Русская стихотворная пародия (XVIII-начало XX в.)
Библиотека Поэта. Большая серия
Л., «Советский Писатель», 1960
В ГОСТЯХ И ДОМА
править1 Название девятнадцати стих<отворений> из кн<иги> «В дороге и дома».
Я был у Гумбольдта в Берлине,
Я у Фарнгагена сидел.
Обоих нет на свете ныне,
Таков живущего удел!
Меня, питомца муз простого,
Они ласкали, как родного,
Зане всем гениям родной,
Кто служит истине святой.
Про молодое поколенье
Невольно вспомнишь… Молодежь,
Ей-ей, никак не разберешь…
Какая пылкость и волненье!
А будет прок ли? Мой ответ:
Быть может, да; быть может, нет.
Снежок в Берлине показался…
Не знаю сам зачем, к чему,
Но я игриво замечтался
Про нашу матушку-зиму.
Занявшись батюшкой-морозом,
Его сравнил я с паровозом,
Ввернул игривое словцо
Про наше рьяное винцо.
Отдал преимущество сивухе
Перед рейнвейном и клико
(Мне всё в стихах моих легко)
И заключил в российском духе,
Что немец на морозе плох
(Прости меня, немецкий бог!)
Вот Фрейберг. Жил здесь Ломоносов,
Но разыскать, где жил рыбак,
Я, после нескольких расспросов,
Не мог решительно никак.
Искал я в книгах всех разрядов,
Нашел, что жил здесь Виноградов,
А Ломоносова и след
Пропал за давностию лет…
Вот он, прогресс наш исполинский!
И наш брат, русский, так же груб:
Не знает, жив ли Соллогуб,
А говорит, что жив Белинский;
Стремясь вперед, ползет назад…
В Карлсбад направимся, в Карлсбад!
Ах, как мы славно, беззаботно
В Карлсбаде, русские, живем,
Так прозябательно, животно...
Жизнь льется тихим ручейком.
Проснулся: мильбрун пей иль шпрудель,
Да и гуляй себе, как пудель.
С закатом солнца спать, домой…
С утра опять на водопой...
Купаясь в животворной влаге,
Я ощутил такую лень,
Что вдруг стихи отправил в «День».
О чем, бишь?.. Кажется, о Праге…
И, чая подкрепленья сил,
В Карлсбаде стал славянофил.
Ехал из Карлсбада по железной дороге и засмотрелся на комету. Мысль увлекает меня в милый Карлсбад. Любуясь, с одной стороны, на милых карлсбадцев, с другой — на комету, я сочинил даже стихотворение.
Двум следующим строчкам, вероятно, позавидует сам Бенедиктов:
Где космато золотится
Девы огненной коса.
Хорошенькая девочка загляделась на комету, и я мысленным оком пытался проникнуть в ребяческие мечты карлсбадянки.
В Карлсбаде есть памятник Петру Великому. Написал стихи в честь памятника. Знаю, что за это достанется мне в Москве от славянофилов, да что ж делать — не мог утерпеть.
А что за женщины в Карлсбаде!
И сколько барышень и дам!
Забыв мильбрун, в их каждом взгляде
Я пил целительный бальзам
И назвал их, всех до единой,
«Крылатой русскою дружиной», —
Затем что русские оне,
Вот что всего отрадней мне!
Мадрид, Афины, Вена, Лондон,
Все с ними здесь на русский лад:
Все по-французски говорят —
Такой уж ими русский тон дан.
Карлсбад, пленительный Карлсбад,
Ты русских женщин вертоград!
Отправил к одной русско-карлсбадской даме визитную карточку — портрет при стихах. Стихи велел переписать и отправить для напечатания в Москву, в «Наше время».
Я помню Киссингена тени,
Его ключей целебный дар,
И к стихотворству в Киссингене
Во мне проснулся прежний жар.
Туда приехав, в первый день я
Два написал стихотворенья,
И новый стихотворный пыл
Баварец-мельник мне внушил.
«Ну, что такое, скажут, мельник?
Чай, аблесимовскому брат;
Как он, колдун, обманщик, сват,
Еще, пожалуй, и бездельник?..»
Баварский мельник?! Nein, mein Gott!1
Федот, выходит, да не тот.
Приятно, если мы встречаем
В тиши немецких городков
За православным русским чаем
Беседу наших земляков
О русских щах, о русском чае,
Об ярославском урожае,
Об киссингенских бедняках,
Рулетке, сплетнях и балах!
<В. С. Курочкин>
1862
1 Нет, бог мой! (нем.). — Ред.
В гостях и дома. Впервые — И, 1862, № 39, стр. 509—513, без подписи. Курочкин Василий Степанович (1831—1875) — поэт-сатирик, переводчик, редактор и один из активнейших сотрудников «Искры». Пародия вызвана появлением книги стихотворений П. А. Вяземского «В дороге и дома» (М., 1862). В предисловии к пародии между прочим говорится: «Мы садимся в стихоподатливую коляску князя и предпринимаем с ним мысленно поэтическое путешествие, без всякой определенной цели, как путешествуют все поэты». И далее: «Жаль только одно: наш поэт несколько длинен в своем творении. По нашему мнению, весь заграничный отдел книги, составляющий добрую сотню страниц, можно бы поместить на каких-нибудь четырех-пяти страничках, в десяти-двенадцати строфах, вроде строф „Евгения Онегина“. И писать-то превосходно выработанным размером „Онегина“ легче, и самый строй стихов ближе подходит к содержанию книги. Попробуем сделать опыт». В подзаголовке перечислены стихотворения из третьего отдела книги Вяземского («Германия»), которые и пародируются. Гумбольдт Александр (1769—1859) — великий немецкий ученый-естествоиспытатель, философ и путешественник. Фарнгаген фон Энзе Карл (1785—1858) — немецкий дипломат и писатель. В стихотворении «Берлин» Вяземский писал:
Фарнгагена уж нет, ни Гумбольдта в Берлине!
Давно ль их дружеским приемом на чужбине
Мог убедиться я, что, темный рядовой
Им чуждого полка, — и я им не чужой…
Снежок в Берлине показался. В стихотворении «Масленица на чужой стороне» Вяземский в сусальных выражениях воспевал зиму как свою соотечественницу, пожаловавшую на чужбину:
Здравствуй, русская молодка,
Раскрасавица душа,
Белоснежная лебедка,
Здравствуй, матушка-зима…
Рьяное винцо. В том же стихотворении:
С пива только кровь густеет,
Ум раскиснет и лицо;
То ли дело, как прогреет
Наше рьяное винцо…
Немец на морозе плох. Ср. строки Вяземского:
Если немца взять врасплох,
А особенно зимою,
Немец, воля ваша, плох.
Прости меня, немецкий бог. Пародийный намек на стихотворение Вяземского «Русский бог», написанное им в молодости (было напечатано впервые в 1854 г. отдельной листовкой в Вольной русской типографии в Лондоне). Фрейберг — город в Саксонии, где в 1739—1740 гг. у горного советника И. Генкеля обучались трое русских студентов — Ломоносов, Виноградов и Рейзер. Вяземский ездил во Фрейберг, надеясь обнаружить там документы о пребывании Ломоносова. Соллогуб Владимир Александрович (1814—1882) — писатель, автор повести «Тарантас», друживший с П. А. Вяземским. На чествовании Вяземского в Академии наук в 1861 г. спел посвященные ему куплеты (см. «Северная пчела», 1861, № 55). Этому эпизоду посвящены сатирические стихи Курочкина «Стансы на будущий юбилей Бавия» (И, 1861, № 10). Жив Белинский. Имеются в виду злобные выпады Вяземского против Белинского и революционных демократов в стихотворении «Когда Карамзина не стало…»: «Белинский умер; жив Белинский! Его непресекаем род» и т. д. Прозябательно, животно. Эти и следующие, подчеркнутые в тексте курсивом слова взяты из стихотворения Вяземского «Очерки Карлсбада» (очерк второй):
Жизнь в Карлсбаде беззаботно
Льется тихим ручейком;
Прозябательно, животно,
По-карлсбадски здесь живем.
…Рано ляжешь, встанешь рано
И пойдешь на водопой…
Мильбрун, Шпрудель — названия минеральных вод. «День» — славянофильская газета, издававшаяся в Москве И. С. Аксаковым (с октября 1861 г.). О Праге. Стихотворение Вяземского «Прага» появилось в славянофильском журнале «Русская беседа» (1858, № 3). Ехал из Карлсбада по железной дороге. Описанию этой поездки посвящен третий стихотворный очерк, нарочито переданный в пародии прозой. «Крылатая русская дружина». Так названо одно из стихотворений цикла, посвященное русским красавицам, наезжающим в Карлсбад. Портрет при стихах. Намек на стихотворение Вяземского «При посылке двух моих портретов». «Наше время» — реакционная газета (1860—1863), существовавшая на правительственную субсидию (редактор — Н. Ф. Павлов). Я помню Киссингена тени. Эта и следующая строка — цитаты из стихотворения «Киссинген», содержащего описание добродетельного баварского мельника, противопоставленного герою комической оперы А. А. Аблесимова «Мельник, колдун, обманщик и сват» (1779). Приятно, если мы встречаем и т. д. Пародируется стихотворение Вяземского «Самовар», посвященное семье русского посланника во Франкфурте П. Я. Убри. Пародийный цикл заканчивался следующим обращением фельетониста: «Довольно, читатель. Далее продолжать стихами как-то неловко… Далее следуют стихи на смерть банкира Ротшильда, в которых поэт удивляется, что Ротшильд, при всем его богатстве, умер как какой-нибудь поденщик. Далее следуют похвалы Баден-Бадену, юмористическая заметка вообще о немецкой природе, воспевается Рейн, и поэт переселяется в Швейцарию. В Швейцарии точно тем же порядком воспевается Женевское озеро, Рона, Альпы, Арва (Монблана автор не видал вследствие дурной погоды) и т. д.».