Марія! Взгляни: гдѣ кончается боръ —
Лоза пошла справа въ заро́стъ,
Налѣво прелестной долины узоръ,
А спереди — рѣчка и мостъ.
Тамъ ветхая церковь, гдѣ совы живутъ;
Стоитъ колокольня гнильемъ;
Кусты позади колокольни растутъ,
Въ кустахъ же — могилы кругомъ.
Душа ли заклятая тутъ завелась
Иль чортъ, — но изъ жившихъ окрестъ
Никто безъ тревоги въ полуночный часъ
Не могъ миновать этихъ мѣстъ.
Лишь полночь настала — вдругъ храмъ потрясенъ,
И двери скрипятъ на петляхъ;
Дрожитъ колокольня и слышится звонъ,
И гикъ, и шипѣнье въ кустахъ;
Блуждаютъ огни, громъ за громомъ гудитъ,
И въ саванахъ тѣни встаютъ,
И бродятъ, пріемля чудовищный видъ,
Различные призраки тутъ.
То трупъ по дорогѣ безглавый вдругъ — шасть!
А то голова одна — страхъ:
Распялены очи, отверзтая пасть,
И въ пасти огонь, и въ очахъ.
То видится волкъ, какъ въ натурѣ онъ есть:
Глядь! — машетъ орлинымъ крыломъ!
И сто́итъ лишь «сгинь-пропади» произнесть —
Нѣтъ волка: лишь хохотъ кругомъ.
Не разъ тотъ, кому здѣсь бывать довелось,
Путь этотъ порядкомъ ругнулъ:
То хрустнуло дышло, то на́ бокъ весь возъ,
Не то, такъ конь ногу свихнулъ.
Хотя жь я и помнилъ, что старый Андрей
Меня предварялъ, заклиналъ —
Смѣясь я не вѣровалъ въ силу чертей
И все тѣмъ путемъ проѣзжалъ.
Однажды отправился въ Руту я. — Ночь.
Вотъ мостикъ! Вдругъ лошади тутъ
И стали. Возница бичомъ во всю мочь
Стегаетъ ихъ съ крикомъ — нейдутъ!..
Рванулись — и дышлу аминь моему:
Крракъ… треснуло. Чѣмъ пособлю?
Вотъ въ полѣ пришлось ночевать одному!
«Люблю, — говорю, — вотъ люблю!»
Сказалъ лишь — покойница въ этотъ же мигъ
Всплываетъ, гляжу, надъ водой —
Вся въ бѣломъ, и бѣлъ же какъ снѣгъ ея ликъ,
Вѣнецъ вкругъ чела огневой.
Хотѣлъ я бѣжать, но отъ страха упалъ…
Всѣ силы собравъ наконецъ,
«Да славится имя Господне!» — вскричалъ.
— «Аминь!» — отозвался мертвецъ.
«Кто бъ ни былъ ты, слушай, честной человѣкъ!
Помогъ ты мнѣ въ тяжкой борьбѣ.
Дай Богъ тебѣ долгій и счастливый вѣкъ!
Большое спасибо тебѣ.
Во мнѣ зришь ты грѣшную душу, но я,
Чай, скоро ужь въ небо вступлю.
Отъ муки чистилища спасъ ты меня
Словечкомъ единымъ: „люблю“.
Пока еще звѣзды глядятъ съ высоты
И первый пѣтухъ не пропѣлъ —
Я все разскажу тебѣ. Слушай! А ты
Другимъ возвѣстишь мой удѣлъ.
На свѣтѣ, блистая своей красотой,
Жила я — лѣтъ много назадъ, —
Маріей звалась; былъ сановникъ большой
Отецъ мой, былъ знатенъ, богатъ.
Хотѣлъ онъ, при жизни его, чтобы шла
Я замужъ; но кто жь мнѣ чета?
Искателей много нашлось: ихъ влекла
Съ приданымъ моя красота.
Ихъ множество льстилось надеждой пустой;
Я жь, гордая, тѣшилась тѣмъ,
Что, ставъ предъ поклонниковъ этихъ толпой,
Могла имъ отказывать всѣмъ.
Пріѣхалъ и Юзя… Вниманья вполнѣ
Достоинъ онъ былъ; но робѣлъ
И, юный, при страстномъ стремленьѣ ко мнѣ,
Любви выражать не умѣлъ.
Напрасно несчастный себя онъ крушилъ
И плакалъ, любовью томимъ,
Всѣ ночи и дни онъ меня лишь смѣшилъ
Отчаяннымъ горемъ своимъ.
„Уѣду я“, — мнѣ онъ промолвилъ съ тоской.
— „Что-жь? Съ Богомъ!“ — Отправился онъ
И дни свои кончилъ — и здѣсь, надъ рѣкой,
Въ зеленомъ гробу схороненъ.
Мнѣ стала съ тѣхъ поръ моя жизнь немила,
Но поздно раскаялась я:
Минувшаго я воротить не могла,
И жгла меня совѣсть моя.
Разъ въ полночь гуляли мы: слышимъ вдругъ громъ
И стоновъ со скрежетомъ смѣсь…
Глядь! Юзя явился; былъ страшенъ лицомъ
Утопленикъ — огненный весь.
Онъ гущу вдыхаемыхъ дымныхъ клубовъ
Въ чистилищный токъ извергалъ; —
Ко мнѣ жь тутъ сквозь стоны и скрежетъ зубовъ
Пронзительный голосъ взывалъ:
„Ты знала, что женщину создалъ Господь
Для мужа; она изъ него
Взята, чтобъ ему его душу и плоть
Лелѣять — не мучить его.
А ты, словно съ каменнымъ сердцемъ въ груди,
Была недоступна сердцамъ,
И каждому ты говорила: «уйди!»
Ни чьимъ не внимая мольбамъ.
За эту жестокость чистилищный дымъ
Съ тобой я дотоль раздѣлю,
Пока надъ тобой изъ живущихъ однимъ
Не скажется слово: «люблю».
И Юзя того же словца у тебя
Просилъ съ горькимъ плачемъ своимъ;
Теперь же онъ проситъ, ты видишь, клубя
Устами и пламя, и дымъ“.
Умолкъ онъ, — и бѣсы душою моей
Владѣли столѣтье: меня
Днемъ — въ цѣпи, въ огонь, — а потомъ, безъ цѣпей,
Я на ночь изъ бездны огня
Къ могилѣ шла Юзи; противно землѣ
И небу, была я должна
Проѣзжихъ пугать здѣсь въ полуночной мглѣ,
Всѣмъ людямъ вредна и страшна.
Я пѣшихъ блуждать заставляла; инымъ,
Кто ѣдетъ, коня загублю.
Сто лѣтъ я внимала проклятьямъ однимъ;
Ты первый сказалъ: „вотъ люблю!“
Зато я грядущее нынѣ должна
Открыть тебѣ; вотъ твой удѣлъ:
Марію полюбишь и ты, — но она»…
Вдругъ — первый пѣтухъ тутъ запѣлъ.
Вѣщунья кивнула, съ отрадой въ очахъ
Взглядъ кинула мнѣ и потомъ
Пропала. Такъ облачный паръ въ небесахъ
Разносится вдругъ вѣтеркомъ.
Смотрю: на мосту колесница моя
Цѣлехонька; страхъ мой исчезъ. —
Усопшимъ въ поминъ помолитесь, друзья,
Маріи — Царицѣ небесъ!
