АРАКЧЕЕВ, граф, Алексей Андреевич, ген. от арт., выдающийся деятель царствований императоров Павла I и Александра I, именем которого определяют характер целой эпохи русской истории, конец XVIII и 1-ю четверть XIX вв. Происходя из старого дворянск. рода, А. род. 23 сент. (по некоторым данным 5 окт.) 1769 г. и детство провел при родителях, в их небольшом род. поместье в Бежецком уезде Тверской губ., при чём главное влияние на развитие его характера и тех «начал», которыми впоследствии он резко выделялся сперва из среды своих сослуживцев, а потом из среды своих современников, оказала мать, Елиз. Андр., урожд. Витлицкая. Развив в ребенке глубокую к себе привязанность, она неустанно заботилась о том, чтобы он был набожен, умел «обращаться в постоянной деятельности», был педантично аккуратен и бережлив, умел повиноваться и усвоил себе привычку толково предъявлять требования к «людям». Все эти требования хорошо и прочно были усвоены А., т. к. наглядно диктовались ему условиями жизни бедной дворянской семьи, желавшей «жить прилично». И потому, когда сельский дьячок за 3 четв. ржи и столько же овса в год стал обучать А. «российской грамоте и арифметике», то он охотно принялся за науку. Любимым предметом его стала арифметика. Успехи домашнего обучения побудили отца позаботиться о дальнейшей судьбе сына. Вначале хотели устроить его канцелярским чиновником, но случай открыл ему новые горизонты. Когда А. шел 11-й год, к соседнему помещику, отст. прапорщику Корсакову, приехали в отпуск два его сына кадеты Артиллер. и инженерн. шляхетн. корпуса. А. познакомился с ними и «не мог наслушаться их рассказам о лагере, ученьях, стрельбе из пушек. Особенно поразили меня, — признавался впоследствии сам А., — их красные мундиры с черными бархатными лацканами. Мне казались они какими-то особенными, высшими существами. Я не отходил от них ни на шаг». Вернувшись домой, он был, по его выражению, всё время «в лихорадке» и, бросившись на колени перед отцом, просил отдать его в корпус. Согласие последовало, но прошло два года, прежде чем оно осуществилось. Только в январе 1783 г. «на долгих» отец с сыном и слугой отправились в столицу. Прибыв в Спб. и наняв на Ямской на постоялом дворе угол за перегородкой, А-вы 10 дней непрерывно ходили в канцелярию Арт. и Инж. шляхетн. корпуса (ныне 2-й кадетск. корп.) пока, наконец, добились, что 28 янв. 1783 г. прошение их было принято. Затем началось ожидание «резолюции». Месяцы шли один за другим, наступил, наконец, и июль, между тем положение А-вых становилось день ото дня всё тяжелее, небольшие средства их быстро иссякали. Они жили впроголодь, продали постепенно всю свою зимнюю одежду и, наконец, нужда заставила их принять даже милостыню, которую им подал, в числе прочих бедных, митроп. Гавриил. А. впоследствии рассказывал, что когда отец его «поднес полученный им рубль к глазам», то «сжал его и горько заплакал», и что сам он также не выдержал и заплакал. 18 июля 1783 г. А-вы издержали всё, до последнего гроша, и на другой день, голодные, снова явились за справкою в корпус. Отчаяние придало сыну столько храбрости, что он, совершенно неожиданно для отца, увидев ген. Мелиссино, подошел к нему и, рыдая, сказал: «Ваше прев-ство, примите меня в кадеты… нам придется умереть с голоду… мы ждать более не можем… вечно буду вам благодарен и буду за вас Богу молиться»… Рыдания мальчика остановили директора, который выслушал отца, тут же написал записку в канцелярию корпуса, о зачислении Алексея А-ва в кадеты. День 19 июля был для А. счастливым днем, несмотря на то, что с утра он ничего не ел и что отцу не на что было поставить в церкви свечку, почему «Бога благодарили земными поклонами». «Этот урок бедности и беспомощного состояния», по собственному признанию А., сильно на него подействовал, почему он впоследствии строго требовал, чтобы «резолюции» по просьбам исходили бы без задержки… В корпусе А. быстро выдвинулся в ряды лучших кадет и через 7 мес. был переведен «в верхние классы», а затем, в течение 1784 г. б. произведен: 9 февр. в капралы, 21 апр. в фурьеры и 27 сент. в сержанты. Благодаря тому, что в родительском доме А. получил прочные основы воспитания, он без всяких особых наставлений быстро стал образцовым кадетом, и ему уже в эти годы стали поручать обучение слабых по фронту и по наукам товарищей. Об этом периоде деятельности сержанта А. сохранилось несколько преданий, несомненно позднейшего происхождения. Указывают, напр., что А. «круто поворачивал подчиненных и тычков не щадил» и что в 15—16 лет он «выказывал над кадетами нестерпимое зверство». Если эти рассказы сопоставить с отзывом кадета 1790 гг. В. Ратча о своих воспитателях, которые «секли за всё и про всё, секли часто и больно, а за тычками никто не гонялся», то едва ли справедливо подобную суровость корпусного режима особенно ставить в вину А-ву. В авг. 1786 г. сержант А. был награжден «за отличие» серебряною вызолоченною медалью, которая носилась в петлице на цепочке, а 17 сент. 1787 г. — произведен в поручики армии, но с оставлением при корпусе репетитором и учителем арифметики и геометрии, а потом и артиллерии. Кроме того А. было поручено заведование корпусною библиотекою, которая по подбору специальных книг считалась одною из лучших. Библиотекарская деятельность, можно думать, развила в А. весьма определенно выразившуюся впоследствии любовь к книгам и зародила в нём мысль создать свою библиотеку. В первый год своей службы в корпусе А. оставался как бы в тени, — Мелиссино едва замечал его. В 1788 г., когда началась война со Швецией и по случаю её при корпусе формировалась новая артиллерия, Мелиссино не мог не обратить внимания на изумительную деятельность А., который, энергично обучая людей, буквально не сходил с поля, всецело отдаваясь строю, стрельбе и лабораторному искусству. К этому же времени относится и один из первых научно-литературных трудов А.: «Краткие арифметические записки в вопросах и ответах», составленные им для своей команды. В награду за такую деятельность А. в 1789 г. был переименован в подпоручики артиллерии, а вслед за тем назначен ком-ром гренад. команды, образованной в корпусе из лучших фронтовиков, В 1790 г. Мелиссино рекомендовал А. гр. Ник. Ил. Салтыкову, который пригласил его учителем к своему сыну (Сергею). Уроки пошли весьма успешно, и А., довольный успехами своего ученика, в день нового года подарил ему прекрасный своей работы атлас «Собрание чертежей артиллерийских орудиев по пропорции, ныне употребляемой, уменьшенные противу натуральных в 14-ю долю» (атлас этот ныне находится в библиотеке кн. Д. Львова). По ходатайству гр. Н. И. Салтыкова, исполнявшего в то время обязанности президента воен. коллегии, А. 24 июля 1791 г. назначен был старш. адъютантом к инспектору всей артиллерии ген. Мелиссино. Когда же цесаревич Павел Петрович, занятый организацией собственных войск, выразил желание иметь деятельного офицера-артиллериста, на которого можно было бы возложить все заботы по созданию артиллерии, то Мелиссино, не задумываясь и не спрашивая согласия, предложил Цесаревичу А-ва, зная, что последний своею ретивостью к службе и своими знаниями поддержит в полной мере этот выбор. 4 сентября 1792 г. А. явился в Гатчине Цесаревичу, который принял неизвестного ему капитана довольно сухо, но затем быстро пришел к убеждению, что А. дельный и знающий служака. Деятельность А. при Цесаревиче, заслужившая ему от современников и историков ряд нелестных отзывов, в роде «гатчинского капрала» и т. п., прежде всего выразилась в посредничестве с главн. артил. канцелярией, которое было необходимо, т. к. Цесаревич не имел формального права получать казенные отпуски на свои гатчинские войска. В собственных средствах постоянно чувствовался недостаток, и приходилось прибегать к различным комбинациям, чтобы получать необходимое этим войскам в долг, который, например, по одной артиллерийской части за 1785—1795 гг. возрос до 16 тыс. руб., или же устраивать отпуски необходимого через адмиралтейств-коллегию, которая обязана была исполнять приказания "Цесаревича, как своего президента и ген.-адмирала. А. вел это посредничество столь дипломатично и успешно, что Мелиссино скоро стал давать Гатчинской артиллерии и бомбардиров, и канониров, и понтоны, и орудия, и даже артиллерийские припасы непосредственно через свою канцелярию. Быстро освоившись с новыми порядками службы, А. на первом же ученье показал себя «старым» офицером и расположил к себе Цесаревича, который, 24 сент., т. е. всего через три недели, пожаловал А. «в артиллерии капитаны». Благодаря гр. Н. И. Салтыкову, военная коллегия, конечно, не встретила препятствий к формальному закреплению этого чина за А. 8 окт. 1792 г. А. в присутствии Его Выс. стрелял по редуту из мортиры и настолько удачно, что в тот же день состоялось назначение его командиром артиллерийской «Е. И. Выс. команды». Не касаясь подробностей дальнейшего прохождения службы А. в гатчинских войсках, нельзя не отметить, что рассказы о том, будто А. стал сразу чуть ли не первым среди приближенных Цесаревича, далеко не подтверждаются. Достаточно указать, что 11 дек. 1794 г., т. е. после 2½ лет службы, Цесаревич, недовольный присылкою А. казака по пустому делу, сделал ему строгое внушение за самовольство, подчеркнув: «окроме артиллерии ничто под командою вашею не состоит». Последнее убедительно доказывает, что возвышение А. началось, во всяком случае, не ранее 3-х лет службы его исключительно в артиллерии. Во время службы в артиллерии Цесаревича А. придал ей законченную организацию, а именно: 1) в 1793 г. арт. команда была разделена на три пеших и одно конное отделения, а «пятую часть» составили фурлейты, понтонеры и мастеровые, при чём во главе отделений (капральств) и «части» были поставлены ответственные начальники; 2) к началу 1796 г. б. составлена особая инструкция, в которой с удивительною ясностью изложены были права и обязанности каждого должностного лица и управление артиллерией; 3) А. составил план развертывания её в 4-ротный полк; 4) установил весьма практичный «учебный способ» действий при орудиях; 5) учредил «классы для преподавания военной науки», чем облегчил комплектование команды не только отчасти нижн. чинами, но и офицерами; 6) привил артиллерии подвижность, благодаря которой она на маневрах с участием всех родов войск успешно исполняла свое назначение, и вообще довел специальную подготовку артиллерии до такой высокой степени, что артиллеристы Цесаревича весьма успешно выполняли особые сложные маневры. Не меньшее внимание А. обратил и на устройство хозяйств. части, при чём определил «должности» чинов её точною инструкциею. Кроме того, заведуя «классами военной науки», А. принимал деятельное участие в составлении новых уставов строевой, гарнизонной и лагерной службы, впоследствии введенных во всей армии. Сохранились различные сказания о том, какими средствами достигал А. благоустройства вверенной ему команды, её строевой выучки и дисциплины, каким зверствам и неистовствам предавался «гатчинский капрал» в пылу ревностного исполнения служебных обязанностей: учил солдат по 12 час. кряду, вырывал у солдат усы, бил их нещадно, грубил офицерам и т. п. Принимая во внимание, что обо всём этом свидетельствуют такие «современники», как гр. Толь и Михайловский-Даниловский, которые могли передавать лишь слышанное от других, надлежит с особенным вниманием отнестись к документам. По «Книге приказаний при пароле с 5 июля по 15 ноября 1796 г.», хранящейся в Стрельнинской дворц. библиотеке, можно установить, что на все 135 сохранившихся записей на долю взысканий приходится всего 38 записей, из коих: 8 замечаний, 22 выговора, 3 вычета из жалованья, 2 ареста, 1 исключение во флот и 2 разжалования. За то же время под суд был отдан один (за побег), а случаев применения «прогнания сквозь строй» не было ни одного, т. к. в записях не встречается никакого указания на наряд для этого части войск. Сохранившиеся судные дела показывают, что Цесаревич зачастую отменял жестокие приговоры, постановленные по артикулам, конфирмуя «без наказания» (см. дело Павловской команды, № 22). Приказы же самого А. содержать, напр., ходатайство его о разжаловании фельдфебеля в рядовые за жестокое наказание им подчиненного. Видя неизменное усердие А., Цесаревич в конце первого же года службы пожаловал его в майоры артиллерии и постепенно расширял круг его деятельности, поручая ему: устройство хозяйственной части всех своих войск, пересмотр воен.-угол. законов (фельд-кригс-герихт); командование пех. б-ном № 4, носившим имя А.; исполнение распоряжений по устройству Гатчины, инспекцию артиллерии, а с 1796 г. и пехоты, и, наконец, всё высшее военное и административное управление. 28 июня 1796 г. при посредстве Мелиссино А. был произведен в подполковники артиллерии и около этого же времени ему поручается разработка деталей обмундирования, снаряжения и вооружения войск, при чём для этого из Пруссии выписываются особые образцы. Так в скромных пределах «Гатчинского» района А. познавал науку «правительствовать». Подготовка эта была не только практическою, но и теоретическою и некоторые историки напрасно полагают, что А. «ничему не учился, кроме русского языка и математики» (отзыв Мих.-Данил.) и что он «имел лишь ум нравиться тому, кому следует» (отзыв Д. Б. Мертвого). Учреждая впоследствии офицерские библиотеки, А. вполне определенно высказал свой взгляд на самообразование: «Чтение полезных книг в свободное время есть, без сомнения, одно из благороднейших и приятнейших упражнений каждого офицера — писал он. — Оно заменяет общество, образует ум и сердце и способствует офицеру приуготовлять себя наилучшим образом на пользу службы Монарху и отечеству». И «приуготовляя себя», он 30 лет собирал библиотеку, сохранившийся каталог которой (1824 г.) показывает, что А. свои книги «расклассировал» по следующим одиннадцати «предметам»: 1) духовные, 2) нравственные и о воспитании, 3) законы, положения и указы, 4) естественные науки, 5) хозяйство, 6) художества и архитектура, 7) история, география и путешествия, 8) математика, 9) военное искусство, 10) словесность и 11) периодические издания; число названий в этой библиотеке доходило до 2.300, а число томов превышало 11 тыс. Характерно, что год основания этой библиотеки (1795) совершенно точно отмечает тот период его деятельности, когда ему стали поручать дела, чуждые артиллерийской специальности (военный департамент, пех. батальон и т. д.), подготовка к которым оказалась настоятельно необходимою. Очевидно, историки впадают в грубую ошибку, утверждая, что «А. не был из числа людей, которые чтением расширяют свои познания» (П. К. Шильдер, Ист. Александра I, т. I, стр. 181). Сам А. отзывался об этом периоде своей службы (1792—1796 гг.) так: «В Гатчине служба была тяжелая, но приятная, потому что усердие всегда было замечено, а знание дела и исправности отличены». И признательный А. вполне искренне сказал однажды Цесаревичу: "У меня только и есть, что Бог да Вы!.. " Питая полную доверенность к А., Цесаревич в дни слухов об устранении его от престола оказал ему исключительное внимание, избрав только его свидетелем присяги, которую должен был принести Вел. Кн. Александр Павлович дабы этим актом подтвердить свое признание прав отца, как законного наследника престола. Н. К. Шильдер полагает, что случай этот как бы закрепил дружбу Вел. Кн. Александра Павл. с А., которую, по множеству соображений, нельзя назвать «необъяснимою». Вел. Князь, проходивший службу в собственных войсках Цесаревича одновременно (с 1794 г.) с А., несомненно обращался к нему, как к советнику и руководителю «класса военной науки», первоначально за различными указаниями, а затем, получив в командование б-н № 2, стал даже подчиненным А., как инспектора пехоты. Сохранились отрывочные указания («приказная» книга 1796 г.) на то, что Вел. Кн. не раз прибегал за помощью к А., чтобы привести свой б-н на уровень с б-ном Вел. Кн. Константина Павловича, неизменно получавшего благодарности от требовательного и сурового отца. В этом отношении А. оказывался действительно «необходимыми советником и оберегателем» Вел. Князя; таким он и остался и в тяжелые дни царствования имп. Павла, когда А. не раз избавлял наследника престола от отцовского гнева. Так. обр., завершая в Гатчине свою карьеру чинами подполковника артиллерии и полковника войск Цесаревича, А. вместе с тем заслужил и репутацию безусловно необходимого человека, как у имп. Павла, так и у нового наследника престола. 6 ноября 1796 г. в жизни А. наступил решительный момент. Цесаревич Павел Петрович, будучи вызван экстренно в Спб. к умирающей императрице, приказал немедленно прибыть туда и А., чтобы иметь возле себя человека, на которого можно было безусловно положиться. Встречая А., Павел сказал ему: «Смотри, Алексей Андреевич, служи мне верно, как и прежде», а затем, призвав Вел. Кн. Александра Павловича, сложил их руки и прибавил: «Будьте друзьями и помогайте мне». 7 ноября полк. Аракчеев был назначен комендантом Спб. и «штабом» в л.-гв. Преображенский полк, 8 ноября — произведен в ген.-майоры, 13 ноября Государь пожаловал ему Аннинскую ленту, через месяц — Грузинскую волость, которая была единственным ценным даром, который принял А. за всю службу, А., стоявший одиноко и в тесном гатчинском кругу, тем менее мог близко подойти к екатерининским вельможам; продолжая «по-гатчински» служить и в Спб., А. стал в глазах современников «первым» помощником нового государя. Последнее и послужило вероятною причиною того, что А. стали считать чуть ли не единственным виновником всех бед, обрушившихся на общество и армию с наступлением нового царствования. Стали говорить, что «гатчинский капрал взялся смирить высокомерие екатерининских вельмож», и заносили в свои мемуары самые невероятные неистовства А. на разводах, оскорбительные изречения и грубости офицерам, «щедрое награждение людей ударами трости», глумление над знаменами и т. д., вплоть до того, что однажды А. «укусил у одного гренадера нос» и что «вообще с нижними чинами он поступал совершенно по-собачьи, как разъяренный бульдог». Щедрые милости Павла I еще более увеличивали число недоброжелателей А. и создавали почву для зависти и интриг против него. 5 апр. 1797 г., на коронацию, А. был пожалован Александровским кавалером и титулом барона, при чём Государь собственноручно на гербе его начертал девиз: «Без лести предан», который послужил поводом для сочинения самых злостных эпиграмм и каламбуров («бес лести предан»). При поездке императора Павла I после коронации по России, А. сопровождал его, при чём в мае 1797 г. получил Высочайшее поручение обучить неудачно представившийся Таврический гренад. полк новому уставу. Бывший при А. за адъютанта Ф. П. Лубяновский свидетельствует, что «ратное рвение» А. далеко не было столь ужасно и что он «строг и грозен был пред полком», который деятельно обучал в течение шести недель, а дома «был и приветлив и ласков» и, собирая по вечерам офицеров полка, терпеливо и с знанием дела толковал им «мистерии воинского устава». Как ни ревностно служил А., но врагам его удалось, наконец, заронить искру подозрения против него у впечатлительного государя. Поводов же для выражения неудовольствия, благодаря многоразличным обязанностям, возложенным на А., было достаточно. Между прочим, на А. возложено было заведование квартирмейстерской частью, т. е. тогдашним ген. штабом. С исполнением А. этой должности историки и связывают доныне причину его первой опалы. Служба офицеров по квартирмейстерской части под его начальством была, по свидетельству графа Толя, «преисполнена отчаяния», а по новейшим исследованиям А. проявлял даже и «фанатическое тиранство», заставляя подчиненных заниматься по 10 час. в сутки «бесполезною работою». Мало того, А., являясь по два и по три раза в день среди офицеров, занятых черчением бесполезных планов, при малейшем поводе, под самыми ничтожными предлогами, осыпал их самою отборною бранью, при чём один раз даже дал пощечину колонновожатому Фитингофу, а в другой — «позорнейшими словами» обругал «подполковника Лена, сподвижника Суворова и Георгиевского кавалера». Лен, «несчастная жертва его гнева», не перенес оскорбления и, возвратившись домой, написал А-ву письмо и застрелился. Слухи об этом дошли будто бы до государя, который 1 февраля 1798 г. уволил А. «в отпуск до излечения», а 18 марта и вовсе отставил от службы "с награждением чином ген.-лейт. " Однако, если сопоставить эти указания с данными «Истории русского генерального штаба», составленной Н. П. Глиноецким, (т. I, стр. 142—149), то нельзя не обратить внимания на следующее: Глиноецкий ставить в заслугу А., что его заботами к концу 1797 г. удвоен был составь чинов свиты Е. В. по квартирмейстерской части и усовершенствованы производившиеся в то время съемки в Литве и Финляндии. Вместе с тем необходимо указать, что в списках Георгиевских кавалеров (В. С. Степанов и Н. И. Григорович, В память 100-летнего юбилея Императорского военного ордена св. великомученика и победоносца Георгия; В. К. Судравский, Кавалеры ордена св. великомученика и победоносца Георгия за 140 лет, см. Воен. Сборн. за 1909 и 1910 гг.), имени Лена нет. Наконец, наддежит принять в соображение следующее: 1) в приказах того времени при пароле обыкновенно называлось всё своими именами (напр., «вина» Суворова: «отнесся, что т. к. войны нет, и ему делать нечего»), почему представляется странным, что А. щадят и даже маскируют его вину «отпуском до излечения», а затем, не отрешая от должности в течение 1½ мес, отставляют от службы с награждением чином ген.-лейт.; 2) подполк. Лен, вопреки тому же порядку издания приказов, просто «исключается умершим», а не застрелившимся; 3) А., признанный однажды несоответствующим должности ген.-кварт., 22 дек. 1798 г. вторично назначается на ту же должность. Всё это заставляет предположить, что объяснение современниками причин опалы А. не соответствует исторической истине. Во всяком случае, первая опала была непродолжительна. Благодаря заступничеству «верного друга», Вел. Кн. Александра Павловича, А. 29 июня 1798 г. был вызван из Грузина, приказом 11 авг. вновь принят на службу, 22 дек. состоялось вторичное назначение его на должность ген.-кварт.; 4 янв. 1799 г. А. б. назначен командиром л.-гв. артил. б-на и инспектором всей артиллерии, 5 янв. б. повелено ему присутствовать в Воен. Коллегии, а «в артил. экспедиции быть главным присутствующим». Обратив особенное внимание на то, что «дела во оной экспедиции содержались в замешательстве и беспорядке», А. решительно принялся за мероприятия для упорядочения деятельности экспед. и её депо. Одновременно он обратил внимание и на беспорядочное делопроизводство по инженерной части, настоятельно требовавшей коренных преобразований. Не имея возможности «по множеству разных дел и особенных от Государя Императора поручений», входить в подробности делопроизводства «по инженерной, а особливо по чертежной части, требующих особливого присмотра», А. выделил эти обе отрасли управления в особый отдел, поручив его ближайшему и ответственному присмотру инж.-ген.-лейт. Князева. Уделяя много внимания установлению правильного течения дел в артиллерийской экспедиции, А. принимал решительные меры и по части «неупущения знатного казенного интереса». О сущности мероприятий его в этом направлении можно судить по инструкциям и предписаниям, которые содержали следующие, напр., указания: а) «за ошибку отвечает командир, в службе же викарных нету, а должны командиры сами всякий свое дело делать, а когда силы ослабнуть, то может (он) выбрать себе покой»; б) «замечаю.., уснули и ничего не делаете, то оное непохвально, а я уже иногда неосторожен, когда кого пробуждаю»; в) «извольте держать (расходовать) деньги… сколько употреблено будеть — представить отчет… только не аптекарский, а христианский» и т. п. Хотя за это время службы А. и получал почетные награды (15 янв. командорский крест орд. св. Иоанна Иерусалимского, а 5 мая — титул графа), но это не спасло А. от новой опалы, которая явилась совершенно неожиданною. В ночь с 23 на 24 сент. в Спбургском арсенале была совершена покража некоторых вещей. Принятыми к отысканию виновных мерами выяснилось, что кража эта могла быть сделана «и не в эту ночь, а прежде», при чём виновными оказывались чины б-на г.-л. Вильде. А. донес Государю о случившемся, согласно полученного им рапорта, и быстрый в решениях имп. Павел тотчас уволил от службы ген. Вильде. Между тем, виновные были найдены и показали, что кража совершена ими в ночь содержания караула командою б-на брата А-ва. Высоч. приказом при пароле 1 окт. 1799 г. «за ложное донесение о беспорядках» А. был «отставлен от службы», при чём вина его была изложена в приказе в таких сильных выражениях, которые позволяют предполагать со стороны А. злостный умысел, а не возможную ошибку. Однако, из письма к А. Вел. Кн. Александра Павловича от 15 окт. 1799 г. видно, что «несчастный случай», не обошелся без «сильного внушения», которое сделали на А. государю. Вторая опала А. продолжалась почти до последних дней царствования имп. Павла, который, рассчитывая на безусловную преданность А., в начале марта 1801 г. внезапно вызвал его из Грузина в Спб. А. вечером 11 марта прибыль к Спбургской заставе, но здесь его, по приказанию воен. губ-ра гр. Палена, задержали… А в ночь на 12 марта имп. Павел скончался. Будучи совершенно непричастен к событию этой ночи, А. мог с гордостью потом написать на воздвигнутом им в Грузине памятнике имп. Павлу: «Сердце чисто и дух мой правь пред тобою». Вернувшись в Грузино, А. прожил там «отшельником» до мая 1803 г., когда имп. Александр I вызвал его в Спб. для участия в работах «воинской комиссии для рассмотрения положения войск и устройства оных». 14 мая 1803 г. «отст. ген-лейт.» гр. А. вновь был принять на службу, с назначением инспектором всей артиллерии и командиром л.-гв. артил. бат-на. Хотя к этому времени работы названной комиссии по части преобразования артиллерии (введение полковой и новой ротной организации, новые штаты и проч.) были почти закончены, но на долю А. выпало труднейшее — вводить новое положение. Принимая деятельные меры к тому, чтобы в Артил. экспедиции дела шли без задержек, А., для содействия ей, образовал «канцелярию инспектора всей артиллерии», которая должна была давать необходимые справки «без переписок и наблюдения канцелярских обрядов, ибо от сего может произойти одно только промедление в производстве дел». Для устранения же задержки в доставлении нужных сведений со стороны строев. арт. частей, А. объявил, что если от которой-либо команды сведений получено не будет, или хотя и получатся, да уже гораздо позже назначенного срока, в таком случае посланы будут особые курьеры на счет командиров для отобрания ответов… Строгий к неисправным, А. не скупился на поощрение выдающихся по службе чинов и умел этим путем выковывать из них действительно себе усердных и преданных помощников. Организуя администр. часть артил., А. обратил большое внимание на строевую и техническую части, многие вопросы по которым разрешались по обсуждении их в комиссиях из «сведущих» лиц (напр., введение зарядных ящиков, перемена оковок и друг.). В развитие новой организации артиллерии (полк = 2 бат-нам; бат-н = 4 или 5 ротам), А. в 1804 г. ввел разделение роты на капральства (12), соединяющиеся в артели, что было важно и для внутренней службы и для «удобства разделения роты» в военное время. Уничтожение фурштата, введение нового положения о содержании артиллерийских лошадей, введение вместо зарядных фур зарядных ящиков, одинаковых для всех орудий, с внутренним отдельным ящиком, разгороженным на гнезда; введение во всей артиллерии диоптра Маркевича; уничтожение лишней и введение новой принадлежности; замена шорной упряжи хомутами; введение орудий и лафетов с точным указанием всех размеров, для чего техническим заведениям были даны подробнейшие указания о всей материальной части; введение единообразия строевого обучения во всех артил. ротах и сравнение командных слов (особого артиллерийского устава еще не было); введение сообразного количества учебных припасов, строгия предписания о лабораторных занятиях и практических учениях, поверявшихся или лично, или посылавшимися от него доверенными лицами и т. д. — вот ряд различных мер, осуществленных А. до войны 1805 г. и направленных к увеличению боевой способности артиллерии к предстоявшим ей серьезным и продолжительным испытаниям в борьбе с Наполеоном. С выступлением армии в поход крайне обострился вопрос о снабжении её боевыми припасами. Кутузов, например, беспокоился, что «зарядов там недостаточно», что после «важного дела» не останется и ⅓ А. быстро наладил это дело, и 21 окт. артил. парк был уже готов к выступлению транспортами. Поражение под Аустерлицем, где наша артиллерия лишилась 133 ор., доставило А. много хлопот по спешному восстановлению расстроенных рот и парков, введению бригадн. организации, определению прав и обязанностей артил. начальства по отношению дивизионных и корпусных командиров и т. д. Для того, чтобы детально и всесторонне ознакомиться с условиями действия артиллерии в бою, А., сам не имевший боевого опыта, установил т. наз. «графсксие тактические экзамены». Во всех случаях, когда ему представлялся какой-нибудь арт. офицер, он сажал его перед столом, клал перед ним бумагу и карандаш, и офицер, чертя на бумаге, должен был подробно рассказать с самого начала движения в бой всё, что происходило с орудиями, бывшими собственно под его начальством; после того, в том же порядке, всё, что было с прочими орудиями той же роты, а затем уже передать то, что мог заметить во время боя в других местах. Этим способом старался он разъяснять получаемые донесения. Может быть, поэтому тогда и говорили, что «граф читает старших и выслушиваеть младших». Благодаря такому способу, А. настолько полно ознакомился с тактикой артиллерии, что перед кампанией 1806—07 гг. составил «наставление гг. батарейным командирам», которое было разослано во все роты. Труды увенчались успехом: в войну 1806—07 гг. наша артиллерия с успехом выдержала боевое испытание и заняла подобающее ей место. 27 июня 1807 г. император Александр I, «обязываясь сделать достойное воздаяние заслугам инспектора всей артил.», произвел гр. А. в ген. от арт. Вслед затем ему поручено было привести в исполнение целый ряд мероприятий по реорганизации артиллерии (установление в бригадах равного числа рот, переформирование старых и сформирование новых рот, проектирование понтонных рот, распоряжения о лошадях и т. д.). Имея самые широкие полномочия, А. уже 21 сент. 1807 г. направил все реорганизованные арт. бригады на их «непременные квартиры», согласно, новой дислокации армии. Одновременно с этим, на основании опыта двух кампаний, А. разрешил и вопрос о снабжении артиллерии боевыми припасами, разработав новое положение о парках (1807 г.). Затем, на основании того же опыта, он ввел обстоятельное положение о своей канцелярии и создал научно-технический орган арт. управления, необходимость, которого давно сознавалось. Созывая периодически собрания артил. генералов и шт.-офицеров для рассмотрения различных вопросов, А. еще в 1804 г. учредил «времен. артил. комитет для рассмотрения гарнизонной артиллерии». Деятельность его постепенно расширялась и привела к мысли о необходимости сделать этот комитет учреждением постоянным. 4 июня 1808 г., по представлению А., последовало Высоч. повеление о переименовании врем. артил. комитета для рассмотрения гарниз. артиллерии в ученый комитет по артил. части, а 14 декабря того же года был Высочайше утвержден штат учен. комитету и положение о его составе и круге деятельности, при чём установлено, что «главнейший предмет занятий комитета есть: изыскивание всех способов к доведению до возможного усовершенствования всех до артил. искусства относящихся предметов, как со стороны теории, так и со стороны практики». Вместе с тем А. поручил комитету «заняться начертанием как о издании журнала, так и плана — какие именно предметы заключать оный в себе долженствует». Так положено было А. основание специальному «Артиллерийскому журналу», имевшему «существенным предметом» представить «собрание» всего, что «писано об артиллерии» и что составляет «великие изобретения». Употребляя различные меры для развития артил. образования, А. еще в 1803 г. обратился с воззванием к «поручикам и подпоручикам 1-го Артиллерийского полка», в котором убежденно высказал свой взгляд на образование, без которого артил. служба возвышаться не может. Стремясь создать кадр образованных офицеров, А. установил для выпускаемых из 2-го кад. корп. офицеров экзамены в Артил. экспедиции и установил ежегодные экзамены для офицеров, уже находящихся на службе, до чина шт.-кап. в армейской и поручика в гвард. артиллерии, каковою мерою удалил из артиллерии всех оказавшихся со слабыми артиллерийскими познаниями, поощрял офицеров, выказывавших свои сведения, представлял их Государю, и не оставлял без награды ни одного сколько-нибудь полезного труда. Изучая бумаги А., его всеподдан. доклады, записки, распоряжения, приказы, приходится признать, что стремление к развитию офицерского образования было его постоянною идеею. Она проявляется всюду. Он пользуется каждым случаем, чтобы упомянуть об артил. образовании: при определении в артиллерию вновь производимых и поступающих из отставки офицеров, при переводах, наградах, назначениях, при испрашивании пособий. А между тем некоторые историки до сих пор полагают, что «главный упрек А. следует сделать за то, что после уважения, каким пользовались наука, знание и достоинство во время Екатерины, он, будучи человеком далеко не глупым, ввел в моду щегольство грубостию и невежеством», что, «относясь с глубоким презрением ко всему, что стояло ниже временщика, и с постоянным хвастовством тем, что он учился на медные деньги, а стоить неизмеримо выше „книжников и фарисеев“, то есть людей, занимающихся наукою, А. тем самым принижал значение людей науки» (проф. П. С. Лебедев). В соответствие с требованиями, предъявлявшимися к офицерам, А. считал необходимым надежно поставить дело и «приготовления фейерверкеров». Испросив Высоч. соизволение «постановить правилом — из неграмотных в фейерверкеры не производить», А. в 1806 г. учредил при л.-гв. артил. б-не особую рез. пешую роту и предназначил ее для «единственного занятия и упражнения — приготовления фейерверкеров под непосредственным присмотром самого инспектора всей артиллерии». Увеличивая постепенно состав этой роты, он в 1807 г. назначил еще 5 понтонных рот «для обучения фейерверкеров наукам» и расположил эти роты в крупных городах (Спб., Москва, Харьков, Киев), дабы «долее иметь возможность к достижению цели» и «заимствоваться в науках» от других учебных заведений. Имп. Александр I, в воздаяние заслуг гр. А. на пользу русской артиллерии, 12 дек. 1807 г. повелел ему «быть при Его Величестве по артил. части», изъяв, так. образ., ее из круга ведения ген.-адъют. гр. Ливена, своего помощника «по воинской части во всеобщности её». Через два дня последовало новое Высочайшее повеление о том, чтобы «объявляемые ген. от арт. гр. А. Высочайшие повеления считать нашими (государевыми) указами». Авторитет А., как артиллериста, стоял так высоко, что вел. кн. Михаил Павлович, вступив в исполнение обязанностей ген.-фельдцейхмейстера, неоднократно обращался к нему за советами и, напр., в 1821 г., спрашивая мнение его о новой образцовой амуниции и о машинах для обточки орудий и друг., писал ему следующее: «артиллерия так Вам во множестве одолжена, что Я ничего не хочу вводить нового, не спрося наперед Вашего на то совета». Через месяц после назначения непосредственным докладчиком Его Величеству по артил. части, 13 янв. 1808 г., А. был уже назначен мин-ром воен. сухопутн. сил; 17 янв. он б. назначен ген.-инспект. пехоты и артиллерии, а 26 янв. А. были поручены воен.-поход. Е. В. канцелярия и фельдъегерский корпус. Оказавшись военным министром с «приличной властью», А. энергично принялся за реформы в армии. 19—21 янв. установлены пределы власти инспектора всей артиллерии; 24 янв. учреждена должность «дежурного генерала воен. мин-ра»; 25 янв. определены дела, зависящие от разрешения самой военной коллегии, инспектора всей артиллерии и артил. генералов, инженер-генерала и инспектора инженерного департамента; 12 февр, распределены «дела, кои должны зависеть от разрешения самих дивизионных начальников», которые до этого почти никакими правами не пользовались; 29 февр. уничтожена часть шефов, коим «шефское их по полкам звание оставлено для почести»; 20 июня учрежден «комитет для изыскания способов к кратчайшему делопроизводству в военной коллегии и её экспедициях», дабы «направить всё к порядочному течению и содержать общую связь»; 26 июня преобразована медицинская экспедиция, для которой выработано новое положение; упорядочена отчетность воен. мин-ства, для чего 7 февр. всем начальникам объявлено, что «если при рассматривании рапортов (месячных) окажутся какие неверности или оные не будут доставляемы в надлежащее время, то на счет шефов полков и командиров бригад за оными отправляемы будут нарочные курьеры, а потому и издерживаемые в оба пути прогонные деньги вычтутся из их жалованья»; 24 июня установлен «порядок сдачи полков»; в 1809 г. преобразованы инженерный департамент и счетная экспедиция. Особое внимание А. обратил на интенд. часть, которая при общих расходахь военного мин-ства в 1808 и 1809 гг. в 118, 5 и 112, 2 мил. р. поглощала в 1808 г. свыше 47 и в 1809 г. до 61 мил. р. 28 янв. 1808 г. А. «рекомендовал» ген.-кригс-комиссару, «действуя недреманно во всём по долгу звания своего на основании существующих постановлений и руководствуя вверенный департамент к лучшему успеху возложенных на него дел, представлять уже прямо к нему, в случаях, власть вашу превосходящих». Не прибегая к коренной ломке установившегося интендантск. строя, А. для упорядочения деятельности комиссариатск. и продовольств. ведомств прежде всего усилил контроль над их действиями, создав над ними высший независимый надзор в лице дежурн. генерала воен. мин-ра, а затем, принял меры к тому, чтобы изменить «несвойственный канцелярский обряд», вследствие которого «выходить чрезвычайная переписка, а отчеты составляются с большим трудом и медленностью» (напр., к 1809 г. не было еще отчетов за 1806 и 1807 г.). Чтобы побудить хозяйств, деп-ты к скорейшему представлению этих отчетов, А. объявил, что доколе деп-ты не отдадут за 1806 и 1807 годы надлежащих по всём вверенным им частям отчетов, членов комиссариатской и провиантской экспедиций и подведомственных им комиссий, также комиссионеров и секретарей, в отставку не увольнять, исключая тех, кои окажутся нерадивыми или неспособными к исправлению своих должностей, о каковых управляющие деп-тами имеют представлять воен. мин-ру и которых отставлять уже с тем, чтобы впредь никуда не определять". Стремясь дать интенданству «новое образование», А., верный своей системе поощрений, принял меры, чтобы снять с него позорное клеймо — лишение мундира за войну 1806—07 г. В мае 1806 г. он испросил Высоч. соизволение на производство комиссариатских и провиантских чинов из одного класса в другой по старшинству, с тем, чтобы тогда же произвести «всехь неподверженных никаким взысканиям». Из сохранившихся сведений видно, что было произведено 95 чинов и отставлено 52 (35 %). Довольный службою продовольственных ведомств, Государь к концу 1809 г. предоставил воен. мин-ру право возвращения мундира комиссариатским и провиантским чинам, и постепенно мундир был возвращен всем служащим… К числу важнейших мероприятий, осуществленных А, по интендантству, принадлежать распоряжения о продовольствии войск в Сибири, издание новых правил для приема и браковки провианта и фуража, предоставление провиантским комиссиям и комиссионерам права в экстренных случаях заготовлять провиант и фураж без предварительного утверждения цен гражданским губернатором, утверждение новых правил для отпуска в войска материалов для обмундирования, изменение конструкции пехотного снаряжения (в 1808 году были введены нового образца ранцы и патронные сумки), устранение затруднений в заготовках вещей и материалов (сукон, холста и проч.), установление системы льгот для подрядчиков, устранение застарелых (с 1735 г.) недочетов по госпиталям и проч. Будучи озабочен «недреманно» снабжать большую армию, в которой числилось в 1808 г. 705.381 чел. и 269.252 лош., а в 1809 г. 732.713 чел. и 262.092 лош., всем необходимым, А. принял меры к тому, чтобы на военное ведомство никаких жалоб «на обиды и притеснения жителей» не было, для чего войскам, при передвижении их внутри Империи, предписывалось получать от губернаторов «акты о благополучном следовании». Полк, давая постоянные отчеты о своем состоянии, обязан был представить и «чистовой акт», т. к. в случае жалобы на счет допустившего притеснения шефа немедленно же посылались курьеры. «Акты» эти объявлялись в газетах во всеобщее сведение. Насколько внимательно А. следил за этим, можно судить по следующему факту: установив однажды, что киевский гражд. губ-р выдал квитанцию, что «войска 22-й дивизии, во время похода по губернии, никаких гражданам и поселянам обид, налогов и притеснений не делали», тогда как жалобы на это последовали, А. довел об этом до сведения мин-ра внутр. дел кн. А. Б. Куракина и, указывая, какому взысканию были подвергнуты виновные чины, добавил, что «о сем сообщается по Высоч. повелению» и что «трудно будеть удостовериться в доходящих сюда жалобах, когда сами нач-ки губерний делают понаровку полкам, скрывая противозаконные поступки в актах, от лица их выдаваемых»… К числу важнейших организационных мероприятий общего характера, проведенных А., относятся: 1) увеличение состава армии на 30.000 чел., 2) разработка положения о Сибирском каз. войске, 3) введение артил. и инжен. округов, 4) учреждение первых учебных частей и 5) учреждение запасн. рекрутск. депо. Мысль об учреждении учебных войск принадлежит самому А., признавшему нужным сформировать рез. пешую роту, для «приуготовления фейерверкеров». Вслед за этим, имп. Александрь I в 1808 г. признал необходимым учредить, «для лучшей удобности снабжать полки исправными унтер-офицерами», «учебный гренад. б-н»; в следующем 1809 г. б. учрежден второй такой же б-н, а цес. Константин Павлович в свою очередь, признал нужным завести для той же цели «учеб. кавал. эск-н». Разрешая унт.-офиц. вопрос, А. не освободил и полки от подготовки унт.-оф-ров, требуя, чтобы на роту и эск. было в год подготовлено определенное их число (2—3 чел.). Одновременно А. попытался разрешить и шт.-офицерский вопрос путем командирования в учеб. б-ны капитанов, дабы сделать их «знающими шт.-офицерами». Учреждение запасн. рекрутск. депо имело целью «сбережение людей и комплектование полков не необразованными рекрутами, а молодыми солдатами». Эти депо должны были служить также практическою школою для молодых офицеров; для этого А. признал необходимым из выпускаемых в офицеры дворян 142 чел. ежегодно прямо в полки не отправлять, а посылать сперва в запасное рекрутск. депо, где они под руководством опытных офицеров, становясь учителями рекрут, завершали на практике и свое полученное наскоро «научение». За общим ходом дела в депо наблюдал главный ком-р запасных рекрут, состоявший под одним непосредственным начальством воен. мин-ра и получавший от него одного все «разрешения» и указания. Последние заключались, между прочим, в следующем: «на предмет обучения рекрут поставлялось в виду»: а) «чтобы не изнурять людей и отнюдь за ученье не наказывать, ибо ошибки в учениях зависят больше от понятия, которое не у всякого человека равно; следовательно, чтобы довести рекрута до желаемого совершенства, надобно употреблять время и старание, дабы не побоями, а благоразумным растолкованием и ласковостью дойти до того»; б) «напротив, ленивых рекрут (следует) в штраф заставлять чаще учиться и писать в фурлейты»; в) «отличных рекрут в поведении и учении иметь всегда на замечании и пред другими давать им преимущество, переменяя рекрутские воротники на красные суконные, поручая в команду им других и напоследок производя в ефрейторы»… В общем, запасные рекрутские депо представляли для армии значительный кадр молодых солдат для действующих полков, давали значительный кадр учителей как офицеров, так и нижних чинов; имея строевую организацию, могли служить кадром для формирований и выделять маршевые батальоны давали возможность установить комплектование полков молодыми солдатами, а не рекрутами, чем значительно увеличивалась постоянная боевая готовность полков, и, наконец, явились хорошей школой для систематического проведения в жизнь разумных «понятий» в деле образования солдата и содержания его. Особенную услугу оказали депо в Отечественную войну 1812 г., послужив кадром для формирования резервных армий. Для надлежащей оценки деятельности А., надо принять во внимание, что ему приходилось работать при условиях воен. времени: 13 янв. 1808 г. он был назначен воен. мин-ром, а с 14 янв. ему пришлось уже готовить корпус войск, предназначенный «для некоторого предприятия к движению» в Финляндию, обратившегося потом в войну. Одновременно с устройством будущей Финляндской армии, А. приходилось заботиться об усилении Молдавской армии, которая вела войну с Турцией, а также обеспечивать войска, охранявшие Балтийское побережье «противу действия Англии», и не забывать войска на Кавказе. Деятельность А. в русско-шведскую войну 1808—09 г. до последнего времени оставалась в тени, а между тем в деле покорения Финляндии он сыграл большую и активную роль. Имея дело в качестве воен. мин-ра с главноком-щим, который не пользовался доверием Государя и армии и не выделялся воен. дарованиями, А. вынужден был во что бы то ни стало направить дело так, чтобы никакой главноком-щий не мог затормазить благоприятного исхода кампании. Поэтому он прежде всего исключил всякую неопределенность отношений с гр. Буксгевденом, сообщив ему 16 янв. 1808 г. Высоч. повеление, в силу коего вся переписка, не только по продовольствию армии, укомплектованию, снабжению деньгами, вещами, оружием, снарядами и т. п., но «и вообще по движению войск, расположению их, учреждаемых планов к действиям и успехам, какой происходить будет», велась главноком-щим единственно только с А., кроме случаев, где потребно донесение Е. И. В. Вместе с тем Буксгевдену было сообщено, что А. будет оказывать ему «пособия» во всех отношениях. Эти «пособия» коснулись прежде всего вопроса о снабжении армии, которое в эту войну было устроено вполне надежно. В продолжение 1½ лет воен. действий армия всегда имела за собою запасы провианта настолько достаточные, что затруднения в довольствии испытывали порою только те её части, к которым доставка питания, по условиям обстановки и по отсутствию перевозочных средств, оказывалась невозможною. Для характеристики деятельности А. по этому вопросу ценным является следующий рассказ Д. Б. Мертвого, бывшего ген.-провиантмейстером действовавшей в Финляндии армии. Беседуя с А. о средствах снабжения войск хлебом, Мертвого сказал, что единственным средством исполнить всё своевременно явилось бы приказание всему С.-Петербургскому гарнизону печь хлебы и пересушивать его в сухари. А. сейчас же, «постуча в колокольчик», призвал адъютанта и велел ему составить соответствующий приказ. Огромный и важный проект, сильно помогший армии, был осуществлен моментально, благодаря энергии и решимости А. брать всё на себя и быстро, с одного слова, схватывать предмет и понимать идею. — Артиллерия в эту войну, по свидетельству всех историков, явилась наиболее подготовленным и благоустроенным родом оружия, и этим, по общему признанию, она была всецело обязана А. Когда же в армии обнаружился недостаток боевых припасов, А. немедленно командировал на театр воен. действий директора арт. деп-та, ген. Меллер-Закомельского, предписав ему «всё оное устранить собствен. везде присмотром и присутствием». Из числа мероприятий, осуществленных А. и имеющих особое значение, заслуживает упоминания распоряжение о том, чтобы полки выступали в составе 2-х бат-нов, оставляя в 3-м б-не мало пригодных к походу людей (больные, рекруты и т. п.). Значение этого организационного мероприятия, было таково, что в 1810 г. оно было узаконено, при чём в полках первые б-ны назывались действующими, а последний — запасным б-ном. В 20-х числах февраля 1808 г. А., с Высоч. соизволения, и сам прибыл в армию, чтобы на месте ознакомиться с состоянием её и разрешить многие вопросы политич. и стратег. характера. — «Чтобы оказать всё учтивство, главноком-щему армиею принадлежащее», рассказывает в своих воспоминаниях Д. Б. Мертвого, А. надел мундир и шарф и явился к Буксгевдену. Тот принял А. по-домашнему. «И на другой день учтивства оказано не больше». Д. Б. Мертвого полагает, что это обстоятельство вооружило А. против Буксгевдена и повлияло на смену последнего с поста главноком-щего. Однако все историки согласно признают, что личные впечатления А. несколько ослабили значение доносов на Буксгевдена приставленного к нему в качестве эксперта по финл. делам интригана и честолюбца ген. Спренгспортена, и Буксгевден оставался на своем посту до начала декабря 1808 г., хотя целый ряд высоч. резолюций на донесениях и реляциях Буксгевдена («вздору бездна, дела мало»…) красноречиво свидетельствует о крайнем недовольстве имп. Александра им и его способом ведения воен. операций… В авг. 1808 г. в Высоч. присутствии и при участии А. состоялось совещание с целью разобраться в положении дел в Финляндии, на котором выработан был новый план воен. действий, разработанный марк. Пауллучи, и послан Буксгевдену. Обиженный этим, последний подал прошение об увольнении его от должности главноком-щего; отставка была принята. Покидая армию и считая виновником всего происшедшего А., Буксгевден послал ему письмо, полное упреков за всё и, между прочим, за «уничижение» звания главноком-щего, «почтенного от всех и всеми веками». Многие историки называют это письмо «мужественным»; не оспаривая этого эпитета, должно, однако, сказать, что оно было направлено не по совсем точному адресу. Основываясь на недоверии и нелюбви Государя к Буксгевдену, против него интриговали в Спб. многие, но А. едва ли не менее всех, ибо для себя он ничего не искал от смены главноком-щего. И современники верно это поняли. «Многие находили его (письмо) не дельным, — вспоминает И. П. Липранди. — Многие не оправдывали его содержание», находя, что в нём Буксгевден, недовольный за многие сообщения ему Высоч. воли А., как воен. мин-ром, "излил на него всю желчь свою… " На место Буксгевдена главноком-щим б. назначен ген. Кнорринг, которому имп. Александр и предложил выполнить давно задуманный им план движения трех наших корпусов через Ботнический залив на шведский берег. Но и Кнорринг, подобно Буксгевдену, стал уклоняться от выполнения этого плана. Среди многих генералов он также не встречал сочувствия. Только один Багратион по поводу его сказал: «прикажут, — пойду»… Тогда, чтобы сломить упорство Кнорринга, по совету франц. посла при русск. дворе, был послан в армию А. 20 февр. он прибыл в Або и, по общему признанию, «проявил энергию замечательную». Все затруднения, встреченные, как главноком-щим, так и начальниками обеих северных колонн (Барклай-де-Толли и гр. Шувалова), были устранены, войска укомплектованы, продовольствие собрано, перевозка его организована, настроение вождей поднято. Так, в ответ на жалобы Барклая-де-Толли, что главноком-щий не дал ему надлежащих инструкций. А. писал ему: «Генерал с высшими достоинствами в оных и нужды не имеет. Сообщу вам только, что Государь Император к 16 марту прибудет в Борго, то я уверен, что вы постараетесь доставить к нему на сейм шведские трофеи. На сей раз я желал бы быть не мин-ром, а на вашем месте, ибо мин-ров много, а переход Кваркена Провидение предоставляет одному Барклаю-де-Толли». Через четыре дня после этого (4 марта) Барклай-де-Толли двинул свои войска через Кваркен… 6 марта возобновил воен. действия и гр. Шувалов… — "Друг мой, — писал А-ву Государь 7 марта, — я тебя не могу довольно благодарить за всё твое усердие и привязанность к себе… Поведение Кнорринга бесстыдное, и одно твое желание, чтобы я не сердился, удерживает меня вымыть ему голову, как онаго он заслуживает… Я не могу довольно нахвалиться твоею решимостью и оною ты мне оказал настоящую услугу… " К письму приложен был указ, которым А. вверялась власть неограниченная во всей Финляндии и право «представлять сей указ везде, где польза службы того востребует». Казалось, всё было хорошо налажено для последнего удара Швеции: отряд гр. Шувалова шел к Торнео, отряд Барклая-де-Толли переходил Кваркен, авангард Багратиона подходил уже к швед скому берегу… Государств. переворот, совершившийся в Стокгольме 1 (13) марта — низложение короля Густава IV Адольфа — помешал вы полнению плана имп. Александра. В эту критич. минуту для Швеции нельзя было допустить появления русских войск на шведской земле, и поэтому швед. главноком-щий предложил ген. Деббельну, занимавшему Аландские о-ва, начать переговоры с русскими о перемирии на неопределенное время, до начала переговоров о мире. Парламентеру Деббельна действительно удалось уговорить Кнорринга; оставалось толь ко подписать конвенцию о перемирии. Но в это время прибыл А. и разорвал ее. Он заявил шведскому парламентеру, что цель экспедиции продиктовать мир в столице Швеции, и потребовал, чтобы шведские войска сдались военно-пленными. Тогда парламентер вызвался доставить в Стокгольм предварительные условия мира, предложенные русскими, А. на это согласился, считая, что цель экспедиции уже достигнута: шведы согласны на мир. Но шведы его обманули. Прежде всего Деббельн использовал это согласие для приостановки движения Кульнева из Гриснегамна к Стокгольму, заявив Кноррингу, что ожидаемый А. уполномоченный прибудет для переговоров о мире на следующий же день, но при условии, чтобы русский отряд не ставил своей ноги на шведскую землю. Кнорринг отозвал назад Кульнева и вернул Барклая-де-Толли из Умео, но шведы обманули. Вместо уполномоченного для переговоров о мире, в главную квартиру нашей армии прибыл лишь курьер с письмом к Государю. Рассерженный А. требовал возобновления воен. действий, нового занятия Умео и Гриснегамна. Но Кнорринг и его ген.-квартирмейстер Сухтелен поддались убеждениям шведск. парламентера в бесцельности и опасности дальнейшего движения русск. войск через Ботнику и, наконец, вырвали у А. согласие. на приостановку наступления. Историки наши, до сих пор охотно отыскивавшие в А. только одно дурное и умаляющее его деятельность, не находят слов, чтобы в достаточной мере осудить его за это согласие, которое в их глазах свело к нулю все заслуги А. в деле покорения Финляндии. Однако, имп. Александр, крайне самолюбивый и потому очень ревниво относившийся к исполнению им самим задуманной и разработанной зимней операции, обрушил свой гнев лишь на Кнорринга, отлично понимая, что в вопросах не административных, а оперативных, А. не мог не считаться с мнением главноком-щего и его ген.-кварт-ра. Когда уже, наконец, мир в Швецией был заключен, имп. Ал-р I на другой же день прислал А. орден Св. Андрея Первозванного при письме, в котором, между прочим, говорилось: «посылаю то, что по всей справедливости тебе следует»… А. упросил Государя взять орден обратно, отметив на рескрипте, что последний «находился у него с 12 час. дня до 7 час. ве чера». Тогда Государь, «в воздаяние ревностной и усердной службы воен. мин-ра» гр. А., приказал войскам отдавать «следующие ему по чести и в местах Высоч. пребывания Е. И. Вел.»… Сам А. в следующих словах очертил свою роль и свою деятельность в рус.-шведскую войну: «Я не воевода и не брался предводить войсками, но Бог дал мне столько разума, чтобы различить правое от неправого. Буксгевден почитал меня своим личным врагом — и крепко ошибался. Тот мой враг, кто не ислолняет своего дела как следует. Я воевал с Буксгевденом его собственным оружием — его резонами, против предложенного им перемирия, и если бы слушал всех да не столкнул Барклая на лед, прямо в Швецию, то мы еще года два пробились бы в Финляндии». — В конце того же 1809 г. А., обиженный тем, что проект учреждения Госуд. Совета выработан был Императором в полной тайне от него, и видя в этом акте недоверие к себе, подал прошение об отставке. Император Александр I не принял такового и письмом, в котором, вопреки обыкновению обратился к А. на «вы», просил его при первом свидании решительно объявить, может ли он, Император, видеть в нём «того же графа А., на привязанность которого я думал, что твердо могу надеяться, или необходимо мне будет заняться выбором нового военного министра». А., однако, своего решения не изменил. Тогда Государь предложил ему на выбор: оставаться воен. мин-ром или же быть председателем воен. деп-та Госуд. Совета. А. выбрал последнее; и 1 янв. 1810 г. сдал должность воен. мин-ра. Покидая ее, А. сделал следующую характерную надпись на одном из прокладных листов принадлежавшего ему Евангелия: «Января 1 дня 1810 г. В сей день сдал звание военного министра. Советую всем, кто будет иметь сию книгу после меня, помнить, что честному человеку всегда трудно занимать важные места государства». 18 янв. состоялся приказ о новом назначении А., причем за ним были сохранены звания члена комитета мин-ров и сенатора. 28 июня того же года Государь поручил А. устройство первого военного поселения. До сих пор А. считают инициатором этого учреждения, но упускают из вида, что еще в начале 1810 г. гр. Н. С. Мордвинов, видя невозможность в уменьшении великого числа содержимых войск, высказал Государю мысль, что вопрос об уменьшении расходов на содержание армии мог бы быть удобно разрешен учреждением «усадеб для полков», а затем уже подал об этом особую записку сам А. В донесении своем Государю о Елецком поселен. полку, 13 мар та 1817 г., А. так излагает историю этого дела: "Благодетельное внимание к заслугам победоносных Ваших воинов внушило В. И. В. в 1810 г. мысль, достойную Отеческого Вашего о них попечения: дать им свою оседлость, — соединить в определенных округах земель все возможные для них выгоды и, вместе с тем, удовлетворить всем видам благоустроенного правительства Великой Империи. Угодно было Вам удостоить меня доверенностью в исполнении первого опыта поселением одного б-на Елецкого пех. полка; руководимый непосредственно Вашими наставлениями, я ничего более не делал, как только исполнял в точ ности Высочайшую волю Вашу… Но тем не менее счастливым себя почитаю, что употреблен был В. Вел. при таком предприятии, которое, с полным приведением онаго в действо по плану В. Вел., должно основать и навсегда упрочить благосостояние Российского воинства со всеми неисчислимо выгодными последствиями во всех государственных соображениях… " Так. обр., А., являясь исполнителем Высоч. воли, руководился соображениями, которые в заманчивом свете представляли «неисчислимо выгодные последствия». И с обычною своею энергиею принялся он за дело, собственноручно сделал расчеты потребной для поселения земли, количества зерна, потребного для посева, планы поселка, зданий и т. п., и 9 ноября 1810 г. последовал Высоч. указ о поселении б-на Елецкого мушкетн. полка в Бобылецком старостве Климовецкого повета Могилевской губ. Первоначальное устройство военного населения сопровождалось чрезвычайными затруднениями, которые приводили исполнителя, г.-м. Лаврова, в отчаяние, но благодаря А. все препятствия устранялись, и к февралю 1812 г. водворение поселян было закончено. Отечественная война положила предел этому первому опыту воен. поселения, — 29 февраля выступили в армию действ. б-ны полка, а в июне — запасный и рекрутский. В то же время положение А. изменилось настолько, что он желал лишь «уединения и спокойствия», дабы предоставить гр. Салтыкову, кн. Голицыну, Гурьеву и друг. «вертеть и делать всё то, что к их пользамъ». Особенно угнетало его приказание «ехать и быть в армии без поль зы, а как кажется, только пугалом мирским»… А. пробыл, в свите Государя, без определенного назначения до 14 июня, когда на него возложено было управление воен. делами, почему «с онаго числа вся французская война шла через его руки: все тайные повеления, донесения и собственноручные повеления Государя Императора». Вскоре же после этого на долю А. выпала щекотливая миссия, — убедить Государя в необходимости оставить армию. Инициатором этого предположения, как известно, был адм. А. С. Шишков, составивший известное письмо «к пользе Государя и Государства», которое было подписано еще и Балашовым, и А. «взялся, как скоро можно будет, отдать оное Государю». Щадя самолюбие Государя, А. не вручил письма ему лично, а 5 июня положил с вечера на столик. — На другой же день к вечеру отъезд был решен. Насколько прав был А., отнесясь чутко к своей миссии, можно судить по следующей выдержке из письма Государя, к Вел. Кн. Екат. Павловне: «Я только и желал, что быть с армией… Я пожертвовал для пользы моим самолюбием, оставив армию»… 5 августа А. был назначен в состав чрезвычайного комитета, которому доверено было избрание главноком-щего. Единогласно был избран М. И. Голенищев-Кутузов, о котором А. был высокого мнения… Возвращаясь в начале декабря 1812 г. к армии, Государь взял с собою А. и уже не раз ставался с ним до окончания «французских дел». В Париже 31 марта 1814 г. Государь собственноручно написал приказ о производстве, "вместе с графом Барклаем, в фельдмаршалы и графа А. ", но последний и этой награды не принял и выразил желание отправиться в отпуск. Отпуская его «на всё то время, какое нужно для поправления здоровья», Государь выразил А. в собственноручном письме исключительные дружеские чувства. Письмо было следующего содержания: «С крайним сокрушением я расстался с тобою. Прими еще раз всю мою благодарность за толь многие услуги, тобою мне оказанные, и которых воспоминание останется навек в душе моей. Я скучен и огорчен до крайности; я себя вижу после 14-летнего тяжкого управления, после двухлетней разорительной и опаснейшей войны, лишенным того человека, к которому моя доверенность была неограниченна всегда. Я могу сказать, что ни к кому я не имел подобной и ничье удаление мне столь не тягостно, как твое. Навек тебе верный друг». В ответном письме А. «откровенно» высказал, что «любовь и преданность к Его Величеству превышали в его чувствах всё на свете» и что стремления за служить доверенность не имели другой цели, как «для доведения до Высочайшего сведения о несчастьях, тягостях и обидах в любезном отечестве». По возвращении в Спб., Государь вызвал А. к себе и с авг. 1814 г. стал ему поручать различные обязанности. Мысль о военных поселениях не покидала Государя, и он вполне определенно высказал ее в манифесте 30 авг. 1814 г., указав: «Надеемся, что продолжение мира и тишины подаст нам способ не токмо содержание воинов привесть в лучшее и обильнейшее прежнего (состояние), но даже дать оседлость и присоединить к ним их семейства». Вот почему одним из первых Высоч. поручений А. было составление особого «положения» б-ну Елецкого полка, водворенному на старое место своего поселения, т. к. до этого времени он руководствовался массою частных распоряжений. Положение это, «основанное на точных Высочайших повелениях», имело целью «изложить главные основания устройства военного поселения и объяснить каждому хозяину те выгоды, коими он может пользоваться в новом его состоянии», и было «сделано ген.-инсп-ром всей пехоты и артиллерии гр. А. в с. Грузине на р. Волхове 1815 г. 1 генваря». Почти одновременно Государь возложил на А. и обязанности докладчика своего по комитету 18 авг. 1814 г., ныне Александр. комит. о ран. А. не только один из первых оценил идею Пезаровиуса путем издания частной воен ной газеты ("Русск. Инв. ") помогать увечным и раненым воинам, но и оказывал ему по стоянную нравственную и материальную поддержку, был одним из первых подписчиков «Русск. Инвалида», упрочил существование этой газеты и «преподал Пезаровиусу способы» продолжать святой подвиг служения раненым, избрав его своим сотрудником по комитету и вместе с ним организовав его деятельность, которая к 1826 г. выражалась уже в следующих цифрах: 1) капитал с 395 тыс. рубл. возрос до 6,8 мил. руб., 2) выдано раненым в виде пенсий и пособий свыше 3 мил. руб., 3) определено к должностям свыше 1.300 чел., 4) на воспитание детей предоставлено до 1, 5 мил. руб. И несмотря на это, имя А. едва упоминается на страницах истории комитета (Воен. Сборн. 1903 г.), и газеты "Русск. Инв. ". А. стал единым докладчиком Государю по представлениям всех министров, которые вынуждены были, вследствие «трудолюбивого и попечительного исполнения государственных обязанностей» А., «съезжаться к нему к 4 час. ночи». Конечно, такая совместная работа с «Силою Андреевичем», как называли А. за его влияние, породила множество недовольных, в глазах и на устах которых он стал и «проклятым змеемъ», и «вреднейшим человекомъ», и «извергом и злодеем, губящим Россию». Более же справедливые современники призна вали, что «из всех мин-ров минувшей эпохи гр. А. был одним из самых трудолюбивых, дельных и честныхъ» и что он, «занимаясь делами с железною настойчивостию», всемерно стремился «поставить деловое и опытное на место знатного пусточванства», Хотя никто и не упоминает, как «приготовлял себя» А. к такой грандиозной деятельности, но даже ярый его ненавистиик, Ф. Ф. Вигель, не называете его «призраком министра», а наоборот, подчеркивает, что в то время, когда «бессильная геронтократия дремала у государственного кормила… за всех бодрствовал один всем ненавистный А.». Особенную деятельность А. проявил в той области, которая была поручена его исключительному ведению, а именно в деле создания военных поселений, и к 1817 г. казовая сторона их представилась в следующем виде: 1) в 1813 г. был поселен комплектный батальон в 1000 чел., при которых жен и детей не было, а к 1817 г. — в поселении насчитывалось уже — 2337 чел. поселян, в том числе 796 жен и 540 детей; 2) военные поселяне в хозяйстве были наделены, обеспечены и даже имели свой запасн. хлебн. магазин с 7.370 четв. разного хлеба и свой заемн. денежн. капитал — до 28 тыс. рубл.; 3) организованы медиц. помощь и помощь при стихийных бедствиях; 4) создано обеспечение инвалидов; 5) устранены нищенство, пьянство и тунеядство; 6) введено обязательное обучение детей (до 12 лет при родителях, а потом при батальоне в «военном отделении»). На всё это затрачено было «из казны» за 1813—1816 гг. всего 101.338 р. 30 коп. Отрицательными сторонами воен. поселений были: 1) несправедливость по отношению нижн. чинов, которые навсегда оставались в военном звании, а по отношению коренных жителей — обращение их в постоянное военное сословие и 2) тяжелая необходимость весь свой домашний обиход и всю жизнь построить на неуклонном исполнении «положения», которым предусматривались все житейские мелочи. Существуют указания, что, узнав о желании Императора ввести военные поселения в самых широких размерах, А. на коленях умолял его отказаться от этой мысли и говорил: «Государь, вы образуете стрельцов». Но Александр I остался непреклонным, и к концу его царствования всего было поселено: пех. — 138 бат., кавал. — 240 эск., и пользовались постоем — 28 артилл., 32 фуршт. и 2 сап. роты и 3 роты на Охтенском пороховом заводе, так что под нач. А. со стояло до 749 тыс. душ (не считая несовершеннолетних женск. пола), расселенных на площади свыше 2,3 мил. десят. земли. Общий расход казны был всего до 18 мил. рубл., а на будущее время воен. поселения имели уже свой капитал до 30 мил. рубл. Если принять во внимание, что А. пришлось создавать, по его выражению, «законодательство совершенно нового государств. устройства, которому не было образцов ни у нас в России, ни в других владениях», то ясно, что для такой работы нужны были чрезвычайная энергия и, по выражению Сперанского, «постоянство усилий и твердый, ничем не совратимый взор, непрерывно устремленный на важные государственные пользы». «У меня камерюнкерствовать не можно, — говорил А. — Я педант, я люблю, чтобы дела шли порядочно, скоро, а любовь своих подчиненных полагаю в том, дабы они делали свое дело». Безмолвными свидетелями огромного труда, положенного А. на воен. поселения, являются: библиотека его, заключавшая сотни томов по хозяйству, архитектуре и пр.; сотни всеподдан. докладов по делам воен. поселений (хранятся в Моск. Отд. Общ. Арх. Гл. Штаба) и законодательный «фундамент» для тех же поселений, представляющий десятки систематично разработанных «учреждений, положений, установлений, правил и уставов» по всем отраслям, начиная с подробнейших учреждений об устройстве военных поселений (пехоты, кавалерии, саперного батальона, фурштатских рот, ротных школ и проч.; расквартирование, ежедневная служба и учения; устройство штаба и «совета над воен. поселениями», устройство отрядных, дивизион. и бригадн. штабов, экономических комитетов и т. д.) и кончая положениями о конских заводах, о заводе рогатого скота, о запасных магазинах, о заемных капиталах, о паровом лесопильном заводе, о пожарных инструментах и т. д., вплоть до «Положения для парохода военных поселений, действующего двумя паровыми машинами, каждая противу 12½ лошадей» и «Устава, как должно прилагать о воинстве на ектениях при богослужении в церквах военного поселения», утвержденного митр. Михаилом. Отметая в сторону всё положительное, в личности и деятельности А. современники и исследователи их «сказаний» сделали его ответственным пред судом истории решительно за все недочеты эпохи 1815—25 гг., которую образно символизировали «палкою, обвитою розами», и окрестили «аракчеевщиной». — Однако не следует забывать, что многие аракчеевские учреждения (помощь при стихийных бедствиях, пожарное и санитарное дело, призрение инвалидов, запасные магазины, земские банки, уничтожение нищенства, пути сообщения, благоустройство селений, обязательное обучение и т. д.) сделали бы немалую честь и в настоящее время нашим селам и деревням многих местностей. Не мало полезного и в военном отношении было введено А. в воен. поселениях, а именно: устроены военно-сиротские отделения, учреждены ротные и эскадр. школы, учебные б-ны и дивизионы, в которых к началу 1825 г. учащихся было свыше 10 тыс.; войска были прекрасно обеспечены в продовольств. и хозяйств. отношениях; установлена справедливая система прохождения службы офицерами путем введения ответственных гласных аттестаций, объявлявшихся в приказах, при чём начальству вменялось неуклонно руководствоваться истиною; улучшен офицерский быть устройством библиотек, «офицерских рестораций», по-современному — собраний, в которых строго воспрещалось: иметь горячие напитки, «вовсе употреблять шампанское вино», брать на «запиши» и т. п., но зато предоставлялось иметь дешевый «стол», «для большого удовольствия» устраивать собрания с музыкой, скромную игру в «бостон, вист и пикет, в шашки, в шахматы», а приезжающим разрешалось останавливаться с удобствами в «покоях» и т. п.; организовано издание периодического «семидневного листка», что служило отчасти дополнением к выписываемым в библиотеки журналам, при чём часть их А. присылал за свой счет; организовано призрение отст. увечн. и слабых от старости и болезней воинов, послуживших отечеству, и, наконец, воен. поселения служили надежным резервом или запасом войск; когда в 1821 г. наша армия готовилась к новому заграничн. походу, то из поселенных войск намечалось образовать резервную армию из 4 корпусов. Будучи педантичен в своих служебн. требованиях, А., как это свидетедьствуют приказы по воен. поселениям, требовал, чтобы офицер поселен. войск был "кроток, терпелив, справедлив и человеколюбив, дабы излишнею иногда торопливостью в приказаниях не затруднял исполнения их… " И его требовательность была обращена не на воен. поселян, а на их нач-ков, как о том свидетельствуют следующие строки из письма его к нач-ку новгор. воен. поселений, ген. Маевскому, писанному 12 мая 1824 г., но характерному для всех периодов службы А.: «Прошу вас покорно не спускать, и строгость нужна более для штаб и обер-офицеров, нежели для воен. поселян, и оное требую, ибо мои правила не сходятся с правилами, в армии употребляемыми; я полагаю, что когда строгость, разумеется справедливая, без интриг (коих я не терплю…), употребляется на начальников, то всё пойдет хорошо, и солдаты будут хороши. А у вас в обыкновенной службе с командирами обхождение бывает приятельское, церемонное, что никогда по службе не годится, ибо у вас всегда считается за стыд обнаружить какое-либо злоупотребление, сделанное б-ным или ротн. ком-ром…» — Но образовать для воен. поселений особый кадр офицеров, отличных по духу и правилам поведения от армии, было, конечно, трудно, если не невозможно. Исследование причин волнений и беспорядков, происходивших в различн. округах воен. поселений, всегда обнаруживало или целую систему злоупотреблений частных нач-ков, или чрезмерное усердие их. Вообще же указаны на беспорядки, происходившие в воен. поселениях, в значительной степени утратят свою «аракчеевскую» подкладку, если принять во внимание, что таковые приобрели эпидемический характер после 1826 г., когда А. никакого отношения к воен. поселениям уже не имел, и усердие не по разуму непосредственных нач-ков не сдерживалось уже опасением гнева всесильного графа. С годами дружеские отношения имп. Александра к А. окрепли совершенно, и в 1823 году он был в числе 3 лиц, посвященных в тайну акта о престолонаследии (отречение цесарев. Конст. Павловича). 7 ноября 1824 г. Спб. постигло стихийное несчастье — наводнение. А. тотчас же предложил Государю взять 1 мил. рубл. из капиталов воен. поселений на пособие беднейшим людям и учредить особый комитет для оказания помощи пострадавшим, сам же он пожертвовал в пользу их 20 тыс. руб. К этому же периоду деятельности А. относятся: 1) заботы о «Российской Императорской академии, бывшей от начала заведения своего без устава и приличного содержания», благодаря которым, академия получила в 1818 г. «твердое основание»; 2) содействие Сперанскому вновь определиться на службу, что «послужило предметом изумления и общих разговоров и произвело такое же волнение в умах, как и бегство Наполеона с острова Эльбы»; 3) непрерывные заботы о бедных детях, которых он, не забывая своих голодных и печальных дней перед поступлением в корпус, постоянно стремился избавить от подобных же лишений и определял в разные корпуса, так что число таких «аракчеевских кадет» к сентябрю 1825 г. было свыше 300 чел. Занимая исключительное положение в государстве, А. невольно сделался ответственным за всё, тем более, что глубоко монархические воззрения народа не позволяли ему сетовать на высшую власть. Саратовская губ. админ-ция злоупотребляла дорожн. повинностями, возбуждая неудовольствие населения непомерными дорожными работами. «Народ кряхтел, жаловался и приписывал все невзгоды А., который тут ни душой, ни телом не был виноват, но который пользовался большою популярностью и был всеобщим козлом отпущения на каждый черный день». Кончина имп. Александра в Таганроге 9 ноября 1825 г. страшно потрясла А., тем более, что он только что пережил другое сильное горе — трагическую гибель любимой им женщины Н. Ф. Минкиной, зарезанной одним крестьянином. Едва собравшись с силами, А. приехал в Спб., заперся в своем доме на литейной, никого не принимал у себя в течение 4 дней, а затем, будучи 9 дек. вызван к Вел. Кн. Николаю Павловичу, обратился к нему с просьбою «принять наедине, — ибо с людьми я быть никак не могу» и, будучи оставлен «на страдания в сей жизни», «существую беспрестанною ко Всевышнему Богу просьбою, дабы Он скорее меня соединил с покойным благодетелем». Свидание состоялось 10 декабря, и во время его А. выразил настойчивое желание совершенно удалиться от дел. Оно было удовлетворено лишь отчасти, так как он был уволен при особом Высоч. рескрипте лишь от занятий по Собственной Е. В. Канцелярии и канцелярии Ком-та мин-ров. В февр. 1826 г. А. выехал навстречу печальному кортежу с телом имп. Александра, встретил его на границе Новгородской губ. и сопровождал до Спб., где участвовал в погребальной церемонии. В апреле того же года А. получил разрешение ехать в отпуск для пользования Карлсбадскими водами, при чём Государь пожаловал ему на дорожные издержки — 50 тыс. руб., которые А. тотчас же препроводил к имп. Марии Феодоровне с просьбою обратить их в капитал, на % с которого учредить в Павловском институте 5 стипендий имени Императора Александра Благословенного, прибавив с своей стороны еще 2.500 руб., «дабы в сем году бедные девицы воспользовались дарованною от Государей Императоров милостию». Продав в Кабинет Е. В. свои драгоценности, серебро и фарфор, А. 1 мая выехал за границу, сдав воен. поселения ген. Клейнмихелю и в управление ими уже более не вступал. По возвращении из-за границы, А. обратился в «грузинского отшельника», который, стремясь к «уединенно-спокойной жизни», занимался хозяйством, приводил в порядок свое любимое Грузино и устраивал «хранилище драгоценнейших для него залогов доверенности и благодеяний, коими он пользовался от своих Монархов», сберегая, «как святыню, все украшения комнат, в которых останавливался миротворец Европы, во время неоднократных его пребываний в Грузине». Заботясь об увековечении памяти имп. Александра I, А. внес, между прочим, в 1832 г. в Госуд. банк 50 тыс. руб. асс. с тем, чтобы через 93 года вся образовавшаяся сумма была назначена в награду тому из российских писателей, который к 1925 г. напишет историю Императора Александра I «лучше всех, т. е. полнее, достовернее, красноречивее»; соорудил великолепный памятник, с надписью: «Государю благодетелю по кончине его». Покровительствуя художникам, щедро раздавая «тайную милостыню» неимущим, А. завершил свои дни актом благотворения, имевшим большое государств. значение. По воле и непосредств. указаниям имп. Николая I, в начале 30-х годов прошл. столетия был составлен проект учреждения губернских кад. корпусов, которые должны были покрыть всю империю сетью воен.-учебн. заведений. В 27 губерниях уже составлены были постановления дворянск. обществ о пожертвованиях для этой цели; прав-ство, с своей стороны, изыскивало на это средства. Неизвестно, когда еще последовало бы открытие Новгородского корпуса, если бы А. не внес в Сохранную казну 300 тыс. руб. ассигн., с тем, чтобы на эти деньги воспитывалось в имеющем открыться в Новгороде кад. корпусе известное число дворянск. детей. Новгородск. и Тверск. губ. Это щедрое пожертвов. решило открытие Новгородск. кад. корпуса и дало толчок к более щедрому приливу пожертвований. Государь удостоил А. за него милостивого рескрипта и повелел гл. нач-ку воен.-учебн. завед., вел. кн. Михаилу Павловичу, именем Его Величества пригласить графа на торжество открытия корпуса, столь много ему обязанного. Оно состоялось 15 марта 1834 г., на которое А. явился в мундире 2-го грен. Ростовского полка, шефом которого он состоял; на нём не было ни лент, ни звезд, ни орденов, ни медали, и только портрет имп. Александра I на шее украшал этот скромный мундир. Через месяц с небольшим, — 21 апр. того же 1834 г. А. скончался, в ночь под Светлое Христово Воскресение, не спуская глаз с портрета имп. Александра. В завещании А. не было указано имени его наследника, и выбрать такового предоставлялось Государю. Вследствие этого имп. Николай I повелел Грузинскую волость отдать навсегда в полное и нераздельное владение Новгор. кад. корпусу, дабы доходы с неё шли на воспитание юношей; присоединить к наименованию корпуса имя гр. А. и употреблять его герб. Вместе со всею движимостью в Грузине, корпусу досталась, между прочим, и библиотека. Несмотря на то, что один из бывших в Грузине пожаров истребил в ней много книг и ценных бумаг, всё же ко дню смерти А. она насчитывала 3780 сочинений, составлявших 11.184 тома. По Высоч. повелению, разбор её поручень был особой комиссии, которая с Высоч. соизволения распределила книги между корпусом, Гл. Штабом, Инженерн. архивом, арт. деп-том, морским штабом, Собствен. Е. В. Канцелярией и Синодальной библиотекой. В корпус поступили также рукописи и записки А. по разным вопросам. (О действии в горах; Положение об иностр. арттиллериях; Заметки об артиллерии, составлен. А. и представлен. им Государю в 1802 г.). В корпусную церковь, по Высоч. повелению, передан был, между прочим, из дома А. образ Нерукотворенного Спаса со следующею характерною надписью: "Господи! Даждь милость ненавидящим мя и враждующим мне и поносящим меня, да никто из них мене ради пострадает ни в нынешнем ни в будущем веце, но очисти их милостью Твоею и покрой их благодатью Твоею и просвети; во веки веков, аминь! Ноября… дня 1826 г. «. Действительно, редко кто в нашей истории имел более врагов, навлек на себя столько ненависти и перешел в память потомства с таким количеством злостных, оскорбительных эпитетов. Из них сочинен был целый акростих: „Аггелов семя, Рыцарь бесов, Адское племя, Ключ всех оков, Чувств но имея, Ешь ты людей, Ехидны злее, Варвар, злодей“. И хотя давно уже сказано было кн. П. А. Вяземским благородное слово; „считаю, что А. должно всецело исследовать и без пристрастия судить, а не то, что прямо начать с четвертования его“, — но и до сих А. не „исследуют“, а четвертуют, как это сделал в самое последнее время г. Кизеветтер, статья которого („Рус. Мысль“, 1911 г.) об А. представляет собою простую сводку всех известных уже анекдотов, басен, рассказов и воспоминаний современников без малейшего критич. отношения ко всему этому материалу. Четвертование А. в печати началось, однако, не сразу: в 1835 и 1852 гг. в его биографиях еще отмечалось: 1) что „он принадлежал к числу тех государственных деятелей, на которых сосредоточиваются многоречивые толки современников и безмолвное внимание потомков“, и 2) что „по недавности времени, в котором он действовал, современники не могут ни объяснить, ни должным образом оценить его деяний“ (Энц. лекс. Плюшара и бар. Зедделера). Но к 1860 г. такая осторожность суждения об А. так резко изменилась, и даже такой почтенный историк, как М. И. Богданович, дал такую своеобразную „характеристику“ А., что И. П. Липранди, критически разобрав ее, искренно высказал пожелание, чтобы сие „не попало в историю“. Однако, историческое четвертование А. продолжалось и после того, находя себе почву в духе времени, в потребности найти козла отпущения за всё темное прошлое русской жизни. Этому течению подпал даже благородный Шильдер, который на протяжении многотомной своей истории о 3 Императорах „всякий раз, когда упоминает об А., отзывается о нём только с дурной стороны и самое бескорыстие временщика и уклонение от наград ставит на счет его злым качествам“. Мнения об А. разнообразны: одни считают его „замечательным деятелем“ (Д. П. Струков, составивший наиболее беспристрастную биографию А.), другие — находят, что авторитет всесильного графа поддерживался искусственно, был крепок, пока условия ему благоприятствуют, и что вообще он был временщик, а не государств. деятель» (бар. Н. В. Дризен), а третьи — добавляют, что А. «не выдавался особенною силою ума, не был цельным характером», а вся «тайна его успеха заключалась в образцовой исполнительности и прямолинейной настойчивости, пришедшихся по вкусу двум монархам» (В. М. Грибовский). С последними отзывами расходятся мнения не только такого знатока той эпохи, как Н. Ф. Дубровин, считавшего А. «человеком недюжинного ума», но современников, служивших с А., напр., И. С. Жиркевич, служивший адъютантом при А., пишет в своих «записках», что «слышал (он) много дурного на счет его и вообще весьма мало доброжелательного, но, пробыв три года под ближайшим его нач-ством, может без пристрастия говорить о нём: честная и пламенная преданность его престолу и отечеству, проницательный природный ум и смышленость, без малейшего, однако же, образования, честность и правота — вот главные черты его характера. Но бесконечное самолюбие, самонадеянность и уверенность в своих действиях порождали в нём часто злопамятность и мстительность; в отношении же тех лиц, которые один раз заслужили его доверенность, он всегда был ласков, обходителен и даже снисходителен к ним». Е. Ф. фон-Брадке также признает, что «А. был человек необыкновенных природных способностей и дарований, и что это едва ли может быть подвержено сомнению со стороны тех лиц, кто его хоть несколько знал и кто не увлекался безусловно своими предубеждениями; быстро охватывая предмет, он в то же время не лишен был глубины мышления». А в то время, как Ф. Ф. Вигель полагает, что А. «сначала был употреблен, как исправительная мера для артиллерии, потом — как наказание всей армии, и под конец — как мщение всему русскому народу», П. И. ф.-Геце отдает А-ву справедливость в том, что он «не делал столько зла, сколько мог, и, конечно, зная, как ненавидят его те самые люди, которые пред ним преклонялись, он не пользовался своею силою, чтобы раздавить их. А ведь у него были бланкеты с царскою подписью, и ему ничего не стоило отправить в ссылку неугодного человека. При суровости нрава ему, однако, знакомо было чувство благодарности. Люди, принимавшие его дружески в то время, когда он был незначущим офицером, пользовались и позднее его расположением и покровительством. Память Павла была для него священна, и он обожал Александра». Справедливый противник «четвертования» А., кн. П. А. Вяземский, такое обожание Монархов убежденно считает «рыцарством» в характере А. К всему этому нельзя не добавить и следующего: "Вопреки господствовавшей тогда общей недобросовестности, А. был человеком безукоризненной честности: он не пользовался от службы и не обращал в деньги милостей к нему Государей. Характерною особенностью аракчеевской преданности императорам, по мнению В. М. Грибовского, было то, что «он был предан не идее самодержавной власти, не императору, как таковому, не воплотителю идеи государства, а человекуПавлу Петровичу, человеку Александру Павловичу. Он не смотрел на императоров, как на источник милостей. Ему дорога была близость к государям…» И, быть-мож., в этом не знавшем пределов усердном служении А. лицу, а не идее — разгадка того беспощадного его осуждения, также перешедшего пределы исторической правды. Долгое время представлялось загадочным, как могли быть связаны узами столь тесной дружбы две таких, казалось, противоположных натуры, как имп. Александр Благословенный и А. Однако, чем более выясняется в последнее время загадочная личность имп. Александра I, тем обоснованнее становится мнение одного из проницательнейших людей того времени, сардинск. посланника в России, гр. де-Местра, который объяснял положение А. тем, что «Александру хотелось иметь подле себя страшилище с огромной силой», чтобы держать армию и, особенно, гвардию в суровой дисциплине. «Кроме того, — добавляет проф. Шиман, — Александру важно было переложить на А. свою собственную непопулярность», которая началась в Тильзите (1807 г.) и постепенно росла, а также и ответственность за неосуществленные обещания первых лет царствования. Проф. Фирсов также полагаеть, что имп. Александр «решился скрыться за спиной А. во внутрен. упр-нии России, желая этим путем пред лицом обществ. мнения (гл. обр. Европы) отделить свою репутацию либерально-великодушного монарха от им же самим продиктованной системы недоверия и устрашения». А. же взял на себя эту роль «пугала» и ширмы из преданности своему монарху и обожания его, как человека. — Литература об А. очень обширна. Наиболее полная сводка её сделана Н. М. Затворницким в приложении к ист. очерку деятельности канц. Воен. Мин-ства и воен. совета («Столетие Воен. Мин-ства», изд. 1909, стр. 34—39). Однако и этот обширный перечень далеко не полон. Его надо дополнить следующими указаниями: Д. П. Струков, Главн. Арт. Упр., Спб., 1902; Моск. Отд. Общ. Арх. Гл. Шт. Дела «Павловской команды»; Арх. Артил. Историч. Музея, дела штаба ген.-фельдцейхм., св. 865 (нерешенные дела гр. Зубова); дела командные, св. 1786, 1787 и друг.; П. П. Потоцкий, История гвардейской артиллерии; П. С. Лебедев. Преобразователи русской армии в цар-ние Имп. Павла (Русск. Стар., 1877 г.); Н. К. Шильдер, Имп. Павел I; его же, Имп. Александр I; его же, Имп. Николай I; Ф. И. Шелехов, Главн. Интенд. Упр-ние; И. Г. Фабрициус, Главн. Инж. Упр-ние, ч. I; А. Т. Борисевич, Организация, расквартирование и передвижение войск 1801—1812 гг. (два выпуска); И. П. Липранди, Материалы для Отечественной войны 1812 г. (Спб., 1867 г.); его же, Замечания на воспоминания Ф. Ф. Вигеля (Москва, 1873 г.); М. М. Бородкин, Ист. Финляндия — время Имп. Александра I (Спб., 1909 г.); Н. П. Глиноецкий. История рус. ген. штаба, т. I (Спб., 1883 г.); Записки, мнения и переписка адм. А. С. Шишкова (Берлин, 1870 г.); Архив адм. П. В. Чичагова, вып. I (Спб., 1885 г.); Русский Архив: 1873 г., № 9 — Г. Александров, «Заметка о бывших военных поселениях» № 6 — «Старая записная книжка»; 1875 г., № 1 — Автобиографические записки Е. Ф. фон-Брадке; 1902 г., № 9 — Из записок П. П. фон-Геце; 1906 г., № 7, ст. Толычевой; 1910 г., № 12 — Записная книжка; 1911 г., № 2 — Самооправдание Императора Александра Павловича и друг.; Историч. Вестн.: 1904 г., № 9 — Бар. Н. В. Дризен. Последние годы жизни А.; 1906 г., № 12 — В. М. Грибовский, А. как не герой — и друг.; Русская Старина: 1900 г., № 9 — Н. Ф. Дубровин, Русская жизнь в начале XIX в.; № 2 — Гр. А. А. Аракчеев № 4 — Н. К. Шильдер, Грузинская трагедия 1825 г. и друг.; «Граф Аракчеев и военные поселения», изд. Рус. Старины. Первое донесение А. о Елецком поселен. полку, сделанное 13 марта 1817 г.; Секретный журнал воен. мин-ра 1809 г. — Военно-Ученый Арх., отд. I, № 266; Сборник статей — «XIX век», кн. 2; Сборн. Импер. Русск. Историч. Общ., кн. № 1 и 73; М. Богданович, История царствования Императора Александра I и Характеристика деятельности гр. А. (Русск. Инв., 1866 г., № 5); Ф. М. Уманец, Александр и Сперанский; В. Якушкин, Сперанский и Аракчеев; Н. Н. Фирсов — Имп. Александр I и его душевная драма; Шиман — Александр I; Русск. Инвал. 1902 г., № 62 и 168, 1903 г., № 153 и друг. статьи А. Т. Б.: «Откровенные аттестации», «Офицерские ресторации», «Гр. А. об офицерских библиотеках»; Военн. Сборн., 1909 г., № 2—6 и 8—10: А. Т. Борисевич. "Заметки по поводу последних исследований о рус.-швед. войне 1808—1809 гг. "; Каталог книгам грузинской библиотеки гр. А. (Спб.. 1824 г.). А. Кизеветтер — Александр I и Аракчеев. «Рус. Мысль», 1911 г., № 2.
18 июля 1783 г. А-вы издержали всё, до последнего гроша, и на другой день, голодные, снова явились за справкою в корпус. Отчаяние придало сыну столько храбрости, что он, совершенно неожиданно для отца, увидев ген. Мелиссино, подошел к нему и, рыдая, сказал: «Ваше прев-ство, примите меня в кадеты… нам придется умереть с голоду… мы ждать более не можем… вечно буду вам благодарен и буду за вас Богу молиться»… Рыдания мальчика остановили директора, который выслушал отца, тут же написал записку в канцелярию корпуса, о зачислении Алексея А-ва в кадеты. День 19 июля был для А. счастливым днем, несмотря на то, что с утра он ничего не ел и что отцу не на что было поставить в церкви свечку, почему «Бога благодарили земными поклонами». «Этот урок бедности и беспомощного состояния», по собственному признанию А., сильно на него подействовал, почему он впоследствии строго требовал, чтобы «резолюции» по просьбам исходили бы без задержки… В корпусе А. быстро выдвинулся в ряды лучших кадет и через 7 мес. был переведен «в верхние классы», а затем, в течение 1784 г. б. произведен: 9 февр. в капралы, 21 апр. в фурьеры и 27 сент. в сержанты. Благодаря тому, что в родительском доме А. получил прочные основы воспитания, он без всяких особых наставлений быстро стал образцовым кадетом, и ему уже в эти годы стали поручать обучение слабых по фронту и по наукам товарищей. Об этом периоде деятельности сержанта А. сохранилось несколько преданий, несомненно позднейшего происхождения. Указывают, напр., что А. «круто поворачивал подчиненных и тычков не щадил» и что в 15—16 лет он «выказывал над кадетами нестерпимое зверство». Если эти рассказы сопоставить с отзывом кадета 1790 гг. В. Ратча о своих воспитателях, которые «секли за всё и про всё, секли часто и больно, а за тычками никто не гонялся», то едва ли справедливо подобную суровость корпусного режима особенно ставить в вину А-ву. В авг. 1786 г. сержант А. был награжден «за отличие» серебряною вызолоченною медалью, которая носилась в петлице на цепочке, а 17 сент. 1787 г. — произведен в поручики армии, но с оставлением при корпусе репетитором и учителем арифметики и геометрии, а потом и артиллерии. Кроме того А. было поручено заведование корпусною библиотекою, которая по подбору специальных книг считалась одною из лучших. Библиотекарская деятельность, можно думать, развила в А. весьма определенно выразившуюся впоследствии любовь к книгам и зародила в нём мысль создать свою библиотеку. В первый год своей службы в корпусе А. оставался как бы в тени, — Мелиссино едва замечал его. В 1788 г., когда началась война со Швецией и по случаю её при корпусе формировалась новая артиллерия, Мелиссино не мог не обратить внимания на изумительную деятельность А., который, энергично обучая людей, буквально не сходил с поля, всецело отдаваясь строю, стрельбе и лабораторному искусству. К этому же времени относится и один из первых научно-литературных трудов А.: «Краткие арифметические записки в вопросах и ответах», составленные им для своей команды. В награду за такую деятельность А. в 1789 г. был переименован в подпоручики артиллерии, а вслед за тем назначен ком-ром гренад. команды, образованной в корпусе из лучших фронтовиков, В 1790 г. Мелиссино рекомендовал А. гр. Ник. Ил. Салтыкову, который пригласил его учителем к своему сыну (Сергею). Уроки пошли весьма успешно, и А., довольный успехами своего ученика, в день нового года подарил ему прекрасный своей работы атлас «Собрание чертежей артиллерийских орудиев по пропорции, ныне употребляемой, уменьшенные противу натуральных в 14-ю долю» (атлас этот ныне находится в библиотеке кн. Д. Львова). По ходатайству гр. Н. И. Салтыкова, исполнявшего в то время обязанности президента воен. коллегии, А. 24 июля 1791 г. назначен был старш. адъютантом к инспектору всей артиллерии ген. Мелиссино. Когда же цесаревич Павел Петрович, занятый организацией собственных войск, выразил желание иметь деятельного офицера-артиллериста, на которого можно было бы возложить все заботы по созданию артиллерии, то Мелиссино, не задумываясь и не спрашивая согласия, предложил Цесаревичу А-ва, зная, что последний своею ретивостью к службе и своими знаниями поддержит в полной мере этот выбор. 4 сентября 1792 г. А. явился в Гатчине Цесаревичу, который принял неизвестного ему капитана довольно сухо, но затем быстро пришел к убеждению, что А. дельный и знающий служака. Деятельность А. при Цесаревиче, заслужившая ему от современников и историков ряд нелестных отзывов, в роде «гатчинского капрала» и т. п., прежде всего выразилась в посредничестве с главн. артил. канцелярией, которое было необходимо, т. к. Цесаревич не имел формального права получать казенные отпуски на свои гатчинские войска. В собственных средствах постоянно чувствовался недостаток, и приходилось прибегать к различным комбинациям, чтобы получать необходимое этим войскам в долг, который, например, по одной артиллерийской части за 1785—1795 гг. возрос до 16 тыс. руб., или же устраивать отпуски необходимого через адмиралтейств-коллегию, которая обязана была исполнять приказания "Цесаревича, как своего президента и ген.-адмирала. А. вел это посредничество столь дипломатично и успешно, что Мелиссино скоро стал давать Гатчинской артиллерии и бомбардиров, и канониров, и понтоны, и орудия, и даже артиллерийские припасы непосредственно через свою канцелярию. Быстро освоившись с новыми порядками службы, А. на первом же ученье показал себя «старым» офицером и расположил к себе Цесаревича, который, 24 сент., т. е. всего через три недели, пожаловал А. «в артиллерии капитаны». Благодаря гр. Н. И. Салтыкову, военная коллегия, конечно, не встретила препятствий к формальному закреплению этого чина за А. 8 окт. 1792 г. А. в присутствии Его Выс. стрелял по редуту из мортиры и настолько удачно, что в тот же день состоялось назначение его командиром артиллерийской «Е. И. Выс. команды». Не касаясь подробностей дальнейшего прохождения службы А. в гатчинских войсках, нельзя не отметить, что рассказы о том, будто А. стал сразу чуть ли не первым среди приближенных Цесаревича, далеко не подтверждаются. Достаточно указать, что 11 дек. 1794 г., т. е. после 2½ лет службы, Цесаревич, недовольный присылкою А. казака по пустому делу, сделал ему строгое внушение за самовольство, подчеркнув: «окроме артиллерии ничто под командою вашею не состоит». Последнее убедительно доказывает, что возвышение А. началось, во всяком случае, не ранее 3-х лет службы его исключительно в артиллерии. Во время службы в артиллерии Цесаревича А. придал ей законченную организацию, а именно: 1) в 1793 г. арт. команда была разделена на три пеших и одно конное отделения, а «пятую часть» составили фурлейты, понтонеры и мастеровые, при чём во главе отделений (капральств) и «части» были поставлены ответственные начальники; 2) к началу 1796 г. б. составлена особая инструкция, в которой с удивительною ясностью изложены были права и обязанности каждого должностного лица и управление артиллерией; 3) А. составил план развертывания её в 4-ротный полк; 4) установил весьма практичный «учебный способ» действий при орудиях; 5) учредил «классы для преподавания военной науки», чем облегчил комплектование команды не только отчасти нижн. чинами, но и офицерами; 6) привил артиллерии подвижность, благодаря которой она на маневрах с участием всех родов войск успешно исполняла свое назначение, и вообще довел специальную подготовку артиллерии до такой высокой степени, что артиллеристы Цесаревича весьма успешно выполняли особые сложные маневры. Не меньшее внимание А. обратил и на устройство хозяйств. части, при чём определил «должности» чинов её точною инструкциею. Кроме того, заведуя «классами военной науки», А. принимал деятельное участие в составлении новых уставов строевой, гарнизонной и лагерной службы, впоследствии введенных во всей армии. Сохранились различные сказания о том, какими средствами достигал А. благоустройства вверенной ему команды, её строевой выучки и дисциплины, каким зверствам и неистовствам предавался «гатчинский капрал» в пылу ревностного исполнения служебных обязанностей: учил солдат по 12 час. кряду, вырывал у солдат усы, бил их нещадно, грубил офицерам и т. п. Принимая во внимание, что обо всём этом свидетельствуют такие «современники», как гр. Толь и Михайловский-Даниловский, которые могли передавать лишь слышанное от других, надлежит с особенным вниманием отнестись к документам. По «Книге приказаний при пароле с 5 июля по 15 ноября 1796 г.», хранящейся в Стрельнинской дворц. библиотеке, можно установить, что на все 135 сохранившихся записей на долю взысканий приходится всего 38 записей, из коих: 8 замечаний, 22 выговора, 3 вычета из жалованья, 2 ареста, 1 исключение во флот и 2 разжалования. За то же время под суд был отдан один (за побег), а случаев применения «прогнания сквозь строй» не было ни одного, т. к. в записях не встречается никакого указания на наряд для этого части войск. Сохранившиеся судные дела показывают, что Цесаревич зачастую отменял жестокие приговоры, постановленные по артикулам, конфирмуя «без наказания» (см. дело Павловской команды, № 22). Приказы же самого А. содержать, напр., ходатайство его о разжаловании фельдфебеля в рядовые за жестокое наказание им подчиненного. Видя неизменное усердие А., Цесаревич в конце первого же года службы пожаловал его в майоры артиллерии и постепенно расширял круг его деятельности, поручая ему: устройство хозяйственной части всех своих войск, пересмотр воен.-угол. законов (фельд-кригс-герихт); командование пех. б-ном № 4, носившим имя А.; исполнение распоряжений по устройству Гатчины, инспекцию артиллерии, а с 1796 г. и пехоты, и, наконец, всё высшее военное и административное управление. 28 июня 1796 г. при посредстве Мелиссино А. был произведен в подполковники артиллерии и около этого же времени ему поручается разработка деталей обмундирования, снаряжения и вооружения войск, при чём для этого из Пруссии выписываются особые образцы. Так в скромных пределах «Гатчинского» района А. познавал науку «правительствовать». Подготовка эта была не только практическою, но и теоретическою и некоторые историки напрасно полагают, что А. «ничему не учился, кроме русского языка и математики» (отзыв Мих.-Данил.) и что он «имел лишь ум нравиться тому, кому следует» (отзыв Д. Б. Мертвого). Учреждая впоследствии офицерские библиотеки, А. вполне определенно высказал свой взгляд на самообразование: «Чтение полезных книг в свободное время есть, без сомнения, одно из благороднейших и приятнейших упражнений каждого офицера — писал он. — Оно заменяет общество, образует ум и сердце и способствует офицеру приуготовлять себя наилучшим образом на пользу службы Монарху и отечеству». И «приуготовляя себя», он 30 лет собирал библиотеку, сохранившийся каталог которой (1824 г.) показывает, что А. свои книги «расклассировал» по следующим одиннадцати «предметам»: 1) духовные, 2) нравственные и о воспитании, 3) законы, положения и указы, 4) естественные науки, 5) хозяйство, 6) художества и архитектура, 7) история, география и путешествия, 8) математика, 9) военное искусство, 10) словесность и 11) периодические издания; число названий в этой библиотеке доходило до 2.300, а число томов превышало 11 тыс. Характерно, что год основания этой библиотеки (1795) совершенно точно отмечает тот период его деятельности, когда ему стали поручать дела, чуждые артиллерийской специальности (военный департамент, пех. батальон и т. д.), подготовка к которым оказалась настоятельно необходимою. Очевидно, историки впадают в грубую ошибку, утверждая, что «А. не был из числа людей, которые чтением расширяют свои познания» (П. К. Шильдер, Ист. Александра I, т. I, стр. 181). Сам А. отзывался об этом периоде своей службы (1792—1796 гг.) так: «В Гатчине служба была тяжелая, но приятная, потому что усердие всегда было замечено, а знание дела и исправности отличены». И признательный А. вполне искренне сказал однажды Цесаревичу: "У меня только и есть, что Бог да Вы!.. " Питая полную доверенность к А., Цесаревич в дни слухов об устранении его от престола оказал ему исключительное внимание, избрав только его свидетелем присяги, которую должен был принести Вел. Кн. Александр Павлович дабы этим актом подтвердить свое признание прав отца, как законного наследника престола. Н. К. Шильдер полагает, что случай этот как бы закрепил дружбу Вел. Кн. Александра Павл. с А., которую, по множеству соображений, нельзя назвать «необъяснимою». Вел. Князь, проходивший службу в собственных войсках Цесаревича одновременно (с 1794 г.) с А., несомненно обращался к нему, как к советнику и руководителю «класса военной науки», первоначально за различными указаниями, а затем, получив в командование б-н № 2, стал даже подчиненным А., как инспектора пехоты. Сохранились отрывочные указания («приказная» книга 1796 г.) на то, что Вел. Кн. не раз прибегал за помощью к А., чтобы привести свой б-н на уровень с б-ном Вел. Кн. Константина Павловича, неизменно получавшего благодарности от требовательного и сурового отца. В этом отношении А. оказывался действительно «необходимыми советником и оберегателем» Вел. Князя; таким он и остался и в тяжелые дни царствования имп. Павла, когда А. не раз избавлял наследника престола от отцовского гнева. 
.jpg)
.jpg)
18 июля 1783 г. А-вы издержали всё, до последнего гроша, и на другой день, голодные, снова явились за справкою в корпус. Отчаяние придало сыну столько храбрости, что он, совершенно неожиданно для отца, увидев ген. Мелиссино, подошел к нему и, рыдая, сказал: «Ваше прев-ство, примите меня в кадеты… нам придется умереть с голоду… мы ждать более не можем… вечно буду вам благодарен и буду за вас Богу молиться»… Рыдания мальчика остановили директора, который выслушал отца, тут же написал записку в канцелярию корпуса, о зачислении Алексея А-ва в кадеты. День 19 июля был для А. счастливым днем, несмотря на то, что с утра он ничего не ел и что отцу не на что было поставить в церкви свечку, почему «Бога благодарили земными поклонами». «Этот урок бедности и беспомощного состояния», по собственному признанию А., сильно на него подействовал, почему он впоследствии строго требовал, чтобы «резолюции» по просьбам исходили бы без задержки… В корпусе А. быстро выдвинулся в ряды лучших кадет и через 7 мес. был переведен «в верхние классы», а затем, в течение 1784 г. б. произведен: 9 февр. в капралы, 21 апр. в фурьеры и 27 сент. в сержанты. Благодаря тому, что в родительском доме А. получил прочные основы воспитания, он без всяких особых наставлений быстро стал образцовым кадетом, и ему уже в эти годы стали поручать обучение слабых по фронту и по наукам товарищей. Об этом периоде деятельности сержанта А. сохранилось несколько преданий, несомненно позднейшего происхождения. Указывают, напр., что А. «круто поворачивал подчиненных и тычков не щадил» и что в 15—16 лет он «выказывал над кадетами нестерпимое зверство». Если эти рассказы сопоставить с отзывом кадета 1790 гг. В. Ратча о своих воспитателях, которые «секли за всё и про всё, секли часто и больно, а за тычками никто не гонялся», то едва ли справедливо подобную суровость корпусного режима особенно ставить в вину А-ву. В авг. 1786 г. сержант А. был награжден «за отличие» серебряною вызолоченною медалью, которая носилась в петлице на цепочке, а 17 сент. 1787 г. — произведен в поручики армии, но с оставлением при корпусе репетитором и учителем арифметики и геометрии, а потом и артиллерии. Кроме того А. было поручено заведование корпусною библиотекою, которая по подбору специальных книг считалась одною из лучших. Библиотекарская деятельность, можно думать, развила в А. весьма определенно выразившуюся впоследствии любовь к книгам и зародила в нём мысль создать свою библиотеку. В первый год своей службы в корпусе А. оставался как бы в тени, — Мелиссино едва замечал его. В 1788 г., когда началась война со Швецией и по случаю её при корпусе формировалась новая артиллерия, Мелиссино не мог не обратить внимания на изумительную деятельность А., который, энергично обучая людей, буквально не сходил с поля, всецело отдаваясь строю, стрельбе и лабораторному искусству. К этому же времени относится и один из первых научно-литературных трудов А.: «Краткие арифметические записки в вопросах и ответах», составленные им для своей команды. В награду за такую деятельность А. в 1789 г. был переименован в подпоручики артиллерии, а вслед за тем назначен ком-ром гренад. команды, образованной в корпусе из лучших фронтовиков, В 1790 г. Мелиссино рекомендовал А. гр. Ник. Ил. Салтыкову, который пригласил его учителем к своему сыну (Сергею). Уроки пошли весьма успешно, и А., довольный успехами своего ученика, в день нового года подарил ему прекрасный своей работы атлас «Собрание чертежей артиллерийских орудиев по пропорции, ныне употребляемой, уменьшенные противу натуральных в 14-ю долю» (атлас этот ныне находится в библиотеке кн. Д. Львова). По ходатайству гр. Н. И. Салтыкова, исполнявшего в то время обязанности президента воен. коллегии, А. 24 июля 1791 г. назначен был старш. адъютантом к инспектору всей артиллерии ген. Мелиссино. Когда же цесаревич Павел Петрович, занятый организацией собственных войск, выразил желание иметь деятельного офицера-артиллериста, на которого можно было бы возложить все заботы по созданию артиллерии, то Мелиссино, не задумываясь и не спрашивая согласия, предложил Цесаревичу А-ва, зная, что последний своею ретивостью к службе и своими знаниями поддержит в полной мере этот выбор. 4 сентября 1792 г. А. явился в Гатчине Цесаревичу, который принял неизвестного ему капитана довольно сухо, но затем быстро пришел к убеждению, что А. дельный и знающий служака. Деятельность А. при Цесаревиче, заслужившая ему от современников и историков ряд нелестных отзывов, в роде «гатчинского капрала» и т. п., прежде всего выразилась в посредничестве с главн. артил. канцелярией, которое было необходимо, т. к. Цесаревич не имел формального права получать казенные отпуски на свои гатчинские войска. В собственных средствах постоянно чувствовался недостаток, и приходилось прибегать к различным комбинациям, чтобы получать необходимое этим войскам в долг, который, например, по одной артиллерийской части за 1785—1795 гг. возрос до 16 тыс. руб., или же устраивать отпуски необходимого через адмиралтейств-коллегию, которая обязана была исполнять приказания "Цесаревича, как своего президента и ген.-адмирала. А. вел это посредничество столь дипломатично и успешно, что Мелиссино скоро стал давать Гатчинской артиллерии и бомбардиров, и канониров, и понтоны, и орудия, и даже артиллерийские припасы непосредственно через свою канцелярию. Быстро освоившись с новыми порядками службы, А. на первом же ученье показал себя «старым» офицером и расположил к себе Цесаревича, который, 24 сент., т. е. всего через три недели, пожаловал А. «в артиллерии капитаны». Благодаря гр. Н. И. Салтыкову, военная коллегия, конечно, не встретила препятствий к формальному закреплению этого чина за А. 8 окт. 1792 г. А. в присутствии Его Выс. стрелял по редуту из мортиры и настолько удачно, что в тот же день состоялось назначение его командиром артиллерийской «Е. И. Выс. команды». Не касаясь подробностей дальнейшего прохождения службы А. в гатчинских войсках, нельзя не отметить, что рассказы о том, будто А. стал сразу чуть ли не первым среди приближенных Цесаревича, далеко не подтверждаются. Достаточно указать, что 11 дек. 1794 г., т. е. после 2½ лет службы, Цесаревич, недовольный присылкою А. казака по пустому делу, сделал ему строгое внушение за самовольство, подчеркнув: «окроме артиллерии ничто под командою вашею не состоит». Последнее убедительно доказывает, что возвышение А. началось, во всяком случае, не ранее 3-х лет службы его исключительно в артиллерии. Во время службы в артиллерии Цесаревича А. придал ей законченную организацию, а именно: 1) в 1793 г. арт. команда была разделена на три пеших и одно конное отделения, а «пятую часть» составили фурлейты, понтонеры и мастеровые, при чём во главе отделений (капральств) и «части» были поставлены ответственные начальники; 2) к началу 1796 г. б. составлена особая инструкция, в которой с удивительною ясностью изложены были права и обязанности каждого должностного лица и управление артиллерией; 3) А. составил план развертывания её в 4-ротный полк; 4) установил весьма практичный «учебный способ» действий при орудиях; 5) учредил «классы для преподавания военной науки», чем облегчил комплектование команды не только отчасти нижн. чинами, но и офицерами; 6) привил артиллерии подвижность, благодаря которой она на маневрах с участием всех родов войск успешно исполняла свое назначение, и вообще довел специальную подготовку артиллерии до такой высокой степени, что артиллеристы Цесаревича весьма успешно выполняли особые сложные маневры. Не меньшее внимание А. обратил и на устройство хозяйств. части, при чём определил «должности» чинов её точною инструкциею. Кроме того, заведуя «классами военной науки», А. принимал деятельное участие в составлении новых уставов строевой, гарнизонной и лагерной службы, впоследствии введенных во всей армии. Сохранились различные сказания о том, какими средствами достигал А. благоустройства вверенной ему команды, её строевой выучки и дисциплины, каким зверствам и неистовствам предавался «гатчинский капрал» в пылу ревностного исполнения служебных обязанностей: учил солдат по 12 час. кряду, вырывал у солдат усы, бил их нещадно, грубил офицерам и т. п. Принимая во внимание, что обо всём этом свидетельствуют такие «современники», как гр. Толь и Михайловский-Даниловский, которые могли передавать лишь слышанное от других, надлежит с особенным вниманием отнестись к документам. По «Книге приказаний при пароле с 5 июля по 15 ноября 1796 г.», хранящейся в Стрельнинской дворц. библиотеке, можно установить, что на все 135 сохранившихся записей на долю взысканий приходится всего 38 записей, из коих: 8 замечаний, 22 выговора, 3 вычета из жалованья, 2 ареста, 1 исключение во флот и 2 разжалования. За то же время под суд был отдан один (за побег), а случаев применения «прогнания сквозь строй» не было ни одного, т. к. в записях не встречается никакого указания на наряд для этого части войск. Сохранившиеся судные дела показывают, что Цесаревич зачастую отменял жестокие приговоры, постановленные по артикулам, конфирмуя «без наказания» (см. дело Павловской команды, № 22). Приказы же самого А. содержать, напр., ходатайство его о разжаловании фельдфебеля в рядовые за жестокое наказание им подчиненного. Видя неизменное усердие А., Цесаревич в конце первого же года службы пожаловал его в майоры артиллерии и постепенно расширял круг его деятельности, поручая ему: устройство хозяйственной части всех своих войск, пересмотр воен.-угол. законов (фельд-кригс-герихт); командование пех. б-ном № 4, носившим имя А.; исполнение распоряжений по устройству Гатчины, инспекцию артиллерии, а с 1796 г. и пехоты, и, наконец, всё высшее военное и административное управление. 28 июня 1796 г. при посредстве Мелиссино А. был произведен в подполковники артиллерии и около этого же времени ему поручается разработка деталей обмундирования, снаряжения и вооружения войск, при чём для этого из Пруссии выписываются особые образцы. Так в скромных пределах «Гатчинского» района А. познавал науку «правительствовать». Подготовка эта была не только практическою, но и теоретическою и некоторые историки напрасно полагают, что А. «ничему не учился, кроме русского языка и математики» (отзыв Мих.-Данил.) и что он «имел лишь ум нравиться тому, кому следует» (отзыв Д. Б. Мертвого). Учреждая впоследствии офицерские библиотеки, А. вполне определенно высказал свой взгляд на самообразование: «Чтение полезных книг в свободное время есть, без сомнения, одно из благороднейших и приятнейших упражнений каждого офицера — писал он. — Оно заменяет общество, образует ум и сердце и способствует офицеру приуготовлять себя наилучшим образом на пользу службы Монарху и отечеству». И «приуготовляя себя», он 30 лет собирал библиотеку, сохранившийся каталог которой (1824 г.) показывает, что А. свои книги «расклассировал» по следующим одиннадцати «предметам»: 1) духовные, 2) нравственные и о воспитании, 3) законы, положения и указы, 4) естественные науки, 5) хозяйство, 6) художества и архитектура, 7) история, география и путешествия, 8) математика, 9) военное искусство, 10) словесность и 11) периодические издания; число названий в этой библиотеке доходило до 2.300, а число томов превышало 11 тыс. Характерно, что год основания этой библиотеки (1795) совершенно точно отмечает тот период его деятельности, когда ему стали поручать дела, чуждые артиллерийской специальности (военный департамент, пех. батальон и т. д.), подготовка к которым оказалась настоятельно необходимою. Очевидно, историки впадают в грубую ошибку, утверждая, что «А. не был из числа людей, которые чтением расширяют свои познания» (П. К. Шильдер, Ист. Александра I, т. I, стр. 181). Сам А. отзывался об этом периоде своей службы (1792—1796 гг.) так: «В Гатчине служба была тяжелая, но приятная, потому что усердие всегда было замечено, а знание дела и исправности отличены». И признательный А. вполне искренне сказал однажды Цесаревичу: "У меня только и есть, что Бог да Вы!.. " Питая полную доверенность к А., Цесаревич в дни слухов об устранении его от престола оказал ему исключительное внимание, избрав только его свидетелем присяги, которую должен был принести Вел. Кн. Александр Павлович дабы этим актом подтвердить свое признание прав отца, как законного наследника престола. Н. К. Шильдер полагает, что случай этот как бы закрепил дружбу Вел. Кн. Александра Павл. с А., которую, по множеству соображений, нельзя назвать «необъяснимою». Вел. Князь, проходивший службу в собственных войсках Цесаревича одновременно (с 1794 г.) с А., несомненно обращался к нему, как к советнику и руководителю «класса военной науки», первоначально за различными указаниями, а затем, получив в командование б-н № 2, стал даже подчиненным А., как инспектора пехоты. Сохранились отрывочные указания («приказная» книга 1796 г.) на то, что Вел. Кн. не раз прибегал за помощью к А., чтобы привести свой б-н на уровень с б-ном Вел. Кн. Константина Павловича, неизменно получавшего благодарности от требовательного и сурового отца. В этом отношении А. оказывался действительно «необходимыми советником и оберегателем» Вел. Князя; таким он и остался и в тяжелые дни царствования имп. Павла, когда А. не раз избавлял наследника престола от отцовского гнева. .jpg)
.jpg)
.jpg)