Дар морского царя.
Жил однажды рыбак по имени Лаксматте. Жил он на берегу синего моря, — да где же было бы ему иначе и жить? У него была жена по имени Лаксмая, — да как бы ей иначе и называться? Зимой рыбак жил со своей лесной в маленькой избушке на материке, на самом берегу моря; а весной они переселялись на гранитную скалу, торчавшую из-под воды посреди моря, и там они жили все лето до самой глубокой осени. Там у них была совсем крошечная избушка с деревянным засовом на дверях вместо замка, с серой каменной плитой вместо очага и с флагштоком и флюгером на крыше.
Скалу эту звали Ахтола, и вся она была не больше обыкновенной рыночной площади. На этом каменном островке в расселине росла маленькая рябина да еще четыре ольховых кустика. Бог знает, как туда попали эти растения! Кроме того, на островке росли кое-где бархатистая травка, камыш, немного болотной травки и еще красовался один белый маленький цветок. Но самым удивительным растением на скале был мелкий лук, который Лаксмая сама посадила в расселине скалы; с северной стороны это растение защищала скала, а с южной его пригревало солнышко. Огород мог бы быть и больше, но Лаксмая довольствовалась и этим.
Бог троицу любит, а потому рыбак Лаксматте и его жена ловили весною лососину, летом салаку, а осенью сигов. Когда погода была хорошая, ветер тоже хороший, то рыбак с женой переправлялись на парусной лодке в город, продавали свежую рыбу и по воскресеньям ходили в церковь. Но часто случалось, что они жили по несколько недель сряду совсем одни на своем островке Ахтола и не видали ни одного живого существа, за исключением своей рыжей собачонки, которая носила громкое имя Принц; кроме того, они наслаждались видом нескольких клочков травки, нескольких кустиков и цветочков, морского мха, черных грозовых туч, да белых гребней на синих волнах. Скалистый островок, на котором они жили, находился в открытом море; на милю кругом не было ни зеленого островка, ни какого-либо человеческого жилья, — лишь там да сям из-под воды торчала такая же красная гранитная скала, как Ахтола, день и ночь обдаваемая морской пеной.
Лаксматте и Лаксмая были добрые и работящие люди; они были счастливы и довольны, живя в своей бедной избушке втроем со своим Принцем. Они считали себя богачами, когда им удавалось насолить столько бочонков рыбы, что этого запаса хватало на всю зиму, да, кроме того, отложить немного денег на табак для трубки старика и на несколько фунтов кофе для старухи; причем, для улучшения вкуса кофе, его наполовину смешивали с жареным ржаным зерном и с цикорием. Впрочем, кроме этого у них на острове водилось масло, хлеб, рыба, квас и бочонок с кислым молоком, — чего им еще было нужно?
Все было бы хорошо, если бы у Лаксмаи не зародилось тайное желание, не дававшее ей покоя ни днем, ни ночью. Она из года в год мечтала о том, чтобы как-нибудь разбогатеть настолько, чтобы завести себе корову.
— На что тебе корова? — спрашивал Лаксматте. — Ведь корова не может плавать далеко, в нашей лодке ей не поместиться, а потому мы не могли бы перевозить ее на наш остров. А если бы даже нам и удалось как-нибудь переправить ее на остров, то, все равно, нам нечем было бы ее кормить.
— Здесь четыре ольховых куста и шестнадцать кочек с травою, — сказала Лаксмая.
— Ну, конечно, — рассмеялся Лаксматте, — здесь также три пучка мелкого луку. Почему бы тебе не кормить корову луком?
— Все коровы любят соленую салаку, — настаивала на своем старуха. — Даже Принц любит рыбу.
— Ну, уж и придумала! — сказал старик. — Нечего сказать, дешево бы нам обошлась корова, если бы мы вздумали кормить ее соленой салакой. Другое дело Принц: он лезет в драку с чайками из-за остатков, когда мы чистим салаку. Нет, матушка, выбрось-ка из головы корову! Нам и так хорошо.
Лаксмая глубоко вздохнула. Она понимала, что старик прав, и все-таки корова не выходила у неё из ума. Ей опротивело старое, кислое молоко, которое не могло заменить свежих сливок и кофе, и Лаксмая мечтала о свежих оливках и о свежей простокваше, как о самом великом счастье на земле.
Однажды, когда старик со старухой чистили на берегу салаку, послышался лай Принца, и вслед за этим появилась красиво раскрашенная лодка, в которой сидели трое молодых людей в белых фуражках. Лодка, направилась к скале. Молодые люди эти были студенты, они предпринимали далекие прогулки на парусах только ради удовольствия; теперь им захотелось поесть чего-нибудь свежего, и потому они направились к островку.
— Сядь в лодку и привези нам немного простокваши, тетушка! — крикнули они старухе.
— Да, если бы у меня была простокваша, — со вздохом ответила Лаксмая.
— Мы согласны и на кружку молока, — сказали студенты. — Но, конечно, молоко должно быть неснятое.
— Да, если бы у меня было молоко! — сказала старуха, вздохнув еще глубже.
— Что? У вас нет коровы?
Лаксмая молчала. Был задет слишком больной вопрос, и она не могла отвечать на него.
— Коровы у нас нет, — ответил Лаксматте: — но если вы хотите свежей копченой салаки, то вы получите ее часа через два, совсем горячую.
— Давайте хоть копченой салаки, — согласились на предложение студенты, причалили к берегу и высадились на скалу со своими трубками и сигарами. Между тем хозяева островка надели на вертел пятьдесят серебристых свежих салак и повесили их коптиться.
— Как зовут этот островок, заброшенный в море? — спросил один из студентов.
— Ахтола, — ответил старик.
— И что вам за охота жить в усадьбе морского царя?
Лаксматте не понял этого вопроса. Он никогда не читал Калевалы и ничего не знал о морских богах. Но студенты объяснили ему все.
— «Ахти», — сказали они, — могущественный морской царь, и живет он в великолепной усадьбе, у подножья скалы на самой глубине моря; там у него обилие всевозможных сокровищ. Он царит над всеми рыбами и всеми морскими животными; у него есть прекрасные дойные, коровы и великолепные быстроногие лошади, — эти животные пасутся на дне морском и питаются морской травой. Тот, кто сумеет понравиться Ахти, скоро делается богатым человеком; но он должен остерегаться хоть чем-нибудь вызвать неудовольствие морского царя, потому что царь этот очень капризен и обидчив. Он может выйти из себя из-за какого-нибудь камешка, брошенного в воду, — тогда он сейчас же отбирает, все свои дары, поднимает на море бурю и увлекает парусные лодки на дно морское. У Ахти есть также прелестные девушки, они поддерживают шлейф морской царицы Велламо и расчесывают её длинные волосы; иногда они всплывают в тростниках и слушают музыку, если им кто-нибудь играет…
— Ах, это русалки! — сказал Лаксматте. — А видели вы все это, господа?
— Да, можно сказать, что мы почти видели все это, — сказали студенты. — Во всяком случае, все это напечатано, а все, что напечатано, правда.
— Ну, уж извините, — насмешливо заметил Лаксматте. — В таком случае вчера у нас должна была бы быть прекрасная погода, потому в календаре стояло, что погода будет ясная, а между тем вчера бушевал ветер и дождь лил, как из ведра.
— Да, вот видишь ли, это происходит от того, что календари имеют особенное право врать, и об этом праве напечатано, — значит правда, что календари врут, — объяснил один из студентов.
Лаксматте сомнительно покачал головой, но в это время Лаксмая подала свежепрокопченую салаку, и разговор прервался. Студенты поели за шестерых и угостили Принца холодным жареным мясом, которое у них было с собой в лодке. Принц служил на задних лапках и от восторга свертывался в клубочек, как кошка. Когда студенты кончили закусывать, они дали Лаксматте блестящую серебряную монету-марку и позволили ему набить свою трубку хорошим табаком; Лаксматте так добросовестно набивал свою трубку, что она лопнула. Затем студенты поблагодарили хозяев за гостеприимство и отчалили от острова. Принц с искренней грустью расстался с ними; он долго сидел на берегу и печально смотрел вслед удалявшейся лодке, пока на горизонте не исчезло последнее пятнышко белого паруса.
Лаксмая но произнесла ни слова во время посещения студентов, но она все думала. У неё был очень тонкий слух, и она слово в слово запомнила все, что рассказывали, студенты про Ахти. «Недурно было бы», думала она, «получить одну из коров морского колдуна! Какое счастье пить молоко утром и вечером от такой великолепной коровы и не знать никаких забот о ней и об её прокорме! Но до такого счастья никогда не дожить!»
— О чем ты раздумываешь? — спросил Лаксматте.
— Так, ни о чем, — ответила старуха. Но на самом деле она припоминала несколько старых волшебных рун [Руна — песня-заговор], которые она слышала в своем детстве от одного старика; эти руны, по словам старика, давали хороший улов при рыбной ловле. «Не попытать ли мне счастья?» думала Лаксмая.
В этот день была суббота, а в субботний вечер Лаксматте обыкновению не закидывал своих сетей для ловли салаки, потому что он чтил день субботний. Но под вечер старуха сказала ему:
— Не закинуть ли нам сети?
Нет, — ответил старик: — в ночь на воскресенье никогда не везет в рыбной ловле.
— Ночью была сильная буря, и улов у нас был очень плохой, — сказала старуха — и теперь море спокойно, как зеркало, а после того ветра, какой дул вчера, салака обыкновению очень хорошо ловится.
— Но разве ты не видишь, что на северо-западе собираются тучи? — возразил старик. — Да и Принц сегодня ел траву.
— Уж не съел ли он мой лук? — со страхом спросила Лаксмая.
— Нет. Но ты увидишь, что завтра к закату солнца соберется непогода, — сказал Лаксматте.
— Послушай, — настаивала старуха: — мы забросим одну только сеть в спокойном месте у отмели, и тогда нам можно будет наложить доверху бочонок с салакой; а то бочонок испортится без груза и без крышки.
Старик дал себя уговорить, и вот они отправились в море. Когда они очутились на самом глубоком месте среди моря, старуха стала напевать про себя старые руны, изменяя слова по-своему собственному усмотрению:
Ахти с длинной бородою,
Ахти в глубине морской,
У тебя сокровищ много,
Ты владеешь царством рыб;
Дивный жемчуг в изобильи
В твоем царстве собирают…
И коровы, каких мало,
У тебя на дне пасутся
И едят траву морскую…
— Что ты там напеваешь? — спросил старик.
— Я вспомнила одну старую песню, — ответила старуха. И она запела громче:
Царь морской в пучине темной,
Тех сокровищ мне не надо, —
Меня жемчуг не прельщает,
Серебро и злато также…
У тебя, морской владыка,
Я прошу лишь очень мало:
Подари ты мне корову!
Отплачу тебе я щедро
Златом солнца, лунным светом…
— Что за глупая песня, — сказал Лаксматте. — Разве можно просить у морского царя чего другого, кроме рыбы? Но, во всяком случае, в ночь на воскресенье лучше не петь таких песен.
Старуха притворилась, что не слышит его слов, и продолжала напевать свою песенку, пока они оставались на глубоком месте. Лаксматте не обращал больше на нее внимания: он был занят веслами, а кроме того с досадой думал о своей глиняной трубке, которая дала трещину, и о прекрасном табаке, которым его угощали студенты. Поздно ночью старик со старухой вернулись на свою скалу и сейчас же легли спать.
Лаксматте и Лаксмая лежали в постелях, но ни тот, ни другая по могли заснуть: старика мучило сознанье, что он нарушил четвертую заповедь, а мысли старухи были заняты коровами Ахти. Уже было за полночь, когда старик вдруг поднялся с постели и сказал старухе:
— Ты ничего не слышишь?
— Нет, — отвечала старуха.
— Мне кажется, флюгер на крыше как-то странно скрипит, — сказал старик. — Собирается буря.
— Это тебе только так кажется, — успокоила его старуха.
Лаксматте улегся, но через несколько времени он снова поднялся. — Теперь флюгер засвистел, — сказал он.
— Спи! тебе все это только кажется, — возразила старуха. И старик закрыл глаза, стараясь заснуть.
Но в третий раз он в беспокойстве вскочил с постели. — Нет, теперь флюгер скрипит и свистит на все лады, как будто в него вселился нечистый! Буря, и нам надо спасать сети.
Старуха тотчас же вскочила и оделась.
В эту летнюю ночь было темно, как в октябре, флюгер скрипел и свистел, а буря завывала, и ветер готов был снести избушку в море. Когда старик со старухой вышли на крыльцо, то увидали, что море как будто превратилось в необозримую снежную равнину, а брызги и пена взлетали высоко над крышей их избушки. Такой бурной ночи Лаксматте еще и не запомнил. Не могло быть и речи о том, чтобы отправляться на лодке в море спасать сети. Старик со старухой в ужасе смотрели с крыльца на бушующее перед их глазами море и держались за косяк двери, а брызги обдавали их с ног до головы.
— Разве я не говорил, что нет благословения тем, кто ловит рыбу в воскресную ночь? — сказал Лаксматте угрюмо. Старух было так страшно и стыдно, что она забыла даже думать о коровах Ахти.
Так как делать было нечего, то старик со старухой снова вошли в избу. Теперь только они почувствовали усталость после долгой бессонницы; сон овладел ими, и они крепко заснули, как будто бы вокруг их одинокой избушки не бушевала буря, и не вздымались бешеные волны.
Когда на следующее утро Лаксматте и его жена проснулись, то солнце стояло уже высоко на небе; буря улеглась, только мертвая волна еще продолжала ходить по морю и разбивала свои высокие валы о красный гранит, а серебряная пена сверкала на солнце у рыбачьего островка.
— Что что такое! — воскликнула старуха, когда она отворила дверь избушки и выглянула наружу.
— Это как будто большой тюлень, — сказал Лаксматте.
— Умереть мне на этом месте, если это не корова! — воскликнула Лаксмая.
И действительно, это была корова, прекрасная корова лучшей породы, сытая и толстая, как если бы она всю свою жизнь не ела ничего другого, кроме шпината. Она спокойно ходила по берегу островка и не трогала даже несчастных кочек с травкой, как будто пренебрегала такой скудной пищей.
Лаксматте не верил своим глазам. Но не было никакого сомнения: это была настоящая корова, что и подтвердилось блестящим образом, когда Лаксмая начала ее доить, и вся посуда, какая только была в доме, наполнилась прекрасным парным молоком; пришлось отдать под молоко даже лодочную черпалку. Напрасно старик ломал себе голову, стараясь догадаться, как к ним на остров попала корова. В конце концов, он отправился искать свои пропавшие сети. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как увидал на берегу свои сети, выброшенные волнами; и сети были переполнены рыбой, прекрасной серебристой салакой.
— Ну, что же, очень хорошо, что у нас есть корова, — сказал Лаксматте, занятый чисткой салаки. — Но чем мы будем ее кормить?
— Это как-нибудь да устроится, — Ответила старуха.
И действительно, корова сама заботилась о себе. Она входила в воду и ела морскую траву, которая во множестве росла на отмелях у берегов островка; и она всегда имела сытый и здоровый вид. Все, за исключением Принца, находили, что корова хороша во всех отношениях. Но Принц лаял на нее: он не любил коровы, потому что она была его соперницей.
С этого дня на красном скалистом островке было изобилие молока и простокваши. Сети всегда были переполнены рыбой. Лаксматте и Лаксмая разжирели от хорошего житья и с каждым днем богатели, потому что старуха на масле наживала хорошие деньги; старик нанял двух работников и поставил рыбную ловлю на широкую ногу. Море превратилось для него в большой рыбный садок, из которого он мог брать рыбы, сколько ему хотелось. А корова продолжала сама заботиться о себе и своем корме. Осенью, когда Лаксматте с женой перебрались по обыкновению на материк, корова ушла в море, а весною, когда они возвратились на свой островок, корова снова стояла на скале.
— Нам нужна изба получше этой, — сказала Лаксмая на следующее лето. — Старая изба слишком мала для нас и для работников.
— Правда, — сказал Лаксматте. И он выстроил хорошую, просторную избу с настоящим замком на дверях; а рядом с избой он выстроил сарай для рыбы. Кроме того, он нанял еще двух работников, так как дело его разрослось настолько, что он отправлял большие бочки лососины, сигов и салаки в Россию и в Швецию.
— Мне не под силу справляться со всем этим народом, — сказала однажды Лаксмая. — Было бы не лишнее, если бы у меня в помощь была служанка.
— Возьми служанку, — сказал старик. И вот у них появилась служанка. Вскоре Лаксмая опять сказала старику:
— У нас не хватает молока для людей. Раз у меня есть служанка, то она без особого труда могла бы справляться и с тремя коровами.
— Ну, что же, спой колдуну свою песню, — сказал насмешливо старик.
Это рассердило Лаксмаю. В одну воскресную ночь она отправилась на лодке в море и снова пропела:
Ахти с длинной бородою,
Ахти в глубине морской,
У тебя коров так много!
Мне же надо только три!
На следующее утро на скалистом островке стояло три коровы, вместо одной, и все они ели морскую траву, и никому не надо было о них заботиться.
— Довольна ты теперь? — спросил Лаксматте свою жену.
— Конечно, я была бы вполне довольна, если бы только у меня было две служанки, потому что с таким большим хозяйством трудно справляться. Кроме того, мне надо обзавестись хорошим платьем. Разве ты не слыхал, что меня зовут барыней?
— Пусть будет по-твоему, — согласился старик. Лаксмая наняла несколько служанок и оделась как барыня.
— Все было бы хорошо, — сказала она через несколько времени: — если бы только летом нам здесь было немного получше жить. Построй двухэтажный дом и навози сюда земли, чтобы можно было здесь развести сад, и в саду выстрой маленькую беседку, чтобы у меня был хороший вид на море. А кроме того, недурно было бы, если бы у нас был свой музыкант, который играл бы нам на контрабасе по вечерам. Потом надо будет еще завести свой собственный маленький пароход, на котором можно было бы ездить в церковь в ветряную, погоду.
— И только-то? Больше ничего? — спросил Лаксматте. И он исполнил все желания старухи. Красная скала Ахтола превратилась в роскошную усадьбу, а сама Лаксмая стала такой важной барыней, что все рыбки — уклейки и салаки не могли опомниться от изумления. Даже Принца, и того кормили только телятиной и вафлями со сбитыми сливками, и он так разжирел, что походил больше на бочонок из-под килек, нежели на собаку.
— Что же, довольна ты теперь? — спросил старик свою жену.
— Да, я была бы довольна, если бы у меня было тридцать коров. Для такого большого хозяйства это не лишнее.
— Иди к колдуну, — сказал Лаксматте.
Старуха отправилась в море на своем новом пароходе и спела свою песню морскому царю. На следующее утро на берегу острова стояло тридцать прекрасных коров, и все они сами заботились о своем корме.
— Знаешь что, старик, — сказала Лаксмая: — здесь становится слишком тесно на этой жалкой маленькой скале; я прямо не знаю, куда девать всех моих коров.
— Право, но знаю, что тебе и посоветовать, — сказал старик: — тебе остается только вычерпать воду из моря.
— Глупости! Разве это возможно?
— Попробуй это сделать при помощи своего нового парохода, на нем есть насос.
Лаксмая поняла, что старик смеется над ней, но все-таки её новая затея не давала ей покоя. «Вычерпать воду из моря я не могу», рассуждала она: «но, быть может, можно заполнить море у берегов острова и построить большую плотину? Можно будет навалить в воду камней и песку, и тогда наш остров увеличится вдвое».
Старуха велела нагрузить свой новый пароход камнями и отправилась в море. Музыкант был также на пароходе, и он так хорошо играл на контрабасе, что Ахти и Велламо и все русалки поднялись на поверхность воды и слушали прекрасную музыку.
— Что это так красиво сверкает в волнах? — спросила Лаксмая.
— Это морская пена блестит на солнце, — ответил музыкант.
— Выбрасывайте камни! — скомандовала Лаксмая.
Люди, сидевшие на пароходе, стали бросать в море камни. Камни полетели направо и налево и падали в морскую пену. Один камень попал в нос самой хорошенькой русалке Велламо. Другой камень оцарапал щеку самой морской царице. Третий камень упал совсем возле головы морского царя и оторвал ему половину бороды. И вот в море поднялось нечто невообразимое: волны стали переливать друг через друга, как в кипящем котле.
— Откуда поднялся этот ветер? — спросила Лаксмая. Но не успела она получить ответа на свой вопрос, как морская пучина разверзлась, наподобие щучьей пасти и поглотила весь пароход.
Лаксмая камнем пошла ко дну, но она изо всех сил заработала руками и ногами и ей удалось, наконец, всплыть на поверхность воды, где она ухватилась за плывший мимо неё контрабас, и поплыла на нем. В то же мгновение она увидала рядом с собой страшную голову Ахти, который казался еще страшнее оттого, что у него осталась только половина бороды.
— Зачем ты швыряла в меня камнями? — зарычал морской царь.
— Ах, ваша милость, — со вздохом сказала Лаксмая: — это случилось по недоразумению. Натрите подбородок медвежьей помадкой, и борода снова отрастет.
— Старуха, разве не дал я тебе все, что только ты у меня просила, и даже больше того?
— Да, конечно, ваша милость. Большое вам спасибо за коров! Они дают молоко, как настоящие верблюды.
— Ну, а где же золото солнца и сияние луны, которые ты хотела мне дать?
— Ах, ваша милость, ведь солнце и луна светили чуть не каждый день, когда не было пасмурно, — ответила старуха дерзко.
— Вот подожди, я тебя проучу! — крикнул морской царь и дал такого пинка по контрабасу, что он вылетел из воды вместе со старухой и упал на красную скалу.
На скалистом островке стоял Принц, тощий и голодный, как и прежде, и глодал вороньи кости. Лаксматте сидел в своей поношенной серой куртке один на крылечке бедной, старой избушки и чинил невод.
— Это что такое! — удивился он. — Откуда ты это, матушка, прилетела, и почему ты такая мокрая?
Лаксмая в изумлении осматривалась кругом:
— Где наш двухэтажный дом?
— Какой дом? — спросил удивленный старик.
— Наш большой дом с садом, слугами и служанками? Где тридцать коров, пароход и все остальное?
— Да ты бродишь, что ли, матушка? — сказал старик. — Студенты вскружили тебе голову своими россказнями, ты пела вечером свои глупые песни и заснула только под утро, Ночью была буря, но теперь она успокоилась; я не хотел тебя будить и отправился в море один за сетями.
— Но я видела Ахти, — сказала Лаксмая.
— Ты лежала у себя в постели, видела во сне всякий вздор и спросонок бросилась в воду.
— Но вот контрабас, — сказала Лаксмая.
— Нечего сказать, хорош контрабас! Разве ты не видишь, что это старое бревно. Нет, старуха, в другой раз ты не нарушишь святости субботнего вечера. Бог не дает благословения на рыбную ловлю в воскресную ночь.