Не для того, чтобы съ высоты познанной истины доктринерски судить русскую интеллигенцію, и не съ высокомѣрнымъ презрѣніемъ къ ея прошлому писаны статьи, изъ которыхъ составился настоящій сборникъ, а съ болью за это прошлое и въ жгучей тревогѣ за будущее родной страны. Революція 1905—6 гг. и послѣдовавшія за нею событія явились какъ бы всенароднымъ испытаніемъ тѣхъ цѣнностей, которыя болѣе полувѣка, какъ высшую святыню, блюла наша общественная мысль. Отдѣльные умы уже задолго до революціи ясно видѣли ошибочность этихъ духовныхъ началъ; исходя изъ апріорныхъ соображеній; съ другой стороны, внѣшняя неудача общественнаго движенія сама по себѣ, конечно, еще не свидѣтельствуетъ о внутренней невѣрности идей, которыми оно было вызвано. Такимъ образомъ, по существу пораженіе интеллигенціи не обнаружило ничего новаго. Но оно имѣло громадное значеніе въ другомъ смыслѣ: оно, во-первыхъ, глубоко потрясло всю массу интеллигенціи и вызвало въ ней потребность сознательно провѣрить самыя основы ея традиціоннаго міровоззрѣнія, которыя до сихъ поръ принимались слѣпо на вѣру; во-вторыхъ, подробности событія, т.-е. конкретныя формы, въ какихъ совершились революція и ея подавленіе, дали возможность тѣмъ, кто въ общемъ сознавалъ ошибочность этого міровоззрѣнія, яснѣе уразумѣть грѣхъ прошлаго и съ большей доказательностью выразить свою мысль. Такъ возникла предлагаемая книга: ея участники не могли молчать о томъ, что стало для нихъ осязательной истиной, и вмѣстѣ съ тѣмъ ими руководила увѣренность, что своей критикой духовныхъ основъ интеллигенціи они идутъ навстрѣчу обще-сознанной потребности въ такой провѣркѣ.
Люди, соединившіеся здѣсь для общаго дѣла, частью далеко расходятся между собою какъ въ основныхъ вопросахъ „вѣры“, такъ и въ своихъ практическихъ пожеланіяхъ; но въ этомъ общемъ дѣлѣ между ними нѣтъ разногласій. Ихъ общей платформой является признаніе теоретическаго и практическаго первенства духовной жизни надъ внѣшними формами общежитія, въ томъ смыслѣ, что внутренняя жизнь личности есть единственная творческая сила человѣческаго бытія и что она, а не самодовлѣющія начала политическаго порядка, является единственно-прочнымъ базисомъ для всякаго общественнаго строительства. Съ этой точки зрѣнія идеологія русской интеллигенціи, всецѣло покоящаяся на противоположномъ принципѣ—на признаніи безусловнаго примата общественныхъ формъ,—представляется участникамъ книги внутренно-ошибочной, т.-е. противорѣчащей естеству человѣческаго духа, и практически-безплодной, т.-е. неспособной привести къ той цѣли, которую ставила себѣ сама интеллигенція,—къ освобожденію народа. Въ предѣлахъ этой общей мысли между участниками нѣтъ разногласій. Исходя изъ нея, они съ разныхъ сторонъ изслѣдуютъ міровоззрѣніе интеллигенціи, и если въ нѣкоторыхъ случаяхъ, какъ, напримѣръ, въ вопросѣ о ея „религіозной“ природѣ, между ними обнаруживается кажущееся противорѣчіе, то оно происходитъ не отъ разномыслія въ указанныхъ основныхъ положеніяхъ, а отъ того, что вопросъ изслѣдуется разными участниками въ разныхъ плоскостяхъ.
Мы не судимъ прошлаго, потому что намъ ясна его историческая неизбѣжность, но мы указываемъ, что путь, которымъ до сихъ поръ шло общество, привелъ его въ безвыходный тупикъ. Наши предостереженія не новы: то же самое неустанно твердили отъ Чаадаева до Соловьева и Толстого всѣ наши глубочайшіе мыслители. Ихъ не слушали, интеллигенція шла мимо нихъ. Можетъ быть, теперь, разбуженная великимъ потрясеніемъ, она услышитъ болѣе слабые голоса.
