Воловий труд (Гарин-Михайловский)/ДО
| ← Кошки | Воловій трудъ | Волмай → |
| Изъ цикла «Корейскія сказки, записанныя осенью 1898 года». Дата созданія: 1898. Источникъ: Гаринъ-Михайловскій Н. Г. Корейскія сказки, записанныя осенью 1898 года. — СПб.: «Энергія», 1904. — С. 102. |
Жилъ былъ на свѣтѣ одинъ писатель, Кимъ. У него было два сына: старшій и младшій.
Въ то время, какъ младшій зналъ уже очень много, старшій, Ким-Хакки, которому уже было 16 лѣтъ, не зналъ и первыхъ двухъ знаковъ азбуки: ха-ныръ, тенъ, таа, ди, что значитъ, небо и земля. При этомъ небо по корейски ха-ныръ, а по китайски тенъ, земля по корейски таа, а по китайски ди.
Отецъ поэтому постоянно билъ его и говорилъ, что онъ лучше убьетъ его, чѣмъ потерпитъ позоръ, что сынъ писателя останется неграмотнымъ.
— Но чѣмъ я виноватъ, — оправдывался старшій сынъ, — я день и ночь сижу за азбукой — ничего не выходитъ, мой младшій братъ цѣлые дни играетъ, а у него все идетъ хорошо: это отъ неба такъ дано.
— Не отъ неба, а отъ твоей глупости, — отвѣчалъ отецъ и сильно билъ его.
Наконецъ однажды отецъ сказалъ ему:
— Устали мои руки бить тебя, да и не хватитъ палокъ, хотя-бы я вырубилъ весь свой лѣсъ. Убить тебя тоже не могу. Но прогнать тебя съ глазъ моихъ могу и прогоняю. Иди, куда хочешь. Научишься грамотѣ, приму тебя, не научишься — не приму.
— Позволь мнѣ остаться у тебя работникомъ, — я трудолюбивъ и могу работать.
— Не хочу.
— Куда-же я пойду?
— Куда хочешь.
Насилу старшій сынъ выпросилъ, чтобъ хоть жену его оставилъ отецъ у себя, пока онъ будетъ пытать счастья.
— Хорошо, — сказалъ отецъ, — пусть живетъ себѣ въ задней комнатѣ, но пусть то-же не показывается мнѣ на глаза.
Женѣ-же Ким-Хакки сказалъ:
— Жди меня десять лѣтъ. Если черезъ десять лѣтъ я не приду, считай меня умершимъ.
Затѣмъ онъ зашелъ къ своему другу и просилъ его, въ случаѣ, если отецъ прогонитъ его жену, принять ее и кормить до его возвращенія.
Другъ обѣщалъ и Ким-Хакки пошелъ, куда глаза глядятъ.
Шелъ Хакки, шелъ и пришелъ въ одинъ городъ, гдѣ подъ однимъ окномъ услышалъ шумъ учившихся школьниковъ.
Хакки зашелъ въ школу и разсказалъ учителю все о себѣ.
— Это очень жалко будетъ, если сынъ такого знаменитаго писателя останется неграмотнымъ, — сказалъ учитель. — Я согласенъ взять тебя на десять лѣтъ и сдѣлать все, что могу. Но не будь въ претензіи, если я о твою спину изломаю не одинъ снопъ палокъ.
Хакки съ радостью согласился, и ученіе началось.
Между тѣмъ жена Хакки жила у тестя въ задней комнатѣ, варила себѣ чумизу и дни и ночи молила небо помочь ея мужу.
Черезъ десять лѣтъ безъ тринадцати дней явился къ ней во снѣ бѣлый старикъ и сказалъ:
— Просьба твоя услышана небомъ, за свое трудолюбіе мужъ твой получитъ то, о чемъ просишь ты, добродѣтельная жена.
Въ ту-же ночь вотъ что произошло съ Хакки:
— Прошло девять лѣтъ, одиннадцать мѣсяцевъ и шестнадцать дней, (Въ Кореѣ лунный мѣсяцъ 29 дней) — говорилъ учитель Хакки, — а ты и до сихъ поръ не выучилъ и первыхъ двухъ словъ. Вотъ теленокъ стоитъ рядомъ съ тобой въ стойлѣ, — ему два года, но я увѣренъ, что слыша постоянно твое «ха-ныръ, тенъ и таа, ди», и онъ запомнилъ эти слова.
И учитель, позвавъ теленка, крикнулъ ему:
— Ха-ныръ, тенъ!
И вдругъ теленокъ поднялъ голову къ нему.
— Таа, ди!
И теленокъ опустилъ голову къ землѣ.
— Видишь? Если теленокъ умнѣе тебя, то что я могу съ тобой сдѣлать?!
И избивъ Хакки въ послѣдній разъ, учитель приказалъ ему оставить на утро его домъ. И въ эту ночь учитель пошелъ спать къ своей семьѣ, въ первый разъ послѣ десяти лѣтъ, такъ какъ все это время онъ спалъ со своимъ ученикомъ, заставляя его и по ночамъ заниматься.
Избитый Хакки долго и горько плакалъ, пока не заснулъ.
Когда онъ заснулъ, явился къ нему во онѣ бѣлый старикъ и сказалъ:
— Ты Ким-Хакки?
— Я, — отвѣчалъ Хакки.
— Ты получишь то, чего ты такъ упорно добивался. Открой ротъ.
Хакки открылъ ротъ и старикъ бросилъ туда три шарика.
— Проглоти!
Хакки проглотилъ и проснулся.
По старой привычкѣ онъ сейчасъ-же схватился за книгу и о, чудо! Онъ не только сталъ читать ее безъ запинки, но онъ зналъ все, что было въ этой книгѣ и во всѣхъ тѣхъ, которыя находились въ училищѣ.
Онъ взялъ въ руки кисть — и еще большее чудо. Онъ сталъ писать знаки, которыхъ не могъ-бы написать никто другой въ Кореѣ. Онъ сталъ составлять фразы, и смыслъ ихъ сталъ выходить такой глубокій, какъ океанъ и остроумный, какъ блескъ драгоцѣнныхъ камней.
Тогда закричалъ онъ:
— Шенсан-нимъ, шенсан-нимъ (учитель, учитель)!
Когда прибѣжалъ учитель, счастливый Хакки сказалъ:
— Теперь экзаменуй меня.
Сталъ учитель экзаменовать, но Хакки зналъ много больше учителя.
Тогда учитель бросился на шею къ ученику и поздравилъ его съ такимъ успѣхомъ.
А скромный Хакки не скрылъ и разсказалъ, откуда явилось къ нему его знаніе.
Послѣ этого Хакки пошелъ домой и пришелъ ровно въ тотъ день, когда кончилось десять лѣтъ съ того времени, какъ ушелъ онъ изъ дому.
Прежде всего онъ пошелъ къ женѣ и, послѣ радостной встрѣчи, спросилъ:
— Какъ обращался съ тобой отецъ?
— Я только разъ его видѣла, но онъ, увидѣвъ меня, закричалъ, чтобы я ушла съ его глазъ. Я ушла и больше не видѣла его.
— Въ такомъ случаѣ я не пойду къ нему.
— Нѣтъ, ты долженъ идти, потому что отецъ и мать замѣняютъ намъ небо на землѣ. И идетъ ли съ неба дождь, снѣгъ, свѣтитъ ли солнце, все должны мы принимать безъ ропота, подъ страхомъ вѣчной гибели. Поэтому иди и поклонись отцу.
Такъ и сдѣлалъ Хакки, но отецъ закричалъ ему:
— Прежде поклона твоего, прежде, чѣмъ ты смѣлъ явиться передо мной, ты долженъ представить доказательство твоей учености.
Тогда Хакки пошелъ въ комнату своей жены и попросилъ купить ему шелковой матеріи.
На этой матеріи онъ написалъ рукой дракона нѣсколько прекрасныхъ и глубокихъ изрѣченій, которыя одни обезсмертили-бы его отца, еслибы онъ могъ такъ писать.
Тогда только отецъ разрѣшилъ старшему сыну придти и обнять его.
Но послѣ этого Хакки съ женою оставили домъ отца.
— Отецъ любилъ не меня, — сказалъ онъ женѣ своей, — меня такого, какого создало небо, а мои знанія. И если-бы я не пріобрѣлъ ихъ чудомъ, я былъ бы навсегда чужой для него.
Хакки, выдержавъ экзаменъ въ Сеулѣ, поступилъ на службу и, такъ какъ при дарованныхъ ему небомъ способностяхъ, соединялъ большое трудолюбіе и воловье терпѣніе, то могъ переносить всѣ несправедливости капризнаго начальства и, въ концѣ концовъ, дослужился до министра.
Тогда онъ далъ хорошее мѣсто своему учителю, своему другу, но отцу никакого мѣста не далъ, хотя и былъ всегда почтителенъ съ нимъ, какъ и подобаетъ сыну.
Что до младшаго брата, то такъ ничего изъ него и не вышло. Привыкнувъ легко, безъ труда получать все, онъ въ жизни, гдѣ, кромѣ способностей, требуется воловій трудъ, ничего не успѣлъ.