Как ястребу, который просидел
На жёрдочке суконной зиму в клетке,
Питаяся настрелянною птицей,
Весной охотник голубя несёт
С надломленным крылом — и, оглядев
Живую пищу, старый ловчий щурит
Зрачок прилежный, поджимает перья
И вдруг нежданно, быстро, как стрела,
Вонзается в трепещущую жертву,
Кривым и острым клювом ей взрезает
Мгновенно грудь и, весело раскинув
На воздух перья, с алчностью забытой
Рвёт и глотает трепетное мясо, —
Так бросил мне кавказские ты песни[1],
В которых бьётся и кипит та кровь,
Что мы зовём поэзией. — Спасибо,
Полакомил ты старого ловца!
