Опасениям молодых людей — увы! — скоро пришлось исполниться. На другой же день, часов около двух, Елабужский приехал к Шершановым с самыми ужасными для чувства влюбленных намерениями. Лиза как будто это угадала. Когда она увидала подъехавший экипаж, сильно забилось её сердце и она тотчас решилась на сопротивление. Она ни слова не сказала матери и вышла.
— Куда ты, Веточка? — спросила Анна Павловна. — Кажется кто-то приехал!
— У меня что-то голова болит, мама́ я возьму о-де-колона, — сказала Лиза и ушла в свою комнату.
Анна Павловна несколько обеспокоилась и хотела было идти за дочерью, но слуга доложил о Елабужском и она одна должна была принять гостя. Разумеется, едва поздоровавшись, Елабужский спросил.
— А Елизавета Николаевна? здорова?
— Благодарю вас, она сейчас здесь была, но что-то жалуется на головную боль. Вероятно, сейчас придет, — простодушно отвечала Анна Павловна.
Однако ж Лиза не являлась, разговор клеился плохо. Хотя Анна Павловна, по душевной простоте, и была убеждена, что Дмитрий Дмитрич питает к ней лично самое дружеское расположение, но все-таки догадывалась, что отчасти и дочь вероятно привлекает посещения Елабужского. К тому же, некоторые мечты нежной матери об устройстве участи своей любимой дочери не были чужды добрейшей Анне Павловне, и она по всем соображениям почувствовала потребность вызвать подкрепление. Она позвонила. Вошла горничная.
— Где Елизавета Николаевна? — спросила она. И — мы должны сказать правду — мысль о том, не ушла ли Лиза наверх к кузену, мелькнула у неё в голове.
— Она в своей комнате, — отвечала горничная.
— Скажи ей, что приехал Дмитрий Дмитрич.
— Слушаю-с! — ответила горничная и вышла.
Дмитрий Дмитрич сделал какое-то замечание на счет удивительного пения m-me Виардо. Анна Павловна вполне подтвердила его мнение и с большой искренностью воскликнула. — Да! Удивительно! — Но Лиза все не шла.
Но вот, в другой комнате зашуршало платье. Дмитрий Дмитрич обратился к двери с приятной улыбкой, Анна Павловна с участием во взоре, —но, вместо ожидаемой Лизы, вошла горничная. Анна Павловна вспыхнула: «это просто не позволительно, как Аксютка стала крахмалить свои юбки!» была первая мелькнувшая у ней мысль, но другая беспокойная догадка материнского сердца сейчас сменила ее.
— Лизавета Николаевна извиняются, что не могут выйти-с, — сказала горничная. — У них оченно голова болит.
Анна Павловна смутилась. Она и испугалась несколько — не заболела ли в самом деле дочь, и рассердилась: не вздумала ли Лизочка нарочно велеть сказать это, чтобы не выйти к Дмитрию Дмитричу; подозрение на счет кузена и некоторая даже ненависть к нему — зашевелились сильнее в незлобивом сердце Анны Павловны.
— Не знаю, что с ней! Сейчас здесь была и сказала, что пойдет взять о-де-колона! — с полной искренностью сказала Анна Павловна.
— Они в постель легли-с! — соболезновательным голосом прибавила горничная, и лицо её приняло озабоченно-печальное выражение.
— Что это с ней? Вы мне позволите на минутку оставить вас, — сказала Анна Павловна.
— Ах, пожалуйста! — сказал Елабужский и в знак искренности приподнял и прижал к сердцу шляпу. — Я боюсь, что я не во́время приехал.
— Нет, это вероятно так. — Я сию минуту узнаю.
Анна Павловна, а за ней горничная вышли, и Дмитрий Дмитрич имел несколько минуть на размышления с самим собою и осмотра обоев и драпировок комнаты.
Между тем миниатюрная Анна Павловна быстро направила шаги свои в комнату дочери.
Она действительно нашла Лизу в постели, но лицо дочери вовсе не было бледно, напротив, оно несколько горело.
— Вета, что это с тобою, дружок? — подходя к дочери, спросила Анна Павловна, на половину озабоченно, на половину строго и подозрительно.
— Не знаю, мама́! Голова что-то разболелась, — отвечала Лиза, и жар в её лице по-видимому увеличился.
— Да как же ты не жаловалась и вдруг так разболелась, что и выйти не можешь? — допрашивала Анна Павловна, положив руку на лоб дочери.
— Не знаю, мама! Голова вдруг кружиться начала, — отвечала Лиза, — и что-то тошно!
— Однако ж, жара никакого! — подозрительно глядя на дочь, сказала Анна Павловна.
— Верно я угорела! — сказала томно Лиза.
— Помилуйте, сударыня, какой угар! Я и душников еще не отворяла, — возразила горничная. — Это так что-нибудь!
Крепостная горничная Аксинья была очень предана барышне и готова была, в угоду ей, принять ложную присягу, но не возразить против угара было выше её сил. Хотя печей она не топила и смотреть за ними была не обязана, но известно, что прислуга не может слышать равнодушно и без отрицания, когда господа подозревают присутствие угара.
— Понюхай спирту! — сказала в раздумье Анна Павловна и вышла. Хотя вопрос о головной боли остался неразъясненным и сильно занимал Анну Павловну, но расследовать его ей было некогда.
— Надеюсь, ничего нет серьёзного, — озабоченно спросил Елабужский Анну Павловну, когда та вошла в гостиную.
— Нет! Она вероятно просто угорела! — садясь и приглашая садиться гостя, отвечала хозяйка.
— Меня это беспокоит тем более, — сказал мягко и почтительно Елабужский, — что я приехал с великой просьбой, касающейся именно Елизаветы Николаевны. Я хотел просить вас и ее осчастливить меня её рукой, — и Елабужский почтительно наклонил голову.
Краска удовольствия и смущения выступила на миниатюрном личике Анны Павловны.
— Честь, которую вы нам делаете, — отвечала, потупясь Анна Павловна, — так неожиданна, что я могу теперь вас только благодарить! — Но это будет вполне зависеть от Лизы, и вы мне позволите посоветоваться с ней и моим кузеном и дать вам ответ чрез несколько дней.
— О, конечно! — сказал Елабужский. — Но надеюсь, вы примете в соображение, что я буду считать не только дни, но часы и минуты в ожидании этого ответа… Не позволите ли вы завтра заехать мне за ним?
— Я бы лучше попросила позволения передать вам наше решение через кузена Ивана Григорьича, — сказала Анна Павловна, несколько смущенная внезапной болезнью дочери и чуящая, что под ней что-то кроется. — Тем более, что Лиза, как вы видите, не совсем здорова — а это такой шаг…
— Разумеется! и я никак не смею торопить, но я еще раз прошу принять во внимание мои чувства к Елизавете Николаевне и нетерпение узнать свою участь, —сказал Елабужский, вставая. — Позвольте мне однако ж увезти некоторую надежду, что по крайней мере с вашей стороны я могу ожидать, что не будет препятствий.
— С моей стороны, — несколько жеманясь, сказала Анна Павловна, как будто Елабужский просил собственной её вдовьей руки, а не дочерней, — я весьма ценю честь, которую вы нам делаете и ничего не имею против неё, кроме того, что Лиза еще так молода и мне так жаль будет с ней расстаться.
И у добрейшей Анны Павловны при одном слове «разлука» — есть этакие чувствительные слова, которых иные не могут произносит равнодушно — маленькое личико собралось в комок и она приложила платок к глазам, из которых полились непритворные слезы.
— Зачем же вам разлучаться! — сказал Елабужский, делая приятную улыбку: — мой дом будет всегда не только открыт для матери Елизаветы Николаевны, но и в её полном распоряжении.
— Благодарю вас! — всхлипывая, сказала Анна Павловна, — но у меня не одна дочь, есть и другие заботы.
«Ну! теперь пошел осенний дождь!» подумал Елабужский. Его эстетическое чувство не могло выносить равнодушно вида плачущих сорокалетних женщин, и этот осенний дождь точно пружина заставил его подняться.
— Так вы позвольте мне надеяться?.. — сказал Елабужский откланиваясь, и Анна Павловна еще утирала носик, как Дмитрий Дмитрич, не дождавшись её ответа, с самой почтительной и любезной улыбкой поспешил скрыться.
Когда Елабужский ушел, Анна Павловна отерла глаза, вздохнула, как вздыхают, свалив с плеч тяжелую ношу, и, осмотрясь, одна ли она в комнате, подняла глазки к стоявшему в углу образу и несколько раз перекрестилась.
Была ли это просьба к Творцу небесному об устранении препятствий, пли благодарность матери, которой надежды исполняются? — этот вопрос остается для нас тайной и может быть угадан только матерями, имеющими дочерей в поре замужства.
