Форезе да Рабатта и живописецъ Джіотто ѣдутъ вмѣстѣ изъ Муджелло, одинъ изъ нихъ, шутя, издѣвается надъ невзрачной наружностью другого.
Когда Неифиле умолкла и дамы потѣшились отвѣтомъ Кикибіо, заговорилъ, по желанію королевы, Памфило:
— Дорогія дамы, часто бываетъ, что судьба не только скрываетъ иной разъ среди низкихъ занятій свои лучшія сокровища, какъ было недавно показано Пампинеей, но и въ самую неказистую человѣческую оболочку влагаетъ порой дивныя дарованія. Это достаточно ясно обнаружилось у нашихъ двухъ согражданъ, о которыхъ я и намѣренъ чуточку побесѣдовать съ вами.
Одинъ изъ нихъ, по имени Форезе да Рабатта, былъ человѣкомъ маленькимъ и некрасивымъ, съ лицомъ плоскимъ и курносымъ до того, что такого лица постыдился бы и самый безобразный изъ семьи Барончи; между тѣмъ онъ былъ такимъ знатокомъ законовъ, что многими почтенными людьми почитался, какъ истинный кладезь гражданскаго права; другой звался Джіотто и обладалъ столъ чуднымъ талантомъ, что не было въ природѣ, матери и устроительницы всего сущаго, съ ея вѣчнымъ небеснымъ вращеніемъ, ни одного предмета, котораго онъ не изобразилъ бы карандашемъ, перомъ или кистью, и съ такимъ сходствомъ, что скорѣе натура казалась не настоящей; не разъ случалось, что, глядя на его созданія, обманывалось людское зрѣніе, принимая за дѣйствительность написанное кистью. Такимъ образомъ онъ вернулъ свѣтлые дни искусству, которое уже много вѣковъ оставалось въ забвеніи, вслѣдствіе заблужденія нѣкоторыхъ людей, писавшихъ картины болѣе на потѣху невѣжественныхъ взоровъ, чѣмъ для истиннаго удовлетворенія понимающихъ искусство. Джіотто по заслугамъ могъ считаться однимъ изъ дивныхъ свѣтилъ Флоренціи и пріобрѣталъ тѣмъ большую славу, чѣмъ съ большимъ смиреніемъ, будучи учителемъ другихъ въ этомъ дѣлѣ, отказывался всегда отъ званія маэстро. Однако, этотъ отвергаемый имъ титулъ тѣмъ ярче сіялъ въ немъ, чѣмъ жаднѣе присвоивали его себѣ люди, менѣе его знающіе, или его ученики. Впрочемъ, хотя его дарованіе и было огромнымъ, тѣмъ не менѣе онъ ни лицомъ, ни фигурой ничуть не былъ красивѣе помянутаго Форезе.
Но перейдемъ къ разсказу. У Форезе и Джіотто были имѣнія въ Муджелло. Вотъ Форезе и отправился осмотрѣть свои земли однажды лѣтомъ, когда и въ судахъ бываютъ каникулы. Ѣдучи обратно на упряжной скверной клячѣ, онъ случайно настигъ помянутаго нами Джіотто, который тоже осматривалъ свои помѣстья и возвращался во Флоренцію. Тотъ выглядѣлъ нисколько не лучше Форезе ни относительно коня, ни относительно сбруи; двигаясь, какъ старики, они потихоньку поѣхали вмѣстѣ. Случилось, какъ это мы часто видимъ лѣтомъ, что ихъ захватилъ внезапный ливень; они поскорѣе укрылись отъ него въ жилищѣ одного крестьянина, близко знакомаго обоимъ. Но черезъ нѣкоторое время они увидали, что дождь не подаетъ никакой надежды на прекращеніе, а такъ какъ имъ хотѣлось въ тотъ же день быть во Флоренціи, то крестьянинъ одолжилъ имъ два старыхъ и грубыхъ плаща и двѣ шляпы, отъ ветхости совсѣмъ порыжѣлые, — лучшихъ не нашлось, — и въ такомъ видѣ они оба пустились въ путь. Отъѣхавъ немного, они убѣдились, что промокли насквозь и сплошь забрызганы грязью, обильно разбрасываемой ногами клячъ (а это нисколько не увеличиваетъ почтенія къ ближнему); погода, однако, слегка разъяснилась, и они, долго двигавшіеся молча, принялись разговаривать. Форезе, слушая во время пути Джіотто, который былъ прекраснымъ разсказчикомъ, началъ вдругъ оглядывать его сбоку, сверху и со всѣхъ сторонъ; видя, что все въ немъ такое неважное и не суразное, онъ безъ всякой церемоніи принялся хохотать и промолвилъ:
— Джіотто, если бы въ эту минуту попался намъ навстрѣчу какой-нибудь иностранецъ, никогда тебя не видавшій, то, какъ ты думаешь, счелъ бы онъ тебя за лучшаго живописца въ мірѣ, каковъ ты есть на самомъ дѣлѣ?
Но Джіотто немедленно отвѣтилъ на это:
— Я думаю, счелъ бы, когда, глядя на васъ, подумалъ бы, что вы обладаете нѣкоторыми элементарными свѣдѣніями.
Услыхавъ это, Форезе понялъ свою безтактность и увидѣлъ, что ему отплатили тою же монетою.