Волга (Аверченко)/ДО

Волга
авторъ Аркадий Тимофеевич Аверченко

Изъ сборника «Чернымъ по бѣлому». Опубл.: 1913. Источникъ: Аркадій Аверченко. Чернымъ по бѣлому. Разсказы. — С.-Пертербургъ, 1913. — az.lib.ru

I

Въ буфетной комнатѣ волжскаго парохода за стойкой стоялъ здоровеннѣйшій мужчина и билъ ладонью руки по лицу качавшагося передъ нимъ молодого парня.

У парня было преравнодушное лицо, которое, казалось, говорило: «да скоро ты, наконецъ, кончишь, Господи»!

Здоровеннѣйшій мужчина приговаривалъ:

— Вотъ тебѣ разбитый бокалъ, вотъ соусникъ, вотъ провансаль!

И бокалъ, и соусникъ, и провансаль — какъ двѣ капли воды, походили другъ на друга: это были обыкновенный пощечины, и различныя названія ихъ служили просто какими-то символами.

Послѣ провансаля буфетчикъ надѣлилъ парня «невытертыми рюмками», «закапанной скатертью» и какой-то «коробкой бычковъ».

Когда парню пріѣдалось однообразіе ощущенія, парень поворачивалъ лицо въ другую сторону, и вторая, отдохнувшая, щека бодро выносила и «фальшивый цѣлковый отъ монаха» и «теплое пиво» и «непослушаніе маменькѣ».

Толстый купецъ, пившій въ углу теплое пиво, восторженно глядѣлъ на эту сцену, дѣлая машинально тѣ же движенія, что и буфетчикъ, и качая лысой головой въ тактъ каждому удару.

— Что это такое? — спросилъ я радостнаго купца.

— Это — государь мой, наше русское волжское воспитаніе. Чтобы, значитъ, помнилъ себя. Сынокъ это евонный.

— Да, вѣдь, онъ его, какъ скотину, бьетъ?!

— Зачѣмъ, какъ скотину?.. Скотину безъ поясненія лупятъ, a онъ ему все такъ и выкладываетъ: «это, говоритъ, за соусникъ, это за теплое пиво». Парень, стало быть, и знаетъ — за что.

— И вы думаете, это помогаетъ? — брезгливо спросилъ я.

— Батюшка! А то какъ же? Да парень, послѣ этого ноги его будетъ мыть, да воду пить!

Я пожалъ плечами.

— Если первая часть этой операціи и имѣетъ гигіеническое значеніе, то вторая…

— Чего-съ?

— Я хочу сказать, что такое обращеніе дѣлаетъ человѣка глупымъ, забитымъ и тупымъ.

— Ничего-съ. Насъ такъ тоже учивали, a посмотрите — и на слово отвѣтимъ, и дѣло исдѣлаемъ.

Старая женщина подошла къ стойкѣ, поглядѣла на буфетчика и заботливо сказала:

— Ну, и будетъ. Ишь — ты упарился…

— Мать ихняя, — кивнулъ на нее купецъ. — Строгая семья, правильная.

Младшій членъ этой семьи, наконецъ, избавился отъ «соусниковъ» и «монашескихъ монетъ». Отецъ ударилъ его въ послѣдній разъ, оттолкнулъ и, придвинувъ къ себѣ стаканы, сталъ ихъ перетирать. Сынъ взялъ тарелку и, въ свою очередь, принялся тереть мраморную доску буфета.

— Правильно, — сказалъ мнѣ купецъ. — Удовольствіе исдѣлай, a работы не забывай.

II

Пароходъ подходилъ къ большому городу. На палубѣ стоялъ здоровенный буфетчикъ, одѣтый по дорожному, жена его и сынъ.

— Ну вотъ, Капитоша, вотъ тебѣ такое мое слово: штобы отъ матери никакой жалобы, штобы пассажиръ былъ безъ ропоту и штобы — безъ бою стекла. Парень ты уже большой, многократно ученый — знаешь, какъ и что. Ключи тебѣ даны, довѣріе отцовское оказано — за симъ прощайте. Долженъ ты понимать свою самостоятельность.

— Поблагодари папеньку, — крикнула мать. — Эхъ, народъ теперь. Да я бы за это отцу… ноги бы мыть, да воду пить!

Эта странная формула исчерпывала, очевидно, всѣ взаимоотношенія младшихъ къ старшимъ. Выпитая вода являлась тѣмъ цементомъ, который неразрывно связывалъ членовъ семьи.

Парень Капитоша, опустилъ мутные сѣрые глаза, конфузливо вздохнулъ и повалился отцу въ ноги.

— Благодарствуйте, тятя.

— Ничего, что тамъ. Лишь бы все, какъ слѣдоваетъ.

Вокругъ нихъ столпились пассажиры, съ интересомъ слѣдившіе за этой сценой. Буфетчикъ расцѣловался съ женой и поклонился пассажирамъ.

— Уѣзжаю я по дѣлишкамъ, милостивые господа. Если что — не взыщите съ парнишки, — молодъ онъ, робокъ. Не забудьте, поучите его.

Лысый купецъ отозвался за всѣхъ:

— Поучимъ.

Зѣвнулъ и отправился спать… Ставились сходни…

Когда пароходъ отчаливалъ отъ пристани того города, гдѣ буфетчикъ собирался устраивать дѣла, мать и сынъ стояли y перилъ и махали платками отцу, пришедшему послѣдній разъ проститься съ ними.

Вѣтеръ трепалъ бѣлыми платками, и полоса воды, между пароходомъ и пристанью, все ширилась и ширилась. Когда пароходъ отошелъ шаговъ на сто, Капитоша пересталъ салютовать, всмотрѣлся въ платокъ и показалъ отцу кулакъ. Отецъ что-то закричалъ съ берега, но не было слышно.

Капитоша облокотился спиной о перила, сложилъ на груди руки и строго сказалъ, глядя на мать сѣрыми, мутными глазами:

— Ну, мамаша… Идите спать!

— Чего-жъ я пойду, дурашка. Солнышко-то еще не спряталось.

— Идите спать! — бѣшено взвизгнулъ сынъ. — Говорятъ вамъ — идите! Кто тутъ хозяинъ? Вы или я?

— Охъ, ты-жъ, Господи, — пролепетала струсившая мать. — Поди-ты, какой крикливый. Ну-ну… Иду-иду Ты-жъ тутъ смотри, чтобы все…

— Пошла, пошла!

Оставшись одинъ, Капитоша плюнулъ на ладони и попытался пригладить взъерошенные волосы. Потомъ сдѣлалъ попытку выгнуть впалую грудь колесомъ. Ни то, ни другое не удалось ему. Онъ вздохнулъ и поплелся въ буфетъ. Я съ улыбкой послѣдовалъ за нимъ — его поведеніе заинтересовало меня.

Зайдя за стойку, Капитоша вынулъ бутылку французскаго шампанскаго, откупорилъ ее, открылъ широко громадный желтый ротъ, въ которомъ жадно извивался тонкій, сухой языкъ, и въ двѣ минуты перелилъ въ себя всю бутылку.

— Однако! — сказалъ я, удивившись.

— Видалъ? — захихикалъ онъ.

— Видалъ.

— Здорово?

— Да ужъ… Вашъ отецъ будетъ вами доволенъ.

Грудь его вогнулась еще больше и волосы сдѣлались мягкими.

— Товарищъ! — сказалъ онъ. — Господинъ! Долбанемъ еще одну, а?

— Спасибо, я днемъ не пью. И вамъ не совѣтую. Зайдутъ сейчасъ сюда пассажиры, a вы выпивши.

Дѣйствительно, какой-то маленькій чиновникъ зашелъ и, потирая руки, сказалъ:

— Пива.

— Нельзя! — взревѣлъ Капитоша.

— Почему?

— Буфетъ закрыть.

— Кто его закрылъ?

— Кто? Я, Капитонъ Ильичъ — очень пріятно познакомиться. Со мной, если желаете, выпьемъ. Шампанскаго, бордосскаго… Милый! Если бы ты видѣлъ, сколько здѣсь бутылокъ — самъ чортъ не пересчитаетъ. Пузатенькія, долгія — всякія. Чесстн… слово.

Маленькій чиновникъ потоптался на мѣстѣ, облизалъ губы и неожиданно сказалъ:

— Ну, что-жъ, выпьемъ.

Капитоша суетливо вытеръ руку о полу пиджака и протянулъ ее ребромъ, неумѣло:

— Капитонъ Ильичъ, главный буфетчикъ этого парохода. — Садитесь! Ахъ, ты-жъ Господи! Вотъ пріятное знакомство. Скажите, саратовскія хористки еще не слѣзли?

— Нѣтъ, ѣдутъ. A что? Вы ихъ… сюда? Это ловко.

Капитоша захохоталъ и молодцевато побѣжалъ на-верхъ.

— Зачѣмъ вы хотите пить съ нимъ? — спросилъ я. — Нехорошо.

— Да что онъ, ребенокъ, что-ли, — возразилъ чиновникъ. — Пусть себѣ молодой человѣкъ повеселится.

Черезъ минуту вошелъ Капитоша, во главѣ четырехъ, жизнерадостныхъ, смѣющихся дѣвицъ.

— Садитесь, барышни. Винцо сейчасъ будетъ, апельсины. Очень пріятно. Я Капитонъ Ильичъ, здѣшній главный завѣдующій буфетнымъ отдѣленіемъ пароходной компаніи судоходства. Алле!

Слѣдомъ за дѣвицами вошелъ продавецъ коралловъ и старый актеръ, потертый и давно небритый.

— Ты кто? Коралловый торговецъ? Очень украшаетъ и наводить кавалеровъ на пріятныя мысли.

Капитоша суетился, бѣгалъ къ стойкѣ, выбиралъ кораллы, платилъ деньги, потомъ увидѣлъ на продавце коралловъ оранжевый галстукъ и присталъ, чтобы тотъ уступилъ ему этотъ галстукъ.

— Расчудесный галстукъ! Продай, чего тамъ.

Повязался купленнымъ галстукомъ, надѣлъ на руки кольца съ кораллами и сталъ открывать бутылки съ виномъ.

Старый актеръ стоялъ въ углу, молча за нимъ наблюдая. Потомъ приблизился и сказалъ:

— Давай мнѣ пятьдесятъ рублей.

Капитоша обернулъ къ нему желтое, потное лицо и прищурился.

— За что?

— Да такъ. Давай. Ты теперь хозяинъ. Чего тамъ! Надо быть самостоятельнымъ.

— Пятьдесятъ рублей, — задумчиво переспросилъ Капитоша. — Ну, на!

— Вотъ такъ. A теперь налей мнѣ шампанскаго.

Одна изъ дѣвицъ обняла просіявшаго Капитошу за шею и сказала:

— Ты дай намъ на счастье, a мы тебя прославимъ.

— Какъ… прославите?

— Будемъ пѣть про тебя. Завсегда такъ. Гостей въ кабинетахъ славимъ.

— Здорово! — сказалъ Капитоша и ревниво добавилъ:

— Только меня что-бъ одного.

— Да, конечно. Ты-жъ хозяинъ. Какъ тебя звать?

— Капитонъ Ильичъ, главный управляющій пароходною частью…

— Ладно! Дѣвицы: Капитоша!

И хоръ дѣвицъ нестройно запѣлъ:

Капитоша, Капитоша, Капитоша,
Капитоша, Капитоша, Капито-о-ша-а…
Капитоша-тоша-тоша,
Ша-ша-ша-ша-ша !

Капитоша сидѣлъ на стулѣ, истомленный славой, почетомъ и всеобщимъ уваженіемъ.

— Еще разъ! — попросилъ онъ, закрывъ глаза.

— Капитоша, Капитоша, Капито-оша-а!..

Онъ подперъ щеку рукой и заплакалъ. Это были слезы гордости, радости и сознанія потерянныхъ прежнихъ лѣтъ, такъ глупо прожитыхъ.

— Вотъ оно, настоящее то, — вѣроятно, думалъ бѣдный Капитоша, и сердце его радостно билось.

— Господа, — крикнулъ актеръ. — За-мѣ-ча-тель-но-му и раз-про-един-ствен-ному Капи-тону Ильичу — мно-га-я лѣ-ѣ-ѣ-та!!

Дѣвицы пѣли… Оборотистый продавецъ коралловъ плясалъ, безъ пиджака, погромыхивая своимъ ящикомъ.

Сумерки заглядывали въ окно…

— Дай мнѣ полтораста рублей, — попросилъ актеръ, — для устройства театральнаго зданія въ Петербургѣ. — Дашь?

— Дамъ, — сказалъ Капитоша, всталъ; выпрямился и въ невыразимомъ экстазѣ крикнулъ:— Господа! Похожъ, я на офицера?

Всѣ нашли, что — похожъ……….

Дверь скрипнула и лысый купецъ, шаркая мягкими сапогами, вошелъ въ буфетную.

— А-а… Честная компанія… Это что-же такое?!

Онъ стоялъ съ полминуты, оглядывая всѣхъ. Потомъ его взглядъ остановился на Капитошѣ, украшенномъ оранжевымъ галстукомъ, бархатнымъ пиджакомъ, купленнымъ y того же торговца кораллами и массой разноцвѣтныхъ колецъ на пальцахъ.

— А-а… — протянулъ лысый купецъ.

Онъ неторопливо завернулъ правый рукавъ, подошелъ къ Капитошѣ, размахнулся и сталъ бѣшено колотить по Капитошиной головѣ, которая, какъ арбузъ на стеблѣ, безпомощно металась изъ стороны въ сторону.

И опять всякая пощечина звучала символически:

— Это тебѣ кораллы! Это дѣвки! Это за отца! Это за мать!

Всѣ потихоньку вышли изъ буфетной. Утомившись лысый купецъ, присѣлъ за столикъ и приказалъ:

— Пива, подлюга! Если будетъ теплое — голову оторву.

Капитоша втянулъ грудь, прыгнулъ за стойку и, стуча коралловыми кольцами о бутылки, сталъ откупоривать пиво.