Вениамин Франклин (Твен; В. О. Т.)

Вениамин Франклин
автор Марк Твен (1835—1910), пер. В. О. Т.

Собрание сочинений Марка Твена (1896—1899)

Оригинал: англ. The Late Benjamin Franklin. — Перевод опубл.: 1870 (оригинал), 1896 (перевод). Источник: Собрание сочинений Марка Твена. — СПб.: Типография бр. Пантелеевых, 1896. — Т. 1.

ВЕНИАМИН ФРАНКЛИН

«Не откладывай на завтра, что также хорошо можешь сделать послезавтра.»

В. Ф.

Это был один из тех людей, которых называют философами. Он представлял из себя близнецов в одном лице, ибо одновременно родился в двух разных домах города Бостона. Дома эти существуют и до сегодня, с прибитыми на них дощечками, на которых имеются надписи, подтверждающие означенный факт. Собственно, дощечки эти никому не нужны, так как жители города, во всяком случае, считают себя обязанными показывать оба дома всем приезжим, иногда даже по два раза в один и тот же день. Человек, увековеченный этими памятниками, был злонравного характера и уже очень рано пустил «в публичную продажу свои таланты, при посредстве изобретенных им «максимов и афоризмов», которые были рассчитаны специально на то, дабы причинить страдания подрастающему поколению всех последующих веков. И все его, даже самые обыденные поступки клонились к тому, чтобы вызвать подражание им в юношах, которые, не будь этого, может быть, и могли бы быть счастливыми.

Побуждаемый теми же самыми намерениями, он родился сыном мыловара, не имея в тому, очевидно, никаких других оснований, кроме желания, чтобы к стремлениям всех других юношей, старающихся стать чем-нибудь, относились всегда с пренебрежением, раз только они не оказываются сыновьями мыловаров.

С злосностью, не имеющей в истории ничего себе подобного, он целый день проводил за работой и просиживал ночи напролет, делая вид, будто изучает алгебру при свете мерцающего огня, и всё это опять таки — для того, чтобы другие юноши делали тоже самое, если только они не хотят быть замученными примерами удивительной усидчивости Вениамина Франклина. Мало того, он приучил себя довольствоваться хлебом и водою, а во время обеда изучать астрономию, — обстоятельство, породившее впоследствии многочисленные страдания миллионов детей, отцам которых довелось познакомиться с пагубными биографиями Франклина.

Его принципы были проникнуты ненавистью к юношам. До сих пор ни один из них не может сделать ничего самого естественного в его возрасте, чтобы тотчас же не споткнуться об один из вечных афоризмов Франклина и не выслушать тут же длиннейшую о нём рацею. Если мальчик купит себе на 2 цента орехов, то отец его говорит: «А ты подумал ли, мой сын, что сказал Франклин: Береги грош — через год будешь иметь копейку», — и вся прелесть орехов исчезла! Если после добросовестного труда мальчик думает поиграть волчком, отец цитирует ему: «Развлекаясь, сам у себя воруешь время». Сделает он что-нибудь хорошее, никто не вздумает его похвалить за это, ибо «добродетель в самой себе заключает свою награду». И вот, мальчика травят до смерти, лишая его даже законного отдыха только потому, что однажды Франклин в минуту злостного вдохновения изрек:

«Пораньше ложись и пораньше вставай, — будешь умен, и здоров, и богат!»

Может ли какой-нибудь юноша согласиться быть умным, здоровым и богатым на таких подлых условиях! Человеческий язык не в силах изобразить то мучение, которое я претерпел, когда мой отец задался мыслью испытать на мне справедливость этого изречения. Мое теперешнее состояние общей слабости, значительного убожества и душевного разлада — таков естественный результат этой попытки. Мои родители имели обыкновение будит меня, тогда еще мальчика, иногда даже раньше 9 часов утра, а между тем предоставь они мне наслаждаться естественной потребностью сна, я бы теперь, может быть, совершал чудеса? Во всяком случае я бы наверное имел теперь собственное торговое заведение и пользовался бы всеобщим уважением.

И ведь каким опытным выжигой был герой нашего повествования!

Дабы иметь возможность запускать по воскресеньям свой змей, он обыкновенно привязывал к его веревке ключ, делая вид, что таким манером производит опыты над молнией. И праздная публика болтала о «мудрости» и «гении» этого седовласого растлителя праздничного покоя. А когда кто-нибудь заставал его, перешагнувшего уже 60-й год от рождения, за пусканием, один на один, волчка, то он тотчас же принимал такое выражение лица, будто занимается исследованием того, «как растет трава», — точно это было его профессиональной обязанностью! Мой дед, хорошо знавший его, рассказывал, что Франклина нельзя было застать врасплох: он был всегда готов, ко всему готов. Если в период его старчества кто-нибудь неожиданно заходил к нему, в то время как он ловил мух или лепил из глины пастеты или же пробирался через двери в погреб, то он немедленно принимал вид мудреца и, выпалив какое-нибудь глубокомысленное изречение, начинал обнюхивать носом воздух и с шапкой, надетой задом наперед, принимался разгуливать вокруг одного и того же места, прилагая всевозможные старания, чтобы показаться посетителю вдохновенным и эксцентричным! Вообще он был большой пройдоха!

Он изобрел печку, в которой можно сварить чью угодно голову, — по точному исчислению, в течение не долее 4 минут; что такая мерзкая выдумка доставила ему дьявольскую радость, следует уже из того, что он дал этой печке свое имя.

Он всегда особенно гордился, рассказывая, как впервые прибыл в Филадельфию, — не имея ничего на свете, кроме двух шиллингов в кармане и четырех булок под мышкой. Но если к этому обстоятельству отнестись критически, то в сути своей в нём ведь не было ничего особенного. Тоже самое мог бы сделать и кто угодно другой.

Герою нашей заметки принадлежит честь рекомендации, преподанной им армии: вернуться к стрелам и луку, взамен того, чтобы пользоваться штыками и ружьями. Со свойственной ему оригинальностью он высказал мысль, что штык, при известных условиях, представляет из себя, конечно, весьма хорошее оружие, но что он сомневается, можно ли действовать штыком с достаточною уверенностью на больших расстояниях.

Вениамин Франклин совершил множество достопримечательных дел на пользу своего отечества, прославив во многих странах юное имя Америки тем лишь, что она родина столь великого сына. Цель настоящей монографии отнюдь не заключается в том, чтобы игнорировать или умалять его значение. Напротив, ближайшая цель её — выяснить действительную ценность всех его высокомерных «максимов», которые он, с великими поползновениями на оригинальность, соткал из общих мест, успевших всем надоесть своей прописной моралью уже в то время, когда народы рассеялись по всем странам света после злополучного Вавилонского столпотворения; а также выяснить истинное значение его печки, его важных проектов, его сугубых стремлений возбудить к себе удивление рассказом о том, как он впервые пришел в Филадельфию, его мании пускать змея и вообще убивать время за подобными дурачествами, вместо того, чтобы заниматься мыловарением и выделывать сальные свечи. Я желал только, в известной мере, рассеять те установившиеся, пагубные воззрения отцов семейств, что будто бы Франклин стал гением лишь благодаря тому, что делал всё без корыстных целей, занимался науками при лунном свете и подымался с постели среди ночи, вместо того, чтобы обождать с этим до утра, как это и подобает всякому порядочному христианину, и что такая, неуклонно применяемая, жизненная программа из каждого глупого мальчугана способна сделать Франклина. Пора, наконец, понять, что выдающиеся эксцентричности в образе жизни могут быть симптомами гения, но отнюдь не его созидателями. Я бы хотел быть отцом моих родителей и притом настолько долго, чтобы сделать эту истину для них совершенно ясной — и чтобы таким способом убедить их предоставить своим детям проводить время с большим для себя удовольствием, чем проводил его я. Еще будучи ребенком, мне, сыну богатого отца, приходилось варить мыло, вставать спозаранку, заниматься за завтраком геометрией и вообще проделывать всё то, что делал Франклин, в святой надежде, что посредством всего этого и я сделаюсь Франклином. И вот что из меня теперь вышло?!..