О, зачем ты, мир неверный, нас ввергаешь в вихрь тревог!
Всё твое, как я, рыдает, преступая твой порог.
Кто предвидит место смерти и узор своих дорог?
Но ярмо твоих предательств с человека снимет бог!
Автандил, скорбя о брате, небо голосом рассек:
«Снова кровью истекаю, обрекаемый навек!
Расставание не легче встречи у небесных рек.
Ах, во многом не подобен человеку человек!»
Звери жажду утоляли тех рыданий родником.
Ярым пламенем вздымалась грусть о друге дорогом.
Сердце вновь и вновь скорбело, страсть мечом стучала в нем,
Красил розы жемчуг, росший над прекрасным багрецом.
Роза вяла и желтела, тополь ветви наклонял,
И в лазурь преображались белизна и рдяный лал.
Он от гибели спасался и над пропастью рыдал:
«Что же тьме я удивляюсь, если солнце потерял!»
После к солнцу обратился: «Ты, подобье Тинатин!
Два лица дарят лучами дебри гор, дома долин,
Потому-то мне желанен светлый образ твой один;
Но зачем же вы низвергли это сердце в тьму кручин?
Отойдет на месяц солнце, налетит зимы порыв
Без обоих как не плакать? Путь бессолнечный тосклив!
О скалу кто будет биться, расшибется не пробив.
Нож не лечит рану — срежет или вызовет нарыв».
Плача, к солнцу обратился витязь в горести своей:
«Пожалей меня, молю я, ты — сильнейшего сильней.
Ты даешь величье малым, а счастливым власть царей;
Не терзай меня разлукой, не меняй на ночи дней!
Ты, Сатурн, приди на помощь и прибавь слезу к слезе,
Темнотой окутав, сердце ты предай ночной грозе;
С ношей скорби, словно мула, к тайной выведи стезе;
Ей скажи: он твой и казни для тебя приемлет все.
О Юпитер справедливый, соверши свой суд скорей,
Дай сердцам открыть все тайны перед тем, кто всех мудрей;
Не вини того, кто честен, не губи души своей.
Пусть, коль прав я, не останусь средоточием скорбей.
Снизойди, о Марс нещадный, порази меня мечом,
Тело пусть мое омоет кровь пурпуровым ключом,
Ты правдиво ей поведай о мучении моем;
Видишь, сердце холодеет в теле бледном и худом.
Помоги мне, о Венера! Опалила та меня,
Что кораллом окаймила перлы с отблеском огня.
Ты красавиц украшаешь, дух и плоть воспламеня,
Как меня, ты всех чаруешь, разум грезами казня.
О Меркурий, ты к чудесным поручениям привык!
Видишь, я охвачен солнцем, яркий жар в меня проник.
Рядом сядь. Чернил не надо, слез кровавых рдян родник;
Не пером пиши, а телом тонким, стройным, как тростник.
Ты, Луна, как я в ущербе, наклонись и пожалей!
Становлюсь и я от солнца то полнее, то худей.
О моем безумье грозном расскажи любви моей.
Жизнь хранил я для нее лишь и отдать хочу лишь ей.
Семь свидетелей имею, зорких звезд чудесный ряд:
Солнце, Марс, Луна, Меркурий и Сатурн со мной скорбят,
И Юпитер, и Венера, что сочувствием горят,
Скажут ей, как я терзаюсь, вечным пламенем объят».
Он сказал: «О, эти слезы! — сколько лет они текут.
Не спасет самоубийство, строит козни дьявол тут.
Косы — вороновы крылья — без конца к себе влекут.
Трудно справиться с печалью, а веселие — не труд.
Если я живым останусь, тени сгинут без следа,
Если солнце я увижу, отойдет моя беда».
Автандил поет и плачет, длится скорби череда.
Соловьи, ему внимая, стали совами тогда.
Вышли звери к Автандилу, — так он пел, тоской тесним
Из пучины вышли камни, чтоб словам внимать живым.
Сладкогласному дивились, он заплачет — все за ним.
Всюду был рожденный песней слезный дождь неистощим.
