Уходя от солнца, ярче разгорается луна,
Солнце жжет ее, приблизясь, уплывает вдаль она,
Но без света роза вянет, жаркой ласки лишена, —
Так с возлюбленной разлука будит горести от сна.
Я начну рассказ о бегстве, за скитальцем проследим.
Едет он и горько плачет, злой разлукою казним,
Озираясь, молит солнце беззакатно быть над ним,
Оторвать не может взора, предается мукам злым.
Так в беспамятстве не мог он языком пошевельнуть,
Из очей волнами Тигра слезы падали на грудь,
Обращался вспять порою, чтобы сердце обмануть,
А когда вперед стремился, был слезами застлан путь.
Молвил: «Проклят, кто спокоен, потеряв красу лучей!
Пусть и сердце к ней вернется, раз остался разум с ней.
Взор со взором жаждет слиться, слезы льются из очей,
Лучше любящим отдаться огневой любви своей!
Чем утешиться смогу я? Без единственной как быть?
В жажде смерти не прерву я этой жизни жалкой нить,
Ибо смерть моя могла бы облик солнца омрачить.
Лучше с жизнью помириться, боль слезами облегчить».
Солнце, образ светлой ночи! Ведь в тебе отображен
Тот один, единосущный и стоящий вне времен,
Чей и сонмы звезд смиряет неизменчивый закон!
От меня твой лик прекрасный да не будет отвращен!
Ты, кого за образ божий встарь философы сочли,
Мне, закованному в цепи, милосердье ниспошли!
Я при поисках рубина потерял эмаль вдали;
Близость жгла, огни разлуки сердце смерти обрекли».
Как свеча, горел и таял всадник, сердце сокрушив,
Опоздания страшился, страстный мчал его порыв,
В темный вечер восторгался, как небесный свод красив,
Вел со звездами беседу, их с возлюбленной сравнив.
Заклинал луну страдалец грозным именем творца:
«Ты влюбленных вдохновляешь, страсть влагаешь в их сердца,
Знаешь средство, как с терпеньем не расстаться до конца,
Лик, тебе подобный, встретить дай зеницам беглеца!»
Витязь радовался ночи, предпочтя заре закат,
И с коня сходил, увидя вод стремительных каскад,
С ними смешивал он реки слез, не знающих преград,
И опять в седло садился, жаждой странствия объят.
Телу тополя подобный источал потоки слез;
По ущельям пробираясь, убивал он диких коз,
У костра вкушал и дальше сердце раненое нес,
Говорил: «Фиалки ныне заменили яркость роз».
Передать я не сумею жалоб, высказанных им;
Мы слова тех уст прекрасных только с перлами сравним!
Розу казни предавал он, снег — потокам кровяным,
Вид пещер его утешил, поскакал скиталец к ним.
От восторга растерялась та, чья преданность крепка,
Из очей ошеломленной вышла слезная река;
Обнял деву прискакавший в этот край издалека.
С долгожданным человеком радость встречи велика.
«Где владыка твой сокрылся?» — молвил женщине ездок.
Шумно к морю покатился из очей ее поток.
«Ты исчез — и он умчался, оставаться здесь не смог.
Я в безвестности тяжелой пребываю долгий срок!»
Простонал спаспет, печалью распаляемый опять:
«Ах, таким одна лишь гибель в состоянье благо дать!
Не солгал я Тариэлю; как решился он солгать?
Если выполнить не в силах, для чего же обещать?
Я скорбел без побратима, он же мною пренебрег,
Позабыл меня он скоро, горя вынести не смог.
Как забвению он предал данный верному зарок?
Но зачем дивлюсь я, видя мне сопутствующий рок?»
«Хоть печаль твоя уместна ,— молвит юноше она, —
Не сочти меня пристрастной, буду истине верна!
Чтобы выполнить обеты, разве воля не нужна?
Он же твердости лишился, только смерть ему красна.
Воля, сердце и сознанье цепью связаны одной:
Если воля исчезает, остальных берет с собой.
Человек, утратив сердце, жизнью брезгует людской
Ты не знаешь, что за мукой он терзаем огневой!
Можно гневаться, не встретясь брату с братом дорогим,
Но не знешь ты, насколько господин мой стал иным,
Ведь язык иссохнет, сердце изведется перед ним;
По тому сужу, что видеть довелось очам моим.
О его страстях услышав, задрожит и хладный прах,
Даже камни вздрогнут, видя облик сладостный в слезах,
Что и Тигр вместить не смог бы в необъятных берегах;
Впрочем, прав ты, что ни скажешь, — всякий мудр в чужих делах.
Знай, когда он в путь собрался, вопросила я тогда:
«Что же делать Автандилу, как приедет он сюда?»
Молвил: «Пусть меня отыщет, я не скроюсь без следа,
Этих мест не брошу, клятву не нарушу никогда.
Мой обет не будет мною позабыт иль обойден.
Буду ждать его до срока, умножая плач и стон;
Коль найдет мой труп, да буду добрым братом погребен,
А когда в живых застанет, удивиться должен он!»
Так свершилось расставанье солнца красного с землей;
На равнину льются слезы бесконечною рекой;
Обрекаемая роком, что я сделаю с собой?
Я, увы, забыта смертью и растерзана судьбой!
Есть в земле китайской камень и начертано на нем:
„Не разыскивая друга, станешь сам себе врагом.
Прежде с розой несравнимой стал шафрановым потом.
Сделай то, что подобает, поищи его кругом”».
Витязь молвил: «Осудила ты упрек неправый мой,
Но пойми, что я для друга был усерднейшим слугой.
Бросив дом, к нему я мчался, как олень на водопой,
И разыскиваю друга средь полей, объятых мглой.
Был я там, где в перламутре беспримерный перл сокрыт,
И ушел, не наглядевшись на расцвет ее ланит;
Омрачил я бегством старца, что в Аравии царит,
И за все его щедроты дал в отплату боль обид.
Изменил царю, что к славе приближал меня, взрастив,
Что, как небо, щедр, возвышен, всемогущ и справедлив;
Изменил ему, умчался, дерзкий выказав порыв,
Божьих благ не жду я больше, пред кормильцем согрешив.
Из-за друга я на сердце принял тяжкий этот гнет:
Днем и ночью поспешал я, чтоб ускорить свой приход.
Но спешил я понапрасну, и потерян снова тот,
И сквозь слезы вижу тщетность мной испытанных невзгод.
Оборвем беседу, ибо мчится времени ладья;
Слову мудрого покорный, о былом не плачу я.
Будет мною найден друг мой или злая смерть моя,
Как начертано судьбою в темной Книге бытия».
Смолк и вдаль, скорбя, поехал, чтобы выполнить обет;
Миновав поток и чащу, в поле выехал спаспет.
Бушевал холодный ветер, блекнул розы алый цвет.
Он судьбу корил: «Зачем ты от меня сокрыла свет?»
Вопрошал творца: «Что сделал я, не знающий грехов,
Что с любимыми жестоко разлучен тобою вновь?
За двоих один страдаю, жжет вдвойне меня любовь,
И не стану сожалеть я, коль моя прольется кровь.
Друг изранил так нежданно сердце мне шипами роз,
Обещанья не исполнил и страдание принес.
Грозный рок, разлука эта горше всех твоих угроз!
Ах, другой ему в замену в мире этом не возрос».
«Горю мудрого дивлюсь я, — снова молвит свет очей, —
Ни к чему рыданьям долгим предаваться средь полей.
Лучше дело мне обдумать, чтобы действовать верней,
Чтобы статное светило отыскалось поскорей».
Так с собою говорил он и блуждал в краю чужом,
Звал, кричал, искал собрата черной ночью, белым днем:
Он в три дня объехал дебри, оглядел поля кругом,
Но не встретил Тариэля, не узнал нигде о нем.
Восклицал: «О боже правый, чем тебя прогневал я?
И за что тобой от сердца все оторваны друзья?
Просьбу выслушай одну лишь, вездесущий судия:
Сократи мои страданья, пусть прервется жизнь моя!»
