Семь десятков дней вдоль моря ехал тот, чей скорбен вид.
Заприметил издалека: лодка по морю скользит.
Подождал, окликнул: «Кто вы? Этот путь куда лежит,
Это что за государство и кому принадлежит?»
Молвят лодочники: «Витязь, чудный станом и лицом,
Не случалось нам встречаться с столь прекрасным пришлецом.
До сих пор — владенья турок; дальше — край, где мы живем.
Скажем всё, коль не растаем в озарении твоём.
Нурадин-Придон владеет нашей славною страной,
Витязь добрый, щедрый, храбрый, быстроконный, удалой;
Царь, подобный солнцу, силе не подвластный никакой,
Наш владыка лучезарен, словно пламень неземной».
Юный витязь молвил: «Братья, добрых встретил я людей.
Как доехать до Придона, объясните мне скорей,
Какова к нему дорога, сколько ехать мне по ней?»
Те по берегу морскому проводили свет очей.
«Вот, сказали, путь, ведущий к Мулгазару напрямик,
Там найдешь царя, который в деле воинском велик.
В десять дней туда доедешь, золотого солнца лик.
Ах, зачем к нам свет палящий для сожжения проник!»
«Вы скитальца удивили, — им ответствовал спаспет. —
Чем взирающих чарует зимней розы блеклый цвет?
О, когда бы наблюдали вы мой утренний расцвет!
Кто видал меня в то время — был сиянием одет».
Те ушли, и одинокий устремился витязь вдаль.
Тело сходно было с пальмой, сердце было словно сталь;
Было радостей прошедших быстроскачущему жаль,
Из нарциссов ливень грянул на тускнеющий хрусталь.
Взоры встречных говорили: «Господином нашим будь!»
Восхищенные, старались миг разлуки оттянуть,
Расставаясь, горевали, что нельзя его вернуть,
Провожатого давали и показывали путь.
К Мулгазару приближался пребывающий в огнях.
Войско целое явилось на охоту в тех местах,
И с оцепленного поля подымали к небу прах.
Тучи стрел зверей косили, как колосья на полях.
Встретив путника, спросил он, этой бурей оглушен:
«Чей повсюду раздается топот, грохот, гул и гон?»
Тот ответил: «Это скачет мулгазарский царь Придон,
Тростниковый лес псарями властелина окружен».
Автандил к войскам помчался, позабыв свою тоску.
Я красы его достойных слов, пожалуй, не сотку.
Замораживал отставших, ослеплял на всем скаку
И с ума сводил взиравших стан, подобный тростнику.
Над широким кругом ловчих воспарил большой орел.
Автандил туда помчался и к лазури взор возвел
Ловко пущенной стрелою он орла низринул в дол
И ему отрезать крылья, не спеша, с коня сошел.
Обомлев, стрелки забыли о приказах, данных им;
Строй охотников распался, Автандил — толпой тесним,
Заходили справа, слева, а иные шли за ним,
«Кто ты?» молвить не дерзали, уподобились немым.
На холме, луга венчавшем, находился царь Придон;
Сорок лучников отборных при себе оставил он.
И спаспет к нему поехал, всею ратью окружен.
Был расстроенной охотой мулгазарец удивлен.
Царь велел рабу: «Разведай, что же делается тут?
Почему, посты покинув, как ослепшие бредут?»
Раб умчался и увидел стан чудесней всех причуд.
Всё забыто. К телу пальмы в ослепленье очи льнут.
Догадавшись, что Придоном прислан раб узнать о нем,
Витязь молвил: «Господину своему скажи о том,
Что скиталец чужестранный, я, покинувший свой дом,
Побратимом Тариэлем послан свидеться с царем».
Был властитель мулгазарский извещен рабом своим:
«Тот пришелец огнеликий даже с солнцем несравним,
И мудрец утратит разум, очутившись перед ним.
Он сказал: к Придону прибыл Тариэлев побратим».
Просиял Придон отважный, слыша имя «Тариэль»,
Дрогнул, слезы покатились, как весенняя капель,
И с ресниц его на розы бурно дунула метель.
Славный славного увидел, оба славятся досель.
И с холма, навстречу гостю, поспешил сойти Придон;
Увидав его, воскликнул: «Коль не солнце, кто же он?»
Был похвал превыше витязь, что слугою вознесен.
С плачем встретились герои, озаряя горный склон.
Стали витязи друг друга без стесненья обнимать,
Восхищенными очами обретая благодать.
Что пред ними и светила! Я согласен жизнь отдать,
Если где-нибудь возможно им подобных увидать.
Удальцов, Придону равных, в целом мире поищи!
Но хвалы достоин высшей расстилающий лучи.
Солнце звезды затмевает, словно слабый свет свечи.
Днем сиять она не может, а лучи горят в ночи.
Ко дворцу тогда помчались Нурадин и Автандил.
Статный стан своим явленьем ту охоту прекратил.
Все войска, толпясь, глядели на светило из светил,
Говорили: «Кто чудесный этот светоч сотворил?»
Говорит Придону витязь: «Ты узнаешь обо всем;
Кто я родом и откуда, почему к тебе влеком,
Как я встретил Тариэля, как сроднились мы потом,
Как я стал его собратом, недостойный быть рабом.
Я — воитель аравийский, Ростеван — мой властелин,
Автандилом прозываюсь, возглавитель всех дружин,
Благородный по рожденью, я взращен, как царский сын.
С непреклонностью моею не поспорит ни один.
Царь однажды на охоту с войском выехал своим.
Был рыдавший над рекою Тариэль замечен им;
Приглашенный властелином, он остался недвижим.
Мы разгневались, не зная, чем рыдающий палим.
Царь велел схватить пришельца — эту дерзость я кляну, —
Но войска, что взять пытались не бывавшего в плену,
С перебитыми костями обретали смерть одну,
Постигая, что не могут совратить с пути луну.
Услыхав, что в плен не дался войску целому герой,
Поскакал к нему державный в жажде схватки боевой.
Пред собой царя увидев, не вступил скиталец в бой:
Отпустив поводья, скрылся с неземною быстротой.
Не нашли того, кто сгинул, словно дьявол, без следа.
Царский праздник прекратился, черных дней пришла чреда.
Я в неведенье тяжелом пребывать не смог тогда,
Тайно в розыски пустился, рыскал долгие года
Я искал его три года по окраинам земным,
На него мне указали люди, раненные им.
Я шел уже поблекшей розу с цветом дорогим.
Он меня, как сына, принял. Стало радостней двоим.
Он пошел в пещеры дэвов, уничтоженных мечом,
В обиталище безлюдном лишь одна Асмат при нем.
Он пылает неизменным и негаснущим огнем.
Кто прекрасного покинул, должен сетовать о том.
В той пещере вечно плачет одинокая Асмат;
Для нее он дичь приносит, точно лев для малых львят,
Но тотчас же исчезает, нетерпением объят,
И, встречая человека, отвращает влажный взгляд.
Не стесняясь, что дотоле был со мною незнаком,
О себе он всё поведал и о пламени своем.
Сколько вытерпел страдалец — не расскажешь языком.
Об исчезнувшей печалясь, пламенеет он огнем.
Он скитаньем непрерывным уподобился луне,
Никогда не отдыхая, жизнь проводит на коне;
Избегая всех, живет он с диким зверем наравне.
Горе гибнущей без друга, горе другу, горе мне!
Я сгорел среди объявших исступленного огней;
Обезумел, сожалея сожалевшего о ней;
Захотел искать лекарства, чтоб спасти его скорей,
Возвратясь домой, увидел омраченными царей.
Царь вскипел при повторенье просьбы трепетной моей.
Я войска свои покинул, огорчил своих людей;
Вдаль сокрылся, сбросив бремя, что давило всё сильней,
Порешил спасти безумца и, кружась, ищу путей.
Рассказал мне бесподобный, как братался он с тобой.
Вижу я, не приукрашен ты высокой похвалой.
Посоветуй, где искать мне солнце, скованное мглой,
Блеск, невидящих манящий и видавшим дорогой».
А потом Придон поведал о безумце, потемнев.
Льва возвышенное горе разделял отважный лев.
Их сердца затрепетали, жгучей боли не стерпев,
Розы нежные купались, орошал их слезный сев.
По войскам тогда промчался горя лютого порыв:
Кто срывал чалму, кто падал, щеки кровью обагрив.
Боль разлуки семилетней в плаче пламенном излив,
Закричал Придон могучий: «Мир земной, ты вечно лжив!»
Причитал: «Земное солнце, где хвалу тебе найти?
Пребывающее в небе солнце сводишь ты с пути.
Взоры видящих лаская, заставляя расцвести,
Свет небес уничтожая, бесконечность освети!
Разлученное с тобою сердце страждет в мире бед,
Не желающего встречи, я ищу тебя, мой свет.
От меня вдали ты счастлив, без тебя мне счастья нет.
Опостылел опустевший, омраченный этот свет!»
Отзвучал красноречивый и печальный разговор;
Успокоившись, умчались оглашавшие простор.
Солнцеликий, стройным станом изумляя каждый взор,
Скрыл завесою гишера черноту больших озер.
Так вошли они в столицу и вступили в сень палат,
Где Придоновы чертоги и приказов царских ряд;
Был среди рабов порядок, был прекрасен их наряд,
Все с восторгом на спаспете останавливали взгляд.
Вот вошли в чертог высокий, где прислужников не счесть:
Слева, справа царедворцы пригласили их воссесть.
И друзья воссели рядом, чья хвала почтит их честь?
На полях хрустальных сладко лалам сладостным расцвесть.
Был их пир числом напитков самых редкостных богат,
Угощал Придон спаспета, словно свата добрый сват;
Вновь и вновь неся сосуды, шел служителей отряд
Солнцеликого героя созерцать был каждый рад.
В день тот пили, пировали с удальцом иной земли,
И омыть спаспету тело люди поутру пришли,
Драгоценного в одежду дорогую облекли,
Опоясали богато, от восторга расцвели.
Время некое промедлил, хоть и дальше он спешил;
Поохотиться с Придоном согласился Автандил.
Он вблизи и в отдаленье одинаково разил
И стрельбой бой своей искусной всех стрелявших устыдил.
Возвестил Придону витязь: «Добрым слушателем будь!
Я могу с тобой расставшись, душу господу вернуть,
Но, поверь, иной, горчайший мне огонь терзает грудь:
И отправиться обязан без задержки в долгий путь.
Кто с тобою разлучится — слезы горькие прольет,
Но, двойным огнем пылая, должен я спешить в поход;
Ведь преступно промедленье, если путь великий ждет.
Отнеди меня на берег, где ты видел светоч тот».
«Я удерживать не должен, — так ответствовал Придон, —
Знаю: в долгий путь спешащий, ты иным копьем пронзен;
Будет бог тебе водитель, враг твой будет обречен.
Если друг тебя утратит, как разлуку стерпит он?
Не отправься одиноким, покидаемых казня;
Дам тебе я слуг усердных, облекает их броня;
Дам тебе вооруженье, также мула и коня.
Если взять их не захочешь, то обидишь ты меня».
Четырех привел он стражей, что измены не свершат,
Выбрал сам вооруженье, весь набор отборных лат,
Злата красного отвесил добрых фунтов шестьдесят,
Подарил коня лихого, изумляющего взгляд.
Мула сильного дорожной он постелью нагрузил,
На коня вскочил и друга дорогого проводил;
Трепетал он, ожидая, что уедет Автандил,
Говорил: «Приблизься, солнце, у зимы не станет сил».
Опечалившая город, разносилась весть кругом.
Продавцы шелков и фруктов собрались перед царем;
Вопли воздух сотрясали, словно с неба грянул гром;
Все кричали: «Мы без солнца очи скорби предаем!»
Львы приехали на берег; лишь увидеть довелось
Место, где перед Придоном солнце жгучее зажглось, —
Побратимы зарыдали и пролили реки слез
О блистательной плененной говорить царю пришлось:
«Два раба ее на лодке привезли сюда с собой;
Жемчуг лалы окружали, трепетал гишер густой.
Я, коня пришпорив, мчался вызвать дьяволов на бой;
Но мгновенно этот берег был покинут их ладьей».
Разлучаясь, обнимаясь, вновь заплакали они,
Снова в сердце запылали беспощадные огни;
Львы разъехались, друг другу ныне ставшие сродни.
Удалился убивавший оставляемых в тени.
