не ищу, и ничего не приму, и не мне хватать звезды за мое направление.

Я, как и Пушкин, слуга царю, потому что дети его, народ его не погнушаются слугой царевым. Еще больше буду слуга ему, когда он действительно поверит, что народ ему дети. Что-то очень уж долго не верит.

Азия. 10 000 — для нас ничто, а там много. Ибо один Урус всегда занимает там первое место. Один Урус первенствует над сотнями и тысячами, и сейчас же становится там господином.

Самостоятельности прибавило бы нам.

На Азию надо бы обратить внимание как можно скорее. Это корень, который как можно скорее надо оздоровить.

Если б по три миллиона откладывать.

Кавелин

Кавелину. Нравственных идей нет.

Ошибочное выражение: доказать их умом нельзя, это правда, но что они тем не менее есть — это опять-таки несомненно. <с. 55>

«Горе от ума» (Гончаров). Комедия Грибоедова гениальна, но сбивчива:

Пойду искать по свету…

То есть где? Ведь у него только и свету, что в его окошке, у московского хорошего круга, не к народу же он пойдет. А так как московские его отвергли, то, значит, «свет» означает здесь Европу. За границу хочет бежать.

Если б у него был свет не в московском только окошке, не вопил бы он, не кричал бы он так на бале, как будто лишился всего, что имел, последнего достояния. Он имел бы надежду и был бы воздержаннее и рассудительнее.

Чацкий — декабрист. Вся идея его — в отрицании прежнего недавнего, наивного поклонничества. Европы все нюхнули, и новые манеры понравились. Именно только манеры, потому что сущность поклонничества и раболепия и в Европе та же. <с. 56>

РАЗРОЗНЕННЫЕ ЧЕРНОВЫЕ НАБРОСКИ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА

<1>

Белов

даже и теперь, когда еще не готовы к радости

И их не обидят. Вы скажете: сами же вы говорили, что в народе много нелепых слухов. Да, но одно дело народ в разброде, другое в сборе. Целое влияет, общее. Целое свой разум имеет. Целое влияет само наоборот. Целое разум вызывает.

Важны не частности, важен принцип

Всё это собственно до них только касается

Ножницы

Мы-то и с ними, а не кто другой

<2>

Финансы

Нет культуры (школа).

Кавелин напишет

Нет культуры

Квадрат

Или до него не дошло ваше кощунство

Есть давитель и аристократ

Машина

Система Что дороже?

Серьезн<ый> вопрос

Только и спасения, что культурный слой, отрицающий культуру Петра, то есть мы

<3>

не предписанный, а действитель<но> выжитый самими людьми порядок, и из самих себя

незыблемый п<орядок?>

ОТРЫВОЧНЫЕ ЗАПИСИ, СЛОВЕЧКИ, ВЫРАЖЕНИЯ

<1864>

Стушевался

Огрибел

Готовые барышни <с. 17 обр. нумер.>

<1865>

Общиться <с. 114>

<1867> <1>

Несбытовщина <с. 2>

<2>

Сей же почтеннейший искатель прогрессистов <с. 142 >

<3>

Чего же лучше? Так и скажите всем.

О, да это именно так <с. 144>

<1870>

Воротися ко мне, Павел,

Я бы сам тебя исправил <с. 4>

<1872> Словечки

Тот, кто не понимает своего назначения, всего чаще лишен чувства собственного достоинства.

Счастье мне невыгодно: я не выношу счастья и сейчас прощаю моим врагам.

Кто лишен способности понимать шутку, тот никогда не будет^[102] истинно счастлив.

Накарманил тысяч двадцать <с. 48>

<1876-1877> <1>

да вольно же было подвернуться, ну там спрятались бы куда-нибудь! <с. 2>

<2>

Опрятность может быть свойством и прирожденным, наследственным. Но чаще всего приобретается опытом и долгими годами как необходимость в борьбе за существование. <с. 232"

<1877>

Оппозиция бюрократии

бьют мимо цели

Главного-то шагу и не видят, так же как и писавший о Левине.

Сущность в воспитании нравственного чувства.

<б. д.>

Представление увлекало его.

ЗАПИСИ ЛИЧНОГО И ИЗДАТЕЛЬСКОГО ХАРАКТЕРА ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК И РАБОЧИХ ТЕТРАДЕЙ
1860-1881 гг.

<1860-1862>

NB. Съездить в контору насчет билета Авдотьи <с. 57>

Припадки

1-го апреля — (сильные)

1-го августа — (слабый)

7-го ноября — (средний)

7^[103]-е генваря — (сильные)

2 марта — (средний) <с. 58>

Дрезден

Франкфурт

Гейдельберг

Мангейм

(Memento)^[104]

Написать:

Баканину

Валиханову

поэту

Штрандману

Настасье Петровне

Гейбовичу

Тону

Быть: у Дебу

у Смирнова

у Кашина

у Фермора <с. 23>

От Мангейма по Рейну до Кельна

Из Кельна в Брюссель

Париж <с. 59>

<1863—1864>

1) В<арваре> Д<митрнев>не посылать всё Маше

2) Отдать В<арваре> Д<митриев>не письма

3) Цветные бумажки

4) Написать в Москву, когда ворочусь.

5) Соню попросить убедительно в Москве^[105] заехать к М<арье> Д<митриевне>

6) «Горе от ума»

7) Зубочистка <с. 50 обр. нумер.>

А<лександру> П<авлови>чу — 100

Брату — 100

Жизнь и voyage^[106] — 50

и д<алее?> — 15

Шестакову — 20

Паше — 25

Коле — 25

В доме за квартиру — 30

Непредвиденных — 30

до Берлина — 50

— 445

В Берлине — 100

или — 117 <с. 9>

24 июля Eheu^[107] <с. 21>

NB. С Филипповым о наборе.

Никол<ай> Петр<ович> Второв о векселе.

С Август<ом> Алекс<андровичем> о «Загадочных натурах».

О цензуре — с Туруновым.

Быть в заседании Литературного фонда.

Спросить у Августа расход и приход.

К Ламанскому и объявить ему об отъезде.

К Базунову.

Гинтерлах NB.

Со Страховым. О переводн<ых> статьях. О романе, продолж<ение> Шпильгаг<ена> <с. 33>

Августу об оригиналах к корректурам.

Августа спросить о тех 2000-х недопечатанных экземплярах майск<ого> номера для провинции.

Спросить у Августа об оригинале при корректуре.

О «Токее» (Долгомостьева спросить).

Но статье о железн<ых> дорогах компилятора <с. 34>

Требование на бумагу в типографию.

О «Белой розе».

О Гаврилове <с. 35>

И выхныкивала эту тысячу у тетки <с. 36>

План общего собрания сочинений

Том 1. Тот же, как и в издании Основского, с присовокуплением «Хозяйки».

Том 2.^[108] «Дядюшкин сон», «Село Степанчиково», «Двойник» переделанный.

Том 3. «Униженные и оскорбленные», «Скверн<ый> анекдот», «Записки из подполья».

Том 4-й. «Записки из Мертвого дома», «Кашкадамов», «Из подполья» <с. 63>

Рассказы Фатеева отыскать.

Статью Григорьева отыскать.

О «Разладе» — Полоне<ко>го <с. 40 обр. нумер.>

В среду и в субботу в Ценз<урный> ком<итет>.

За переговорами о цензорах.

Корректура.

Ну, и надо его погасить. <с. 96>

Кончен расчет с Базунов<ым> 25 июля <с. 103>

Эм<илия> Федоровна должна подать прошение в Дворянскую опеку, о назначении опекуншей и попечительницей над несовершеннолетними и малолетними детьми. Подать прошение в уездный суд об утверждении в правах на наследство.

Губернск<ое> присутств<ие> <с. 107>

Заседатель Чебакинский

Судья Пурьянской <с. 125>

Дворянская опека. 30 июля за № 2665 <с. 154>

«I Misteri del chiostro napoletano» Errieta Caracciolo

25 ноября/63 выезд из Москвы.

16 апреля <1864> (Eheu)

10 июля, в 7 часов утра — смерть брата Миши.

2 августа. Утро в Павловске. Жарко. «Дворянск<ое> гнездо» (начало). Маша, брат, будущность, потом настоящее. <с. 1 обр. нумер.>

<1864—1865>

21 авг<уста> Memento. Григорьеву дал для прочтения рукописи «Прихоть» и Кояловича.

22 ав<густа>. Тургеневу написать.

22 августа. Написать: Колошину

Серову

Тургеневу

Островскому

NB. Справиться, кому еще. Ап. Григорьеву написать.

23 августа. Написать требование на 100 стоп бумаги в типографию Тиблена.

О переводчике с английского для «Токеи». <с. 2>

24 августа. О Филиппова статье. О шпонах с Пантелеевым.

О «Токее» с Филипповым.

Пантелееву о «Токее» и ее нумерации и о нумерации «Мудрена дела».

О повести Крестовского <с. 3>

25 августа.

Справиться о повести: «Прежде и теперь» Савича.

Еще: «История билета в ложу» Луганьян, о векселе Мошарскому (Демис).

Статью о Петре III дать Порецкому.

26 <августа> 3 часа ночи. Сосчитать статьи, данные Тиблену, по листам.

К Веселаго съездить объясниться.

Спросить Аверкиева о продолжении Серова.

Прочесть Колошина о литературе по польскому вопросу.

NB. Завтра же составить объявление в «Голос» и проч.

Рукопись Кояловича, данная Григорьеву.

20 р. и Благосветлов.

3700 экз<емпляров>

«Наши браконьеры».

Справиться, нет ли рукописей в типографии? (потеряны рукописи: Неклюдова о влиянии возраста на уголов<ные> преступл<ения> и 2-я) Луганьян — «История билета в ложу») <с. 5>

Около 10 октября дать ответ о повести «Выкрест» — г-ну Торчинскому <с. 6>

29 <августа>. О прошении Горского.

Говор<ить> с Будаевским в 12 часов.

30) <августа>. Пересмотреть завтра рукописи для выдачи авторам. «Песни о женщинах» и проч.

1 сентября. К 15-му числу просмотреть и дать ответ о статье «История одного еврея».

«Дети корчмаря» дать ответ через месяц.

Повидать Порецкого («Наши домашние дела»). Завтра быть в Обуховской, у Гаевского и у С<услово>й, у Порецкого и у Тиблена.

2 <сентября>. Письмо Головачеву. Отыскать повесть в рукописях (поскорее).

3 <сентября>. Собрать для Порецкого газеты. Завтра раньше.

Корректуру Филиппову послать (остальное).

Головачеву письмо и деньги.

4 <сентября>. Статью Аверкиева в типографию (немедленно).

«Политическое обозрение» не забыть тоже, в типографию скорее.

О наших изданиях.

Разузнать, где находится рукопись «Из огня в полымя».

О Колошине.

5) <сентября>. Островскому отвечать.

6 <сентября>. О Колошине. Отвечать на его письмо. Завтра же утром.

Страхова статью «Заметки летописца» в типографию <с. 8>

7 <сентября>. С Аверкиевым о Бабикове.

8 <сентября>. О наших изданиях (Полонского).

Заголовок статьи Григорьева (Григорович) или Филиппова (NB. Поставить: Статья первая).

10 <сентября>. В субботу дослать кавказскому> офицер<у> 3 рубля.

У Григорьева — статью Кояловича и другую рукопись.

12 <сентября>. К Ковалевскому.

14 <сентября>. К Порецкому сходить.

14 <сентября>. Завтра утром письма все написать. Завтра приготовить и сдать печатать на август.

15 сен<тября>. «Польша и ее конфедерация». Через 3 недели ответ.

Пылины — через 2 недели ответ.

15 сент<ября> «Пустозерс<кие> фарисеи» — через 2 недели.

15 сен<тября>. Об экономич<еской> степени развития России. Через неделю NB

«Сила личности», Бунаков «Браконьеры» } 2 недели <с. 135>

17 сентября. Завтра утром — письма все написать.

Завтра приготовить и сдать печатать.

19) сентября. Отыскать «Пустозерск<ие> фарисеи».

Завтра — подыскать повесть.

Исправить «Записки мирового посред<ника>» и политическ<ое> обозрение.

Пересмотреть реестры августа месяца <с. 9>

Филиппову написать.

20 <сентября>. Прил<ожение> Петрова.

Проверить etc. насчет почтовой отправки.

22 <сентября>.

«Сила личности» через неделю.

Долгомостьева статью.

Бунакова («Браконьеры») через 2 недели.

23 <сентября>. Головачеву.

Об изданиях с Филипповым.

25 <сентября> (Eheu!)

Отправить No Островскому <с. 10>

25 <сентября> Соколовскому в Брянск.

27 <сентября>. Колошину непременно.

1 октября. О способе отправки на почту книг журнала.

Побольше аккуратности.

3 октября (болен). Головачеву написать, чтоб не торопился с политическим обозрением.

5 октября. Статью «Три наследника» исправить и пустить.

Письмо и деньги Бабикову.

6 ок<тября>. Отыскать письмо Калатузова.

Отыскать последний «Современник».

Колошину непременно.

О рукописи «Прихоть», данной для прочтения Григорьеву (в портфеле у Страхова). <с. 11>

6-е <октября>. От Щукина «Пристрастные» через месяц.

«Поступление в студенты» (от Кошкарева, когда-нибудь);

«Греческие трагедии» (Сикевич) через 2 месяца.

Бунакова «Браконьеры» (через 2 недели).

«Выкрест» (через 3 недели). <с. 65>

7 <октября>. Об обертке для «Мудреного дела».

8 <октября>. В «Зап<исках> миров<ого> посредник<а>» чтоб не было «Смирнов».

Через неделю

18 числа октября Бунакову окончательный ответ.

«Кит<айская> царевн<а>» окончательный ответ. <с. 133>

13 <октября>. В Уфу Лесничему^[109] NB. 16 октября.

16 октябр<я>. Справиться о 2-й и 3-й части «Из мрака к свету».

21 <октября>. Ауэрбах (Бурдину). Справиться о письмах, которые надо написать.

24 <октября>. Письмо и деньги Ольге N.

25 <октября>. Отвечать Лесовику.

28 <октября>. Отослать деньги «Токеа». Спросить о статье г-жи Ауэрбах. <с. 12>

29 <октября>. Лесная часть в набор.

30 <октября>. Отыскать письмо Круковской.

2 ноября. Список статьям в обеих типографиях и по скольку листов.

4 ноябр<я>. Зотову отвечать.

5 нояб<ря>. О двух подписчиках. «Мудреное дело». Сводку.

16 <ноября>. Оттиски «Об уголовн<ых> наказ<аниях>».

22 декабря.

Ответ Врангелю.

Ответ Головачеву.

Ответ С<условой>.

Ответ Зименко.

Ответ Ушакову.

Подробнее пересмотреть самые последние рукописи.

Бунакова переделать.

Цензорские пометки и цензорск<ая> корр<ектура> Аверкиева.

Статью Филиппова 2-ю часть пересмотреть и в набор.

Стрекалова пересмотреть.

О казаках пересмотреть.

Драма Булкина, к 6-му числу пересмотреть. <с. 13>

31 декабря.

Справиться о выходящей бумаге.

О подписке на иностранные газеты и журналы справиться.

1 января написать

Врангелю

Шидловскому

Круковской

Калатузову

5 января — деньги Колошину <с. 14>

Отвечать 2 февраля

Тургеневу

Зименко

Врангелю

Шидловскому

Шейну

Чаеву

Брату Андрею

Деньги — Колошину

" — Бунакову

" — Гериху

« — Федорову <с. 15>

Федорову в Оренбург заплатить в январе <с. 148>

У Долгомостьева „Летопись“ 2 книги Софийские.

У Майкова два тома (4) Устрялова.

У Коли Устрялова 1-й том.

Аверк<иев> „Кот Мур<р>“ <с. 1 обр. нумер.>

<2>

25 августа ночь в типографии

21 августа — припадок <с. 37>

Припадки.

5 июля — припадок средний

21 августа — из сильных

18 сентября — средний

29 сентября — средний

15 ноября — средний

12 декабря — большой

22 февраля — большой

2 мая — большой

9 мая — средний <с. 21>

<3>

6 мая 1) Попову до^[110] 25 мая, известие об уплате помесячно. <с. 151>

2 янв<аря>

Аверкиев взял Хомякова и 1-ю часть Беляева.

„Кот Мур<р>“

Кояловича

Долгомостьев взял Ипатьевск<ую летопись>, 1 том

Итого с прежними 2 тома.

„Русский архив“, № 5 и 6, № 2. <с. 152>

<1867> <1>

Memento.

Съездить к Кашину

К Юнге

К Ламанскому

К Майкову-отцу NB.

Пригласить: Страхова

Аверкиева

Базунова

Соловьева

Дела

С священником

Ковер, стакан и проч.

Хозяин

Жилет

Лапин, Гойжевский, Куканов, Печаткин

Статья

Кольца

ЗАМЕТКИ

ЗАМЕТКИ ПОСТОРОННИЕ

1) NB. Статья или книга: „О покушениях на жизнь“

2) NB. Смотри „Московские ведомости“,^[111] от ноября^[112] 5-го 1867. Дело об убийстве мещанина Суслова крестьянином Ярославск<ой> губерн<ии>, Мышкинского уезда, Балабановым. (Зарезал за часы Суслова, раздувавшего самовар,^[113] со словами: „Господи, прости ради Христа“.) <с. 87>

<1867—1868> Отметки припадков

1) ОКТЯБРЬ 1867 ГОДА. Женева.

С 17-го на 18-е октября, ночью, в ¹/₂ 6-го припадок, не из очень сильных. Последние 4 дня чувствовал неправильность в сердцебиении, необыкновенную раздражительность. Пошел к доктору 17-го; дал пилюль, чтоб уничтожить неправильность действием на низ. Сердцебиение и раздражительность приписываю беспрерывным женевским переменам погоды. Все эти 4 дня был холод, дождь, ветер: погода была точь-в-точь, когда в Петербурге от юго-западного ветру сходит иногда в феврале весь снег. Но 17-е, когда ходил к доктору, наступила прелестная, светлая теплая погода, и я вдруг почувствовал себя необыкновенно лучше. Ложась спать, я совершенно не ждал припадка, о чем и говорил А<нне> Г<ригорьевне>. Но ночью вдруг переменилась погода на сырую. <с. 72>

26 февр<аля> (9 мар<та>) 68. Идея критического журнала, необходимого теперь. <с. 134>

<1869—1870> <1>

22 февраля начать высылать.

27 января <с. 14>

Письма 23 декабря Паше

9 <января> Паше <с. 77>

<2>

ПРИПАДКИ (1869 г.)

ЗАМЕЧАНИЕ. Во Флоренции в продолжение лета — припадки не частые и не сильные (даже редкие сравнительно). При этом сильный открытый геморр<ой>.

3-го августа припадок во Флоренции, на выезде.

10-го августа припадок в Праге, дорогою.

19-го августа припадок в Дрездене.

4-го сентября припадок в Дрездене. Очень скоро после припадка, еще в постели — мучительное, буквально невыносимое давление в груди. Чувствуется, что можно умереть от него. Прошло от припарок (сухих, гретые тарелки и полотенца с горячей золой) в полчаса.

14-го сентября. Припадок ночью в постели.

NB₁) Да и все почти припадки в постели, во сне (в первом сне), около четвертого часу утра.

NB₂) Сравнительно с прежними припадками (за все годы и за всё время), этот, отмеченный теперь ряд припадков с 3-го августа, — представляет собою еще небывалое до сих пор, с самого начала болезни, учащение припадков; как будто болезнь вступает в новый злокачественный фазис. За все прежние годы, не ошибаясь, можно сказать средний промежуток между припадками был постоянно в три недели. (Но это только средний, средний пропорциональный; то есть бывали промежутки <с. 60> и в шесть недель, бывали и в 10 дней, а в среднем счете выйдет в три недели.)

Теперешнюю учащенность можно бы приписать — резкой перемене климата — Флоренции и Дрездена, дороге, расстройству нервов в дороге и в Германии и проч.

30-го сентября, ночью, припадок довольно сильный (после вечерних занятий).

1870 года, 1/13-е января припадок, сильный, после неосторожности, в шестом часу утра, в первом сне. Расстояние между припадками неслыханно длинное — три месяца и десять дней. С непривычки болезненное состояние продолжается очень долго: вот уже пятый день припадку, а голова не очистилась. Погода из хорошей (+ 2 или +3 градуса Реомюра) переменилась^[114] на слякоть. Припадок был почти в полнолуние.

7-е/19-е. Припадок в 6 часов утра (день и почти час казни Тропмана). Я его не слыхал, проснулся в 9-ом часу, с сознанием припадка. Голова болела, тело разбито. NB. (Вообще следствие припадков, то есть нервность, короткость памяти, усиленное и туманное, как бы созерцательное состояние — продолжаются теперь дольше, чем в прежние годы. Прежде проходило в три дня, а теперь разве в шесть дней. Особенно по вечерам, при свечах, беспредметная ипохондрическая грусть и как бы красный, кровавый оттенок (не цвет) на всем. Заниматься в эти дни почти невозможно. (Заметку пишу на 6-й день после припадка).) NB. Погода хорошая, изредка снег. Зима в Дрездене этот год необыкновенно мягкая.

10 февра<ля>/29 генваря. В три часа пополуночи припадок чрезвычайной силы, в сенях, наяву. Я упал и разбил себе лоб. Ничего не помня и не сознавая, в совершенной целости принес, однако же, в комнату зажженную свечу и запер окно, и потом уже догадался, что у меня был припадок. Разбудил Аню и сказал ей, она очень плакала, увидав мое лицо. <с. 61> Я стал ее уговаривать и вдруг со мной опять сделался припадок, наяву, в комнате у Ани (Любу вынесли) — четверть часа спустя после первого припадка. Когда очнулся, ужасно болела голова, долго не мог правильно говорить; Аня ночевала со мной. (Мистический страх в сильнейшей степени.) Вот уже четверо суток припадку, и голова моя еще очень не свежа; нервы расстроены видимо; прилив крови был, кажется, очень сильный. О работе и думать нечего; по ночам сильная ипохондрия. Засыпаю поздно, часов в 6 поутру; ложусь спать в четвертом пополуночи, раньше нельзя. Вою последнюю неделю стояли сильные морозы, градусов по 10. Теперь полнолуние. Во время припадка луна вырезалась свыше половины. (Легкие признаки открытого геморроя во время припадка и перед тем.)

23/11 февраля. Припадок, во сне, только что лег, в 5 часов 10 минут пополуночи, перед рассветом. Ничего не слыхал, и, только проснувшись в 11 часов утра, догадался, что был припадок. Говорят, что слабый; это и мне тоже кажется, хотя теперь следствия припадков (то есть тяжесть и даже боль головы, расстройство нервов, нервный смех и мистическая грусть) продолжаются гораздо дольше, чем прежде было: дней по пяти, по шести и даже по неделе нельзя сказать, что уже всё прошло и свежа голова. Полное безлуние,^[115] сильно степлело, туман, но днем ясное солнце. Записываю это 27 февраля, в воскресение. Положительно можно сказать, что сегодня первый весенний день — так он хорош. Нравственно — большие заботы, не шлют известий, заболела Люба. (Сохрани боже!)

Приливы крови в нижней части живота, позыв на запор, прерывчатый сон, с сновидениями не всегда приятными.

1870/Мая. Припадок наяву, после суток в дороге, в Г<омбур>ге. Приехал, пообедал, сходил в воксал, воротясь в отель, в свою комнату, часа в 4 пополудни почувствовал припадок и упал. Благополучно, ушиб только голову на затылке, с неделю не проходила шишка. Очнувшись, довольно долгое время был не в полном уме и помню, что ходил по всему отелю и говорил со встречными о моем припадке, между прочим и с хозяином отеля. Спать не лег, но пошел опять в воксал. Припадок вообще был не из сильных, и мистическая грусть и нервный смех. Нервность много способствовала худому ходу дел. Всё время отлучки, всю неделю, был как бы не в своем уме. Всё время было холодно, сыро, шел дождь. Между прочим простудился <с. 62> и даже до сих пор, две недели спустя, еще кашляю. Вообще заметить надо, что чуть-чуть длинную дорогу в вагоне решительно не выношу: всегда кончается припадком. NB) Припадок подошел к самому зарождению нового месяца — в последние сутки перед зарождением. Теперь здоровье порядочно. У Ани очень расстроены нервы от кормления. Люба слава богу здорова (помилуй и сохрани их обеих, господи!). У меня большие заботы. Предстоят жаркие месяцы, страшный усиленный труд — роман в „Русский вестник“ (не надеюсь на пего). Задумано письмо к Н<екрасову>. Оставлено до 1-го сентября. Что-то будет! В деньгах, до самой осени, будем очень нуждаться!

1870 г. 13/1 июля. Припадок во сне, поутру, только что заснул. Заспал и узнал от Ани уже в половине первого. Ей показался не сильный. Сегодня 17 июля (воскресение). Тело не было очень разбито, но голова даже до сих пор не свежа, особенно к вечеру. Тоска. Вообще замечу, что даже средней силы припадки теперь (то есть чем далее в лета) чувствительней действуют на голову, на мозг, чем^[116] прежде самые сильные. Не свежеет голова по неделе. Погода жаркая, 13-го числа было полнолуние, изредка легкие, тепличные дождички. Бьюсь с 1-й частью романа и отчаиваюсь. Объявлена война. Аня очень истощена. Люба нервная и беспокойная. NB) Кашпирев два месяца позже прислал, чем обещал. Почти и не поправились присланными деньгами. Вся надежда на роман и на поездку в К<иссинге>н. Что-то война? Не помешала бы очень? Избави боже!

25/13 июля. Припадок утром как заснул; перед тем вздрагивания ужасные. Накануне неосторожность. Жарко и резкий, задирающий северный ветерок. Люба вся была в жару, кашель и насморк; к зубам; теперь легче, но у ней зубы болят. Аня по-прежнему. В К<иссинге>н ехать, кажется, нет и надежды. Все транспорты заняты под армию. Даже почта не приходит. Вчера из Берлина газеты не пришли. Сражение, вероятно, будет через неделю. Денег нет. Очень хлопотливо. Что-то будет.

Припадок, говорят, был легкий, а я очень разбит и голова болит. <с. 59>

1870 г. 16/28 июля. Припадок во сне, поутру, в 8 часов с минутами (час и минуты зарождения месяца), три дня спустя после припадка 13/25 июля. Говорят, был очень сильный прилив крови к голове; лицо посипело. Теперь уже 3-е августа; почти до сегодня не прояснялась голова. Состояние духа было мучительное. 1-е августа сделал глупость в читальне. Прямо приписываю настроению духа после припадка. Страшная жара. До сих пор каждый день была гроза, но сегодня не было. Трещат кузнечики. Денег нет. Люба здорова, Аня могла бы быть и здоровее. На Рейн с обеих сторон сошлось тысяч по триста. Еще вчера стояли друг против друга, каждый час готовые броситься один на другого. Курсы падают. Всё дорожает. Ни те ни другие не выдержат долго войны. А между тем собираются долго драться. Что-то будет! Вероятно, завтра или послезавтра последует решительная встреча.

7 августа. Еще припадок. Ночью. (6^[117] часов утра.) Весь день был очень раздражен. (Сегодня 11, не могу еще прочистить голову.) Роман решительно бракуется (ужасно!). Французы разбиты 6-го числа. Теперь совокупляются впереди Меца и, кажется, потерялись и не знают как двинуться; теряют время.

2 сентября, утром в 10-м часу, во сне, из сильных. Лег поутру очень поздно. Аня и Анна Николаевна сделались больны. Выпил рому с кофеем. Аня очень слабеет от кормления.

1870 г. 9 сентября, поутру часу в 10-м во сне, довольно слабый. Любочку отучают от груди. Аня очень истощена. Может быть, на днях поеду в Прагу. Роман идет медленно, на волю божию. С деньгами плохо. Из „Зари“ не ответили, сегодня 14-е сентября, и может быть войска подошли к Парижу. <с. 58>

10 октября/18 сентября 1870 г. Припадок поутру, только что лег,^[118] наяву. Упал у шкапчика, лежал на полу; Аня насилу привела в чувство. Припадок сильный. Чувствовал озноб. Дела плохи. Ничего еще не отослано из романа. Предстоит переменять квартиру. Аня выбивается из сил с одной Любой. Люба здорова, но приучилась плохо спать по ночам.^[119] Погода в первый раз еще в лето очень холодная. Париж в осаде. Во Франции инерция от административных порядков. Нет твердого правительства. Что-то ответит „Русский вестник“? К Соне письмо, очевидно, пропало. Страхову еще не отвечал. От Майкова сегодня получил после шестимесячного молчания.

16 октября. Припадок поутру на новой квартире 6 дней спустя после предыдущего. Во сне, не слыхал. Из слабых. Долго не прочищалась голова. Теперь (22 октября) уже три дня болит желудок. Вчера послал письмо Каткову. Сегодня к Майкову и Страхову. Аня очень худа и очень тоскует. Тяжелая жизнь! Что-то из „Русского вестника“?

22 октября, утром во сне (в 7-м часу) припадок, и когда заснул, то через час еще припадок. Теперь 26-е число, а я еще до крайности расстроен и каждую минуту жду еще припадка. Теперь ночь 26/27 окт<ября>. На дворе буря. Три последние ночи^[120] почти было северное сияние. У Ани зубы болят. Люба, слава богу. Денег нет. Была ярмарка. Надо писать, очень уж запоздал. <с. 57>

Заметки

16/28^[121] июня <1870 г.>

Погода переменная, дождь и относительно холодно. Денег не шлют, и не знаю даже, когда получу. Романа кончил 5-ю главу.

По ночам^[122] (две ночи^[123] кряду) работать почти не могу: прилив крови к голове, отупение, сонливость. Боюсь дурных последствий ночной работы (удара вроде того?).

Ночью видел во сне брата, он как бы воскрес, но живет особо от семьи. Я будто у него, и чувствую, что со мной как бы что-то неладно: потеря сознания,^[124] точно после обмороков.^[125] Я пошел в какую-то ближнюю больницу посоветоваться с доктором. Брат как будто ко мне ласковее.

Проснулся, заснул опять и как бы продолжение сна: вижу отца (давно не снился). Он указал мне на мою грудь, под правым соском, и сказал: у тебя всё хорошо, но здесь очень худо. Я посмотрел, и как будто действительно какой-то нарост под соском. Отец сказал: нервы не расстроены. Потом у отца какой-то семейный праздник, и вошла его старуха-мать, моя бабка, и все предки. Он был рад. Из его слов я заключил, что мне очень плохо. Я показал другому доктору на мою грудь, он сказал: да, это тут. Вам жить недолго; вы на последних днях.

NB. Проснувшись утром, в 12 часов, я заметил почти на том месте груди, на которое указывал отец, точку, как бы в орех величиной, где была чрезвычайная острая боль, если щупать пальцем, — точно дотрогиваешься до больно ушибленного места; никогда этого не было прежде.

NB₂. Легкие мои опять наполняются мокротой; свистит и дышать тяжело. Вообще эта болезнь полтора года идет видимо усиливаясь. Зарождается одышка.

NB₃. Должно быть, есть в настоящую минуту и припадки геморроя. Боль в животе, как перед кровотечением. Пищеварение хорошо. <с. 41>

17/29 июня. Среда. У Ани появились. Слаба, расстроены нервы, мало спит? Неужели беременна? <с. 12>

<1871>

Петербург.

7-го августа 71 года я еще не начинал продолжения романа. <с. 144>

<1872>

Лиля, папа, няня,

Федя Федя глупый мальчик. Лиля <с. 3>

<1872-1875> Припадки

После перерыва^[126] в 5 ¹/₂ месяцев.

20 апреля

4 июня

1-го августа

3-го и 19-го ноября^[127]

27 декабря

28 января 1874 г.

<1873>

1874 г.

28 января

16 апреля

13 мая

27 июня

15 июля

8 октября

28 декабря

1875

4 января

19 января

8 апреля

4 июля^[128]

<1872-1873> Заметки

Просвирку сосчитали

Азбука Толстого^[129] <с. 32>

1872 г.

Дневник.

10-е сентября. Письмо от Владиславлева и зов на крестины. Был Страхов, обедал. Вчера обедали брат Андрей и Коля. Дети здоровы и милы. У А<нны> Г<ригорьев>ны усталый вид. Погода сырая, дождливая, из ветреных, но теплая.

Вчера брат Андрей сообщил, что в адресном столе справлялся о моей квартире Аскоченский (!). Страхову сообщил идею об альманахе. <с. 70>

Пуцыковича — 10 лет реформ

Мещерск<ий> — Алексей Слободин

Я — Монастыри

— Азбука

П<орецкий> — Неизвестно что <с. 120>

Припадки —

3 сентября, поутру, во сне, из значительных.

10 октября во сне в Москве из значительных <с. 126>

<1872-1875> Дневник по журналу

21 июня^[130] среда. Возвратился из Старой Руссы. От отсутствия моего ничего не потерпело в журнале. Пуцык<ови>ч ничего не делает, даже о Хиве из других газет составить не может полюбопытнее. Просил представить квитанции розданных денег, и то не представил; надо напомнить опять. Напомнить тоже, чтобы письма, полученные редакцией, все мне показывал. Сто раз уже говорил. Видел Страхова. Видел Филиппова. Говорил об издании NoNo „Гражданина“, где его статья в многих 1000-х экземпляров. Говорил, что князь будет в июле, около 20—22 июня.

Четверг. Страхов говорил о статье. Немецкие книги. Хорошо бы хоть раз в месяц помещать „Европейское обозрение“. Но Страхов может взять лишь литературную часть. Статья Белова дельная, но уже слишком скромна, и кажется, небольшой он литератор; но человек полезный <с. 30 обр. нумер.>

Книги необходимые

1), „История императора Александра 1-го“ Богдановича.

2) „Великие Минеи-Четии“, Макария (в Москве) у С. Т. Большакова в Малом Охотном ряду (пять выпусков)

Выпуск 1 —5 р. 2 —3 р.

3-й — печат<ный> экз<емпляр>

4 — 3 р.

5-й — 3 р.

3) Дворянство в России — Романович-Словатинский.

„Россия и Сербия“, книга Нила Попова. <с. 124>

<1873>

Об Училищном епархиальном съезде Владимир<ской> губернии Маврецкого, отыскать и выдать, подана в марте. Через 2 педели ответ.

Унтилова о пьянстве.

О Киселеве через 3 недели ответ.

<1874-1875> <1>

28 янв<аря> припадок (довольно сильный).

Припадки. После перерыва в 5 ¹/₂ месяцев в 1873 (в год редакторства):

20 апреля

4 июня

1 августа

3-го ноября

NB. Итого в года 8 припадков.

19-го ноября

27 декабря

28 января

16 апреля (из сильных, головная боль и избиты ноги).

(NB. Суббота 20 апреля, едва стало проясняться в голове и в душе; очень было мрачно; видимо был поврежден, 3-й сутки 19-е число было всего тяжелее. Теперь 20 апреля, в 10 часов пополудни, хоть и тяжело, но как будто начало проходить.)

13 мая (из довольно сильных)

27 июня (довольно сильный)

9 июля (суббота 29 июня. Очень тяжело в голове и в душе, и пока еще очень ноги избиты).

15/27 июля (довольно слабый). Полнолуние. Погода сильно переменилась, дней 5 солнце, ветер, дождь, затишье — всё перебывает в день.

8 октября ночью, сильный. В 5 часов утра. Дни сухие и ясные.

18 октября припадок в пять часов утра, довольно сильный, но слабее предыдущего. Дни ясные.

28 декабря, утром, в 8 часу, в постеле, припадок из самых сильных. NB. Час после припадка жажда. Выпил 3 стакана воды залпом. Более всего пострадала голова. Кровь выдавилась на лбу чрезвычайно и в темя отбывается болью. Смутно, грустно, угрызения и фантастично. Очень раздражался. День ясный. Мороз до 15^o.

NB. Итого, в год 8-м припадков.

Итого в 1874 г. с 28 января в год 8 припадков.

С 28 декабря еще два припадка. Один — 4 января, другой — 11 января.

8 апреля. Припадок^[131] в ¹/₂ пополуночи.^[132] Предчувствовал сильно с вечера да и вчера. Только что сделал папиросы и хотел сесть, чтобы хоть 2 страницы написать романа, как помню, полетел, ходя среди комнаты. Пролежал 40 минут. Очнулся, сидя за папиросами, но не сделал их. Не помню, как очутилось у меня в руках перо, а пером я разодрал портсигар. Мог заколоться. Всю неделю сырость; нынче^[133] лишь полнолуние и, кажется, морозец.

8 апреля полнолуние. Голова же болит не так чтобы очень. Теперь почти час после припадка. Пишу это и сбиваюсь еще в словах. Страх смерти начинает^[134] проходить, но есть всё еще чрезвычайный. Так не смею лечь. Бока болят и ноги. Уже 40 минут спустя пошел будить Аню и удивился, услышав от Лукерьи, что барыня уехала. Подробно расспрашивал Лукерью, когда и зачем она уехала. За полчаса до припадка принял opii benzoidi 40 капель в воде. Всё время полного беспамятства, то есть уже <с. 2> встав с полу, сидел и набивал папиросы, и по счету набил их 4,^[135] но неаккуратно, а в последние две папиросы почувствовал сильную головную боль, но не мог понять, что со мною, пока не пошел к Лукерье. Легкий геморрой, туго, начало геморроидальных шишек. <с. 3>

ДНЕВНИК ЛЕЧЕНИЯ В ЭМСЕ. 1874 г.

Четверг, 25 июня. В 7 часов утра в сильный дождь в первый раз пошел на источник Кессельбрунен, два стакана. Хоть и прояснилось, было довольно ветрено к вечеру и свежо. Кажется успел простудиться, на ночь кашлял и в груди хрипело. Ночью кошмарные сны (Голицын, брат, Аня). Вот уже дня четыре довольно сильный геморрой (кровотечение). Желудок порядочно.

Пятница, 26. День дождливый и переменчивый. Больше кашлял сухо. К вечеру даже заболела грудь (грудная верхняя доска). Засыпаю с вздрагиваниями. Спал без дурных снов. Желудок туг, но язык чище, чем когда-нибудь. (NB. Оба дня, несмотря на ненастье, много хожу.) Хрипота при вдыхании сильная.

27, 28, 29. Все дни дождливые, иногда только проглядывало солнце. От сырости, вероятно, много хуже, кашель усиливается, преимущественно к ночи, и бывает даже сухой. Желудок переменный, больше склонность к запору. Ходил 29-го к доктору и объяснил ему состояние желудка. Назначил пить вместо кессельбрунена кренхен, по три стакана. (NB. Пьющих кренхен, как я заметил, гораздо меньше, чем больных, пьющих кессельбрунен.)

30. В первый раз ходил пить кренхен; несмотря на барометр, со вчерашнего дня подвинувшийся к ясной погоде, облачно и даже небольшой дождь, хотя тепло и мягко. С 29 на 30 ночью в груди моей хрипело с сильным звуком, как в самое худое время прошлой зимой. Кашляю, впрочем, гораздо меньше, чем прошлой зимой. Но все-таки слишком много, сравнительно с облегченными днями болезни даже в Петербурге. Вздрагиваний в эту ночь не было. <с. 193>

Среда 1-е июля. Погода великолепная и жарко. Вчера очень много ходил, всходил на горы, устал и ноги болят. Хрипота в груди не прекращается. Запор. Язык очень хорош. Ходил в баню. Вечером опять слишком много курил и устал.

Четверг. 2 июля. Хрипота в горле еще сильнее. Хоть и нет особого позыва на кашель, но кашляю, чтоб только отхаркнуться. Скопленье же мокроты такое, что, замечаю, мне труднее дышать, чем прежде. Погода прекрасная, но утром в 7 часов над городом лежало целое облако тумана и таяло от восходящего солнца. В 7 часов было только 14^о в тени Реом<юра>. (NB. Не от бани ли или не от большой ли ходьбы по опорам и усталости у меня усилилось в груди хрипенье?) Запор продолжается. В час пополудни было 24^о Реомюра в тени. К вечеру позыв на кашель усилился и раздражение в горле весьма сильное. Хрип, а к утру на другой день даже видимо труднее дышать.

Пятница 3 июля. После кренхена как бы стало лучше; но все еще порывами кашель. Наклонность к желчи, язык, весьма до того чистый, немного пожелтел. Хочу просить настоятельно у доктора об увеличении приемов кренхена и, главное, с молоком. День сегодня великолепный и жаркий, барометр на beau temps,^[136] но как будто с позывом уклониться капельку назад, к переменному.

NB. Все последние три дня как бы некоторое утомление и даже боль в ногах. Приписываю решительно чрезвычайной моей ходьбе в эти три-четыре дня и, главное, в горы. Может быть, сильное движение вредно и груди. <с. 194>

Суббота 4 июля. Суббота 11 июля. Выпросил у доктора пить^[137] кренхен 2 раза в день, утром 3 стакана, а вечером 2. На 6 унц<ий> кренх<ена> 2 унции молока. Вообще как бы легче, но припадок, бывший в среду, усилил скопление материи в груди. Со вчерашнего же дня, то есть с пятницы (10-го), испортилась погода, была гроза, а сегодня, в субботу, утром дождь. Сырость и скопление мокроты с усилением кашля — это неизменно. Что-то скажет следующая неделя кренхена? И будет ли наконец конечная польза?

Воскресенье 19 июля. В начале недели лихорадка 2 дня и дня три потел. С пятницы^[138] пот уменьшился и даже перестал. Доктор, в четверг, решил прибавить еще стакан кренхена поутру. И пить поутру 4 стакана, а вечером два. Очень подробно осматривал грудь: везде всё зажило, кроме в двух местах: внизу спереди и сзади в спине. Действительно, при кашле там ощущаю даже боль. Зато всю неделю видимо дышать легче; несравненно меньше прежнего хрипит в груди, и вот уже три дня кашель решительно уменьшился. Даже при вставании утром нет кашля. (NB. Замечательно, что это началось разом с 4-го стакана кренхена.) Даже от папироски почти не щекочет в горле. Доктор накинул еще неделю к прежнему сроку. Итак, оставаться^[139] мне здесь по теперешнему расписанию примерно до 30 июля нов<ого> стиля. Доктор в таком случае ручается за успех лечения. Пациенты же говорят, что при таком долгом катаре, как мой, хотя (можно получить огромное облегчение, но с одного курса ни за что не вылечишься радикально. Надо же приехать на будущий год, на второй курс вод, и тогда уже можно надеяться на радикальное излечение. Все отправления превосходны. Аппетит <с. 195> чудесный, сплю прекрасно. Физические силы есть. Раздражительности даже меньше. Одним словом, всё пока пошло хорошо.

Среда 22 июля. Вчера ровно три недели минуло, как я пью кренхен. (Всего 3 недели, а Кошлаков велел пить шесть недель.) Кашель и перхота заметно уменьшились и уменьшаются всё более и более с каждым днем. Отправления физические превосходны. Потение ночью сильно уменьшилось, но не прошло: аккуратно каждую ночь меняю по одной рубашке. И однако, сил не теряю нисколько. Вчера был день с дождями, сегодня ветрено и довольно сыро, хотя светит солнце; несмотря на то кашель и хрипота видимо уменьшаются. Не худо бы как-нибудь дотянуть до 5 недель кренхена. Главная перемена, что перхота горла видимо уменьшается; даже папироска перестает раздражать.

Суббота 25 июля. Вчера и сегодня (равно как отчасти и 3-го дня) было сыро, дожди в промежутки с солнцем, и туманы по утрам, как вчера и особенно сегодня. Сырость отозвалась на груди: хрипоты больше, из чего ясно, что больные места еще далеко не зажили. Правда, перхоты меньше (хотя есть, н<а>прим<ер> вчера) — и дышать все-таки свободнее, чем прежде. Все отправления очень хороши и даже сил чувствую в себе гораздо больше, чем когда приехал сюда. <с. 199>

Если оставаться до 2-го августа (воскресенье), то хозяйке придется заплатить со всем — 35 талеров

еда 12 дней — 12 талеров

вина — 3 т. — 20 грош.

Табаку на — 7 т. — 5 талер.

Белья — 6 т. — 5 талер.

Доктор^[140] — 6 т.

Мелочи — 3 т.

72 или с экономией

70 т. <с. 198>

Сказка, рассказанная мне Федей 4 сентября/74 г., в Старой Руссе, поутру за чаем.

„Был дом, до потолка, как береза.^[141] С жильцами. И вдруг попадаются волк и арап. Они вошли в дом и всех съели“.

Феде три года и полтора месяца.

NB. Сказку эту он сам сочинил, на основании слышанных им сказок, разумеется. Но всё же сочинил. Тут замечательны слова: жильцы и попадаются. Он, стало быть, уже знает вполне, что такое жильцы. Но еще любопытнее, что ou знает слово попадаются и так вполне усвоил себе значение его. <с. 199>

<1874—1875>

NB. Книги в Эмской библиотеке прочитать, если будет время.

G. Sand. Césarine Dietrich. Journal d’un voyageur pendant la guerre. .

Erckmann-Chatrian. Histoire d’un homme du peuple. .

Belot. L’article 47. .

G. Sand. La confession d’une jeune fille. .

Erckmann-Chatrian. Waterloo. .

A. Dumas<-fils>. Affaire Clémanceau. .

Proudhon . La révolution sociale démontrée par le coup d'état du 2 Décembre. .

NB. Musset Alfred. La confession d’un enfant du siècle. .

Flaubert . Madame Bovary. .

Octave Feuillet. Le roman d’un jeune homme pauvre. .

Belot. Le drame de la rue de la Paix. .

Femme de feu. .

A. Dumas-fils. L’Homme--Femme. 7 1864>.

Belot. M-ll Giraud, ma femme. .

NB. Paris en Amérique / о романах Zola.

<1875-1876> Припадки

1875 год

29 сентября, из сильных (но не из самых), в ночь, под утро, в 6-м часу пополуночи, после трехмесячного перерыва. Полнолуние. Тугость. Легкая г<еморроидальна>я кровь. Очень сильный прилив к голове. Раздражительность.

Октяб<ря> 13. Утром во сне, в 7 часов, не так сильный.

1876 г.

Января 26. Понедельник утром, во сне, в 7 часов, из довольно сильных, 1-я четверть луны.^[142] <с. 273>

Купить книги: Беляева. Крестьяне на Руси <с. 3 об.>

Memento:

Написать Юшкову в Казань.

Отвечать Симбирской библиотеке.

Всем ли послано?

Брат Коля?

Заехать к Полонскому.

Справиться у Соловьева о клевете „Иллюстрированною газеты“ (Зотов?)

Написать заслуженному профессору.

С В. В. Григорьевым поговорить: 1) о провинциальной печати и 2) о наших азиатских окраинах (будет ли справедлива мысль о китайцах?).

Общество вспомоществования бедным ученикам при 5-й гимназии.

Где Митрофания?

В воспитательный дом.

Не забыть Момбелли

Март^[143] 1) Момбелли

Написать:

Алчевской

Перетолчину

Заслуженному профессору

Экз<емпляр> Вас. Вас. Григорьеву?

Отто

Петерсону <с. 73>

Тацит

Об уме и нознаицц 1-я часть

Льюис

Век Александра 1-го (Богдановича, Пыпин)

Литература (Полевого)

Владим<ира> Соловьева

Лассаля

После Петра, историка Соловьева

Исповедь св. Августина

(Фомы Кемпийского)

Zola

Логика

Хомяков <с. 84>

Не забыть нужные книги: „Обычное право“ книга Е. Якушкина.

„Histoire de l’origine des découvertes et des institutions humaines“. K. Ramèl-Plon.

La Chine familière et galante. Charpentier.

Carlyle. Карлейль: История Фридриха II и революции.

Анри Мартен

Огюстен Тьери

Прескотт

Шлоссер — в переводе Чернышевского

„Россия и Европа“ Н. Данилевского

Пыпина

Богдановича

Вильмен, Сен<т>-Бев, Тэпа критические этюды, Юлиана Шмидта, если переведен <с. 88 об.>

Не забыть:

Написать Соне и Елене Павловне

Заехать к Штакеншнейдерам

К Полонскому

К Эмилии Федоровне

К Победоносцеву

К Сазонович

Зайти в Мировую контору

К Побед<оносцеву>

Посмотреть на детские книжки

„Правительствен<ный> вестник“

Березину

В Главное управление по делам печати

С 18-го на 19 июля видел сон, Аня, второй муж, заговор мой с нею. Кошмар. <с. 90>

Как Над<еи>ну? Сколько для Москвы и проч.

Рассылка знакомым <с. 94 об.>

<1876—1877> Ноябрь

К Маслянникову

Сергей Никитич Колонтарев <с. 1>

Текущее 1-е ноября — Коле — Корнилова — Фукс

У нотариуса с Соковниным

2 ноября — Быков

Ответ анониму

Ответ Россеку <с. 2>

Текущее — перечесть в книге написанное (о дуэли, например). Потом письма и проч.

Memento. Заехать к князю Голицыну <с. 3>

Ратынскому „Зап<иски> из Мер<твого> дома“ <с. 62>

Счет припадков за 1873 г.

20 апреля

4 июня

1 августа

3-го и 19-го ноября

27 декабря

1874

28 января

16 апреля

13 мая

27 июня

15 июля

8 октября

18 октября

28 декабря

1875

4 января

19 января

8 апреля

4 июля

Припадки

1875 год, 29 сентября, из сильных (но не из самых), в ночь, под утро, в 6-м часу пополуночи, после 3-месячного перерыва. Полнолуние. Тугость. Легкая г<еморроидальна>я кровь. Очень сильные приливы к голове. Раздражительность.

Октября 13. Утром во сне в 7 часов, не так сильный.

1876 г. Января 26. Понедельник утром, во сне, в 7 часов, из довольно сильных. 1-я четверть луны.

Апреля 30, в пятницу утром, во сне, в 7-м часу, из довольно сильных. Прилив крови к голове. Грусть и ипохондрия. Последняя ¹/₄ луны. Перед тем сильно расстроил нервы длинной работой и многим другим.

Мая 7-го, в 9 часов утра, довольно сильный, но слабее предыдущего. Очень долго не приходил в сознание. Мало выдавленных пятен. Не столько поражена голова, сколько спина и ноги. За два дня было дело.

Мая 14-го. Утром, во сне, в 7-м часу. Довольно сильный. Мало выдавилось крови, болят больше ноги <с. 272>, отчасти и поясница. Болит и голова. За 1 ¹/₂ дня было дело. Сильная раздражительность.

Июня 6-го, из средних, утром, во сне, болела поясница.

Июня 13-го. Утром, в 9-м часу, во сне, из средних, болит голова. Накануне геморрой. NB. Небывалое еще учащение припадков.

Августа 11-го, утром, в Знаменской гостинице, после дороги по приезде из Эмса, из средних.

Августа 19, утром, из средних, сильно разбил члены.

Октября 10-го, утром, в 10-м часу, во сне, довольно сильный. Раздражительность. День ясный и морозный. 1-й день холодный.

15 ноября, в 10 час. утром, во сне. День ясный и мороз. Очень усталое состояние. Очень туго соображение. Из довольно сильных.

1 февраля, во сне, в 10-м часу утра. День ясный, и начался мороз. Очень усталое состояние. Фантастичность, неясность, неправильные впечатления, разбиты ноги и руки. Из довольно сильных. В ту же ночь было дело.

19 февраля припадок довольно значительный.

26 февраля припадок довольно значительный.

17 марта припадок из значительных. Сильная перемена погоды. Начало ущерба луны. <с. 273>

16 апреля письма и перечитать статью Авсеенко. <с. 279>

Письмо к Апе.

Воскресенье 18/30 июля

Трава Vanthium spinosum от водобоязни <с. 280>

Елисей Георгиевич Ливченко <с. 281 >

<1877>

АРКАДИЙ ИГНАТЬЕВИЧ ТРУХАНОВ.

52 года, титул<ярный> советн<ик>, служил в Астрахани, в Приказе обществ<енного> призрения секретарем, письмоводитель в женской гимназии — 50 руб. в месяц жалов<анья> получал. Имеет аттестат, в 1877 году в июле месяце оставил место. Дочь в Консерватории в Петерб<урге>, при дочери была мать, сын в Институте инженеров путей сообщения и проч.

<1878>

Прочесть

Иванова

Сергеевича

И т. д.

Энгельгардта из деревни.

Сделать дела:

у Гаевского

у Засецкой (фабрика и приют)

у Сниткиных. Вольф и Шейну

Пересмотреть платье

Быть у Кошлакова. Покупка сапогов, пружин, белья и проч.

Капот.

Histoire de la Révolution Carlyl Тен

Песталоцци и проч. у „Иногородн<их>“

У Корниловой

Насчет отбора книг

Вопрос о деньгах (решить радикально)

Очки (Мильк) Юнге

Быть у Анны Васильевны (и даже скорее)

Купить сапоги

Купить табак

Текущее

Письмо к Радецкому

К студентам

К Савельеву

К Засецкой и проч. (Труханов)

Mme Серовой письмо

Стрюцкому

Стукаличу. Самоубийце. (Рукопись.)

И еще рукопись

Михайлову

Письма

Ливчаку

Поэту-пролетарию

Маньяку писательство

Стукаличу

Стрюцкому

Еще автору рукописи

Писаревой. Михайлову (непременно) <с. 1>

<1880> Pro Memoria^[144]

Заехать перед отъездом

К гр. Толстой

К Победоносцеву

К Черняеву

К Майкову

К Кирееву (NB. узнать адрес)

К Гаевскому

К А. Ф. Кони (?)

К Анне Васильевне

К Вагнеру

К Штакеншнейдер

К Страхову

К Буренину

К Суворину (?)

К Григоровичу

К Философовой

К M-me Энгельгардт

Констант

Засецкая

Субб<ота> вечер

Штакеншнейдер, теперь Засецкая^[145]

Воскре<сенье>

Черняев

Киреев

Майков

Страхов

Буренин

Субб<ота>

Ан<на> В<асильев>на, Вагнер, Констант, Порецкии

Написать письма

Юрьеву

Даме

К Новиковой (?)

Стукаличу

Пуцыковичу

Что делать

вощить комнаты

убирать постель

расставить ок<ончательно?> мебель

Платье в картонках.

<1881>

Текущее

Отвечать Аничковой

Отвечать на вопрос о Фаусте <с. 1>

Припадки 79—80 гг.

10 октября/78 г.

28 апреля/79 г.

13 сентября/79 г.

9 февраля/80 г.

14 марта/80 г.

7 сентября/80 г. Из довольно сильных, утром, без четверти 9 часов. Порванность мыслей, переселение в другие годы, мечтательность, задумчивость, виновность, вывихнул в спине косточку или повредил мускул.

6-го ноября 80 г. утром в 7 часов, в первом сне, из средних, но болезненно<е> состояние очень трудно переносилось и продолжалось почти неделю. Чем дальше — тем слабее становится организм к перенесению припадков, и тем сильнее их действие. No. С 6-го сентября очень скоро началась оттепель, продолжавшаяся очень долго, почти две недели, после слишком ранней зимы. Предпоследний же припадок 8-го сентября соответствовал тоже крутой перемене погоды, после долгого и мягкого лета, на холод и дождь <с. 182>

<2>

Гейден

Маг<азин> иногор<одних>

Озмидов

Юнге

НЕРАЗЫСКАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ДОСТОЕВСКОГО

1. Знакомство мое с Белинским. Написано в 1867 г. для литературного сборника „Чаша“ (см. письмо Достоевского А. Н. Майкову от 15 сентября 1867 г.). Ср.: Д, Письма, т. II, стр. 389—390 (комментарий А. С. Долинина); Описание, стр. 335.

СТАТЬИ И ЗАМЕТКИ, ПРИПИСЫВАВШИЕСЯ ДОСТОЕВСКОМУ, НО НЕ ВКЛЮЧЕННЫЕ В СОСТАВ НАСТОЯЩЕГО ИЗДАНИЯ, ТАК КАК ЛИБО УСТАНОВЛЕНА ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ ИХ ДРУГИМ АВТОРАМ, ЛИБО ДЛЯ АТРИБУЦИИ ИХ ДОСТОЕВСКОМУ НЕТ ДОСТАТОЧНЫХ ОСНОВАНИЙ

1. Подводный камень. Роман М. Авдеева. <Рецензия>. — Вр, 1861, № 1, отд. II, стр. 35—45. Без подписи. Приписана (без доказательств) Достоевскому О. ф. Шульцем (Schoultz, S. 8). Б. В. Томашевским атрибутирована H. H. Страхову (1926, т. XIII, стр. 609), позднейшими исследователями — М. П. Погодину (История русской литературы XIX века. Библиографический указатель. Под редакцией К. Д. Муратовой. М. —Л., 1962, стр. 113; Нечаева, „Эпоха“, стр. 234). Окончательное решение вопроса об авторе рецензии остается пока открытым (помимо Погодина, атрибуция которому сомнительна, им могли быть M. M. Достоевский или А. П. Милюков; возможно, также и авторство Страхова, см.: ЛН, т. 86, с. 379), но содержание и стиль не дают оснований для атрибуции рецензии Ф. М. Достоевскому.

2. Разные разности. — Вр, 1861, № 2, отд. V, стр. 35—42. Без подписи. Приписана Достоевскому (без доказательств) О. ф. Шульцем (Schoultz, S. 8). Б. В. Томашевским атрибутирована А. Е. Разину (1926, т. XIII, стр. 609). В. С. Нечаевой атрибуция эта оспорена на основании редакционных книг журнала „Время“ и соображений об общем характере участия Разина в журнале (Нечаева, „Эпоха“, стр. 262). Ею же высказано (требующее дополнительного обоснования) предположение о возможной принадлежности фельетона А. А. Григорьеву (там же). Так как по редакционной книге журнала „Время“ деньги за фельетон 14 февраля выплачены редакцией постороннему лицу (хотя фамилия его не указана), Ф. М. Достоевский не мог быть его автором.

3. Стихотворения А. Н. Плещеева. — Вр, 1861, № 4, отд. II, стр. 151—162. Приписана Достоевскому (без доказательств) О. ф. Шульцем (Schoultz, S. 8). По свидетельству хорошо знавшего обоих редакторов „Времени“ А. Н. Плещеева в письме его к А. П. Милюкову от 8 июля 1861 г. статья написана М. М. Достоевским (ЛА, т. 6, стр. 286, 287, ср.: 1926, т. XIII, стр. 609—610; Нечаева, „Время“, стр. 247, 248; Нечаева, „Эпоха“, стр. 236).

4. По поводу одной драмы „Ребенок“, драма г. Боборыкина. — Вр, 1861, № 5, отд. II, стр. 36—45. Без подписи. Приписана Достоевскому (без доказательств) О. ф. Шульцем (Schoultz, S. 8). Б. В. Томашевским (1926, т. XIII, стр. 610) и В. С. Нечаевой (Нечаева, „Эпоха“, стр. 237, 263) эта атрибуция оспорена, и статья предположительно атрибутирована А. А. Григорьеву. Как бы ни решился в будущем вопрос о ее авторстве, статья не может принадлежать Достоевскому, так как она была сопровождена редакцией журнала полемическим примечанием, судя по содержанию и стилю, принадлежащим Ф. М. Достоевскому (см. наст. изд., т. XIX» стр. 212, 348).

5. Вместо фельетона. — Вр, 1861, № 5, отд. IV, стр. 1—14. Без подписи. Приписано Достоевскому О. ф. Шульцем (Schoultz, S. 8) на основании близости содержащегося в статье разбора статьи Н. Ф. Щербины о хрестоматии для народного чтения с аналогичным разбором в статьях Достоевского «Книжность и грамотность» из «Ряда статей о русской литературе» (см. наст. изд., т. XIX, стр. 21—57). Атрибуцию Шульца справедливо оспорил Б. В. Томашевский (1926, т. XIII, стр. 610; ср.: Нечаева, «Эпоха», стр. 237, 263). Автор статьи, как установлено В. А. Тунимановым, — П. А. Кусков (см. наст. изд,. т. XIX, стр. 350).

6. Наши домашние дела. (Современные заметки). — Вр, 1861, № 7, отд. IV, стр. 13—49. Без подписи. Начало этого обозрения (стр. 13—14) было приписано Достоевскому Л. П. Гроссманом и включено им в собрание сочинений: 1918, т. XXII, стр. 252—253. В действительности, как указал Б. В. Томашевский (1926, стр. 610—611), Достоевский в отделе «Наши домашние дела» не участвовал; его вел А. У. Порецкий. Ср.: Нечаева, «Эпоха», стр. 239.

7. Наши домашние дела. (Современные заметки). — Вр, 1861, № 8, отд. IV, стр. 103—134. Отрывок из этого обозрения «Не тронь меня» (стр. 108—117) был приписан Достоевскому Л. П. Гроссманом и перепечатан с его предисловием в книгах: Творчество Достоевского, 1921, стр. 113—120; Гроссман, Семинарий, стр. 85—92. Автор — А. У. Порецкий (см. выше, № 6; ср.: Нечаева, «Эпоха», стр. 240).

8. Наши домашние дела. (Современное обозрение). — Вр, 1861, № 11, отд. IV, стр. 1—28. Заключительная часть этого обозрения (некролог И. С. Никитина на стр. 28) была предположительно приписана Достоевскому Л. П. Гроссманом (1918, т. XXII, стр. XV). Автор-- А. У. Порецкий или М. де Пуле (?) (см. выше, № 6; ср.: Нечаева, «Эпоха», стр. 242).

9. Николай Александрович Добролюбов. Некролог. — Вр, 1861, No И, отд. IV, стр. 31—32. См. ниже, стр. 187.

10. Наши домашние дела. (Современные заметки). — Вр, 1861, № 12, отд. IV, стр. 87—113. Отрывки из этого обозрения были приписаны Достоевскому Л. П. Гроссманом и включены им в собрание сочинений: 1918, т. XXII, стр. 106, 109—111. Автор — А. У. Порецкий (см. выше, № 6; ср.: Нечаева, «Эпоха», стр. 243).

11. Полемический случай с «Основой» и «Сионом». — Вр, 1861, № 12_v отд. IV, стр. 114—116. Приписана Ф. М. Достоевскому по близости «идейного строя и литературной манеры» предположительно Л. П. Гроссманом (1918, т. XXII, стр. XXV). С мнением Гроссмана о возможном авторстве Достоевского согласились Б. В. Томашевский (1926, т. XIII, стр. 611), В. С. Нечаева (Нечаева, «Эпоха», стр. 243, 265) и Г. Хетсо (Kjetsaa, p. 29), не нашедшие, однако, возможным считать вопрос об авторстве статьи ввиду недостаточности имеющегося в наших руках материала решенным. По мнению редакции, автор статьи — M. M. Достоевский.

12. Дворянин, желающий быть крестьянином. — Вр, 1861, № 12, отд. IV,, стр. 117—123. Без подписи. Приписано Достоевскому на основании сходства с его «журнальными приемами» Б. В. Томашевским (1926, т. XIIL стр. 611; ср.: Нечаева, «Время», стр. 83—87; Нечаева, «Эпоха», стр. 243; 265: Kjetsaa, p. 29).

Тем не менее принадлежность статьи Достоевскому маловероятна. Статья отражает общую позицию редакции «Времени» по крестьянскому вопросу, наиболее подробно сформулированную в статье «Дворянство и земство (по поводу журнальных толков)» (Вр, 1862, № 3, отд. II, стр. 1—29), статье, авторами которой могли быть, скорее всего, А. Е. Разин (Нечаева, «Эпоха», стр. 268) или А. У. Порецкий. Но особенно важно для решения вопроса об авторстве то, что концовка заметки, на что обратил внимание В. А. Туниманов, перекликается с полемической статьей H. H. Страхова «Литературные законодатели. Письмо в редакцию „Времени“, по поводу статьи „Литературные рабочие“ („Современник“, № 10)» в предыдущей книжке «Времени». Страхов полемизирует здесь со статьей Т. З. <Н. В. Шелгунова>: «У Т. З. <…> вопросов не существует. Существуют только одни решения» (Вр, 1861, № 11, стр. 107). Причем статью «Литературные законодатели» заключают иронические строчки: «И никого не желал бы я стеснять. Пусть все трудятся по мере сил и уменья. Самого г. Чернышевского, несмотря на его блистательные дарования, я не решился бы заставить писать о земледелии. Самому г. Т. 3., порешившему все вопросы,, я не дал бы права сказать кому бы то ни было: „Тебе незачем писать!“ Нет, ни за что на свете!» (там же, стр. 118).

С этими-то заключительными словами статьи Страхова перекликается непосредственно окончание заметки «Дворянин, желающий быть крестьянином». Поэтому естественнее всего предположить, что Страхов мог быть автором и этой заметки. Во всяком случае, есть больше оснований ввести эту заметку в собрание статей Страхова, чем в собрание сочинений Ф. М. Достоевского. Из других возможных авторов (после Страхова) должны быть названы А. Е. Разин и А. У. Порецкий.

13. Иван Иванович Панаев. Некролог. — Вр, 1862, № 2, отд. IV, стр. 95. Приписан Достоевскому (предположительно) Л. П. Гроссманом (1918, т. XXII, стр. XV). Как следует из редакционных книг журнала «Время», автор некролога скорее всего — H. H. Страхов; ему же принадлежат другие материалы о Панаеве во «Времени» (см.: 1926, т. XIII, стр. 611; Нечаева, «Эпоха», стр. 244, 265).

14 Девятнадцатый нумер «Дня». — Вр, 1862, № 2, отд. II, стр. 164—168. Приписано Достоевскому (без доказательств) О. ф. Шульцем (Schoultz, S. 8). Б. В. Томашевский оспорил атрибуцию Шульца, полагая, что «данные конторских книг делают более вероятным предположение, что статья принадлежит Страхову» (1926, т. XIII, стр. 611). По мнению В. С. Нечаевой, наиболее вероятный автор статьи — М. И. Владиславлев (Нечаева, «Время», стр. 274; ср.: Нечаева, «Эпоха», стр. 244, 265).

15. Н. А. Добролюбов. (По поводу первого тома его сочинений). — Вр, 1862, № 3, отд. И, стр. 30—54. Приписано Достоевскому О. ф. Шульцем (Schoultz, S. 7) по близости содержания и стиля к статье Достоевского «Ответ „Свистуну“» (1863; см. наст. изд., т. XX, стр. 71—78, 299—307). Статья принадлежит Страхову и включена им в книгу: H. H. Страхов. Критические статьи, т. П. Киев, 1902, стр. 277—307. Ср.: 1926, т. XIII, стр. 611; Нечаева, «Эпоха», стр. 245, 266.

16. «Ясная поляна», журнал педагогический, издаваемый гр. Л. Н, Толстым. <Рецензия>. — Вр, 1862, № 3, отд. II, стр. 65—78. Без подписи. Приписано Достоевскому (без доказательств) О. ф. Шульцем (Schoultz, S. 8). Атрибуция Шульца справедливо оспорена Б. В. Томашевским, высказавшим на основании данных редакционных книг «Времени» предположение, что автор рецензии — А. У. Порецкий, много писавший в журналах братьев Достоевских по вопросам педагогики и защищавший педагогические идеи Л. Н. Толстого (ср.: Русский биографический словарь, том «Плавильщиков — Прямко». СПб., 1905, стр. 600—601; 1926, т. XIII, стр. 611—612). В. С. Нечаева считает другим возможным автором рецензии H. H. Страхова, получившего гонорар за участие в этом номере журнала и поместившего в 1863 г. во «Времени» другую статью о «Ясной поляне» (Вр, 1863, № 1, отд. II, стр. 150—168 — см.: Нечаева, «Эпоха», стр. 245, 266).

17. Критические вариации на разные темы. — Вр, 1862, № 5, отд. II, стр. 45—59. Без подписи. Приписана Достоевскому (без доказательств) О. ф. Шульцем (Schoultz, S. 8). По мнению Б. В. Томашевского, в статье есть некоторое сходство с журнальным стилем полемики Достоевского, но тема несколько необычна для его статей…" (1926, т. XIII, стр. 612). В. С. Нечаева на основании данных конторских книг журнала «Время» признает статью редакционной (т. е. коллективной), предполагая участив в ней, наряду с Ф. М. Достоевским, H. H. Страхова (Нечаева, «Эпоха», стр. 246, 266). Редакция считает, что приписывать статью Ф. М. Достоевскому оснований нет и что наиболее вероятный ее автор — M. M. Достоевский; предполагать же участие в ней и Страхова нет оснований. Следует особо отметить, что, при очевидном подражании полемическому стилю Ф. М. Достоевского, каламбуры и иронические замечания автора тяжеловаты, как и в ряде других статей его старшего брата. Причем бросается в глаза стилистическая близость ее к статье M. M. Достоевского «Стихотворения Плещеева» (Вр, 1861, № 4, стр. 151—162; см. о стиле названной статьи M. M. Достоевского — 1926, т. XIII, стр. 610).

18. Пожары и зажигатели. — В кн.: Сборник статей, недозволенных цензурою в 1862 г., т. II. СПб., 1862, стр. 412—420. Приписано Достоевскому М. К. Лемке и перепечатано им в книге: М. Лемке. Политические процессы в России 1860-х гг. Пг., 1923, стр. 624—630. Ср.: А. И. Герцен. Сочинения и письма, т. XV. Пг., 1920, стр. 334 (примечание М. К. Лемке). Приписывая эту статью Достоевскому, М. К. Лемке исходил из ошибочного отождествления ее с неизвестной в то время статьей «Пожары» (№ 19). Ошибку Лемке разъяснил Б. П. Козьмин, считавший, однако, возможным допустить авторство Достоевского («Печать и революция», 1929, № 2—3, стр. 69—76). Против атрибуции статьи Достоевскому возражали В. Л. Комарович (см.: В. Комарович. Достоевский. Л., 1925, стр. 54; ЛН, т. 15 стр. 280), Б. В. Томашевский (1926, т. XIII, стр. 612—614), С. А. Рейсер («Каторга и ссылка», 1932, № 10, стр. 84), Н. Г. Розенблюм (ЛН, т. 86 стр. 38). Автор статьи до сих пор не установлен, но аргументы, выдвинутые против атрибуции ее Достоевскому, достаточны, чтобы отвергнуть эту атрибуцию (из статьи видно, что она написана пятидесятилетним человеком, находившимся в Петербурге в конце июня 1862 г.; между тем Достоевский в это время был за границей; автор статьи учился «в одном из внутренних наших городов», затем жил на Волге и т. д. — все это противоречит биографии Достоевского).

19. Пожары. <Статьи 1 и 2>. Две редакционные статьи, предназначавшиеся для журнала «Время» (1862, № 6) и запрещенные цензурой 1— 3 июня 1862 г. Без подписи. Отрывок из первой и начальная фраза второй статьи извлечены из цензурного дела и опубликованы впервые Б. П. Козьминым: Б. П. Козьмин. Братья Достоевские и прокламация «Молодой России». — «Печать и революция», 1929, № 2—3, стр. 71—72. Полностью напечатаны Н. Г. Розенблюмом (по запрещенным цензурой корректурным гранкам с пометами Александра и -- ЦГИА, ф. 1282, он. 1, ед. хр. 69): ЛН, т. 86, стр. 48—54. О другом экземпляре гранок первой статьи (ЦГАОР ф. 109, он. 1, д. 48) см.: ЛН, т. 86, стр. 585 (факсимиле), 586, 592. Приписаны Достоевскому М. К. Лемке (см. выше, № 18), Б. П. Козьминым («Печать и революция», 1929, № 2—3, стр. 69—76) и Н. Г. Розенблюмом (ЛН, т. 86, стр. 16—43). Сомнение в авторстве Ф. М. Достоевского высказал еще в 1930 г. Б. В. Томашевский (1926, т. XIII, стр. 612—614). Ср. также: Нечаева, «Время», стр. 298—301. Автор первой статьи — M. M. Достоевский, что подтверждается: 1) донесением о ней царю министра просвещения А. Я. Головнина (ГПБ, ф. 208, ед. хр. 100, л. 96). См. об этом заметку: В. И. Сажин. Об авторе запрещенной цензурной статьи «Пожары» («Время», 1862). — РЛ, 1974, № 3, стр. 218; 2) правкой M. M. Достоевского и вписанным им абзацем на цензурном экземпляре гранок этой статьи. См. об этом: ЛН, т. 86, стр. 36; 3) свидетельством H. H. Страхова о постоянном остром интересе M. M. Достоевского к положению студенчества и студенческому движению 1860-х гг.^[146] (Биография, стр. 231—234; ср.: наст. изд., т. XIX, стр. 337—343). Автор второй статьи не установлен. Впрочем, В. С. Нечаева, не считающая убедительной аргументацию в пользу авторства Ф. М. Достоевского, воздерживается от приписывания обеих статей также и M. M. Достоевскому, считая, что автором их мог быть и кто-нибудь из «сотрудников-единомышленников» (Нечаева, «Время», стр. 301). Из мемуаров Страхова очевидно, однако, что точка зрения автора статей не разделялась им (как, вероятно, и некоторыми другими сотрудниками «Времени». См.: Биография, стр. 239—240). Это дает дополнительные аргументы в пользу авторства M. M. Достоевского.

20. Заметки летописца. — Э, 1865, № 1, стр. 1—14 (десятой пагинации). Подпись: «Летописец». Приписаны Достоевскому А. Г. Достоевской со ссылкой (ошибочной?) на свидетельство H. H. Страхова (Достоевская, А. Г., Библиографический указатель, стр. 39, № 448). В действительности статья принадлежит Страхову и включена им в книгу: H. H. Страхов. Из истории литературного нигилизма, 1861—1865. СПб., 1890, стр. 568—588. Ср.: 1918, XXII, стр. XXII—XXIII; 1926, т. XIII, стр. 614; Масанов, т. II, стр. 120; Нечаева, «Эпоха», стр. 260.

21. Алексей Слободин. Семейная история. «Вестник Европы», 1872. Октябрь, ноябрь и декабрь. <Рецензия на роман А. Пальма>. — Гр, 1873, 1 января, № 1, стр. 21—23. Без подписи. Приписана Достоевскому В. В. Виноградовым на основании идейно-стилистического анализа и с учетом полемической заметки в газете «Голос» (1873, 31 июля, № 210), где намекается на принадлежность ее редактору «Гражданина» (см.: 1926, т. XIII, стр. 603—604, ср.: Виноградов, Проблема авторства, стр. 510—512). Приписывая рецензию Достоевскому, В. В. Виноградов оговаривается: «Само собою разумеется, нельзя считать вполне исключенным, что рецензия написана каким-либо другим лицом, например В. Ф. Пуцыковичем, и лишь подверглась правке со стороны Достоевского» (там же, стр. 511). В действительности оснований для атрибуции рецензии Достоевскому нет.

Во-первых (это отметил и Виноградов), автор рецензии нарочито постарался польстить в ней самолюбию нового редактора «Гражданина». В первых же ее строках он отнес «Бесов», наряду с «Войной и миром» Льва Толстого и «Соборянами» Н. С. Лескова, к «капитальным произведениям» русской литературы последних лет (стр. 21). Как бы ни оценивал Достоевский свой роман, но, выступая перед публикой впервые в роли редактора, он, разумеется, не мог совершить подобной бестактности.

Но важнее другое: как видно из оценки романа Пальма, рецензию о нем в «Гражданине» писал человек, склонный к идеализации дореформенной России. «Крепостное состояние», «телесное наказание розгами», «казнь плетью» автор рецензии характеризует как всего лишь «наружные события» царствования Николая I. Упрекая Пальма в недостаточном «типизме» его героя, автор рецензии фактически обвиняет его в том, что Пальм обрисовал жизнь крепостной России только с отрицательной стороны. Показав одни мрачные впечатления, которые вынес из своих детских и юношеских наблюдений над нею герой, Пальм тем легче смог превратить свой роман в «апофеоз» борца, каким является Слободин, — и именно это помешало герою, по мнению рецензента, стать «типом» (стр. 22—23). Постоянное подчеркивание автором рецензии своей приверженности к аристократии, идеализация им крепостной деревни — все это плохо вяжется с известными нам взглядами Достоевского.

Но главный аргумент против атрибуции Достоевскому рецензии на «Алексея Слободана» — то, что писатель сам указал, кто ее автор. В его записной тетради, впервые изданной в 1935 г., мы читаем: «Мещер<ский> — Алексей Слободин» (наст. том, стр. 106). Запись эта, сделанная Достоевским в конце 1872 г. при распределении рецензий для «Гражданина», уже давно совершенно верно прокомментирована Е. Н. Коншиной, связавшей ее с данной рецензией и таким образом установившей, что автором последней был Мещерский (Ф. М. Достоевский. Записные тетради. Подготовка к печати Е. Н. Коншиной. Изд. «Academia», M. —Л., 1935, стр. 347, 446). Остается добавить, что авторство Мещерского вполне согласуется и с комплиментами по адресу нового редактора, и со всем содержанием и тоном рецензии.

22. Желание. — Гр, 1873, 1 января, № 1, стр. 28. Вводя это редакционное заявление в корпус собрания сочинений Достоевского, Б. В. Томашевский сопроводил его следующим замечанием: «Так как заявление это заключает собою первый номер журнала, подписанный Достоевским-редактором, то трудно допустить возможность, чтобы оно было не им написано. Оно является как бы декларацией редактора, в каком направлении им будет вестись хроника внутренней жизни. Высказанные здесь мысли необходимо поставить в связь с идеей Достоевского, вложенной им в уста героини „Бесов“, Лизаветы Николаевны <…> о необходимости собирать факты, из которых слагалась бы „картина духовной, нравственной, внутренней русской жизни“» (1926, т. XIII, стр. 607). Указанную параллель в «Бесах» см.: наст. изд., т. X, стр. 103—104. Но уже В. В. Виноградов справедливо указал на то обстоятельство, что идея героини «Бесов» отлична от мысли, высказанной в «Желании»: слова Лизаветы Николаевны предваряют замысел «Дневника писателя»; автор «Желания» же имеет в виду лишь «оптимистический» род явлений. Тем не менее В. В. Виноградов был готов допустить гипотезу Томашевского (см.: Виноградов, Проблема авторства, стр. 566—567; В. В. Виноградов. Из анонимного фельетонного наследия Достоевского. — Исследования по поэтике, стр. 190—191). Между тем, не только судя по стилю заметки «Желание», но и ввиду совпадения ее основной идеи с мыслями, выраженными в программной статье издателя «Гражданина» В. П. Мещерского «Нечто вроде исповеди» (1875; напечатана в виде предисловия к книге: В. П. Мещерский. Речи консерватора, вып. I. СПб., 1876, стр. 3—13, ср. особенно стр. 12), автором этой редакционной заметки следует считать Мещерского.

23. Юбилей А. А. Краевского и его газеты «Голос». — Гр, 1873, 8 января, № 2, стр. 53 (отдел «Ералаш. Известия из нашего мира»). Без подписи. Заметка приписана Достоевскому по содержанию и отдельным стилистическим наблюдениям В. В. Виноградовым и перепечатана им с его комментарием: РЛ, 1969, № 3, стр. 79—88; ср.: Достоевский и его время, стр. 17—32. Однако более вероятной является принадлежность данной заметки, как и других аналогичных заметок в «Гражданине», А. У. Порецкому, в своих статьях и заметках часто подражавшему еще в эпоху «Времени» и «Эпохи» стилю Достоевского. Поэтому для включения ее в отдел 24. «Соборяне». Старгородская хроника. Н. Лескова (Стебницкого). Москва, 1872 <Рецензия>. — Гр, 1873, 22 января, № 4, стр. 125—126. Приписана Достоевскому В. В. Виноградовым и перепечатана с обоснованием этой атрибуции (на основе «языка, стиля и общих положений <…> рецензии») в книге: Виноградову Проблема авторства, стр. 506—517. См. также: РЛ, 1961, № 1, стр. 63—84; № 2, стр. 65—97. Однако более вероятным, по мнению редакции, следует признать для этой рецензии, учитывая как стилистические соображения, так и историю литературных взаимоотношений Ф. М. Достоевского и Н. С. Лескова, авторство В. П. Мещерского, с критическими приемами которого заметка обнаруживает большое сходство.

25. Добрые вести из кишиневской епархии. Предисловие к заметке. — Гр, 1873, 29 января, № 5, стр. 158. Приписано Достоевскому В. В. Виноградовым (см.: Виноградов, Проблема авторства, стр. 567, Исследования по поэтике, стр. 191) по связи с заметкой «Желание» (см. выше, № 22). Связь эта показывает, что обе заметки написаны В. П. Мещерским.

26. А. С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений П. В. Анненкова. Издание 2-е. СПб., 1873. < Рецензиях — Гр, 1873. 23 апреля, № 17, стр. 523—524. Без подписи. Приписана Достоевскому Н. Ф. Бельчиковым и перепечатана с его предисловием: «Литературная газета», 1971, 27 января, № 5. По свидетельству H. H. Страхова в письме к Л. Н. Толстому от 15 апреля 1873 г., рецензия написана Страховым — см.: Толстовский музей, т. И. Переписка Л. Н. Толстого с H. H. Страховым 1870—1894. СПб., 1914, стр. 29.

27. Наши студентки. — Гр, 1873, 28 мая, № 22, стр. 627—629. Подпись ***. Вопрос о принадлежности данной передовой статьи «Гражданина» Достоевскому был поставлен Б. В. Томашевским в связи со ссылками на нее Достоевского в позднейших его редакторских заметках (Г, 1873, № 27, стр. 762—764; ср.: 1926, стр. 600—603). Но полагая, что, хотя «выражения, в каких Достоевский пишет об этой статье („мы еще написали“, „мы это написали“ и т. п.)» дают возможность предполагать долю его участия в пей, Томашевский справедливо не включил ее в основной текст, напечатав в приложении, так как, согласно его выводу, «статья всем своим содержанием внушает некоторое сомнение в принадлежности ее Достоевскому» (1926, т. XIII, стр. 600). Дополнительные возможные аргументы в пользу авторства Достоевского высказаны Н. Ф. Будановой (Материалы и исследования, т. II, стр. 240—244). Однако подпись под статьей исключает принадлежность ее Достоевскому, тем более что тремя звездочками обычно подписывал в «Гражданине» свои статьи К. П. Победоносцев, которого следует считать поэтому вероятным автором данной статьи (см. наст. изд., т. XXI, стр. 368, 457, 532).

28. Петербургское обозрение. — Гр, 1873, 28 мая, № 22, стр. 630—632. Приписано по содержанию и стилю Достоевскому В. В. Виноградовым: Исследования по поэтике, стр. 206—209.

Обозрение посвящено эпидемии самоубийств среди русской «нигилистически» настроенной молодежи 1870-х гг. — теме, настойчиво привлекавшей к себе внимание Достоевского и вызывавшей у писателя постоянную тревогу (ср. об этом: наст. изд., т. XXIII, стр. 144—148; т. XXIV, стр. 43—54). Кроме того, начало обозрения в стилистическом отношении близко к началу ряда фельетонов и очерков Достоевского, начиная с «Петербургской летописи» (1847; наст. изд., т. XVIII, стр. 23—29) и до «Маленьких картинок» (1873; наст. изд., т. XXI, стр. 105—107). Напоминает манеру Достоевского и основной принцип построения обозрения — сближение и анализ ряда хроникальных газетных сообщений. Тем не менее, несмотря на известную вероятность авторства Достоевского, вопрос атрибуции заметки остается проблематичным, так как те же приемы построения встречаются в других фельетонах «Гражданина».

29. Три случая самоубийств. — Гр, 1873, 4 июня, № 23, стр. 671—672. Без подписи. Приписано Достовскому по содержанию и стилю В. В. Виноградовым и перепечатано им: Исследования по поэтике, стр. 209—211. Об интересе Достоевского к «эпидемии самоубийств» среди учащейся молодежи см. примеч. к № 28. Тем не менее сопоставление заметки с другими аналогичными материалами «Гражданина» делает более вероятной принадлежность ее А. У. Порецкому, чем Достоевскому. Стиль Достоевского-редактора ощущается лишь в заключительной части заметки, резюмирующей ее содержание.

30. Из текущей жизни. — Гр, 1873, 9 июля, № 28, стр. 790—792. Без подписи. Приписано Достоевскому частично (две заметки) со слов: «Поток жизни неудержим» (стр. 791) до слов «деревенского кредита» (стр. 792) Л. П. Гроссманом, и этот отрывок включен им в собрание сочинений: 1918, т. XXII, стр. 263, 271—272; первая заметка перепечатана в собрании сочинений также Б. В. Томашевским: 1926, т. XIII, стр. 452—453. Позднее вопрос о принадлежности Достоевскому не части, но всего цикла очерков поставлен (на основании соображения о идейно-тематическом и стилистическом его единстве) В. В. Виноградовым («Известия», 1964, 20 марта, № 68, стр. 3; Исследования по поэтике, стр. 198—206). Ср.: ЛН, т. 83, стр. 341. Но гораздо более вероятно, что автор как заметок, приписанных Достоевскому Гроссманом, так и всего цикла — не он, а постоянный составитель раздела «Из текущей жизни» в «Гражданине» А. У. Порецкий. Авторство Порецкого, как установил В. А. Туниманов, подтверждает и размер гонорара, выписанного ему за участие в 28-м номере «Гражданина» (РЛ, 1981, № 2, стр. 171).

31. Из текущей жизни. — Гр, 1873, 6 августа, № 32, стр. 888—890. Без подписи. Приписано Достоевскому (без приведения аргументов в пользу его авторства) Г. Ф. Коган (ЛН, т. 83, стр. 344). В действительности вероятный автор этих двух заметок (хотя в одной из них и освещается в близком Достоевскому духе вопрос о книгах для народа и о народном чтении) — А. У. Порецкий. Во всяком случае стилистический анализ не дает оснований для атрибуции Достоевскому этих заметок.

32. Хивинское восстание. — Гр, 1873, 3 сентября, № 36, стр. 985—986. Без подписи. На основании расчетных ведомостей «Гражданина» предположительно приписано Достоевскому Г. Ф. Коган с ошибочным указанием номера (№ 30 — ЛН, т. 83, стр. 344). Однако не исключено, что автор корреспонденции В. Ф. Пуцыкович, которому принадлежат другие материалы компилятивного характера о присоединении Хивинского ханства, регулярно печатавшиеся в 1873 г. в «Гражданине» (см. наст. изд., т. XXI, стр. 261, 517). Во всяком случае вопрос подлежит дальнейшему изучению, и помещать эту компилятивную заметку в отделе «Dubia» нет оснований.

33. От редакции. — Гр, 1873, 10 сентября, № 37, стр. 1006—1007. Без подписи. Приписано Достоевскому Л. П. Гроссманом (1918, т. XXII, стр. 243—246) на основании близости ряда идей и формулировок к «Дневнику писателя» за 1876—1877 г. С аргументами Гроссмана согласился Томашевский (1926, т. XIII, стр. 604). Как установила Р. Г. Гальперина, автор корреспонденции из Германии, которая сопровождена в журнале данным послесловием, — И. М. Болдаков (РЛ, 1984, № 2, стр. 164—165; ср.: ЛИ, т. 83, стр. 38). Достоевский посылал корреспонденцию Болдакова на отзыв H. H. Страхову, отозвавшемуся о ней критически, в связи с чем редакция, вероятно, и попросила его написать данную заметку. Авторство Страхова подтверждают записи о расчетах Достоевского по «Гражданину» (РЛ, 1981, № 2, стр. 171).

34. <Об А. А. Краевском> («Г-н Краевский-сын, пользуясь отъездом г-на Краевского-отца…»). — Гр, 1873, 10 сентября, № 37, стр. 1012—1013 (отдел «Последняя страничка»). Без подписи. Заметка приписана Достоевскому В. В. Виноградовым, считавшим Достоевского автором также и остальных полемических выступлений против А. А. Краевского, напечатанных в «Гражданине» (РЛ, 1969, № 3, стр. 86; Достоевский и его время, стр. 29). Однако более вероятным представляется авторство А. У. Порецкого или В. Ф. Пуцыковича. Как установил В. А. Туниманов, гонорарная ведомость «Гражданина» исключает для данной заметки авторство Достоевского (РЛ, 1981, № 2, стр. 172).

35. <Удачное выражении>. — Гр, 1873, 10 сентября, № 37, стр. 1013. Без подписи. Заметка была приписана Достоевскому по связи с другими полемическими статьями и заметками «Гражданина» против А. А. Краевского и его газеты «Голос» (см. примеч. к № 34) В. В. Виноградовым: РЛ, 1969, № 3, стр. 86; Достоевский и его время, стр. 29. Однако гонорарные записи Достоевского по этому номеру «Гражданина», как доказал В. А. Туниманов, исключают возможность авторства писателя для этой заметки, как и для предыдущей (РЛ, 1981, № 2, стр. 172).

36. Привычки. (Из современного обозрения). — Гр, 1873, 24 сентября, № 39, стр. 1041—1042. Без подписи. Приписано Достоевскому В. В. Виноградовым и перепечатано с его комментарием: Исследования по поэтике, стр. 192—198. Первую половину обозрения Виноградов связывал (хотя и с оговорками) с «индивидуальным авторством Достоевского» (стр. 192), а из второй приписывал ему «ряд <…> абзацев» (стр. 196). Между тем ни содержание, ни стиль обозрения не дают основания для атрибуции его Достоевскому. Как установил В. А. Туниманов, автор статьи «Привычки» А. У. Порецкий, получивший гонорар за эту статью (РЛ, 1981, № 2, стр. 172).

37. Он рассуждает с одним литератором. — Гр, 1873, 15 октября, JM" 42, стр. 1139 (отдел «Последняя страничка»). Без подписи. Заметка приписана Достоевскому В. В. Виноградовым по тем же мотивам, что и другие заметки в «Гражданине» против Краевского (см. об этом выше, № 34). Ср.: РЛ, 1969, № 3, стр. 87; Достоевский и его время, стр. 30. Редакция считает, однако, более вероятным авторство В. Ф. Пуцыковича. Во всяком случае аргументы, приведенные В. В. Виноградовым, представляются недостаточными для включения заметки в отдел «Dubia». К такому выводу пришел В. А. Туниманов на основе анализа расчетных записей Достоевского по «Гражданину» (РЛ, 1981, № 2, стр. 173). Достоевскому-редактору, вероятно, принадлежит лишь ироническое примечание к открывающему заметку слову «Он»: «Под словом „он“, которое будет у нас встречаться в этом смысле и впредь, следует разуметь олицетворение общественного мнения в Петербурге, т. е. маститого редактора газеты „Звук“».

38. Сцена в редакции одной из столичных газет. — Гр, 1873, 22 октября, № 43, стр. 1160—1162 (отдел «Последняя страничка»). Без подписи. Приписана Достоевскому предположительно (по связи с другими выступлениями «Гражданина» против А. А. Краевского и его газеты «Голос») В. В. Виноградовым: РЛ, 1969, № 3, стр. 87—88; Достоевский и его время, стр. 30—32 (ср.: РЛ, 1981, № 1, стр. 173). Однако более вероятным представляется авторство А. У. Порецкого, подражавшего стилю Достоевского (ср. наст. том, стр. 181, 183). Во всяком случае вопрос требует дальнейшего изучения.

39. Из текущей жизни. — Гр, 1873, 19 ноября, № 47, стр. 1262—1264. Без подписи. Одна заметка из этого обозрения («Говорят, что когда мы пускались подражать западным литературным образцам…», стр. 1263) приписана Достоевскому Л. П. Гроссманом и включена им в собрание сочинений: 1918, т. XXII, стр. 263, 272—273. Убедительные возражения против атрибуции Достоевскому заметки, составляющей часть фельетона, написанного явно одним лицом, высказаны Б. В. Томашевским (1926, т. XIII, стр. 614). Судя по предыдущей заметке («Кстати о философствовании…», стр. 1262—1263), где автор обозрения уличает А. М. Скабичевского в заимствовании из статьи H. H. Страхова в «Заре» 1869 г., автор всего обозрения (включая данную заметку) Страхов.

40. Кто что думал при открытии памятника Екатерине II в Петербурге. — Гр, 1873, 10 декабря, № 50, стр. 1355—1356. Без подписи. Часть заметки («Что думал Он, редактор газеты „Звук“») приписана Достоевскому в ряду других выступлений «Гражданина» против А. А. Краевского я его газеты «Голос» В. В. Виноградовым: РЛ, 1969, № 3, стр. 87; Достоевский и его время, стр. 30. Так как нет оснований ни выделять из состава фельетона, имеющего цельный характер, заметку «Что думал Он» и атрибутировать Достоевскому ее одну, ни приписывать ему весь фельетон, более вероятно считать его продуктом коллективного творчества, где Достоевскому в лучшем случае могла принадлежать известная доля участия. Ср. аналогичные соображения В. А. Туниманова: РЛ, 1981, № 2, стр. 173.

41. Разъяснение некоторых сторон вопроса о нуждах единоверия. — Гр, 1874, 17 июня, № 24, стр. 642—645. Без подписи. Приписано Достоевскому Г. Ф. Коган по связи с другими статьями и заметками «Гражданина» на ту же тему (ЛН, т. 83, стр. 330). Атрибуция эта оспорена Н. Ф. Будановой (наст. изд., т. XXI, стр. 461), контр доводы которой представляются редакции убедительными.

42. Последняя страничка. — Гр, 1877, 16 января, № 2, стр. 67—68. Без подписи. Приписано Достоевскому Л. П. Гроссманом (ЛН, т. 15, стр. 121) на основании того, что в двух последних заметках из этой «Последней странички» в выражениях, близких к выражениям Достоевского в «Дневнике писателя», характеризуется журнал «Свет» и его издатель Н. П. Вагнер, а также опровергаются на основании заявления Достоевского в декабрьском выпуске «Дневника писателя» за 1876 г. (см. наст. изд., т. XXIV, стр. 60) слухи об участии писателя в журнале «Свет». Однако по стилю вся эта «Последняя страничка» носит явственные следы авторства В. Ф. Пуцыковича. Две же заключительные заметки, касающиеся журнала «Свет» и участия в нем Достоевского, могли быть добавлены Пуцыковичем по просьбе писателя.

43. Последняя страничка. — Гр, 1879, 26 января, № 2—3, стр. 54—55. Без подписи. Приписано Достоевскому В. Ф. Пуцыковичем: «Берлинский листок», 1906, 25 января, № 2, стр. 6; ср.: ЛН, т. 15, стр. 121. Сопоставление заметки с другими заметками «Гражданина», проделанное А. М. Березкиным, свидетельствует о принадлежности ее самому Пуцыковичу. Утверждение же его об авторстве Достоевского следует считать мистификацией.

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ и ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ДРУГИХ АВТОРОВ, 1) ПЕРЕВЕДЕННЫЕ ИЛИ 2) ЧАСТИЧНО ОТРЕДАКТИРОВАННЫЕ ДОСТОЕВСКИМ, КОТОРЫЕ НЕ ВКЛЮЧЕНЫ В СОСТАВ НАСТОЯЩЕГО ИЗДАНИЯ

1. О. Бальзак. Евгения Гранде <Перевод Ф. М. Достоевского>. — «Репертуар и Пантеон», 1844, № 6, стр. 386—457; № 7, стр. 44—125. Перепечатано: 1918, т. XXIII, стр. 367—525. Ср. наст. изд., т. I, стр. 459 и анализ перевода — В. С. Нечаева. Ранний Достоевский. 1821—1849. М., 1979, стр. 104—126.

2. <Порецкий А. У.>. Внутренние новости. Обзор современных вопросов. — Вр_ъ 1861, № 1, отд. IV, стр. 1—16. Без подписи. По мнению В. С. Нечаевой, вводная часть этого обзора, развивающая основные идеи, сформулированные Ф. М. Достоевским в объявлении об издании «Времени» (см. наст. изд., т. XVIII, стр. 35—40), «написана при ближайшем участии редакции журнала», т. е. братьев M. M. и Ф. М. Достоевских (Нечаева, «Время», стр. 74); однако доля участия каждого из них в редактировании статьи не может быть точно определена, да и само участие это остается проблематичным. Следует отметить, кроме того, что, по свидетельству Д. В. Аверкиева, Достоевский вообще систематически подвергал статьи сотрудников журналов «Время» и «Эпоха», в том числе статьи самого Аверкиева, редакционной правке (Д. В. Аверкиев. Дневник писателя. СПб., 1885, № 1, стр. 2—3). Поэтому вопрос о доле и характере редакционного соучастия Ф. М. Достоевского для каждой отдельной статьи в журналах «Время», «Эпоха» и «Гражданин» требуют специального углубленного изучения. Но такое изучение представляет пока дело будущего.

3. Процесс Ласенера. Из уголовных дел Франции. — Вр, 1861, № 2, отд. II, стр. 1—50. Без подписи. Перевод или обработка материалов этого процесса приписана Достоевскому О. ф. Шульцем на основании употребления в переводе глагола «стушеваться» и акцентировки переводчиком мыслей Ласенера о преступнике и тюремном наказании, близких автору «Записок из Мертвого дома» (Schoultz, S. 8—9). Как установил на основании редакционных книг журнала «Время» Б. В. Томашевский, перевод выполнен Р. Р. Штрандманом (1926, т. XIII, стр. 607; ср.: Нечаева, «Эпоха», стр. 234, 261; наст. изд., т. XIX, стр. 284). Тем не менее наблюдения О. ф. Шульца сохраняют свою силу и делают возможным редактирование перевода Штрандмана Ф. М. Достоевским, которому принадлежит также редакционное примечание к «Процессу Ласенера» (см. наст. изд., т. XIX, стр. 89—90).

РУКОПИСНЫЕ РЕДАКЦИИ

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ

1881

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

<Главы первая и вторая>

Азия. Ну, тут придется изменить целое мировоззрение.

Англия за Азию, но ведь можно не доводить до крайностей, а идти-то твердо и сказать себе, к чему нам так связываться с Европой, как до сих пор было. О, я брошу все соображения и буду говорить лишь о финансовых наших убытках, к которым привела нас Европа. В глубь веков углубляться не буду, а возьмем лишь с нынешнего столетия. Накануне нынешнего века. Правда Восточный вопрос. Они бы рухнули, а мы бы не рухнули.

Сохраним 5000.

У нас всё в вопросах, всё будущее наше.

Какой я экономист. Факты такие, что и экономистом-то быть нельзя.

с которым проповедует он свои заветные идеи, совсем, совсем не похожие на суть народных чаяний и верований. Ведь ему, чтоб соединиться с землей, чем надо поступиться, какими упорными убеждениями? Не поступится он.

Хотел ли человек

принцип наш, что мы Европа

и потрясение вышло великое

Для народа в Петербурге только то лишь важно, что в нем его великий царь живет.

Гимназисты. Как можно меньше труда. Тогда как в воспитании и образовании собственное и постоянное усилие труда имеют чрезвычайное воспитательное и образовательное значение.

Самовоспитание и самообузданпе.

Сей аскет удавился. Сей аскет безумец и плохой гражданин.

делает уже гражданский подвиг хотя бы тем одним, что приготовляет себя на служение обществу, ибо куда употребит оз способности

Аппетит волчий. Нервы расстроены, не выносят. Теперь всё облегчено. Ел обед. Становятся мошенниками. Выстрел — всё облегчено.

(Приданого взял шиш, по службе ничего) <л. 1>

Народ, платежная единица

3) Вся наша либеральная партия прошла мимо дела, на луну,

4) Точно варяги.

6) Потребность нового слова.

9) Исплясанные темы.

13) Беспрерывные жалобы, что не обновляется общество.

18) Презрительное отношение к народу — остатки крепостного права. Полюби ты мою святыню.

19) У нас культурного дела мало.

22) Народ — море, чухонское болото.

23) Как муха в патоке.

25) Русский народ весь в православии, русский не падает.

Полюби ты меня. (Исправить богослужение.)

25) Есть от чего в отчаяние прийти.

33) Прежде всего народ спросить.

34) Финансисту надо стоять вне времени и взять идею незыблемую.

36) Освежить этот корень, вековой корень, он начало всему.

37) Когда дух народа успокоится в правде и видя правду.

37) Дайте ему свободу движения.

38) Превратные мысли: даром возьмем.

42) Бедному и забитому и без того всякий начальник.

43) Пил бы больше.

43) Чтоб он в свой суд уверовал

46) Спросите народ о нуждах его, без жилетов, — что у него в суде правда, в волости.

47) Земский собор — и сколько перейдет интеллигента — научиться у мужика, как царю правду говорить надо.

Смотри Z. об адамантовом основании

Не поверит в него вовсе. Полюби ты меня. Дайте народу веру в его суд. Как это сделать — вы знаете. Доверенность только к народу — вот как это сделать.

Восторжествует православие, самодержавие, добрые мысли, святая простота и высота созерцания жизни.

Z. Да ведь уже это отношение одно, зипуна и лаптя к царю как отцу, есть уже огромное, адамантовое основание всякой великой реформы. Это уже, действительно, сила, на которую можно опереться (Лассаль о конституции, о действительных силах, но Лассаль культурен, а вы — нет). Да разве не на этом адамантовом основании, не на этой силе создалась крестьянская реформа — разве не на этой? Кто же бы мог к ней приступить, если б не знал заране и не веровал, что народ сын царев, а царь отец его, что он всё спасет, всех удержит, всех созиждет.

Мы же насчет сил белоручничаем — иные-де силы ретроградные, так Европа нас научила.

и помимо всякого участия белых жилетов, на первый случай, конечно

белых жилетов. Сколько из них прямо перейдет, ибо из них есть много благородных душ.

Созовите, спросите народ.

О, без интеллигенции нельзя обойтись, но и спросить после, а прежде народ. Почему так?^[147] A вот именно потому, чтоб научиться. И с этого примера начнется, может быть, понимание народа: поворот к нему, вера в то, что он чтит и любит, начнется новая эра, начнется новая реформа не менее крестьянской. Дело великое. А где же финансы. Оздоровить и финансы. Больной ли или здоровый работник. Выпьет больше. Скажут, это дело медленное, исторически третьестепенное. А тут бюджет, тут финансы. Ну вот в этом-то взгляде мы и рознимся. Плох тот экономист, который отвергает настоящую живую зиждительную силу ради принципов и сил фантастических.

а что же текущее? да то-то и есть, что не о текущем и, пожалуй, что ведь и это текущее, да еще какое, уж в дверь стучащееся

Социальная, а теперь политическая 

Приданого взял шиш, по службе ничего.

Но народ не захочет и не примет — этого-то и не понимают до сих пор многие мужи.

На ней только, на этой только силе всякая реформа у нас зиждется. Если же не на ней созиждется <л. 2>

А про леса наши финансисты решительно игнорируют, точно знать не хотят, а без них ведь финансы понизятся <в> страшном размере, если всё то сообразить и в самую глубь войти, по в лесном вопросе мы как будто слово дали себе лишь скользить по поверхности, пока не пришла беда.

Но а у нас, например, разрешен ли вопрос о единичном, частном землевладении, уживется ли оно рядом с мужичьим, без потрясений, с определенной рабочей силой, здоровой и твердой, не на пролетарьяте и кабаке основанной. Не ре<шен>.

Свинья.

А неужели же не похожи? Мы, то есть просвещенные русские европейские люди.^[148] Разве мы не жили два века, разве не собираемся жить и теперь корнями народными, разве не сушили их, два столетия. Разве, отрицая их теперь, не подрываем их теперь нашим беспутным рылом. Плюем на корни наши, на начала народные наши. Были б, дескать, желуди, а дерево переменить, в дереве проку мало, корни же вредят, просто старые корни! Верно написал Крылов.

Вот бы, кажется, и прекрасно и уж лучше нельзя бы и быть.

и, знаете ли, самый важный, самый капитальный, какой только теперь есть у нас.

Много происходит, а вдруг и совсем даже как-то внезапно.

взял земли

а прежде всего земледелие <л. 2 об.>

<Глава первая, § IV>

Я не про здания церковные говорю и не про причты, а про^[149] наш русский «социализм» теперь говорю, цель и исход которого всенародная и вселенская церковь, осуществленная на земле,^[150] поскольку на земле то возможно.

<Глава первая, § V, глава вторая, §§ II—IV>

Почему же мечта!

Я ведь не про^[151] обширность дела говорю

Я ведь говорю лишь только о мужике но^[152] его собственных делах, лишь до них одних касающихся.

Разве нет у них таких дел, особливых и единственно ихних,^[153] о которых^[154] бы надо было узнать в виде, так сказать, начала и предисловия к всякому дальнейшему хотя^[155] бы даже и несравненно обширному делу.

А между тем получится выгода^[156] решительно. Получатся факты, узнается правда о деле, достанется драгоценный материал, который убере<же>т впредь многих от фантастических надежд, от перековерканий на западный лад, от преувеличений. А главное, — это еще раз повторю,^[157] получится тон и смысл, получится тот дух, в котором только и может совершиться^[158] всё что-нибудь дальнейшее и обширнейшее.^[159] На это дело как бы печать ляжет, печать^[160] национальная и глубоко консервативная. И печати этой никто не избегнет. Самые фантастические умы^[161] соблазнятся и добровольно примут ее. Самые нелепые люди переделаются.

Почему, например, не может быть дана полная, самая полнейшая свобода печати детям — если только они дети? Я только про одну печать говорю,^[162] для приме<ра>. Взгляд всё изменит, а тут именно взгляд, и взгляд самый верный, самый нормальный, если только дети не изменят отцу. А как же они не дети? Отец всегда может^[163] <л. 1>

Азия. Да главное-то, мировое то есть, назначение наше, может, именно в том и состоит, чтоб пригодиться в свое время Европе и всему арийскому племени. Но пока время не наступило, мы вправе позаботиться о своем самовоспитании, о своей самобытности, об исходе нашем из Египта. Да, самостоятельность не только нас не сделает азиятами, но еще более обратит в европейцев, и они сами будут нас уважать. Я про[164] будущее великое значение нашего русского народа в судьбах Европы сказал было одно слово прошлого года, летом, на Пушкинских празднествах -- и, боже, как на меня поднялись, чуть не съели. Точно я мерзкое подлейшее дело сделал, сказав это. 

Азия. Не будет Аристотеля, Бекона и Конта. Потому что они не верят в самостоятельность русского духа. 

У нас могут быть великие исследователи вслед за указаниями великих гениев Европы.

От Европы не уйдешь.^[165] Нам без обобщений в себе и собою всего, что вынесла в свою историю Европа, не уйти. В грядущем мы представим собою Европе, так сказать, синтез ее самой, представим и назовем ей^[166] ее добрых и злых духов — и в том наше назначение, ибо мы-то, разумеется, и скажем в Европе последнее слово. Европа нам родная, она наша. Повторяю снова слова, сказанные мною летом, слова <л. 2> мистические — пророчество должно сбыться, но разъяснять не буду.^[167] Потом в свое время вспомнят их и их приведут. Имеющий уши слышать да слышит. Но прежде того надо стать самостоятельными. Поворот в Азию будет одним из средств, одним из толчков к тому, послужит к нашему перевоспитанию и перерождению духовному.^[168] Исчезнет наше рабство^[169] в Европе. Пусть лучше мы там явимся азиятами, но самостоятельными. Повторяю, нас за это уважать больше станут.

Наша самостоятельность мысли только что начинается, нельзя же со всех ее требовать.

Много таких поворотов нам еще предстоит сделать.

Наш взгляд на Азию. Азия и вся азиятская Россия это тоже засохший корень, который надо не то что освежить, а совсем воскресить, совсем пересоздать.

Россия во всё вмешивается и всему, по их мнению, мешает.

Сейчас передерутся без нас.

К чему такие хлопоты об европейском мире?

Басня эта имеет прекрасное нравоучение, но о других корнях. Мне же кажется, что она бы могла пригодиться и к настоящим корням,^[170] о которых я заговорил. И неужели же, неужели мы согласимся походить на этот портрет?

Над калифом даже

пусть приучаются к этой мысли

Пусть приучаются к мысли, что мусульманский Восток и Азия принадлежат Белому царю.

Я об Азии хотел заговорить, ибо это тоже один из корней.

Привесок. Привесок. 

Тут тоже поворот голов и умов.

Толчок Петра мешает нашему естественному развитию

Мы Европа

12-й год <л. 1 об.>

Азия. Прибедниться, сесть на дороге

А внутри созидаться.

А искусство, науки?

Одно из созиданий, один из корней — Азия или поворот — тут принцип. Мы, дескать, Азия более чем Европа. Что мы делали — мы лезли в Европу. Бекон.

Как он сумел сказать всё без них, без интеллигенцию.

воистину так

Надо вспомнить — что мы не Европа, что мы Азия. Что же, железн<ые> дороги, что ли, построить?

Да, железные дороги в Сибирь и в Среднюю Азию, но тут но в одних железных дорогах, тут опять дело в принципах.

Смотри книгу.

Имея море и флот, а теперь у нас всего только одна балтийская лужа, на которую так польстился Преобразователь.

Народы, которые тут же, сейчас же соединились все против нас, и так было во все време<на> конгрессов.

Союз Германии с Берлином, который есть самый хитрый и противуестественный союз, может быть единственно рассчитывающий на то, чтоб мы рассорились.

Нельзя же Восточн<ый> вопрос

Конечно, но был бы только взят принцип, а нам тогда уже нечего спасать папу иль Францию.

Да и Восточн<ый> вопрос. Констан<тинополь> наш. Так если он в таком положении, то и ждать ново<го> побоища.

Нет, нам надо прибедниться. <л. 2 об.>

<Глава вторая, § IV>

Уже одна идея, что мы отказа<лись> от исключительного европеизма нашего, от прихвостничества нашего в надежде заслужить сан исключительного и совершенного европейца, — уже одна идея эта придала бы нам самостоятельности.

До Гамбетт, до папы и дальнейшей участи его, хотя бы и угнетал его Бисмарк. К чему нам столь<ко> блестящих посольств, с их обедами, представительством, с блестящим персоналом. Нам нужно прибедниться, сесть на дорого (на время, по крайней мере) и шапку перед собой, грошики собирать, вот как ведь надо, надобно сделать, на время по крайней мере, о, на время только. Не беспокойтесь, мы тем не опозорим себя, Европа поймет, ведь она хитра, умна. Нас же, напротив, начнет уважать за нашу самостоятельность, увидя, что мы за дело взялись, стали наконец людьми, серьезно о себе думающими. А как увидит, что мы и дефицитом не смущаемся, банкрутств даже не боимся, так еще больше будет нас уважать. Денег предложит.

угрюм<ая> эконо<мия>

А про себя созиждется <л. 1>

Черновые наброски к неосуществленным главам (ЧН) <1>

Есть одна вещь, которую я глубоко избегаю, именно личные препирания по нападкам личным, не как на автора только, а именно лично. В прежних «Дневниках» моих (76 и 77 года) я редко препирался, лично, в прошлом (1880) году была сделана на меня одна нападка в одном журнале, на первый взгляд, очень ничто<жная>

Не хочу я, чтобы сказали, что я хвастаюсь моей каторгой. Претит мне мысль, что добрые друзья мои (а они есть у меня) или впоследствии дети мои,^[171] теперь еще маленькие, заподозрят, что это правда, что я хвастался, величался, и потому что il en reste, il en reste.^[172]

Один — теперь генерал, мой бывший товарищ, занимающий значительную инженерную должность.

«От<ечественные> записки»

Да если я величался

Я и в «Мертв<ом> доме»

Да выдумал другое лицо

убил жену

Да если б я^[173] вздумал чего искать, я бы либерал<ьное> что сделал. Но я ни у кого не ищу ничего, ни лести, ни синекур.

Я работаю, несмотря на 2 болезни.

Ах, если б им анекдотик.

Я^[174] было вовсе хотел их пренебречь и не ответить, но они прямо касаются моей биографии, а не поправь я, не возрази я сам, пожалуй, скажут, что я согласен и что всё, стало быть, справедливо.^[175] Но еще тут также есть нечто, которое мне хотелось бы раз навсегда вывести на свежую воду. Постараюсь быть коро<че>

В «Вестнике Европы» Анненков

и что я-де был столь самолюбив еще тогда

Удивляюсь, как можно, не справившись

«Новое время» ответило, что оно рассматривало книгу «Петербургский сборник» и каймы никакой не нашло. В следующем же No насмешливые стишки.

Дело в том, что^[176] я писал о знакомстве моем с Белинским восторж<енно>, показание Анненкова как будто бы я лгал, уверяя, что я с благословен<ием>

Бальзака, Мольера, Христа

Но чтоб требовать каймы — не в таких я был отношениях.

Г-н Анненков скоро уехал и не мог быть свидетелем дальнейшего, то есть как меня^[177] поссорили с Белинским, хотя мы никогда не ссорились. Но тут была не только оскорблена личность, а я ничего-то этого не заметил.

Не припомню, кто это был, но скажу лишь про покойного Панаева.

Панаев этого никогда не мог мне простить и, я повторяю, кое в чем мне вредил, но всё же я не обвиняю его в изобретении анекдотика с каймой. Откуда его мог слышать г-н Анненков, от кого? «Вестник Европы» утверждается именно на виршах. Но^[178] в результате вышло, что в виршах этих все его доказательства. Но вирши-то эти и могли бы, по-моему, открыть глаза столь горячим обвинителям моим (не понимаю, почему столько горячки) и убедить их, что они без сомнения не на меня написаны.

Каторга. 

Не знаю ответа г-на Стасюлевича.

И мужик постыдится, он не попрекнет «несчастного».

Всё это, может, и вздор, повторяю, и конечно не стоило связываться. Но я сам писал о Белинском и встрече моей с ним. И я не хочу, чтобы тень лжи легла на мой рассказ. Если б я не возразил, сказали бы, что справедливо. Во-2-х, что за странное желание досадить, рыться в таком хламе, что за горячка.

Сделать смешнее il en reste

Забыл где у Диккенса, член конгресса — что вот этот член украл 9-ти лет яблоко — тут вроде этого.

Но могу тоже не заметить, что кто раз сказал неправду, тот скажет ее и в другой раз, и потому я жду от органов г-на Стасюлевича и всякой дальнейшей неправды.

Но решительно уже для курьеза, сообщила для смеху даже «Молва», что я лгу.

<2>

В моменты перед революциями, на Западе Европы, привилегированные сословия добреют, становятся философами, либералами, уступают, а сами провокируют реформы. Но дело в том, что всегда почти, как показывают примеры (в 1-ю революцию и теперь, при движении социализма), этот либерализм привилегированных людей опаздывает, компромиссов не принимают, народ звереет, отделяется от государства, истребляет его силой, несмотря на то, что оно кричит ему, что оно и само либерально, и заводит новое государство. Итак, факт тот, что компромиссов не примут.

У нас в России обратное: народ ждет всего от царя. Пугачев, шедший истребить помещика, должен назваться царем, чтоб иметь успех, У нас монарх освобождает народ от крепостного состояния, и народ принимает компромисс тотчас же. Таким образом, во-1-х, освобождение могло произойти (именно по чрезвычайной и особенной силе монаршей власти в России) отчасти раньше, чем струны натянулись до того, чтоб не слушать компромпссов. Эта особенность нашей царской власти должна была бы броситься в глаза как особенность русского народа и его понятия о царской (отеческой и воплощенно-народной) власти. Правительство могло бы понять, как оно сильно. Не тут-то было. На 2-ой год войны мы умоляем унизительно Англию не сердиться, просим прощения и отдаем всё. Это оттого, что не понимают силы своих связей с народом и когда же? После 2-х выстрелов в Европе, когда в ней социализм всо проел. Но государства Европы не выдержали бы и года одного войны. Они, в ногах валяясь, просили бы нас избавить их от социализма. Но мы не понимаем этого, а правительство верит, что социализм и либерализм европейцев наших сковырнет и его, тогда как это невозможно. Но оно не понимает, что невозможно это, и, боясь европейцев, соединившихся с вельможами, захочет дать конституцию. Но народ не примет ее, и что произойдет затем? Конец петербургского периода русской истории, и царь в первый раз поймет свое Русское значение и свою неземную силу. <л. 1>

А вы что? Законодатель, судья и палач — всё вместе, в одном лице? Это очень удобно, и так вы всегда и все, черт вас возьми.

— Во всякой женщине есть нечто подчиненное и рабское, баранье и лакейское. Действует не рассудком, а влеченьем. Идет за коноводом и непременно мужчиной. Рискует и жертвует жизнью не для великодушия и добродетели, а ради приказывающего мужчины. При этом остервенелая, бестиальная (хуже) жестокость, жестокость неслыханная, невозможная, тогда как в жестокий как зверь мужчина часто бывает великодушен хоть минутами. Рассудку мало, мяса много. (Мучение архиепископа, женщина, Maxime du Camp), («Les Origines de la France», Тена. Глава III (подглавка V)). Убийства,^[179] женщина ножницами выколола глаза, другая съела сердце убитого. У нас на Казанской площади фейки. Maxime du Camp свидетельствует, что все эти зверские женщины сейчас же после злодейств своих бросались перед солдатами на колени и кричали: «Ne me tue pas».^[180]

NB. Тезис: женщина всегда, везде и во всех состояниях жесточе и бесчестнее мужчины.

NB. «Русские женщины» Некрасова и все кричащие за женщин и указывающие на декабристок и сестер милосердия берут только частные состояния духа тех же самых женщин, которые в другое время окажутся злодейками. Злодейство же не есть злодейство, а лишь низшая, более бестиальная природа женщины как человеческого существа, предающегося не разумом, а влечением, склонность к подчинению. Впрочем, это только разница между мужским и женским существом.

— Какая разница между мною и вами? — Я за народ, а вы против народа. <л. 1 об.>

<1. ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ ЖУРНАЛА «ЭПОХА»>

Конспекты и наброски <1>

1) Определить количество долга, оставшегося по векселям по смерти брата и по другим обстоятельствам.

2) Какое после брата осталось имущество?

3) Какое количество книг должно было додать до <18>65 года?

4) Сколько дополучили за эти книги в <18>64 году.

5) Сколько получили с подписки за <18>65 г.?

6) Во что обошлась средним числом каждая книга?

7) Количество в настоящее время моего долга?

8) Количество подписчиков в <18>64 и <18>65-м году?

<2>

По этому примеру можно видеть, что же стоит сама переписка и вся канцелярская часть. Всё это может быть поверено с строгой очевидностью и Подтверждено многими свидетелями. Заметим еще, что в этих расходах^[181] мы не выделили ничего на содержание семейства покойного, ибо всё что выведено касается только одного журнала. Одним словом, можно положительно сказать, что передержано и затрачено нами гораздо более 10 000 собственно наших денег на журнал. И так как эти деньги я,^[182] Федор Достоевский, их потратил из своих собственных средств, потому и не ставим их в счет расходов по журналу.^[183]

Не участвуя нисколько во владении журнала^[184] и не имея в нем никакой доли и собственности, передержал на журнал всё что имел своего состояния, то есть до 10 000 руб., и, таким образом, будучи болен, в падучей болезни, которая увеличивается с каждым годом, я лишил себя на старость лет всякого средства к существованию^[185] и, кроме того, переписал собственно 10 000 долгу. Вдова же покойного находится в нищете явной и всем известной^[186] и недавно еще получает вспоможение от Общества Литературный фонд в уважение услуг литературе ее покойного мужа. Таким образом для уплаты^[187] лежащего теперь на нас долгу и доходяще<го> до 18 000

<3>

Расчет: всего долгу оставалось 45 000. Кроме того, объявив Подписку и получив 16 448 руб. с подписчиков, мы образовали на себе 16 448. Итого <16> 448. Всего долгу оставалось 45 000. В уплату его имелось 3000 с акций, 3361 с подписчиков, 500 Общ<ество> взаим<ного> кредита. Итого 6861. След<овательно>, всего имели в унлату <не закончено> Но уплатили на 28 000 — книгами, 6000 --долгов. Итого на 34 000. Вычтя <из> 45 000 34 000 остается 11 000 — неуплаченных. Так точно и выходит по счетам. Но так как мы имели всего до 6861 в уплату, а заплатили на 34 тысячи, то и передержали, стало быть, до 27 000 с лишком рублей. Таким образом естественно, что мы должны были сами впасть в долг. Долги собственные наши предположительно представляются в следующем виде. А именно: на 9364 руб. сделано долгов по векселям поставщиков в типографию бумажным фабрикантам и авторам. И, кроме того, до 2500 долгов авторам на слово, ибо хотя они во уважение нашего несчастья и не захотели беспокоить нас уплатою и^[188] не потребовали с нас векселей, но мы^[189] не можем их не считать такими же кредиторами нашими, как и других, имеющих на нас документы.

Да кроме того, объявив подписку на 1865-й год, мы получили с подписчиков до 16 448 руб. Итого, стало быть, всего собственно нами сделанного долгу выходит до 28 312 руб. Из них мы выдали подписчикам два No^[190] журнала, ибо при начале подписки вполне надеялись на успех и выходом первых двух номеров вполне рассчитывали привлечь публику, для чего особенно на них не жалели издержек. Если считать, что мы удовлетворили наших подписчиков на ¹/₆-ю долю всего долгу, то выйдет, что мы удовлетворили их на 2750; но если считать, что стоили нам эти No^[191] действительно, то выйдет не менее 7000 руб., ибо каждый No стоил до 3500 руб. себе.^[192] Итак, вычтя из 28 312 2750 = 25 562. Получится всего долгу до 25 562 руб. Но так как мы, будучи не в силах продолжать издание, вошли в особую и добровольную сделку с издателем «Биб<лиотеки> для чт<ения>» и уступили ему всех подписчиков нашего журнала с тем, чтоб он удовлетворил их своим изданием,^[193] и так как издатель «Биб<лиотеки> для чт<ения>» объявил об этом печатно публике, то мы и считаем оставшийся долг наш подписчикам, уже на нас лежащий (13 698), удовлетворенным. Вычтя, таким образом, эти 13 698 руб. из 25 562, то остается 11 864 собственно долга.^[194]

При сем необходимо для расчету сделать то замечание, что при исчислении наших расходов мы не вывели и не показали многих и весьма значительных, но которые хотя и не показаны, но очевидны и доказательны н всегда могут быть проверены. Так, например, ген<варский> и фев<ральский> No выведены нами в 2750 руб., тогда как они стоили нам до 7000. Кроме того, не выведено содержание редакции, собственно относящееся до журнала, а именно наем квартиры, расходы на приемы литер<аторов> в литерату<рные> дни, жалованье редактору — всё это требует не менее 5000. Наконец, не поставлено бездна расходов мелких, но которые в сущности составляют чрезвычайную сумму, так, например, одни почтальоны, приносящие письма и получающие по обыкнове<нию> по 3 коп. за письмо, стоят в год по счету повесток и писем до 300.

Вот наш долг. Но сверх того, чтобы не повредить ходу журнала и для успокоения кредиторов покойного Достоевского, мы, надеясь хоть на некоторый успех журнала, принуждены были веять на себя и переписали на себя до 2870 руб. из неоплаченных и оставших<ся> 11 000 долгов брата. Таким образом, весь долг, образовавшийся собственно на нас, состоит из 11864 и 2870. Итого до 14 734. Долг же по векселям состоит из 12 234 руб. Этот вексельный долг распределили мы между собою так, что до 10 000 принято братом покойного Федор<ом> М<ихайловичем> Достоевским на себя лично, а в остальной сумме до 2500 руб. участвую и я, Эмилия Достоевская.^[195]

<2. ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ ЖУРНАЛА «ЭПОХА»>

Фрагмент белового автографа

и повестки, по 3 копейки за письмо, составляли в год до 300 руб. серебр<ом>. По этому примеру можно заключить о том, что стоила самая переписка и канцелярская часть? Всё это может быть проверено с строгой очевидностью и подтверждено многими свидетелями. Одним словом, мы утвердительно можем^[196] сказать, что не выставлено в расход более 10 000 руб., передержанных собственно на один журнал.^[197] Эту сумму я,^[198] Федор Достоевский, принужден был перетратить из собственных последних средств, ибо хотя я, Федор Достоевский, не был ни наследником, ни даже участником^[199] в праве издания журнала; но как брат покойного, видя, что семейство его осталось после его смерти в нищете и в долгах, и рассчитывая, что поднятием журнала, в случае успеха, можно не только уплатить долги, но даже придать изданию, освобожденному от долгов, некоторую ценность,^[200] я, побудив вдову покойного, Эмилию Достоевскую, к продолжению издания журнала, естественно, должен был взять на себя и весь риск неудачи. А потому, истратив 10 000 своих собственных денег, то есть всё, что имел я,^[201] на журнал, я при ежегодно усиливающейся падучей болезни моей остаюсь при приближении преклонных лет безо всяких средств к существованию, кроме тяжелой литературной работы моей. Вдова же покойного находится в совершенной нищете, явной и всем известной, и существует только вспоможением Общества Литературного фонда — во уважение литературных заслуг ее покойного мужа. Таким образом, для уплаты остающегося на нас долга, до пятнадцати тысяч рублей <не закончено>

ВАРИАНТЫ

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ. 1881

Варианты чернового автографа (ЧА)

Стр. 5. 

^3-8 Текста: 1881. Январь ~ Говорильня и говоруны — нет. На полях слева: 4-го января/81. Воскресение.

^9-10 после трех лет ~ с статьей экономической? / выступлю с статьей экономической и это после трех-то лет молчания <>

¹¹ таковыми / ими <>

¹³ туда же / тоже

¹⁴ поветрие на экономизм / поветрие экономическое <>

^15-16 После: экономистом — [а прежние] Прежние [разные] же газеты и журналы давно уже экономисты. Всякий редактор [смотрит] теперь экономист [он глядит экономистом, говорит экономистом], всякий сотрудник его чуть не выговаривает: и я тоже экономист. <>

¹⁶ и в смысле этом рекомендуется / и рекомендуется <>

¹⁷ Слов: кто может теперь не быть экономистом — нет.

¹⁸ всеобщий вписано.

¹⁹ нашей турецкой кампании / турецкой кампании <>

²⁰ рассуждали много / рассуждали <>

²⁰ После: о финансах — (да и как не рассуждать [о] при наших-то финансах) о

²² произошло натурально натурально <>

²³ займы на военные расходы / займы <>

^23-24 Но тут, кроме собственно рубля, была и отместка / а. Но была и отместка б. Но собств<енно> тут и отместка

²⁵ мы предрекали / мы, дескать, предрекали <>

²⁶ пустились в экономизм те / напустились на экономизм те <>

^26-27 в семьдесят шестом и седьмом годах / в семьдесят седьмом году <>

²⁸ Слов: что Восточный вопрос одно баловство и фикция — нет.

²⁹ подъема духа народного/ подъема народного

^30-31 а есть и пребывает по-прежнему всё та же косная масса / а. а есть косная масса б. а есть и пребывает по-прежнему косная масса <>

^31-32 Слов: немая и глухая ~ масса — нет.

³³ если и дает / а. жертвует б. если и жертвует <>

³³ то потому лишь / потому

^34-35 а их много развелось в интеллигенции нашей /а. а их как песку морского б. их беда как много не в одной литературе <>

Стр. 5—6. 

^35-2 были тогда страшно оскорблены в своих лучших чувствах. Гражданин в Ферсите был оскорблен. / а. были тогда страшно озлоблены б. были тогда оскорблены в своих лучших гражданских чувствах. (У Ферсита-то гражданские чувства!) <>

Стр. 6. 

² Вот и начали они мстить, попрекая финансами. / [За то] Ну вот и отомстили ж потом, [а. попрекая финанса<ми> б. попрекали] попрекая финансами. <>

⁴ Все понемногу надулись, некоторые, впрочем, очень. / Все надулись <>

^5-6 Правда, и мир невыгодный поспособствовал, берлинская конференция. / а. Мир невыгодный способствовал, б. Правда, и мир невыгодный способствовал. Берлинская конференция, <>

^6-11 Текста: (NB. Кстати об этой берлинской конференции ~ духа народного, потом.) — нет.

^11-12 Я только хочу теперь сказать, что об рубле и о дефиците все теперь пишут [а. Ну и стали писать о финансах, об рубле, теперь вот об дефиците, и из озлобления: сама невинность и та теперь готова писать о финансах и об рубле б. Но об рубле и об дефиците теперь [уже] пишут теперь все, не только озлобленные. Сама невинность и та теперь пишет прежде всего об рубле. <>

^12-15 Уж конечно, тут отчасти и стадность ~ не интересуюсь / отчасти и стадность; все [пишут] тревожатся, так как же и мне не поверят, что и я тревожить, подумают, что не гражданин о вписано.

^15-16 Впрочем, есть кое-где ~ сомнения за будущее / Впрочем, может есть и настоящая гражданская тревога, то есть истинная. <> вписано.

^16-17 Слова: не хочу душой кривить — вписаны ниже между строками.

^17-18 Но, однако же ~ всё на тему / а. [Тут и передовые. Главное] И прежде всего лишь то б. Конечно у самых-то передовых всё сошло на тему о том: зачем у нас

^18-19 всё это не так / не так <>

¹⁹ талер / рубль

^19-20 а у нас рубль дурен / а у нас дурен

²⁰ После: дурен. — В Европе нет дефициту, а у нас [дефицит] он есть. <> Далее было: Мы Европа, почему же у нас рубль дуреп.

²⁰ Так как же / Да как

²⁰ так зачем же / да зачем же <>

²¹ Умные люди разрешили наконец вопрос / Передовые наконец и разрешили вопрос <>

^21-22 Слов: почему мы не Европа ~ как в Европе — нет.

²² Потому-де / Оттого-де это всё <>

²³ Вот и начали все кричать / а. И вот все до единого кричат, б. И вот кричат <>

^24-26 что и венчать-то ~ здание вписано.

²⁷ если уж и начать его / если уж начать <>

²⁷ гораздо пригоднее начать / то надо бы начать

^28-35 тут сделаем необходимую оговорку ~ европейских умов. / Тут сделаем поскорее одно нотабене: увенчание снизу на первый взгляд конечно нелепость, не только историческая,^[202] но и механическая, но так как у нас всё своеобразно, всё не так как в Европе и даже наоборот Европе, то и увенчание [должно] могло бы снизу, а не с белого жилета, начаться наоборот Европе о вписано. Рядом помета: архитектура

^35-41 Ибо, к удивлению Европы ~ в себе одном предчувствующее. / уже по тому одному, что армяк и лапоть есть действительно в своем роде здание, есть действительно нечто твердое и незыблемое, уже выведенное веками и настоящую идею нашего русского здания в себе заключающее о вписано. На полях набросок: прочное к твердое. Конечно не в вашем роде здание, а в своем собственном. Вот это

^41-45 Впрочем, все эти возгласы ~ нравственно-гражданский. / Впрочем, все эти крики об увенчании имеют характер более, так сказать, механический и успокоительный, чем рассудочный и действительно гражданским страданием вызванный. [Ибо, повторю это, действительно.] <> вписано. На полях: Ибо, повторю это, действительно страдающих очень мало, а стадных людей и малых неразумных детей ужасно у нас еще много. На об. стр. 1 набросок к стр. 9: Барин — крепостник у нас кончился, наступает теперь новый барин — крепостник, интеллигентный русский человек, и ух какие аристократические замашки.

^45-48 И потому так набросились ~ и чрезвычайно сподручны / [Но] Замечу еще, что внешние механические успокоения всегда легки и приятны <>

Стр. 7. 

¹ После: спасено — а. Теперь-де Россия не Европа, а увенчают здание б. Почему Россия теперь не Европа? Потому что не увенчано здание, а увенчают здание <>

^1-2 Слов: приложить ее, взять из готового сундука — нет.

³ Главное, что приятно / Главное и приятное <>

⁴ думать совсем не надо / а. думать ни о чем не надо б. решительно думать не надо <>

^4-10 а страдать и смущаться со согласный концерт / А страдать и смущаться и подавно. Чего думать, чего голову ломать, еще заболит. Взять готовое у чужих [и всё кончено] вот и венок <> вписано.

^13-14 Слов: и это в огромнейшем, в колоссальнейшем большинстве, господа? — нет.

¹⁶ колоссальнейшее большинство белых-то жилетов / белые-то жилеты <>

^15-18 К тексту: A что коли колоссальнейшее большинство ~ увенчано? — вариант на полях: А белых-то жилетов туда и вовсе не пускать на первый случай, конечно, если уж случится так, что оно будет увенчано.

²⁰ Слов: (а многие так и люди хорошие) — нет.

²¹ со всей землей / вместе со всей землею <>

²¹ общем великом деле / общем деле <>

^22-24 вместе с землей ~ вдруг и соединятся! / сказать вместе со всеми, нет надо особо. Рознятся они от нас всех-то. <>

^24-37 Текста: Это ведь не водевиль ~ уже невольно. — нет. Между строками предыдущего текста вписан набросок: с мужиком капри<зны> и брезгливы уж очень к народу

^38-39 скажут они, — а те, остальные (то есть вся-то земля) / а те остальные [мы то <есть>] <>

⁴⁰ образуя их, будем их постепенно возносить до себя / вознесем до себя <>

⁴¹ научим народ его правам / научим его правам <>

^41-42 собираются поучать / научат <>

⁴³ После: шалуны!) — Вот по этому даже одному <невозможно>, чтоб они могли свой совет сказать, потому что и с собой-то не сговорятся. Это наверно так, ибо где их история, где их культура, где практика? Они только говорить-то мастера. И какие говоруны. <>

^43-45 Фразы: «Русское общество ~ в национальные лапти». — нет.

Стр. 7—8. 

^45-2 Так ведь, выходя с таким настроением ~ и ее политическими последствиями / А ведь с этими мыслями можно пожалуй я [опять] вновь закрепостить народ интеллигентной то есть опекой <> На полях наброски и варианты: 1. Ишь! Да ведь с такими настроениями. 2. хоть и не прежним крепостным правом так [последствиями] интеллигентной опекой и ее последствиями

^45-3 К тексту: Так ведь, выходя с таким настроением ~ А народ опять скуем! — заметка на полях: Слишком аристократичны и слишком консервативны. Европейские формулы охраняете и за них весь народ отдадите. И не только отдать, но и похерить вовсе готовы. А народ опять скуете, до крепостного права недалеко.

Стр. 8. 

^4-6 Ну и, разумеется ~ наверно случится так. / И что же выйдет? Закрепостите, заведете лишь для себя говорильню. Да и сами себя не поймете и не узнаете. Знаете ли, что это ведь наверно так будет? <>

^6-17 Текста: Будут лишь в темноте ~ рядом сядете. — нет.

^17-18 A сколько, сколько расплодилось у нас теперь говорунов? / Какие говоруны теперь расплодились и сколько их — ух! <>

¹⁸ Точно в самом деле готовятся. / Точно в самом деле к [говорильне] чему-то приготовляются. <> вписано.

^19-27 Сядет перед вами ~ в голове дурман. / Выйдет, например, сановитый муж к своим подчиненным и начинает речь говорить. Господи, чего не наговорит. Курица ли яйца [учит] несет, или впредь курицу яйца учат, ничего не разберешь. А не случалось разве с вами так: /сядет перед вами иней передовой и ведущий вас [человек, либерал — оратор] господин и тоже начнет говорить: ни концов, ни начал, все ([спрятано] сбито и сверчено в клубок. Часа полтора говорит. И главное, ведь так сладко и гладко, точно птица поет. Каждое [словцо] слово, казалось бы, понятно и ясно, и вот ничего-то нельзя [понять] разобрать. [Знаешь только, что либерально.] Глаза выпучишь, в голове дурман, <> Далее было начато: Приготовляется На полях набросок: Курицу ль яйца учат впредь, или что курица по-прежнему Снесет яйца — ничего не известно, слышно только, что либерально и что курица [понесла] вместо яиц дичь [понесла] несет

^27-28 недавно народившийся / только что народившийся <>

^28-29 художественная литература его еще не затрагивала / в [литерат<уре>] Художественной литературе его еще не затрогивали <>

³⁰ много совсем проглядела / много проглядела <>

³² Слов: много что пятидесятых — нет.

³³ После: потеряла. — А как не потерять? Ведь и всё текущее почти тоже одна говорильня, только лишь в эмбрионе, без формулы, неустроенная. Жаждут формулы, жаждут устройства, и увенчания <>

³⁴ Заголовка: II. Возможно ль у нас спрашивать европейских финансов? — нет.

^35-36 Вместо: А что же финансы? Что же финансовая-то статья? — скажут мне. — Ах, да ведь я об экономической статье моей заговорил. <> Между строками вписано: а куда фина<нсы>

^36-38 Да и не смею ~ собираюсь писать? / Никогда я им не был. А если не был, то как же я смею о финансах писать? <>

³⁸ А вот именно потому, что уверен / А вот потому и напишу о финансах, что убежден <>

^39-40 не финансовая, а совсем иная какая-нибудь статья / вовсе не экономическая, а какая-нибудь другая статья <>

^40-41 вот этим только я и ободрен. / а. Этим ободрен, б. Этим только я и ободрен. <>

⁴¹ Ибо и недостоин я вовсе писать о финансах / а. Да недостоин я вовсе писать экономическую статью, б. Ибо и недостоин даже я вовсе писать о финансах-то. <>

^41-48 Так как сам знаю ~ европейской точки / Я сам знаю, что я смотрю на наши финансы [как-то] дико, [как-то] вовсе уже не с чисто европейской точки <>

⁴⁴ мы вовсе не Европа / мы не Европа <>

Стр. 8—9. 

^44-1 до того особливо / а. даже до того самостоятельно и особливо б. теперь при всем нашем старании стать Европой до того особливо <>

Стр. 9 

^1-3 После: сидим — или на какой планете

^3-6 и, наконец-то, раздалась революция ~ исторически / а у нас [утверждалось веками, а] уничтожилось в один миг. После веков потуг и борьбы, во Франции, например, раздалась революция — и что ж освободились они [совсем-то] от всего, что хоте<лось> или нет? Как раз нет, и тут же пролетарият завели, только что Робеспьеру голову откололи. А впрочем, и сам-то Робеспьер голову бы отколол, да и самому Жан-Жаку Руссо, своему учителю, если бы тот воскрес. Отколол бы. А в Германии, а в Ирландии что теперь идет? У нас двухвековая система рухнула вдруг [в один миг] мигом по слову самодержца и правительства, как же не рухнуть с ней и всей прежней системе, какая у нас была. Разве это возможно? <> Между строками и на полях вписано: 1. Но опять-таки, если рухнула так вдруг разом и вовсе без революции и без пролетариата, ну похожи ль мы на Европу 2. Да было ли что подобное в Европе, какой закон тут примечаешь

^5-6 Фразы: У нас же крепостное право ~ без малейшей революции. — нет.

^7-8 Фразы: и вот, казалось бы ~ очень большому? — нет.

^8-9 Правда и то ~ с большим потрясением. / Всё, что вдруг падает, падает всегда очень опасно и с чрезвычайно сильным вокруг потрясением. <>

^9-10 Не я, разумеется, пожалею, что вдруг упало. / Я не жалею, что крепост<ное> право так вдруг упало. <>

^10-13 Страшно хорошо ~ потрясение вышло большое. / Страшно хорошо, напротив, что то так вдруг рухнуло по великому слову освободителя. Тем не менее закон природы нельзя миновать [что вдруг падает, то падает всегда опаснее, чем если медленно], и потрясение случилось великое. <> Рядом и выше вписаны наброски: 1. и рухнуло с ней со всем прочим 2. но так как всё это произошло в один миг 3. что весь этот мерзкий исторический грех наш дело случая и если бы [теперь] человечеству 4. Но в том-то и разница наша с Европой, что у нас не историческим, не культурным ходом дела всё это произошло, а вдруг

^13-16 Текста: Пусть бы большое ~ всё так вышло. — нет.

^18-20 Но, не развивая / И, уже не развивая <>

^18-20 Слов: укажу лишь на иные частности, что прежде всего бросаются в глаза и смущают. — нет. На полях набросок: иные частности, что бросаются прежде всего в глаза.

²⁰ Вот, например, посмотрите / а. И посмотрите б. посмотрите только на то <>

^20-23 рухнуло крепостное право ~ разбогатеть ему / рухнуло крепостное [право, тут бы, кажется, зацвести мужику, тут-то и разбогатеть ему <> Между строками вписано: 1. цвести 2. и всё же, но откуда Над словом: рухнуло — вписан набросок: то есть всё, кроме разве одного самодержавия, которое всё и сдержало, которое всё и держит и без которого всё разом поехало бы врозь

^24-25 И, главное, в том беда, что еще неизвестно / а. и еще неизвестно б. Но, главное, в том беда наша, что еще неизвестно <>

²⁶ Слов: (и в чем именно она заключается) — нет.

²⁷ дает ему теперь земля / ему дает земля <>

²⁸ После: максимума. — вписано: Отчего бы это так? <>

^28-31 фразы: Скажут умники ~ чем предполагают его. — нет.

^31-35 Затем посмотрите опять ~ в народ / Затем всё прежнее барское землевладение упало и понизилось [разом] до самого низкого уровня, а вместе с ним началось и перерождение целого сословия в нечто иное, в народ <>

^35-41 Текста: ибо во что же ~ далеко не так. — нет. На полях набросок: Это прекрасно, но ведь это лишь пока идеал. А действительность-то вовсе оказалась не такой.

^41-43 Захочет ли сословие и прежний помещик стать интеллигентным народом? / Захочет ли сословие стать интеллигентным народом? <>

^42-46 Текста: вот вопрос ~ каким путем разрешится. — нет.

Стр. 9—10. 

^46-3 Не захочет ли ~ его опекающей. / Но захочет ли, напротив, опять возродиться и стать над народом властию силы и вместо [интеллигенции] крепостного барства завести аристократию интеллигенции,, народа не признать братом, не возлюбить того, что любит и обожает народ, и не почитать того, что чтит народ, — без чего никогда и никто не сойдется с народом, ибо то, что он чтит и любит, у него крепко, и он ни перед какой интеллигенцией не поступится, — опять вопрос и опять трудный, — опять вопрос и трудно предвидеть его разрешение. <> Между строками вписано: 1. светить и учить его 2. огромный вопрос

Стр. 10. 

^8-11 Текста: Захочет ли оно искренно ~ всё теперь в вопросах. — нет.

¹¹ И, что главное, всё ведь / Всё <> Между строками вписано: И вот. И вот

¹² После: поколений, — а мы требуем правильных [бюд<жетов>] финансов [и европейских бюджетов] от нашего государства и европейских бюджетов. <> Между строками вписано: при всем этом у нас еще

^12-13 Слов: а у нас, напротив того, предстоит разрешить в один миг — нет.

^13-17 В том-то и главная наша разница ~ предписанием начальства. / В том-то разница наша с Европой, что у нас не историческим, не культурным ходом дела всё это произошло, а вдруг. <> вписано.

^17-20 Текста: Конечно, всё произошло ~ системой финансов? — нет.

^20-25 Я, например, верю ~ ядро его, сердцевина. / [А между тем] Ведь если не будет земледелия, не будет и ничего, ни промышленности, ни финансов. Ведь это уже аксиома [к счастью это] в экономической науке (это-то уже я знаю), что кто владеет землей, тот и ведет государство. Что [не] если цветет земледелие, [то] цветет и промышленность, [то] цветет и спокойствие. Ведь и капитал, и промышленность всего больше любят спокойствие, а у нас есть спокойствие. [А какому земледельцу достанется земля русская — капитальный вопрос и неразрешимый у нас в высшей степени. Общине ли крестьянской достанется всё одной или и отдельному единоличному землевладению вместе. А если вместе, то как они уживутся. На это опять требуется опыта [вновь] поколений истории]. А пока прежний землевладелец продает имение за бесценок купцу, [и] теперь и жиду, те рубят леса, [те] даже сады рубят, возьмут всё, что можно взять с землею, осрамят и обесчестят землю, и продают потом по клочкам. [Кто будет будущим помещиком, вовсе не решено.] Ф Выше на полях: Это не решено. Между строками и на полях наброски: 1. Я верю не в аксиому, что не мешает 2. и произ<водство> и проч. 3. всё цветет 4. Как уживутся. Пало барское землевладение, а ведь вопрос о том, как оно впредь уживется рядом с мужиками, ведь далеко еще не решен. А почему? Не земледельцы, а баре.

^26-28 Текста: А так ли у нас ~ силами нашими? — нет.

²⁸ Вот у нас строятся железные дороги / А пока не цветет мужик, а строятся железные дороги

^28-29 и, опять факт, как ни у кого / а. Вот еще факт, который ни у кого б. и опять тут факт, как ни у кого <>

²⁹ Чуть не полвека / шестьдесят лет <>

³⁰ Слов: да еще при своем-то богатстве — нет.

^31-32 в десять лет выстроились / вдруг завелись, выстроились, да еще при нищете <>

^32-34 Текста: да еще при нашей-то нищете ~ крепостного права! — нет.

^34-35 И, уже конечно ~ жаждала наиболее. / Весь капитал на себя [отт<янули>1 перетянули разом <нрзб.>, тогда как им именно тут [и надо бы было-то] земля жаждала капиталов себе. <>

³⁶ После: дороги. — [Да как же это не потрясение, как ни у кого в Европе.] хоть это только железные дороги экономически <> Между строками вписано: потому что всё это вдруг, как бы нечаянно, без истории, без культуры

^36-43 Текста: А разрешен ли у нас ~ всякой великой силы. — нет.

^43-44 Как же спрашивать ~ правильных финансов? / А разве только это случилось в эти 25 лет, [и не] не по воле чьей-нибудь, а само собой [исторически]. Случилось всё, конечно, историческим ходом дел. [Только истории такой] Но согласитесь, что такой истории не знает Европа. [[Это] Но ведь это как на луне, а не в Европе]. Как же спрашивать с нас Европы, да еще с [правильною] европейскою системой финансов? <> вписано на полях,

^44-45 Тут уж не в том вопрос / Тут вопрос, по-моему, не в том

⁴⁶ европейской экономии / правильной экономии

⁴⁷ устояли / а. Как в тексте, б. устояли в живых <>

⁴⁷ Опять-таки крепкой, единительной, всенародной силой устояли. / Опять-таки [крепью] крепкой единительной всенародной силой самодержавия устояли и единением народа с царем. Тем одним и устояли с ним, ибо самодержавие у нас не внешняя сила, не сила какого-нибудь победителя, а всенародная, всеединящая сила, которую сам народ восхотел [которой народ же и держится] видел как бы в идеале своем, и уверовал в ее и только лишь ею и надеждой на нее держится, и которая лишь народом и держится. Да ввиду таких фокусов и экономистом-то быть у нас совсем невозможно. Вместо экономических наук надо просто начать изучать Россию. [Да] Ведь у нас дошло до того, что России надо [учиться] обучаться [ей] как науке, потому что непосредственное понимание ее в нас утрачено. Не во всех, конечно, и блажен тот, который не утратил еще непосредственного понимания ее окончательно. О, что было бы, если б это случилось. Но [таких] понимающих всё это мало. Тем не менее они [все-таки есть] все-таки остались, а стало быть, и надежда есть. Потому-то я и твердо надеюсь, если б не было их вовсе, то пропало бы всё, то есть не Россия и не народ пропали бы, — они бы нашлись в конце концов, — а мы пропали бы, мы, интеллигенция русская, и действительно, может быть, улетели бы на луну, так прямо и унесло бы нас туда ветром. Впрочем, некоторые уже, надо полагать, уже перелетели и посылают свои передовые статьи и ораторские речи, я уверен, уже оттудова. Я уверен, Я в том смысле, как же требовать после того правильных финансов. Между строками вписано: а кто 2. всего 3. хоть какое-нибудь по<нимание>

Стр. 10—11. 

^48-6 А спокойствия у нас мало ~ в аппетитах наших. / а. Да спокойствия у нас мало, то есть в умах, в убеждениях наших, во взглядах наших, в нервах наших, в аппетитах наших, б. А спокойствия у нас мало, и духовного, самого важного, а без духовного и никакого не будет, это прежде всего, то есть спокойствия — в умах, в убеждениях наших, во взглядах наших, в нервах наших, в аппетитах наших. <>

Стр. 11. 

^5-6 Труда и сознания, что лишь трудом «спасен будеши», — нет даже вовсе. / Труда и сознания, что надо трудиться, до сих пор нет, сознания, что лишь трудом спасен будеши. <>

⁷ и откуда ему завестись / и откуда ему быть <> вписано.

⁸ Слов: пожалуй, что и никакой — нет.

^8-9 стану трудиться / должен трудиться <>

¹¹ спасти здание / спасти себя увенчанием здания, и опять-таки без культуры и без труда, и простой пересадкой <>

¹¹ какими-то европейскими измышлениями вписано.

¹³ философия / формула

^13-15 Уверяю вас ~ а иные так и вслух. / а. Так скажет у нас иной господин из самых передовых, а ведь самые-то передовые имеют большое влияние, ведут, б. Уверяю вас, что у нас многие теперь говорят, про себя по крайней мере. А иные так и вслух. <>

¹⁵ говорящий такие афоризмы человек сам-то / он все-таки человек <>

¹⁶ После: плоти. — вписано: И ведь смотрите. Он говорит <>

¹⁶ Слов: говорит он — нет.

^16-17 для других, для всех / для всех <>

¹⁸ лучше / получше

^18-19 разумеет свою философию / а. говорит б. ра<зумеет> <>

^20-21 жесток и сластолюбив вписано.

²¹ ничего перенесть не может / [Долгу не знают,] перенесть ничего не может <>

^21-22 Слов: да и к чему-де утруждать себя и переносить? — нет.

²³ так для чего же и жить / для чего же жить <>

²³ После: пулю в лоб. — на полях вписано и зачеркнуто: Нынче и гимназисты оттого, что в класс не пришли, застреливаются. А сколько капитанов Копейкиных с аппетитом капитана Копейкина.

²⁶ Слова: повсеместно — нет.

²⁷ Слов: до минимума — нет.

³¹ так как это / уж это <>

³² не кутят по-прежнему / не кутят <>

³⁷ бревна рубили / бревна были <>

³⁸ совсем не редкость встретить / сплошь <>

³⁹ После: дров — вписано: навалены <>

³⁰ подросточки вписано.

Стр. 11—12. 

^39-5 Текста: Вам, конечно, наблюдение ~ развитии аппетитов. — нет.

Стр. 12. 

^6-15 Я хочу только ~ и отрицанию способствую". / Я хочу [сказать] указать [только] тоже, что Копейкиных [расплодится бездна] особенно много расплодилось, и [поневоле] все обратятся в карманных промышленников, иные в дозволенных, а другие так и юридически прикрывать себя не станут. А [иные так гордо] интеллигентные из них скажут: «Я потому таков, что отрицаю [чем и] и тем отрицанию способствую». <>

¹⁵ После: способствую". — [А трудиться все-таки не захочет.] Основание труда есть долг и сознание его, а откуда у современного человека взяться долгу? <>

^15-30 О, разве нет Копейкиных-либералов? ~ Но оставим Копейкина. / Не только на финансы, но и политически [всё это повлиять может] все эти молодцы повлиять могут: именно в этих-то укрепится жажда внешней перемены, жажда внешних врачеваний, да таких, чтоб без труда и готовыми: «Все-таки, дескать, лучше будет с внешней-то, с какой бы там ни было, чем теперь». Потому повлиять это может политически, что [этих] господ очень много, такие же они, так сказать, «Копейкины». [Вот что не в лицо] Это, впрочем, говорят теперь [даже] и не мошенники и боже меня сохрани называть их мошенниками!… <> На полях набросок: все, и далеко даже не мошенники, а самые даже честные

^17-18 либерал всесветный ~ в пятак цены! вписано на полях с пометой: Здесь. Рядом набросок: О, он либерал

^30-31 Всё сказанное ~ нет спокойствия. / Я, впрочем, начал было на тему о том, что у нас нет спокойствия, и, уж конечно, лишь краюшек задел. Это тема длинная. <> Рядом на полях набросок: Но это только краюшек той темы, что у нас нет спокойствия.

^31-33 Сам вижу ~ к финансам! / [А впрочем] Но довольно, довольно, предисловие мое вышло слишком уже длинно. Приступим к финансам. На полях: 1. Итак, к финансам. Сам знаю, что предисловие у меня длинно вышло. 2. Но это попробую развить еще дальше, когда заговорю собственно

^34-35 Заголовка: III. Забыть текущее ради оздоровления корней. По неуменью впадаю в нечто духовное. — нет.

³⁶ начну с конца / Начато: начну не

³⁶ разом / прямо

³⁸ После: идею — когда

⁴⁰ характер / экспансивный характер мой <> Над словом: экспансивный — вписано: нетерпеливый

^40-41 чем я, конечно / и тем, конечно

⁴² иной окончательный вывод / иной вывод

^42-43 без подготовлений, без предварительных доказательств / а. без предварительных доказательств б. без подготовлений и предварительных доказательств <>

⁴⁴ так вызвать и смех / а. и заставить смеяться б. так и вызвать смех <>

Стр. 12—13. 

^44-1 а у меня ~ читателя предварительно / а. [А именно] У меня такой вывод, что над ним можно рассмеяться, б. А у меня именно такой вывод, что над ним можно рассмеяться, если не подготовить к нему предварительно. <> Над словами: над ним — вписано: над автором

Стр. 13. 

^1-2 формула моя — следующая / формула моя та

^2-3 хороших государственных финансов / хороших финансов <>

^3-4 в государстве, изведавшем известные потрясения вписано на полях.

⁴ не думай слишком много / не думай

⁴ о текущих потребностях / Начато: о текущем как быс<ильно> сколь

⁷ Ну, разумеется, тотчас же раздается смех: / а. Я сказал о смехе. Смех [тут] может [быть в том] и даже самый презрительный [быть] раздастся теперь надо мной лишь оттого, что б. Я знаю, конечно, надо мной сейчас же и засмеются: <>

^7-8 все знают, — скажут мне, — в вашей формуле / все знают, что в формуле моей

^8-9 ничего неизвестного / ничего нового

^9-10 засушив / истощив

¹³ эту мысль мою / мою основную формулу

¹³ о, опять-таки предчувствую / о, предчувствую <>

¹⁴ настолько / до того

¹⁵ понять / растолковать

^15-16 некий своего рода фатум / некий фатум

^18-19 После: не заботился — вписано: и прежде, и запрежде, и ныне

¹⁹ а уж особенно министр нынешний / а. Особенно нынешний б. Особенно министр нынешний

²⁰ к корням / к нему

²¹ После: капитальные — но я всё же не про то, моя мысль не та

²¹ именно «корневые» / именно коренные о вписано.

²² употреблялись / всегда употреблялись

²³ многие средства / средства

²³ После: назначались — начато: ко<миссии>

²⁴ благосостояния / состояния

^24-25 русского мужика / мужика

^25-26 его самоуправления / а. его управления б. его управления и самоуправления <>

²⁶ его болезней, его нравов и обычаев, и проч., и проч. /его нравов и обычаев, дифтерита, выпиваемой водки и проч. и проч. <> вписано на полях,

^26-27 Комиссии / а. Как в тексте. б. Комиссии, как следует <> На полях, в верху страницы, набросок: веришь, что они как граждане жаждут перемен. [Это] Слава богу, это только лишь комиссия. Неужели на этом слове укрепится увенчание здания.

^28-29 и дело шло как по маслу ~ может быть, вписано.

²⁹ После: может быть. — Года через два получались сведения, года через три принимались меры, лет через семь публиковалось всё это ко всеобщему сведению, [и] тут, тут пресса накидывалась, читатели не рассуждали и статьи пропускали мимо — и потом всё затихало, как будто бы ничего вовсе и не было. Получалось самое драгоценное, что только могло получиться: тишина, — а что же лучше на свете, как не тишина, <>

³⁹ говорить теперь начал / а. говорю б. говорить теперь хочу <>

^30-31 не только подкомиссии, но даже и такие капитальные реформы / а. такие капитальные вещи б. даже не только подкомиссии, но даже и такие капитальные вещи <>

^32-33 по-моему, суть лишь / всё это, по моему мнению, лишь <>

³³ нечто внешнее / всё это нечто внешнее <>

³⁴ вот что я хочу выставить вписано.

³⁵ если не совсем, то хоть наполовину / а. совсем б. если не совсем, то наполовину (о, хоть бы даже наполовину!) <>

³⁶ Слов: о злобе дня сего — нет.

³⁶ нашего бюджета / бюджета <>

³⁷ об рубле вписано.

^38-39 которого, впрочем ~ друзья наши вписано.

^38-39 как ни пророчат его нам злорадно заграничные друзья наши / как [ни] бы ни пророчествовали нам разные заграничные друзья наши <>

^39-40 Одним словом, когда обо всем, обо всем текущем позабудем / а. о всем, о всем текущем б. ну о всем, о всем позабудем текущем <>

⁴² пока получим / когда корни дадут Рядом вариант: получится

^42-43 и что же ~ покажется диким / О [мне, конечно, скажут], я, разумеется, знаю, что все тотчас же скажут мне, что всё это глупо <>

⁴³ что не думать / а. Как в тексте, б. что совсем не думать <>

Стр. 14. 

^2-3 и, по-видимому, прежде всего / и главное, главное удовлетворять это надо прежде всего <> Между строками вписано: по-видимому

³ Но уверяю же вас, что и я понимаю это. / Что ж, это я понимаю <>

^2-4 Видите, я вам признаюсь / Но позвольте

⁴ Над словами: почти невозможного — вписано: на первый взгляд неосуществимого

^5-6 именно начав с абсурда и стану понятнее / именно начав с абсурда-то и буду понятнее

⁶ После: понятнее. — [Мне, главное, хочется объяснить всё хоть сколько-нибудь понятнее]. [Я уже признаюсь] Признаюсь, я даже хотел бы сказать, что надо совсем, совсем забыть про текущее, но оробел и не написал «совсем», а лишь наполовину. Попробую выразиться цифрами. <> На полях набросок: Нельзя же ведь тоже отвыкнуть совсем от текущего, ведь я это понимаю. Я только разумею изменить это текущее, создать вместо него иное, новое

^6-7 Я и сказал ~ про текущее / а. Я уже сказал выше: что если б мы не совсем, а хоть лишь наполовину только смогли заставить себя забыть про текущее. б. О, если б мы хоть наполовину только смогли заставить себя забыть про текущее, <>

^6-8 Что если б мы ~ на нечто совсем другое / [Конечно рубль и дефицит страшные вещи, по] Что если б мы настолько стали вдруг дерзкими, что даже на рубль и дефицит обратили лишь половину внимания и обратили бы его совсем на другое <>

^10-12 Но я сейчас же ~ а всего бы / [Ну да] Но я тут смягчу: положим даже и не наполовину забыть о текущем, а [прямо скажу] всего бы <> Рядом на полях набросок к ниже следующему тексту на стр. 14—15: На ¹/₂₀ но с тем, чтобы принцип, чтобы совсем изменить наш теперешний взгляд на текущее. То есть не устранится, но оно само преобразуется к концу, так, что вы и сами его не узнаете!

Но возможно ли это сделать, и что, наконец, значит оздоровление корней. Где мне сказать это, где? Укажу лишь мерцающие в уме моем точки, как я сам понимаю.

— [Петербург]

— Петербургский взгляд изменить на народ.

— Народ всё, а в Петербурге один только царь, а прочее совсем ничего. Но здоров ли народ? душа его.

¹³ двадцатую долю / двадцатую

^14-15 с двадцатой доли ~ следующий год / с двадцатой, каждый [год] следующий [пр<ибавлять>] год

^19-20 О, на это всё тот же вопрос ~ как несуществующее? / [Ну а текущее, текущее-то, — закричат мне] А как же с текущим-то? — [прервут], скажут мне (если только удостоят) куда его-то девать, [не в карман же спрятать?], не похерить же как несуществующее? <> На полях: А текущее-то

²¹ знаю сам, что существующее / да существующее

²² господа вписано.

²³ После: ежегодно — то дело

^27-28 и не фантастическим, а совсем даже возможным к начатию / и возможным к начатию, к приступлению к нему, [получает вид реальной возможности и] выходит из фантастического. <> На полях набросок: и вовсе не таким фантастическим

²⁸ После: о текущем — начато: уже потому

²⁸ Слов: (повторяю это) — нет.

³¹ оно само собою / оно, так сказать, само собою <>

³² После: теперь — преобразится неприметно и, так сказать, по законам природы, так, что мы и сами [теперь бы] не узнали бы его, каким оно [будет], повторяю опять, окончится тогда, через двадцать лет твердого и упорного следования принципу и когда <> Над строкою вписано: [неприметно] вот, если б теперь стали воображать

³² новому принципу / принципу

^33-34 преобразится непременно к лучшему, к самому даже лучшему <> вписано, но вместо: преобразится — преобразится постепенно

^36-38 рядом с текстом: Для примера ~ к «оздоровлению корней». — на полях: Мне скажут, что я еще не объяснил, что такое оздоровление корней. А вот и приступлю.

³⁶ предисловное словцо / передовое словцо <>

³⁷ После: можно — например

^37-38 После: «оздоровлению корней». — О, на эту тему можно было бы написать даже целую книгу какому-нибудь экономисту и мыслителю, я это предчувствую, но, увы, остаюсь при одном предчувствии, потому что сам я не экономист или государственный человек, и тема эта мне не по силам, а потому закину лишь одну идейку, пробу идейки, на первый случай, в том виде, как она сама мне представляется. Например: сказано раз и доказано, что мы Европа, что мы европейцы, что мы вдвинуты в Европу два века назад могучею рукою Преобразователя, чтоб получить просвещение и спасти себя от азиятского варварства.^[203]

³⁹ Ну что / Итак: ну что

⁴⁴ После: нарастая. — вписано на полях: Особенно в начале нынешнего столетия это началось. <>

^44-45 в этом смысле / Правда, в этом смысле

⁴⁶ совсем не похож / он совсем не похож

⁴⁷ поглотил / а. Как в тексте б. поглотил собою <>

Стр. 15. 

¹ при ней / в ней

^1-2 географическое определение ее / географическое место ее

² И вот у нас / У нас же

^2-3 воображают иные почти так же, как и в Париже / воображают тоже <>

³ После: вся Россия. — знак вставки, под этим знаком на полях вписано: Иные читатели не поверят. Да где же это вы слышали, скажут мне. Да вникните в смысл событий, в смысл всего, что затевают наши передовые, интеллигентные умы в Петербурге, что говорят и пишут они, — и вы увидите, что это так. Надменность к России наросла непомерная и нарастает с каждым шагом дальше. <>

^3-4 После: Не Петербург совсем — на стр. 15 четыре строки залиты чернилами, не читаются.

⁵ После: живет — без которого земля Русская не может и не хочет стоять. Во всем же остальном Петербург для России имеет значение лишь самое махонькое. Правда, в нем царские слуги тоже живут [и чиновники, но и мы внаем это, что от поколения к поколению и царские слуги и интеллигентные люди], но народ может их представить и во всяком ином месте, кроме Петербурга, если б царь покинул его <>

⁶ После: Между тем — начато: поколения петербургской

⁶ После: наша — царские даже слуги

⁷ начинает понимать / а. Как в тексте, б. понимает <>

^8-9 Слов: именно потому ~ чухонском болоте — нет.

^10-11 до размеров микроскопических, до размеров какого-нибудь Карлсруэ / a. до размеров Петербурга, и разве только у самых передовых и ведущих еще остался в размерах ну, например, хоть какого-нибудь Карльсруе и [княжества] земли, в котором тот находится или находился прежде б. до размеров невозможных, микроскопических, ну, например, хоть какого-нибудь Карльсруе и княжества, в котором тот находится <>

^11-12 Но выгляните из Петербурга / А между тем выгляните из Петербурга <>

^13-14 И вот сын петербургских отцов ~ принимает его / Но сын петербургских [поколений прини<мает>] отцов самым спокойным образом [это море] созерцает это море народа русского из п<етербургско>го окошка и принимает его <>

¹⁵ и бессознательное вписано.

¹⁶ и в высшей степени ретроградное вписано.

^17-18 уму-разуму обучили / обучили разуму

^18-22 создаются в Петербурге ~ очень странному. / создаются в нем [высшие] будущие высшие русские люди, а чернорабочие [в канцеляриях] кропотливо изучают Отечество [лишь] в канцеляриях и, разумеется, чему-то научаются, но не России, а чему-то [другому) и подчас очень странному. <>

^22-23 иное и странное России / а. другое ей б. другое и очень странное ей <>

^24-25 Слов: с каждым поколением ~ отделяясь от Петербурга — нет.

^25-26 мощною жизнью / мощною жизнью и великою мыслию <>

²⁷ После: даже — много

³⁰ уже растет / уже зародилось и растет <>

³¹ народом понято и осмыслено / а. понято б. понято, осмыслено и осилено <>

^32-33 Это видится тем, которые видеть умеют / Это есть, это видится <>

³⁶ океан, океан! / а. океан, океан б. океан, океан, время надо <>

^38-39 он будет отрицать и не верить своим пяти чувствам / а. не будет верить б. не будет он верить глазам и ушам своим <> На полях: отрицать его

^39-40 долго не сдастся европейский человечек / долго не сдастся он, европейский-то петербургский человечек <> вписано на полях.

⁴⁰ Слов: иные так и умрут, не сдавшись — нет.

^40-44 Рядом с текстом: Но, чтобы избегнуть ~ своем на Россию! — наброски на полях: 1. Луна. 2. Иные уже и теперь перескочили на луну и оттуда. 3. Ведь иные петербургские люди уже и теперь не только не в России, а почти как на луне сидят.

^41-42 желательно было / желательно

⁴³ Слов: повторяю это — нет.

^42-43 в лучших-то представителях / в высших-то представителях

^44-45 Проникновения бы капельку больше / Проникновения бы капельку <>

⁴⁶ После: океаном — вписано: этим <>

⁴⁶ Слов: вот бы чего надо — нет.

⁴⁶ И каким бы / а. О, каким бы б. И каким бы, повторяю это <>

^46-47 верным первым шагом / а. верным шагом б. верным, первым и главным шагом <>

Стр. 15—16. 

^48-3 Но позвольте ~ это не разъяснили / а. Но позвольте, — закричат мне, — что такое ваше «оздоровление корней», вы о финансах хотели, а ударились в славянофильские бредни, б. Но позвольте, — скажут мне, — вы ударились в сла<вянофильские бредни>, объясните наконец, что такое это ваше «оздоровление корней». <>

Между строками вписано: прервут меня, это всё философия, а не финансы, и во-первых 

Стр. 16. 

^3-4 И что за корни? Какие корнт? Что вы под этим разумеете? / [И что такое] Что такое «оздоровление корней», что это значит, объясните, что вы-то сами под сим разумеете <>

⁴ После: разумеете? — Вы правы, господа, но позвольте лишь два словечка о «славянофильских бреднях». Я думаю, что эти словечки: славянофилы и славянофильство отслужили свой век, так что пера бы их сдать в архив. Ведь если я и ударился в бредни, то какие же в них, в этих бреднях, славяне? Не лучше ли, например, заменить слово «славянофилы» словами «русская партия», если уж без слов нельзя? Этим словцом окрестили в Берлине и в Вене всех поистине русских в России людей. Там, впрочем, говорят: «Старорусская партия», и между прочим, [указали] указывали на эту [старорусскую] партию как центр коммунизма. [Но так как слово «старорусский» понять нельзя, то] Ну вот я и предлагаю впредь заменить словj старорусский просто словом: русский. [Так чтоб этим словцом] И между тем чтоб этим словцом [так] уже и ругаться [когда] если кому понадобится; «вы, дескать, ударились в [русские бредни] бредни русской партии». Ведь довольно сильно выйдет, не правда ли? Что ж делать, если это словцо реально и если «русская партия» действительно у нас есть. Как ни смешно это и ни дико, а у нас она есть. Вот я, например, объявляю откровенно, что принадлежу к «русской партии». И пусть меня не обзывают впредь славянофилом, а прямо обзывают русским. [Я приму] Я соглашусь принять это прозвище, чего поместиться. <> На полях наброски: 1. Вы ведь сами, однако, знаете, что это вздор, но что русская партия в России есть. Это к сожалению и к удивлению нашему впр<очем> 2. Но мы действительно дошли до того, что у нас совершенно и правильно и законно могла явиться русская пар<тия>

⁵ Фразы: Вы правы ~ об самих «корнях». — нет. <>

^6-9 Заголовка: IV. Первый корень ~ для финансов. — нет.

¹⁰ Первый корень / Но что такое «оздоровление корней», — спрашиваете вы. [О, я не пойду на попятный, но] Извольте, но ведь эта тема — это тоже море-окиан в своем роде. Где мне, [где мне] с ней справиться. А потому я смиренно укажу лишь на два, на три пункта, в виде только примера, потому что пунктов этих [ведь], чтоб оздоровить корни, тысячи, так где же мне одному перечесть их. Я и разглядеть-то их все не сумею. [Я лишь для пробы. А потому] Пущу для пробы лишь две-три идейки, и увы, уверяю, [совершенно] опять-таки убежденный заранее, что и тех не поймут, потому что [ни за что не удастся выразить] [я и понять-то] я их не сумею выразить [их] во всей полноте, то есть стало понятно для всех, как я их сам, один, понимаю. [[Но] Уж этот грех я беру на себя, на мои слабый талант, но … авось хоть что-нибудь удастся мне выразить. В этой надежде и приступаю…] Первый корень <> На полях вписана и зачеркнута заметка: Но где мне, господи, да разве это можно выразить. Намечу лишь 2, 3 пункта оздоровления. Народ.

¹² Слов: всё тот же море-океан — нет.

¹³ мою речь завел / говорил <>

^13-14 про простолюдина и мужика / а. про мужика, про простолюдина, про крестьянина б. про простолюдина и про мужика <>

¹⁸ Слов: про море-океан — нет.

¹⁷ царствование / великое царствование <>

¹⁸ Над словами: Да, оно заботится о его нуждах — вписан вариант: Да, я знаю, что оно

¹⁹ прощает ему даже недоимки при случае / слагает с него даже [подати] недоимки, когда надо, кормит его голодного <>

²¹ хочу начать речь / говорю

²¹ я разумею лишь духовное оздоровление / я говорю о духовном оздоровлении <>

²² который есть начало всему / начало всему Далее вписано: мое слово о нем

^23-24 главная, мощная сердцевина его души здорова / духовная мощная сердцевина здорова

²⁴ но все-таки болезнь жестока / болезнь [лишь] почти внешняя, но все-таки она жестока <>

²⁵ в одном слове / а. одним словом б. одним словом, одним названием в. в одном слове, в одном названии <>

²⁷ и выхода к ней беспрерывно и всё не находит / и выхода в ней — и не находит о Далее было начато: О, не думайте

^31-32 жажда правды, но уже полной правды / а. полной правды б. правды, но уже полной правды <>

^32-33 полного гражданского воскресения своего в новую жизнь после великого освобождения его / полного воскресения <>

^33-34 Затребовалось / Требовалось

³⁴ стали закипать новые чувства / закипали новые чувства <>

^34-35 стало глубоко вериться / верилось Ф Выше вписан вариант: стало вери<ться>

^36-37 чем ожидал народ вписано.

^38-39 Не понимал он ~ не мог уверовать, вписано на полях.

^39-40 что-то как бы ему чужое и не его собственное / а. ему навязанное, а не его собственное б. что-то чуждое ему, но не его собственное <>

^40-42 Пережевывать ~ в журнале «Русь», вписано.

^40-41 Пережевывать эту тему, столь давно пережеванную, нечего / Пережевывать, впрочем, нечего <>

^41-42 лучше моего, — прочтите хоть в журнале «Русь» / лучше меня — например в газете «Русь»

^42-43 Явилось затем бесшабашное пьянство / [Затем] Явились кулаки и мироеды, затем кабаки и бесшабашное пьянство <>

⁴³ Слов: пьяное море как бы разлилось по России — нет.

⁴⁴ но все-таки жажды нового / но жажды нового <>

⁴¹ правды уже полной / правды полной <>

Стр. 16—17. 

^46-1 упиваясь даже и вином вписано.

Стр. 17 

² и более беззащитен / и беззащитен <>

^5-6 народ теперь именно «обеспокоен» нравственно / народ именно теперь беспокоится нравственно <>

^8-10 А то, при самой ~ штунда. вписано на полях.

^10-11 о, надо беречь народ. / Надо беречь, и надо беречь народ. <>

^12-14 нечто похожее совершается ~ и у нас наверху. / а. нечто похожее происходит с народом б. нечто похожее совершается в нашем народе, а пожалуй, и у нас наверху <>

¹⁶ о переделе / о переделке <>

¹⁹ зачали читать / начали читать <>

^19-20 вот что они заговорили ~ по местам, вписано.

²¹ Я именно знаю / Я сам знаю <>

²² и сошлись было в цене / и сошлись было <> вписано.

²³ И без денег возьмем. / И без денег, дескать, возьмем. <>

²³ Посмеиваются и ждут. / а. Посмеиваются, ждут. б. Посмеиваются и ждут до сих пор. <>

^24-25 свидетельствующую именно о нравственном беспокойстве народа / свидетельствующую о нравственном беспокойстве [народа] <>

^26-26 И вот что главное: народ у нас один / А между тем ведь народ один <>

^26-27 то есть в уединении ~ никто не поддерживает / а. весь на своих только силах, его никто не поддерживает б. уединен, весь на своих только силах стоит, духовно его никто не поддерживает <>

²⁸ но оно «начальство» / но то «начальство» <>

²⁹ уж теперь тянет / тянет <>

³⁰ к чему-то похожему на начальство / к чему-то официальному, к какому-то начальству, к кулакам-мироедам

³⁰ После: полны — примерами

³¹ выбирает своих выборных / выбирает себе своих выборных <>

³³ из этого / а. Как в тексте. б. из того <>

³³ тысячи, пересчитывать не буду / миллион <>

^33-34 Посмотрит / Смотрит

³⁴ иной простак / иной

³⁴ кругом себя и вдруг выведет / а. на неурядицу и бесправицу и видит б. на общую сумятицу и вдруг выведет <>

³⁵ Слов: что как будто для них всё и делается — нет.

^35-36 так стану-де и я кулаком, — и станет / [поэнергичн<ее>] давай, скажет, стану кулаком и я — и станет <>

³⁶ Другой, посмирнее / А который не столь энергичен, тот

^36-37 просто сопьется / сопьется <>

^37-38 бедность одолела, а потому, что от бесправицы тошно / [тяжело] бедность одолела, и жить тяжело, а потому, что от бесправицы [и неурядиц] тошно <>

^38-47 что же тут делать? ~ с финансовой точки зрения вредно вписано на полях.

³⁹ начальство / начальник <>

^44-45 Свобода-то движения / а. Как в тексте, б. Свобода-то движения и передвижения материаль<ного> и духовн<ого>

⁴¹ в тарелку с патокой / в патоку

⁴² Слов: то есть такая свобода движения — нет.

⁴² Над словами: А главнее — вписан вариант: Но опять-та<ки>

⁴¹ только бог и царь / бог и царь <>

Стр. 17—18. 

^48-1 двумя силами и двумя великими надеждами он и держится / двумя [он] и держится <> Над строкой вписано: надеждами, ниже: силами

Стр. 18. 

^1-2 А другие советники / А [другие] советники <>

2 все проходят / а. прошли б. все прошли <> 

² не коснувшись / а. Как в тексте, б. не коснувшись духовно <>

^2-5 Вся прогрессивная интеллигенция ~ имеет понятия. / Вся либеральная интеллигенция, например, прошла мимо дела, ибо хотя и много толковала о [нем] деле, но зато о народе русском не имела понятия. <>

⁶ отрицают да беспрерывно жалуются: «Зачем-де / отрицали [и хихикали] да беспрерывно жаловались [что]: зачем-де это <>

^7-8 и что же это за задача такая? / что за задача?

⁹ После: народ — начато: вас

^11-12 собственно, по крайней мере, как говорят и пишут у вас же / собственно, говорят иные [ваши] <>

¹³ чтобы он / чтобы <>

^14-15 Вы и просветились в два-то столетия / [Вот вы просвещались] Вы просветились теперь <>

¹⁵ а народ-то от вас отдалился, а вы от него / а народ-то в два века от вас [отшатнулся духовно] отдалился, а вы от него <> Далее было: Вы в негодовании прочтете эти слова

¹⁷ После: призываем — знак вставки, с этим знаком на полях вписано: скажут мне со мной не согласны<е> <>

¹⁹ ином народе / другом народе

^19-20 в вашу голову засевшем вписано.

²⁰ и на русский народ / на [него] русский народ <>

^21-23 Слов: в некоторых из нас ~ невольное — нет.

^23-27 Это остаток крепостного права, ~ сойтись с народом / сей остаток крепостного права есть и пребывает в вас несомненно. И знаете до какой степени? До такой, что вам даже и невозможно уже теперь сойтись с народом о Далее было: [Вы его давно проглядели, море-то-океан [в] из] Из нашего чухонского болота вы давно море-океан проглядели. Народ скажет вам несомненно и прежде всего: полюби и ты то, что я люблю, почти ты то, что я чту. Ну, согласитесь ли вы, например, изменить [своим] вашим европейским идеям и полюбить и почтить то, что вы в омерзении окрестили предрассудками, глупостью, мраком невежества и татарскими отношениями. На полях набросок: Полюби ты то, что я люблю, почти ты то, что я чту

^27-28 если только ~ земле Русской вписано.

²⁷ чуда / чуда с вами

²⁸ Слов: Тут повторю весьма старые мои же слова — нет.

^28-29 народ русский / С другой стороны (то есть совсем уже с другой) народ русский <>

^28-3l Рядом с текстом: народ русский ~ ответчиво и научно. — на полях записи: 1. Церковь православная 2. мир и жажда любви непосредственно в сердце народном несмотря на грехи и срам

³⁰ не разумеет / не понимая <>

³¹ В сущности / В сущности (повторяю то, что уже давно говорил) <>

^31-32 кроме этой „идеи“ и нет никакой / кроме этой идеи и нет ничего <>

³³ и глубоким убеждением вписано.

³⁴ Он именно хочет, чтоб всё, что есть у него / чтоб всё, что [ни д<ают>] есть у него <>

³⁹ духовной жизни своей / духовной их жизни

^39-41 пресекся грех их и смрад и всё бы выходило опять из топ излюбленной „идеи“ их / пресекся грех [их] и всё выходило из „той идем“ <>

⁴³ указывая / указывают <>

^44-45 на индифферентность будто бы народа к религии / на индифферентность

^45-46 а иные даже воображают / а иные так даже [с торжеством] воображают <>

Стр. 18—19. 

^48-5 Текста: и не про причты ~ может вместить ее. — нет.

Стр. 19. 

⁷ всебратского единения / [вселюбящ<его>] и братского единения <>

¹⁰ инстинкт этой церкви / инcтинкт этого

^10-11 и неустанная жажда ее ~ почти бессознательная / а. и даже сознательная жажда ее б. предчувствие и уже сознательная даже жажда ее <>

^12-13 Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского / Не коммунизмом, не механическими формами, не математикой жаждет спастись он <>

^14-15 всесветным единением во имя Христово / церковным, всесветным единением во имя Христово <>

¹⁵ Фразы: Вот наш русский социализм! — нет.

¹⁵ После: вы — начато: про и

¹⁷ После: наши. — Не только сознания идеи этой, но и инстинктивного [желания даже] даже желания в народе не признаете. Просто отрицаете, и вот я вам прямо скажу: это-то и есть ваше главное разъединение с народом и причина, почему вы никогда с ним сойтись не можете.

^17-18 и других „идей“ / других причин и „идей“ <>

^18-19 и признаете их прямо татарскими / а признаете их сравнительно с Европой прямо татарскими

²⁰ Об них, об этих остальных идеях / Об них <>

^20-21 я теперь и упоминать не буду / я уже и говорить теперь не буду <>

^22-24 Рядом с текстом: Но теперь ~ церкви вселенской. — на полях: Народ

²⁸ грядущей / Начато: будущей ц<еркви>

²⁴ судьбами божьими, его церкви вселенской / его церкви

²⁶ и окончательных целей его вписано.

²⁷ любить / возлюбить <>

³¹ После: напредставит его. — Так и бывает сплошь: представляют себе совершенно обратное тому, что есть в самом деле, и [посто<янло>] таким образом постоянно пребывают в мире фантастическом, а не реальном. <>

³⁴ Ибо вышесказанная формула / Вышесказанная формула <>

³⁵ После: такого — начато: евр<опейца>

³⁹ иной раз сказать / говорить

⁴⁰ вот что вам скажет народ, ибо народ наш широк и умен / О, народ наш широк и умен <>

⁴⁵ А вот вы даже / Вы даже <>

⁴⁷ и что, стало быть / а, стало быть

^47-48 только косная масса / косная масса

⁴⁸ каким вы его определили / каким вы его присудили <> вписано.

Стр. 20. 

¹ любовно ужиться с человеком / любовно ужиться <>

¹ дело одно / а. Как в тексте, б. это дело одно <>

² признать его / признать <>

^4-5 Слов: что силы, разъединяющие ~ чрезвычайно велики и — нет.

⁵ уединении своем / единении своем <>

^7-8 ни в ком и нигде опоры теперь уже не чает и не видит / [нигде] ни в ком, никакой оперы не видит <> Между строками вписано: и наоборот

⁸ И рад бы / О, и рад бы

⁸ разглядеть / рассмотреть <>

¹¹ произошло у нас / произошло <>

¹¹ сословий интеллигентных / сословий высших <>

¹⁴ После: ныне! — [И знаю п<ростите>] Простите, что к финансовой точке зрения всё это подвел.

^14-15 все идеалы ваши / все идеалы

^17-18 нет вовсе даже доселе / нет вовсе доселе

¹⁸ После: доселе — так что оно [вовсе не может] и не мешает и не может как же существующее <> вписано.

¹⁸ разъединение-то все-таки пребывает / разъединение-то все-таки вышло <>

¹⁸ как бы во имя / во имя <>

^19-20 которого нет у нас / которого нет <>

²⁰ Фразы: Но настоящее просвещение тут не виновато. — нет.

²³ не произошло у нас / не произошло

²³ После: жаждет — а. и от него вовсе не прочь. Но так как просвещения нет, потому что настоящее просвещение требует прежде всего самостоятельной почвы и долгой, вековой, преемственной национальной культуры, и всё это у нас было порвано и отнято у нас двухвековой нашей странной жизнью, то и улетели мы от народа на луну и всякую дорогу к нему потеряли. Как нам — таким отлетевшим людям взять на себя заботу оздоровить народ? Но на тему о культуре и самостоятельной почве потом. А вот как оздоровить главный-то корень, народ? б. Разъединение произошло оттого, что у нас [есть] зародилось наше русско-европейское просвеще<ние>, не европейское только, а русско-европейское. Нечто странное, отвлеченное, нигде не бывалое и удивительное. Вот оно и претило народу, а народ ему. Но на эту тему пот<ом> <> вписано.

^23-25 Но улетели мы от народа ~ оздоровить народ? — ср. предыдущий вариант.

^26-27 обеспокоенный / забеспокоившийся <>

²⁹ После: непроизводительны. — Я опять с финансовой точки зрения, но на думайте, что шучу.

³³ Слова: например — нет.

³⁴ представительство / представительство мировое <>

³⁵ своей / своея <>

³⁵ После: своих? — Увы, даже он ждет всего от возлюбленного царя и отца своего, Освободителя своего, а в то, что теперь у него, в настоящую минуту, стоит перед ним, он вряд ли ведь верует, и это почти совсем справедливо.

³⁹ Слов: в будущем — нет.

⁴⁰ После: непременно — так он [еще, от] уже из-за надежды одной вам тотчас же принес бы больше доходу [в бюджете годовом], чем вы самым сильным воображением могли предположить себе. Я [опять] теперь с финансовой точки. <> Дальше было: Даже выпьет больше и увеличит цифру винного дохода. Не смейтесь, это очень может быть так: успокоится народ, выберется муха из тарелки с патокой, и, поверьте, от радости сам пустится в среде своей пьянство [и раз<гул>] уничтожать. А так как без водки рабочему человеку, а особенно бабе, родящей и кормящей детей, без водки жить невозможно, то и будут они трезво пить по чарке в день для здоровья и детям дадут, потому что водка для малых детей весьма как полезна. Сочтите все эти трезвые рюмки и увидите, что они дадут вам несравненно больше доходу, чем теперешнее прочное, гадкое, смердящее пьянство по кабакам, от цинизма и духовного беспокойства (ибо пьяный разгул именно всего чаще от „беспокойства“ и происходит) с безобразиями, [пре<ступлением>], нищетой, а нередко и преступлением, идущим всегда за ним вслед. Hиже и на полях наброски к стр. 25—20: 1. Видали вы его у царя близ царского наследника. Что там царь народу? Не покорились. Тут идея, тут сила живая, и плох тот экономист, кто живые силы не признает и не на них основывается, а преследует силы фантастические. Это дети: детям всё можно позволить, не изменят, не исказят, главное, нашалят где-нибудь, но как дети. 2. Магическое слово: доверчивость к народу. 3. Совсем новая идея войдет вдруг в нашу интеллигенцию и одушевит всё и вся. Новый взгляд родится. Это будет такая реформа, которая по значению своему даже выше крестьянской, в начале царствования, хотя и будет лишь прямым последствием той первой великой реформы по слову Освободителя. Ибо что же, что же выше и плодотворнее, как не духовное слияние сословий. Падет разом двухвековая стена, народ от интеллигенции отделявшая, праздник раздастся — устоят лишь <----->, но они будут безвредны и ничтожны, и уже всякая сила, всякая возможность вредить заблудшимся прежним словом своим будет от них отобрана, ибо отыщется новое и великое слово. О, тогда, когда ответит народ, когда скажет всё о себе, тогда пригласите сказать высших — ну хоть мнение их только о том, что сказал народ. Но тогда и их слово плодотворно будет, ибо все-таки они интеллигенты и у них хоть какая-нибудь да паука, а народу страшно нужна она. И увидите, что ни в чем они не скажут противоречиво с народом, а лишь облекут его истину в научное слово, и тем, страх как сразу, пригодятся народу…

Неужели и это фантазия и славянофильские бредни. Неужели оказанное доверие не послужит источником величайшей повой силы не только финансам, но и всему в государстве нашем. Духовное спокойствие воцарится разом, воцарится, да знаете ли, что можно построить на нем, господа финансисты? Впрочем, сказал, как умел, меня не поймут. Я хотел бы, чтоб поняли только одно, что я за народ стою, в его сердце и душу, в его великие силы, которых никто еще из нас не знает во всем их великом объеме, как свои верую, как в бога верую. Но я поскорее эту тему оставлю. Я сказал как умел ее и, уж конечно, я эту тему оставлю, может быть. Мечты и надежды. Укажу на вторую точку оздоровления. Какая же она? она называется „Азия“. Но 4. Да, мы не знаем, что наш русский народ может, что это первый в мире народ и не бывало такого. Не знаем уже по тому одному, что отношение народа к царю до того особенно, как ни у кого никогда не бывало в Европе. Ведь это уже одно должно бы нам показать, что наш народ особливый от всего света народ и носит в себе идею совсем свою, как ни у кого. А наши мудрецы не хотят видеть в народе нашем даже никакого самостоятельного духа, и всё, что есть в нем самостоятельного, приписывают его варварству, неразвитости, недозрелости и уверены, что всё самостоятельное, что он заключает <в> себе, тотчас же изменит при европейской цивилизации. 5. Как сделать? Да как хотите, государственные люди лучше решить могут, чем я, народ за [формулами] формами и за формулами не погонится, не стоит. Но только, только чтоб мужик, заправский мужик, чтоб мозольные руки высказались. Правда, проскочет и кулак и мироед, но ведь кулак веское слово может сказать и в главном, [своем] земле не изменит. Я бы только белых жилетов на первый случаи совсем не пускал. Пусть постоят в сторонке и посмотрят, как народ царю отвечает, пусть переймет, как надо правду царю говорить, пусть научится смирению и премудрости. Пусть примут правду и премудрость от зипуна и лаптя. 6. Увидав от народа столько мудрости, они будут озадачены и удивлены. Они уверуют и скажут: вот, где порядок [Вот] 7. удивятся, он вам о финансах даже ваших доложит так, как никто в Петербурге, не смейтесь — это так. 8. Соберите. Как? О вы, государь мой, вы лучше сделаете. Я один бы только дал сонет — без белых жилетов. 9. жилетов, собирающихся говорить и много говорить, и уже теперь заговорившихся 10. NB — Как сделать? Не знаю, государь. Но в чем важность, в чем сущность дела, это в том, чтоб на первый случай не пустить белых жилетов. 11. У нас интеллигент [тоскующ<ий>] имеет форму и формулу. Народ ему дает и родит эту формулу, с него он потом пример возьмет, у него он научится, как царю правду говорить надо. Ибо искание формулы есть измена народной формуле, которая состоит в том, что дети отцу всю правду свою говорят. Отец и дети — вот формула, а иной не надо. Кто признает это, тот тоже сойдется с народом как свой в самом существенном пункте. 12. Если хотите, то у нас свобода может быть самая полная че [нигде] когда-либо в Европе. Ибо не на договоре созидается, не писанным листочком зиждется, а зиждется на [великой и] воистину, воистину детской любви народа к царю-отцу. Тут были родные дети, так народ захотел, так он сам сказал, так он сам идею свою преподнес. Детям можно позволить многое, можно многое доверить, многое 13. Да и финансы колоссально вырастут ибо, ибо тут и началось бы духовное слияние сословий. Я про духовное лишь говорю, ибо его только и нужно. Светлая, свежая молодежь наша, услышав слово народа, сразу перейдет к народу нашему и поймет его дух впервые. Я потому так прежде всего на молодежь надеюсь, что она тоже страдает исканием правды, а потому и народу сродни, но об молодежи после. 14. Да и европейцы паши не могут на меня сердиться. Ведь если я брежу, ведь если народ скажет вздор, то ведь вы прямо тогда можете указать: „Вот ведь говорили же мы, что он скажет вздор“, стало быть…

Но скажу и 2-ую тему, 2-ой пункт.

^40-41 если б только ~ из тарелки с патокой вписано.

^41-43 Текста: то и тогда ~ с народом нашим. — нет.

⁴¹ чтобы не случилось в нем большого волнения / чтобы нет-нет да и не разбушевался <>

Стр. 21. 

^1-3 Заголовка: V. Пусть первые скажут ~ уму-разуму поучиться. — нет. ^8-4 словцо, именно: „Оказать доверие“ / слово [а именно: а. „Надо оказать народу доверие“ б. „Оказать народу доверие“]: „Доверие“ <>

⁴ После: доверие». — [Призов<ите>] С<озовите?>

^4-5 Да, нашему народу ~ достоин его. вписано на полях: Далее: [Я говорю про] Я говорю в эту минуту про простой народ, про рабочего, про крестьянина. <>

⁵ Позовите серые зипуны / Позовите его

^7-14 И на нужно никаких великих подъемов ~ едино. / и не нужно никаких особенных призывов и сборов и великих подъемов, хотя не весь сообща в сборе, а по местам, по уездам, ибо народ наш, и по местам сидя, розно скажет точь-в-точь, что сказал бы и весь сообща, ибо он един и разъединенный един и сообща един, ибо дух его един [а]. Каждое место только лишь про свою местную особенность прибавило бы, но в целости, в общем всё бы вышло одно и согласно. <> вписано на полях. В верху листа наброски, варианты: 1. И не нужно никаких великих подъемов и сборов, ибо народ наш, хотя бы и был не весь сообща, а по местам, по уездам 2. Народ может сделать, что надо ему, и сидя по местам и уездам.

^14-15 Надо только соблюсти ~ заправский мужик. / а. Надо соблюсти, чтоб мужик, заправский мужик высказался, б. Надо только соблюсти, чтобы высказался именно мужик, один только заправский мужик, чтобы мозольные руки тут были. <> Рядом записи: 1. Какую там либо 2. одно только милое

^15-18 Правда, с мужиком проскочит кулак ~ правдивое слово скажут / Правда, проскочит кулак и мироед, но ведь в таком великом деле [и] даже кулак и мироед земле не изменят и [могут] правдивое слово [сказать] скажут. <>

^18-19 Слов: такова уж наша народная особенность — нет.

^20-21 формул особенных совсем не потребуется / а. хлопот будет [мал<о>] не много б. формул [не б<удет>] совсем будет мало в. формул никаких [не надо] не потребуется <>

²² чужеземными / чужеземными формулами

^23-24 ибо вовсе не то у него на уме ~ потому что вписано на полях.

²⁴ у него / [и даже] ибо у него

²⁵ на это дело / на дело

^25-27 да, в сем случае ~ удостоен доверия. / а. Неужто же нашему народу — народу такому как наш <> — можно отказать в сем доверии? б. И в сем доверии народ наш — такой народ как наш — можно вполне удостоить, <>

²⁷ Ибо кто же / Да кто же

²⁹ Это дети царевы / Это дети <>

^29-30 Разве это у нас только слово ~ «царь им отец»? / И разве это только слово, звук, название. Далее: а. что царь им отец? Неужто же это только одна поговорка? б. Одна поговорка — что царь им отец? <>

^31-34 Нет, тут идея ~ Создалась эта сила / Это идея, это чувство, этот организм слиянного народа с своим царем в одно дело и один дух приготовлялись

^36-38 это просвещение ~ нам служившего / мы обеспечили его еще два века крепостной кабалой и крепостным страданием народа

^39-40 ну так как же они не настоящие, не заправские дети его? / Освободил царь, а освободил царь детей своих, ну так как же они не настоящие дети [ему] его? <>

^41-42 как было, например, с династиями прежних королей во Франции и, как было с [династией] [династией Бурбонов] династиями прежних королей во Франции <>

^43-44 вырастил в сердцах / веками растил в сердцах

⁴⁴ возлюбил / облюбил <>

^44-45 потому что от нее ~ из Египта вписано на полях.

⁴⁶ воплощение его самого / воплощение его <>

⁴⁶ всей его идеи / идеи его <>

⁴⁷ верований его / верований его, отец его

Стр. 21—22. 

^37-4 Надежды эти еще недавно ~ стал отцом. / Надежды эти еще недавно столь колоссально осуществились. Как же народу [не верить в царей своих] отречься от них, как же, напротив, не усилиться им, не утвердиться на адамантовом основании. Теперь царь уже не в идее только, а на деле ему стал отцом. <> вписано на полях. Далее было: как будто

Стр. 22. 

^1-6 настоящее, адамантовое / настоящее, огромное, адамантовое

⁷ может зиждится и созиждется / и зиждется. Не на этом разве адамантовом основании создалась реформа крестьянская в начале царствования.

^7-10 Если хотите ~ всё и исходит. / Если хотите — у нас в России [больше] и нет больше [ничего] никакой другой силы, [и] зиждущей, сохраняющей и ведущей. [Эта сила всё [в себе] собой восполняет, [и из нее] из этой только силы] Одна только эта и из нее у нас всё и исходит. [Создавалась эта сила нашими крестьянами.] <> вписано на полях. Рядом зачеркнуто: 1. больше 2. двигали крестьяне

¹⁰ После: мог — приступить к ней

¹¹ хотя бы о том же крестьянской реформе / о крестьянской реформе

¹³ как в отца своего / как отца своего

¹³ После: убережет — всё созиждет

¹⁴ После: беду? — Обратно, всякую реформу у нас если б она [не возникла] могла только возникнуть не на этом адамантовом основании — всякую реформу такую не примет и отвергнет народ наш. <>

¹⁵ настоящие и действительно живые силы народные / а. живые силы б. живые силы народные <>

¹⁶ и чуждого верования / а. и основанных на принципах, вчуже созданных, а стало быть, фантастических б. и именно чуждого верования

²⁰ отношение это / отношение это, отношение

²¹ к царю своему / к царю

^21-22 народ наш / его

²² всего мира / мира

^22-23 что это не временное ~ долго оно не изменится / ибо это не временное только дело, не переходящее, только признак лишь детства народного, роста его и проч. [ибо так ни у кого никогда не бывало и, что главное, ни с каким будущим развитием <нрзб>. народным не уничтожится и это еще надолго, надолго]. Это дело у нас всегдашнее и [еще] никогда по крайней мере еще долго, очень долго оно не изменится. А главное то, что так ни у кого и никогда ne бывало, ни у какого народа Ибо везде власть есть лишь власть только, есть Иегова, а у нас она есть отец. [Царь — земной бог, говорит народ, называет себя [крестьянином] христианином, а христианский бог есть отец]. Так народ сказал и так восхотел <> вписано.

^26-28 Фразы: Так как же после этого ~ особой идеи? — нет.

^28-30 Не ясно ли ~ от всего света особливой. / [Ибо] [А между тем уже] И уже это одно, то есть отношение его к своему царю, могло бы [уже], кажется, убедить нас, что народ наш [уже по природе своей от всего света особлив и] носит в себе органический зачаток идеи [уже совсем своеобразной, как нигде и ни у кого своей собственной] от всего света [может быть] особливой <>

³⁰ Идея же эта / [А это] Ибо это отношение уже так огромно

³¹ После: нашу — А мы-то, интеллигенты народа, даже самостоятельность в нем малейшую отрицать готовы и всякую особливость его, как, например, общительность со всеми народами, лишь младенчеству его приписываем, его неразвитости, и уверены, что всё в нем изменится, как только чуть-чуть повлияет на нас европейское просвещение!

^32-34 а так как она совсем особливая ~ ее рабской копией вписано на полях.

³² После: ни у кого — [стало быть, даже не может быть] которая не может быть похожа

^34-37 Фразы: Вот чего не понимают ~ даже бедой. — нет.

^37-38 а что у нас ~ первый пример / И [если хотите то] вот вам первый пример <>

^39-40 (в будущем нашем ~ так будет) вписано на полях.

^40-41 у нас гражданская свобода / у нас свобода, за которую все народы столь дорого заплатили

⁴¹ может водвориться / может быть

⁴³ она и созиждется / а. она бы и могла устоять, ибо не б. она и созиждется, ибо на нем одном устоять могла бы

^43-44 Не письменным листом утвердится / Не на договоре созиждется, не писаным листом утвердится о Рядом на полях набросок: Во мнении европейских народов их самодержцы были все деспотами, ну так где же им понять идею: «Самодержец — отец». Уже по тому одному они страшно многое и в нас не могут [было] [понять. Свобода им досталась] пока понять

⁴⁵ ибо детям / Детям

^45-46 можно многое такое позволить / можно многое то позволить <>

⁴⁷ столь многое доверить и столь многое разрешить / многое доверить и многое разрешить

⁴⁸ не бывало видно / не было видано о вписано.

⁴⁸ не изменят дети отцу своему / а. не изменят дети отцу б. не изменят дети любви к отцу

Стр. 22—24. 

^48-2 и, как дети ~ заблуждения их / [и отец] Отец будет всегда властен поправить всякую ошибку и всякое заблуждение детей. <> На полях набросок: Ибо он всегда отец их

Стр. 24. 

^4-5 повторю это вписано.

⁵ После: один — вписано: хотя бы и не сообща, вместе, хотя бы по местам <>

⁵ мы же / а мы

⁶ пусть станем пока смиренно в сторонке / [пусть] станем в сторонке <>

⁹ нашу интеллигенцию / интеллигенцию

⁹ После: интеллигенцию — Не беспокойтесь, я глупости такой не скажу и мне ее не навязывайте. Над словом: не скажу — вписано и зачеркнуто: сделаю из политич<еских> На полях зачеркнутые наброски: 1. О, не из каких-либо невеж<ественных> соображений, я глупости такой не скажу, а из соображений (уж, извините, пожалуйста) — педагогических 2. И бог с ними, целями политическими! <> не приписывайте мне их, пожалуйста вписано.

¹⁰ предложил бы я это вписано.

¹⁰ я это / я это лишь

¹² постоим и послушаем / постоят и послушают

¹³ без нашей / без их

^13-15 Слов: и об деле ~ об нас речь зайдет. — нет.

^15-16 Пусть постоим и поучимся у народа, как надо правду говорить. / Да пусть [посмотрят] посмотрим сначала, как народ [царю] своему отцу отвечает, и [научатся] научимся у него, как надо правду отцу [сказать] говорить. <>

^16-18 Пусть тут же поучимся ~ серьезности этого ума. / Пусть поучатся смирению народному Далее: а. и подивимся (в первый раз от роду) премудрости народа нашего б. Пусть умилится смирению народному, поймет его и войдет в него сам, поняв высоту его, разумность его и деятельность его. Пусть же подивится в первый раз премудрости народа нашего. в. Пусть, и пусть поймем это премудрое смирение и, войдя в него сами, поняв высоту его, разумность и дельность его, подивимся мы тогда искренно (в первый раз от роду) премудрости народа нашего! <> Текст: Пусть умилится ~ народа нашего! — вписан на полях следующей страницы автографа.

²² Да, это / О, это

²² для всех нас / для нас

^22-23 самою плодотворнейшею школою / а. самой плодотворной б. самой плодотворнейшею <>

^23-24 деловитости и серьезности / премудрости <>

²⁴ озадачены / озадачены разом

²⁴ После: и уж — многие

²⁴ явятся из нас / явятся

^25-29 ибо все действительно искренние ~ обнаружатся сами, вписано.

²⁷ а главное, дела, заправского дела и общей пользы / и лучшего всегда всем нам

^27-28 такие все присоединятся / а. присоединились бы б. присоединятся <>

²⁸ слову народному / смирению народному

²⁹ обнаружат / обнаружили бы

²⁹ обнаружатся /обнаружились

³⁰ После: сами. — Остались бы в стороне только сегодня <2 нрзб.> «Это-де противоречит убеждениям нашим, а потому останемся лучше при формуле, чем при деле. Формула для них дороже дела, потому что в формуле-то у нгх заключается всё дело: только бы как в Европе — вот их дело. Но они безвредны. Между строками вписано: Из европейских

^30-31 А если останутся ~ то вписано на полях,

³⁰ останутся и искренние / а. будут искренние б. останутся искренние <>

³¹ доктринеры / доктринеры [европейцы] наши <>

^32-33 и они будут только смешны и безвредны вписано.

^33-34 Все же, кроме них, в первый раз прочистят / [Остальные же уверуют в народ наш] [Но многие уверуют, о, многие] [Остальные же] Конечно и в первый раз кроме них прочистят <>

³⁵ чрезвычайно важное по последствиям / колоссальное <>

³⁶ начало и первый шаг / а. зачатие б. начало <>

³⁷ всего интеллигентного сословия нашего / а. Как в тексте. б. всего интеллигентного и доселе властного над народом сословия нашего <>

^37-38 Слов: столь гордого пред народом — нет.

³⁸ После: нашим. — Европейцы бы наши непременно бы что-нибудь понял и из того, что никогда не могли понять доселе.

³⁸ его только нам / ибо его только

³⁹ страшно поможет всему / у нас впредь начало всему доброму одно только и может послужить основанием впредь ж вовеки [векам] всему новому у нас на Руси, всему доброму, всему правдивому [и] всему прогрессивному в жизни нашей и всему действительно [в] за правду дальнейшую

⁴⁰ Слов: все переродит вновь, новую идею даст — нет.

^42-43 и прежде верх / а. и сразу б. прежде всех и сразу <>

⁴⁴ После: тоской по ней — как народ, и во имя этого-то искания

⁴⁶ с душою народа / с правдой народной

^46-47 крайние бредни / крайние западные бредни <>

⁴⁷ увлекли было столь многих из нее / а. многих из них увлекли б. увлекли было столь многих из них <>

⁴⁸ нашли истину в крайних европейских учениях / а. нашли истину б. нашли за морем истину в. на Западе нашли истину. <> Рядом на полях набросок: и примет народную правду

Стр. 25. 

^1-2 О, я верю ~ благих последствий / а. О, я не преувеличиваю тех последствий, которые могли бы произойти, если бы интеллигенция наша выслушала хоть чуть-чуть наш народ. б. [О, я не преувеличиваю] Нет [тут я не], не фантазирую, я не преувеличиваю тех благих последствий <>

³ Слов: которые могли бы из столь хорошего дела выйти — нет.

³ светом своим обличила бы / [а] и светом [бы] своим обличила <>

⁶ И кто знает, может быть, это / Да это <>

^8-9 Тут произошло бы тоже „освобождение“ — освобождение умов / а. Это бы было тоже „освобождение“ умов б. Это было бы тоже „освобождение“ или хоть началом освобождения ([не именно] и того было бы довольно) — освобождением умов <>

^10-11 и мы тоже пробыли целых два века у Европы / мы пребывали два века у Европы Далее было начато: О, сколько из интеллигенцию

¹¹ подобно как крестьянин, недавний раб наш, у нас / подобно как крестьяне [бывшие] [прежние] недавние рабы наши, у нас <> вписано.

¹³ После: реформа — хотя

¹⁴ матерьяльно пала / пала разом

¹⁵ стена эта / стена

¹⁶ После: падет — [и мы решились] [обе перешли] мы решились переступить через обломки

¹⁶ Что же выше / а. Ибо что же, тут же выше б. Да что, что выше <>

¹⁶ что же может быть плодотворно / а. и плодотворнее теперь б. и плодотворнее <>

¹⁷ слияние сословий / а. Как в тексте. б. слияние с народом

^18-19 После: варварского — сразу [перейдут] перебегут к нему и многие, многие, а те многие, оставшиеся в прежней идее, сразу поймут, что они впредь безвредны и ничтожны, и уже всякие слова, всякая возможность вредить заблудшимся прежним словом будет впредь отнята от них, ибо [сильнее слово новое. [О тогда, когда] И когда ответит народ, когда скажет всё о себе]

¹⁹ Слов: и задерживающего развитие — нет.

^19-22 прежнего стыда ~ его смиренное слово вписано.

²⁰ После: своего — смирятся перед тем

²¹ доложит / скажет

²³ спросить тогда / спросить

²⁵ последствия / плоды великого дела <>

^25-26 ибо они всё же ведь интеллигенты / ибо они интеллигент<ы>, у них наука или хоть начало ее, и народу она страшно нужна.

²⁶ Слов: и последнее слово за ними. — нет.

^28-29 Но пример народа ~ свое слово, вписано.

²⁷ сказавшего прежде их / говорящего <>

²⁹ сказать / сказать, рано ли поздно ли <>

^29-30 ничего не скажет тогда / Начато: ни в чем

³² После: образования — Да и образование-то, и наука-то в первый раз у нас станут тогда на дорогу самостоятельную и наши ученые [у нас] в первый pas поймут и разрешат загадку свою [о том], что это такое за вещь [дорога самостоятельная] [самостоятельный путь] „самостоятельная дорога в науке“. <> Далее было: И неужели — я опять спрошу это — неужели это лишь [А вся на<ука>] одни только бредни? Неужели „оказанное доверие“ не послужило [новым и исто<чником>] источником [увеличения] совсем уже новой силой не только финансам (я ведь помню, что о финансах заговорил), но я [государству нашему] всему в земле нашей, всему строю ее.

^32-33 Ибо всё же ведь ~ страшно нужна вписано на полях.

³³ начала ее / хоть начала ее <>

^33-37 Да если б и захотел кто ~ и даже очень. / Да [и] если б и захотели противуречить, если б и явились несогласные с идеей народа нашего, то все-таки не осмелились бы противуречить ему, духу его то есть, взгляду на дело, и невольно бы принуждены были впасть в общий тон. Вот это важно и даже очень. <> вписано.

^38-39 Да, весьма может быть ~ c этого шага. Явилась / Духовное спокойствие воцарилось бы разом, явилась

^40-41 стали бы ярко сознаваться и выясняться перед нами и цели наши / а. стали бы перед нами и цели наши б. стали бы ясно [выяс<няться>] сознаваться и выясняться перед нами и цели наши <>

⁴¹ После: цели наши. — Да знаете ли, что можно достроить хотя бы только на этом всеобщем духовном спокойствии, господа финансиста. (Ведь я помню, что заговорил о финансах.)

^41-42 А это очень важно ~ горшего в будущем, вписано,

^43-48 нетвердо и сбивчиво знает о том, какие суть / нетвердо знает и сбивчиво, какие такие <>

⁴³ могут быть впредь / могут быть

^44-45 Фразы: В этом у нас ~ в данную минуту. -- нет.

⁴⁶ есть / даже есть <>

⁴⁷ неустройства / а. Как в тексте, б. неустройства нашего <>

⁴⁸ После: в будущем. — Да <на> одном только спокойствии духовном, знаете ли, [что] сколько можно построить. <> Ниже и рядом заметки: 1. Где о финансах наших (О, я ведь не забыл, что пишу о финансах) 2. Совершенное отрицание всеми в наше время порядка.

Стр. 25—26. 

^48-2 Фразы: Всё это могло ~ навело бы на мысль… — нет.

Стр. 26. 

³ не поймут всего / не поймут меня <>

⁴ беру вину на себя вписано.

⁶ беспристрастно / безобидно

⁶ лишь за народ / за народ

⁷ душу / сердце

⁷ Над словами: великие силы — вписано и зачеркнуто: в спасительные

⁹ главное, в спасительное их назначение вписано.

^9-10 Слов: в великий народный охранительный и зиждительный дух — нет.

^11-12 начнут понимать и всё остальное / поймут и всё остальное <>

^18-28 Текста: И почему бы всё это мечта? ~ добровольно примут ее. — нет. На полях стр. 35 и на стр. 34 наброски и заметки к главе второй: 1. Текущее, оздоровление корней, в повороте взглядов самостоятельных, например, эконом<исты> у нас копировали всё по-европейски. 2. Они, мои корни. 3. Второй корень, предлагаемый мною к оздоровлении», будет не столь духовного содержания и не столь фантастическим, а потому и возможно будет о нем выразиться гораздо конкретнее. 4. Азия мы иль Европа? — Не больше ли Азия, чем в Европе. — А поворот в Азию и исключ<ить> европейское просвещение! — Совсем нет, европейское просвещение даже больше понадобится. Для чего я говорю? Ошибочна идея о том, что мы Европа. Там нас не хотят и не признают, помогали. Ножиком, камень за пазухой. — Азия — православные земли. Не настало ли время, не оживить ли? 5. Поворот, решительный поворот, что мы азиаты. Да что там делать? У нас неурядицы. К черту Азию, <2 нрзб.> 6. Чудим с монополией. О, если б англичане иль Америка [Если б мы з<анялись>] Если б мы занялись, то самостоятельное бы дело нашло<сь> 7. Освободится муха от патоки. 8. Выход. Переселение. 9. Там наше назначение, может быть, больше, чем в Европе, там океан. Само собой пойдет, только бы началось. 10. Переворот во мнениях, поворот человека к Востоку, больше самостоятельности и для Европы больше бы сделали. 11. Почему бы нам тем временем насовсем <не> отдалиться от Европы (государственно, политически то есть) 12. Затоскует об этом первая же Германия и станет в нас заискивать? 13. Мы влезли в Европу, и она нам слишком дорого стоит. 14. Что ж делать для себя. Да, например, хоть на Азию — европейцы или азиаты? да так и решить 15. Всё это фантастика, ибо по-европейски вот вместо 40 — 4-х. А бюрократия 16. Не бежать в Европ<у>. Выйти из Европы. Что нас удерживает? Не фальшива ли мысль, что мы европейцы. От этой мысли надо избавиться. Мы сами по себе. Мы — русские. Мы лезли, нас не считали. Мы лезли спасать царей. 12-й год. Мы лезли спасать пап, Гамбетту.

^30-31 Заголовка: 1. Остроумный бюрократ. Его мнение о наших либерал ад и европейцах. — нет.

^32-33 Но, кончив ~ грядущих номеров… / Но здесь я прерву пока мою статью о финансах, ибо чувствую, что пишу очень скучно. Тем не менее прерву лишь на время. Мне хочется [начато: пере] поговорить и о других корнях, о других началах, которые, представляется мне, можно бы оздоровить, об них будет писать всякий. Я потому еще прерываю, что на двух листках моего «Дневника» всего зараз я бы не уписал (всего, что задумал), так, что уже невольно пришлось бы оставить до следующих грядущих [вдали] номеров. Но как-нибудь соберусь и ворочусь к оставленной теме. К тому же всё громче и громче слышутся мне перерывы и возгласы, что всё <не закончено> <>

^39-48 Напрасно, не надо ~ не текущего! / Всё это не финансы, [скажут мне] брезгливо прервут меня, неё это не реально (хотя не понимаю, почему бы так?), всё это почти [духовного] мистического какого-то содержания, а не [реального, не насущного] насущное, не [текущего] текущее. <> Ниже вписано: Пусть, пусть, но замечу лишь, прервав статью

^43-44 Фразы: в следующих номерах дайте повесть. — нет.

Стр. 27 

¹ Фразы: Странные голоса! — нет.

¹ Да ведь / а. А я б. Да я <>

^1-3 нам отвернуться ~ иное насущное / отвернуться от теперешнего нашего насущного и текущего и создать себе другое и насущное

⁴ реальнейшее / реальнейшее насущное и текущее Ниже между строками вписано: ведь мы даже иногда фантастичны

⁵ После: сидим — уже так бесконечно долго. И знаете, ведь и мы тоже застыли в нашем настоящем текущем

⁶ извините, пожалуйста, тоже / извините, тоже вписано.

⁶ вся моя мысль / а. моя и мысль б. вся моя и мысль <>

⁷ После: мысль. — начато: Я пм<енно>

⁷ в иную сторону / в другую сторону

^7-8 вот моя мысль / а. Как в тексте, б. и состоит моя мысль

⁸ могли бы / слишком могли бы <>

⁸ такое дело / это дело

¹¹ После: осуществиться — и [вместе] вслед за властью поворот голов и умов если не совершится сейчас же и весь, то по крайней мере начнется, а [это уже очень многое. Это ж и всё] ведь в начатке и дело.<>

^12-14 Текста: мух из патоки, ~ стало сидеть. — нет.

^15-26 Правда, я опять увлекся ~ в смысле / а. Ну вот, например, возьмите [например] экономию б. Вписано на полях: Правда, я опять увлекся, и мне тут же сейчас же могут напомнить, что ведь я и доселе, столько уже написав, всё еще не разъяснил, про какое именно теперешнее текущее я [говорил] столько наговорил и какое именно будущее текущее предпочитаю ему. Вот это-то именно я и хочу разъяснить в будущих моих статьях о финансах и если только к ним ворочусь, а теперь пока пусть это останется в некотором мраке неизвестности. Но чтоб кончить теперь о финансах — ибо я кончаю — приведу одну встречу, которую я имел с одним весьма даже умным бюрократом и который мне сказал одну довольно любопытную вещь и именно насчет некоторых принципов, касающихся до изменения наших финансов говоря вообще. Разговор зашел в одном обществе об экономии, то есть именно в смысле <> На полях зачеркнутый набросок: Тут случилась со мной одна встреча

²⁶ бережливости финансовых средств наших / бережливости государственных сил и имуществ <>

^27-88 не терялась / не потерялась <>

²⁸ Про экономию / О, про [экономию] это <>

²⁹ теперь поминутно / поминутно

^29-30 да и правительство занимается этим же неустанно вписано.

^30-3l ежегодное сокращение в штатах / а. уменьшение штатов б. ежегодное сокращение штатов в видах сбережения доходов <>

^32-34 предлагали в газетах со от того не будет / Предлагали в газетах и цифру: на 50 000. [Говор<или>] Прибавляли даже, что и наполовину сократить можно, ничего-де от того не будет <> вписано.

³⁶ армию-то мы сократим / армию-то нашу мы сократим

³⁷ промелькнут опять / промелькнут <>

^39-40 но на такие ~ радикальной жертвы / но именно на текущие, [то есть] поначалу именно на такие, без которых очень бы можно бы обойтись, если б изменить свой взгляд в самом принципе на текущее <>

⁴¹ с большой потугой / с большим потрясением

^46-47 Только тогда со дело пошли / Rot если б они пошли на новое текущее, тогда бы совсем другое. Что наконец только тогда и [узнаем наверно, что они на] будем уверены, что святые эти денежки на действительно настоящее, а по на фантастическое дело пошли <>

Стр. 28. 

¹ Петра / Петра 1-го

¹ положил / захотел <>

^2-3 при «вопющих» -то ~ связали себя? вписано.

2 "вопиющих"-то нуждах / вопиющих нуждах <> 

³ После: что — в этом

^5-6 на повое, реальное / на реальное

⁶ После: надлежащее. — Не все шаги были бы [сделаны] восполнены, а лишь один из шагов был бы сделан, по весьма немаловажный. <>

^6-8 Мы вот довольно часто ~ всё увеличиваются. / Мы вот беспрерывно сокращаем штаты [персонале чиновничества], персонал чиновников, упраздняем места в видах сбережения, а между тем и штаты и расходы всё увеличиваются. <> Между строками начато: Дело дошло наконец до вопроса

¹¹ сплошь и рядом / сплошь <>

¹¹ После: делают — начато: иногд<а>

^13-14 вообще при радикальном преобразовании / а. преобразовании б. вообще преобразовании <>

¹⁴ теперешних / всех теперешних <>

^14-15 Фразы: Вот на эту-то тему и зашла речь в нашей компании. — нет.

^15-16 Заметили, что это большая ломка во всяком случае. / а. Скажут, ломка и изменение основного принципа б. Заметили, что это большая ломка и изменение основного принципа <> На полях набросок: но этот вопрос лишь

¹⁶ Другие возражали, что ведь у нас / а. в том-то и дело, но ведь у нас б. в том-то и дело, что основные принципы, но ведь у нас в. но ведь у нас <не зачеркнуто) г. Прибавили, однако, что, впрочем, у нас <>

¹⁷ Слов: чем эта — нет.

^17-18 Слов: Третьи прибавляли — нет.

²⁰ Слов: вовсе без ропота. — нет.

^20-47 Рядом с текстом: Но если и утроить ~ так было. — наброски к §§ III и IV главы второй: Я действительно постараюсь разобраться. Главное — принцип. Вот какой наш принцип и текущее наше. Например. Главный принцип Европа — и что мы европейцы. Я задал вопрос, в чем наш самый главный и фальшивый принцип, корень всех зол. То, что мы Европа. Этот принцип не был злом, но в текущем становится. Европа — обратить на свои дела. Это могло бы правительство. Прибедниться, сесть на дорожке. Восточн<ый> вопрос. О Европе [прибедниться]. Просить помощи, денег и проч. Прибеднится, сесть на дорожке — рубль — банкрутство

²² теперешние двенадцать / а. двенадцать б. прежние двенадцать <>

²³ против теперешнего / против прежнего <>

^24-36 Тут-то меня и остановил мой бюрократ. ~ он надеялся, я пойму. / а. [Но тут] Во? тут-то меня немедленно может остановить кто-нибудь из полковых представителей бюрократии нашей и, не [пускаясь] удостаивая ее мною [в частности] пускаться в подробности (так как я неспециалист и в этом деле понимаю мало), мог бы выставить передо мною только одно соображение, чрезвычайно принципиальное и чрезвычайно важное, надеясь на то, что принцип я все-таки пойму. На полях наброски и заметки: 1. своими словами 2. Представьте, он не отрицал возмож<ность> сокр<ащения> с 40 на 4-х [сказав] 3. Принцип, бюрократ. Я [в том] в том, что такое принцип? Текущее ваше-то. Да в принципах-то и дело. б. Тут-то меня и остановил мой бюрократ. Замечу только, что к величайшему моему удивлению он нисколько не возразил против возможности четырьмя заменить сорок в смысле удачного ведения дела: «Буду<т>, дескать, и четверо то же самое дело делать», — стало быть, не счел же этого невозможным. Но он возразил на иное, именно на принцип, на ошибочность и преступность провозглашенного принципа. Привожу возражение его не дословно, даже многое своими словами, для мягкости. Привожу именно потому, что возражение его показалось мне любопытным, пикантным, заключавшим некоторую синтетическую даже идею. Он, конечно, не удостоил пускаться со мной в подробности, так как я неспециалист и, видно, «понимаю мало» — в чем готов и сознаться, — но принцип-то, он надеялся, я пойму. <> вписано на стр. 38.

³⁷ чиновников / бюрократии

^37-38 начал он строго и с проникновением / изрек бы он мне <> вписано.

^38-39 не полезно для дела, но даже и вредно / не только полезное, но даже очень вредное

³⁹ существу своему / существу

⁴¹ значительно / очень <>

⁴³ посягнули бы тем / посягаете

⁴⁴ мы, бюрократия / мы

⁴⁷ до освобождения крестьян так было / а. было привеском б. до освобождения крестьян было привеском <> Далее было начато: Вот после освобождения

^47-48 выборные прежние / выборные, например, прежние <>

⁴⁸ ну там дворянские например / [дворянские например] <>

Стр. 29. 

¹ После: так сказать — обращались в бюрократические <>

¹ принимали / принимая <>

² созерцая это вписано.

³ После: не нарушался — начато: После

^3-4 действительно потянуло было чем-то новым; явилось / настало

^5-6 самоуправление, ну там земство и прочее / а. самоуправление и земство б. самоуправление, земство <>

⁶ Слов: Оказалось теперь ясно, что и — нет.

^6-8 всё это новое ~ в нас перевоплощаться / а. но … что же — оно тотчас входит чем<-то> даже новым, сильным, врастает в бюрократизм б. и вы увидите. что всё это новое тоже и само собою [а все-<таки>] принимает наш же облик, нашу душу, тело в. всё это новые тотчас ж? стало само собою принимать наш же облик, нашу душу и тело

⁸ И произошло отнюдь / И это происходит вовсе

⁹ это ошибочная мысль / а. это ошибочно б. это даже клевета <>

⁹ а именно само собою / а само собою

¹¹ великом национальном деле / существенном деле <>

¹³ поймете / поймете суть дела

¹¹ Ибо что мы такое? / а. Как в тексте. б. Посмотрите же, что мы такое?

¹⁴ и продолжаем быть всем вписано.

^14-15 и опять-таки вовсе ~ естественным ходом дела вписано на полях.

^14-15 не очень стараясь о том сами / не стараясь о том особенно сами <>

¹⁵ не натужась, так сказать, нимало / не натужась, так сказать <>

¹⁸ Кричат давно / Кричат <>

¹⁸ всё еще мы одни / а. еще мы б. еще все-таки только одни мы <>

¹⁸ зиждем и сохраняем / сохраняем

^20-23 то есть мы-то сами ~ живом организме / [есть] составляет действительно и в самом деле как бы скелет в живом организме <>

²⁴ Пусть, пусть / Пусть <>

²⁵ по системе / в системе

²⁵ После: сказать. — начато: Мы ничто ибо

^26-27 даже плохо, не полно / даже дурно, [не по-живому] не полно <>

^27-28 и, главное, всё стоит ~ пока не падает. / и всё стоит, не падает — вот ведь, что главное же, не надает. Почему? Потому что вековой принцип стоит [и], не падает <>

^29-30 я согласен ~ не всё / а. Пусть мы не всё. б. Я согласен, что мы на самом-то деле не всё <>

^31-32 а особенно теперь ~ то есть нечто / а. пусть не всё, но зато мы нечто, нечто б. но особенно теперь, пусть не всё, но зато все-таки нечто, то есть нечто <> Выше на полях набросок: По всё же мы нечто, а всё, чем нас думаете заменить, есть покамест ничто

³² уже реальное / реальное <>

^34-37 Ну? а что там у вас ~ ничего не упало? / а. Ну, а что у вас, чем бы вы нас упразднили, чем бы вы нас заместили, так чтоб действительно тоже бы стало нечтом? б. Ну, а что у вас, чем бы вы нас заместили, так чтоб мы могли убраться, а у вас явилось тоже нечто? <> Рядом на полях набросок к окончательному тексту: устраниться, [видя] в уверенности, что и у вас уже составилось нечто?

^37-38 Но ведь у вас все эти самоуправления и земства / а. Земством, самоуправлением? б. Самоуправлением, земством, что ли? <>

³⁸ это всё еще пока / лишь

^39-40 но на землю еще не слетавший / но всё еще не сходящий на землю

⁴⁰ он все-таки нуль / он нуль

^40-42 хоть и прекрасен ~ вовсе не пуль / а. а мы нечто б. хотя и прекрасен, а мы хоть и не прекрасны и надоели, все-таки не нуль, а нечто <>

^42-45 Вы вот нас ~ в наш образ и дух. / а. Вы говорите, что в этом мы виноваты, что мы преобразуем прекрасного журавля в [свое] наш образ и дух. б. Вы вот нас все сплошь обвиняете за журавля, зачем-де он до сих пор не слетел, что в этом-де мы виноваты, что это мы преобразили прекрасного журавля в наш образ и дух. <> Далее было начато: Но поверьте, что он Между строками вписано: журавль всё еще в небе

⁴⁶ если б действительно тут только наша вина / если действительно только наша вина

^46-47 мы доказали бы тем, что стоим / а. мы стоим б. мы доказали бы тогда, что стоим <>

^47-48 вековой, основной и благороднейший / а. вековой б. основной и вековой <>

Стр. 30. 

^1-4 Но поверьте, что мы тут ~ самостоятельным / а. Но поверьте, что прекрасный журавль сам не знает, чем ему стать окончательно. Поверьте, что сам точно не знает и норовит в деятели. б. Но поверьте, что мы вовсе не виноваты или слишком мало и что прекрасный журавль сам не знает, чем ему стать окончательно, то есть нами или взаправду чем-то самостоятельным <>

^4-5 Слов: сам колеблется ~ почти потерялся — нет.

^5-6 Уверяю вас ~ без нашего давления. / а потому к нам и лезет, но сам, сам своею собственною полною доброй волею, а вовсе без нашего давления Ф вписано на полях.

^6-8 Выходит, что мы ~ будет тянуться. / Выходит, что мы, так сказать невольно, как естественный какой-то магнит, к которому всё тянет даже доселе, и долго будет тянуть. <> Далее: [Вам смешно]

^8-9 Вы опять не верше, вам смешно? / а. Вам смешно? б. Вам смешно, вы не верите <>

^9-10 в чем угодно / вот в чем <> вписано.

^10-12 попробуйте, развяжите крылья ~ со строгостью / [Ну] Попробуйте развяжите ему крылья вполне, расширьте возможности, предпишите ваше<му> земству формально за номером <>

¹³ самостоятельным / нормальным

¹⁴ все они / все-то они <>

^14-17 все какие есть журавли ~ всё у нас скопируют / сами собою кончат тем, что станут чиновниками, дух наш и образ примут, потянутся к нам и запросятся сами к нам <>

^17-18 Даже ~ польстит ему это очень. вписано.

¹⁷ выборный мужик / выбранный мужик <>

¹⁷ Слов: к нам — нет. На стр. 42 наброски неосуществленного замысла главы «Дневник писателя» (см. стр. 197—200).

Стр. 30—31. 

^18-23 Рядом с текстом: Недаром же два столетия ~ И долго еще так будет. — на полях наброски к нему: 1. и народных начал, которые тогда-то явятся и осуществятся. А ведь европеец боится это<го> пуще всего, народных-то этих начал, что как они и в самом деле явятся, ведь тогда сюрпрыз-с! 2. А мы-то и есть настоящая формула русс<кого> европеизма и всех русских и европейских либералов совместим в себе. И отчего бы не давать за либерализм орденов, если мы с ними так безгрешно сливались. 3. Нет-с. Это дело длинное и не столь короткое. На то нужна культура и, может быть, тоже два века истор<ии>, ну век, ну полвека, только теперь века [коро<че>] [сокращ<ены>| [пароходом] телеграфом и железн<ой> дорогой. Но вы же не сейчас. Сейчас ничего не народится, кроме нам же подобных. И долго еще так будет. Рядом наброски к последующему тексту ЧА (см. ниже, стр. 242): 1. ибо мы претим народным началам и отрицаем их по принципу двух веков 2. Связав себя старыми принципами, мы, конечно, как муха в патоке. Я вот заговорил про угрюмую эконом<ию>, про четырех вместо сорока. О, я нарочно поставил опять дело ребром, по экономия эта, по словам моего бюрократа, не только вредна, но даже безнравственна, так что с 40 на 38 есть преступление, потому что тут принцип будет наруш<ен>. И не в принципа вся беда. 3. А как вредил нам этот взгляд уже одной своей безнравственностью, ибо общего европейца нет, а есть французы и англич<ане>, и есть люди. Почему? Потому что у нас же Европа. Этот принцип 2 века был для нашего либерала родн<ей>. Это говорит бюрократ, а возьмите нашего европейца, европейца и даже либерального европейца. У него есть многие принципы и принципы прежде всего. Конечно, принципы вещь, но когда они выживают сроки, то и дурная. Либерал хочет земства, а в то же время не хочет народных начал; почти наивно отрицает в народе нашем всякую самостоятельность и говорит, что если есть особенности, то дурные, от младенчества и от росту. Слышите, если и нужен этот принцип, именно для того, чтобы у нас была Европа, и для того, чтоб мы были не сами собой. 4. Триста принципов. А ведь у нас разве что один. У нас столько принципов, что и конца им нет. [И] укоренились так, что и не вырвешь. 5. То-то и есть_; что всё дело в принципах принятых и он нрав. Европа — и взгляд наш. Можем ли мы принять его и в состоянии ли. Не то, что мы евро-немцы 6. Мы тратим бесчи<сленные> Я про экономию заговорил н, доверьте, уж теперь-то не удалюсь от дела. Мы тратим бесчисленные деньги на Европу. Мы как помещики

Стр. 30. 

¹⁸ После: вкусы. — знак вставки, с этим знаком вписано на полях: магнит

²⁰ променяли бы самих себя / променяли

²¹ на вашего прекрасного / на прекрасного

^21-23 Нет, уж мы ~ в руках попридержим, вписано на полях.

^22-27 Мы уж лучше сами ~ реальное нечто / а. [Нет уж мы] Мы лучше сами как-нибудь исправимся, пообчистимся, что-нибудь введем новое, ну станем там добродетельнее или что — а на призрак не променяем нечто б. Мы уж лучше сами как-нибудь исправимся, пообчистимся, что-нибудь там введем новое, ну станем там как-нибудь добродетельнее или там что — а на призрак, [на] внезапно приснившийся сон не применяем наше нечто, действительно, не во сне существующее <>

^27-28 После: это верно! — начато: Сокра<щаться>

^28-30 Текста: Мы сопротивляемся ~ в наше время. — нет.

^31-32 а не то что с сорока на четырех вписано.

^32-33 было бы делом глубоко вредным и даже безнравственным / а. дело глубоко вредное, несравненно более вредное, чем полезное б. дело глубоко вредное и даже безнравственное, несравненно более вредное, чем полезное <>

³³ Гроши получите, а разрушите принцип. / Получите гроши, а поколеблете принцип. <>

^33-38 Уничтожьте-ка, измените-ка ~ это измена Петру! / Уничтожьте-ка, измените-ка теперь нашу формулу, на которой стоим мы и числимся. Да ведь это домена всему нашему русскому европеизму, это отрицание того, что и мы, русские то есть, европейцы, это измена Петру! <>

^38-41 И знаете ~ противоречат сами себе. / Знаете, что ваши либералы (впрочем, и наши тут же), стоящие в газетах за земство против чиновничества, противуречат сами себе. <>

^42-43 или начинающаяся формула тех «начал» / или начинающаяся в эмбрионе формула [их,] тех «начал» <> Выше на полях набросок: те народные начала или начинающаяся в эмбрионе форма тех народных начал

Стр. 30—31. 

^43-6 К тексту: о которых кричит ~ и это так! — на полях набросок: столь ненавистные русским европейцам, об которых толкует «русская партия» (их так в Берлине обозвали), которые так неистово отрицает наш либерализм, над которыми смеется и даже не хочет их признавать, начала-то эти самые. Значит, они с нами и мы с ними, и это бы они должны были понять. Мы с ними заодно, даже одно и то же, если хотите.

Стр. 30. 

^44-45 может, слышали, их так / их так <>

⁴⁶ наш русский либерализм и европеизм / а. либерализм б. наш русский либерализм <>

⁴⁷ он смеется / смеется

^47-48 существующими! / существующими, начала-то эти самые, <>

⁴⁸ О, он / Он <> Выше между строками вписано: наш либерал

⁴⁸ ну, что-де коли они / ну, что коли они <>

Стр. 31. 

^2-6 Значит, все ваши европейцы ~ и это так! / Значит, все ваши европейцы с нами, и это бы они давно должны были [понять] себе зарубить. Далее вписано: ибо мы заодно, а если хотите, так и совсем одно и то же. В них, в них самих наш дух и наш образ, в ни* все формулы наши, и это так. <>

^6-7 прибавлю / скажу

^7-8 это мы-то лишь одни и есть / это мы самые и есть <>

⁸ Это мы, мы воплощение всей формулы / Мы-то и есть настоящая формула <>

^9-10 Мы одни и ее толкователи. / Мы ее продолжатели. <> вписано.

¹¹ установленных знаков отличия / орденов

¹¹ если уж мы / если мы <>

^12-13 с удовольствием ~ Но у нас не умеют, вписано.

¹² станут / будут <>

¹⁴ Слова: подлинно — нет. На полях: Своя своих не познаша.

¹⁵ и всех этих новшествах / и о всех этих прочих новшествах <>

^16-16 раз навсегда вписано.

¹⁷ На то нужна своя предварительная культура, своя история / а. Ну, то нужна культура, история б. Ну, то нужна своя культура, своя история <>

²⁰ сокращены и облегчены / сокращены <> Выше вписано: всё облегчено и сокращено

^20-21 всё же полвековая, всё же ведь / полвека же, а всё же <>

²² мерзостные словечки / словечки

²³ будет / будет рождаться

²⁴ Тут мой бюрократ ~ замолчал / Тут, бюрократ разумеется гордо и осанисто замолчал <> На полях набросок: Тут чиновник разумеется гордо и осанисто замолчал, а я скажу… Ну что ж я ему скажу?

²⁴ После: замолчал — а я скажу… Ну что ж я ему скажу? Что ему отвечу? То-то и есть, что всё дело в предвзятых и укоренившихся веками принципах, ж он прав. Конечно принципы вещь недурная, но же тогда, когда они выживают сроки и обращаются в предрассудок. Связав себя ими, мы тоже как мухи в патоке. Я вот заговорил било про «угрюмую» экономию, про четырех вместо сорока. (О, я нарочно поставил опять вопрос ребром, сознаюсь в этом.) Но экономия эта, по словам моего бюрократа, не только вредна, но даже безнравственна, и сокращение не только с сорока на четырех, но даже на тридцать восемь, будет почти преступлением, потому что тем нарушится принцип. Но в бюрократе ли только дело, в его ли одном принципе? У нас таких принципов, переживших свой смысл, столько, что ж конца им нет. А между тем они живут, даже нарочно и тщательно сохраняются, и в восстающих на них иные видят «врагов Отечества». А между тем они страшно вредят. Есть, например, один принцип, до невероятности вредный, разделяемый и начальством и либералами, даже демагогами. Этот принцип в том, что мы Русские. — Европа, вдвинуты в Европу преобразоваться, что мы европейцы, а если еще не европейцы, то должны стать европейцами, что «народных начал» не надо, самостоятельности тоже и проч. и проч. А между тем как вредит нам этот взгляд на себя единственно как на европейцев. Не то худо, что мы себя к Европе причислили, два века просветиться старались, а то, что даже самостоятельность свою отрицать стали, вот до чего дошли, до какого болезненного исступления довел нас этот принцип. Этот принцип довел нас даже до слепоты, ибо европейца, вообще говоря, в Европе нет вовсе, а есть европейцы, то есть французы, немцы и англичане, и всякий из них прежде всего стоит за себя, [работ<ает>] а не за европеизм, работает на себя, живет на себя. Мы же, все переняв у Европы, самого важного-то слона в пей и не разглядели, то есть самостоятельность каждого народа европейского, самостоятельность твердую, тоже принципиальную, подчас угрюмую и суровую. У нас же это окрещено «шовинизмом», а этих словечек мы как купчихи жупела боимся. Я хотел бы как можно разъяснить мою мысль. Этот принцип, что мы Европа, навязанный два века назад, что мы принадлежим Европе и должны переродиться в Европу, — этот принцип стоил нам страшных мук и страшных денег. (Я ведь помню, что я об угрюмой экономии заговорил.) Закричат, что изменил просвещению, науке, проповедую мрак невежества. Но подождите заключать, а вникните мало-мальски. Я утверждаю, что этот принцип, весьма полезный вполне о одной стороны, обратили для нас теперь прямо в беду, истощает и сушит нас, как народ и государство, и что этого у нас никто не замечает и никто знать не хочет. Да, действительно, никто знать не хочет. Ведь я не буду говорить теперь о нравственных точках зрения, о нравственном измельчании и истощении нашем, буду говорить только о том, чего нам это стоило материально. Мы сразу, [давно и] еще полтора века тому, въехали в Европу гостями непрошеными и, бог знает зачем, стали мешаться там не в свои дело. Конечно, у нас были там и свои дела, если уж мы раз вдвинулись" но мы именно всего более полюбили привычку мешаться там не в свои дела. И разве [мы не) не мы посылали туда Суворова «спасать царей»? <>

Рядом наброски к §§ III и IV главы второй: 1. Разве, разгромив Наполеона, не мы пошли туда освобождать народы. 

Отдал Восток. Да и отдал, он это сам говорил.

12-й год. Если б мы только так думали, как родной наш народ про свей интересы думает. 2. После политики:

Напрашивались мы Европе и над нами только смеются, буквально смеются. Наш рубль упал — поверьте, от нашей духовной несамостоятельности, [да вот] за которую нас презирают, первые же, немцы. Они не то что не любят, они презирают нас.

Гамбетта

посольства

Наук нет. Не <нрзб.> не будет. Просвещения нет.

Мы швыряем деньги как помещики, приданого взяв шиш.

Сколько учреждений у нас, требующих огромных затрат и существующих единственно потому, что взяли принципом фигурировать в Европе как свои.^[204]

Столько же фальшив совсем и в частности.

Положим, мы въехали, но разве нельзя отъехать. Разве нельзя хоть немного изменить наши принципы; на наше политическое значение в Европе ну хоть на время.

Финансы-то, финансы!

— Но нельзя же отказать совсем"

— Да, но принять только новый принцип, отказываться по одной двадцатой доле в год и тогда 3. Восточный вопрос, франко-прус<ский>, само собою прибедниться, сесть на дорожке ж шапочку

А что дома делать? Дома много дела, хотя бы в изменении двухвековых заматерелых и вредных принципов. Но не касаясь, что делать дома, ибо места нет, обращу внимание на Азию.

— Тут тоже принцип и это тоже корень, который надобно оздоровить. Эти корни не то что оздоровить, надо вырвать и дать росту новому, тому новому, что может очень старое, но чему ходу не давали доселе.

Но я потому и завел про Азию, что это одно из самых важнейших и насущных задач наших.

Как противувес нашему фальшивому стремлению в Европу.

Откладывать на свои дела, на какие дела? Сами скажутся, сами начнутся, особенно как вытащим муху из патоки.

Привесок

^24-26 Текста: и, знаете ~ «нечто»… — нет. На стр. 42 набросок, близкий к окончательному тексту: Но, знаете, я не возразил, потому что в его словах было нечто, именно «нечто»: какая-то грустная правда. Но, разумеется, я с ним не мог согласиться душей. Да и так резко и решительно действительно говорят лишь люди отходящие.

Стр. 31—32. 

^30-11 Текста: II. Старая басня ~ такой портрет? — нет. На стр. 42 набросок к нему: Ну так, кстати, о финансах? Но я приведу лишь одну маленькую очень хорошенькую басенку Крылова [ибо в ней тоже есть своего рода нечто], которая невольно вспоминалась мне, когда я писал мою статью о финансах и об оздоровлении корней. Может, мы ее позабыли? До крестов ли теперь? И неужели, неужели мы согласимся походить на этот портрет?

Стр. 32. 

¹² Цифры: III. — нет.

¹⁴ В обществе и в печати / а. В печати б. В обществе и печати нашей <>

¹⁵ да и в печати / да и печать

¹⁵ относились чрезвычайно равнодушно / [выказ<ывались>] относились с чрезвычайным равнодушием <>

¹⁹ После: голод — начато: чу<ма>

^22-24 но всё же надо сознаться ~ относиться неприязненно / но те, которые мнения не высказывали, всё же обнаруживали чрезвычайное равнодушие [и к этому делу], почти [неприязненно] неприязненность к нашим новым приготовлениям в войне с текинцами, да, признаться надо, и вообще к нашей наступательной политике в Азии, и к нашим азиатским делам вообще <>

^22-25 Правда ~ о предпринятой экспедиции. / а. Правда, давно не было ни телеграмм, ни известий, б. Правда, всё то равнодушие было отчасти, [почти и] помогла неизвестность о предпринятой экспедиции <>

²⁶ проскакивать / являться

^26-27 и только под самый конец / а. а наконец б. а под конец <>

²⁷ После: раздались — наконец телеграммы

²⁸ Тем не менее и / Но

²⁸ трудно сказать, чтобы / я не думаю, чтоб

²⁹ ясным сознанием / ясным и надлежащим сознанием <>

^29-30 нашей миссии в Азии и того / ни нашей миссии в Азии, ни того

^30-31 значить впредь / значить <>

³¹ привеска / привеска к России

^33-34 европейская наша Россия / Россия <>

³⁵ даже и очень резкие / и резкие

^35-36 наша Азия / а. Азия б. нам Азия

³⁶ добыть / найти <>

³⁸ Слов: хоть бы ее куда-нибудь деть! — нет.

³⁸ иногда / действительно иногда

⁴¹ Скобелева / генерала Скобелева

⁴³ правоверный народ / мусульманский народ

^43-44 И пусть пронесется гул. / И пусть, <>

⁴⁵ даже и в Индии / и в Индии

⁴⁵ Слова: пожалуй — нет.

^45-46 в непобедимости / Начато: в несокруш<имости>

Стр. 33. 

^1-2 непременно, должно быть ~ меча нашего / именно по всей Азии пронеслось сомнение в несокрушимости-то меча нашего [стало проходить в души и сердца народов] в сердцах и умах этих народов <> Между строками вписано: должно было непременно

³ был поколеблен / был очень понижен <>

^3-4 мы и не можем / а. мы и не могли б. мы и не могли и не можем

⁴ остановиться на этой дороге / а. остановиться б. остановиться на нашей дороге в Азию <>

⁵ в уме и в воображении их / перед ними <>

⁵ После: стоять — превыше всего на всем мусульманском Востоке <>

^7-8 превыше ханов ~ индейской императрицы вписано между строками и на полях.

⁸ Пусть калиф / а. Пусть ханы и эмиры, пусть даже калиф б. Калиф <>

^9-10 Фраза: Вот какое убеждение надо чтоб утвердилось! — нет.

¹⁰ И оно / а. Это убеждение. б. Пусть это убеждение <>

¹⁰ нарастает / возрастает <>

¹¹ оно их приучает к грядущему вписано.

^12-13 Для чего ~ Что нам в ней делать? / Для чего? Зачем необходимо и что нам [Азия?] в грядущем захвате Азии. Что там делать? Главное, что там делать? <>

¹⁴ Потому необходимость / Потому необходимо <>

¹⁵ Текста: потому что русский не только европеец, но и азиат — нет.

¹⁸ главный исход / исход

^19-20 ретроградное предположение / предположение <>

²⁰ a оно для меня аксиома / для меня аксиому <>

²² взгляд / предрассудок, взгляд <>

^22-24 на Азию. Надо прогнать ~ что мы азиаты / а. на Азию и боязнь того, что мы язиаты может быть б. на Азию, и лакейская боязнь того, что нас назовут в Европе азиатами, что мы азиаты <>

²⁵ Этот стыд / Стыд <>

²⁵ После: нас — начато: скажут в

^25-26 уж чуть не два века / уже два века <>

²⁷ дошел почти до чего-то панического / ныне до панического даже страха дошло <>

²⁸ дошел до «металла и жупела» московских купчих / Это огнь и жупел московской купчихи для наших прогрессистов о вписано.

²⁹ наш взгляд / взгляд

³³ После: за него — и финансами <>

³³ и утратою / а наконец, поте<рей>

³⁴ После: нашей — и наконец, затемнением рассудка нашего <>

^34-35 Текста: и, наконец, деньгами ~ а не азиаты. — нет.

^37-38 Слов: необходимый и спасительный вначале — нет.

³⁸ все-таки слишком силен / очень силен <>

⁴¹ После: татар — Grattez le Russe, vous trouverez un tartare <Поскребите русского, вы найдете татарина (франц.)) <>

^41-42 Мы лезли к Европе ~ ее дела и делишки. Мы то пугали / Мы лезли к [ней] Европе, то пугали <>

⁴³ посылали туда паши армии «спасать царей» / В прошлом столетии мы посылали туда наши армии «спасать царей» <>

^43-44 склонялись опять ~ бы было / склонялись перед ней <>

⁴⁴ уверяли ее / уверяли

^47-48 как советовали и желали тогда некоторые немногие прозорливые русские люди / как советовали тогда некоторые <> Ниже вписан вариант: думали и считали тогда немногие прозорливые русские

Стр. 34. 

^3-4 Но политическое счастье ~ не в картине, а в том / Но дело в том Выше вписано: было тогда не в картине

⁵ именно тогда / именно <>

^5-6 во всю свою карьеру / в своей жизни <>

^6-8 искренно, и надолго со мешать в Европе / а. искренно (ибо ничего бы не мог сделать) если б только мы не мешали ему в Европе б. искренно на условии, что мы не будем <мешать> ему в Европе <>

⁸ он отдал бы нам Восток / а за это отдал бы нам Восток <>

^8-9 теперешний Восточный вопрос / Восточный вопрос <>

^9-10 нашего текущего и нашего будущего / нашего будущего

¹⁰ уже теперь давно / а. давно б. давно теперь <>

¹⁰ После: разрешен — а может, и Константинополь был бы [наш] уже наш <>

¹⁰ Похититель / Он

¹¹ наверно не лгал / не лгал <>

^14-15 еще слабы тогда / слабы <>

¹⁶ после его смерти вписано.

¹⁹ всё отдали за картинку / сделали иначе <>

^20-21 стали смотреть / уже смотрели

^21-22 и с злейшими подозрениями вписано.

²² На конгрессах / Потом на конгрессах

²³ захватили себе всё / взяли всё себе <>

^28-31 создали ~ не преувеличенно выйдет / а. создали их, ведь даже, так сказать, непреувеличенно выйдет б. их создали. Ведь сказать так вовсе не преувеличенно выйдет <>

³¹ Слов: по их зову — нет.

^34-38 выйти нам в тыл / выйти <>

^35-36 Кончилось тем, что теперь / а. И б. И вот, усилившись и устроив себя, нам же отчасти благодаря <>

³⁶ держит / держит теперь <>

³⁷ давно уже припасенный / давно припасенный <>

^37-38 и ждет только первого столкновения / и так до первого столкновения

^39-40 Мы сыграли там роль Репетилова, который, гоняясь за фортуной / Мы, как Репетилов, гонялись за фортуной

^39-41 Мы сыграли там ~ ничего, вписано на полях.

^41-44 Слов: поверить в безвредность нашу — нет.

⁴⁴ поверить, что мы их друзья и слуги / поверить [что] нам, что их слуги <>

Стр. 34—35. 

^46-1 Текста: (Потому что разве ~ Всё на Европу пошло!) — нет.

Стр. 35. 

² увериться в наc / увериться

² Главная причина именно в том состоит / Главная причина в том

³ своими признать / признать за своих <>

^4-45 Рядом с текстом: Они ни за что и никогда ~ когда им на шею — на полях заметки: 1. Славянофильский дух 2. науку чтя, в фабрики, в заводы. 3. Они бы нашли потребителя и дороги к ним, изыскали их, приучили их. 4. О, точно наврет 5. А измена науке, просвещению. 6. У нас именно лакеи науки свирепствуют sa науку. 7. Кто рубль ценит. 8. Мы до чего здесь дойдем пожалуй 9. Не признают это 10. Да здравствует взятие Геок-Тепе!

⁵ вместе с ними и наравне с ними / наравне с ними <>

⁶ Они признали / Признают <>

^6-8 своей цивилизации, пришельцами, самозванцами ~ в их платье перерядившихся / а. их цивилизации б. их цивилизации, в ней не участвовавшими, ее у них укравшими, в их платья перерядившимися <>

⁹ ближе по духу, чем мы / ближе, чем мы <>

⁹ После: арийцы. — Точь-в-точь то же самое случилось и не в политических, а уже во всех других подходах наших к Европе. Уже к

^9-16 Всему этому есть ~ Но Европа / Тут есть еще одна [основная] чрезвычайная причина: идею мы несем вовсе не ту, несмотря на те, что европейцы наши изо всех сил уверяют Европу, что нет у нас никакой идеи, да и быть не может, что Россия и не способна иметь идею, что мы только, стало быть, подражаем и стараемся преобразоваться в Европу, что? дело тем и кончится и что мы вовсе не азиаты, вовсе не варвары, а совсем, совсем, как они. Но Европа <> вписано на полях. Рядом набросок: глубокая неосновная причина: они твердо уверены, что основн<ая> ид<ея>

^17-18 нашим русским европейцам на этот раз, по крайней мере, не поверила / русским европейцам не верит, хотя иной раз и вежлива с ними. Далее было начато: О, не всегда, не всегда

^18-19 Напротив, в этом случае она, так сказать, совпала в заключениях своих / Она [верит] совпадает в этим случае белее <>

¹⁹ После: нашими — начато: с русской парти<ей>

²⁰ вовсе / даже вовсе <>

²⁰ слышала об них / слышала

^22-23 Под словами: может и способна — вписано: и нести ее в человечество

^23-25 Про сущность этой идеи ~ даже обрадовалась. / Про идею эту Европа [не знает] имеет понятие превра<тное>, ибо узнала, так тотчас бы успокоилась <>

^26-27 и именно когда наступит самая критическая минута в судьбах ее / [в саму<ю>] когда наступит самая критическая минута жизни ее <>

^27-28 признавая на нами идею, она боится ее / веря, что имеем идею, ее боится <>

²⁸ мерзим мы ей, мерзим / мерзим, мы им мерзим <>

²⁹ хотя там и бывают иногда / хотя иногда они и бывают <>

³¹ замечательных деятелей, представить несколько хороших работ / хороших изысканий и работ

³² даже послуживших уже / [уже] даже послуживших <>

³³ не поверит / Начато: не сознаете

³³ Европа / а. европеец б. Европа сердцем <>

³⁴ могут родиться не одни / а. могут быть не одни б. могут [явит<ься>] родиться и явит<ься> и не одни <>

^35-36 гении, руководители человечества / гении <>

³⁶ Канта / Конта

^36-37 они никогда не поверят / она никогда не поверит <> На полях набросок: не признает это

³⁷ не верят / не верит <>

^37-38 грядущей идеи / идеи, но теперь затаенной

³⁸ По-настоящему / Начато: Да

³⁹ Слов: ни Аристотеля — нет,

⁴⁰ не станем сами на дорогу и не будем духовно самостоятельными / не станем самостоятельными <> Между строками вписано: сами на дорогу

⁴³ не признает / не причтет <>

Стр. 35—36. 

^46-13 Рядом с текстом (и ниже): бросаемся с братскими поцелуями ~ от Европы навеки! — заметки и наброски к стр. 37: 1. Хорошо [болтать вздор] говорить, сидя дома и наобум, кому открывать Америку. Нам ли говорить, двухвековым ленивцам. Да знаете ли, что если б серьезный поворот от Европы (временный, конечно, ибо мы никогда не можем ее оставить), ибо в Европе [много], стр<ане> чудес, и совершается много великого, о<на> родная, она нам вторая мать, и это мы ей должны, когда отплатим ей долг нага в самую критическую минуту ее; но теперь, временно, наш поворот в Азию был бы нам страшно здоров — уже одно то, что отвернемся на миг от Европы. Да н не отвернетесь (уже не возражаем <3 нрзб.>) 2. Когда Европа будет визжать коммунизмом от тесноты — чем пахать, где варить и что есть, у нас еще будут огромные земли, необозримые, и мы <не закончено> 3. NB. Это стремление в Азию, на первый случай, будет у нас бессознательным исходом всех беспокойных умов, всех стосковавшихся, а потом и сознательно полюбится. Всех бездарностей даже, ибо всегда почти <в> у себя бездарность, а колонизировали и там вышли в гении. Это [в] европейских колониях так же. Кто здесь не находит места, найдет его там. 4. 1000 верст было бы. Ступишь шагом по ¹/₂₀ доли в год. 5. Все-таки не шутка две дороги сейчас. 6. Америка

Металлы, минералы, даже медь

О, тут наука, а не измена. 7. Пробираясь в глубь Азии в океан там спящих многомиллионных народов, создавая и обозначая торговые пути, мы родим и [производителей] потребителей 8. Отвернуться совсем от Европ<ы>? Металлов, минералов, угля и <далее повреждено переплетом>

О, если б англичане, Америка.

Территория.

Неизведан<ные> богатства

Самостоятельный дух

муху в патоке

Восточный океан — уже одно то, что отвернемся от Европы — [что нам в Европе]

Железные дороги на 30 миллионов в Сибирь.

Самостоятельный дух, а как станем самостоятельно, тотчас найдем, что делать, а в Европе что теперь, а с Европой мы только ленимся, да <далее текст поврежден>

Самое даже время

избежим даже столкновений

Нам надо на время прибедниться, сесть на доро<ге> ж не за <далее текст поврежден>

Европа станет уважать нас

до банкротств не допустит, денег предлагать начнет, кредит возвысит рубль.

Самое время, что нам Гамбетта, что в папе и в судьбе его. Ведь в <далее текст поврежден>

А Восточный вопрос подождет (франко-прусский)

А пока в Азию

да и там Англия

А теперь 9. Открыт<не> Америки

Самостоятельный дух.

Уже то одно, что мы отвернулись от Европы

Да как отвернуться, как подняться, кто у нас подымется?

Да не предлагать вопросов, построить дороги на первый случай, одну в Сибирь, другую в Ташкент.

Если б по 3 миллиона

Ну ж что же получили бы? Себе убыток один.

Уже одно то, что собой займемся, подымет нашу самостоятельность

Муху в патоке.

Америка.

Англичане.

И наконец, измена науке.

У нас может появиться вроде чего-то того, как было для Европы, когда открыли Америку.

Цивилизаторы Англии.

А Европа — не беспокойтесь, мы скажем там свое слово.

А если бы обогатились — они бы на первый случай снабжали, исполняли заказы, а потом нашли бы твердое занятие.

Стр. 35. 

⁴⁶ После: поцелуями. — Но чего это, однако, нам стоило? во что это обошлось ([О, я опять] ну хоть бы с финансовой точки [зрения, знать, удержаться уже не могу?!). Особенно в нынешнем веке. И сколько блестящих посольств мы содержим там. Да посольства ль одни! Восточный уже вопрос один чего стоил в девятнадцатом — людьми, упавшим престижем нашим, [и] деньгами. А всё от первоначальной идеи, засевшей нам в голову, что мы только Европа, а не Азия, [о вовсе не Азия!] А между тем [Азия вед<ь>] мы Азия — да, Азия! <>

⁴² Фразв: Но от окна в Европу ~ фатум. — нет (см. ниже, стр. 249).

Стр. 35—36. 

^47-1 А между тем ~ восклицаю это~ / Да это исход наш в будущем, исход, [вот ведь что] я повторяю это~ <>

Стр. 36. 

^1-3 И если б совершилось ~ оздоровлен! / О если б совершилось у нас поскорее усвоение этой идеи! Какой бы корень был оздоровлен! <>

^3-5 Азия, азиатская наша Россия ~ пересоздать надо! вписано на полях.

⁴ больной корень / больной засохший корень <>

^4-5 не то что освежить ~ пересоздать надо! / надо не то что освежить, а совсем воскресить, пересоздать <>

⁵ После: пересоздать надо! — Но от окна в Европу отвернуться трудно, тут фатум, тут принцип! <> Ниже вписано: Принцип-то бы и сломить

^5-6 Фразы: Принцип, новый принцип — вот что необходимо! — нет.

⁷ Заголовка: IV. Вопросы и ответы. — нет.

^8-10 Да зачем, зачем? ~ войска / Да зачем нам Азия, — послышались голоса, — [и] что там в ней? Она и теперь требует от нас войска. <>

¹⁰ и затрат непроизводительных / а. трат, которые не вознаграждены б. и трат непроизводительных <>

¹⁰ И какая / Да и какая

^11-12 где найдете вы там потребителей наших товаров / где потребители наших товаров

^12-13 И вот вы приглашаете ~ навеки! / И вот вы приглашаете совершенно отвернуться от Европы <>

^14-16 Не навеки ~ да и не надо. / Нет, не совсем, лишь временно, — стою я на своем. [От Европы мы не уйдем, да] Да и никогда не согласимся мы оставить [ее] Европу совсем <>

¹⁷ и изрек это / сказал это <>

¹⁸ как и Россия, вторая мать наша / вторая мать <> Далее было начато: по духу и

^19-20 и опять возьмем, и не захотим быть перед нею неблагодарными / ж возьмем и не [будем н<еблагодарными>) захотим быть неблагодарными <>

²⁰ После: неблагодарными. — Нет, от Европы не уйдешь и не минуешь. <> Далее было: Нам [без] от обобщения в себе и собою всего, что выжила в свою историю Европа, не уйти. В грядущем мы отблагодарим Европу за всё. Мы представим ей, так сказать, синтез ее самой, разъясним и назовем ей ее добрых и злых духов, и может быть, мы и предназначены к тому, чтоб сказать Европе ее последнее слово.

²⁰ будущее / наше будущее

²⁰ значение в Европе / значение

²¹ словцо / слово

^23-24 Слов: даже и из тех ~ слова мои — нет.

²⁴ точно я какое мерзкое / Точно я мерзкое <>

²⁶ сказав тогда мое слово / сказав это <>

^26-27 Но, может быть ~ теперь довольно. / Потом, в свое время, может быть, вспомнят слова мои и их приведут. Но пока это время еще не наступило [(очень еще оно далеко)] <>

^27-28 Но всё же мы вправе о перевоспитании нашем / Мы вправе о своем [самовоспитании] перевоспитании <>

²⁹ как бы какой-то духовный Египет / Египет. <> Далее было: Пусть уж лучше мы [во] явимся в Европе самостоятельными, чем прихвостнями, за это они же нас уважать больше станут

³⁰ Слов: Позвольте, — прервут меня — нет.

³¹ После: самостоятельности — слышится снова голос

³¹ Заснем там по-азиатски / а. заснем по-азиатски, заснем б. напротив, заснем там по-азиатски

^33-34 с поворотом в Азию, с новым на нее взглядом нашим / с поворотом в Азию [с стремлением в Азию] голов и умев наших, с новым на нее взглядом и принципом <> вписано между строками и на полях.

³⁴ нечто вроде / нечто

³⁴ чего-то такого, что случилось с Европой / чего-то того, что было в Европе <>

³⁵ Ибо воистину Азия / а. Ибо Азия б. Ибо Азия теперь воистину <>

^36-37 тогдашняя Америка / Америка

³⁷ С стремлением в Азию / а. Как в тексте. б. С стремлением в Азию, с облегчением путей в нее, с поощрением переселений <>

³⁷ у нас возродится / а. может случиться б. произойдет <> На полях: непреме<нно>

³⁹ что нам делать / а. что делать нам в Азии б. и что нам делать <>

³⁹ мы отвыкли / мы только отвыкли <>

⁴⁰ После: лентяями — [играем тут<ов>] Как ни чудно это…? <>

⁴¹ нас / лентяев-то <>

^41-42 коль у нас лентяи? / если уже у нас все лентяи, — закричат мне они

⁴² подымется первый / подымется

⁴² доказать / доказали <>

⁴¹ После: счастье? — Никто не двинется.

Стр. 36—37. 

^44-2 Текста: В Европе мы были ~ началось движение. — нет. На полях набросок: в Азии господа. В Азии и мы европейцы.

Стр. 37. 

³ две железные дороги / железные дороги, — говорю я <> Выше вписано: для 1-го <нрзб.>

^3-5 одну в Сибирь ~ тотчас последствия / и [уже не отвлеченно споря, спо<койно>] дело начнется само собой. Нам две дороги надо, одну в Сибирь, другую в Среднюю Азию. <>

⁶ Слов: где средства — нет.

^6-7 что получим / что же получили бы <>

⁹ в год на эти дороги откладывали / на эти азиятские дороги тратили <>

^10-11 мелькнут / уходили

¹¹ Слова: выстроено — нет.

¹³ Затем, вы толкуете про убыток. / Далее вы говорите про убыток. <> вписано на полях.

^13-14 вместо нас жили в России / на наших местах были <>

¹⁵ нашу Америку / Америку

¹⁶ которые нам / которые

¹⁷ После: Африки? — Да ведь мы-то все<го> только один клочок нашей русской Азии, только одну киргизскую землю с ее горами, озерами, с ее почвой, дающей местами сам-пятьдесят, [и] на которой лишь пасутся теперь бараны^[205] и которая могла бы, однако, прокормить всю Европу, — да что, что бы они [в] из нее одной сделали?

^17-18 И знаем ли мы ~ необъятных земель? / А знают ли у нас, какие богатства в недрах бесчисленных по пространству наших азиятских земель заключены / Нет, еще не знают, а знают лишь только чуть-чуть <>

^18-19 до металлов / до бесчисленных металлов

¹⁹ и минералов / до минералов <>

¹⁹ до бесчисленных залежей каменного угля / до необъятных залежей угля <> На полях заметка: даже учесть всё нельзя

^20-27 всё бы нашли ~ дороги бы новые к ним провели / О, они бы нашли, что с ними делать, они бы призвали науку, создали бы в степях и пустынях земледелие, промышленность, производство. Не беспокойтесь, нашли бы потребителей, и дорогу к ним, изыскали бы их в недрах Азии, где они [по вс<ей>] миллионами [сидят замкнувшись и <4 нрзб.>] спят в своей дремоте. Они бы [приручили их] их разбудили, они бы их приручили [нашли бы дороги к ним, свои создали…] <>

²⁸ Ну, так как же вы восклицаете про науку / Ну так ведь это же европейцы, — прервут меня, — а сами же вы называете нас азиатами. Какая у нас наука? <> На полях: Говорить теперь

^28-29 и сами склоняете / А вот вы уже и склоняете <>

²⁹ науке и просвещению / науке и просвещению в Европе

^31-32 восклицаю и я / [восклицаю я] <>

³² недоучки и дилетанты / дилетанты <>

³³ После: заставит — науку знать. (И отчего это у нас именно те, которые ничего не смыслят в науке, прихвостни пауки, лакеи — первые-то и свирепствуют о пауке, первые-то и кричат об измене ей!).

^34-35 После: тотчас же — а. поймем, что делать б. отыщем, что делать <>

^35-36 Слов: и в науке ~ рядом ныне — нет.

³⁶ Слов: А главное — нет.

^37-39 с самых первых шагов ~ очень мало / [придав] придаст нам только достоинства и самоуважения, возвысив наш дух <>

⁴⁰ зародилось меж нами / родилось между нами

^40-43 послужило бы ~ без дела уставшим / [будет] послужило у нас сверх того бессознательным исходом всех беспокойных умов, всех стосковавших<ся>, всех облепившихся. [Там им полюбится: все воскреснут и умирятся.] Энергию и смелость в нас возродило бы, стойкости научило бы. <>

^43-45 Текста: Устройте ~ все переродятся. — нет.

^45-46 Даже иная бездарность ~ свой исход. / Который не [нашел] находит себе места, найдет его там. Даже бездарность найдет его. <> Между строками вписан вариант: Который себе места прежде не находил

^46-47 Ибо часто ~ чуть не гением. / Ибо часто [так окажется], что здешняя бездарность действительно там вдруг окажется гением.

^47-48 Это часто и в европейских колониях происходит. / Это и в европейских колониях случается <>

⁴⁸ И не опустеет Россия, не бойтесь / И чего вы боитесь? Не опустеет Россия <> Между строками вписано: вам бояться?

Стр. 38. 

¹ немногие / весьма немногие <>

² После: других. — И все-таки не опустеет Россия. <>

^2-3 Фразы: И все-таки для моря ~ незаметно. — нет.

^3-6 расправьте ей ~ будет приметно! / разрешите ей даже как можно [все воз <не закончено>] [свободу] больше свободу движения и увидите, что такой ничтожный процент населения пойдет туда, что нам здесь будет даже и неприметно. <> Между строками: поощряйте переселение даже изо всех сил

⁶ Где в Азии / Где

⁷ там сейчас становится земля русскою / сейчас станет земля русскою.

⁷ После: земля русскою. — Довольно одного Уруса на сто мусульман [и «ни возьмут верх духом] чтоб стало [царство] край русс<ким> и станут господами в стране. Вспомните такую русскую особенность: умение ужиться с мусульманином. [Да подъем духа [нарастал] возрастал бы в России] Ведь откликнулось бы у нас], чтоб обрусело место <> Между строками вписано: 1. духом русские возь<мут> 2. обрусить место.

^7-8 Фразы: Создалась бы Россия ~ ее разъяснила. — нет.

^9-18 Но для всего этого со в воспитательных домах / для этого — для этого над» взглянуть на это дело как на [будущий] серьезный принцип, именно как на те, что в Азии наш исход, что там наши будущие неис<числимые> богатства, что там у нас океан, что когда в Европе уж от одной тесноты только заведется неизбежный коммунизм, разрушатся отдельные хозяйства, затеснятся около общих очагов, станут жить семействами в меблированных углах, а детей растить в воспитательных домах о Между строками и на полях наброски: 1. и всем им самим претящий 2. претящий им всем 3. не дали чем посеять, где варить 4. Но для колонизации <зачеркнуто> 5. Мы же дома сидя обогатились бы через них.

¹⁰ (на три четверти подкидышами) вписано.

²¹ у отцов своих / у отцов

²¹ не в каменных мешках / не в каменных воспитательных домах на три четверти

^21-22 а среди садов и засеянных полей, видя над собою чистое небо / а. Начато: а среди садов, чистого неба, засеянных полей, и лесов и еще б. а видя чистое небо, среди садов и засеянных полей <>

^22-25 Да, многие ~ спрятало, вписано на полях.

^23-24 понятия еще составить не можем во всем объеме / представить не в силах <>

²⁵ там в почве спрятано / еще в песках лежит, в почве спрятано

²⁵ После: спрятано. — И, господи, как оы славно было, если и с этим все согласились

²⁵ Но нужен новый принцип. / Но нужен принцип, принцип нужен на время хоть поворота [от Европы], сознательный [и упорный] <>

²⁵ Новый принцип / Принцип

²⁶ и потребные на дело деньги / и деньги <>

²⁶ родит / даст

^26-27 если уж всё говорить / если уж всё говорить откровенно <>

²⁷ После: к чему нам — там (на время-то по крайней мере, на время), к чему

²⁸ там, в Европе / а. повсеместно б. повсеместно, в Европе <>

^28-30 столько посольств ~ персоналом / столь блестящие посольства, с их тонким остроумием и обедами, с представительствами, с подавляющим блеском своим, но и убыточным, персоналом <>

^30-32 И что нам ~ Бисмарк? вписано на полях. Далее было: Не наше всё это дело, по крайней мере, в большин<стве> случаев

³¹ и именно теперь / теперь особенно

³² Над словом: участи — вписано: судьбы его

³² Не лучше ли / а. А не лучше ли б. И не лучше ли <>

³³ на время, в глазах Европы вписано.

^35-36 А дома бы ~ созидаться! / А внутри-то бы собираться, внутри-то бы созидаться… <> вписано.

³⁷ не унизимся вовсе / не унизимся

^37-38 в виде аллегории / в виде эмблемы [или] и аллегории <>

³⁸ вот как будет! / вот как, [но] не [опозорим] опозорили бы себя даже шапоч<кой>

^39-40 догадается и, поверьте, начнет нас тотчас же уважать / [всё поймет] поверьте, начнет уважать <> Далее было начато: Увидит, как мы расчетливо свой

⁴⁰ Слов: О, конечно, — нет.

⁴¹ на первых порах вписано.

^41-42 но отчасти ей и понравится / а. и понравится б. и понравится ей <>

⁴² Коль увидит / А увидит <>

^42-43 вступили / пустились

⁴³ После: вступили — не бросаем больше деньги зря, как прежний [крепост<ник>] помещик, весь в долгах, [и] выдающий себя за богача <>

⁴³ Слов: и решились по одежке протягивать ножки. — нет.

^43-44 увидит, что и мы тоже стали расчетливыми / Как увидит, что мы расчетливы <>

⁴⁴ сами первые бережем вписано.

⁴⁵ Слов: а не делаем его из бумажки — нет.

⁴⁵ те и они тоже тотчас же / так тотчас же и <>

Стр. 39, 

¹ на своих рынках, ценить начнут / и на их рынках повысят

² даже дефицитов и банкротств / ни дефицитов, ни банкротств <>

^2-3 а прямо к своей точке ломим вписано.

³ сами же придут к нам денег предлагать / а. сам нам денег придет предложить б. сами к нам денег придут давать предложить

^3-5 и предложат уже ~ дело делать / как уже серьезным людям, а не брандахлыстам прежним, — людям, которые [умеют] уже научились как дело делать и к чему приступать <>

^6-9 Постоите, — слышится голос ~ мы уйдем от него? / а. Позвольте, вы вот [о папе] об Гамбетте, позвольте однако же, как можно нам отвернуться от тамошних дел? Ну, а восточный вопрос, на первый хоть случай, ведь он же останется. б. Постойте, вот вы про Гамбетту, но нам нельзя бросить хоть бы Несложный вопрос на первый случаи, всех он держит, ведь он останется. Как мы от него уйдем? <> Рядом наброски: 1. Но нам нельзя бросить. И вот хоть на 2. Как нам оставить.

¹² ни единого политического ума / а. ни единою ума б. ни единого прозорливого ума <>

^13-14 Текста: (кроме разве как в отдаленном, загадочном еще нашем грядущем) — нет.

¹⁵ больше ждать / ждать <> Рядом на полях: коли то разумеется

¹⁶ Слова: заключается — нет.

^17-18 поощряемых князем Бисмарком / и в поощряемых Бbс<марком>, поощряемых Германией <> вписано.

¹⁸ и будем, конечно, протестовать / а. протестовать б. конечно, протестовать <>

^18-19 Слов: в крайних уж каких-нибудь случаях — нет.

^19-20 но пока эти обе нации ~ потрясений? / но пока они вкупе, что же мы можем сделать без огромных потрясений, которых нам они <нрзб.> <> вписано.

^20-22 Заметьте, что союзникам ~ наконец рассердились. / а. ведь им-то, союзникам-то, может быть, только того и хочется, чтоб мы наконец рассердились б. Заметьте, что им-то, союзникам-то, может быть, только того и надо, чтоб мы рассердились. <>

²² После: рассердились. — а. Для чего же сердиться, чтобы их тешить. б. А потому [лучше бы избегать] [зачем же] зачем теперь сердиться <>

²³ поощрять и любить / а. лелеять духовно и по возможности, более в настоящую минуту нельзя ничего б. любить, лелеять и по возможности сохранять <>

²³ Слов: даже помогать им чем можно при случае — нет.

²⁴ К тому же очень-то они не погибнут вписано.

^24-25 Текста: в какой-нибудь срок, со скоро кончиться. — нет.

^26-28 Ведь только бы ~ еще скорее перессорятся. / А вот только бы лишь вид показали, что в Европу уже вмешиваться более не хотим, или не столь хотим, то ведь и Восточный вопрос начал бы там разрушаться. <>

²⁹ за ее прекрасные глаза / а. лишь pour des beax yeux б. лишь за прекрасные глаза <>

^29-30 ведь она слишком знает, напротив / а. Ведь она очень ясно и всегда видит б. Ведь она и теперь очень ясно всё это видит <>

^30-31 все-таки надо, в конце концов / надо

^31-32 к германскому единству присоединить / к единству теперь присоединить <>

^32-33 А своих немцев Австрия ~ до того их дорого ценит! / А этого Австрия ни за что не уступит, даже за Константинополь. <> вписано.

^33-40 Матерьял-то для распрей ~ продолжает грозить. / C другой стороны: устранись мы из Европы [они тотчас же] тотчас они там еще скорее передерутся [чем при нас]. Теперь же мы им мешаем, они нас боятся, не знают, к кому мы примкнем. А матерьялов для распрей там страшно и без нас много. Ведь распри Франции и Германии не окончены. Там единство не только не завершено, а даже колеблется, социализм существует и вовсе не умер [-- о, там много элементов раздора], <>

^40-41 Одним словом ~ не вмешиваться / а. Нам лишь стоило бы дождаться, отнюдь не вмешиваться б. Нам лишь стоило бы в стороне дождаться, не слушать ничего и не вмешиваться <>

^41-43 и чуть только грянет там ~ покончить и Восточный вопрос / А как начнется [там] у них погром, и мы вдруг в одну минуту весь Восточный вопрос наш разрешить тогда можем <>

⁴⁴ После: франко-прусскую бойню — (ибо была не война, а бойня, армий у французов ведь не было) <>

^44-45 вдруг заявить, как тогда насчет Черного моря мы заявили; а. мы можем вдруг сказать, как и тогда сказали насчет Черного моря б. мы можем вдруг хотя бы объявить, как например тогда заявили насчет Черного моря <>

^46-47 Не желаем-де ~ с Австрией вместе. / не хочу, дескать, захватов Австрии признавать, и тогда исчезнут захваты Австрии в одно мгновение, а может, и сама Австрия тоже. Вот пока в чем Восточный вопрос. <>

⁴⁸ Фразы: Вот и наверстаем ~ упустили… — нет.

Стр. 40. 

¹ Фразы: Вы упускаете Англию. — нет.

^1-2 Увидав наше стремление в Азию, она тотчас взволнуется. / увидав, что мы стремимся в Азию, она сильно взволнуется. Без нее не обойдется. <>

^3-4 Фразы: Англии бояться ~ пословицей. — нет.

⁴ Да и ничем новым / а. Ничем б. Ничем новым <>

⁵ После: теперь. — И если хотите, наше мирное, культурное движение в Азию, может быть, именно послужит [на] первым шагом к миротворному разрешению наших недоумений с Англией <>

^5-6 Напротив, теперь-то мы и держим / ибо теперь, сидя дома, мы только держим <>

^7-9 Когда же поймет ~ своих опасений / а. Начато: Когда же увидит чисто культурное движение наше б. Если же мы откроем побольше корней, [тогда же] она [может быть], пожалуй [больше] лучше поймет характер движений наших в Азию и в первый раз, может быть, сбавит многое из своих опасений. Ф На полях набросок к окончательному тексту: Когда же поймет [наш] настоящий культурный характер нашего движения в Аз<ию>

^9-10 Впрочем, я согласен, что не сбавит и что до этого еще ей далеко./ Впрочем, я согласен, что до этого еще далеко… <>

¹⁰ Но, повторяю / а. Но, довольно, пока б. И пока довольно! <>

¹¹ никуда не ходить / в [лес] Азию не ходить <>

^12-13 После: солдатики / и да не забудем [никогда] Геок-Тепе <>

^13-14 Текста: и вечная память ~ их занесем. — нет.

Варианты стенограммы А. Г. Достоевской¹

¹ В ряде мест стенограммы оставлены пробелы. По всей видимости, А. Г. Достоевская не успевала сделать запись за диктовавшим ей Достоевским, Эти пробелы нами оговариваются лишь в приводимых вариантах.

<Глава первая (§§ III—V), глава вторая (фрагмент § 1)>

Стр. 12. 

^34-35 Заголовка: III. Забыть текущее ради оздоровления корней. По неуменью впадаю в нечто духовное. — нет.

⁴⁰ характер / или характер <>

Стр. 13. 

⁷ разумеется, тотчас же раздается /вот, конечно, сейчас раздастся и <>

^18-19 После: не заботился — и из прежних и особенно нынешних <>

¹⁹ а уж особенно / особенно <>

^43-44 уже в новое текущее / уж теперешнее <>

⁴⁵ теперешнее наше текущее / теперешнее <>

⁴⁷ И что же / Но что же <>

Стр. 14. 

¹ о платежах по займам / о платежах <>

³ что и я / что я <>

⁵ именно начав / начав <>

⁹ доселе никогда / доселе <>

¹⁰ сейчас же / сейчас <>

¹⁴ забвения текущего, в каждый / забвения, забыть, что каждый <>

^17-18 Слов — который взять -- нет.

¹¹ поставить перед собой и затем / поставить, затем

¹¹ О, на это всё тот же вопрос: куда ж девать текущее-то / О, опять все то же: куда ж текущее <>

¹¹ на одну двадцатую долю ежегодно / на одну 20 <>

^24-25 обратить это / обратить <>

³⁰ оно всё не утратится / оно вовсе не утратится <>

³⁰ Слов: вовсе не похерится — нет.

^45-46 несмотря на то, что на / а на <>

Стр. 14—15. 

^48-1 и отнимите Париж у Франции / отнимите Париж <>

Стр. 15. 

³ воображают иные / воображают <>

⁵ После: живет — без которого народ русский не может и не хочет стать. Во всем же остальном <пробел> Петербург для России имеет значение [весьма маленькое] весьма даже небольшое. Правда, в нем и царские слуги живут, но народ может их представить себе и во всяком ином месте, кроме Петербурга, если бы царь покинул его. <>

^8-9 замкнувшись от нее в своем чухонском болоте / замкнулась от нее в чухонском болоте <>

¹⁰ Слов: до размеров микроскопических — нет.

¹¹ Но выгляните / А между тем выгляните <>

¹⁴ отрицает море народа русского / отрицает и море, море народа русского <>

¹⁸ косное и бессознательное / косное или бессознательное <>

²⁹ После: русские люди — вот возьму, например… <>

³¹ многое народом понято / многое понято <>

³³ После: не поверили бы. — Это видится, оно предчувствуется

³⁸ человека / человечка <>

³⁹ не верить своим пяти чувствам / не верить <>

⁴³ Слов: повторяю это — нет.

^43-44 своего высокомерия / своей спеси

^44-45 капельку больше / капельку <>

⁴⁶ После: каким бы — повторяю это <>

Стр. 16. 

¹ старые, истрепанные славянофильские бредни / славянофильские бредни <>

^1-2 Слов: совсем даже не реальное, а какое-то даже духовное — нет.

^3-4 Фраз: И что за корни? Какие корни? — нет.

⁶ начнем об самих «корнях» / [и я перехожу] начнем об «оздоровлении корней». Но ведь эта тема — это тоже море-океан в своем роде, и где мне с ней справиться? А потому я лишь смиренно укажу лишь на 2-3 пути и примера, потому что путей этих, то есть чтобы оздоровить корни, множество, перечислять их нет возможности, да и разглядеть их вовсе нет возможности. Беру для пробы 2-3 идеи, и, увы, опять-таки убежден заранее, что и их не поймут, потому что я и их не сумею выразить во всей полноте, то есть настолько полно для всех, как я их сам один понимаю. Тут будет опять моя вина или петербургский фатум. <>

^6-8 Заголовка: Первый корень ~ полезного для финансов. — нет,

¹² Слов: всё тот же море-океан — нет.

^12-13 о котором я сейчас мою речь завел / о котором я сейчас говорил, об котором мою речь завел <>

¹⁵ Слов: про море-океан — нет.

²⁴ После: здорова — болезнь же почти внешняя <>

²⁴ болезнь / она <>

²⁷ и выхода к ней беспрерывно и всё не находит / и выхода к ней не находит <>

³³ после великого освобождения его / после его освобождения

^34-35 стало глубоко вериться / стало вериться <>

⁴² После: «Русь». — Явились кулак и мироед <>

⁴³ Слов: пьяное море как бы разлилось по России — нет.

⁴⁴ но все-таки жажды / но жажды <>

⁴⁶ правды уже полной / правды полной <>

Стр. 17. 

^22-23 a после этого чтения отступились / и отступились <>

⁸⁰ уж теперь тянет / необычайно тянет <>

Стр. 18. 

^2-3 прогрессивная интеллигенция / интеллигенция <>

^3-4 мимо народа / мимо людей <>

¹⁵ После: а вы от него. — Вы как бы находили и мои слова <>

²¹ в некоторых из нас / во многих случаях <>

²³ После: права — и пребывает в нас несомненно <>

^23-26 Слов: Началось же оно ~ воскрес народ — нет.

²⁸ Тут повторю / С другой стороны, повторю <>

²⁸ весьма старые мои же слова / мои старые слова <>

³¹ После: В сущности — (о, я повторю, что давно говорил) <>

^31-32 и нет никакой / и нет ничего <>

³⁴ есть у него / есть <>

⁴⁴ Слов: на предрассудки — нет.

Стр. 79. 

¹⁰ неустанная жажда ее / уж сознательная даже жажда ее <>

^10-11 Слов: иной раз даже почти бессознательная — нет.

^12-13 Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского / Не западным коммунизмом, не механическими формами жаждет спастись <>

¹⁵ Фразы: Вот наш русский социализм! — нет.

^17-18 других «идей» / других причин и «идей» <>

¹⁹ миросозерцании / взгляде <>

³⁰ Слов: таким, каким бы желал его видеть и — нет.

³¹ После: напредставит его — так и бывает сплошь, представят себе совершенно обратное тому, что есть в самом деле, и таким образом постоянно пребывают в мире фантастическом, а не реальном. <>

^31-34 Фразы: А так как народ ~ опасное столкновение. — нет.

³⁴ Ибо вышесказанная формула / Вышесказанная форму. <>

³⁶ человека / человечка <>

³⁶ сперва / сначала <>

³⁷ Слов: точно таков как я — нет.

⁴⁰ ибо народ / О, народ <>

Стр. 20. 

⁷ Слова: теперь — нет.

¹³ годовые бюджеты / бюджеты <>

^16-17 Слов: О, совсем не просвещение — нет.

¹⁸ Слов: все-таки пребывает и — нет.

^28-29 Слов: а без нравственного спокойствия — нет.

^35-36 не пускаюсь / не пушусь <>

⁴² После: неисчислимое — и все переменилось <>

⁴⁵ не случилось в нем большого волнения / нет-нет да и не разбушевалось <>

Стр. 21. 

^1-3 Заголовка: V. Пусть первые скажут ~ уму-разуму поучиться. — нет.

^4-5 После: достоин его. — Я говорю в эту минуту про простой народ, про рабочий, про крепостной. <>

⁹ по местам, по уездам, по хижинам / сидя по местам, по уездам <>

¹¹ весь вкупе / весь сообща <>

¹⁶ с мужиком проскочит / проскочит <>

¹⁶ Слов: но ведь и тот мужик — нет.

^20-21 формул особенных совсем / формул и форм никаких <>

^34-35 Слов: страшными для народа двумя веками — нет.

³⁹ После: дождался — освободителя царя, освободителя детей своих <>

Стр. 22. 

¹ После: осуществились — (в освобождении народном от крепостной зависимости) <>

^1-2 от дальнейших надежд / от него <>

⁵ Слов: к царю — нет.

⁹ Слов: как эта органическая, живая связь народа с царем своим — нет.

¹³ вера народа / вера <>

¹⁴ После: беду — <нрзб.> всякую реформу (у нас если бы она могла только), то есть важно <пробел> всё народное, если бы она могла возникнуть не на этом адамант<овом> основании — всякую реформу эту не примет и отвергнет народ наш. <>

¹⁵ силы народные / силы <>

²³ Слов: у нас — нет.

²⁵ но вековое / Это дело у нас вековое <>

^26-27 так как же после этого (уже по этому только одному) / Главное же то, что как ни у кого и никогда не бывало, ни у какого народа — как же <>

^27-28 не особлив ото всех народов / не особлив <>

²⁸ После: идеи? — Ибо здесь власть есть лишь власть, и только, есть Егова, а у нас есть Отец, так народ решил, так восхотел. <>

^28-29 напротив / после этого <>

^34-38 Текста: Вот чего не понимают ~ как нигде в Европе — нет.

³⁸ то вот вам / И вот вам <>

⁴⁸ на этом же / на этом же самом <>

⁴⁸ не бывало / не было <>

Стр. 24. 

² После: заблуждения их. — Для мнения европейских народов <пробел> был бы деспотом, ну, так как же нам попять <пробел>: «Самодержец-отец». Уж по сему одному они страшно много в нас и не могут понять, нас отвергают, нас даже презирают за это. <>

^14-15 Слов: да и нас не обидит, коли об нас речь зайдет — нет.

^15-16 Фразы: Пусть постоим и поучимся ~ правду говорить. — нет.

^17-18 и реальности ума его, серьезности этого ума / и честности его и уму его <>

^18-21 Текста: Вы скажете ~ вызовет разум. — нет.

^23-24 деловитости и серьезности / премудрости <>

³⁵ После: мало — они будут только смешны и безвредны

³⁶ начало и первый шаг / напало <>

^45-46 познакомить столь близко / познакомясь <>

Стр. 25. 

² хорошего дела / благого дела <>

¹⁷ слияние сословий / слияние сословное <>

²⁰ Слов: и многое почтут — нет.

²⁹ После: сказать — рано ли, поздно ли, но хотя когда-нибудь <>

³⁵ с основными началами / с идеями <>

³⁶ так сильно восстать / восстать <>

³⁷ После: и даже очень. — Да и образование-то и наука-то сама <пробел> в долгу <нрзб.> и наши ученые <пробел> разрешить загадку свою о том, что это такое на вещь «<нрзб.> долг в науке»? <>

³⁸ Слов: весьма может быть, что — нет.

^38-39 началось бы у нас именно с этого шага / воцарилось бы разом <>

³⁹ надежда / новая надежда <>

Стр. 25—26. 

^48-2 разъяснено, освещено ~ навело бы на мысль / разрешено великими делами <>

Стр. 26. 

³ не поймут всего / не поймут меня <>

²⁰ правда о многом / правда о деле <>

²¹ убережет многих из нас / убережет впредь многих <>

^30-31 Заголовка: I. Остроумный бюрократ. Его мнение о наших либералах и европейцах. — нет. <>

³² первую мою главу / мою главу <>

³³ После: скучно. — начато: Тем не менее

³⁴ еще хотелось бы / хочется <>

³⁷ поневоле / без того

⁴⁰ эти голоса / это <>

⁴¹ Слов: а… баловство — нет.

^43-44 Фразы: В следующих номерах дайте повесть. — нет.

Стр. 27. 

⁵ сидим / пребываем

^10-11 многое могло бы даже сейчас же осуществиться / сейчас осуществится <>

^12-14 Текста: мух из патоки повытащить ~ стало сидеть. — нет.

^19-20 разъяснять неустанно в будущих моих номерах «Дневника» / разъяснять в будущих моих статьях о «письмах», если к ним ворочусь. А теперь пока пусть это останется в некотором <пробел> необходимости. <>

^21-22 остроумным бюрократом / умным бюрократом <>

²² изрек / оказал <>

^23-24 Слов: касающихся изменения — нет.

²⁵ как раз / именно <>

^25-26 но специально в смысле / в смысле <>

²⁶ финансовых средств наших / государственных средств <>

^28-29 в этом смысле / в этом именно смысле <>

^32-33 именно на пятьдесят тысяч солдат / хотя на пятьдесят тысяч <>

³⁴ Слов: армию нашу — нет.

^39-40 но на такие ~ радикальной жертвы / но именно на «текущие», а пожалуй, и на такие, без которых очень бы можно было прожить, вовсе не употреблять <>

⁴³ все-то там / все-то там друзья наши <>

⁴⁶ После: денежки. — Вот если бы они пошли на дела текущие, тогда бы было дело другое.

⁴⁷ настоящее дело / настоящее, а не фантастическое дело <>

Варианты наборной рукописи (НР)

<Глава первая>

Стр. 5. 

¹⁶ и в смысле этом рекомендуется / и рекомендуется экономистом и всякий редактор теперь экономист. Всякий сотрудник чуть не выговаривает: «И я тоже стал экономистом».

¹⁷ кто может теперь не быть экономистом вписано.

²⁰ После: финансах — да и как не рассуждать и наших-то финансах!

³¹ всё та же косная масса / косная масса" <>

³² масса вписано.

³⁵ развелось / тогда развелось

Стр. 6. 

⁸ вдруг спрашивает / вдруг входит и спрашивает

^12-13 и, уж конечно, тут отчасти / Опять-таки как не писать, хотя, впрочем, тут отчасти

^14-16 Слов: не интересуюсь — нет.

^17-18 хоть и истинные гражданские боли, а вписано.

¹⁸ почти везде всё / все везде

<Глава вторая>

Стр. 26. 

^29-31 Заголовок: Глава вторая. I. Остроумный бюрократ. Его мнение о наших либералах и европейцах. — вписан.

³² первую списано.

³² и статью / мою статью

³⁴ еще хотелось бы / хочется

^37-38 поневоле пришлось бы / без того пришлось бы

⁴⁰ предчувствую эти голоса / предчувствую это

⁴¹ а… баловство вписано.

⁴² мистического / почти мистического

^43-44 в следующих номерах дайте повесть, вписано.

Стр. 27. 

^12-14 мух из патоки повытащить ~ и сладко стало сидеть, вписано.

^19-20 разъяснять неустанно в будущих моих номерах «Дневника» / разъяснить в будущих моих статьях о финансах, и если только к ним вернусь. А теперь пока пусть это останется в некотором мраке неизвестности.

²¹ довольно даже остроумным / весьма даже умным

²² изрек / сказал

^23-24 касающихся изменения / касающихся до изменения

²⁵ как раз о финансах / именно о финансах <>

²⁵ но специально вписано.

²⁶ финансовых средств наших / государственных сил и имуществ

³² именно / то есть <>

³³ солдат вписано.

³⁴ армию нашу вписано.

³⁵ прекрасно бы / прекрасно бы было бы

³⁷ промелькнут опять / промелькнут

^39-40 но на такие ~ радикальной жертвы / но именно на «текущие», а пожалуй, и на такие, без которых очень бы можно было прожить, их вовсе не удовлетворяя <>

⁴⁶ то есть текущем / только текущем

⁴⁷ на настоящее дело / на настоящее, а не на фантастическое дело <>

Стр. 28. 

¹ положил / захотел

⁶ довольно часто / беспрерывно

^7-8 в результатах выходит, что вписано.

⁸ как бы всё увеличиваются / всё увеличиваются

¹⁸ Другие возражали / Другие прибавляли

¹⁹ можно бы / можно

²⁰ вовсе без ропота вписано.

²³ против теперешнего / против прежнего

²⁵ даже и он / он

^25-26 не возразил / не возражал <>

^26-27 и при четырех, дескать / будет, дескать, и четыре, то и тогда

²⁷ стало быть, не счел же этого / стало быть, же не счел это

^31-33 показались мне ~ даже идею / показались мне любопытными, заключавшими в себе некоторую как бы <оставлено место для одного слова> даже идею

^35-36 спешу и сам сознаться / спешу сознаться

⁴⁶ прочее / прочие

47 так было / то есть 

Стр. 29. 

³ двести лет / а. Как в тексте. б. полтораста лет

³ не нарушался / не нарушился

^5-6 и прочее вписано.

⁶ Оказалось / но… оказалось

⁷ начало / стало

¹¹ и великом национальном деле / и национальном деле

^14-15 но очень стараясь о том сами / не стараясь [осо<бенно>] о том особенно сами

¹⁸ выросла / уже выросла

¹⁹ зиждем и сохраняем / сохраняем

^20-21 мы то сами, как установление, а затем и вся наша деятельность / мы-то сами, во всем <оставлено место для одного слова> нашем и нашей деятельности

^27-28 и, главное, всё стоит и не падает / всё стоит, но падает

²⁸ именно то-то и главное, что пока не падает / вот ведь это главное, что не падает

²⁸ После: не падает. — Почему же не падает? Потому что вековой принцип стоит, а не падает. <>

^29-30 пожалуй, что и не всё / не всё

³² зато / но зато

³² уже реальное / реальное

^36-37 так, чтобы ничего не упало вписано.

^39-40 не слетавший / не слетевший

⁴³ мы виноваты / вы виноваты

⁴⁴ будто мы стараемся преобразить / мы преобразили

^47-48 и благороднейший принцип / за благороднейший принцип

⁴⁸ и бесполезный / а. Как в тексте, б. а бесполезный <>

Стр. 30. 

^1-2 то есть слишком мало / слишком мало

² сам в нерешимости вписано.

⁴ даже / сам даже

⁵ полез он / лезет он <>

⁸ всё тянется / всё тянет <>

⁸ долго еще / долго

⁸ будет тянуться / будет тянуть <>

^8-9 Вы опять не верите / Вы не верите

¹¹ разрешите ей все возможности / разрешите возможности

¹² даже формально / формально

¹² и со строгостью вписано.

^14-17 все какие есть журавли ~ скопируют / сами собою кончут тем, что станут чиновниками, дух наш и образ примут, запросятся сами же к нам

¹⁷ выборный мужик / выбранный мужик

¹⁷ к нам вписано.

²² как-нибудь вписано.

²⁴ духу века соответствующее вписано.

²⁵ или что или там что

³² После: вредным — несравненно более вредным, чем полезным

³⁴ После: формулу — на которой стоим мы и числимся вот уже почти два века

^34-35 если только у вас ~ на такое дело вписано.

^35-38 да ведь это будет изменой ~ европейцы / Да ведь это измена всему нашему русскому европеизму, это отрицание того, что и мы, русские, европейцы

Стр. 31. 

² с ними / с вами

⁴ заодно с ними / заодно

^5-6 наш дух заключен и даже наш образ / наш дух и наш образ, вся наша формула

^7-8 это мы-то лишь одни ~ всей формулы / это мы самые и есть. Мы-то и есть настоящая формула

^9-10 Мы одни и ее толкователи. / Мы ее воплощение, мы ее толкователи.

¹² станут / будут

¹⁷ предварительная культура / культура <>

¹⁹ ныне / теперь

²⁰ сокращены и облегчены / сокращены

²⁵ не возражал ему / не возражал

^25-26 именно как бы «нечто» / нечто, именно «нечто»

²⁶ действительно существующая вписано.

^27-28 и притом таким тоном говорят лишь люди отходящие. / Да и так резко и решительно действительно говорить могут лишь люди отходящие

²⁹ После: «нечто» — над чем нельзя не призадуматься

³⁰ Заголовок: II. Старая басня Крылова об одной свинье. — вписан.

³¹ наконец совсем уже вписано.

³² одну / лишь одну

³⁵ еще когда я начал собираться / когда я собирался

³⁹ Но это всё равно, она и к нам подходящая. / Мне же кажется, что ее бы можно приложить и к настоящим корням, к тем самым, о которых заговорили.

³⁹ Вот эта басня: / Это басенка об одной свинье.

Стр. 32. 

^10-11 Хороша басенка? И неужели мы согласимся походить на такой портрет? вписано.

¹² Заголовок: 3.^[206] Геок-Тепе. Что такое для нас Азия? — вписан. Выше рукою А. Г. Достоевской: NB. Дневник писателя. Продолжение главы второй.

¹⁶ чрезвычайно равнодушно / Начато: с чрезвычайным р<авнодушием>

²² После: о, нет, — но даже и молчавшие, даже никакого мнения не высказывавшие, всё же обнаруживали чрезвычайное равнодушие, почти затаенную неприязнь к нашим новым приготовлениям к войне с текинцами.

²² но всё же надо сознаться, что / Сознаться надо, что и вообще

²³ весьма многие вписало.

²⁴ неизвестность / полная неизвестность

^33-34 европейская наша Россия / Россия

³⁶ добыть / найти

Стр. 33. 

¹ После: Ломакина — именно по всей Азии

³ был поколеблен / поколебался

⁵ в воображении их / в воображении

⁵ После: стоять — а. превыше всех на всем мусульманском Востоке, даже б. превыше всего и всех на всем мусульманском востоке <>

⁹ есть царь и калифу / есть царь и калифа

¹⁴ Потому необходимость / Потому необходимо

^22-23 взгляд наш на Азию. Надо прогнать лакейскую боязнь / взгляд наш на Азию и лакейская боязнь того

³² стоили / стоил

³³ и утратою / а. Как в тексте. б. [отчасти] частью и утратой

³⁴ наконец вписано.

³⁵ ушло у нас / ушло

³⁶ После: а не азиаты. — и наконец, и затемнением рассудка нашего. <>

^37-38 необходимый и спасительный вначале вписано.

³⁸ был все-таки слишком силен / а. был очень силен б. был все-таки очень силен <>

⁴¹ После: татар — (Grattez le Russe, vous trouverez un tartare!)

Стр. 34. 

⁵ именно тогда / именно

^8-9 теперешний Восточный вопрос / Восточный вопрос

¹⁰ После: разрешен — а может быть, Константинополь был бы уже наш

^14-15 еще слабы тогда / слабы

^15-16 Наполеон / Наполеон бы

¹⁹ Но мы всё отдали за картинку / Но мы сделали иначе <>

^21-22 с злейшими подозрениями / с злейшим подозрением

^29-30 сильнее нас стали / сильнее нас

³² междоусобие / междоусобия <>

³² После: когда — начато: нам уг<рожала>

^35-36 Кончилось тем, что теперь всякий-то / Теперь, усилившись и устроив себя, нам же отчасти благодаря, всякий-то

³⁶ держит / держит теперь

³⁹ роль Репетилова / роль вроде Репетилова

⁴⁴ их друзья и слуги / их слуги

Стр. 35. 

⁸ просвещение / просвещение и цивилизацию <>

⁹ ближе по духу / ближе

¹¹ в человечество / в человечестве

¹⁷ на этот раз / а. Как в тексте. б. в этом случае

²⁹ хотя там / хотя они

³⁰ сознаются / сознают

³² послуживших уже / послуживших

³³ Но ни за что, однако же / Но ни за что, однако же, и никогда

³³ не поверит теперь / не поверит

³⁶ Канта / Контэ

³⁸ они и правы / она и права

⁴³ не признает / не причтет

⁴³ считает / и считает

⁴⁴ им / а. Как в тексте. б. ей

⁴⁶ им / ей

Стр. 36. 

^5-6 новый взгляд на дело вписано.

^15-16 ни отрывались / ни отрывать

¹⁰ оставлять Европу совсем / оставить Европу

^41-42 лентяи / все лентяи

Стр. 37. 

² нас / его

¹¹ было бы уже / было уже

¹² вместо нас / Начато: на нашем м<есте>

²⁷ После: провели! — Ну так ведь это же европейцы, а всё же не мы. Сами же вы называете нас азиятами.

²⁸ Ну, так как же вы восклицаете / Восклицаете <>

²⁹ и сами / и сами же <>

⁴¹ исходом / бессознательным исходом

^41-42 многочисленным беспокойным умам, всем стосковавшимся, всем обленившимся, всем без дела уставшим / многочисленных беспокойных умов, всех стосковавшихся, всех облепившихся, всех без дела уставших

⁴³ Устройте / Создайте <>

Стр. 38. 

^3-4 расправьте / развяжите

⁷ Создалась / Начато: Обр<азовалась>

^14-15 претящий им самим унизительный коммунизм / претящий им всем коммунизм

²³ понятия / Начато: пр<едставления>

^35-36 а дома бы тем временем ~ созидаться! вписано.

³⁸ про шапочку / про шапочку-то

^41-41 отчасти ей и поправится / и понравится ей

⁴² Коль увидит / Увидит

⁴⁴ стали расчетливыми / стали расчетливы

Стр. 39. 

¹⁰ После: вопроса — слилась

²⁰ теперь вписано.

²¹ союзникам / союзникам-то

²⁵ очень скоро кончиться / очень скоро как кончиться

^26-27 не желаем / не хотим

²⁷ без нас-то оставшись / без нас

²⁹ После: возлюбила — за

²⁹ до того их дорого ценит вписано.

^41-42 грянет там — у них распря / грянет европейская распря.

⁴² «политическое равновесие» / политический строй

⁴² Восточный вопрос / весь Восточный вопрос

Стр. 40. 

^2-4 переделанною на новый лад пословицей вписано.

² и держим / именно держим {Ниже подпись: Ф. Достоевский. На обороте страницы рукою А. Г. Достоевской: Насчет Вост. вопроса, — это мм потом, когда больше будет времени и места. И поверьте, скажу вам тогда самое подходящее к теперешнему спору

— Ну, а Англии бояться

вычеркнуть}

ПРИМЕЧАНИЯ

В двадцать седьмом томе Полного собрания сочинений Достоевского завершается публикация его журнального и вообще литературно-публицистического наследия. В томе этом печатаются: 1) январский выпуск возобновленного Достоевским после завершения романа «Братья Карамазовы» «Дневника писателя» за 1881 г. — последний, который автор успел подготовить и который поступил в продажу уже после его смерти; 2) записная тетрадь 1880—1881 гг., содержащая размышления и заметки полемического характера, наброски для этого и последующих, неосуществленных, выпусков «Дневника»; 3) материалы, не предназначавшиеся Достоевским для печати дневникового и автобиографического содержания, повлеченные из записных тетрадей и других рукописей писателя и не вошедшие в предыдущие тома Полного собрания сочинений ввиду их личного характера; 4) дополнения ко всем предыдущим томам — художественные и журнально-публицистические тексты 1864—1880 гг., которые были разысканы (или назначение и время написания которых были определены) после выхода соответствующих томов Полного собрания сочинений.

Кроме того, том содержит отдел «Приписываемое Достоевскому» («Dubia»). Здесь помещены те анонимные статьи из журнала «Время» и газеты-журнала «Гражданин», приписанные Достоевскому В. В. Виноградовым, Л. П. Гроссманом и другими исследователями, для атрибуции которых писателю (или для того, чтобы признать возможной и весомой долю его авторского участия в них), по мнению редакции, есть серьезные основания; тем не менее вопрос об авторстве Достоевского для статей данного раздела остается и сегодня, как представляется редакции, не решенным окончательно, требует дальнейшего изучения. Вслед за этими статьями помещены списки: 1) произведений Достоевского, известных нам по названию, но остающихся до настоящего времени не разысканными; 2) статен и заметок, хотя также в разное время приписывавшихся Достоевскому, но либо, как установлено ныне, не принадлежащих его перу, либо для которых авторство Достоевского представляется редакции менее вероятным, чем авторство других лиц, печатавшихся в том же журнале (соответствующая аргументация сжато приведена вслед за названием каждой статьи); 3) произведений, переведенных Достоевским, либо отредактированных им как редактором журнала и несущих на себе более или менее ощутимую печать его стилистической правки (что не дает нам, как представляется редакции, права рассматривать их как выражение его личной авторской позиция и писательский творческой личности, но делает эти произведения заслуживающими внимания тех, кто специально изучает журнально-редакционную работу писателя).

В конце тома помещены указатель имен к томам XVIII—XXVII, алфавитный указатель произведений, помещенных в этих томах, и список замеченных опечаток.

Из журнальных заметок, приписанных Достоевскому и входивших в прежние издания его статей, в настоящем издании из корпуса заметок Достоевского исключены, как не принадлежащие ему, три анонимные заметки: «Желание», «Из текущей жизни» («Поток жизни неудержим…») и «От редакции (к корреспонденции из Германии)» (1926, т. XIII, стр. 527—528; 452—453; 455—457; ср.: наст. том, стр. 181, 183, 184). Вместе с тем в тома XVIII—XXVII впервые включен ряд других материалов, принадлежность которых Достоевскому установлена позднее (или доля участия писателя в которых представляется настолько значительной и весомой, что позволяет считать его их соавтором).

По предварительному плану (см. наст. изд., т. I, стр. И) предполагалось, что статьи Достоевского и «Дневник писателя» займут в нем тома XVIII—XXIV Полного собрания сочинений, а тома XXV—XXX будут отведены под письма. Однако печатание публицистики Достоевского и рукописных материалов к ней, которые до выхода академического издания не были расшифрованы полностью и объем которых невозможно было точно определить заранее, потребовало большего количества томов, чем было отведено для нее первоначально. Поэтому последние три тома Полного собрания сочинений (XXVIII—XXX), где печатаются письма Достоевского, будут состоять — каждый — из двух полутомов.

Текст «Дневника писателя» 1881 г. и все рукописные материалы к нему и варианты подготовила Г. В. Степанова, текстологический редактор — И. А. Битюгова. Текст записной тетради 1880—1881 гг. подготовлен И. Д. Якубович, «Из текущей жизни» — И. А. Битюговой, «Ответ на протест» — В. А. Викторовичем, другие статьи раздела «Dubia» — В. А. Тунимановым. Все остальные материалы тома (записи личного и издательского характера, альбомные записи, дополнения к предыдущим томам) подготовила Т. И. Орнатская.

Примечания к тому составили: А. М. Березкин (реальный комментарий к «Дневнику писателя» 1881 г. и подготовительным материалам), И. А. Битюгова («Из текущей жизни»), В. А. Викторович («Ответ на протест»), Т. И. Орнатская (записи личного и издательского характера, альбомные записи, дополнения к предыдущим томам), В. А. Туниманов («Дневник писателя» 1881 г., записная тетрадь 1880—1881 гг., статьи в разделе «Dubia», кроме указанных выше), Г. М. Фридлендер (вводная заметка, общая преамбула к отделу «Приписываемое Достоевскому» списки произведений, приписанных Достоевскому и отредактированных им, которые не вошли в состав данного издания; при участии А. М. Березняка, Н. Ф. Будановой и В. Е. Ветловской).

Указатель имен к томам XVIII—XXVII и алфавитный указатель произведений, помещенных в этих томах, составили Г. В. Степанова и И. Д. Якубович.

Редакционно-техническая работа по подготовке рукописи тома к печати осуществлена Г. В. Степановой.

Редактор XXVII тома — Г. М. Фридлендер.

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ. 1881 Источники текста

ЗТ -- Записная тетрадь (заметки, наброски, перечни тем, записи о прочитанных статьях из газет и журналов. См. наст. том, стр. 42—87). 1880—январь 1881 г. Хранится: ЦГАЛИ, ф. 212.I.17, стр. 1—58 (авторская нумерация: 1—53); см.: Описание, стр. 89—90. Опубликована: Биография, отд. II, стр. 365—375 (не полностью); ЛН, т. 83, стр. 667—706 (преимущественно не вошедшее в первую публикацию). 

ПМ -- Подготовительные материалы (наброски, конспекты, заметки. См. наст. том, стр. 190—197). 5 лл. Хранятся: ГБЛ, ф. 93.I.2.2.18/1—2 и ИРЛИ, ф. 100, №№ 29486 и 29783 (на конверте письма В. М. Каченовского от 20 октября 1880 г.); см.: Описание, стр. 90 и 399. Публикуются впервые. 

ЧН -- Черновые наброски к неосуществленным главам (см. наст. том, стр. 197—201). Набросок <1>: ГБЛ, ф. 93.I.2.17, с. 42 (в тетради с черновым автографом "Дневника писателя" 1881 г.); набросок <2>: ИРЛИ, ф. 100, № 29485; см.: Описание, стр. 90. Публикуются впервые. 

ЧА -- Черновой автограф первой и второй глав (см. наст. том, стр. 207— 254). На стр. 1 авторская дата: "4-го января/81. Воскресение". 38 стр. (авторская нумерация: 1—25 и 1—10). Хранится: ГБЛ, ф. 93.I.2.17, стр. 1—60 (из них 22 страницы -- пустые); см.: Описание, стр. 90—91. Публикуется впервые. 

Сг -- Стенограмма А. Г. Достоевской (расшифрована Ц. М. Пошеманской): глава первая (§§ III—V), глава вторая (§ I). См. наст. том, стр.254— 258. Хранится: ИРЛИ, ф. 100. № 30470. Текст § III из главы первой опубликован: ЛА, т. 6, стр. 112—118. Полностью публикуется впервые. 

HP -- Наборная рукопись: 1) Начало первой главы (см. наст. том, стр. 259). 2 лл. Хранится: ГПБ. 2) Вторая глава (см. наст. том, стр. 259— 263). 26 лл. (пагинация красными чернилами рукою А. Г. Достоевской (?): 155—204). Лл. 1—18 (верхняя половина) -- рукою А. Г. Достоевской, лл. 18 (нижняя половина)-- 25 -- автограф. Хранится: ИРЛИ, ф. 100, №№ 20487 и 29488; см.: Описание, стр. 91. Публикуется впервые. 

18811 -- Ф. М. Достоевский. Дневник писателя. 1881. СПб., 1881. 

18812 -- Ф. М. Достоевский. Дневник писателя. 1881. Изд. 2-е, в траурной рамке. СПб., 188!. 

Впервые напечатано: 1887₁ с подписью: «Ф. Достоевский» (ценз. разр. — 28 января 1881 г.).

Печатается по тексту 1881₂ с исправлениями по черновому автографу:

Стр. 17, строка 26: "то есть в уединении" вместо "то есть в единении" (по ЧА). 

Стр. 20, строка 6: "уединении своем" вместо "единении своем" (по ЧА). 

1

Декабрьский выпуск «Дневника писателя» за 1877 г. Достоевский заключил обращением «К читателям», в котором обещал возобновить издание журнала через год (см. наст. изд., т. XXVI, стр. 126—127). Достоевский неопределенно обещал читателям «один выпуск» «Дневника» и в 1878 г.: «Может быть, решусь выдать один выпуск и еще раз поговорить с моими читателями. <…> Если выдам хоть один выпуск, оповещу о том в газетах» (там же, стр. 126).

"Художническая работа) («Братья Карамазовы») оказалась не менее срочной и тяжелой, чем издание ежемесячного «Дневника писателя». Возобновить «Дневник писателя» Достоевскому удастся лишь спустя три года после упомянутого обращения. Но и до этого у Достоевского не раз возникало желание выступить со «случайными» статьями^[207] или возобновить «Дневник». Он писал 24 августа 1879 г. К. П. Победоносцеву: «Я вот занят теперь романом (а окончу его лишь в будущем году!) — а между тем измучен желанием продолжать бы Дневник, ибо есть, действительно имею, что сказать — и именно как Вы бы желали — без бесплодной, общеколейной полемики, а твердым небоящимся словом».^[208] А в декабре (27) Достоевский в письмо к В. В. Лоренцу приблизительно указывает, когда он намерен возобновить «Дневник», и даже сообщает о возможной теме одной будущей статьи: «Я, может быть, с осени возобновлю „Дневник Писателя“. Статья о посещении больных на 11-й версте могла бы выйти очень любопытною и мне к Дневнику подходящею».

Накануне поездки в Москву на пушкинские торжества Достоевский в письме (19 мая) К. Л. Победоносцеву твердо очерчивает направление своей литературной деятельности на 1881 г.: «С будущего же года, уже решил теперь, возобновлю „Дневник писателя“. Тогда опять прибегну к Вам (как прибегал и в оны дни) за указаниями, в коих, верю горячо, мне не откажете». {Победоносцева обрадовало намерение Достоевского вернуться к публицистике. В письме от 12 августа Победоносцев напоминал Достоевскому о его планах: «… а Дневник вам непременно надобно издавать в следующем году: к этому вы нравственно обязаны» (ЛН, т. 15, стр. 146).

О своих планах Достоевский сообщал почти одновременно — 17 июля — Е. А. Штакеншнейдер: «К сентябрю хочу и решил окончить всю последнюю, четвертую часть Карамазовых, так что, воротясь осенью в Петербург, буду, относительно говоря, некоторое время свободен и буду приготовляться к Дневнику, который, кажется уже наверно, возобновлю в будущем 1881 году». А 18 июля он писал В. Ф. Пуцыковичу: «Дневник кажется наверно возобновлю в будущем году».}

Решение издавать «Дневник писателя» особенно укрепилось в период, последовавший за успехом речи Достоевского на пушкинском праздники и полемики вокруг нее: "Он решился вновь взяться за издание «Дневника писателя», так как «а последние смутные годы у него накопилось много тревоживших его мыслей о политическом положении России, а высказать их свободно он мог только в своем журнале. К тому же шумный успех единственного номера „Дневника писателя“ за 1880 год дал нам надежду, что новое издание найдет большой круг читателей, а распространением своих задушевных идей Федор Михайлович очень дорожил. Издавать „Дневник писателя“ Федор Михайлович предполагал в течение двух лет, а затем мечтал написать вторую часть „Братьев Карамазовых“…» (Достоевская, А. Г., воспоминания, стр. 370). О направлении будущего издания Достоевский пишет (25 июля) К. П. Победоносцеву: "В нем (выпуске, — Ред.) моя речь в Москве, предисловие к ней, уже в Старой Руссе написанное, и, наконец, ответ критикам, главное Градовскому. Но «то не ответ критикам, а мое proiessiou de loi на всё будущее. Здесь уже высказываюсь окончательно и непокровенно, вещи называю своими именами <…> То, что написано там, для меня роковое. С будущего года намереваюсь „Дневник писателя“ возобновить и теперь являюсь тем, каким хочу быть в возобновляемом Дневнике».^[209] Достоевский, наконец, публично объявил читателям (дважды) в тексте «Дневника писателя» 1880 г. о своих планах: «Издание „Дневника писателя“ надеюсь возобновить в будущем 1881 году, если позволит здоровье»; «Я намерен с будущего года „Дневник писателя“ возобновить. Так вот этот теперешний номер „Дневника“ пусть послужит моим profession de foa на будущее, „пробным“, так сказать, номером» (см. наст. изд., т. XXVI, стр. 114).

Еще продолжалась работа над последней книгой «Братьев Карамазовых» и эпилогом к роману, а Достоевского уже сильно беспокоит будущее издание. О своих сомнениях и тревогах он сообщает 28 августа 1880 г. И. С. Аксакову: «… вот какой есть, однако же, факт: это то, что я сам нахожусь, во многом, в больших сомнениях, хотя и имел 2 года опыта в издании Дневника. Именно о том: как говорить, каким тоном говорить, и о чем вовсе не говорить? Ваше письмо застало меня в самой глубине этих сомнений, ибо я серьезно принял намерение продолжить „Дневник“ в будущем году, а потому волнуюсь и молю кого следует, чтоб послал сил и, главное, умения».^[210]

Работа над «Братьями Карамазовыми» затянулась до поздней осени, времени у Достоевского было так мало, что ею не оставалась даже для необходимых формальностей, связанных с будущим изданием. Он жаловался (в письме от 18 октября) М. А. Поливановой: «Верите ли, что у меня нет времени даже поехать в Главное управление печати и подать просьбу об издании „Дневника“ в будущем году. До сих пор не ездил, а время уходит, пора публиковать». «Просьбу» Достоевский подал через неделю после этого письма, 25 октября: «Имея намерение возобновить с будущего 1881 года „Дневник писателя“, ежемесячное издание, издававшееся мною в 1876 и 1877-м годах, по подписке и с предварительною цензурою, имею честь покорнейше просить Главное управление по делам печати разрешить мне сие издание на тех же основаниях, как и прежде». Разрешение последовали незамедлительно: «25-го октября отставному под-поручику Федору Михайловичу Достоевскому разрешено возобновить с будущего 1881 года ежемесячное издание „Дневник писателя“ на тех же основаниях, как это было разрешено в 1876 г.».

В ноябре и декабре Достоевский рассылает объявление о подписке (см. выше, стр. 41).^[211]

Объявлениям, особенно в газетах, Достоевский придавал большое значение, что нашло отражение в его письмах И. С. Аксакову (18 декабря) и И. А. Любимову; последнему 29 ноября он сообщает о своей обеспокоенности задержкой появления объявления в «Московских ведомостях»: «Дней уже десять назад как жена моя послала в редакцию „Московских ведомостей“ для напечатания объявление мое об издании в будущем году „Дневника писателя“, и однако же, объявление еще не появлялось <…> Не можете ли Вы справиться лично в редакции „Моск<овских> ведомостей“: что именно помешало напечатанию моего объявления о „Дневнике писателя“ и таким образом ускорить это дело. Объявление в „Московских ведомостях“ для меня необходимо: оно идет в глубь России, а „Голос“, „Новое время“ и проч<ие> гуляют более по окраинам».

Были и другие обстоятельства, более серьезные, очень беспокоившие Достоевского. Он знал, что жить ему осталось немного^[212]. С тревогой писал 28 ноября брату, Андрею Михайловичу: «… принимаюсь теперь за „Дневник писателя“, и уже начал публиковаться в газетах. Главное страшит меня срочность выпусков, это очень тяжело при моем здоровье»; И. О. Аксакову в письме от 3 декабря: «Хочу издавать „Дневник“, но до этого еще далеко. Подписка началась, но анфизема…».

Особенно Достоевского беспокоили возможные цензурные придирки. П. А. Гайдебуров так рассказывает о волнениях Достоевского, казавшихся в недолгий период либеральных послаблений и «новых веяний» почти чудачеством, анахронизмом: «По закону „Дневник писателя“ должен был издаваться под цензурой, и за несколько дней до смерти Достоевский явился в Главное управление печати с просьбой — переменить ему цензора. Со стороны такого писателя как Достоевский всякая вообще просьба о цензуре имела очень курьезный вид, и потому начальник Главного управления, Н. С. Абаза, сказал ему:

— Да зачем же вам, Федор Михайлович, цензора? Какою еще вам нужно цензора?

— Нет… знаете… всё лучше, спокойнее, — отвечал Достоевский.

— Ну, хотите, я вам сам прочту? — предложил г-н Абаза.

Достоевский, конечно, согласился, а г-н Абаза на другой же день лично доставил ему корректуру „Дневника“, которому — увы — пришлось сделаться уже посмертным изданием».^[213]

Цензор последнею произведения Достоевского Н. С. Абаза принадлежал к числу либерально настроенных чиновников в новой администрации М. Т. Лорис-Меликова. Назначение его было с надеждой воспринято либеральной прессой,^[214] а уход с поста ознаменовал крушение их мимолетных надежд^[215]. Работа над «Дневником писателя» стоила Достоевскому немало усилий,^[216] но никаких осложнений с цензурой действительно не произошло. 27 января умирающий Достоевский внес последние поправки (чисто технические) в корректуру «Дневника писателя», судьба которого всё еще продолжала его волновать: «Среди дня стал беспокоиться насчет „Дневника“, пришел метранпаж из типографии Суворина и принес последнюю сводку. Оказалось липших семь строк, которые надо было выбросить, чтобы весь материал уместился на двух печатных листах. Федор Михайлович затревожился, но я предложила сократить несколько строк на предыдущих страницах, на что муж согласился. Хоть я задержала метранпажа на полчаса, но после двух поправок, прочтенных мною Федору Михайловичу, дело уладилось. Узнав чрез метранпажа, что номер был послан в гранках Н. С. Абазе и им пропущен, Федор Михайлович значительно успокоился» (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 373—374).

Вышел январский выпуск «Дневника писателя» уже после смерти Достоевского.

2

Невиданный успех речи писателя на пушкинских торжествах, поток рецензий на роман «Братья Карамазовы», который с каждым месяцем увеличивался как в столичной, так и в провинциальной прессе, нескончаемая полемика вокруг августовского «Дневника» — всё это факты, засвидетельствовавшие резко возросшую популярность Достоевского; либеральная пресса даже язвительно говорила и состоявшейся в Москве «канонизации» писателя. Достоевский неизбежно оказался в гуще общественно-литературной борьбы. С явной симпатией стали относиться к нему газета А. С. Суворина и В. П. Буренина «Новое время» и с некоторыми оговорками «Неделя» П. А. Гайдебурова.

На Достоевского, как на идейного союзника и «полезного» публициста, возлагали особые надежды, исходя из разных, но несомненно во многом «партийных» и конъюнктурных соображений, такие столпы реакции, как Победоносцев и Катков, и такой тонкий, беспринципный стратег, как А. С. Суворин, и славянофил И. С. Аксаков, издатель еженедельника «Русь».^[217] На будущего автора «Дневника писателя» оказывалось и сильное идеологическое давление. О том, какого рода «советы» внушал Достоевскому, например, Победоносцев, дает хорошее представление его письмо от 2 августа 1880 г.: «Теперь ежедневно со всех концов России стекаются ко мне интимные письма <…> И сейчас лежит передо мною послание одного харьковского сельского священника, показывающее человека с горячим сердцем и скорбною мыслью, всё наполненное, однако, фразами, которые сами обличают свой источник (чтение журналов и газет), и противоречиями запутавшейся мысли. В конце концов он умоляет созвать всероссийский земский собор, воображая, что из этого нового смешения языков может возникнуть потерянная истина. Чего еще искать ее, когда она всем нам — и ему тоже — давным-давно дана и открыта!» (ЛИ, т. 15, стр. 144). Идеи, подобные тем, которые высказывал харьковский сельский священник, осмелившийся мечтать о созыве всероссийского земского собора, с точки зрения Победоносцева, — ересь и вольнодумство.

Стремился подчинить своему влиянию будущий «Дневник писателя» Победоносцев уже в чине обер-прокурора святейшего Синода. Он был назначен на этот пост 24 апреля 1880 г. вместо Д. А. Толстого, который одновременно освобождался и от должности министра просвещения. Толстой тогда был, пожалуй, самой непопулярной политической фигурой в России. Отстранение Толстого с удовлетворением и ликованием приветствовалось демократической и либеральной прессой.^[218] Всем было очевидно, что это наносило сильный удар «Московским ведомостям» Каткова. Назначение Победоносцева произошло на фоне других перемещений и жестов, ободривших либералов. «Голос» А. А. Краевского и В. А. Бильбасова даже поспешил одобрить возвышение Победоносцева: «Никто не сомневается в том, что он посвятит всю свою просвещенную деятельность освежению духовной жизни русского народа, что духовные дела России находятся в надежных руках» (Г, 1880, 4 мая, № 123).^[219] Впрочем, назначение Победоносцева не вызвало особых откликов в прессе. Большинству современников личность его представлялась загадочной. Полная ясность наступила год спустя после 1 марта, когда новый обер-прокурор сделал все от него зависящее (а тогда от него зависело почти все), чтобы удалить с политической арены Лорис-Меликова и «либеральных» министров.^[220]

Зато большой общественный резонанс вызвали назначения в 1880 г. на ноет министра просвещения А. А. Сабурова и министра финансов А. А. Абазы, безусловно самого либерального и независимого нового деятеля.^[221] С энтузиазмом было встречено либеральной прессой и учреждение Верховной распорядительной комиссии (а позднее — и упразднение ее с представлением чрезвычайных полномочий новому министру внутренних дел Лорис-Меликову). Более всех усердствовали «Голос» и «Неделя», превозносившие достоинства «либерального» диктатора. Так, «Голос» с восторгом цитировал слова Лорис-Меликова и писал о них: «„Сила не в силе, сила в любви“, — таков девиз графа Лорис-Меликова <…> Он любит Россию, ей посвятил он всю свою деятельность, ради чести и славы не раз рисковал своею жизнью. Он любит и знает Россию — знает, что для ее блага, для самой ее жизни необходимо полное искоренение без остатка тех пагубных учений и злодейских покушений, которые остановили рост родины и сделали ее жизнь невыносимо тяжелою. Любя Россию, он вырвет зло с корном и оправдает великое доверие государя» (Г, 1880, 15 февраля, № 46).

С энтузиазмом «Голос» откликнулся на обращение Лорис-Меликова «К жителям столицы». На страницах газеты именно тогда, кстати, и родилась знаменитая формула «диктатура сердца»: «Если это слова диктатора, то должно признать, что диктатура его — диктатура сердца и мысли. Эта диктатура, опирающаяся на здравомыслие и нравственную крепость русского народа, привлечет к себе сердца всех честных русских людей. Она вселяет не страх, а доверие, так как основана не на матерьяльной силе, а на братской любви» (Г, 1880, 16 февраля, № 47). А в связи с так называемым «упразднением» III Отделения «Голос» вновь неутомимо и неумеренно благодарил и благословлял нового министра внутренних дел (там же, 26 августа, № 285).^[222]

На деле «диктатура сердца» Лорис-Меликова и его конституционные планы представляли собой в действительности робкую и непоследовательную попытку несколько обновить монархическое устройство России, придав ему более «респектабельный» вид, и тем самым предотвратить нежелательный революционный ход событий, разрядить напряженную обстановку в обществе, изолировать крайние элементы, приручить либеральную интеллигенцию незначительными уступками, ограничившись в основном демагогическими обращениями и посулами.^[223]

Закономерно, что реакция демократических «Отечественных записок» на новые «веяния», в том числе и на знаменитое обращение «диктатора» к жителям столицы, была скептической (см.: ОЗ, 1880, № 4, стр. 344).

Скептическое направление вскоре возобладало и укрепилось в «Отечественных записках», особенно после того, как осенью 1880 г. Лорис-Меликов, под сильным давлением реакционной оппозиции в правительстве, предупредил прессу, разъяснив, до каких скромных границ простирается его «либерализм» и какого рода «конституцию» он намерен подарить России. Елисеев в информационной заметке «Несколько слов по поводу вопросов злобы дня» присовокупил к программе министра внутренних дел сдержанный, по необходимости, дипломатичный, но в то же время недвусмысленный комментарий — мнение редакции журнала о «диктатуре сердца»: «Всякий видит, чего он (Лорис-Меликов, — Ред.) хочет, к чему будет стремиться, следовательно, никто не будет обманываться в своих ожиданиях, а потом впоследствии никто не будет заподозревать в деятельности министра разных хитростей и лавирования, как это бывает зачастую» (там же, № 9, стр. 142).

В январском «Внутреннем обозрении» Елисеев очертил позицию редакции журнала еще резче и определеннее, подвергнув критике сентябрьскую речь Лорис-Меликова (ОЗ, 1881, № 1, стр. 115—116). К весьма ироничной и непочтительной реплике Елисеев, полемизируя с восторженными апологетами Лорис-Меликова, присоединил сомнение в его возможностях («силе») справиться с больными проблемами русского общества, даже если он будет руководствоваться благими намерениями и действовать энергично и смело: «Власть каждого министра, несмотря на ее кажущуюся великую силу, оказывается ничтожною, раз он вступает в борьбу с рутиной веками утвержденного зла, потому что министр остается всегда одиноким в этой борьбе, за рутину стоит весь подчиненный ему персонал, так как он сжился с этой рутиною, с нею связаны все его материальные и моральные интересы. А целый персонал чиновников — тысячи исправников, становых, урядников всегда сильнее своего министра <…> Вот почему, как бы ни был хорош и добросовестен состав высшего управления, страна, при управлении через чиновников, продолжает терпеть всякого рода разорения и притеснения» (там же, стр. 116).

Но умеренно-либеральные круги продолжали питать хотя бы и очень скромные конституционные «иллюзии».^[224] Несколько улучшилось положение печати, что позволило на короткий срок либеральным газетам почувствовать себя хозяевами положения. Появились новые либеральные органы, вроде газеты Стасюлевича «Порядок», получил разрешение издавать еженедельник «Русь» И. С. Аксаков, в чем ему, кстати, в 1879 г. было отказано. Резко возросла активность ведущих публицистов либерального лагеря (различных оттенков), особенно А. Д. Градовского («Голос», «Русская речь»), Г. К. Градовского («Молва»), Л. А. Полонского («Страна»), B. И. Модестова («Голос»), П. А. Гайдебурова ("Неделя). К либеральной прессе примкнул и орган славянофилов-реалистов «Русская мысль» C. А. Юрьева и А. И. Кошелева, занявший по многим вопросам позицию, противоположную «Руси» Аксакова: характерно, что в этом журнале корректной, но принципиальной и резкой критике подверглась пушкинская речь Достоевского и его ответ А. Д. Градовскому.^[225] Не было случайностью в то же время появление на страницах «Русской мысли» «Писем из Медвежьего угла» К. Д. Кавелина, «западника» 1840-х годов, активно вмешавшегося в общественно-литературную борьбу 1880 г.^[226]

В конце 1880—начале 1881 г. недовольство высказывалось уже не только «Отечественными записками», но и в крайне осторожной форме «Вестником Европы», «Порядком», «Молвой» и особенно самым радикальным из либеральных органов печати тогда — газетой «Страна» Л. А. Полонского, осмеливавшейся давать советы Лорис-Меликову, требовать более энергичной и последовательной политики. Именно «Страна» в передовой «Петербург, 14 января» обратилась к правительству с призывом вернуть из ссылки Н. Г. Чернышевского: «Мы ставим вопрос практически — „простите“. Дайте еще один, весьма крупный залог, что, в самом деле, вы желаете умиротворения <…> Поистине, нужна доля жестокости, чтобы ответить на наш призыв отрицательно. Не только жестокости простой, но жестокости бюрократической, жестокости неосмысленной, той, которая не хотела бы подвинуть пальцем для того, чтобы сдвинуть со своего пути тяжелый упрек» («Страна», 1881, 15 января, № 7). На призыв «Страны» правительство ответило предупреждением газете, но показательны и сама возможность появления такой статьи и почти единодушная поддержка прессой такого призыва.^[227]

Естественно, что в то время, как либеральная пресса вошла в силу, понизилось влияние газет реакционных: «официозный» «Берег» Цитовича погиб, сопровождаемый презрительными насмешками большинства петербургских и московских журналов и газет. Резко упало влияние «Московских ведомостей», оплакивавших отставку Д. А. Толстого и упразднение III Отделения, выражавших недовольство речами и политикой Лорис-Меликова и проектами финансовых реформ А. А. Абазы. «Московские ведомости» не изменили своему крайне реакционному курсу и в год «диктатуры сердца», но они утратили львиную долю прежнего влияния, разойдясь не только с требованиями либералов и демократов, но и с деятельностью правительства. Торжествовать будет Катков в марте-апреле 1881 г.,^[228] после отставки же Д. А. Толстого он оказался во временной изоляции, что было очевидно всем, в том числе и Достоевскому,^[229] который безусловно обратил внимание на статью О. Миллера «Пушкинский вопрос», содержащую чрезвычайно лестную оценку его речи и полемики с А. Градовским. Миллер разграничивал взгляды Достоевского и идеологическую позицию газеты Каткова, выражая недоумение и сожаление, что речь писателя появилась в «Московских ведомостях»: «Когда все единодушно заговорили о подъеме общественных сил <…> одни „Московские ведомости“ упорно продолжали рекомендовать только щедринское „подтянуть“. Вместо замаскировывающего обращения к слову „недоразумение“ нужно было прямое сознание в своем заблуждении. Самолюбие не позволило этого г-ну Каткову, и Ф. М. Достоевскому следовало бы шепнуть и ему, как пушкинскому Алеко: смирись, гордый человек! Вместо этого, к сожалению, мы встретили речь Достоевского на столбцах „Московских ведомостей“. Потом она, правда, была им выделена в „Дневник“ <…> но тяжелое впечатление уже было произведено, несмотря даже на пословицу, что „человек красит место“. Не будучи психологом, как Достоевский, я и не берусь разгадать этого странного для меня, как для многих, факта. Но именно всечеловек всего менее и подходит к „Московским ведомостям“» (РМ, 1880, № 11, стр. 32—33). Таково было мнение «умеренного» славянофила и. Миллера, с защитой которым Достоевского во многом не согласилась более либеральная и «европейская» редакция журнала.

Достоевский внимательно изучал общественно-журнальную борьбу, заинтересованно — и потому, что приходилось знакомиться с многочисленными полемическими отзывами на «Братьев Карамазовых» и «Дневник писателя» 1880 г., и потому, что это было особенно необходимо ему в период работы над первым выпуском собственного срочного и ежемесячного единоличного журнала. Новая ситуация предъявляла свои властные требования Достоевскому-публицисту, которому предстояло высказаться по всем «коренным» проблемам, занять позицию — равно «партийную» и независимую. Естественно, что Достоевского заинтересовала и личность Лорис-Меликова, с которой более всего связывали «новые веяния» и надежду на «умиротворение».

Видел Достоевский отчетливо, что «диктатору» не удалось добиться подлинного «умиротворения» и даже сколь-либо значительной разрядки напряженности в обществе. Террористические акции продолжались своим чередом, как и публичные казни, свидетелем которых был и Достоевский.^[230] По свидетельству А. С. Суворина, писатель с симпатией относился к личности Лорис-Меликова и его деятельности: «И он радовался „замирению“ <…> Покушение на жизнь графа Лорис-Меликова его смутило, и он боялся реакции. — Сохрани бог, если повернут на старую дорогу. Да вы скажите мне <…> хорошими ли людьми окружит себя Лорис, хороших ли людей пошлет он в провинции? Ведь это ужасно важно <…> Да знает ли он, отчего всё это происходит, твердо ли знает он причины? Ведь у нас всё злодеев хотят видеть… Я ему желаю всякого добра, всякого успеха» (НВр, 1881, 1 февраля, № 1771).

Покушение Млодецкого действительно встревожило Достоевского. Он несколько раз обращается к этому событию и другим террористическим актам в записной тетради 1880—1881 гг.: «… спросить: пресеклись ли убийства и преступления. Лорис-Меликов уничтожил ли злую волю? (Гольденберг)» (стр. 51). Похоже, что Достоевский, как реалист, плохо верил в усилия Лорис-Меликова и его «диктатуру сердца». Скептическая позиция «Отечественных записок» ему в известном смысле была понятней и ближе восторгов и декламации публицистов «Голоса» и «Додели». Правда, в самом «Дневнике» сомнения приглушены, но в записной тетради они выражены откровеннее, резче, сильнее! «Неразрешимые задачи, стоящие грозой в будущем» (стр. 53). Разрабатывая проект «оздоровления корней», писатель вынужден признать там, что, собственно говоря, властям и охранять-то нечего: «Все права русского человека — отрицательные. <…> Не консервативен он потому, что нечего охранять» (стр. 50).

Горячую поддержку либералы оказали речам и проектам министра финансов А. А. Абазы. Слухи о грядущих финансовых реформах (в том числе и самой главной, «коренной» — податной) по самым различным каналам проникали на страницы печати. Программную речь Абазы на заседании Государственного Совета 31 декабря 1880 г.^[231] сочувственно цитировала в передовой статье «Петербург, V января» «Страна», выделяя Абазу как самого последовательною «реформиста» среди всех других новых деятелей («Страна», 1881, 8 января, № 4).

Достоевский в «Дневнике писателя» отстаивает противоположную точку зрения: он считает пагубным для России, в частности, сокращение расходов на армию. Тот факт, что он полемизирует в первую очередь со статьей публициста «Нового времени», не может заслонить главной мишени нападок Достоевского, выступившего против новых «веяний», той политики «угрюмой экономии», которую связывали прежде всего с Абазой.

*  *  *

Достоевский в январском выпуске «Дневника писателя» выступит против ряда органов либерально-европейской «окраски». Его записная тетрадь четко зафиксировала главные объекты полемики: это журнал «Вестник Европы», газеты «Молва», «Страна», «Порядок», «Голос» и ведущие издатели и публицисты-либералы — M. M. Стасюлевич, А. А. Краевский, В. А. Полетика, Л. А. Полонский, А. Д. Градовский, Г. К. Градовский, К. Д. Кавелин, А. Н. Пыпин, а также французский корреспондент «Нового времени» А. Н. Молчанов (и некоторые другие публицисты — особенно им читаемой газеты Суворина). Меньше места уделено и в самом «Дневнике» и в подготовительных материалах к нему «Отечественным запискам» и основным авторам журнала — Щедрину, Михайловскому, Успенскому, Елисееву.

Острие критики Достоевского нацелено против проектов «увенчания здания», классическим образцом которых явилась программа-минимум либерала А. Д. Градовского, сформулированная в работе «Социализм на западе Европы и в России»: «Достроить крестьянскую реформу, т. е. преобразовать податную систему, обеспечить свободу передвижений и открыть возможность правильного переселения крестьян; привести в правильную систему новые судебные и „общественные“ учреждения, пересмотреть разные старые уставы, остающиеся еще в силе и даже пускающие свои ростки в учреждения новые; устранить разные „поправки“, внесенные в новые законы во имя старых требований; обратить к деятельности по местным учреждениям лучшие силы страны, зная, что в этих учреждениях — школа и фундамент всей будущей России; воспитывать общество в сознании права, в уважении к себе и к другим, в чувствах личной безопасности и достоинства; поднять уровень народного образования широким распространением школ и других орудий грамотности--таковы главные задачи нашего времени» (РР, 1879, № 3, стр. 116).

Достоевский отнесся отрицательно как к программе Градовского, так и к его рецептам лечения «болезни», хотя с оговорками признал в письме к О. А. Новиковой (28 марта 1879 г.) статью полезной: «Статья Градовского не обстоятельна, сущности дела он не понимает, но полезна, говоря относительно». Достоевскому был очевиден успех этой и других статей Градовского.^[232] Он так объяснял его в письме (24 августа 1879 г.) к Победоносцеву: «„Общеевропейские“ идеи науки и просвещения деспотически стоят над всеми и никто-то не смеет высказаться. Я слишком понимаю, почему Градовский, приветствующий студентов как интеллигенцию, имеет своими последними статьями такой огромный успех у наших европейцев: в том-то и дело, что он все лекарства всем современным ужасам и нашей неурядицы видит в топ же Европе, в одной Европе».

В пробном выпуске «Дневника писателя» 1880 г. Достоевский избрал полемическую форму для изложения своих убеждений (profession de foi). Отвечая на статью А. Д. Градовского, он пояснил, что отвечает не лично Градовскому, а всем западникам-либералам. Точнее — Градовскому как одному из самых активных и популярных их вождей.^[233]

Там же Достоевский изложил программу либералов, пародируя явно не одного Градовского: «… мы намерены образовать наш народ помаленьку, в порядке, и увенчать наше здание, вознеся народ до себя и переделав его национальность уже в иную, какая там наступит после образования его» (наст. изд., т. XXVI, стр. 135; курсив наш, — Ред.). Либеральным проектам «увенчания здания» посвятит и Аксаков свою первую же передовую статью в только что дозволенном еженедельнике «Русь», статью, имевшую шумный «негативный» успех («Русь», 1880, 15 ноября, № 1).^[234]

Аксаков бескомпромиссно отвергает любые либеральные учреждения, непригодные России, обрушивается на буржуазные конституции и парламенты западных стран. Западническому подозрению к народной массе Аксаков противопоставляет любовь и доверие, органическую связь с народом и его духом, как основу основ, фундамент, на котором только и возможно построить действительно прочное, невиданное государственное здание.

Статьи Аксакова оказали, вероятно, определенное влияние на проблематику «Дневника писателя» 1881 г., к обдумыванию которого только что приступил Достоевский. В письме к Аксакову от 3 декабря Достоевский больше всего и остановится на передовицах Аксакова: «Да, давно не являлось подобного раздавшемуся вновь голосу. Ваши статьи очень твердо и целокупно (конкретно) написаны».

При всех достаточно серьезных разногласиях с Аксаковым Достоевский безусловно считал его статью событием и «делом». Призывая Аксакова «разъяснять <…> мысль особенно на примерах и указаниях», и сам в «Дневнике писателя» развивал его мысли, прибегая к той же архитектурной аллегории, но внося в нее существенную поправку: «… наш низ, наш армяк и лапоть, есть в самом деле в своем роде уже здание, — не фундамент только, а именно здание, — хотя и незавершенное, но твердое и незыблемое, веками выведенное, и действительно, взаправду всю настоящую истинную идею, хотя еще и не вполне развитую, нашего будущего уже архитектурно законченного здания в себе одном предчувствующее» (стр. 6). Достоевский ставил вопрос об «увенчании здания» резче и определеннее Аксакова, предлагая «начать его <…> прямо снизу, с армяка и лаптя», несмотря на то, что «увенчание снизу на первый взгляд, конечно, нелепость, хотя бы лишь в архитектурном смысле, и противоречит всему, что было и есть в атом роде в Европе» (стр. 6).

Возражения либеральной прессы на статью Аксакова оказались почти столь же драгоценными для Достоевского, как и она сама. Еще в письме от 3 декабря 1880 г. он обращает внимание Аксакова на возражения A. Д. Градовского: «Вы в ваших письмах ко мне утверждали, что это человек умный, хотя и порченный, а Орест Федорович Миллер передавал мне, что Вы интересуетесь знать его, то есть Градовского, мyение о „Руси“. Ну вот теперь знаете его мнение».^[235]

Из полемических реплик на статью Аксакова Достоевский, вслед за самим редактором «Руси», выделил статью Г. К. Градовского (Грель) «Журналистика» в «Молве» (1880, 10 декабря. № 350). Аксаков отвечал «Молве», следуя своему обычаю анонимной критики, без прямого упоминания источника, и преувеличивая радикализм и влиятельность газеты B. А. Полетики^[236], которая была умеренно-либеральной и менее популярной, чем, скажем, «Голос» и «Страна»: «Вот как отнесся к нашей задаче самый невоздержанный, зато самый искренний орган, enfant terrible нашей либеральной, в сущности, солидарной между собою прессы. Газета „Русь“, — восклицает он с благородным негодованием просвещенной, по обиженной интеллигенции, — настаивает на том, чтобы „русское общество пребывало в уездной кутузке вместе с оборванным народом, одетым в национальные лапти“... Так вот оно что! Вот в чем разгадка негодованию! Тайное презрение к нашему простому народу, скрытый высокомерный аристократизм западника-либерала невольно прорвались в порыве искреннего гнева. Уж не в этом ли усматривает профессор Градовский то проникновение нашей современной либеральной интеллигенции национальными началами, на которое он указывает в своем возражении „Руси“! <…> Можно ли в самом деле, да и интересно ли интеллигентному либералу возиться с оборванным мужиком, да еще обутым в лапти! <…> „Либералу“ прилично только благодетельствовать ему сверху, навязывая „национальным лаптям и серому зипуну“ свои благодеяния силою, — благодеяния, согласные с требованиями „общеевропейской пауки“, хотя бы и несогласные с требованиями „национальной жизни“» («Русь», 1881, 3 января, № 8).^[237]

Достоевский попользует эту полемику в «Дневнике писателя», создавая антитезу: интеллигенция («белые жилеты», «Ферситы», либеральные «капитаны Копейкины») и народ («армяк», «лапоть», «серые зипуны»). Он проецирует (с известной оглядкой на статью-ответ Аксакова) мнение «Молвы» в «Дневник», но идет в своих выводах и эмоциях дальше редактора славянофильского еженедельника: «„Русское общество не может-де пребывать в уездной кутузке вместе с оборванным народом, одетым в национальные лапти“. Так ведь, выходя с таким настроением, можно (и даже неминуемо) дойти опять до закрепощения народного, зипуна-то и лаптя, хотя и не прежним крепостным путем, так интеллигентной опекой и ее политическими последствиями, —

А народ опять скуем!» (стр. 7—8; ср. стр. 305).

Полемика между «Русью» и либеральными органами печати дала Достоевскому новые аргументы. «Господчина» в новой «буржуазной» форме — вот что, по убеждению Достоевского, должно явиться законным и конечным результатом умеренных и радикальных проектов «увенчания здания». «Еще на Пушкинском празднике он продиктовал мне небольшое стихотворение об этой „господчине“, — вспоминал Суворин, — из которого один стих он поместил в своем „Дневнике“» (НВр, 1881, 1 февраля, № 1771).^[238] «Конституция» же, созданная по европейскому образцу с парламентом («говорильней»), по мнению Достоевского, окажется «вздорной бабой», иителлигентской опекой над народом, новой и, может быть, даже еще более изощренной и жестокой формой кабалы.

Экономические и финансовые заботы не должны заслонять главного — мысль, заявленная Достоевским еще в 1880 г.,^[239] как руководящий принцип сформулированная в записной тетради: «Позаботимся о вечном, а не о временно-утилитарном (для великих основных реформ)» (стр. 47). Наконец, энергично развиваемая (в парадоксальной форме) в последнем «Дневнике»: «Для приобретения хороших государственных финансов в государстве, изведавшем известные потрясения, не думай слишком много о текущих потребностях, сколь бы сильно ни вопияли они, а думай лишь об оздоровлении корней — и получишь финансы» (стр. 13).

Прежде чем приступить к великой «оздоровительной работе», Достоевский предложил выслушать мнение «серых зипунов»: «Да, нашему народу можно оказать доверие, ибо он достоин его. Позовите серые зипуны и спросите их самих об их нуждах, о том, чего им надо, и они скажут вам правду, и мы все, в первый раз, может быть, услышим настоящую правду. <…> Но <…> пусть скажет сначала один; мы же, „интеллигенция народная“, пусть станем пока смиренно в сторонке и сперва только поглядим на него, как он будет говорить, и послушаем. <…> Пусть постоим и поучимся у народа, как надо правду говорить. Пусть тут же поучимся и смирению народному, и деловитости его, и реальности ума его, серьезности этого ума» (стр. 21—24).

Достоевский предусмотрительно, видимо памятуя об отношении Лорис-Меликова к разным «иллюзиям» (в число запретных был и Лемский собор), не настаивает на непременных больших представительных собраниях, хотя и против них не высказывается: «И не нужно никаких великих подъемов и сборов; народ можно спросить по местам, по уездам, по хижинам. Ибо народ наш, и по местам сидя, скажет точь-в-точь всё то же, что сказал бы и весь вкупе, ибо он един» (стр. 21). Писатель говорит о необходимости сделать сначала «первый шаг», предлагает «идею», не предрешая путей ее практической реализации: «Как же это сделать? О, люди, власть имеющие, это могут лучше решить, чем я, — я же только верю в одно, что формул особенных совсем не потребуется» (там же).^[240]

Достоевский находит, что «болезнь» общества глубже и серьезнее, чем полагают; она настолько серьезна, что уже охватила «целокупный организм» народа («Да, он духовно болен, о, не смертельно: главная, мощная сердцевина его души здорова, но все-таки болезнь жестока»), который обеспокоен, недоволен, растерян. «Я убежден даже, — пишет Достоевский, — что если нигилистическая пропаганда не нашла до сих пор путей „в народ“, то единственно по неумелости, глупости и неподготовленности пропагаторов, не умевших даже и подойти к народу» (стр. 16, 17). Народ — «первый» и самый важный «корень», нуждающийся в оздоровлении. От этого зависит всё, в том числе и ответ на вопрос: сможет ли Россия избежать «великих и грядущих недоразумений»: «Я желал бы только, чтоб поняли беспристрастно, что я лишь за народ стою прежде всего, в его душу, в его великие силы, которых никто еще из нас не знает во всем объеме и величии их, — как в святыню верую, главное, в спасительное их назначение, в великий народный охранительный и зиждительный дух, и жажду лишь одного: да узрят их все. Только что узрят, тотчас же начнут понимать и всё остальное» (стр. 26).

По воспоминаниям близких к Достоевскому в последний год жизни современников, писатель больше всего дорожил в «Дневнике» мыслями о народе и очень беспокоился, что цензура именно их не пропустит.^[241] Предполагал развивать их в дальнейшем — «подробно говорить о том, что называлось у Посошкова „народосоветием“ и что, так сказать, прошло мимо ушей у нашей интеллигенции…» (Биография, стр. 321—322). О. Ф. Миллер, перемежая мысли Достоевского в разговорах с ним со специфическим их истолкованием, в речи (14 февраля 1881 г.) на собрании с.-петербургского Славянского благотворительного общества, говорил о принципиальном значении для писателя тезиса «оказать доверие» народу: «Слова эти — только восторженный набросок мысли, которая должна была практически выясниться в течение года — в остальных нумерах „Дневника“. В них собирался он подробно высказать, как же, каким способом „оказать доверие“, т. е. полное доверие. Он рассчитывал, как я заключаю из недолгого разговора с ним при нашем предпоследнем свидании, на участие известной части интеллигенции — той, которая ближе к народу, а она у нас все-таки есть. Составить какой-нибудь сколок с готового европейского образца могли бы и просвещенные бюрократы, но на творческую работу в духе „корней“ способны лишь просвещенные земские люди. А именно к творчеству и призывал Достоевский <…> Творчество, только творчество, полагал Достоевский, послужило бы нам настоящею „живою водою“!» (Биография, стр. 81—82).^[242]

Существенно дополняет Миллера Суворин, передавая содержание разговора с ним Достоевского: «Он был того мнения, что прежде всего надо спросить один народ, не все сословия разом, не представителей от всех сословий, а именно одних крестьян. Когда я ему возразил, что мужики ничего не скажут, что они и формулировать не сумеют своих желаний, он горячо стал говорить, что я ошибаюсь. Во-первых, и мужики многое могут сказать, а во-вторых, мужики, наверное, в большинстве случаев пошлют от себя на это совещание образованных людей. Когда образованные люди станут говорить не за себя, не о своих интересах, а о крестьянском житье-бытье, о потребностях народа, — они, правда, будут ограничены, но в этой ограниченности они могут создать широкую программу коренного избавления народа от бедности и невежества.

Эту программу, эти мнения и средства, ими предложенные, уж нельзя будет устранить и на общем совещании. Иначе же народные интересы задушатся интересами других сословий, и народ останется ни при чем. С него станут тащить еще больше в пользу всяких свобод образованных и богатых людей, и он останется по-прежнему обделенным. Как я прочел, он тему эту развивает в <…> „Дневнике“, по необходимости односторонне, конечно, далеко не высказывая и того, что он мне говорил» (НВр, 1881, 1 февраля, № 1771).

Другие высказывания писателя, сохраненные Сувориным, конкретнее, детальнее обрисовывают «мечту» («фантазию») писателя о возможности воцарения в России самой полной, невиданной свободы: «У нас, по его мнению, возможна полная свобода, какой нигде нет, и всё это без всяких революций, ограничений, договоров. Полная свобода совести, печати, сходок, и он прибавляет: — Полная. Суд для печати — разве это свобода печати? Это все-таки ее принижение. Она и с судом пойдет односторонне, криво. Пусть говорят всё, что хотят. Нам свободы необходимо больше, чем всем другим народам, потому что у нас работы больше, нам нужна полная искренность, чтоб ничего не оставалось невысказанным» (там же).

Суворин очерчивает демократическую, утопическую стороны мировоззрения Достоевского, выразившиеся в посмертном выпуске «Дневника», ярче и отчетливее других современников писателя. Очевидны реакционные элементы утопии Достоевского, фантастический колорит его проекта «оздоровления корней» «снизу», но столь же ясна и демократическая подкладка этой последней утопии писателя. Он коренным образом расходился и с многочисленными в год «диктатуры сердца» либеральными проектами, и с демагогической позицией И. С. Аксакова, в еженедельнике которого появлялись и статьи откровенно ретроградного характера (Д. Самарина), и — тем более — с такими зловещими деятелями реакции, как Победоносцев, Катков, H. H. Голицын, Мещерский.

3

Августовский выпуск «Дневника писателя» 1880 г. вызвал в печати много полемических откликов, преимущественно враждебных (см. наст. изд., т. XXVI, стр. 475—486). Достоевский и ожидал такой реакции со стороны «европейцев» и «либералов», ведь бурю своим ядовитым ответом А. Д. Градовскому вызвал он сам. Полемические заметки были необходимы писателю, поставляя материал для «Дневника». Почти единодушно упрекали Достоевского в «Голосе», «Молве», «Стране», «Вестнике Европы», «Деле», «Отечественных записках» за «бесцеремонные» и фельетонные приемы. Но Достоевский отнесся к подобным упрекам как к полемическим издержкам, общепринятым в журнально-литературном мире. Ничего в форме «Дневника» менять принципиально он не собирался.

Но были и другие возражения, которыми Достоевский пренебречь не мог, — в первую очередь И. С. Аксакова, с которым после пушкинских торжеств в Москве у него установились дружеские, доверительные и откровенные отношения. Аксаков в письме от 20 августа 1880 г. высказал Достоевскому в чрезвычайно корректной форме «упреки», граничащие, правда, с похвалой. «Упрекнуть Вас можно лишь в том, что слишком уж крупна порция, не по внешнему, а по внутреннему объему. Тут у Вас мимоходом, стороною брошены истинные перлы <…> годящиеся в темы для целых сочинений. Жаль, что они выброшены так, в полемической статейке. <…> Вас можно упрекнуть только в том (но это уже, я думаю, органическое свойство), что Вы проявляете мало экономической распорядительности мыслей и потому слов; слишком большое обилие первых, причем основное <…> иногда заслоняется множеством мелких. Еще перед взором читателя не выяснились линии всего здания, а Вы уже лепите детали. <…> Вы всегда даете читателю слишком много зараз, и кое-что, по необходимости, остается недосказанным. Иногда у Вас в скобках, между прочим, скачок в такой отдаленный горизонт, с перспективою такой новой дали, что у иного читателя голова смущается и кружится, — и только скачок. Я это говорю на основании деланных мною наблюдений о впечатлении, произведенном Вашими статьями на большинство читателей» (Аксаков, Письма, стр. 353—354).

Достоевский ответил Аксакову в «Дневнике писателя», придав ответу форму авторского (личного) признания: «По свойству натуры моей начну с конца, а не с начала, разом выставлю всю мою мысль. Никогда-то я не умел писать постепенно, подходить подходами и выставлять идею лишь тогда, когда уже успею ее всю разжевать предварительно и доказать по возможности. Терпения не хватало, характер препятствовал, чем я, конечно, вредил себе, потому что иной окончательный вывод, высказанный прямо, без подготовлений, без предварительных доказательств, способен иногда просто удивить и смутить, а пожалуй, так вызвать и смех…» (стр. 12),^[243] Достоевский как бы соглашается со справедливостью «упреков» Аксакова и других оппонентов, но объясняет свойствами своей натуры невозможность писать иначе. В то же время Достоевский постарался в последнем «Дневнике» резче, чем обычно, выставить главные мысли и, по возможности, «разжевать» их, чтобы они не вызвали смущения. Внимание к форме, стремление сделать композицию «Дневника» строже ощутимы и в записной тетради. Достоевский набрасывает план из трех пунктов, которые должны быть в центре «Дневника»: «1) Совершенно иное отношение администрации к земле, чем было до сих пор. 2) Совершенно иной взгляд на Россию, как не на европейскую только державу, но самостоятельную и азиатскую. 3) Совершенно иной взгляд на самую администрацию и реформы к ней» (стр. 70).

Результаты ограничений и запретов, наложенных на себя с целью отделить главное от второстепенного, определили специфические особенности последнего «Дневника». Никогда ранее голос Достоевского-публициста не звучал так уверенно. Это своего рода развернутая передовая статья программного значения, слова учителя и пророка, временами обнаруживающие несомненную близость с поучениями Зосимы в «Братьях Карамазовых». Достоевский спешит заявить новые «принципы», обнажает самую суть дела, устраняя подробности и детали, погашая невольно возникающие сомнения и вопросы. Они, конечно, существуют, но Достоевский предпочитает в интересах «дела» и «идеи» их пока не касаться, отстраняя их на время, до будущих выпусков «Дневника». «Потому еще прерываю, что на двух листках моего „Дневника“ и без того не уписал бы всей статьи, так что и поневоле пришлось бы отложить до следующих, грядущих номеров…»; «Правда, я опять увлекся, и мне тут же <…> могут напомнить, что ведь я и доселе, столько уж написав, всё еще не собрался разъяснить: какое именно теперешнее текущее я подразумеваю и какое именно будущее текущее ему предпочитаю. Вот это-то именно я и хочу разъяснять неустанно в будущих моих номерах „Дневника“» (стр. 26, 27).

Не ограничившись приведенными упреками, Аксаков (в письме от 23 августа) прочел Достоевскому длинную проповедь на тему, каким образом следовало знакомить публику со славянофильско-христиапскими идеями: «Зачем же самому автору, распространяющему одною рукою благоухание Христова имени, другою добровольно подкуривать вонь? <…> Нет ничего, о чем было бы нельзя говорить, не вознестись до высоты целомудренного искусства» (Аксаков, Письма, стр. 356—357). Назидательный тон письма не понравился Достоевскому. При всей доброй воле и искренности Аксакова его наставления отличались наивной бесцеремонностью и, возможно, напомнили Достоевскому те прежние времена, когда он нелицеприятно упрекал редактора «Дня» в догматизме, узко-«московском» взгляде, доктринерстве, отрыве от действительной жизни, плоскоутилитарном взгляде на искусство. На этот раз в прямую, открытую полемику Достоевский не вступил. Аксакову он ответил критикой первых номеров «Руси», сохранив в неприкосновенности и те приемы «Дневника писателя», которые вызывали раздражение Аксакова.

Достоевский (с большой задержкой) вернул (в письме от 3 декабря) Аксакову его же упреки, откровенно и довольно язвительно высказавшись о первых трех номерах «Руси»: «Не пренебрегайте и еще одним „грубым“ советом. Делайте „Русь“ разнообразнее, занимательнее <…> А то скажут: умно, но не весело, и читать не станут». Там же он выразил разочарование отсутствием острой полемики в «Руси» и высказал по поводу одной «статейки» критическое замечание — слегка завуалированный, иронический ответ на недавние эпистолярные нравоучения Аксакова: «… ума и правды много, но мало жала. Поверьте, глубокоуважаемый Иван Сергеевич, что жало — еще не есть ругательство. В ругательстве, напротив, оно тупится. Я не к ругательству призываю. Но жало есть лить остроумие глубокого чувства, а потому его завести непременно надо».

Не собирался Достоевский отказываться от сатирического жала, от того, что Аксаков называл «фельетонно-художественными» приемами. Не снизил он в последнем «Дневнике писателя» и полемически-обличительного пафоса, дав полную волю гневу и раздражению против «либералов» и «западников»: «Кто их не видывал: либерал всесветный, атеист дешевый, над народом величается своим просвещением в пятак цепы! Он самое пошлое из всех пошлых проявлений нашего лжелиберализма, но все-таки у него неутолимо развит аппетит, а потому он опасен» (стр. 12). Органически вошли в «Дневник» сугубо сатирические вставки — речь воображаемого высшего петербургского бюрократа в защиту чиновничьего сословия, и басня Крылова, и едкая критика либеральных проектов «увенчания здания», и карикатурный портрет «передового и поучающего господина», и, наконец, отступление (очередное, от «финансовой» статьи) о капитанах Копейкиных.

В записной тетради Достоевский полемизирует со своими оппонентами еще резче, называя и органы прессы и поименно очень многих «либералов» и «консерваторов». Больше всего в ней набросков для полемического ответа К. Д. Кавелину. Возможно, Достоевский собирался отвечать ему специально в одном из будущих выпусков «Дневника», как ранее Градовскому. Достоевский полемизирует обобщенно с мнением всей «европейской партии», вероятно учтя критику Аксакова. Впрочем, современникам были ясно видны конкретные намеки и объекты полемики. И даже там, где полемика несомненно метила не в какое-либо «частное» либеральное лицо, а поражала всю либерально-бюрократическую прессу, весь «верхний пояс», можно с некоторой долей вероятности определить источник, литературный повод, ту или иную статью, от которой отталкивалась мысль Достоевского. Так, «чернорабочие крысы»^[244] (эмблема чиновничье-бюрократического аппарата России) попали в «Дневник», видимо, не из «Ревизора» Гоголя, а из трактата Н. А. Любимова (под псевдонимом «Варфоломей Кочнев») «Против течения».^[245] Любимов придал своему сочинению антилиберальный (но частично и оппозиционный правительству) характер. Он с консервативной точки зрения скептически отзывался о «проектах» и «комиссиях» в год «диктатуры сердца». «Все управления кишат проектами, нет мало-мальски заметного чиновника, который не был бы членом десяти комиссий; все кажется изучается, взвешивается и здесь и во всех странах мира <…> а колесница стоит на месте. Так и останется, ибо весь этот парад есть только внешнее подобие дела, а не самое дело» (PB, 1880, № 8, стр. 620). Любимов далее, развивая мысль и усугубляя скепсис и иронию, обращается к гоголевским образам и выражениям: «Иван Александрович Хлестаков, повествуя о своей петербургской деятельности, хвастался, что он только заходит в департамент взглянуть, распорядиться, дать указания, а там уж этакие крысы-чиновники сидят и пишут, и пишут, сам же просвещенный чиновник по вечерам играет в вист: „Французский посланник, немецкий посланник и я“, а в минуты досуга пишет статьи для журналов <…> Как изумился бы автор „Ревизора“, увидев воочию, что в нате время Ивапы Александровичи действительно играют в вист с французским посланником, датот паправлентто умам и пишут передовые статьи в газетах, изображая собою общественное мнение. Зато племя крыс-чиновников исчезло, а „пустейшие“ <…> стали на первый план. Представь себе царство гоголевских городничих — плутов, но по-своему не глупых людей <…> замененным царством усовершенствованных Хлестаковых» (там же).^[246]

Капитаны Копейкины — ретрограды, либералы, хищники, «в бесчисленных видоизменениях, начиная с настоящих, до великосветских и раздушенных» — видимо, тоже вызванная конкретной современной полемикой, опосредствованная и столь же (как с «чернорабочими крысами») индивидуально преломленная Достоевским ассоциация. Достоевский был знаком, по-видимому, только с цензурным вариантом «Повести о капитане Копейкине». «Волчий аппетит» капитана Копейкина этой редакции, претензии его на роскошую петербургскую жизнь гиперболизировались в «Дневнике»: «„Чем хуже, тем лучше <…> но это ведь только для других, для всех, а самому-то мне пусть будет как можно лучше“…» (стр. И). Из многих разновидностей Копейкиных Достоевский выделяет Копейкиных-либералов. Возможно, что Достоевский находился под свежим впечатлением фельетона Г. Д. Градовского «Новогодние визиты», где петербургский журналист рекомендует некоему вымышленному «американцу» для понимания русских дел ознакомиться с повестью Гоголя: «А вы, говорит, читали „Повесть о капитане Копейкине“?.. Не читали?.. Ну, так прочтите… Там всё это наглядно объяснено еще Гоголем. Вы узнаете, какими судьбами человек, лишившийся руки и ноги в сражениях и, можно сказать, кровь проливавший свою за отечество, до разбоя на больших дорогах доходит… Когда всё откладывают, да ожесточают людей, да лишают их справедливости, заслуженного… Да вы лучше прочтите» («Молва», 1881, 3 января, № 3).^[247]

4

Достоевский в «Дневнике писателя» 1876 и 1877 гг. большое место уделял событиям русско-турецкой войны, судьбам южных славян и Константинополя, миссии русского народа на Балканах и в Европе; он не раз выступал с «пророчествами», «прорицаниями» и едкой патриотической полемикой. Берлинский конгресс 1878 г. нанес его мечтам удар. Враждебная России позиция Германии (Бисмарка) и Великобритании (Биконсфилда), ошибки русской дипломатии привели к тому, что добытые ценой огромных для России жертв победы дали непропорционально малые результаты. Сильно возросли во многих слоях русского общества, недавно пережившего подъем, скепсис, даже отвращение к внешнеполитическим вопросам.^[248]

Двадцать второго июня 1878 г. И. С. Аксаков произнес в московском Славянском благотворительном обществе свою знаменитую, очень эмоциональную речь, вызвавшую широкий общественный резонанс и неудовольствие в правительственных кругах. Аксаков гневно обрушился на «русскую дипломатию», обвинив ее в том, что она предала на Берлинском конгрессе интересы России и славянского мира: «Нет таких и слов, чтоб заклеймить по достоинству это предательство, эту измену историческому завету, призванию и долгу России…» (Аксакову Сочинения, т. I, стр. 305). Аксаков русских дипломатов заклеймил как врагов России, еще более опасных, чем «нигилисты» и террористы: «Самый злейший враг России и престола не мог бы изобрести что-либо пагубнее для нашего внутреннего спокойствия и мира. Вот они, наши настоящие нигилисты, для которых не существует в России ни русской народности, ни православия, ни преданий, — которые, как и нигилисты вроде Боголюбовых, Засулич и К^о, одинаково лишены всякого исторического сознания и всякого живого национального чувства. И те, и другие — иностранцы в России <…> и те и другие чужды своему народу, смотрят на него как на tabula rasa, презирают его органические, духовные начала <…> Все они — близкая друг другу родня, порождение одного семени <…> Представляю вам самим решать, кто же, однако, из них: сознательных и бессознательных, грубо-анархических и утонченных государственных нигилистов, в сущности, опаснее для России, для его народного и духовного преуспеяния и государственного достоинства?» (там же, стр. 306). Достоевский безусловно всецело разделял чувства Аксакова.

К январю 1881 г. решения Берлинского конгресса стали уже историей. Общественность теперь больше всего волновали внутренние проблемы: перспективы «увенчания здания», слухи о возможных близких переменах к 20-летней годовщине отмены крепостного права, террористическая деятельность народовольцев. Немного о Восточном вопросе и в «Дневнике писателя»: несколько язвительных реплик и смирение перед реальными фактами — сегодня говорить о судьбе южных славян и Константинополе бессмысленно, неактуально. Достоевский, правда, предложил решительное сокращение русских дипломатических представительств в Европе как «оздоровительную» финансовую меру.

Высказался Достоевский и о надлежащих, с его точки зрения, отношениях между Россией и Европой. Его главный тезис — прекращение традиционной, ничего, кроме лишений и неприятностей, не принесшей политики «служения Меттерниху»: развитие тезисов полемической части «Дневника писателя» 1880 г. (см. наст. изд., т. XXVI, стр. 171, 225, 226). Россия, считает Достоевский, не может не следить внимательно за развитием событий на Западе, но от вмешательства в них пока должна воздерживаться, чтобы позднее, в удобную минуту, воспользоваться для этого иной, более благоприятной ситуацией.

Ближе всего внешнеполитическая позиция Достоевского к тезисам, прогнозам и рекомендациям Н. Я. Данилевского в статье «Россия и восточный вопрос». Последняя обратила на себя внимание Достоевского, так как имела в славянофильско-патриотических кругах успех.^[249] Автор касается итогов недавней войны и решений Берлинского конгресса: «Победоносная война, которая разгромила и повергла в прах исконного врага, окончилась договором, который не только не веселит сердце русского человека, но, напротив, угнетает его даже более, чем Парижский трактат» (РР, 1879, № 1, стр. 212).

Данилевский предлагает извлечь отсюда уроки и изменить политику России: «Чтобы избежать плачевной участи перехода от неудачи к неудаче, несмотря даже на самые поразительные военные успехи, политике России ничего не остается, как повернуть на старый екатерининский путь, то есть открыто, прямо и бесповоротно сознать себя русскою политикой, а не европейскою, и притом исключительно русскою, без всякой примеси, а не какою-нибудь двойственною, русско-европейскою или европейско-русскою, ибо противуположности несовместимы <…> Интересы России и Европы противоположны, — говорим мы» (РР, 1879, № 2, стр. 185—186). «…Россия для достижения своих целей должна пользоваться всеми ошибками Европы, всяким внутренним раздором ее, всякою надобностью, которую то или другое государство может встретить в помощи России» (там же, стр. 191).

Последняя (третья) глава «Дневника» посвящена будущему России в Азии. Либеральная пресса — «Голос», «Молва», «Страна», «Порядок», «Русские ведомости» — особенно после неудач генерала Ломакина требовала прекращения новых военных операций и обращения ко внутренним реформам. Так, «Голос» в передовой «Смета главного интендантского управления на 1881 год» говорил о сокращении военных расходов как о мере первостепенной важности, от которой зависит экономическое выздоровление России (Г, 2 ноября, № 303). И. Ф. Василевский (Буква) в фельетоне «Наброски и недомолвки» писал о бессмысленности ахалтекинской экспедиции («Молва», 1881, 11 января, № 11).^[250] Аналогичным образом высказывалась «Страна» (1880, 16 ноября, № 90; 1881, 8 января, № 4). Достоевского неприятно поразило и «Ежедневное обозрение» в газете, направлению которой он симпатизировал (НВр, 1881, 2 января, № 1741). Обозреватель, размышляя над государственной росписью доходов и расходов, поддерживал здесь план министра финансов Абазы.

Всем этим органам печати Достоевский раздраженно отвечал в «Дневнике», находя их настроения особенно опасными в условиях сложившейся к 1881 г. ситуации, «когда все-то там держат против нас камень за пазухой» (стр. 27). В этой обстановке враждебности европейских держав к России Достоевский считал, что текущие финансовые затруднения не должны отвлечь правительство и общество от свершений (в том числе и «экономических»), которые сулили в будущем стране новый подъем. А они, по его мнению, были связаны с цивилизаторской миссией России и русских поселенцев («урусов») в Азии. Поэтому он такое значение придавал падению Геок-Тепе, так энергично восставал против тех, кого победа русских войск не настроила на патриотический лад.

Голоса либеральных критиков не умолкли и после успеха армии Скобелева. «Голос» в передовой «Взятие Геок-Тепе» выражал надежду, что теперь, после того как восстановлено «достоинство русского имени», прекратятся дальнейшие военные экспедиции (Г, 1881, 15 и 26 января, №№ 15 и 21). И точно так же «Молва», поздравляя русских воинов, столь же энергично требовала окончания похода (1881, 15 января, № 15); а в статье М. Л. Песковского (1843—1903) «За неделю» осуждались воинственные настроения верхов, подогретые успехами русской армии: «В высшей степени печально <…> легкомыслие известной части журналистики, забывающей о том внутреннем процессе, который переживает теперь Россия и из которого необходимо как можно скорее выйти, далеко отбросив всякие помыслы о текинцах и мервах» («Молва», 1881, 18 января, № 18).

Песковский имел в виду, прежде всего, статьи и заметки, появившиеся в январе в катковских «Московских ведомостях», «Руси», «Новом времени»^[251] (ср., напр., НВр, 1880, 30 декабря, № 1739). Газета Суворина откликнулась на успех русских войск статьей «Взятие Геок-Тепе», где говорилось: «Еще одна славная страница в нашей военной истории, еще один лавр в.венке молодого и талантливого полководца!.. <…> Рядом с этим — вдали от этой героической бойни — слышались завистливые, недоброжелательные голоса <…> Слава войску, заслужившему их, и вечная память павшим!» (НВр, 1881, 15 января, № 1754. Ср.: там же, 26 января, № 1765; «Русь», 1881, 17 января, № 10; МВед, 1881, 14 и 15 января. №№ 14 и 15). Таков исторический контекст, необходимый для понимания внешнеполитических размышлений Достоевского в январском номере «Дневника».

В январских номерах газет, особенно внимательно и с сочувствием читаемых Достоевским, появились также пересказы и цитаты из немецкой и английской прессы, выражавшие враждебность к России в связи с падением Геок-Тепе (см.: НВр, 1881, 18, 20 и 23 января, №№ 1757, 1759 и 1762). Еженедельная газета «Русь» в статье О. К.^[252] излагала речь лорда Литтона: «Каждый английский государственный человек должен помнить о страшной опасности, которой нас может подвергнуть Россия» («Русь». 1881, 24 января, № 11).^[253]

На все эти русские и иностранные голоса Достоевский и откликнулся призывом к новой политике тогдашней России в Азии, от проведения которой в жизнь, по его мнению, зависело ее возрождение. Причем он верит, что цивилизаторская миссия «наша в Азии», оздоровит и внутреннюю жизнь — русскую экономику и науку.

5

Посмертный выпуск «Дневника» вызвал много пестрых откликов в столичной и провинциальной печати. Поток соболезнований, некрологов, памятных заседаний, воспоминаний о Достоевском продолжался весь год. «Катастрофа» 1 марта лишь на время прервала публикацию в газетах материалов под рубрикой «Памяти Ф. М. Достоевского», но ее последствия были весьма существенными: обострилась полемика между либералами и консерваторами по поводу Достоевского вообще, январского «Дневника» в частности.

Органы либеральной прессы, еще недавно резко полемизировавшие с ответом Достоевского А. Д. Градовскому. сочли неудобным по тактическим и этическим соображениям выступить с возражениями умершему противнику. Г. К. Градовский, один из самых постоянных и резких оппонентов Достоевского, отдавал должное не только художнику (это делали все), но и политическому публицисту: «Сколько раз приходилось мне возражать, горячо нападать на известные взгляды и выводы Достоевского, но никто более меня не ценил, не уважал его как писателя, как человека. Еще на днях, в беседе с К. Д. Кавелиным, мы выражали желание поскорее увидать возобновленный „Дневник писателя“. Первый нумер должен был выйти 31-го января… Достоевский даже в заблуждении был нам полезен. Он будил нашу мысль, его слово было высоко честно и неподкупно искренно. Великая потеря, тяжелое горе!» («Молва», 1881, 30 января, № 30).^[254] «Мы не были поклонниками мистических учений Достоевского, — значительно сдержаннее и суше писал другой публицист газеты Ар. Введенский. — Но потеря его для русской литературы и русского общества горько и болезненно сжимает сердце <…> Смерть Достоевского примиряет с ним и его литературных противников. Теперь он для нас человек, веривший в будущее русского народа, хотя, быть может, колебавшийся в путях, ведущих его к этому будущему» (там же, 31 января, № 31). «Порядок» Стасюлевича о Достоевском-публицисте писал столь же уклончиво и неопределенно, воздерживаясь от полемики: «Он умер среди разгара противоположных мнений, им вызванных, — умер, готовясь наносить и получать полемические удары от лиц, несогласных с его политическими идеалами. Но кто станет теперь, в скорбную и торжественную минуту, думать и говорить об этих спорах. И они, и материал, их вызвавший, еще слишком близки нам, слишком еще мало по отношению к ним спокойствия и беспристрастия, создаваемого временем, которое одно, развернув туманное будущее, покажет, насколько верно смотрел на призвание и свойства своей родины несомненно глубоко и горячо любивший ее покойный. Живучесть его политических идеалов — в будущем, в нем их сила или слабость, и не о них приличествует говорить теперь. Но образы, им созданные, — живут уже полною жизнию, вылившись из „жаждавшей и алкавшей правды“ души своеобразного и несравненного мастера» (К--нт <А. Ф. Кони>. У гроба Ф. М. Достоевского. — «Порядок», 1881, 30 января, № 29). Что касается январского выпуска «Дневника», то газета ограничилась большой цитатой из него, сопроводив слова Достоевского дипломатичной аннотацией: «Вчера вышел первый — и последний нумер „Дневника писателя“ Ф. М. Достоевского <…> Заимствуем, на память, то месте из „Дневника“, в котором, по нашему мнению, всего яснее выразилось основное убеждение покойника, и где может найтись много симпатичного для людей самого различного образа мыслей, и где автор в то же время сохранил верность своему индивидуальному миросозерцанию. Дело идет о противоположности Петербурга — России <…> Но неумолимая смерть сомкнула уста автора, — и вот мы снова без ответа, который и сам покойный признал капитальным» (там же, 1 февраля, № 31).

«Страна», более подробно коснувшись публицистики, убеждений Достоевского, строго выдерживает приличествующий траурным обстоятельствам тон: «Если в его суждениях, среди блестящих, истинно-талантливых страниц, слышалась иногда мысль, поражавшая своею странностью или ведущая к нежелательным выводам, если в словах его звучала иногда неверно взятая нота, то каждый хорошо понимал, что всё это пишется и говорится прямо от души, искренно и без всякой задней мысли, без всякого постороннего соображения. <…> он прямо высказывал всё, что есть на душе, все свои мнения и сомнения, открывая читателям тот путь, по которому он думал прийти к своей постоянной и единственной цели — правде. И если на этом трудном и тернистом пути он, как многие упрекали его в последнее время, иногда делал неверный шаг, — то упрек этот разделят с ним, конечно, все искатели истины» («Страна», 1881. 1 февраля, № 14). В том же номере газеты (в фельетоне за подписью «Фр.») уделено несколько теплых слов последнему произведению Достоевского: «Перед нами выпуск „Дневника писателя“, вышедшего в свет уже после смерти издателя, сегодня. Невозможно без слез видеть этих добродушных страниц, в которых чудится то предчувствие близкой кончины, то какая-то детская уверенность в том, что ему еще не последний раз приходится говорить с читателем. А эта последняя приписка к последней статье по поводу победы у Геок-Тепе: „… вечная память выбывшим из строя богатырям! Мы в наши списки их занесем. Ф. Достоевский“. Кто не задумается над таинственным смыслом их?».

А. П. Пыпин в сильно запоздавшем некрологе «Вестника Европы» ясно выявил причины, побудившие ведущие органы либеральной печати на первых порах ограничиться неопределенными, корректными формулировками и траурной риторикой: "Смерть есть такой мрачно-таинственный "факт, перед которым обыкновенно умолкают недавние споры и несогласия <…> Нужно, чтобы факт отделился, для того, чтобы возможно было снова возобновить спор, в котором (как в настоящем случае) писатель, кончивший свое поприще, играл свою характеристическую роль. Неприятным диссонансом, малодушием отзывается слово вражды, обращаемое несмягченным или противниками на замолкшего писателя или его друзьями «на противников его при жизни» (ВЕ, 1881, № 3, стр. 422—423).

Однако «Русь», «Московские ведомости», «Новое время» (и частично «Неделя»), такие публицисты и издатели, как В. Мещерский, М. Катков, К. Бестужев-Рюмин, О. Миллер, И. Аксаков, А. Суворин, В. Буренин, П. Гайдебуров не только не собирались отложить споры до тех пор, пока «факт отделится», по заняли позицию воинственную и вызывающую, используя и небывалые похороны писателя, и его публицистику последних лет, в том числе январский выпуск «Дневника», в пропагандистских целях. «Московские ведомости» поместили очерк В. Мещерского «По поводу выноса тела Ф. М. Достоевского из квартиры в Невскую лавру»; там похороны объявлялись "чудным и торжественным засвидетельствованием истины верований мыслителя, возлюбившего истину всею мыслию «своею и всем сердцем своим» (МВед, 1881, 4 февраля, № 35). О «Дневнике писателя» газета Каткова отзывалась как о пророчестве и шедевре Достоевского-публициста: «… последний, замогильный завет просветленного русского сердца, перед которым предстала, как в откровении, глубочайшая суть русской народности» (Z. К биографии Ф. М. Достоевского. — Там же, 1 марта, № 60). Особенно охотно воспользовались «Московские ведомости» «антилиберальными» местами «Дневника писателя»: «Беспощадная и меткая критика, которой он подвергает наш лживый „либерализм“, откроет глаза тем из нашей публики, кто до сих пор признавал еще за этою невежественною пародией какую-нибудь разумную причину существования. Сами наши либералы очень хорошо поняли всю вескость нанесенного им удара. Этот удар был для них тем чувствительнее, что они только что накануне с фарисейским лицемерием выражали у гроба покойного писателя то же самое дешевое притворное сочувствие, с каким они в прошлом году приехали в Москву на Пушкинские празднества <…> Покойный их же Копейкиными назвал <…> На защиту излюбленного „лжелиберализма“ выступил известный фельетонист „Голоса“ капитан Модестов… <…> Нет, господа лжелибералы, теория Достоевского основана на живом знании нашего народа, на горячей и искренней любви к этому народу и на незыблемой вере в его самостоятельную будущность <…> Как Достоевский, так и мы называем вас „либералами“ не в смысле брани, а в смысле насмешки… <…> Либеральные партии во всех странах состоят из людей более или менее просвещенных и неразрывно связанных со своим народом. А вы — жалкие обскуранты, — враги своего народа, вопиющие о нуждах народа России, когда дело идет об удовлетворении ваших аппетитов <…> Вы либеральные „капитаны Копейкины“!» (там же, 19 февраля, № 50).^[255]

«Русь» Аксакова предприняла самую эмоциональную попытку «канонизации» Достоевского-мыслителя в совершенно определенном славянофильско-православном духе. Прославление некоторых, под тенденциозным углом зрения отобранных, политических и религиозных идей Достоевского И. С. Аксаков (в статье «Смерть и похороны Достоевского») иллюстрировал обильным цитированием последнего «Дневника писателя», особенно фрагментов о «русском социализме» и православном русском народе. Достоевский в таком изложении предстал убежденным, непримиримым противником любых либеральных течений, монархистом и религиозным мыслителем: «Идея внешней, социальной равноправности бледнела и исчезала для него в высшей идее — в христианской идее братства» («Русь», 1881, 7 февраля, № 13). Газета предъявляла свои исключительные права на единственно верное истолкование Достоевского, отвергая другие попытки как якобы искажающие подлинный облик мыслителя-христианина, недобросовестную и фальшивую «либеральную» обработку творчества писателя: «… Достоевский не дал никому права ошибаться на его счет, делить его надвое и производить из его творений какие-то экстракты с очищением от „мистических“ примесей. Он един во всем разнообразии, своих сочинений, он целен или — повторим его слово — целокупен с начала и до конца своего авторского поприща. Всё у него исходило из одного и сводилось к одному — из Христа и к Христу» (там же). Последний «Дневник» Достоевского «Русь» квалифицирует как «завещание, обращенное к русской интеллигенции». «Единый» Достоевский в назидательно-полемической трактовке И. С. Аксакова неизбежно оказался тоже «экстрактом», но очищенным от других «примесей» — социальных и демократических.^[256]

«Новое время» заняло более реалистическую позицию в спорах «вокруг Достоевского», чем «Московские ведомости» и «Русь». Статья Суворина «О покойном», без сомнения, одна из лучших статей о Достоевском в 1881 г. Суворин далек от пафоса л терминологии Аксакова, не стремится безоговорочно представить политические идеи Достоевского как истину, не подлежащую обсуждению. Но антилиберальпая тенденция в его очерке столь же сильна: «Политические идеалы Достоевского, мимоходом сказать, были широки, и он не изменил им со дней своей юности. До этих идеалов очень далеко г-дам либералам, которые так безжалостно, а иногда и мерзко его преследовали, называя даже „врагом общественного развития“ <…> Народная гордость жила в нем, жило в нем то сознание силы русского народа, которое разным пошлякам кажется квасным патриотизмом, по уже не кажется это так вступающему в жизнь поколению. Эта независимость духа, эта искренность, с какою он высказывал свои мнения, насколько позволяли ему условия печати, сделали его любимцем публики, любимцем подрастающих поколений. Весь либерализм наших либералов из любой иностранной книжки можно вычитать, но русскую душу можно узнать только в глубоком писателе-человеке» (НВр, 1881, 1 февраля, № 1771).

Через неделю Суворин вернется к одной из главных тем траурного очерка-мемуара в «Недельных очерках и картинках». Там он в уста некоего «отрывочного человека», директора департамента, вложит «одобрительный» отзыв о своей статье: «Я с удовольствием прочитал ваш прошлый фельетон о Достоевском <…> Он действительно земскому собору придавал большое значение и именно собору по сословиям, начиная о крестьянского. Я этой идее тоже не могу отказать в уважении. Правительство Людовика XVI сначала собрало нотаблей — это первая ошибка его, важнейшая; из нотаблей вышли генеральные штаты, где представительство среднего сословия было удвоено — это вторая ошибка, вытекавшая из первой, а революция — третья ошибка, но не правительства уже, а национального собрания. Народ не спрашивали и с ним не рассуждали. Кто попал из них в собрание, тот был ничем, без голоса, без значения. Все взяло третье сословие, а народ ждал и выбивался и выбивается доселе. Революция его обошла, как обошло его и правительство. В паше время такой ошибки повторять не следует: народ должен быть на первом плане — его обучение, его благосостояние, его свобода от экономических пут» (там же, 8 февраля, № 1778). Несомненно, что это одновременно объяснение и развитие мысли Достоевского в «Дневнике» о призвании «серых зипунов».

Демократическая и либеральная печать не могла остаться равнодушной к такой канонизации Достоевского — религиозного и политического мыслителя. Закономерно, что разговор о Достоевском-художнике отошел на задний план. И, напротив, его публицистика, его последний «Дневник писателя», о котором иногда говорилось как о пророчестве и политическом завещании, стали главной темой полемических статей, заметок, реплик «Голоса», «Молвы», «Порядка», «Вестника Европы», «Отечественных записок». «Голос» в начале февраля поместил большую, корректную разъяснительную статью публициста и профессора В. И. Модестова «Невольная тема». Модестов определенно высказался в ней о политической публицистике Достоевского в последнем «Дневнике»: «Достоевский, по нашему мнению, но был политическим мыслителем, и лучше всего было бы оставить его с этой стороны в покое. Но так как заходит речь о его политических убеждениях, которые многими принимаются как некоторое откровение, то нельзя не остановиться на этом вопросе. Посмертный выпуск его „Дневника“, напечатанный, говорят, в огромном числе экземпляров, даже в некоторой степени обязывает печать к разъяснению пункта, далеко неясного в литературной деятельности оплакиваемого русским обществом писателя. Повторяем, пункт этот в деле оценки литературного значения Достоевского маловажен; он имеет, однако, интерес общественный» (Г, 1881, 8 февраля, № 39).^[257] Доминирующими чертами политической публицистики Достоевского Модестов считает эмоциональность, фантазию, утопизм, мечтательность: «Он был утопист, доходивший до последних пределов мечтательности. Его политическая теория, если можно называть таковою его горячие, страстные чаяния, не может подлежать строгому обсуждению. Она основана не на фактах, не на истории, не на статистике, не на исследованиях политико-экономических, не на философских умозрениях, а скорее дело чувства и фантазии, тех способностей его богато одаренной духовной природы, без которых он не мог произвести ничего великого в своих поэтических творениях, но которые оказывают плохую услугу в выработке здравой политической теории» (там же).

В то же время В. Модестов решительно отделил Достоевского-публициста от «защитников застоя», опираясь, в частности, на отдельные высказывания в посмертном выпуске «Дневника писателя» и — еще больше — на воспоминания Суворина: "… всё, что обнародовано в последние дни о разговорах, мыслях и убеждениях покойного, всё, что он заявил в последнем издании своего «Дневника», не оставляет сомнения, что он жил и дышал мыслью об освобождении нашего отечества от всевозможных пут <…> Он требовал полной свободы печати, полной свободы совести, полного доверия со стороны власти к русскому народу. Он не только желал всего этого, но и верил в осуществление своих желаний, верил гораздо более, чем позволяют увлекаться такими мечтаниями современные обстоятельства. «У нас, — говорит он в последнем „Дневнике“, — гражданская свобода может водвориться самая полная, полнее, чем где-либо в мире, в Европе или даже в Северной Америке». Эти слова устраняют всякую мысль о консервативных стремлениях Достоевского" (там же).^[258]

«Порядок» Стасюлевича поместил несколько полемических возражений «Руси» и «Московским ведомостям»,^[259] перепечатал подробнейшее (с большими цитатами) сообщение из харьковского «Южного края» о речи профессора А. А. Потебни, произнесенной на публичном заседании "историко-филологического общества в Харькове 11 февраля; в ней давалась сжатая характеристика «Дневника писателя», мессианизма как ведущей черты поздней политической публицистики Достоевского: «Мессианизм <…>, вера в то, что известному народу предназначено быть спасителем мира, есть вера униженных и оскорбленных, долженствующая з мечте вознаградить их за действительные страдания и внушить любовь к жизни. Поднятие духа есть аппетит нормальный; но мессианизм есть плохой суррогат здоровой пищи. <…> Как реакция действительному или мнимому унижению и падению духа, является, так сказать, ипсомапия, а не чувство собственного достоинства, равенства и братства. Наоборот, кто хоть по малости имеет возможность совершать дела братства и любви, тот вряд ли почувствует жажду всемирного господства, хотя бы и для служения всем… <…> Мессианизм Достоевского с его враждою к „господам русским европейцам-либералам“ <…> перешедши в практические сферы, может достигнуть не поднятия народного духа, а чего-то совсем другого» («Порядок», 1881, 27 февраля, № 57).

«Молва» также резко осудила статьи в «Руси» и «Московских ведомостях»: «Ради бога, господа, не эксплуатируйте же по крайней мере смерти человека, заслужившего уважение русского общества, не обращайте по крайней мере хоть этого факта в рекламу для газеты» («Молва», 1881, 5 февраля, № 36). В связи с нападками «Московских ведомостей» (1881, 19 февраля, № 50) на В. Модестова газета выразила свое отрицательное отношение и к «Дневнику писателя»: «„Московские ведомости“ со свойственным им цинизмом принялись за эксплуатацию памяти покойного Достоевского. Посмертный выпуск „Дневника“ знаменитого писателя, посвященный исключительно „злобе дня“, в которой Достоевскому до самой его смерти не удалось отыскать точку опоры, не принадлежит, как известно, к лучшим из написанных им страниц. Но „Московским ведомостям“ более всего на руку слабые стороны Достоевского, и вот, отобрав из его „Дневника“ то именно, чему ради его славы лучше было бы вовсе не появляться в печати, „Московские ведомости“ употребляют отобранные ими места из „Дневника“ орудием для своей непристойной полемики с „Голосом“» («Молва», 1881, 21 февраля, № 52)^[260].

Последний в 1881 г., наиболее пространный (и резкий) отзыв о политической публицистике Достоевского появился в ноябрьской книжке «Вестника Европы»; анонимная статья «Литературные мечтания и действительность. По поводу литературных мнений о народе» (№ 11, стр. 300—324). Достоевский прямо провозглашался в этой, подводившей итог" полемики года, статье самым могущественным и опасным противником либеральной партии: «Имя Достоевского в последние годы — на всех славянофильских устах. Ограничивая нашу задачу разбором славянофильского учения последнею момента, мы именно с него должны начать, потому что именно он в своем „Дневнике писателя“ начал новую эру славянофильской литературной пропаганды» (там же, стр. 307)/ Идеалы, мечты, пророчества, даже словоупотребление (терминология) Достоевского были подвергнуты публицистом журнала не просто резкой критике, но безоговорочно, всецело и раздраженно отвергнуты как опасные и вредные: «… он просто уклонялся от разговора при прямой постановке вопроса. Учение Достоевского лишено всякой определительности; с ним мы вступаем вполне в сферу „литературных мечтаний“, основывающихся на неизвестно откуда добытых данных <…> учение его основано не на логике, а на „пророчествах“, и потому может изменяться по прихоти минуты или случая <…> Пресловутая „всемирность“ есть только поверхность, несерьезность собственной внутренней жизни» (там же, стр. 307, 309, 321).

На такой чрезвычайно враждебной ноте завершилась длившаяся весь год многообразная и многотемная полемика «по поводу» Достоевского е грандиозных похорон писателя, значения его как художника, мыслителя, автора «Дневника писателя». Мемуарная и некрологическая литература года, неотделимая от острейшей журнальной полемики, отличалась исключительной пестротой и разноголосицей. Сильное влияние на литературно-общественную полемику «вокруг Достоевского» оказала сложная политическая обстановка в стране: последние дни «диктатуры сердца» и последовавшая после 1 марта реакция, перечеркнувшая все проекты «увенчания здания», погасившая любые иллюзии — и либеральные и славянофильские. В такой ситуации невозможной была объективная и беспристрастная оценка не только Достоевского-публициста, идеи последнего «Дневника» которого невольно оказались в центре внимания, но и Достоевского-художника, автора «Бесов» и «Братьев Карамазовых». Поэтому так много было высказано в 1881 г. полярных оценок последнего «Дневника писателя», хотя раздавались и другие, приглушенные, дипломатичные голоса, претендующие на нейтральность и объективность позиции. О Достоевском-художнике в пылу полемики забыли почти все; полемика постепенно перерастала в борьбу противоборствующих лагерей и. наконец, всецело, подчинилась «лагерным» целям. Содержание последнего «Дневника» Достоевского было предельно злободневным, и суждения о нем современник ков закономерно и естественно стали пристрастными.

Отношение печати и шире — общественности — к «Дневнику писателя» ве исчерпывалось полемикой и «эксплуатацией» (в разных целях) идеи «завещания» Достоевского. Наибольшее внимание современников привлекло в «Дневнике» «магическое словцо» Достоевского, его тезис о необходимости «оказать доверие народу». Не только О. Миллер и А. Суворин, рассказавшие о дальнейших планах Достоевского развить эту мысль, но и большинство журналистов и читателей сочувственно восприняли мнение покойного литератора. Они видели в предложении Достоевского яркое свидетельство демократических убеждений писателя, его народолюбия, пусть и облеченного в фантастическую и утопическую форму. Революционер-народоволец И. И. Попов, говоря о популярности Достоевского далее в среде радикально настроенной молодежи, свидетельствует: «…в рассуждениях Достоевского о „сермяжной Руси“, которую если признать, то она устроит жизнь хорошо, так, как ей нужно, мы усматривали народническое направление, демократические тенденции» (Достоевский в воспоминаниях, т. II. стр. 426). Интересная попытка объяснить необычную популярность Достоевского в молодежной среде, своеобразно истолковывавшей, преломлявшей под определенным углом его идеи (в том числе и последнего «Дневника»), была предпринята М. Цебриковой в статье «Двойственное творчество (Братья Карамазовы. Роман Ф. Достоевского)»: «… он говорит о смирении и „оздоровлении корней“, и предупреждая возражения, что это славянофильские бредни, пространно объясняет смысл своих слов. В этом объяснении то же отсутствие определенных указаний, каким образом оздоровить корни, и та же страстная вера и любовь к народу и та же расплывчатость, которая позволяет каждому видеть в словах его то, чего желается. И поэтому вполне понятен восторг, с каким молодежь перечитывает его слова о том, что она призвана оздоровить корни своим единением с народом, что в ее искании правды, в ее чуткости к словам правды и любви — залог оздоровления <…> Страстное убеждение и глубокая искренность объясняют силу влияния Достоевского-проповедника на молодые умы <…> Молодежь увлекалась тем сильнее, что проповедь опиралась на сильный талант» («Слово», 1881, № 2, стр. 27).

«Магическое словцо» Достоевского упомянет в некрологе «Русская речь»: «Его последний „Дневник“ весь глубоко проникнут любовью к <…> народу, страстным желанием дать наконец возможность высказаться самому народу, оказать доверие именно ему, этому великому страстотерпцу русской земли» (РР, 1881, № 3). Еженедельник Гайдебурова в статье «Похороны Достоевского» также особенно выделяет это место в «Дневнике писателя», заключая: «Вот эта-то глубокая вера, эта-то горячая любовь и составляли теснейшую связь между Достоевским и молодежью, их-то она и ставила выше всяких его „убеждений“» («Неделя», 1881, 8 февраля, № 6).^[261] После 1 марта «Неделя» в статье «Фальшивое знамя», повторив обычные упреки И. С. Аксакову в забвении идеалов славянофильства («эта некогда благородная и достойная всякого уважения партия»), противопоставляла узкой и «догматической» точке зрения редактора «Руси» позицию Достоевского: «Указывать на существование сходства, как на отсутствие самостоятельности в развитии, — просто нелепо. Лучшее доказательство тому — покойный Достоевский. В своем последнем „Дневнике“ он предлагает разрешить коренные задачи нашей жизни путем опроса самого народа, в чем он нуждается и каким путем желал бы выйти из нынешних затруднений. Между тем г-н Аксаков, следуя своей логике, должен был восстать против Достоевского, так как в предлагаемом им „опросе“ немудрено найти сходство с фактами из жизни Запада. Очевидно между тем, что Достоевского натолкнули на эту мысль факты русской жизни, но так как русская жизнь, несмотря на все отличия, все-таки имеет много общего с общечеловеческой жизнью, то понятно, что и выводы из фактов той и другой могут быть сходны» (там же, 5 апреля, № 14).^[262]

Тезис Достоевского о «доверии народу» вдохновил Н. С. Лескова на создание цикла очерков «Обнищеванцы. (Религиозное движение в фабричной среде 1861—1881)» («Русь», 1881, №№ 16—21, 24, 25).^[263] Лесков предпослал циклу эпиграф из «Дневника писателя» («Нашему народу можно верить, — он стоит того, чтобы ему верили») и объяснение к нему: «Я очень счастлив, что могу поставить эпиграфом к настоящему очерку приведенные слова недавно погибшего собрата. Почет, оказанный Достоевскому, несомненно свидетельствует, что ему верили люди самых разнообразных положений, а Достоевский уверял, что „нашему народу можно верить“. Покойный утверждал это с задушевной искренностью и не делал исключения ни для каких подразделений народной массы. По его мнению, *есъ народ стоит доверия <…> Народ, работающий на фабриках и заводах, в смысле заслуженности доверия, это всё тот же русский народ, стоящий полного доверия, и Достоевский, не сделавши исключения для фабричных, не погрешил против истины» («Русь», 1881, 28 февраля, № 16). Аксаков, видимо, желал от Лескова посвящения «Обнищеванцев» Достоевскому. Лесков решительно отказался, ответив редактору «Руси» даже с некоторым раздражением: «Посвящения Достоевскому не хочу. Сколько толков и от таких истолкователей, что мне это решительно претит. Эпиграф и упоминание о нем в первых строках — это гораздо более относится к делу и гораздо целомудреннее. Вся эта историйка есть иллюстрация к его теориям» (ЛН, т. 86, стр. 610). Так обосновал Лесков свой отказ участвовать в «журнально-литературных» поминках, т. е. в полемике идей «по поводу» и «вокруг» Достоевского, не желая, очевидно, чтобы его позицию отождествляли и со взглядами славянофильских «истолкователей» «Руси».

Дискуссия, вызванная последним выпуском «Дневника писателя», побудила, таким образом, критиков разных общественных направлений еще раз поставить вопрос о противоречиях творчества писателя, попытаться проанализировать эти противоречия. При этом в критике отчетливо выразилось как глубокое, искреннее преклонение перед Достоевским — художником и мыслителем, так и признание реакционности ведущих политических и религиозных идей его поздней публицистики. Подводя итоги прижизненной оценке наследия Достоевского, дискуссия вокруг «Дневника писателя» 1881 г. положила начало той острой посмертной идейной борьбе вокруг оценки его произведений, которая не затихает до наших дней.

Стр. 5. Финансы ~ Неужели и я экономист, финансист? ~ А что теперь поветрие на экономизм — в том нет сомнения. — В записной тетради Достоевского 1880—1881 гг. тема «Финансы» выделена многократными пометами на полях как одна из самых важных. Вопрос о кризисном состоянии отечественных финансов постоянно находился в центре внимания российской периодической печати второй половины 1880—начала 1881 г. В передовых, многочисленных статьях по экономическим вопросам, фельетонах обсуждалось экономическое положение страны и наперебой предлагались всевозможные меры для преодоления кризиса. Так, например, рекомендовались «радикальная банковая реформа», способствующая «свободной неограниченной конкуренции» (СПбВед, 1880, 3 октября, № 272; 22 октября, № 291; «Молва», 1880, 22 октября, № 292), «крайняя бережливость», «строжайшая экономия в государственных расходах» (СПбВед, 1880, 19 октября, № 288; 29 ноября, № 329), отказ от «предосудительной роскоши» «так называемого интеллигентного общества» («Россия», 1880, 3 ноября, № 49), реформа «правил составления <…> государственной росписи» (СПбВед, 1880, 21 октября, № 290), «открытие крестьянам кредита на покупку земель» и «организация переселенческого дела» (там же, 30 октября, № 299), «предприятие обширных общественных работ» для предоставления заработка голодающему крестьянству («Страна», 1880, 30 октября, № 85; также: СПбВед, 1880, 31 октября, № 300). В связи с экономическими проблемами в либеральной печати указывалось и на необходимость политических преобразований: «Исхода из настоящего положения нужно искать в прочных и широких реформах по разным частям внутреннего быта, для осуществления которых надлежит пустить в действие все силы правительства и общества», — осторожно отмечали «Русские ведомости» (1880, 7 октября, № 255). Решительнее высказывалась «Страна»: «Обеспечение прав личности, призыв русского общества к участию в делах страны в форме совершенно определенной, в форме всенародно-собирательной <…> такова истинная мысль, ясно сознаваемая <…> землею русскою…» (1880, 28 декабря, № 102). Новый этап обсуждения финансовых вопросов начался после назначения указом от 27 октября 1880 г. нового министра финансов — А. А. Абазы, принадлежавшего к группировке либеральной бюрократии. В статье «Чего мы желаем от нового министра финансов» «Новое время» (2 ноября, № 1682) рекомендовало в качестве первоочередных мер «прекращение временных выпусков кредитных билетов» и «уничтожение железнодорожного фонда». «С.-Петербургские ведомости» писали о важности равномерного распределения кредита (4—6 ноября, №№ 304—306) и необходимости постоянной заботы земских учреждений о «крестьянском хозяйственном благоустройстве» (7 ноября, № 307). «Страна» предлагала новому министру финансов «энергически сдерживать возрастание расходов военного и морского министерств» (6 ноября, № 87). «Новости и биржевая газета» указывала на необходимость значительного сокращения административных штатов и пересмотра таможенного тарифа (статья «Задачи нового министра финансов»; 7 ноября, № 296), а также на «неотложную и радикальную переделку всей системы прямых налогов, наряду с уничтожением и некоторых косвенных» (13 ноября, № 302). После подписания Александром II 23 ноября 1880 г. указа об отмене соляного налога (на которой настаивал М. Т. Лорис-Меликов) первоочередной задачей многим представлялась податная реформа (начавшаяся разрабатываться Податной комиссией еще в 1859 г.) — прежде всего замена подушной подати подоходным налогом. В «Новостях и биржевой газете» публиковались проекты положений о подоходном, личном и усадебном налоге (28 ноября, 3—4, 6—7 декабря, №№ 317, 322—323, 325—326). Однако 12 декабря появилось «правительственное сообщение», где указывалось на преждевременность газетных слухов о введении подоходного налога в России. Ни податная реформа, ни понижение выкупных крестьянских платежей не были осуществлены Абазой, через несколько месяцев (30 апреля 1881 г.) подавшим в отставку. 1 января 1881 г. появился указ Александра II о постепенном (в течение восьми лет) изъятии из обращения кредитных билетов на сумму 400 млн рублей. В этот же день была опубликована «Роспись государственных доходов и расходов» на 1881 г., в которой предусматривался дефицит в пятьсот с липшим миллионов рублей; в сопровождавшем ее «Всеподданнейшем докладе» министра финансов царю указывалось на по-прежнему «трудные экономические обстоятельства» и «неотложную необходимость» сокращения военных расходов (см.: Г, 1881, 3 января, № 3). Хотя «С.-Петербургские ведомости» и упрекали «столичную периодическую печать за то равнодушие, близкое к апатии, с которым она относится к вопросам наибольшего общего интереса, каковы, например, экономические, финансовые и земские вопросы» (1881, 19 января, № 18)_t финансово-экономические проблемы не могли быть ни забыты, ни отодвинуты на второй план, пока они оставались нерешенными, и обсуждение их закономерно приводило к выводам о необходимости более радикальных преобразований. Так, «Молва» в статье «С чего начинать финансовые преобразования» (1881, 8 января, № 8) указывала, что «улучшение финансового положения страны» невозможно без «самостоятельности промышленной инициативы», которая «парализована всевозможными стеснениями и ограничениями». «С.-Петербургские ведомости», очередной раз не поминая о «бережливости» — «великом слове настоящего времени», обрушивались на «многотысячное чиновничество», «бюрократию, руководимую ничем не сдерживаемой реакцией», «задерживающую всякое прогрессивное развитие», настаивали на «восстановлении <…> форм общественной самодеятельности» (11 января, № 10) и «полном освобождении лица и религии от государственной опеки» (20 января. № 19). С точки зрения экономической целесообразности оценивалось рядом публицистов и продвижение русских войск в Средней Азии. См. также: Финансовые итоги последних лет. — ОЗ, 1880, № 2, стр. 223—238; Н. X. Бунге. Заметка о настоящем положении нашей денежной системы и средствах к ее улучшению. — Сборник государственных знаний, т. VIII. СПб., 1880, стр. 86—127; А. П. Погребинский. Финансовая политика царизма в 70—80-х годах XIX в. — «Исторический архив», 1960, № 2, стр. 130—144 (публикация докладной записки Н. X. Бунге Александру II от 20 сентября 1880 г.); И. С. Блиох. Финансы России XIX столетия. История — Статистика, т. II. СПб., 1882, стр. 205—282; П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870—1880-х годов. М., 1964, стр. 249—258.

Стр. 5. Теперь все экономисты. Всякий начинающийся журнал смотрит экономистом и в смысле этом рекомендуется, — Так, в программном вступлении А. А. Навроцкого к № 1 начавшего выходить в 1879 г. «журнала литературы, политики и науки» «Русская речь» утверждалось: «Каждый серьезный журнал ставит себе целью разъяснение политических, экономических, финансовых и иных вопросов, целесообразное разрешение которых составляет насущную потребность общества и государства» (А. А. Навроцкий. Об издании журнала «Русская речь». — РР, 1879, № 1, стр. 3). В 1879—1880 гг. в «Русской речи» систематически печатались большие статьи на экономические и финансовые темы; среди них были, например, такие: А. Е. В области кредита и в дебрях спекуляции и ажиотажа (1879, №№ 1—2); А. Крас<ильник>ов. Восстановление ценности бумажных денег в Северо-Американских Соединенных Штатах (1879, №№ 3—5); Ф. Журов. Внешняя торговля России в 1876 г. с сравнительным обзором этой торговли за 20 лет (1879, №№ 4—6); Е. Сухонин. Банковое дело в России (1879, №№ 11—12); А. Красильников. Обзор мероприятий к поднятию ценности кредитного рубля (1880, №№ 2—3); А. К. Заметки по экономическим вопросам дня (1880, NoNo И-- 12). В первом номере «учено-литературного журнала» «Мысль», который начал издаваться в 1880 г. Н. П. Вагнером, была помещена статья «Зависимость экономического благосостояния от воззрений на мир (Социологический этюд)». В «журнале научном, литературном и политическом» «Русская мысль», начавшем выходить в том же 1880 г., печаталось исследование И. Иванюкова «Синтез учений об экономической политике» (№№ 2-3, 9).

Стр. 5. ...которые говорили тогда, в семьдесят шестом и седьмом годах ~ что Восточный вопрос одно баловство и фикция… — См. наст. изд., т, XXIII, стр. 372; т. XXIV, стр. 63—64, 399—400; т. XXV, стр. 94—98, 393.

Стр. 5—6. Все русские Ферситы ~ были тогда страшно оскорблены в своих лучших чувствах. — Ферсит (Терсит) — персонаж «Илиады» Гомера. Безобразный, злоязычный и трусливый Ферсит выступает против Агамемнона; обвиняя его в своекорыстии, и призывает ахеян отказаться от завоевания Трои и возвратиться домой (ср. также: наст. изд., т. II, стр. 158).

Стр. 6. …берлинская конференция. — См. наст. изд., т. XXI, стр. 504.

Стр. 6. …не увенчано здание". — Выражение «увенчать здание» (франц. «couronner l'édifice») в смысле «предоставить широкие демократические права и политические свободы» получило распространение в период правления французского императора Наполеона III, неоднократно употреблявшего его в своих программных выступлениях. Так, 14 февраля (н. ст.) 1853 г. на открывшейся в Тюильри законодательной сессии он заявил: «Том, кто сожалеет, что свободе не была предоставлена большая доля, отвечу: свобода никогда еще не способствовала основанию прочных политических зданий: она венчает их, когда время их уже упрочило» (см.: Л. Грегуар. История Франции в XIX веке, т. 3. М., 1896, стр. 541). Будучи вынужден на некоторые уступки либералам, Наполеон III 19 января (н. ст.) 1867 г. подписал декрет, которым членам Сената и Законодательного собрания предоставлялось право делать запросы правительству; сопровождавшее декрет письмо Наполеона III к государственному министру Э. Руэ, содержавшее обещания некоторых других законодательных реформ" заканчивалось утверждением: «… я не потрясаю почвы <…> я ее упрочиваю еще более <…> обеспечивая законом гражданам новые гарантии, довершая наконец увенчание здания, воздвигнутого национальною волею» (Г, 1867, 13 (25) января, № 13). В России конца 1870-х--начала 1880-х гг. это выражение употреблялось как эвфемистическое наименование введения конституционного правления. И. С. Аксаков, считавший наиболее целесообразным осуществление «общего уездного местного самоуправления», в первом номере своего нового журнала «Русь» с иронией писал о либералах — сторонниках конституции: «Мы исследуем, допрашиваем, неотступно пытаем ответа: „Как быть? Что делать? Куда идти?“ <…> „венчать здание“, — слышится иногда в ответ. „Венчать здание“, — повторяют и нам некоторые наши почтенные корреспонденты и подписчики.

Венчать здание! Да венчать-то нечего! Здания-то еще никакого нет! То есть здания, вполне возведенного и довершенного <…>

Неужели не уразумели, что строят здание не сверху, а снизу вверх; что, решая задачу самоуправления для уезда <…> потрудимся для всего нашего будущего государственного и общественного строя?» («Русь», 1880, 15 ноября, № 1, стр. 6).

Стр. 6. … несколько белых жилетов... — Выражение «белые жилеты», означающее «либералы», возникло, вероятно, в связи с модой на белые жилеты с широкими отворотами «в стиле Робеспьера», распространенной во Франции 1793 г. среди якобинцев и им сочувствовавших (см.: Grand dictionnaire universel du XIX siècle. Par Pierre Larousse, t. 8. Paris, s. a., p. 1256).

Стр. 7. Мы верно уж поладим, // Коль рядом сядем. — Цитата из басни И. А. Крылова «Квартет» (1811).

Стр. 7. …мы, образуя их, будем их постепенно возносить до себя и научим народ его правам и обязанностям". — Имеется в виду статья А. И. Введенского (постоянно полемизировавшего с Достоевским в «Литературном отделе» газеты «Страна»), посвященная «Дневнику писателя» 1880 г., в которой либеральный критик, резко обвиняя Достоевского в «извращении фактов <…> жизни», утверждал: «… народ нуждается просто в умственном развитии, которое не придет (как не пришло веками) иначе, как при другом, лучшем устройстве нашего общественного быта; тогда он, действительно, разовьет высокие нравственные идеалы, зачатки которых есть в его жизни <…> Но эти зачатки зарыты под целой грудой исторически наслоенных извращений, от которых он не избавится без изменения своего быта не в сторону терпения, всепрощения и смиренномудрия, а в сторону понимания своих человеческих прав и обязанностей <…> Пора бы узнать г-ну Достоевскому, что и нравственные идеалы не валятся с неба <…> а воспитываются в обществах…» (Аре. Введенский. Литературный отдел («Дневник писателя». Единственный выпуск на 1880 г. Август). — «Страна», 1880, 17 августа, № 64, стр. 5—6).

Стр. 7. «Русское общество не может-де пребывать в уездной кутузке вместе с оборванным народом, одетым в национальные лапти». — В одном из своих обзоров «Журналистика» ведущий публицист «Молвы» Г. К. Грановский (печатавшийся под псевдонимом «Грель»), выступавший против идей Достоевского-публициста и выдвинутой «Русью» программы уездного земского самоуправления, писал, намекая на то, что И. С. Аксаков некоторое время занимал пост председателя правления Московского купеческого общества взаимного кредита: «… во всей аксаковской „Руси“ ничего нет, кроме пошлой, туманной фразеологии, высокопарных распинаний и „печалований с народом“, которые в мире действительности сводятся на то, чтобы г-н Аксаков учитывал векселя в европейском банке, а русское общество пребывало в уездной кутузке вместе с оборванным народом, одетым в национальные лапти и в серый арестантский зипун <…> Происходит какая-то предосудительная игра в народничество — на счет народа, в национальность и самобытность — на счет национальности и самобытности» (1880, 19 декабря, № 350). В передовой от 3 января 1881 г. Аксаков характеризовал этот выпад Градовского как свидетельство «тайного презрения к нашему простому народу, скрытого высокомерного аристократизма западника-либерала». «Можно ли в самом деле, да и интересно ли интеллигентному либералу возиться с оборванным мужиком, да еще обутым в лапти!.. „Либералу“ прилично только благодетельствовать ему сверху, навязывая „национальным лаптям и серому зипуну“ свои благодеяния силою, — благодеяния, согласные с требованиями „общеевропейской пауки“, хотя бы и несогласные с требованиями „национальной“ жизни! <…> Невежды и лицемеры! Они только компрометируют и науку, и идею свободы!..» — восклицал Аксаков («Русь», 1881, 3 января, № 8, стр. 3).

Стр. 8. А народ опять скуем! — Строка из стихотворения неизвестного автора, которое появилось, по-видимому, в конце 1870-х или 1880 г. — в период повсеместных слухов и толков о предстоящем введении конституционного правления. В бумагах Достоевского сохранился следующий текст:

Господчина

Нет, довольно уж обманов,

Да и ждать мы не хотим,

Пошатнулся Дом Романов,

«Конституцию!» — кричим.

Бабу вздорную мы эту

Из Европы привезем,

Подведем царя к ответу,

А [крестьян] народ опять скуем!

(ИРЛИ, ф. 100, № 29493) 

А. С. Суворин вспоминал о Достоевском: «Конституцию он называл „господчиной“ и уверял, что так именно называют ее мужики в разных местах России, где ему случилось с ними говорить. Еще на Пушкинском празднике он продиктовал мне небольшое стихотворение об этой „господчине“, из которого один стих он поместил в своем „Дневнике“, вышедшем сегодня <…> Он был того мнения, что прежде всего надо спросить одни народ, не все сословия разом, не представителей от всех сословий, а именно одних крестьян» (Незнакомец. Недельные очерки и картинки. О покойном. — НВр, 1881, 1 февраля, № 1771; см. также: Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 420). В записной тетради 1880—1881 гг. Достоевский замечал, обращаясь к своим оппонентам-либералам: «Ваше увенчание здания, про которое народ уже слышал и прямо окрестил названием: „господчиной“» (стр. 44). В «Новом времени» слово «господчина» употреблялось в значении «земство»: «Между крестьянством, с одной стороны, и земством — „господчиной“, „купетчиной“ и администрацией — с другой — возникают те антигосударственные отношения, которые даже теперь, в зачатке, уже довольно явственны, а для будущего грозят затруднениями. Крестьянство все более и более уходит в себя, отделяется, становится в сторону от земства» (А. Молчанов. На сенаторской ревизии. III. В Саратове. — НВр, 1880, 31 декабря, № 1739); «Недаром крестьянин окрестил земство метким прозвищем „господчины“. Он, действительно, в земстве не равный с равными, не полноправный советник, а крепостной своего начальства, заседающего тут же и имеющего полную возможность покарать его, если бы он осмелился свое суждение иметь» (Интеллигенция и темные люди в земстве. — НВр, 1881, 8 января, № 1747). И. Л. Волгин высказал предположение, что негодование Достоевского на «семинаристов», будто бы желающих «устранить» народ (см. наст. изд., т. XV, стр. 254) или «сковать» его, обращено, в первую очередь, против Г. З. Елисеева и его жены Е. П. Елисеевой, с которыми Достоевский встречался в Эмсе в 1876 г. (см.: И. Волгин. Последний год Достоевского. — «Новый мир», 1981, № 10, стр. 125—128).

Стр. 8. …в исторический-то роман ~ ударилась... — Среди массы исторической беллетристики, публиковавшейся в периодике 1880 г., наиболее заметны были: «Великий раскол. Историческая повесть» Д. Л. Мордовцева (РМ, 1880, №№ 1—8), роман Е. А. Салиаса «Петербургское действо» (там же, №№ 4—5, 9—12), «Род князей Зацепиных. Исторический роман» А. Шардина (П. П. Сухопина) (РР, 1880, №№ 5—12), рассказ Г. П. Данилевского «На Индию при Петре I» (ВЕ, 1880, № 12). В том же 1880 г. отдельными изданиями вышли роман Е. П. Карновича «На высоте и на доле. Из сказаний XVII века», «Соловецкое сидение. Историческая повесть из времен начала раскола на Руси» Д. Л. Мордовцева, «Царь-девица. Роман-хроника XVII в.» В. Соловьева. В обзоре «Русские исторические романы и повести нашего времени» А. И. Введенский отмечал: «„Истерический роман“, „историческая повесть“, „исторический рассказ“, „историческая хроника“… Вот вещи, которыми уснащается торжественное шествие современной русской литературы. Исторические романы пишутся теперь и историками, и публицистами, и художниками-романистами, печатаются всюду, начиная с газет и кончая большими журналами, читаются всеми. И при всем том едва ли какой-нибудь род литературы когда-либо и где-либо был в более неприглядном состоянии. В массе „исторической“ беллетристики, завладевшей даже иллюстрированными журналами, не многое найдется, что выделялось бы из самой посредственной посредственности» («Страна», 1880, 14 декабря, № 98, стр. 7—8). Аналогичные суждения содержатся и в обзоре А. В. Круглова (см.: Русский. Новости текущей журналистики. — «Россия», 19 декабря, № 94).

Стр. 11. …бац и пулю в лоб.-- Рост самоубийств был одной из постоянных тем российской печати. Так, например, в воскресном фельетоне «Голоса» отмечалось: «Легкость, с какою современная нам молодежь решается оканчивать свои житейские расчеты, — поистине изумительна. Как немного нужно нынче для того, чтоб юноша бросил все и бежал навеки от мира, от жизни! <…> Не достигнуто предположенное на сегодня наслаждение, и конец жизни--не нужно завтра <…> Вот тот действительный нигилизм — крайняя степень отрицания, против которой должны встать на борьбу все живые, здоровые силы нашего общества <…> Каждое утро читаешь список жертв, павших в борьбе с самим собою, с собственным бессилием, и каждую неделю заносишь, волей-неволей, в свою хронику рассказ о каком-нибудь самоубийстве» (Г, 1880, 12 октября, № 282). В черновом автографе упоминается о самоубийствах среди учащейся молодежи: «Нынче и гимназисты оттого, что в класс не пришли, застреливаются» (стр. 216). Видимо, та же мысль присутствует и в подготовительных материалах: «Гимназисты. Как можно меньше труда <…> Сей аскет удавился» (стр. 191). Возможно, что это полемический отклик на опубликованный в «Деле» (1880, № 11) рассказ М. Ашкинази «Литературные вечера. (Отрывок из дневника гимназиста)», герой которого — ученик седьмого (выпускного) класса Михайлов — кончает жизнь самоубийством потому, что его исключили из гимназии за организацию литературного кружка, где предполагалось обсуждать статьи Писарева и Антоновича об «Отцах и детях», читать Белинского и Гюго. Для героя рассказа исключение из гимназии равнозначно гибели: «Ведь это значит заживо похоронить себя, тогда как жить хочется еще, жизнь еще не совсем опротивела»; «Доступ к официальной науке навсегда уже закрыт для меня, а продолжать заниматься самостоятельно, заканчивать свое образование… возможно ли это для меня? <…> Где я найду руководителей? Где средства к жизни?» (Д, 1880. № 11, стр. 151, 166). В предсмертной записи он, обращаясь к «дорогим братьям и сестрам», желает им, чтобы «русская школа не накладывала тисков ни на тело, ни на дух своих питомцев <…> чтобы воспитателями <…> были не чиновники педанты, а люди свободные, проникнутые любовью к человечеству, чтобы в школе раздавалось живое слово мощной науки, которая одна распространяет жизнь и свет на земле…» (там же, стр. 167). Ср. также: наст. изд., т. XXII, стр. 5—6; т. XXV, стр. 34-35.

Стр. 11. …бедность нарастает всеобщая. — С осени 1880 г. быстрый рост цен, в особенности на хлеб, постоянно отмечался и обсуждался в печати. При этом в ряде статей и фельетонов говорилось о том, что дороговизна вызвана не только неурожаем, но главным образом кризисным со стоянием отечественных финансов. В. О. Михневич писал, например, в одном из воскресных фельетонов: «Мы жалуемся на страшное вздорожание всех предметов потребления, от хлеба и мяса до „благородных“ напитков и дамских модных „тряпок“, виним в этом стихии, виним производителей и торговцев, критикуем начальство; но при этом не замечаем, что на самом деле далеко не в такой степени вздорожала цепа наших продуктов, сколько упала цена наших денег <…> Вообще, благородному, возвышенно чувствующему, „культурному“ человеку, с изящными потребностями, приходится теперь, ради низкого курса рубля, во многом себя укоротить и обрезать… И как же иначе, если теперь бутылка шампанского обходится чуть не в месячное жалование столоначальника какого-нибудь совестного суда!» (Коломенский Кандид. Вчера и сегодня. — «Новости и биржевая газета», 1880, 5 октября, № 263). «„Хлеба, хлеба и хлеба!“ — вот возглас, который в настоящее время несется со всех концов России, и с каждым днем эта мольба о хлебе насущном раздается все громче и громче. Зима только что наступила, а между тем уже и теперь обнаруживаются все признаки голода <…> Отвсюду одинаково раздаются жалобы на непомерную дороговизну и недостаток хлеба, на отсутствие заработков и на полное экономическое расстройство крестьянских хозяйств…» — отмечал обозреватель «Русских ведомостей» (РВед, 1880, 26 октября, № 274).

Стр. 11. Бонбансник — кутила (от франц. bombance — пирушка, кутеж).

Стр. 11—12. …валят последние леса ~ валят леса и кусты даже…-- О хищническом истреблении лесов Достоевский писал в июльском выпуске «Дневника писателя» 1876 г. (см. наст. изд., т. XXIII, стр. 41—42" 370). К этой же теме относится ряд помет в записных тетрадях 1875—1877 гг. (см. наст. изд., т. XXIV, стр. 156, 158, 214, 221, 291; т. XXV, стр. 227). Сходные суждения о вырубке лесов неоднократно высказывались в печати. Так, в газете «Россия» анонимный автор статьи «По вопросам о лесном хозяйстве» писал: «Я живу в полесской местности <…> В не очень давнее время, лет за 25—30 назад, здесь была масса лесов <…> в настоящее же время — это не более как предание <…> В последнее десятилетие <…> цены и на общую продажу леса начали возвышаться, и известны многие покупки имений в юго-западном крае, когда купившие эти имения вслед за тем продавали на сруб леса и за них выручали деньги почти те самые, какие заплачены за все имение <…> Такими способами вырубливаются леса не только крупные <…> по и молодые, лишь бы только годились для выпилки хотя бы даже 4-х вершковой шалевки пли 3-х вершкового бруска <…> Такой молодой лес, особенно вырубливаемый в летнее время, весьма непрочен…» («Россия», 1880, 20 ноября, № 66).

Стр. 12. …страшно развелось много капитанов Копейкиных, в бесчисленных видоизменениях... — Имеется в виду герой «Повести о капитане Копейкине» («Мертвые души», т. 1, гл. X). Говоря о Копейкине как о воплощении духовного ничтожества, эгоизма и алчности (ср. наст. изд., т. XXV. стр. 170), Достоевский вступал в противоречие с замыслом автора «Мертвых душ». В «Повести о капитане Копейкине» Гоголь стремился показать бесчеловечность российской администрации, ведущую к бунту обездоленных, доведенных до отчаяния людей. Однако он вынужден был по цензурным причинам все более смягчать обличительный пафос «Повести», отчетливо звучавший в рукописной редакции поэмы 1840—начала 184L г. (ранняя редакция «Повести» была впервые опубликована в 1862 г. в 4-м томе «Полного собрания сочинений» Гоголя). В цензурной редакции Копейкин — «пролетная голова», «привередлив как черт» (см.: Гоголь, т. VII, стр. 581), и его «волчий аппетит» не дает ему удовольствоваться небольшой суммой, данной ему «начальником комиссии». Ограниченным обывателем предстает капитан Копейкин и в щедринском цикле «Культурные люди» (1876; см.: Салтыков-Щедрин, т. XII, стр. 297). В либеральной печати существовала иная тенденция — сочувственного отношения к гоголевскому герою как к человеку, борющемуся за свое благополучие с равнодушной к его нуждам косной бюрократией. Так, в фельетоне Г. К. Градовского «Новогодние визиты» некий «журналист» поясняет путешествующему «чудаку-американцу» истоки оппозиционных настроений в русском обществе: «А вы <…> читали „Повесть о капитане Копейкине“? <…> Там все это наглядно объяснено еще Гоголем. Вы узнаете, какими судьбами человек, лишившийся руки и ноги в сражениях и, можно сказать, кровь проливавший свою за отечество, до разбоя на больших дорогах доходит… Когда все откладывают, да ожесточают людей, да лишают их справедливости, заслуженного… Да вы лучше прочтите.

— Отчего же это у вас не читается?

— Что вы!.. Мы вот „Нану“ теперь читаем да французские романы г-жи Мплорадович, в пластическом вкусе…

— Ну, хотя бы в своих передовых эту мысль разъяснили.

— Вот тебе раз! Во время подписки-то! У нас, батюшка, от ноября до февраля никакого либерализма не полагается, а там на дачи на летний отдых разъезжаемся.

— Так это у вас „либерализмом“ называется?» («Молва», 1881, 3 января, № 3).

Стр. 13. … засушив корни, плодов не получишь"... — Намек на басню И. А. Крылова «Листы и корни» (1811), в которой «корни дерева» напоминают «листам»:

… А если корень иссушится, — 

Не станет дерева, ни вас.

Стр. 13. … о банкротстве даже, которого, впрочем, никогда у нас и не будет... — В печати неоднократно высказывались соображения в пользу девальвации, означавшей бы в сущности признание правительством своего финансового банкротства (см.: В. Лебедев. К вопросу о преобразовании нашей бумажно-денежной системы. — НВр, 1880, 15 ноября, № 1695; К. Трубников, финансовая система графа Канкрина. — СПбВед, 19 ноября, № 319). Редакция «Нового времени», где публиковалась статья В. А. Лебедева, поспешила отмежеваться от его суждений о пользе девальвации (см.: Необходимое разъяснение (редакционное послесловие). — НВр, 1880, 16 ноября, № 1696), а К. Скальковский выступил с резкими возражениями К. В. Трубникову (см.: К. Скальковский. 1) Неудачная апология графа Канкрина. — НВр, 1880, 21 ноября, № 1701; 2) О новой защите девальвации. — Там же, 23 ноября, № 1703). 29 ноября в «Санкт-Петербургских ведомостях» было напечатано письмо В. А. Лебедева, в котором он уточнял свою позицию: «Я не считаю девальвацию единственным исходом из нашего критического денежного положения. Есть и другой исход, и притом лучший; это — строжайшая экономия в государственных расходах…», но вслед за этим утверждалось: «Факт нашего банкротства уже давно совершился, именно — со времени прекращения размена кредитных билетов на звонкую монету…» (СПбВед, 1880, 29 ноября, № 329).

Стр. 15. … до размеров микроскопических, до размеров какого-нибудь Карлсруэ. — Карлсруэ — столица Великого герцогства Баденского (вошедшего в 1870 г. в Северо-Германский союз и с 1871 г. ставшего членом Германской империи). Население Карлсруэ к началу 1881 г. составляло около 50 тысяч жителей (см.: Meyers Konversations-Lexikon, Bd 9. Leipzig, 1887, S. 544). Здесь, возможно, завуалированный выпад против И. С. Тургенева, который жил в Карлсруэ в 1868—1869 гг., а действие его «западнического» романа «Дым» происходило главным образом в Баден-Бадене — недалеко от Карлсруэ (см. наст. изд., т. X, стр 350; т. XXIV, стр. 68, 69, 403, а также: т. XXIII, стр. 57).

Стр. 15…."чернорабочие крысы", как называл их Иван Александрович Хлестаков… — В знаменитой сцене хвастовства («Ревизор», д. III, явл. 4) подвыпивший Хлестаков так рассказывает о своей службе: «Я только на две минуты захожу в департамент с тем только, чтоб сказать: это вот так, это вот так, а там уж чиновник для письма, эдакая крыса, пером только: тр, тр… пошел писать» (Гоголь, т. IV, стр 48). Упоминание о «крысах» -чиновниках у Достоевского появилось, вероятно, благодаря знакомству с трактатом Н. А. Любимова «Против течения» (см. об атом подробнее стр. 288). Однако если у Любимова «крысы-чиновники» (о которых говорится не без сочувствия) противопоставлены «пустейшим», «к труду простому неспособным» Хлестаковым, то у Достоевского это сопоставление отсутствует и подчеркивается чуждость и враждебность «чернорабочих крыс» России.

Стр. 16. После первого периода посредников первого призыва… — См. наст. изд., т. XVII, стр. 368.

Стр. 16. ...прочтите хоть в журнале «Русь». — Имеются в виду передовые И. С. Аксакова и фельетоны Н. Б. (H. M. Павлова) в еженедельной газете «Русь». Так, например, в одном из первых номеров газеты H. M. Павлов писал: «…все будущие запросы и все задачи будущего, которые вытекали как естественное последствие из отмены крепостного права <…> были предусмотрены Положением (19 февраля 1861 т., — Ред.): все до одного были в нем предначертаны — и предначертаны весьма широко <…> Народ и ожидал восполнения закона, а не его отмены <…> Вдруг закон был отменен, а не восполнен. Последовали новоявленные учреждения — уж „так называемые мировые“ и лишь „так называемые земские“ <…> Народ, с самого начала как они появились, и до сих пор, мало признает их своими и большого добра себе не чает от них» (Н. Б. Скрытые причины явного зла. (Начало современного фельетона). — «Русь», 22 ноября, № 2, стр. 15). Подробная, в целом сочувственная характеристика первых номеров «Руси» содержится в письмах Достоевского к И. С. Аксакову от 3 и 18 декабря 1880 г.

Стр. 17. Возьмите даже какую-то штунду и посмотрите на ее успех " народе... — См. наст. изд., т. XVI, стр. 233; т. XVII, стр. 416—417; т. XXI, стр. 411—412; т. XXIII, стр. 403—404, т. XXIV, стр. 207, 214; т. XXV, стр. 10, 361. Либеральная печать неоднократно сочувственно высказывалась о штундистах, видя в них умер