Издатель имел удовольствие получить из Петербурга стихи: Надпись к портрету моего друга П. С. Он почитает за долг напечатать их в Вестнике, позволяя себе однако сделать поправку, которая без сомнения будет приятна и для самого автора. Вот стихи:
Багряная заря, румяный неба цвет,
Тень рощи, в ночь поток, сверкающий в долине,
Над печкой соловей, три грации в картине —
Вот все его добро… и счастлив! Он поэт!
Семен Ист…мин1
1 В оригинале выставлено все имя.
В чем же состоит поправка? В безделице. Просим наших читателей переменить два слова, и вместо имени, подписанного под стихами, Семен Ист…мин., прочесть просто: Иван Дмитриев; а в доказательство, что наше требование не безрассудно, развернуть второй том книги, под заглавием: Сочинения И. Дмитриева, на 87 странице — там найдут они ту же самую надпись, напечатанную четкими бекетовскими литерами. Но каждому свое! Старый сочинитель написал янтарная заря, а новый отдает преимущество слову багряная — слава ему! одним искусным маневром пера он взял в полон четыре прекрасные стиха, которыми рассудил наградить своего друга. Победа неоспоримая! но — смеем прибавить — пример опасный! Что если какому-нибудь другому автору, или самому же господину Ист…мину придет в голову, переписав Душеньку Богдановича, поставить в заглавии, вместо слова Душенька, другое, собственного рукоделья, например: Душечка, и выдать эту поэму в свет под своим именем… кто осмелится тогда заспорить? И титул оригинального автора не должен ли уступить титулу победоносного, так как иногда, к несчастью людей, право наследника короны уступает праву ее похитителя? Дело ясное! Но горе нашим писателям — и прозаикам и стихотворцам — которых сочинения уже напечатаны и известны публике. Можно сказать, что они еще ожидают своих сочинителей, или могут иметь множество новых, которые в отношении к старым будут то же, что многие из нынешних графов, князей и баронов в отношении к своим родоначальникам, с тою только разницею, что последние пользуются именем своих предков, не имея иногда их добродетелей, а первые будут пользоваться добродетелями своих праотцев, не имея их имени. Как бы то ни было, но теперь пускай кто хочет надеется на славу, а мы осмеливаемся утверждать, что слава — дым, и что стремиться за нею есть то же, что бежать в мрак ночи за летучим огнем, который заводит — в болото. И как узнать будущее? Кто, например, поручится, что нашему старику Ломоносову не назначено судьбою дойти до потомства под именем какого-нибудь Кубышкина, Мартышкина, или Сусликова?
Едва лишь что сказать удастся мне счастливо,
Как древность заворчит с досадой: что за диво!
Я то же до тебя сказала и давно!
«Смешна беззубая! вольно
Ей после не прийти невежде!
Тогда б сказал я то же прежде!»
Эта эпиграмма написана недаром! Давно молодые стихотворцы обвиняют, и едва ли не справедливо, старых в том, что они родились ранее их, и завладевши лучшими поместьями на Парнасе, не оставили им почти ни одного свободного уголка, в котором могли бы они поместиться с семейством собственных своих стихов: баллад, шарад, дистихов, акростихов, сонетов, куплетов и так далее, от надписи к портрету до самой огромной эпической поэмы. Иные не довольствуются одними тщетными жалобами, но утешают себя за потерянное право старшинства некоторыми искусными похищениями. И кто, повторяю, может предузнать будущее? Откройте историю! Происшествия политического мира не дают ли некоторого понятия о том, что может случиться в мире стихотворном? Судьба великого Рима вам известна: он возрастал, усиливался, наконец овладел вселенною — для чего же? Не для того ли, чтоб достаться в добычу варварам, которые несколько веков таились во глубине германских лесов, и вдруг устремились на него, как волки на добычу свою, будучи сдвинуты с места выгнанными другими варварами, Бог знает кем и за что, из степей азиатских. Кто бы, например, мог подумать что нападение орды гуннов на орду готфов и переход последних через Дунай причинит погибель Западной Римской империи? — Но оно так! и следствием сего происшествия, весьма неважного с первого взгляда, было совершенное уничтожение римской власти на Западе, всеобщая перемена в нравах, правлении, в самых наименованиях земель и народов, горестный упадок наук и художеств. Перенеситесь же из политического мира в мир стихотворный — почему не вообразить вам, что где-нибудь, в неизвестной глуши Парнаса, скрывается орда стихотворцев-гуннов, готовая при первом побудительном движении устремиться на владения стихотворцев-римлян, их разорить, присвоить и, уничтожив прежних владельцев, погрузить сами имена их в бездну забвения? Lepresent est gros de l’avenir, сказал, кажется Декарт. Поэты и прозаики, будьте осторожны, готфы уже за Дунаем!
[Жуковский В. А.] Два слова от издателя [о плагиате С.Истомина, приславшего издателю стихи «Надпись к портрету моего друга П.С.» под своим именем, хотя они принадлежат И. И. Дмитриеву] / Ж. // Вестн. Европы. — 1809. — Ч. 44, N 6. — С. 125-130.