Всё равно (Потапенко)/ДО
| ← Иллюзія и правда | Все равно : Отрывокъ | Слово и дѣло → |
| Источникъ: Потапенко И. Н. Въ деревнѣ. — Одесса: Типографія «Одесскаго Листка», 1887. — С. 158. |
Сумерки сгустились. Сѣро-грязныя стѣны комнаты казались совсѣмъ темными. Мракъ маскировалъ пустоту. Щербатая чашка для умыванья на забрызганномъ табуретѣ, комодъ и два продранныхъ стула — вотъ почти все, что украшало эту комнату. На комодѣ стояло зеркало, рядомъ раскрытая коробка съ пудрой, какой-то завядшій цвѣтокъ, какой-то засаленный розовый бантикъ, гребенка съ выломанными зубцами, три шпильки и нѣсколько булавокъ. Надъ комодомъ на стѣнѣ въ маленькихъ грошовыхъ рамкахъ дюжина фотографическихъ карточекъ. Все это больше военные писаря съ бравымъ видомъ, съ щегольски закрученными усиками, маркеры и приказчики изъ мануфактурныхъ лавокъ. На кровати скомкано одѣяло у ногъ. Какая-то темная тщедушная фигурка слегка задвигалась, приподнялась и потянулась къ ночному столику. Трескъ спички — и замигалъ вонючій фитиль лампы съ отбитымъ до половины стекломъ. Это было маленькое блѣдное существо — въ сѣромъ платьи, съ распущенными жиденькими волосами. На лицѣ было тупое выраженіе безъ смысла; ни радости, ни горя, ни страданія, ничего не было тамъ написано. Точно это лицо было вылѣплено изъ желтаго воска.
Тонкія губы раскрылись, изъ-за нихъ выглянули два ряда крупныхъ бѣлыхъ зубовъ, и вылетѣлъ вздохъ. Только онъ одинъ и свидѣтельствовалъ, что существо это страдало.
Шумъ на лѣстницѣ, скрипъ двери, и вотъ въ комнату влетѣло другое существо. Развязныя движенія, бойкая рѣчь, веселый смѣхъ, пестрый нарядъ — на минуту въ комнату какъ будто ворвалась струя жизни и даже мрачныя сѣро-грязныя стѣны, казалось, ожили.
— Катюша! Что-же ты? Идемъ, что-ли! — зазвенѣла гостья.
Катюша, не подымаясь съ постели, раскрыла свои большіе глаза, потомъ тонкія губы опять медленно отдѣлились одна отъ другой и глухой вздохъ мгновенно оборвалъ веселую рѣчь гостьи. Та подбѣжала къ ней, взглянула въ ея лицо и отвернулась.
— Опять? — какъ-бы про себя промолвила она.
— Опя-ать! И въ послѣдній!.. — протянула Катюша.
— Въ послѣдній?.. — испуганно прошептала гостья, — что ты говоришь? Кто сказалъ тебѣ?
— Сама знаю! Чувствую!.. Весна!.. Весна проклятая!..
Катюша ухватилась обѣими руками за грудь и закашлялась.
— А ты куда? — спросила она потомъ.
— За городъ… Компанія у насъ… Все военные: Митька, Удаловъ, Сержъ, Васютка!.. Тебя хотѣли взять… Эхъ ты! Доктора надо!..
— На-адо!.. Денегъ три копѣйки всего… Со вчерашняго лежу… Вчера ужь не выходила… Ничего не заработала…
— Ахъ, у меня тоже ни гроша!.. Постой! Ты погоди часокъ, я сбѣгаю…
— Куда? Зачѣмъ?
— Погоди, погоди! Сейчасъ тутъ на улицѣ одинъ приставалъ…
— Ой, не надо, не надо! — и Катюша замахала руками, — это проклятыя деньги… На нихъ умирать — грѣхъ!..
— Проклятыя, а все деньги… Другихъ намъ съ тобой не видать… На нихъ жили, на нихъ и умремъ… Полежи часокъ!
И гостья скрылась. Она выбѣжала на улицу и змѣйкой прошлась отъ одного фонаря къ другому. На душѣ у нея было не хорошо, а на лицѣ сіяла улыбка, только какая-то невеселая, горькая, заказная улыбка. Скоро она нашла то, что искала и, торопя извозчика, мчалась куда-то съ кавалеромъ. Катюша дожидалась ее безмолвно. По временамъ она перемѣняла положеніе, глухо и продолжительно кашляла, но лицо ея по прежнему было безъ мысли, безъ выраженія. Прошелъ часъ, гостья возвратилась.
— Два рубля заработала!.. — торжественно проговорила она. — Сейчасъ и докторъ будетъ.
— Глупая, глупая, зачѣмъ? Докторъ ничего не поможетъ…
Докторъ пришелъ. Сперва онъ оглядѣлъ комнату и обстановку, и понялъ, сейчасъ-же понялъ. Потомъ онъ осмотрѣлъ Катюшу, пощупалъ ея пульсъ, приложилъ ухо къ ея груди, еще приложилъ и безмолвно сѣлъ къ столику на продранномъ стулѣ. Онъ даже не спросилъ бумаги и чернилъ; онъ зналъ, что здѣсь ихъ нѣтъ. Онъ вынулъ изъ кармана записную книжку, оторвалъ листокъ и написалъ рецептъ карандашемъ. Вышелъ онъ также безмолвно, какъ вошелъ. Денегъ не взялъ, посовѣстился. Онъ зналъ, что это за деньги. Гостья догнала его на лѣстницѣ.
— Что съ нею? Опасна? — спросила она.
— Нѣтъ, она не опасна, потому что завтра умретъ… У нея — скоротечная…
Гостья вернулась въ комнату, шатаясь. Она подошла къ окну, чтобъ скрыть свое волненіе. А больная не спрашивала ее о томъ, что сказалъ докторъ. Она знала, чувствовала. Но вдругъ она съ усиліемъ подняла голову… Что это? Рыданья?
— Это ты?.. — да, это плакала гостья. Какъ ни старалась она, не могла удержаться. — О чемъ ты?..
— Всѣ, всѣ!.. Не ты одна!.. И я такъ кончу… Я чувствую, чувствую!.. Вотъ только что глядя на тебя почувствовала! — говорила гостья, громко, почти истерически всхлипывая. Потомъ она успокоилась, — ты-бы въ больницу!.. — не смѣло посовѣтовала она.
— Пропаду здѣсь, издохну, какъ собака, а въ больницу не пойду… Нѣтъ, нѣтъ! — злобно прохрипѣла Катюша.
На лѣстницѣ раздался топотъ шаговъ и звукъ гармоники. Кто-то пьянымъ голосомъ пѣлъ и подыгрывалъ на мотивъ изъ «Анго»:
— Проклятый! Лѣзетъ пьяная рожа! — выругалась гостья.
Въ комнату вошелъ, сильно шатаясь, мужчина въ потертомъ пиджакѣ, съ краснымъ галстухомъ на шеѣ, съ свалившейся на бекрень фуражкой.
«Скажи, Катюша ангелъ»… |
— Тс… Молчи, пьяная скотина!.. Не видишь?
— А хоть убей, ничего не вижу!.. А! Санька! Чертъ!.. Ты чего здѣсь? Катюша! Катя!
— Тс… Молчи, молчи!.. Она умираетъ!..
— У-ми-раетъ?.. Чертъ!.. Зачѣмъ умираетъ!.. Бр… Ну… Чертъ съ вами… Пойдемъ въ другую лавочку… «Скажи, Катюша ангелъ, чи[1] любишь ты, чи[1] нѣ-этъ!..» — онъ вышелъ, напѣвая.
— Проклятые люди! Проклятые люди!.. — съ пѣной у рта кричала гостья. Потомъ она помолчала минуты двѣ. — Катюша! Ты извини… Я пойду… Меня ждутъ… Компанія!..
Катюша махнула рукой…
— Завтра я чуть свѣтъ къ тебѣ! А лекарство сейчасъ изъ аптеки пришлю!.. Ты извини!..
Она ушла. Катюша лежала неподвижно. Ей принесли лекарство, но она не тронула его. Зачѣмъ? Вѣдь она знала навѣрно. Лицо ея по прежнему не выражало ни одной мысли, ни одного ощущенія. Ей было все равно. Хорошее давно забыто, дурное не стоитъ вспоминать. Все равно, все равно. Ни жалѣть, ни проклинать, ни каяться, ни стыдиться… Ей все равно…