Дерсу Узала/Полный текст/I. ОТЪЕЗД

Дерсу Узала : Из воспоминаний о путешествии по Уссурийскому краю в 1907 г. — Глава I. Отъезд
автор Владимир Клавдиевич Арсеньев
Дата создания: до 1917, опубл.: 1923. Источник: Владимир Клавдиевич Арсеньев. Собрание сочинений в 6 томах. Том I. / Под ред. ОИАК. — Владивосток, Альманах «Рубеж», 2007. — 704 с.

Посвящается памяти Дерсу

 


I

ОТЪЕЗД

План экспедиции. — Состав отряда. — Мулы. — Конское снаряжение. — Средства экспедиции. — Инвентарь. — Питательные базы. — Прибытие Дерсу. — Помощь, оказанная моряками. — Залив Петра Великого. — Остров Аскольд. — Залив Преображения. — Плавание на миноносцах. — Прибытие в залив Св. Ольги.

С января до апреля я был занят составлением отчетов за прошлую экспедицию и только в половине мая мог начать сборы в новое путешествие.

В этих сборах есть всегда много прелести. Общий план экспедиции был давно уже предрешен, оставалось только разработать детали.

Теперь обследованию подлежала центральная часть Сихотэ-Алиня, между 45° и 47° северной широты, побережье моря от того места, где были закончены работы в прошлом году, — значит, от бухты Терней к северу, сколько позволит время, и затем маршрут по Бикину до реки Уссури.

Организация экспедиции 1907 года в общих чертах была такая же, как и в 1906 году. Изменения были сделаны только по некоторым пунктам на основании прошлогоднего опыта.

Новый отряд состоял из девяти[изд. 1] стрелков[1], ботаника Н. А. Десулави, студента Киевского университета П. П. Бордакова и моего помощника подпрапорщика[изд. 2] А. И. Мерзлякова. В качестве вольнонаемного препаратора пошел брат последнего, Г. И. Мерзляков.

Лошади на этот раз были заменены мулами. Обладая более твердым шагом, они хорошо ходят в горах и невзыскательны на корм, но зато вязнут в болотах. В отряде остались те же собаки: Леший и Альпа.

В конском снаряжении пришлось сделать некоторые изменения. Из опыта выяснилось, что «путы» — вещь малопригодная. Они цепляются за пни, кусты и сильно стесняют движения коней, иногда совершенно привязывая их к месту. Лошади часто их рвут и теряют, в особенности в сырую и дождливую погоду. Помню, случилось как-то раз, что одна лошадь свалилась в яму с водой, не могла подняться и погибла. Вместо пут мы купили канат для коновязи, недоуздки в двойном числе и колокольчики.

Средства на экспедицию опять были даны Приамурским генерал-губернатором П. Ф. Унтербергером в сумме 3300 руб. Деньги эти распределились следующим образом:

Первоначальные расходы выразились в сумме 721 руб. 64 коп., путевые — в сумме 1211 руб. 55 коп., фуражное довольствие — 381 руб. 66 коп., довольствие чинов отряда — 822 руб. 7 коп., содержание проводников и переводчиков — 533 руб. 12 коп. Перерасход — 370 руб. 4 коп.

В хозяйственной части тоже были сделаны некоторые изменения. Например, мы совершенно отказались от медных чайников. Они тяжелы, требуют постоянной полуды, у них часто отпаиваются носики. Несравненно лучше простые эмалированные чайники. Они прочны, дешевы и легки.

Для вьюков были заведены брезентовые мешки. Коробки из жести ломаются и мнутся, и потому мы заменили их небольшими холщовыми мешками.

В поход не стоит брать дорогого чаю, потому что, сваренный на костре, он все равно припахивает дымом.

Для ловли рыбы в реках мы захватили с собой удочки и маленький бредень.

Из предметов снаряжения я выбросил надуваемые резиновые подушки. Недостаток их заключается в том, что зимой резиновая наволочка сильно холодит. Кроме того, достаточно проколоть ее иголкой, чтобы она стала бесполезной. Отверстие, через которое уходит воздух, не найдешь, а если и найдешь, то все равно не починишь. Я решил взять обыкновенные маленькие пуховые подушки. Такие подушки удобны и легки, а главное — во время сна они согревают голову.

Самое важное в походе — уметь предохранить спички от сырости. Сплошь и рядом случается вымокнуть до последней нитки. В таких случаях никакая обертка из кожи или резины не помогает. Во время ненастья спички не загораются даже тогда, когда они не были подмочены. Самое лучшее средство — укупорить спички в деревянную коробку с хорошо пригнанной крышкой. От сырости дерево разбухает, и крышка еще плотней прижимается к краям коробки. Этот неприкосновенный запас спичек я хранил в своей сумке. Стрелкам для табаку были куплены резиновые кисеты с затяжными завязками. Кроме того, на всякий случай мы захватили с собой кремень, огниво, трут и жженую тряпку.

Инструменты и приборы были те же, что и в прошлом году. Только прибавился плотничий инструмент: бурав диаметром в мизинец, рубанок, долото, напильник и поперечная пила с разводкой. Паяльник и олово, нашатырь и соляная кислота были взяты для запаивания цинковых банок с консервированными коллекциями. Кроме того я взял с собой инструменты для долбления лодок — род поперечных топориков, дающих возможность выбирать круглые стружки. Фотографические пластинки для предохранения от сырости были запаяны в цинковые коробки — в каждой по дюжине. Не были забыты и подарки для инородцев в виде бус, пуговиц, гаруса, шелковых ниток, зеркал, перочинных ножиков, серег, колец, разных брелков, цепочек, стекляруса и т. д. Самым же ценным для них подарком были берданки кавалерийского образца и патроны. За эти вещи они готовы идти куда угодно и делать все, что от них потребуют.

За месяц вперед А. И. Мерзляков был командирован в город Владивосток за покупкой мулов для экспедиции. Важно было приобрести животных некованых, с крепкими копытами. А. И. Мерзлякову поручено было отправить мулов на пароходе в залив Джигит, где и оставить их под присмотром трех стрелков, а самому ехать дальше и устроить на побережье моря питательные базы. Таких баз намечено было пять: в заливе Джигит, в бухте Терней, на реках Такеме, Амгу, Кумуху и у мыса Кузнецова.

В апреле все было закончено, и А. И. Мерзляков выехал во Владивосток. Надо было еще исполнить некоторые предварительные работы, и потому я остался в Хабаровске еще недели на две.

Я воспользовался этой задержкой и послал Захарова в Анучино искать Дерсу. Он должен был вернуться к Уссурийской железной дороге и ждать моих распоряжений[изд. 3]. От села Осиповки Захаров поехал на почтовых лошадях, заглядывая в каждую фанзу и расспрашивая встречных, не видел ли кто-нибудь старика гольда из рода Узала. Немного не доезжая урочища Анучино, в фанзочке на краю дороги он застал какого-то туземного охотника, который увязывал котомку и разговаривал сам с собою.

На вопрос, не знает ли он гольда Дерсу Узала, охотник отвечал:

— Это моя.

Тогда Захаров объяснил ему, зачем он приехал. Дерсу тотчас стал собираться. Переночевали они в Анучине и наутро отправились обратно. 13 июня я покончил свои работы и распрощался с Хабаровском. На станции Ипполитовке Захаров и Дерсу прожили четверо суток, затем по моей телеграмме вышли к поезду и сели в наш вагон[изд. 4].

Я очень обрадовался приезду Дерсу. Целый день мы провели с ним в разговорах. Гольд рассказывал мне о том, как в верховьях реки Санда-Ваку зимой он поймал двух соболей, которых выменял у китайцев на одеяло, топор, котелок и чайник, а на оставшиеся деньги купил китайской дрели, из которой сшил себе новую палатку. Патроны он купил у русских охотников; удэхейские женщины сшили ему обувь, штаны и куртку. Когда снега начали таять, он перешел в урочище Анучино и здесь жил у знакомого старика-гольда. Видя, что я долго не являюсь, он занялся охотой и убил пантача-оленя, рога которого оставил в кредит у китайцев.

Между прочим, в Анучине его обокрали. Там он познакомился с каким-то промышленником и, по своей наивной простоте, рассказал ему о том, что соболевал зимой на реке Ваку и выгодно продал соболей. Промышленник предложил ему зайти в кабак и выпить вина. Дерсу охотно согласился. Почувствовав в голове хмель, гольд отдал своему новому приятелю на хранение все деньги. На другой день, когда Дерсу проснулся, промышленник исчез. Дерсу никак не мог этого понять. Люди его племени всегда отдавали друг другу на хранение меха и деньги, и никогда ничего не пропадало[2].

3-го мая я кончил все свои работы и на другой день распрощался с Хабаровском[изд. 5].

В то время правильного пароходного сообщения по побережью Японского моря не существовало. Переселенческое управление первый раз, в виде опыта, зафрахтовало пароход «Эльдорадо», который ходил только до залива Джигит. Определенных рейсов еще не было, и сама администрация не знала, когда вернется пароход и когда он снова отправится в плавание.

Нам не повезло. Мы приехали во Владивосток два дня спустя после ухода «Эльдорадо». Меня выручили морские офицеры — капитан 2-го ранга П. Г. Тигерстедт и лейтенант А. Н. Пелъ[изд. 2], предложив отправиться с ними на миноносцах. Они должны были идти к Шантарским островам и по пути обещали доставить меня и моих спутников в залив Джигит[3][изд. 6]. Миноносцы уходили в плавание только во второй половине июня. Пришлось с этим мириться. Во-первых, потому, что не было другого случая добраться до залива Джигит, а во-вторых, проезд по морю на военных судах позволял мне сэкономить значительную сумму денег. Кроме того, потеря времени во Владивостоке наполовину окупалась быстротой хода миноносцев.

22-го июня, после полудня, мы перебрались на суда. Вечером в каюте беседы наши с морскими офицерами[изд. 2] затянулись далеко за полночь. Я рассчитывал хорошо уснуть, но не удалось. Задолго до рассвета поднялся сильный шум — снимались с якоря. Я оделся и вышел на палубу. Занималась заря; от воды поднимался густой туман; было холодно и сыро. Чтобы не мешать матросам, я спустился обратно в каюту, достал из чемодана тетради и начал свой дневник. Вскоре легкая качка известила о том, что мы вышли в открытое море. Шум на палубе стал утихать. Офицеры спустились вниз и принялись за чаепитие.

На морской карте Лаперуза 1787 года залив Петра Великого называется заливом Виктории. Посредством Альбертова полуострова (ныне называемого полуостровом Муравьева-Амурского) и Евгениева архипелага (острова Русский, Шкота, Попова, Рейнеке и Рикорд) он делится на две части: залив Наполеона (Уссурийский залив) и бухту Герин (Амурский залив)[4].

Часов около десяти с половиной миноносцы были на траверзе[изд. 7] острова Аскольда, называемого китайцами Циндао, что значит — Зеленый остров (42°47’ северной широты и 160°2’ восточной долготы от острова Ферро, знак на мысе Северо-Западном).

Этот какими-то силами оторванный от материка кусок суши с высокими скалистыми берегами имеет форму подковы, обращенной открытой стороной к югу.

Продолжением его по направлению к материку будет остров Путятин и мыс Майдль. Ныне Аскольд известен как естественный питомник пятнистых оленей[5].

Лет пятнадцать тому назад здесь было до 4000 оленей. Вследствие браконьерства, глубоких снегов и прогрессивного ухудшения подножного корма животные стали быстро сокращаться в числе, и теперь едва ли на всем острове их насчитывается две или три сотни. Выбирая только кормовые травы, олени тем самым способствовали распространению по острову растений, негодных для корма. Полная изоляция и кровосмешение уменьшили плодовитость до минимума. Олени вымрут, если к ним не будет влита новая кровь с материка.

Владивостокское Общество Любителей Охоты, которому принадлежал остров всегда, мало думало об этом, и в настоящее время питомник этот на краю гибели.

Другой достопримечательностью острова будет прииск, принадлежащий г. Вальдену. Разработка производится раздроблением золотосодержащей породы и затем извлечением из нее золота при помощи ртути.

1868 год ознаменовался манзовским восстанием. По какой-то причине китайцы бросили работы на прииске, перешли на материк и двинулись к селам Шкотову и Никольскому, сожгли их и многих жителей перебили.

В открытом море нам встретились киты-полосатики и касатки. Киты плыли медленно в раз взятом направлении, мало обращая внимания на миноносцы, но касатки погнались за судами и, когда поравнялись с нами, начали выскакивать из воды. Один из солдат стрелял. Два раза он промахнулся, а в третий раз попал. На воде появилось большое кровавое пятно. После этого все касатки сразу исчезли.

К сумеркам мы дошли до залива Америки и здесь заночевали, а на другой день отправились дальше. После полудня 27-го июня мы обогнули мыс Поворотный и взяли курс на NO. Часа в четыре дня погода начала портиться, с востока стал надвигаться туман, и, хотя ветра еще не было, море сильно волновалось. Это объясняется тем, что волны часто обгоняют ветер.

Миноносцы шли осторожно, ощупью, соразмеряя свой ход с показаниями лага. Надо удивляться, как в темноте и в таком тумане моряки разыскали залив Преображения и через узкий проход прошли в бухту (42°54’ с. ш. и 15Г34’ в. д.).

Ночью поднялся сильный ветер, и море разбушевалось. Утром, несмотря на непогоду, миноносцы снялись с якоря и пошли дальше. Я не мог сидеть в каюте и вышел на палубу. Следом за «Грозным» шли другие миноносцы в кильватерной колонне. Ближайшим к нам был миноносец «Бесшумный». Он то спускался в глубокие промежутки между волнами, то вновь взбегал на валы, увенчанные белыми гребнями. Когда пенистая волна накрывала легкое суденышко с носа, казалось, что вот-вот море поглотит его совсем, но вода скатывалась с палубы, миноносец всплывал на поверхность и упрямо шел вперед. Когда мы вошли в залив Св. Ольги, было уже темно. Мы решили провести ночь на суше и потому съехали на берег и развели костер.

Дерсу, против ожидания, легко перенес морскую качку. Он и миноносец считал живым существом.

— Моя хорошо понимай — «его» (он указал на миноносец «Грозный») сегодня шибко сердился.

Мы уселись у костра и стали разговаривать. Наступила ночь. Туман, лежавший доселе на поверхности воды, поднялся кверху и превратился в тучи. Раза два принимался накрапывать дождь. Вокруг нашего костра было темно — ничего не видно. Слышно было, как ветер трепал кусты и деревья, как неистовствовало море и лаяли в селении собаки.

Наконец, стало светать. Вспыхнувшую было на востоке зарю тотчас опять заволокло тучами. Теперь уже все было видно: тропу, кусты, камни, берег залива, чью-то опрокинутую вверх дном лодку. Под ней спал китаец. Я разбудил его и велел везти нас к миноносцу.

На судах еще кое-где горели огни. У трапа меня встретил сонный[изд. 8] вахтенный начальник. Я извинился за беспокойство, затем пошел к себе в каюту, разделся и лег в постель. Душа моя была спокойна: Дерсу был со мной, значит, успех был обеспечен. Теперь я ничего не боялся. С этими мыслями я уснул.

Примечания автора

  1. 23 Сиб. стр. полка: ефрейтор Сагид Сабитов и стрелки Степан Аринин, Иван Туртыгин и Иван Фокин. 24 Сиб. стр. полка: младш. унт.-офиц. Василий Захаров, ефрейтор Эдуард Калиновский и стрелки Василий Легейда, Дмитрий Дьяков и Степан Казимирчук.
  2. Мой спутник П. П. Бордаков, пробывший в отряде два месяца, описал наше путешествие в журнале «Юная Россия» за 1914 год. Статья: «На побережье Японского моря» написана весьма живо и правдиво. У П. П. Бордакова вкралась маленькая ошибка: случай с кражей денег у Дерсу был не в Хабаровске, а в Анучине.
  3. Отряд состоял из пяти миноносцев: «Грозный», «Гремящий», «Стерегущий», «Бесшумный» и «Бойкий».
  4. А. Мичи. Путешествие по Восточной Сибири. 1868 г. стр. 350-я.
  5. Об этих животных я буду говорить еще ниже.

Примечания издательства и редактора

  1. В издании 1923 года: «…из четырех стрелков 23-го и пяти человек 24-го Сибирских стрелковых полков». В сносках к тестам изданий 1926 и 1928 годов исключены воинские звания. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
  2. а б в В изданиях советского времени, кроме первого издания, воинские звания и должности отсутствуют. — Примечание редактора Викитеки.
  3. Данная фраза внесена В. К. Арсеньевым в текст издания 1928 года при окончательной правке. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
  4. Окончательный вариант авторской правки. Тексты 1926 и 1928 годов изданий заканчивались словами «…и наутро отправились обратно». В. К. Арсеньев дописывает ее: «… на станцию Ипполитовку, где должны были ждать моей телеграммы и присоединиться ко мне на поезде». Затем он вычеркивает эту правку и окончательный вариант текста записывает на отдельном листке, который вклеивает в книгу. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
  5. Данная фраза имеется в текстах изданий 1923, 1926 и 1928 годов. Вычеркнута автором при правке. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
  6. Последующий фрагмент текста (от слов «Миноносцы уходили в плавание…» до «…окупалась быстротой хода миноносцев») исключен автором при окончательной правке. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
  7. В изданиях 1926 и 1928 годов — «на линии». Автором не исправлено. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
  8. Это слово вычеркнуто В. К. Арсеньевым при правке. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.