Если взять теперь то, чему учитъ насъ разсмотрѣніе современнаго общества, въ связи съ фактами, указывающими на значеніе взаимной помощи въ постепенномъ развитіи животнаго міра и человѣчества, мы можемъ вывести изъ нашего изслѣдованія слѣдующія заключенія.
Въ животномъ мірѣ мы убѣдились, что огромнѣйшее большинство видовъ живетъ сообществами, и что въ общительности они находятъ лучшее оружіе для борьбы за существованіе, — понимая, конечно, этотъ терминъ въ его широкомъ, Дарвиновскомъ смыслѣ: не какъ борьбу за прямыя средства къ существованію, но какъ борьбу противъ всѣхъ естественныхъ условій, неблагопріятныхъ для вида. Виды животныхъ, у которыхъ индивидуальная борьба доведена до самыхъ узкихъ предѣловъ, а практика взаимной помощи достигла наивысшаго развитія, оказываются неизмѣнно наиболѣе многочисленными, наиболѣе процвѣтающими и наиболѣе приспособленными къ дальнѣйшему прогрессу. Взаимная защита, получающаяся въ такихъ случаяхъ, а вслѣдствіе этого — возможность достиженія преклоннаго возраста и накопленія опыта, высшее умственное развитіе и дальнѣйшій ростъ общежительныхъ навыковъ, — обезпечиваютъ сохраненіе вида, его распространеніе на болѣе широкой площади и дальнѣйшую прогрессивную эволюцію. Напротивъ, необщительные виды, въ громадномъ большинствѣ случаевъ, осуждены на вырожденіе.
Переходя затѣмъ къ человѣку, мы нашли его живущимъ родами и племенами, уже на самой зарѣ каменнаго вѣка; мы видѣли обширный рядъ общественныхъ учрежденій и привычекъ, развившихся уже на низшей ступени развитія дикарей, въ предѣлахъ рода. И мы нашли, что древнѣйшіе родовые обычаи и навыки дали человѣчеству, въ зародышѣ, всѣ тѣ институціи, которыя позднѣе послужили главнѣйшими импульсами дальнѣйшаго прогресса. Изъ родового быта дикарей выросла варварская деревенская община; и новый, еще болѣе обширный кругъ общительныхъ обычаевъ, навыковъ и институцій, часть которыхъ дожила и до нашего времени, развился подъ сѣнью принциповъ общаго владѣнія данною землею и защиты ея общими силами, и подъ защитою судебныхъ правъ деревенскаго мірского схода и федераціи деревень, принадлежавшихъ, или предполагавшихъ, что онѣ принадлежатъ, къ одному общему племени. И когда новыя потребности побудили людей сдѣлать новый шагъ въ ихъ развитіи, они образовали народоправства вольныхъ городовъ, которые представляли двойную сѣть: земельныхъ единицъ (деревенскихъ общинъ) и гильдій, возникшихъ изъ общихъ занятій даннымъ искусствомъ или ремесломъ, или же для взаимной защиты и поддержки.
Наконецъ, въ послѣднихъ двухъ главахъ были собраны факты, указывающіе, что хотя образованіе государствъ по образцу императорскаго Рима насильственно уничтожило всѣ средневѣковыя учрежденія для взаимной поддержки, эта новая форма цивилизаціи не могла однако долго продержаться въ такомъ видѣ, не уступивши той же живой потребности людей въ прямомъ объединеніи для цѣлей взаимной поддержки. Государство, опирающееся на мало-связанные между собою аггрегаты единичныхъ личностей и взявшее на себя задачу быть ихъ единственнымъ объединяющимъ началомъ, не отвѣтило своей цѣли. Въ концѣ концовъ, стремленіе людей ко взаимной помощи разрушило желѣзные законы государства; оно проявилось снова и утвердилось въ безконечномъ разнообразіи всевозможныхъ сообществъ, которыя и стремятся теперь охватить всѣ проявленія жизни, овладѣть всѣмъ, что потребно для человѣческой жизни и для заполненія тратъ, обусловленныхъ жизнью.
Вѣроятно намъ замѣтятъ, что взаимная помощь, хотя она и представляетъ одинъ изъ факторовъ эволюціи, все-таки является только однимъ изъ различныхъ видовъ отношеній людей между собою; что рядомъ съ этимъ теченіемъ, какъ бы оно ни было могущественно, существуетъ и всегда существовало другое теченіе — самоутвержденіе индивидуума, не только въ его усиліяхъ достигнуть личнаго или кастоваго превосходства въ экономическомъ, политическомъ или духовномъ отношеніи, но также въ его болѣе важной, хотя и менѣе замѣтной функціи — разрыванія тѣхъ узъ, всегда стремящихся къ окристаллизованію, окаменѣнію, которыя родъ, деревенская община, городъ или государство налагаютъ на личность. Другими словами, въ человѣческомъ обществѣ имѣется также самоутвержденіе индивидуума, разсматриваемое какъ элементъ прогресса.
Очевидно, что никакой обзоръ эволюціи не можетъ претендовать на полноту, если въ немъ не будутъ разсмотрѣны оба эти господствующія теченія. Но дѣло въ томъ, что самоутвержденіе индивидуума или группъ индивидуумовъ, ихъ борьба за превосходство и проистекавшія изъ нея столкновенія и борьба были уже съ незапамятныхъ временъ разбираемы, описываемы и прославляемы. Действительно, вплоть до настоящаго времени одно это теченіе и пользовалось вниманіемъ эпическихъ поэтовъ, историковъ, лѣтописцевъ и соціологовъ. Исторія, какъ ее до сихъ поръ писали, почти всецѣло является описаніемъ тѣхъ путей и средствъ, при помощи которыхъ церковная власть, военная власть, политическое единодержавіе, а позднѣе богатые классы — устанавливали и удерживали свое правленіе. Борьба между этими силами и составляетъ, въ дѣйствительности, сущность исторіи. Мы можемъ, поэтому, считать, что значеніе индивидуальнаго фактора въ исторіи человѣчества вполнѣ извѣстно, хотя и въ этой области остается еще не мало поработать въ только-что указанномъ направленіи. Между тѣмъ, факторъ взаимной помощи до сихъ поръ оставался совершенно забытымъ; писатели настоящаго и прошлыхъ поколѣній просто отрицали его, или подсмѣивались надъ нимъ. Вслѣдствіе этого, необходимо было, прежде всего, установить ту огромную роль, которую этотъ факторъ играетъ въ эволюціи, какъ животнаго міра, такъ и человѣческихъ обществъ. Лишь послѣ того какъ это его значеніе будетъ вполнѣ признано, возможно будетъ начать сравненіе обоихъ факторовъ: общественнаго и индивидуальнаго.
Произвести, болѣе или менѣе статистическимъ методомъ, хотя бы грубую оцѣнку ихъ относительнаго значенія, очевидно, невозможно. Одна какая-нибудь война — какъ всѣ мы знаемъ — можетъ, непосредственно или своими послѣдствіями, принести больше зла, чѣмъ сотни лѣтъ безпрепятственнаго воздѣйствія принципа взаимной помощи могутъ произвести добра. Но когда мы видимъ, что въ животномъ мірѣ прогрессивное развитіе и взаимная помощь идутъ рука-объ-руку, а внутренняя борьба въ предѣлахъ вида, напротивъ того, сопровождается ретрогрессивнымъ развитіемъ; когда мы замѣчаемъ, что у человѣка, даже успѣхъ въ борьбѣ и въ войнѣ пропорціоналенъ развитію взаимной помощи въ каждой изъ двухъ борющихся сторонъ, будутъ ли то націи, города, племена или только партіи, и что въ процессѣ эволюціи сама война (посколько она можетъ содѣйствовать въ этомъ направленіи) подчиняется конечнымъ цѣлямъ прогресса взаимной помощи въ предѣлахъ націи, города или племени, — сдѣлавши эти наблюденія, мы уже получаемъ представленіе о преобладающемъ вліяніи фактора взаимной помощи, какъ элемента прогресса.
Но мы видимъ также, что практика взаимной помощи и ея последовательное развитіе создали самыя условія общественной жизни, благодаря которымъ человѣкъ смогъ развить свои ремесла и искусства, свою науку и свой разумъ; и мы видимъ, что періоды, когда институціи, имѣвшія цѣлью взаимную помощь, достигали своего высшаго развитія, были также періодами величайшаго прогресса въ области искусствъ, промышленности и науки. Дѣйствительно, изученіе внутренней жизни средневѣковыхъ городовъ и городовъ древней Греціи обнаруживаетъ тотъ фактъ, что сочетаніе взаимной помощи, какъ она практиковалась въ предѣлахъ гильдіи, съ общиной или греческимъ родомъ, — при широкой иниціативѣ, предоставленной индивидууму и группѣ въ силу примѣненія федеративнаго начала, — дало человѣчеству два величайшихъ періода его исторіи — періодъ городовъ древней Греціи и періодъ средневѣковыхъ городовъ, тогда какъ разрушеніе институцій взаимной помощи, совершавшееся въ теченіе послѣдовавшихъ затѣмъ государственныхъ періодовъ исторіи, соотвѣтствуетъ въ обоихъ случаяхъ періодамъ быстраго упадка.
Что же касается до внезапнаго промышленнаго прогресса, который совершился въ девятнадцатомъ вѣкѣ, и который обыкновенно приписывается торжеству принциповъ индивидуализма и конкуренціи, этотъ прогрессъ, внѣ всякаго сомнѣнія, имѣетъ несравненно болѣе глубокое происхожденіе. Послѣ того, какъ были сдѣланы великія открытія пятнадцатаго вѣка, въ особенности открытіе давленія атмосферы, поддержанное цѣлымъ рядомъ другихъ успѣховъ въ области физики — а эти открытія были сдѣланы въ средневѣковыхъ городахъ — послѣ этихъ открытій, изобрѣтеніе парового двигателя, и вся та промышленная революция, которая была вызвана примѣненіемъ новой силы — пара, были необходимымъ послѣдствіемъ. Если бы средневѣковые города дожили до развитія начатыхъ ими открытій, — т. е. до практическаго примѣненія новаго двигателя, — то этическія послѣдствія революціи, вызванной примѣненіемъ пара, могли бы носить иной характеръ; но та же самая революція въ области техники производствъ и науки и тогда была бы неизбѣжна. Остается, однако, открытымъ вопросъ, не было ли замедлено появленіе паровой машины, а также послѣдовавшій затѣмъ переворотъ въ области искусствъ, тѣмъ общимъ упадкомъ ремеслъ, который послѣдовалъ за разрушеніемъ свободныхъ городовъ и былъ особенно замѣтенъ въ первой половинѣ восемнадцатаго вѣка. Разсматривая поразительную быстроту промышленнаго прогресса въ періодъ съ двѣнадцатаго до пятнадцатаго столѣтія, — въ ткацкомъ дѣлѣ, въ обработкѣ металловъ, въ архитектурѣ, въ мореплаваніи, — и размышляя надъ научными открытіями, къ которымъ этотъ промышленный прогрессъ привелъ въ концѣ пятнадцатаго вѣка, — мы въ правѣ задаться вопросомъ: не запоздало ли человѣчество въ использованіи всѣхъ этихъ научныхъ завоеваній, когда въ Европѣ начался общій упадокъ въ области искусствъ и промышленности, вслѣдъ за паденіемъ средневѣковой цивилизаціи? Конечно, исчезновеніе артистовъ-ремесленниковъ, какихъ произвела Флоренція, Нюренбергъ и т. д., упадокъ крупныхъ городовъ и прекращеніе сношеній между ними не могли благопріятствовать промышленной революціи, и намъ извѣстно, напримѣръ, что Джемсъ Уаттъ, изобрѣтатель современной паровой машины, потратилъ около двадцати лѣтъ своей жизни, чтобы сдѣлать свое изобрѣтеніе практически-полезнымъ, такъ какъ онъ не могъ найти въ восемнадцатомъ вѣкѣ такихъ помощниковъ, какихъ онъ съ легкостью бы нашелъ въ средневѣковой Флоренціи, Нюренбергѣ, или Брюгге, т. е., ремесленниковъ, способныхъ воплотить его изобрѣтенія въ металлѣ и придать имъ ту артистическую законченность и точность, которыя необходимы для паровой машины.
Такимъ образомъ приписывать промышленный прогрессъ девятнадцатаго вѣка войнѣ каждаго противъ всѣхъ, — значитъ разсуждать подобно тому, кто, не зная истинныхъ причинъ дождя, приписываетъ его жертвѣ, принесенной человѣкомъ глиняному идолу. Для промышленнаго прогресса, какъ и для всякаго иного завоеванія въ области природы, взаимная помощь и тѣсныя сношенія несомнѣнно являются и являлись болѣе выгодными, чѣмъ взаимная борьба.
Великое значеніе начала взаимной помощи выясняется, однако, въ особенности въ области этики, или ученія о нравственности. Что взаимная помощь лежитъ въ основѣ всѣхъ нашихъ этическихъ понятій, достаточно очевидно. Но какихъ бы мнѣній мы ни держались относительно первоначальнаго происхожденія чувства или инстинкта взаимной помощи — будемъ ли мы приписывать его біологическимъ или сверхъестественнымъ причинамъ — мы должны признать, что прослѣдить его существованіе возможно уже на низшихъ ступеняхъ животнаго міра, а отъ этихъ стадій мы можемъ прослѣдить непрерывную его эволюцію черезъ всѣ классы животнаго міра и, несмотря на значительное количество противодѣйствующихъ ему вліяній, черезъ всѣ ступени человѣческаго развитія, вплоть до настоящаго времени. Даже новыя религіи, рождающіяся отъ времени до времени — всегда въ эпохи, когда принципъ взаимопомощи приходилъ въ упадокъ, въ теократіяхъ и деспотическихъ государствахъ Востока, или при паденіи Римской имперіи — даже новыя религіи всегда являлись только подтвержденіемъ того же самаго начала. Онѣ находили своихъ первыхъ послѣдователей среди смиренныхъ, низшихъ, попираемыхъ слоевъ общества, гдѣ принципъ взаимной помощи является необходимымъ основаніемъ всей повседневной жизни; и новыя формы единенія, которыя были введены въ древнѣйшихъ будистскихъ и христіанскихъ общинахъ, въ общинахъ моравскихъ братьевъ и т. д., приняли характеръ возврата къ лучшимъ видамъ взаимной помощи, практиковавшимся въ древнемъ родовомъ періодѣ.
Каждый разъ, однако, когда дѣлалась попытка возвратиться къ этому старому принципу, его основная идея расширялась. Отъ рода она распространилась на племя, отъ федераціи племенъ она расширилась до націи, и наконецъ — по крайней мѣрѣ въ идеалѣ — до всего человѣчества. Въ то же самое время она постепенно принимала болѣе возвышенный характеръ. Въ первобытномъ христіанствѣ, въ произведеніяхъ нѣкоторыхъ мусульманскихъ вѣроучителей, въ раннихъ движеніяхъ реформаціоннаго періода, и въ особенности въ этическихъ и философскихъ движеніяхъ восемнадцатаго вѣка и нашего времени, все болѣе и болѣе настойчиво отметается идея мести или „достодолжнаго воздаянія“ — добромъ за добро и зломъ за зло. Высшее пониманіе: „никакого мщенія за обиду“ и принципъ: „Давай ближнему не считая — больше, чѣмъ ожидаешь отъ него получить“, провозглашаются какъ дѣйствительные принципы нравственности, какъ принципы, стоящіе выше простой „равноцѣнности“, безпристрастія и холодной справедливости, — какъ принципы, скорѣе и вѣрнѣе ведущіе къ счастью. И человѣка призываютъ руководиться въ своихъ дѣйствіяхъ не только любовью, которая всегда имѣетъ личный, или въ лучшихъ случаяхъ, родовой характеръ, — но понятіемъ о своемъ единствѣ со всякимъ человѣческимъ существомъ.
Въ практикѣ взаимной помощи, которую мы можемъ прослѣдить до самыхъ древнѣйшихъ зачатковъ эволюціи, мы такимъ образомъ находимъ положительное и несомнѣнное происхожденіе нашихъ этическихъ представленій, и мы можемъ утверждать, что главную роль въ этическомъ прогрессѣ человѣка играла взаимная помощь, а не взаимная борьба. Въ широкомъ распространеніи принципа взаимной помощи, даже и въ настоящее время, мы также видимъ лучшій задатокъ еще болѣе возвышенной дальнейшей эволюціи человѣческаго рода.
