В час полночный, в чаще леса, под ущербною Луной,
Там, где лапчатые ели перемешаны с сосной,
Я задумал, что́ случится в близком будущем со мной.
Это было после жарких, после полных страсти дней, 5 Счастье сжёг я, но не знал я, не зажгу ль ещё сильней,
Это было — это было в Ночь Ивановых Огней.[1]
Я нашёл в лесу поляну, где скликалось много сов,
Там для смелых были слышны звуки странных голосов,
Точно стоны убиенных, точно пленных к вольным зов.
10 Очертив кругом заветный охранительный узор,
Я развёл на той поляне дымно-блещущий костёр,
И взирал я, обращал я на огни упорный взор.
Красным ветром, жёлтым вихрем, предо мной возник огонь.
Чу! в лесу невнятный шёпот, дальний топот, мчится конь. 15 Ведьма пламени, являйся, но меня в кругу не тронь!
Кто ж там скачет? Кто там плачет? Гулкий шум в лесу сильней.
Кто там стонет? Кто хоронит память бывших мёртвых дней?
Ведьма пламени, явись мне в Ночь Ивановых Огней!
И в костре возникла Ведьма, в ней и страх и красота, 20 Длинны волосы седые, но огнём горят уста,
Хоть седая — молодая, красной тканью обвита.
Странно мне знако́м злорадный жадный блеск зелёных глаз,
Ты не в первый раз со мною, хоть и в первый — так зажглась,
Хоть впервые так тебя я вижу в этот мёртвый час.
25 Не с тобой ли я подумал, что любовь — бессмертный Рай?
Не тебе ли повторял я: «О, гори и не сгорай»?
Не с тобой ли сжёг я Утро, сжёг свой Полдень, сжёг свой Май?
Не с тобою ли узнал я, как сознанье пьют уста,
Как душа в любви седеет, холодеет красота, 30 Как душа, что так любила, та же всё — и вот не та?
О, знако́м мне твой влюблённый блеск зелёных жадных глаз,
Жизнь любовью и враждою навсегда сковала нас,
Но скажи мне, что́ со мною будет в самый близкий час?
Ведьма пламени качнулась, и сильней блеснул костёр, 35 Тени дружно заплясали, от костра идя в простор,
И змеиной красотою заиграл отливный взор.
И на пламя показала Ведьма огненная мне,
Вдруг увидел я так ясно, — как бывает в вещем сне, —
Что возникли чьи-то лики в каждой красной головне.
40 Каждый лик — мечта былая, то, что знал я, то, чем был,
Каждый лик — сестра, с которой в брак святой — душой — вступил,
Перед тем как я с проклятой обниматься полюбил.
Кровью каждая горела предо мною головня,
Догорела и истлела, почернела для меня, 45 Как безжизненное тело в пасти дымного огня.
Ведьма ярче разгорелась, та же всё — и вот не та,
Что-то вместе мы убили, как рубин — её уста,
Как расплавленным рубином, красной тканью обвита.
Красным ветром, алым вихрем, закрутилась над путём, 50 Искры с свистом уронила ослепительным дождём,
Обожгла и опьянила и исчезла… Что потом?
На глухой лесной поляне я один среди стволов,
Слышу вздохи, слышу ропот, звуки дальних голосов,
Точно шёпот убиенных, точно пленных тихий зов.
55 Вот что было, что узнал я, что случилося со мной
Там, где лапы тёмных елей перемешаны с сосной,
В час полночный, в час зловещий, под ущербною Луной.
Примечания
↑Ночь перед праздником Ивана Купалы. (прим. редактора Викитеки)
См. также одноимённые страницы.
К. Д. Бальмонт. Полное собрание стихов. Том четвёртый. Издание третье — М.: Изд. Скорпион, 1913 