1. Разум учит нас, что столь совершенное создание должно иметь высшую и пред всеми другими созданиями совершеннейшую цель; итак, нет сомнения, что человек, будучи соединен с богом, источником всякого совершенства, славы и блаженства, вместе с ним вечно будет наслаждаться беспредельной славой и блаженством.
2. Хотя это достаточно ясно видно и из священного писания, и мы вполне уверены, что это есть истина, но не будет потерей труда, если мы хотя мимоходом рассмотрим, какими путями бог в этой жизни выразил нам нашу высшую цель и блаженство.
3. Это прежде всего выказывается в самом творении. Ибо не угодно было богу, чтобы человек, подобно другим созданиям, просто существовал, но — по предварительном торжественном совете, как бы своими перстами сотворил ему тело, душу же вдохнул в него от себя.
4. Устройство природы нашей показывает, что мы не удовлетворяемся тем, что в этой жизни принадлежит нам. Ибо мы ведем здесь троякого рода жизнь: растительную, животную и интеллектуальную или духовную; и из них первая не может существовать вне тела; вторая — распространяется на предметы посредством деятельности внешних чувств и движения; третья же — может существовать и отдельно, как это видим на ангелах. А так как известно, что в человеке эта высочайшая степень жизни сильно помрачается и задерживается первыми ее степенями, то необходимо следует допустить будущую жизнь, где человек достигнет своего полного развития.
5. Все, что мы в этой жизни делаем и испытываем, показывает нам, что здесь мы не достигаем своей последней цели; но все, что есть в нас, как и мы сами, стремится куда-то дальше. Все то, чем мы существуем и что мы делаем, думаем, говорим, предпринимаем, исследуем, приобретаем, все это есть как бы некоторая лествица, по которой мы, подвигаясь все далее и далее, беспрерывно восходим к верхним ступеням, хотя никогда не достигаем самой высшей. Ибо в начале (principio) человек есть ничто, так же как и от вечности он был ничто; потом в материнской утробе получает он свое начало из семени отца. Итак, что такое человек в самом начале? Бесформенная и неразумная масса. Потом она принимает очертание какого-то тельца, еще не обладающего ни чувством, ни движением. Затем начинает он двигаться; силою природы выходит на свет и мало-помалу в нем раскрываются: зрение, слух и другие чувства. Позже обнаруживается в нем и внутреннее чувство, он начинает воспринимать то, что видит, слышит и ощущает. Напоследок проявляется рассудок, определяющий различия вещей, и наконец, руководителем человека является воля, стремящаяся к одним вещам и отвращающаяся от других.
6. Но и в каждом из этих моментов развития человека есть также строгая постепенность. Ибо и познание вещей раскрывается постепенно, как из глубокого мрака ночи разливается сияние утренней зари, и беспрерывно, во все продолжение жизни, прибавляется все более и более света (разве уже кто совершенно обратится в животное (omnino brutescat), и так до самой смерти. Таким же образом с самого начала наши действия скудны, слабы, грубы и весьма беспорядочны; но потом мало-помалу, вместе с силами тела, развиваются также и лучшие душевные качества, так что в продолжение целой жизни (если только в течение ее не овладеет кем крайнее тупоумие и заживо его не похоронит), мы не имеем недостатка в предметах деятельности, предприятий и усилия; и все это в душе благородной бесконечно стремится выше, не имея границ. Ибо в настоящей нашей жизни не найти никогда предела желаниям и стремлениям человека.
7. Куда бы кто ни обратился, всюду опыт говорит то же самое. Если бы кто-нибудь отдался приобретению силы и богатств, то он не нашел бы возможности удовлетворить в этом отношении свою жажду, если бы он даже обладал целым светом, как это показывает нам пример Александра Македонского. Если кем овладела страсть к почестям, тот не нашел бы покоя, хотя бы ему поклонялся целый свет. Если бы кто предался сладострастию, то хотя бы потоки наслаждений (delitiarum flumina) пресыщали все его чувства, скорее последние притупились бы, но похоть то к одному, то к другому наслаждению все возрастала бы. Если бы кто направил свой ум на изучение мудрости, то он также не нашел бы конечного предела своему стремлению; ибо чем более кто получает познаний, тем более сознает он, сколь многого ему еще недостает. Справедливо говорит Соломон, что не насытится око зрением, не наполнится ухо слышанием. (Эклез. I, 8).
8. Но что и смерть не проводит предельной черты для нашего бытия, тому научают примеры умирающих. Ибо, кто хорошо провел здесь свою жизнь, тот радуется, что ему предстоит перейти в лучшую; те же, кто сильно привязался к настоящей жизни, при сознании необходимости оставить ее и перейти в иную жизнь начинают трепетать и, насколько еще возможно, стараются примириться с богом и с людьми. При этом, хотя тело, подавленное страданиями, изнемогает, чувства помрачаются и самая жизнь угасает, но дух живее чем когда-либо совершает свои отправления, как это видно из распоряжений умирающего о себе, о своем семействе и имуществе, об общественных делах и проч., что совершается благочестиво, серьезно, осмотрительно, так что кто видит умирающим благочестивого и мудрого человека, тому кажется, будто пред ним исчезает прах земли; а кто слушает умирающего, тому кажется, будто он слышит ангела, и каждый должен признать, что пред ним не кто другой, как пришлец, который видя, что его хижина готова рушиться, старается найти выход. Это сознавали даже язычники, и потому-то римляне, говоря словами Феста, называли смерть Abitio (что значит отход), а греки вместо слов умереть, лишиться жизни часто употребляли слово ὄιχεσϑαι, что также значит отходить (abire). Почему? Не иначе, как вследствие сознания, что со смертью совершается переход в иное место.
9. Еще более это должно быть очевидно нам, христианам, после того как Христос, сын бога живого, посланный с неба, чтобы восстановить в нас утраченный образ божий, показал нам это своим примером. Ибо зачат быв, он в рождении явил себя свету, жил между людьми, потом быв умерщвлен, воскрес, вознесся на небо и смерть не овладела им. Но он назван и есть предтеча наш (Евр. VI, 20), перворожденный между братьями (Римл. VIII, 2), глава членов своих (Ефес. I, 22), первообраз всех, которые созданы по образу божию. Итак, если он был здесь не только затем, чтобы быть, но для того, чтобы, свершив путь, возвратиться в вечные обители, то и мы, его соучастники, не должны остаться здесь, но должны перейти в иную страну.
10. Итак, для каждого из нас приготовлено три жизненные пристанища: лоно матери, земля, небо. Из первого во второе мы переходим путем рождения; из второго в третье — путем смерти и воскресения; из третьего же перехода нет никуда вовеки. В первом пристанище мы получаем только жизнь (бытие), с первичными зачатками движения и ощущения; во втором — жизнь, движения и чувства, с зачатками познания; в третьем — совершенную полноту всего.
11. Первая жизнь есть приготовительная (praeparatoria) для второй, вторая для третьей, третья заключается в самой себе без конца. Переход от первой формы жизни ко второй и от второй к третьей тесен и болезнен, причем в обоих случаях оставляются прежние оболочки или скорлупки (там — детский послед, а здесь — масса самого тела), подобно тому как из разбитого яйца вылупляется цыпленок. Следовательно, оба эти пристанища представляются наподобие мастерских, из которых в первой создается тело для употребления в последующей жизни, во второй — разумная душа для жизни вечной; третье же пристанище заключает в себе совершенство и полноту обоих первых.
12. Так и израильтяне (если позволительно применить здесь и этот образ): родились в Египте, оттуда же сквозь горные теснины и Чермное море проникли в пустыню, построили хижины, научились познавать закон, сражались с различными врагами; и только перейдя Иордан, достигли земли Ханаанской, «текущей молоком и медом» и были признаны ее наследниками.