ГРАФИНЯ Д’ЭСКАРБАНЬЯСЪ
правитьВотъ что мы читаемъ по поводу этой пьесы въ предисловіи къ изданію 1739 г.:
«Король, рѣшивъ устроить развлеченіе для королевы, по ея прибытіи ко двору, выбралъ самые лучшіе отрывки изъ балетовъ, которые были представлены въ его присутствіи за послѣднее время, и приказалъ Мольеру написать комедію, которая связала бы всѣ эти отдѣльные номера музыки и танцевъ. Мольеръ сочинилъ для этого праздника „Графиню д’Эскарбаньясъ“, комедію въ прозѣ и пастораль. Это развлеченіе было устроено въ Saint-Germain en Laye, въ декабрѣ 1671 г., подъ названіемъ: „Балетъ балетовъ“. Эти двѣ пьесы составляли семь актовъ, съ прологомъ, причемъ за каждымъ актомъ слѣдовала интермедія. „Графиня д’Эскарбаньясъ“ появилась на сценѣ Пале-Руаяля только въ одномъ актѣ, въ іюлѣ 1672 г., въ такомъ видѣ, какъ ее ставятъ теперь и какъ она напечатана; есть основаніе думать, что раньше она раздѣлилась на нѣсколько актовъ». Пастораль, отъ которой ничего не осталось, конечно, предшествовала двадцать первой сценѣ, такъ какъ тамъ всѣ собрались, чтобы видѣть развлеченіе, устроенное графинѣ виконтомъ.
Вольтеръ, говоря о «Графинѣ д’Эскарбаньясъ», сказалъ, что это фарсъ, — но фарсъ, наполненный прекрасно обдуманными характерами, представляющій наивное изображеніе смѣшныхъ сторонъ провинціальной жизни. "Долгія путешествія Мольера по различнымъ провинціямъ, — говоритъ Ташеро: — доставили его наблюдательному уму удачные случаи для изученія и запоминанія тысячи смѣшныхъ странностей. Тогда больше, чѣмъ въ настоящее время, привычки провинціаловъ были противоположны привычкамъ столичныхъ жителей. Болѣе рѣдкія сношенія съ Парижемъ, полное незнаніе роскоши и всего блеска ея обаянія, нелюбовь къ удовольствіямъ давали провинціи больше преимуществъ надъ столицею въ отношеніи нравовъ, но мѣшали ей научиться изящному складу жизни, который большіе города усваиваютъ почти всегда въ ущербъ своей нравственности; мѣшали освободиться отъ этой грубой простоты, обильнаго источника какъ добродѣтелей, такъ и смѣшныхъ странностей. Между тѣмъ нашъ первый комикъ, удовлетворяясь изображеніемъ нѣкоторыхъ изъ этихъ странностей въ рамкахъ своихъ пьесъ, которыя однако состояли не только изъ одного этого, какъ, напримѣръ, «Жоржъ Данденъ», — посвятилъ всецѣло ихъ изображенію «Графиню д’Эскарбаньясъ».
Роль Гарпена, въ лицѣ котораго дерзость и грубое волокитство откупщиковъ въ первый разъ были выведены на сценѣ, казалось, подала Лесажу мысль о «Тюркаре».
Графиня д’Эскарбаньясъ.
Графъ, сынъ графини д’Эскарбаньясъ.
Виконтъ, возлюбленный Юліи.
Юлія, возлюбленная виконта.
Тибодье, совѣтникъ, любовникъ графини.
Гарпенъ, сборщикъ податей, другой любовникъ графини.
Бобине, преподаватель графа,
Андреа, служанка графини.
Жанно, лакей Тибодье.
Крике, лакей графини.
Виконтъ. Какъ! Вы уже здѣсь, сударыня?
Юлія. Да. И вамъ бы слѣдовало краснѣть, Клеантъ: совсѣмъ не влюбленному приходить на свиданіе послѣднимъ.
'Виконтъ. Я пришелъ бы сюда часъ тому назадъ, не будь на свѣтѣ надоѣдливыхъ людей; меня задержалъ на пути сюда одинъ старый, знатный болтунъ, нарочно спросившій меня о придворныхъ новостяхъ, чтобы найти возможность разсказать мнѣ самыя глупыя изъ нихъ, какія можно только придумать; а вы знаете, что бичъ маленькихъ городовъ — это вѣстовщики, ищущіе повсюду случаевъ распространять подбираемыя ими сплетни. Этотъ, только-что встрѣтившійся со мною господинъ сперва показалъ мнѣ два листа бумаги, съ верху до низу наполненныхъ наборомъ вздорныхъ пустяковъ, которые, по его словамъ, онъ слышалъ изъ вѣрнѣйшаго въ мірѣ источника. Здѣсь прочелъ онъ подъ большою тайной, какъ чрезвычайно любопытную вещь, утомительный перечень глупыхъ выдумокъ голландской газеты, «интересы которой близки его сердцу и которые онъ вполнѣ раздѣляетъ» 2). По его мнѣнію, Франція превращена въ развалины перомъ этого писателя, и достаточно этого одного остроумца для уничтоженія всѣхъ нашихъ войскъ. Отсюда онъ, очертя голову, пустился въ разсужденія о министерствѣ, всѣ недостатки котораго для него ясны, и я думалъ, что онъ никогда не кончитъ говорить объ этомъ. Послушаешь его, — онъ знаетъ тайны кабинета лучше тѣхъ, кто орудуетъ ими. Государственная политика открыта для него во всѣхъ ея планахъ, и нѣтъ ни одного шага ея, въ смыслъ котораго. онъ бы не проникъ. Онъ знакомитъ насъ со скрытыми пружинами всего, что дѣлается; открываетъ намъ предусмотрительныя намѣренія нашихъ сосѣдей и двигаетъ по своей фантазій всѣми дѣлами Европы. Его знанія охватываютъ даже Африку и Азію; онъ освѣдомленъ обо всемъ, творящемся въ верховномъ совѣтѣ отца Ивана 3) и Великаго Могола.
Юлія. Вы всячески прикрашиваете ваше извиненіе, чтобы сдѣлать его пріятнымъ и чтобы его приняли какъ можно благосклоннѣе.
Виконтъ. Вѣрьте, что именно въ этомъ, прелестная Юлія, — истинная причина моего запозданія. И если бы я пожелалъ оправдать себя тѣмъ, что исходитъ изъ моей любви къ вамъ, то мнѣ стоило бы только сказать вамъ, что свиданіе, назначенное мнѣ вами, даетъ мнѣ право на нерадивость, въ которой вы меня упрекаете; что обязать меня играть роль возлюбленнаго хозяйки этого дома — значитъ ставить меня въ такое положеніе, что я долженъ опасаться приходить сюда первымъ; что я соглашаюсь страдать отъ притворства, къ которому принуждаю себя исключительно въ угоду вамъ, только на глазахъ тѣхъ, которыхъ это забавляетъ; что я избѣгаю встрѣчи съ глазу на глазъ съ этою смѣшною графинею, которою вы меня такъ связываете; однимъ словомъ, что, бывая здѣсь единственно ради васъ, я имѣю всѣ основанія приходить съ такимъ расчетомъ, чтобы уже заставать васъ здѣсь.
Юлія. Намъ хорошо извѣстно, что у васъ всегда найдется достаточно ума для приданія красивой окраски вашимъ провинностямъ. Межъ тѣмъ, если бы вы пришли на полчаса раньше, мы воспользовались бы этими минутами; потому что, когда я пріѣхала, графини еще не было дома, и я нисколько не сомнѣваюсь, что она отправилась хвастаться по городу комедіей, которую вы разыгрываете для меня подъ ея именемъ.
Виконтъ. Скажите же мнѣ однако, сударыня, умоляю васъ, когда угодно будетъ вамъ положить конецъ этому стѣсненію и перестать заставлять меня покупать столь дорогою цѣной счастье видѣть васъ?
Юлія. Когда наши родители примирятся, на что я не смѣю надѣяться. Вы, подобно мнѣ, знаете, что распря между нашими семьями не позволяетъ намъ видѣться иначе, какъ здѣсь, и что мои братья, такъ же, какъ и вашъ отецъ, не настолько разсудительны, чтобы допускать нашу взаимную привязанность.
Виконтъ. Но почему же не пользоваться болѣе пріятно этими свиданіями, устраиваемыми здѣсь благодаря ихъ враждѣ, и принуждать меня терять на глупое притворство тѣ минуты, когда я съ вами?
Юлія. Чтобы лучше скрывать нашу любовь. И затѣмъ, сказать вамъ правду, это притворство, о которомъ вы говорите, — для меня очень пріятная комедія; я даже не знаю, больше ли позабавитъ меня та настоящая, которую вы разыграете сегодня. Паша графиня д’Эскарбаньясъ съ ея вѣчнымъ пристрастіемъ къ знатности — достаточно занимательная фигура для сцены… Изъ маленькой поѣздки въ Парижъ она вернулась въ Ангулемъ еще въ лучшей отдѣлкѣ. Близость придворнаго воздуха придала ея комичности новыя забавныя черты, и ея глупость съ каждымъ днемъ только растетъ и хорошѣетъ.
Виконтъ. Правда; но вы не соображаете, что игра, забавляющая васъ, пытка для моего сердца, и что невозможно забавляться долго, когда въ душѣ такая серьезная страсть, какова моя къ вамъ. Жестоко, прелестная Юлія, этою веселою комедіей отнимать у моей любви время, которымъ она хотѣла бы воспользоваться для того, чтобы выказать вамъ свой пылъ; сегодня ночью я сочинилъ но этому поводу стихи и не могу удержаться, чтобы не прочесть ихъ вамъ даже безъ вашей просьбы: до такой степени жажда читать другимъ стой произведенія — порокъ, свойственный званію поэта!
Не терзайте меня, о, Ирисъ, долгой пыткой напрасной…
Ирисъ, какъ вы видите, я поставилъ вмѣсто Юліи.
Не терзайте меня, о, Ирисъ, долгой пыткой напрасной;
Вашъ законъ суждено мнѣ блюсти — и бранить втихомолку,
Но обязанъ молчать я о пыткѣ несносной, ужасной,
Говорить же о томъ, въ чемъ не вижу ни капельки толку.
Ваши чудныя очи меня навсегда покорили
И хотятъ забавляться печалью моей;
Развѣ мало меня вы блестящей красой истомили,
Чтобы дѣлать еще мои муки забавой своей…
Слишкомъ много за разъ мнѣ такого двойного мученья.
Думать втайнѣ одно, говорить о другомъ — принужденье, —
Проявлять вѣдь нельзя же на сердцѣ жестокость такую.
Въ сердцѣ свѣтлое, яркое пламя любовь зажигаетъ,
Отъ насилья навѣки священный огонь угасаетъ.
Я въ борьбѣ межъ притворствомъ и правдой тоскую.
Юлія. Вижу, что вы изобразили себя гораздо болѣе обиженнымъ, чѣмъ вы есть на самомъ дѣлѣ. Но это — поэтическая вольность, присущая господамъ стихотворцамъ; они съ легкимъ сердцемъ выдумываютъ и приписываютъ своимъ возлюбленнымъ жестокости, которыхъ у тѣхъ нѣтъ, чтобы удачнѣе выражать мысли, какія имъ могутъ прійти въ голову. Тѣмъ не менѣе я буду очень рада, если я получу отъ васъ эти стихи переписанными.
Виконтъ. Довольно и того, что я ихъ вамъ прочелъ, этимъ я долженъ ограничиться. Позволительно быть иногда достаточно сумасшедшимъ для того, чтобы сочинять стихи; но не для того, чтобы еще ихъ видѣли другіе.
Юлія. Напрасно вы отговариваетесь ложной скромностью; въ свѣтѣ извѣстно, что вы умны; и я не вижу основаній, почему вамъ скрывать ваши произведенія.
Виконтъ. Боже мой, сударыня, въ этомъ отношеніи слѣдуетъ всегда быть очень осторожнымъ; выказывать свой умъ въ обществѣ опасно. Тутъ не трудно попасть въ смѣшное положеніе, и у насъ есть друзья, примѣръ которыхъ страшитъ меня.
Юлія. Нѣтъ, Клеантъ, какъ бы вы ни увѣряли меня, я все-таки вижу, что вы умираете отъ желанія дать мнѣ эти стихи, и я очень бы васъ смутила, если бы сдѣлала видъ, что меня это не интересуетъ.
Виконтъ. Смутили бы меня? Вы смѣетесь надо мной: я вовсе не настолько поэтъ, чтобы… Но вотъ и ваша графиня д’Эскарбаньясъ. Я ухожу другой дверью, чтобы не встрѣтиться съ нею, и иду приготовить все для комедіи, которую я вамъ обѣщалъ.
Графиня. Ахъ, Боже мой! Сударыня, вы здѣсь однѣ? Какая жалость. Совершенно однѣ! Кажется, мои слуги сказали мнѣ, что здѣсь былъ виконтъ.
Юлія. Это правда, что онъ приходиль; но достаточно ему бь’по узнать, что васъ здѣсь нѣтъ, чтобы это заставило его тотчасъ уйти.
Графиня. Какъ! И онъ васъ видѣлъ?
Юлія. Да.
Графиня. И онъ ничего вамъ не сказалъ?
Юлія. Ничего, сударыни. Онъ хотѣлъ этимъ показать, что всецѣло очаровалъ одною вами.
Графиня. Право, я его побраню за этотъ поступокъ. Какова бы ни была любовь ко мнѣ, я желаю, чтобы влюбленные въ меня воздавали должное нашему полу; я вовсе не изъ тѣхъ несправедливыхъ женщинъ, которыя одобряютъ невѣжливости своихъ поклонниковъ относительно другихъ красавицъ.
Юлія. Вы не должны удивляться его поступку. Любовь, которую вы ему внушаете, ярко выражается во всѣхъ его дѣйствіяхъ и не позволяетъ его глазамъ видѣть никого кромѣ васъ.
Графиня. Я вѣрю, что могу вселить достаточно сильную любовь, — я для этого, слава Богу, достаточно красива, молода и знатнаго рода, но это не мѣшаетъ тому, чтобы, одновременно съ чувствами ко мнѣ, сохранялось чувство порядочности и вѣжливости но отношенію къ другимъ. (Замѣчая Крике) Лакей, что вы тамъ дѣлаете? Развѣ у васъ нѣтъ прихожей, гдѣ вы должны быть, пока васъ не зовутъ? Удивительно, что въ провинціи нельзя найти лакея, знающаго свое мѣсто! Ну, кому это я говорю? Не угодно ли вамъ выйти попъ, негодный мальчишка!
Графиня (Андреѣ). Подойдите сюда, служанка!
Андреа. Что вамъ угодно, сударыня?
Графиня. Снимите съ меня мои головные уборы. Осторожнѣе же, неловкая! Какъ вы теребите мнѣ голову своими тяжелыми руками!
Андреа. Я снимаю какъ только могу осторожнѣе, сударыня.
Графиня. Да; по то, что вы считаете самымъ осторожнымъ, — слишкомъ грубо для моей головы — вы мнѣ совсѣмъ свернули ее. Возьмите и муфту; не давайте валяться всему этому и отнесите въ гардеробъ. Ну! Куда она пошла, куда пошла? Что она хочетъ дѣлать, эта простофиля?
Андреа. Я хочу, сударыня, какъ вы сказали, отнести это въ гардеробъ.
Графиня. Ахъ, Боже мой, какая безтолковая! (Юліи) Извините, сударыня. (Андреѣ) Я вамъ сказала, въ мой гардеробъ, толстое животное: это значитъ, гдѣ висятъ мои платья.
Андреа. Значитъ, при дворѣ шкапъ называютъ гардеробомъ, сударыня?
Графиня. Да, дурища, такъ называютъ мѣсто, куда кладутъ платья.
Андреа. Я запомню это, сударыня, такъ же хорошо, какъ вашъ чердакъ, который надо называть кладовою для мебели.
Графиня. Сколько труда надо положить на обученіе этихъ животныхъ!
Юлія. Я нахожу, что для нихъ большое счастье быть подъ вашимъ руководствомъ.
Графиня. Это дочь моей кормилицы, которую я взяла въ комнаты. Она еще совсѣмъ новенькая.
Юлія. Это доказываетъ ваше доброе сердце, сударыня, и вы можете гордиться тѣмъ, что такимъ образомъ воспитываете людей.
Графиня. Сядемте же. Эй, лакей, лакей, лакей! Это ужасно! Не дозваться лакея, чтобы онъ подалъ стулья! Дѣвушки, лакей, лакей, дѣвушки, кто-нибудь! Кажется, всѣ мои люди умерли, и мы будемъ принуждены сами себѣ взять стулья.
Андреа. Что прикажите, сударыня?
Графиня. Съ вами горло надорвешь!
Андреа. Я запирала вашу муфту и шляпу въ вашъ шкафъ вашъ гардеробъ.
Графиня. Позовите мнѣ этого маленькаго бездѣльника лакея.
Андреа. Эй, Крике!
Графиня. Оставьте вашего Крике, мужичка, и позовите лакея.
Андреа. Ну, такъ лакей, а не Крике, идите къ барынѣ. Онъ кажется, оглохъ. Крик… Лакей, лакей!
Крике. Что угодно?
Графиня. Гдѣ вы были, дрянной мальчишка?
Крике. На улицѣ, сударыня.
Графиня. А зачѣмъ на улицѣ?
Крике. Вы мнѣ приказали выйти вонъ.
Графиня. Вы, мой другъ, маленькій нахалъ, и вы должны понимать, что на языкѣ знатныхъ людей выйти вонъ — значитъ выйти въ прихожую. Андреа, скажите потомъ конюху, чтобы онъ высѣкъ этого бездѣльника-мальчишку; онъ неисправимъ.
Андреа. Что такое вашъ конюхъ, сударыня? Вы такъ называете господина Шарля?
Графиня. Замолчите, дура этакая! Вы не можете открыть рта, чтобы не сказать грубости. (Обращаясь къ Крике) Стулья подайте. (Къ Андреѣ) А вы зажгите двѣ восковыхъ свѣчи въ моихъ серебряныхъ подсвѣчникахъ: поздно уже… Ну, что вы смотрите на меня съ такимъ растеряннымъ видомъ?
Андреа. Сударыня…
Графиня. Ну! Сударыня. Что случилось?
Андреа. Дѣло въ томъ…
Графиня. Что?
Андреа. То, что у меня нѣтъ совсѣмъ восковыхъ свѣчей.
Графиня. Какъ! У васъ ихъ нѣтъ?
Андреа. Нѣтъ, сударыня. У меня только сальныя.
Графиня. Мужичка, а гдѣ же восковыя, которыя я велѣла купить на этихъ дняхъ?
Андреа. Я ихъ совсѣмъ не видѣла съ тѣхъ поръ, что я здѣсь.
Графиня. Убирайтесь отсюда, дерзкая. Я васъ отошлю къ вашимъ родителямъ. Принесите мнѣ стаканъ воды.
Графиня. Сударыня!
Юлія. Сударыня!
Графиня. Ахъ, сударыня!
Юлія. Ахъ, сударыня!
Графиня. Боже мой, сударыня!
Юлія. Боже мой, сударыня!
Графиня. О, сударыня!
Юлія. О, сударыня!
Графиня. Ну, сударыня!
Юлія. Ну, сударыня!
Графиня. Ну, пожалуйста, сударыня!
Юлія. Ну, пожалуйста, сударыня!
Графиня. Я у себя, сударыня. Или вы считаете меня провинціалкой?
Юлія. Боже меня упаси!
Графиня (Андреѣ). Подите прочь, грубіянка, кто же подаетъ безъ блюдечка? Я говорю вамъ, ступайте, принесите блюдечко.
Андреа. Крике, что такое блюдечко?
Крике. Блюдечко?
Андреа. Да.
Крике. Я не знаю.
Графиня (Андреѣ). Вы не двигаетесь?
Андреа. Мы оба не знаемъ, что такое блюдечко.
Графиня. Научитесь же, что это тарелочка, на которую ставится стаканъ.
Графиня. Да здравствуетъ Парижъ съ хорошей прислугой! Тамъ понимаютъ по одному взгляду.
Графиня. Ну, развѣ я вамъ это приказала, ослиная голова? Тарелку ставятъ внизу.
Андреа. Это очень легко. (Она хочетъ поставить стаканъ на блюдечко и разбиваетъ его).
Графиня. Ну, не сумасшедшая ли? Ей-Богу, вы мнѣ заплатите за мой стаканъ.
Андреа. Конечно, сударыня, я за него заплачу.
Графиня. Ну, посмотрите на эту неловкую, эту мужичку, эту дуру, на эту…
Андреа (уходя). Зачѣмъ же браниться, коли я за него заплачу?
Графиня. Вонъ! Долой съ глазъ моихъ.
Графиня. Право, сударыня, странная вещь эти маленькіе города! Тутъ совершенно не знаютъ, съ кѣмъ имѣютъ дѣло: я только-что сдѣлала два или три визита и пришла въ отчаяніе отъ того малаго уваженія, которое было оказано моему сану.
Юлія. Гдѣ же было имъ научиться жить? Они вѣдь не ѣздили въ Парижъ.
Графиня. Они научились бы, если бы слушали людей высшаго свѣта; но, къ несчастью, они воображаютъ себя знающими столько же, сколько я, пробывшая два мѣсяца въ Парижѣ и видѣвшая весь дворъ.
Юлія. Вотъ глупые люди!
Графиня. Они невыносимы со своимъ нелѣпымъ равенствомъ въ отношеніяхъ къ людямъ. Вѣдь должно же существовать извѣстное подчиненіе, и меня выводитъ изъ себя, когда какой-нибудь двухдневный или двухсотлѣтній дворянчикъ имѣетъ наглость говорить, что онъ такой же дворянинъ, какъ мой покойный супругъ, который жилъ въ деревнѣ, имѣлъ множество своръ гончихъ собакъ и именовалъ себя графомъ во всѣхъ контрактахъ, которые онъ заключалъ.
Юлія. Гораздо лучше умѣютъ жить въ Парижѣ, въ этихъ отеляхъ, воспоминаніе о которыхъ должно быть такъ дорого. Отель Муи, Ліонскій отель, отель Голландскій — какія пріятныя помѣщенія.
Графиня. Да, правда, большая разница между этими мѣстами и всѣмъ здѣшнимъ. Тамъ вы видите людей высшаго свѣта, безъ колебанія оказывающихъ вамъ почетъ такой, какой только можно пожелать. Вы можете, если хотите, не подниматься съ вашего стула; а когда вамъ захочется полюбоваться смотромъ войскъ или большимъ балетомъ «Психея» — все тотчасъ же къ вашимъ услугамъ.
Юлія. Я полагаю, сударыня, что за время вашего пребыванія въ Парижѣ вы одержали много почетныхъ побѣдъ.
Графиня. Да, вы можете вполнѣ повѣрить мнѣ, сударыня, что всѣ тѣ, кого называютъ придворными волокитами, бывали у меня и разсыпались въ любезностяхъ. Я берегу въ своей шкатулкѣ ихъ записки, которыя могутъ доказать, отъ какихъ предложеній я отказалась. Нѣтъ надобности называть вамъ ихъ имена: извѣстно, кого называютъ при дворѣ дамскими поклонниками.
Юлія. Меня поражаетъ, сударыня, какъ послѣ всѣхъ этихъ знатныхъ лицъ, имена которыхъ я угадываю, вы могли снизойти до господина Тибодье, здѣшняго совѣтника, и господина Гарпена, сборщика податей. Переходъ, должна сознаться, слишкомъ крутой. Вотъ что касается вашего г. виконта, то онъ, хотя и провинціальный виконтъ, но все-таки виконтъ и можетъ съѣздить въ Парижъ, если еще тамъ не былъ; но совѣтникъ и сборщикъ — поклонники довольно жалкіе для такой важной графини, какъ вы.
Графиня. Это — люди, которыхъ въ провинціи щадятъ, въ виду различныхъ услугъ, какія могутъ понадобиться отъ нихъ. По крайней мѣрѣ, они восполняютъ отсутствіе вокругъ васъ свѣтской любезности и увеличиваютъ число вздыхателей; притомъ же, сударыня, не слѣдуетъ оставлять предпочтеннаго вами поклонника единственнымъ, полновластнымъ господиномъ, изъ опасенія, что, за неимѣніемъ соперниковъ, его любовь охладѣетъ вслѣдствіе слишкомъ большого довѣрія къ вамъ.
Юлія. Признаюсь вамъ, сударыня, что изо всего вами сказаннаго можно извлечь громадную пользу; вашъ разговоръ — школа, и я каждый день заимствую изъ нея кое-что.
Крике (графинѣ). Тамъ Жанно отъ господина совѣтника спрашиваетъ васъ, сударыня.
Графиня. Опять, негодяй-мальчишка, ты поступилъ подурацки. Опытный лакей сказалъ бы объ этомъ тихо горничной, а та пришла бы и на ухо доложила бъ госпожѣ: — «Сударыня, пришелъ лакей такого-то, онъ проситъ позволенія сказать вамъ одно слово», на что госпожа отвѣтила бы: «пусть войдетъ».
Крике. Войдите, Жанно.
Графиня. Снова глупость. (Жанно) Что нужно, лакей? Что принесъ ты? ;
Жанно. Господинъ совѣтникъ, сударыня, желаетъ вамъ добраго дня и, прежде чѣмъ самому явиться къ вамъ, посылаетъ груши изъ своего сада, вмѣстѣ съ этой записочкой.
Графиня. Это такъ называемая груша «добрый христіанинъ», — прекрасный сортъ. Андреа, велите отнести это въ буфетную.
Графиня (давая деньги Жанно). Возьми, дитя мое, на чай.
Жанно. О, нѣтъ, сударыня.
Графиня. Возьми, говорю тебѣ.
Жанно. Мой господинъ запретилъ мнѣ, сударыня, что-либо брать отъ васъ.
Графиня. Это ничего не значитъ.
Жанно. Извините меня, сударыня.
Крике. Ну, бери, Жанно, коли тебѣ не нужно, отдашь ихъ мнѣ.
Графиня. Скажи своему господину, что я его благодарю.
Крике (Жанно, который уходить). Давай же мнѣ.
Жанно. Вотъ еще. Нашелъ дурака!
Крике. Это я тебя заставилъ взять.
Жанно. Я бы и безъ тебя взялъ.
Графиня. Нравится мнѣ въ господинѣ Тибодье, что онъ умѣетъ обходиться съ особами моего званія и что онъ очень почтителенъ.
Виконтъ. Графиня, я пришелъ вамъ сообщить, что представленіе будетъ скоро готово, и что черезъ четверть часа мы можемъ перейти въ залу.
Графиня. Только я не желаю никакой толкотни. (Обращаясь къ Крике). Сказать моему швейцару, чтобы онъ не впускалъ никого.
Виконтъ. Въ такомъ случаѣ, сударыня, заявляю вамъ, что отказываюсь отъ представленія. Оно не доставить мнѣ удовольствія, если публика не будетъ многочисленна. Повѣрьте мнѣ, оно позабавить васъ, какъ слѣдуетъ, только въ томъ случаѣ, если прикажете нашей прислугѣ впустить весь городъ.
Графиня. Лакей, стулъ. (Виконту послѣ того, какъ онъ сѣлъ) Вы пришли кстати, чтобы принять отъ меня маленькую жертву. Возьмите эту записку господина Тибодье, приславшаго мнѣ груши. Я позволю вамъ прочесть ее вслухъ; я ее еще не читала.
Виконтъ (прочитавъ записку про себя). Вотъ записка, сударыня, написанная прекраснымъ слогомъ и заслуживающая быть прочитанной при всѣхъ.. «Сударыня, я не осмѣлился бы сдѣлать вамъ подарокъ, который посылаю, если бы не сбиралъ въ моемъ саду больше плодовъ, чѣмъ собираю ихъ въ моей любви».
Графиня. Изъ этого вамъ ясно, что между нами ничего нѣтъ.
Виконтъ. «Груши еще не совсѣмъ зрѣлы, но тѣмъ болѣе онѣ напоминаютъ твердость вашей души, которая своимъ постояннымъ пренебреженіемъ не обѣщаетъ мнѣ грушъ мягкихъ. Позвольте мнѣ, не пускаясь въ перечисленіе вашихъ совершенствъ и прелестей, которое, продолжалось бы до безконечности, заключить эту записку заявленіемъ, что я такой же искренній христіанинъ, какъ посылаемыя вамъ груши, потому что плачу добромъ за зло; т.-е., выражаясь яснѣе, потому, что я подношу вамъ груши „добро христіанина“ вмѣсто грушъ муки, которыя заставляетъ меня проглатывать ежедневно ваша жестокость.
Это, сударыня, записка, которую слѣдуетъ хранить.
Графиня. Можетъ-быть, тутъ встрѣчаются и не академичныя выраженія, но я вижу въ этомъ извѣстное почтеніе, которое мнѣ очень нравится.
Юлія. Вы правы, сударыня, и пусть господинъ виконтъ обижается, но я скажу, что полюбила бы человѣка, который написалъ бы мнѣ такое письмо.
Графиня. Пожалуйте, господинъ Тибодье; не бойтесь! Ваше письмо принято благосклонно, такъ же благосклонно, какъ и ваши груши; и вотъ эта госпожа говоритъ за васъ противъ вашего соперника.
Тибодье. Я очень признателенъ ей, сударыня; и если у нея когда-нибудь случится процессъ въ нашемъ судѣ, она увидитъ, что я не забуду чести, которую она мнѣ оказываетъ, дѣлаясь адвокатомъ моего пламеннаго чувства передъ вашими прелестями.
Юлія. Вы не нуждаетесь въ адвокатѣ, сударь, ваше дѣло правое.
Тибодье. Тѣмъ не менѣе, сударыня, и правое дѣло нуждается въ помощи; а я имѣю основаніе бояться, что буду вытѣсненъ такимъ соперникомъ, какъ этотъ, и что графиня будетъ побѣждена званіемъ виконта.
Виконтъ. До вашей записки, господинъ Тибодье, я еще питалъ нѣкоторую надежду; но она заставляетъ меня опасаться за мою любовь.
Тибодье. Вотъ, графиня, еще два маленькихъ стишка или куплета, которые я сложилъ въ честь вашу и славу. Виконтъ. А! Я не думалъ, что господинъ Тибодье — поэтъ. И вотъ, чтобы совсѣмъ доконать меня, являются еще эти два стишка.
Графиня. Онъ хочетъ сказать — двѣ строфы. (Обращаясь къ Крике) Лакей, подайте стулъ господину Тибодье. (Тихо Крике, приносящему стулъ) Складной 4), животное! Господинъ Тибодье, садитесь и читайте ваши строфы.
Тибодье (читаетъ):
Знатна та женщина и хороша…
Отъ красоты ея
Въ огнѣ моя душа.
Но возмущаюсь я,
Что, гордостью дыша.
Она томить меня.
Виконтъ. Послѣ этого я пропалъ!
Графиня. Прекрасенъ первый стахъ: „Знатна та женщина и хороша“.
Юлія. Мнѣ кажется, онъ нѣсколько длиненъ, но поэтическая вольность для выраженія прекрасной мысли — допустима.
Графиня (Тибодье). Послушаемъ другую строфу.
Не знаю, есть ли въ васъ въ любви моей сомнѣнье,
Но знаю только то, что сердце каждый часъ
Печальное жилье покинуло бъ для васъ,
Лишь видѣть вы могли бъ любовь и уваженье.
А вы, повѣривъ сильной нѣжности такой, —
Моей глубокой преданности вамъ одной, —
И съ вашей стороны должны бы отъ меня,
Попрежнему графиней важной оставаясь,
Но злой тигрицей день и ночь не притворяясь,
Не прятать дивныхъ чаръ ни вашего огня».
Виконтъ. Вотъ я и вытѣсненъ господиномъ Тибодье.
Графиня. Не вздумайте насмѣхаться; для стиховъ, написанныхъ въ провинціи — они очень хороши.
Виконтъ. Какъ! Насмѣхаться? Хоть онъ и соперникъ мои, сударыня, но я нахожу эти стихи удивительными и только не называю ихъ двумя строфами, какъ вы, а двумя эпиграммами, не уступающими всѣмъ эпиграммамъ Марціала.
Графиня. Какъ! Марціалъ сочиняетъ стихи! А я думала, что онъ дѣлаетъ только перчатки.
Тибодье. Это не тотъ Марціалъ, сударыня; это авторъ, жившій тридцать или сорокъ лѣтъ назадъ.
Виконтъ. Какъ видите, господинъ Тибодье читалъ авторовъ. Однако посмотримъ теперь, графиня, не смогутъ ли моя музыка и моя комедія съ балетными выходами побѣдить въ вашей душѣ успѣхъ двухъ строфъ и записочки, которую мы читали.
Графиня. Я нахожу необходимымъ, чтобы и графъ, мой сынъ, также принялъ участіе въ этомъ представленіи; онъ прибылъ сегодня утромъ изъ моего замка со своимъ преподавателемъ, который, я нижу, идетъ сюда.
Графиня. Господинъ Бобине, господинъ Бобине, присоединяйтесь къ нашему обществу. Бобине. Свидѣтельствую мое глубокое уваженіе всей высокой компаніи. Чего желаетъ графиня д’Эскарбаньясъ отъ своего смиреннаго, преданнаго слуги Бобине?
Графиня. Въ которомъ часу, мосье Бобине, выѣхали вы изъ Эскарбаньяса съ графомъ, моимъ сыномъ?
Бови не. Въ восемь часовъ и три четверти, какъ вы изволили приказать мнѣ.
Графиня. Какъ чувствуютъ себя два другихъ моихъ сына — маркизъ и командоръ?
Бобине. Они, слава Богу, въ добромъ здравіи, графиня.
Графиня. Гдѣ графъ?
Бобине. Въ вашей прелестной комнатѣ съ альковомъ, графиня.
Графиня. Что онъ дѣлаетъ, господинъ Бобине?
Бобине. Онъ пишетъ сочиненіе, которое я ему задалъ, объ одномъ изъ посланій Цицерона.
Графиня. Скажите ему, господинъ Бобине, чтобы онъ пришелъ сюда.
Бобине. Ваше приказаніе будетъ исполнено, графиня.
Виконтъ (графинѣ). У этого Бобине, графиня, очень умное лицо; и мнѣ кажется, онъ умный человѣкъ.
Бобине. Ну, графъ, покажите, что вы умѣете пользоваться хорошими правилами и наставленіями, которыя вамъ преподаются. Поклонъ всему почтенному собранію.
Графиня (показывая на Юлію). Графъ, привѣтствуйте эту даму, поклонитесь виконту, поздоровайтесь съ господиномъ совѣтникомъ.
Тибодье. Я въ восторгѣ сударыни, что вы милостиво дозволили мнѣ поцѣловать графа, вашего сына. Нельзя любить стволъ и не любить такъ же его вѣтвей.
Графиня. Боже мой, господинъ Тибодье, какое сравненіе!
Юлія. Надо сказать правду, сударыня, у молодого графа очень изящный видъ.
Виконтъ. Да, это молодой человѣкъ, прекрасно вступающій въ свѣтъ.
Юлія. Кто бы сказалъ, сударыня, что у васъ такой взрослый сынъ?
Графиня. Ахъ, когда я создавала его, я была еще такъ молода, что играла въ куклы.
Юлія. Это вашъ братъ, а не сынъ.
Графиня. Я надѣюсь, господинъ Бобине, что вы усердно заботитесь о его воспитаніи.
Бобине. Графиня, я не упускаю ни одной мелочи, чтобы воздѣлать это юное растеніе, воспитаніе котораго, по своей добротѣ, вы оказали мнѣ честь довѣрить; и я постараюсь заложить въ его душу сѣмена добродѣтели.
Графиня. Пусть, господинъ Бобине, онъ скажетъ намъ какую-нибудь изъ тѣхъ милыхъ вещей, которымъ вы его обучаете.
Бобине. Ну, графъ, произнесите вашъ вчерашній утренній урокъ.
Графъ. Omne viro soli quod convenit esto virile,
Omne viri…
Графиня. Фи! Господинъ Бобине, какимъ это вы глупостямъ его обучаете?
Бовнне. Это по-латыни, сударыня, первое правило Жана Депотера.
Графиня. Вашъ Жанъ Депотеръ нахалъ, и я васъ прошу обучать его изъ латыни чему-нибудь болѣе приличному.
Бобине. Если бы, графиня, вы дали ему окончить, то комментарій объяснялъ бы вамъ значеніе этихъ словъ.
Графиня. Нѣтъ нѣтъ! Это ясно само собой.
Крике. Актеры прислали сказать, что они совершенно готовы.
Графиня. Пойдемте, займемъ мѣста. (Показывая на Юлію) Господинъ Тибодье, ведите вашу даму.
Виконтъ. Необходимо замѣтить, что эта комедія, была сочинена только для, того, чтобы связать вмѣстѣ различные музыкальные отрывки и танцы, изъ которыхъ составленъ этотъ дивертисментъ, и что…
Графиня. Ахъ, Боже мой! Увидимъ на дѣлѣ. Кажется, у насъ достаточно смысла для пониманія вещей.
Виконтъ. Начинайте какъ можно скорѣе, и пусть не впускаютъ сюда никакого несноснаго гостя, чтобъ онъ не смутилъ нашего увеселенія.
Гарпенъ. Красивая, чортъ возьми, штука, и я радъ, что вижу ее.
Графиня. Эй, вы, господинъ сборщикъ, что значитъ вашъ поступокъ? Можно ли такъ прерывать представленіе?
Гарпенъ. Еще бы мнѣ молчать! Я вѣдь въ восторгъ отъ этого приключенія. Оно показываетъ мнѣ, насколько я могу вѣрить вамъ и какова должна быть моя увѣренность въ искренности даровъ вашего сердца и въ клятвахъ вѣрности, которыя вы мнѣ давали.
Графиня. Нельзя же однако перебивать дѣйствіе и мѣшать говорить актеру.
Гарпенъ. Къ чорту вашихъ актеровъ! Настоящая комедія здѣсь та, которую вы играете; и если я вамъ мѣшаю, меня это мало безпокоитъ.
Графиня. Право, вы не понимаете, что говорите.
Гарпенъ. Тысяча чертей, — отлично понимаю; я хорошо понимаю, дьяволъ меня побери, и… (Бобине въ ужасѣ уводить графа и исчезаетъ, за нимъ слѣдуетъ Крике).
Графиня. Фи, сударь, какъ отвратительны такія ругательства!
Гарпенъ. Э, чортъ возьми, если есть здѣсь что-нибудь отвратительное, такъ это вовсе не мой ругательства, а ваши поступки; и было бы гораздо лучше, если бы вы пустили въ ходъ самую площадную ругань, чѣмъ дѣлать то, что вы дѣлаете съ господиномъ виконтомъ.
Виконтъ. Я не понимаю, господинъ сборщикъ, на что вы жалуетесь; и если…
Гарпенъ (виконту). Вамъ, сударь, мнѣ нечего говорить: вы ведете свою любовную линію, это естественно, не нахожу я этого страннымъ и прошу у васъ извиненія, если прервалъ ваше представленіе. Но вы, въ свою очередь, вовсе не должны находить страннымъ, что я жалуюсь на ея поведеніе; и мы оба въ нравѣ дѣлать то, что дѣлаемъ.
Виконтъ. Мнѣ нечего возразить на это, и я не знаю, въ чемъ собственно вы обвиняете графиню д’Эскарбаньясъ.
Графиня. Когда мучатся ревностью, то не выражаютъ ея такъ, какъ вы, а тихо изливаютъ свою скорбь предъ любимымъ человѣкомъ.
Гарпенъ. Мнѣ тихо изливать скорбь?
Графиня. Да. Нельзя кричать на весь театръ то, что должно быть сказано наединѣ.
Гарпенъ. А я, чортъ возьми, нарочно кричу здѣсь! Это именно то мѣсто, которое мнѣ нужно; я желалъ бы, чтобы это былъ театръ публичный, гдѣ я съ еще большей оглаской могъ бы высказать вамъ всю правду.
Графиня. Стоитъ ли подымать такой шумъ изъ-за представленія, которое даетъ здѣсь для меня виконтъ? Вы видите, что и господинъ Тибодье — тоже влюбленный въ меня — ведетъ себя гораздо почтительнѣе васъ.
Гарпенъ. Господинъ совѣтникъ Тибодье пусть ведетъ себя, какъ хочетъ. Я не знаю, въ какихъ отношеніяхъ былъ съ вами господинъ Тибодье; но господинъ Тибодье — не примѣръ мнѣ, и я вовсе не расположенъ платить за музыку, когда пляшутъ другіе.
Графиня. Но, право, г. Гарпенъ, вы говорите не подумавши. Нельзя обращаться такимъ образомъ съ женщиною высшаго круга, и слышащіе васъ могутъ подумать, что между вами и мною есть что-то странное.
Гарпенъ. Э, чортъ возьми, сударыня, бросимъ мы эту игру въ жмурки.
Графиня. Что вы хотите сказать жмурками?
Гарпенъ. Я хочу сказать, что вовсе не нахожу страннымъ, что вы плѣнились достоинствами господина виконта; вы — не первая женщина, ведущая въ свѣтѣ такого рода игру и держащая подлѣ себя какого-нибудь господина сборщика податей, чьей любовью и кошелькомъ она пользуется, чтобы вмѣстѣ съ тѣмъ надувать его для перваго франта, который пришелся ей по вкусу. Но вы но удивляйтесь также, что я вовсе не такой дуракъ, чтобы не видѣть безнравственности, столь обычной у современныхъ кокетокъ, и что я пришелъ васъ увѣрить передъ всѣмъ этимъ обществомъ, что я порываю съ вами всѣ счеты, и что господинъ сборщикъ податей не будетъ болѣе для васъ господиномъ, плательщикомъ.
Графиня. Удивительно, какъ нынче входятъ въ моду вспыльчивые любовники! Нигдѣ не видишь ничего другого. Ну, ну, господинъ сборщикъ податей, перестаньте гнѣваться и садитесь смотрѣть нашу комедію.
Гарпенъ. Мнѣ, чортъ возьми, сѣсть! (Показывая на Тибодье) Поищите такихъ простаковъ у вашихъ ногъ. Я оставлю васъ, госпожа графиня, господину виконту; и ему я отошлю вслѣдъ за этимъ ваши письма. Моя сцена проведена, моя роль сыграна. Покорнѣйшій слуга.
Тибодье. Господинъ сборщикъ податей, мы еще увидимся съ вами въ другомъ мѣстѣ; и я покажу вамъ, что способенъ на все.
Гарпенъ (выходя). Ты правъ, Тибодье.
Графиня. А я очень смущена этой дерзостью.
Виконтъ. Ревнивцы, сударыня, то же, что теряющіе свои процессы — имъ разрѣшается говорить все. Замолчимъ же и станемъ слушать комедію.
Жанно (виконту). Вотъ, сударь, записка, которую мнѣ поручено передать вамъ поскорѣе.
Виконтъ (читая). «На случай, если вы собираетесь предпринимать какія-нибудь мѣры, сообщаю вамъ новость. Ссора вашихъ родственниковъ съ родственниками Юліи — улажена; условіемъ этого соглашенія является женитьба васъ на ней. Добрый вечеръ». (Юліи) Ну, сударыня, вотъ и наша комедія кончена.
Юлія. Ахъ, Клеантъ, какое счастье! Смѣла ли наша любовь разсчитывать на такой счастливый исходъ!
Графиня. Какъ? Что это значитъ?
Виконтъ. Это значить, сударыня, что я женюсь на Юліи, и если вы хотите послушаться моего совѣта, то, для полнаго завершенія комедіи, вы выйдете замужъ за господина Тибодье, а вашей Андреѣ позволите выйти замужъ за его лакея, котораго онъ сдѣлаетъ камердинеромъ.
Графиня. Какъ! Сыграть такую шутку съ особою моего званія?
Виконтъ. Этимъ мы не желали васъ оскорблять, графиня; для комедіи требуются сюжеты такого рода.
Графиня. Да, господинъ Тибодье, я выхожу за васъ замужъ, чтобы взбѣсить весь свѣтъ.
Тибодье. Это большая честь для меня, сударыня.
Виконтъ (графинѣ). Позвольте намъ, сударыня, оставаясь взбѣшенными, все таки видѣть здѣсь конецъ спектакля.
Примѣчанія.
править1) Ангулемъ — главный городъ стариннаго графства Ангумуа и теперешняго французскаго департамента Шаранты; лежитъ на лѣвомъ берегу Шаранты; въ древности на его мѣстѣ была Инкулизма въ Аквитаніи. Ангулемъ игралъ нѣкогда довольно важную роль въ военной исторіи. Францискъ I переименовалъ графство Ангумуа въ герцогство.
2) Мольеръ — по мнѣнію Бре (Bret) — набросалъ этотъ портретъ вѣстовщика, любителя новостей, единственно съ тѣмъ, чтобы доставить себѣ удовольствіе отдѣлать нахальнаго газетчика Соединенныхъ провинцій. Послѣ подписанія Ахенскаго договора 1668 г. этотъ самый газетчикъ не переставалъ печатать вещи, оскорбительныя для Людовика XII и для всего французскаго народа. Спустя годъ послѣ постановки на сценѣ «Графини д’Эскарбаньясъ» Людовикъ XIV, какъ извѣстно, одержалъ побѣду надъ Голландіей.
3) Отецъ Иванъ (Prêtre Jean) — такъ звали сперва одного татарскаго князя, воевавшаго съ Чингизомъ. Монахи, посланные къ нему, утверждали, что обратили его въ христіанство, назвали Иваномъ при крещеніи и даже поставили его священникомъ. Это же наименованіе отца Ивана, послѣдовавшее позднѣе, принадлежало негритянскому князю, наполовину раскольнику-христіанину, наполовину еврею. Объ этомъ послѣднемъ и идетъ здѣсь рѣчь.
4) При дворѣ тѣхъ временъ наблюдалась разница въ подаваніи стула, кресла, складного табурета и проч., являющаяся способомъ обозначенія чина или общественнаго положенія посѣтителя.