Ветка гиацинта (Балобанова)/ДО
| ← Хромой Пѣвецъ | Вѣтка Гіацинта | Старый Дѣдъ → |
| Источникъ: Балобанова Е. В. Легенды о старинныхъ замкахъ Бретани. — СПб.: С.-Петербургская Губернская Типографія, 1896. — С. 151. |
На южномъ склонѣ Аррейскихъ горъ, на одной изъ ихъ отлогихъ вершинъ стоялъ когда-то старый, очень старый замокъ. Къ одной изъ его стѣнъ давно уже пристроенъ новый домъ, а уцѣлѣвшая еще часть полуразрушенной башни чуть ли не превратилась въ амбаръ для храненія овощей и яблокъ запасливаго крестьянина-огородника. Все старое пошло теперь на новое дѣло. Да такъ по настоящему-то оно и должно быть на свѣтѣ!
Но въ тѣ времена, о которыхъ мы говоримъ, возвышался на этомъ мѣстѣ настоящій рыцарскій замокъ, а въ замкѣ жилъ бретонскій рыцарь со своею молодой женой. Разумѣется, рыцарь рѣдко бывалъ дома, — не сталъ бы онъ бабиться въ своемъ замкѣ, и не мало совершалъ онъ всякихъ походовъ, не мало бился и на родинѣ, и въ разныхъ чуждыхъ земляхъ, состязался на турнирахъ при разныхъ королевскихъ дворахъ. Много разныхъ дѣлъ бывало въ тѣ времена у каждаго рыцаря.
А пока рыцарь бился, да разъѣзжалъ по турнирамъ, жена его сидѣла у узкаго окна своей спальни и смотрѣла на высокія горы. Только и видно было ей, что эти вытягивающіяся одна за другой, одна надъ другой вырастающія зеленыя Аррейскія горы.
Но вотъ, родилась у жены рыцаря дочь.
То-то была радость въ замкѣ. Бросилъ рыцарь походъ въ ожиданіи этого событія и поспѣшилъ вернуться домой. Самъ архіепископъ приглашенъ былъ на крестины, а ужъ гостей-то наѣхало, — видимо-невидимо! Ну, словомъ, какъ говорится, готовился пиръ на весь міръ!
Въ замковомъ залѣ пылалъ саженный огонь; на столахъ красовались жареные бараны, телята, чуть ли не цѣлые быки; бочки съ виномъ, пивомъ и медомъ стояли на подставкахъ, а нѣкоторыя изъ нихъ были такъ велики, — чуть ли не съ любой крестьянскій домъ, что подъ ними рухнули бы всякія подставки, а потому онѣ стояли прямо на полу.
Гости сидѣли за столами, пили, ѣли, веселились, а труверы и пѣвцы сказывали и пѣли имъ о былыхъ битвахъ, состязаніяхъ и побѣдахъ, прославляли рыцаря — хозяина замка, его жену, разодѣтую въ шелкъ и бархатъ и сѣдѣвшую тутъ же на пиру, хотя еще и слаба была она послѣ болѣзни, прославляли и маленькую, только что родившуюся дочь рыцаря.
Назвали ее Гіацинтой, — была тогда ранняя весна, и гіацинты цвѣли повсюду въ великомъ множествѣ.
Годы шли себѣ да шли. Попрежнему уѣзжалъ и возвращался рыцарь, возвращался и снова уѣзжалъ; попрежнему тихо сидѣла его жена у узкаго окна своей спальни и смотрѣла на горы.
Росла и развивалась дочь ихъ Гіацинта, но мало походила она на цвѣтокъ, хотя и была хороша лицомъ, какъ ангелъ: нравъ имѣла она такой необузданный и дикій, что приводила въ удивленіе людей даже въ тѣ времена: скакала она верхомъ не хуже своего отца, всегда первая была на охотѣ и владѣла копьемъ и мечемъ лучше любого рыцаря.
Обожалъ ее отецъ и объ одномъ только жалѣлъ, — что не родилась она мальчикомъ, а то прославила бы она родъ свой неслыханными подвигами.
Такъ время шло да шло, и стала Гіацинта взрослой дѣвушкой, но нравъ ея при этомъ нисколько не смягчился.
Цѣлыхъ три года провелъ рыцарь въ чужихъ краяхъ и, наконецъ, вернулся домой съ богатой добычей: бился онъ въ Испаніи съ сарацинами, и много всякаго добра привезъ онъ оттуда. Привезъ онъ съ собою и юношу съ черными курчавыми волосами, пламеннымъ взоромъ и мужественнымъ лицомъ. Юноша былъ родомъ испанецъ, но въ дѣтствѣ украли его сарацины, и теперь, когда отбилъ его у нихъ рыцарь, — самъ не зналъ онъ, гдѣ искать ему своихъ родныхъ, а потому добровольно послѣдовалъ за своимъ освободителемъ.
— Не было у тебя оруженосца, Гіацинта, и вотъ, я привезъ тебѣ его, — онъ тебѣ совсѣмъ подъ-стать, — сказалъ рыцарь дочери, указывая на юношу.
— На что мнѣ твой оруженосецъ? Лучше привезъ бы ты мнѣ сарацинскій ятаганъ, да дамасскій кинжалъ, — отвѣчала дѣвушка.
— Ну, и за этимъ дѣло не станетъ: довольно привезъ я тебѣ всякаго добра.
Поступилъ юноша въ оруженосцы къ Гіацинтѣ, — всюду слѣдовалъ онъ за молодой дѣвушкой, нося ея оружіе и слѣдя за нею пламеннымъ взоромъ.
Понемногу привыкла Гіацинта къ своему оруженосцу, а потомъ и полюбила его, — полюбила всею силою своей дикой и необузданной души, и не могла скрыть этого. И самъ юноша былъ столь же дикъ и необузданъ и съ такою же страстью любилъ Гіацинту.
И стала вдругъ Гіацинта такой тихой и смирной, — словно прирученная птичка: забыла она охоту и всѣ свои воинственныя забавы, и цѣлыми днями сидѣла со своимъ оруженосцемъ, не спуская съ него глазъ. Рыцаря опять не было дома, но видѣла это мать дѣвушки, замѣчали слуги замка, и всѣ со страхомъ ждали возвращенія отца. И вотъ, вернулся онъ вдругъ неожиданно ночью, и тутъ же случайно подслушалъ пламенныя рѣчи юноши и своей дочери.
Никому не сказалъ онъ ни слова, и только позвалъ къ себѣ своихъ вѣрныхъ пажей и тѣлохранителей и тихо отдалъ имъ какое-то приказаніе.
На утро позвалъ онъ къ себѣ дочь свою и сказалъ ей:
— Просваталъ я тебя за стараго графа Тулузскаго. Храбръ и отваженъ онъ, хотя и не молодъ, и будетъ онъ тебѣ подъ-стать по привычкамъ и вкусамъ.
Поблѣднѣла, какъ смерть, Гіацинта, но, гордо выпрямившись, сказала:
— Нѣтъ, отецъ, не бывать мнѣ графиней Тулузской.
— Почему же не бывать тебѣ графиней Тулузской? Или, быть можетъ, выбрала ты уже себѣ мужа по сердцу изъ храбрыхъ рыцарей, пріѣзжавшихъ въ нашъ замокъ? Хотя, правду сказать, и не пристало дѣвушкамъ самимъ выбирать себѣ жениховъ, — дѣло это ихъ отца и матери, но назови своего избранника, — можетъ статься, и я найду возможнымъ сдѣлать тебѣ угодное, хотя рыцарское слово мое и дано уже графу Тулузскому.
— Люблю я Карлоса, моего оруженосца, — отвѣчала она, — ему поклялась я въ вѣрности, и ничьей женой не буду я, если не отдашь ты меня за него.
— Позови же его сюда, и спроси при мнѣ, согласенъ ли онъ взять тебя за себя. Сдается мнѣ, что, сколько ни ищи, не найдешь ты его въ этомъ замкѣ. Этотъ намъ не помѣха! Нынче осенью пріѣдетъ сюда графъ Тулузскій и, не теряя времени, тогда же сыграемъ мы свадьбу.
Поблѣднѣла Гіацинта и бросилась искать своего оруженосца, но такъ и не нашла его нигдѣ, сколько ни искала. Наконецъ, вѣрная собака его выдала ей тайну: не умолкая, выла она во рву замка, охраняя тѣло своего господина, и на вой ея пришла туда Гіацинта, — съ раздробленнымъ черепомъ безъ дыханья лежалъ тамъ ея милый. Стала было она приводить его въ чувство, обмывать его раны, но мертваго не вернешь уже къ жизни!
Зарыли тѣло оруженосца слуги Гіацинты у самой ограды парка; посадила она иву на его могилѣ и такъ обильно поливала ее слезами, что вскорѣ разрослась она въ большое развѣсистое дерево.
Весна и лѣто, осень и зима смѣняли другъ друга обычной чередой, и вотъ, снова настала весна, а вмѣстѣ съ нею вернулись въ замокъ радость и веселье: снова готовился въ замкѣ пиръ на весь міръ. Въ замковомъ залѣ пылало саженное пламя, на столахъ приготовлены были жареные бараны, телята и чуть ли не цѣлые быки; цѣлыя бочки съ виномъ, медомъ и виномъ стояли на подставкахъ, а тѣ, что были величиной съ любой крестьянскій домъ, стояли прямо на полу. Гости пили, ѣли, веселились. Но не крестины праздновали на этотъ разъ въ замкѣ, а праздновали свадьбу Гіацинты съ графомъ Тулузскимъ.
Настоялъ-таки на своемъ рыцарь, да только на радость ли ему это? Невѣста сидѣла, разодѣтая въ шелки и бархаты, вся сіяла драгоцѣнными каменьями, но была блѣдна, какъ смерть; женихъ сидѣлъ въ полномъ рыцарскомъ вооруженіи и быль красенъ, какъ молодое вино. Не смотрѣла на него Гіацинта, — не спускала она глазъ съ неба, усѣяннаго звѣздами; женихъ же только и смотрѣлъ, что на свою невѣсту.
Кончился наконецъ свадебный пиръ. На завтра назначено вѣнчанье и отъѣздъ молодыхъ: очень спѣшилъ графъ Тулузскій домой, въ свой замокъ.
Вотъ наступила и ночь, — послѣдняя ночь, которую проводила Гіацинта въ родномъ своемъ замкѣ. Щемила ей сердце тоска, не могла она заснуть, и, пользуясь тѣмъ, что весь замокъ погруженъ былъ въ глубокій сонъ, вышла она въ паркъ, а оттуда за ограду, и сѣла на могилѣ своего оруженосца. Долго сидѣла она тутъ, — не хотѣлось ей возвращаться въ свою башню. Въ воздухѣ было тихо, и мягкій лунный свѣтъ озарялъ могилу и, казалось, даже ива подняла свои вѣтви, стремясь къ небу.
Подняла и Гіацинта взоръ свой къ этой темной синевѣ, и показалось ей, будто какой-то прозрачный свѣтлый образъ спускается къ ней съ высоты.
Узнала въ немъ она своего оруженосца и, протянувъ къ нему руки, стремилась обнять его. Но видѣніе было слишкомъ воздушно и прозрачно для того, чтобы рука смертнаго могла ощутить прикосновеніе къ нему.
Прозрачный образъ, казалось, уже снова готовъ былъ подняться въ свою темно-синюю высь.
— Не улетай безъ меня, возьми меня съ собою! — умоляла его Гіацинта, простирая къ нему руки.
Протянулъ къ ней руку свѣтлый призракъ и почувствовала Гіацинта, что она какъ-будто отдѣляется отъ земли, и поднимается на воздухъ, все выше и выше. Вотъ, уже летитъ она выше облаковъ, которыя, казалось ей, проносились гдѣ-то тамъ далеко, внизу. Пролетала она подъ свѣтлыми звѣздами, и онѣ словно становились все больше и больше, разгорались все ярче и ярче. Переживала Гіацинта чудныя мгновенія, но все же какая-то тоска щемила ея сердце, — сладко, томительно сладко было ей и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ страшно больно.
— Пора вернуться на землю, — тихо шепнулъ ей призракъ.
— Нѣтъ, нѣтъ! Еще минутку! — молила она, прижимаясь къ нему.
— Пора! Время здѣсь не имѣетъ значенія.
— Нѣтъ, нѣтъ! Еще минутку, еще одну секунду! — умоляла она.
Наконецъ, спустились они на землю. Нѣжно поцѣловалъ Гіацинту призракъ и растаялъ въ прозрачномъ воздухѣ чуть забѣлѣвшаго утра.
Вернулась Гіацинта въ свою башню, и удивилась, — было тамъ темно и пусто; въ полномъ упадкѣ и запустѣніи стояли ея мрачные своды и только выбѣжавшія на шумъ ея шаговъ мыши со страхомъ бросились въ стороны и попрятались въ камняхъ обвалившихся стѣнъ.
Страшно стало Гіацинтѣ, и поскорѣе вышла она изъ башни.
Хотѣла было она пройти въ главную часть замка, но и ея уже не существовало: уцѣлѣли только двѣ стѣны, по которымъ вился дикій плющъ. Бродила по развалинамъ старуха, набирая на зарѣ какихъ-то травъ. Обратилась къ ней Гіацинта съ разспросами, но та не поняла ея и только очень испугалась.
Вышла дѣвушка на дорогу и пошла по направленію къ горамъ, но ничего не узнавала она тутъ: все было здѣсь новое, — и дороги, и мѣста, и люди, и говоръ.
Увидала она, наконецъ, церковь и пошла къ ней. У церковныхъ дверей на порогѣ встрѣтила она незнакомаго священника въ странной одеждѣ и, съ удивленіемъ глядя на него, стала разсказывать ему, какъ въ прошлую ночь на одну минуту поднялась она къ небу, провела тамъ всего лишь три мгновенья, и за эти три мгновенья все измѣнилось здѣсь, на землѣ, — не нашла она ни своихъ близкихъ, ни своего родного замка: все было уже здѣсь другое и чужое.
Съ трудомъ понялъ ее кюре новой церкви, и сказалъ ей:
— Въ эти три мгновенья твоего полета протекло триста лѣтъ человѣческой жизни. Исторія твоя записана въ хроникахъ замка, и тамъ сказано, что исчезла ты въ ночь передъ свадьбой, и нигдѣ не могли отыскать тебя. Пойдемъ, помолимся вмѣстѣ, чтобы Господь умилосердился надъ тобою и послалъ тебѣ успокоеніе.
«Вѣрно, думаетъ кюре, что я чья-то блуждающая по замку душа», — сказала себѣ Гіацинта и ушла изъ храма.
Опять прошла она за ограду своего парка. Здѣсь все носило слѣды разрушенія человѣческихъ построекъ и созиданій, и признаки обновленія безсмертной природы.
Отыскала она у ограды песчаный холмикъ, — могилу своего оруженосца, тихо склонилась надъ ней… и сердце ея перестало биться.
Между тѣмъ, видя, что странная женщина возвращается въ разрушенный замокъ, кюре поспѣшилъ за нею, но нигдѣ не нашелъ ее. Только на песчаномъ холмикѣ у самой ограды лежала засохшая вѣтка гіацинта.