Бурный поток (Мамин-Сибиряк)/Часть 3/VIII/ДО
Поведеніе Инны и Юленьки обратило на себя общее вниманіе. Какъ бываетъ въ такихъ обстоятельствахъ, всего ближе къ сердцу приняли это "семейное несчастіе" именно тѣ люди, которымъ, кажется, всего меньше было дѣла до этихъ двухъ семей. Особенно досталось Мостовымъ, фамилія которыхъ еще разъ начала циркулировать въ средѣ петроградскихъ знакомыхъ съ необыкновенною быстротой. Густомѣсовы, Берестовскіе, Даниловы, квасовскіе "короли въ изгнаніи", — всѣ поднялись на ноги. Эти "расхоложенные" и изувѣченные столичною жизнью люди сочли своимъ долгомъ возстать за попранную нравственность и, конечно, пожалѣть Калерію Ипполитовну: "Бѣдная Калерія Ипполитовна… это такая рѣдкая мать, это, можно сказать, страдалица, и вдругъ единственная дочь… какъ это вамъ понравится?" Нашлись охотницы, которыя непремѣнно желали на мѣстѣ провѣрить невѣроятное событіе, но это похвальное усердіе кончилось ничѣмъ: ни maman Анна Григорьевна ни Калерія Ипполитовна не принимали подъ предлогомъ болѣзни.
— Да, чортъ возьми… изволь послѣ этого воспитывать дочерей, — говорили благочестивые отцы семействъ, пожимая плечами. — Это чортъ знаетъ, что такое!
Калерія Ипполитовна сдѣлалась больна не на шутку и пролежала въ постели цѣлую недѣлю, причемъ допускала къ себѣ только одну Зинаиду Тихоновну, незамѣтно сдѣлавшуюся ея наперсницей и повѣренной всякихъ тайнъ. Всего сильнѣе боялись, чтобы печальное извѣстіе не убило maman Анну Григорьевну; Доганскій самъ вызвался подготовить ее и послѣ необходимой въ такихъ случахъ околесной въ самыхъ осторожныхъ дипломатическихъ выраженіяхъ передалъ суть дѣла. Старушка не плакала и не упала въ обморокъ, а только сухо засмѣялась.
— Вотъ чего я ужъ никакъ не ожидала отъ Julie… да, никакъ не ожидала! — нѣсколько разъ повторила она, дѣлая ручкой энергичный жестъ. — Конечно, Теплоуховъ страшно богатъ, но вѣдь Julie дѣвушка… Я еще понимаю, если замужняя женщина, имѣющая опредѣленное общественное положеніе, позволитъ себѣ, но дѣвушка и съ такимъ твердымъ закаломъ характера… Это, наконецъ, смѣшно…
Странный смѣхъ Анны Григорьевны навелъ даже Доганскаго на сомнѣніе:
"Ужъ не тронулась ли старушенція?" — нѣсколько разъ подумалъ онъ, наблюдая Анну Григорьевну.
— Бракъ для дѣвушки все, потому что только онъ даетъ дѣвушкѣ истинную свободу, — философствовала Анна Григорьевна. — Поэтому свѣтъ все извиняетъ замужней женщинѣ. Это — законъ природы. Ахъ, да… дорого я дала бы за то, чтобы посмотрѣть, какъ теперь встрѣтится Julie съ Сусанной?
Анна Григорьевна разсыпалась своимъ мелкимъ ядовитымъ смѣшкомъ, оторый покоробилъ даже Доганскаго.
— Женщины настолько бываютъ благоразумны въ такихъ случаяхъ, что умѣютъ обходить подобныя встрѣчи, — проговорилъ онъ.
— Да, пожалуй… А твое положеніе, милый мой (Анна Григорьевна говорила Доганскому "ты") — не изъ красивыхъ, по крайней мѣрѣ, я не желала бы быть на твоемъ мѣсгѣ. Хи-хи… Ты бываешь, конечно, у Julie?
— Да… иногда.
— Какъ же она тебя встрѣчаетъ?
— Какъ всегда, она меня ненавидитъ.
— А Сусанна?
— Послушайте, Анпа Григорьевна, я привыкъ уважать васъ, какъ умную женщину, и могу только удивляться, что вамъ доставляетъ удовольствіе мучить меня, именно мучить — булавочными уколами.
— Ага… я тоже уважаю тебя, Юрій, какъ умнаго человѣка. Однако ты долженъ сказать мнѣ, правда ли, что мой великій человѣкъ вплотную ухаживаетъ за твоею Сусанной?
Великимъ человѣкомъ Анна Григорьевна называла Романа.
— Да, правда, — грубо отвѣтилъ Доганскій.
— Да ты, милый мой, напрасно сердишься на меня… У васъ такія дѣла дѣлаются нынче, что я рѣшительно отказываюсь понимать и сознаю только одно, что мнѣ пора умирать. Кажется, ждать больше нечего…
У Доганскаго всегда было много всякой работы на рукахъ, но теперь у него голоса шла кругомъ: съѣздъ соревнователей кончился скандаломъ, т.-е. отпаденіемъ Нилушки; Теплоуховъ прекратилъ свои визиты къ Сусаннѣ, хотя Доганскій продолжалъ оставаться его повѣреннымъ; наконецъ, Сусанна дѣлала цѣлый рядъ глупостей изъ-за мальчишки Зоста. Положеніе Доганскаго въ обществѣ замѣтно пошатнулось, хотя онъ еще и самъ боялся въ этомъ сознаться. Юленька откровенно объяснила ему, что постарается свести съ нимъ старые счеты. А тутъ еще Богомоловъ, который забралъ большую силу и задался цѣлью непремѣнно оттереть Доганскаго. Словомъ, тучи надвигались разомъ со всѣхъ сторонъ, но Доганскій боялся не ихъ, а того, что у него тамъ, внутри, являлись тяжелая пустота и апатія, не было энергіи, не было прежней самоувѣренности.
Виновница всѣхъ этихъ передрягъ и волненій преспокойнѣйшимъ образомъ устроилась на Литейной, гдѣ у ней была великолѣпная квартира въ десять комнатъ. Какъ въ обстановкѣ всей квартиры, такъ и въ составѣ новыхъ знакомыхъ отлично сказалось все то, чѣмъ была Юленька. Начать съ того, что Юленька совсѣмъ не желала создавать себѣ никакой обстановки и относилась равнодушно ко всевозможнымъ затѣямъ подобнаго рода. Больше всего Юленька была занята своею конюшней и нарядами. Послѣднее удивило всѣхъ знакомыхъ, но, какъ оказалось, Юленька любила и умѣла рядиться. Держала себя она спокойно, какъ всегда, съ легкимъ оттѣнкомъ сарказма, съ которымъ относилась одинаково ко всѣмъ, не исключая и себя.
Теплоуховъ живмя жилъ въ ея квартирѣ, хотя не измѣнилъ ни на волосъ своей манерѣ держаться молчкомъ въ сторонкѣ, точно какой приживальщикъ изъ дальнихъ родственниковъ. Изъ прежнихъ знакомыхъ у Юленьки чаще другихъ бывали onсle и Доганскій, или "старички", какъ ихъ называла хозяйка.
Теплоуховъ былъ доволенъ и, кажется, счастливъ, потому что спокойствіе его души рѣшительно ничѣмъ не было нарушено: Julie всегда была такая ровная и невозмутимая, такъ что Теплоуховъ могъ разсчитывать на самое прочное и безоблачное счастье, какое только можетъ дать женщина. Конечно, у Julie были и свои слабости, которыя Теплоуховъ старался предупредить съ изысканною вѣжливостью. На ея четвергахъ стали появляться сомнительныя знаменитости дня. Но въ глазахъ Julie было достаточно уже и такой извѣстности, потому что она сама больше всего жаждала быть именно замѣченной во что бы то ни стало: пусть говорятъ о ней самой, о ея конюшнѣ, о нарядахъ, о четвергахъ, — все равно, только бы выдѣлиться изъ остальной безличной массы.
Onde за послѣднее время сильно постарѣлъ и осунулся, хотя старался держаться бодро и попрежнему закидывалъ свою голову назадъ. Черезъ него Julie получала извѣстія о своихъ, т.-е. о матери и о бабушкѣ, хотя отъ oncl'я въ такихъ случаяхъ трудно было добиться толку.
— Видѣлъ maman? — спрашивала нѣсколько разъ Julie.
— Видѣлъ, — отвѣчалъ oncle.
— Ну, что же она?
— Ничего… все съ нервами своими возится.
— Нервы… Удивительныя женщины! У нихъ на всякій случай въ жизни найдется соотвѣтствующій нервъ. Ну, а у Сусанны давно ли ты былъ?
— Кажется, третьяго дня… нѣтъ, вчера.
— И сегодня, вѣроятно, туда же потащишься?
— И не знаю… право… Какіе ты странные вопросы задаешь!
— Очень просто; я завидую и ревную Сусанну. Ахъ, если бы я была такъ же красива, какъ она! Это несправедливо, что однѣмъ женщинамъ природа даетъ все, а другихъ выпускаетъ какими-то сиротами. Какіе глаза у Сусанны: такъ въ душу и смотрятъ. А когда она разсердится, раздуетъ ноздри, глаза сдѣлаются темные и даже засвѣтятся, какъ у кошки. Вотъ это женщина! Знаешь что? Мать должна быть мнѣ благодарна, потому что черезъ меня Сусанна потеряла все, слѣдовательно наше фамильное оскорбленіе отомщено.
— Калерія и сама говорила это же.
— Ну, вотъ и отлично. Значитъ, у насъ съ ней есть еще надежда когда-нибудь опять сойтись. Я, по крайней мѣрѣ, думаю такъ. Я вѣдь не сержусь на maman, что Юрій Петровичъ считаетъ меня своею дочерью; пусть, для него же хуже. Ну да это все вздоръ, ты разскажи лучше, что обо мнѣ говорятъ въ городѣ.
— Когда ты была въ театрѣ, всѣмъ бросилось въ глаза твое новое колье изъ сапфировъ. Даже Андрей Евгеньичъ спрашивалъ меня, съ кѣмъ я сидѣлъ въ ложѣ. Баронъ Шебекъ желалъ съ тобой познакомиться!
— И только?
— Чего же еще тебѣ? Тебя замѣтили, о тебѣ говорятъ… кажется, достаточно. Брикабракъ твои костюмы расписываетъ въ "Искоркахъ".
— Да, но вѣдь онъ гораздо больше пишетъ о послѣдней актрисѣ. Вотъ счастливыя женщины, которыя могутъ быть постоянно на глазахъ у публики и заставлять говорить о величинѣ своихъ ногъ, какъ о важномъ европейскомъ событіи.
Oncle всегда съ удивленіемъ слушалъ Julie и дѣлалъ какое-то глупое птичье лицо, какъ глухонѣмой. Это всегда сердило Julie, но oncle былъ рѣшительно безнадеженъ и только моргалъ глазами.
— Ну, довольно, теперь отправляйтесь дежурить къ Сусаннѣ, — выпроваживала его Julie, когда онъ ей надоѣдалъ. — Всѣ мужчины любятъ помогать другъ другу нести тяжелое бремя семейнаго счастья… а Юрій Петровичъ, кажется, особенно нуждается въ вашемъ дружескомъ участіи!
Съ Теплоуховымъ Julie держалась совершенно по-своему, ни въ чемъ не повторяя другихъ женщинъ. Этого богача, изучившаго женщинъ всевозможныхъ національностей, трудно было удивить чѣмъ-нибудь новымъ, еще неиспытаннымъ имъ, но ни въ комъ Теплоуховъ не находилъ еще такого нетронутаго запаса силъ, какъ въ Julie, начиная съ того, что Julie совсѣмъ не знала, что такое скука, и была такъ же заразительно весела съ глазу на глазъ съ нимъ, Теплоуховымъ, какъ въ самой веселой компаніи.
Изъ удовольствій Julie всему предпочитала циркъ. Обыкновенно Julie отправлялась туда съ Теплоуховымъ и съ oncl'емъ, но Теплоуховъ долженъ былъ брать себѣ кресло, потому что Julie никогда не позволяла ему сидѣть въ ея ложѣ, какъ и въ театрѣ. Онъ иногда появлялся только въ антрактахъ, но и это всегда бѣсило Julie. Разъ, когда Julie сидѣла такимъ образомъ въ циркѣ, она увидала Сусанну, которая сидѣла вмѣстѣ съ Романомъ и Чарльзомъ Зостомъ и, какъ кажется, чувствовала себя очень весело.
— Сейчасъ же ѣдемъ домой, — проговорила Julie, вспыхнувъ до ушей.
Oncle только пожалъ плечами и покорно побрелъ за капризничавшею внучкой: ему столько приходилось всегда выносить отъ женщинъ, что добрый старикъ давно пересталъ удивляться.
Вернувшись домой, Julie разыграла довольно горячую сцену, причемъ досталось и oncl'ю и Теплоухову, такъ что бѣдные старики не знали, куда имъ дѣваться. Это была первая вспышка у этого импровизованнаго семейнаго очага.
— Я отъ васъ требую, m-r Теплоуховъ, чтобы вы завтра же уволили Доганскаго отъ занимаемой имъ должности, — энергично требовала Julie и даже топнула ногой. — Понимаете!?
— Да… конечно, понимаю… — лепеталъ га-r Теплоуховъ, сильно взволнованный неожиданно разыгравшеюся сценой. —Только нельзя же это вдругъ… Доганскій ведетъ всѣ дѣла… у него все на рукахъ…
— А если я этого хочу? — заявляла Julie.
— Но ты подумай, къ чему все это поведетъ.
— Я ничего не хочу думать, я требую…
— Julie, это только капризъ съ твоей стороны… а Доганскій мнѣ нуженъ.
— Капризъ? Отлично… Такъ и будемъ знать. Когда отъ васъ Сусанна требовала удаленія Симона Денисыча съ заводовъ, вы его вышвырнули на улицу, а для меня не можете пожертвовать Доганскимъ.
Разыгралась настоящая буря, закончившаяся тѣмъ, что Julie заперлась у себя въ спальнѣ. Теплоуховъ былъ совсѣмъ разстроенъ, такъ что oncle долженъ былъ проводить его до самаго дома. Но на утро Julie одумалась и, когда oucle явился къ ней въ качествѣ парламентера, она объявила ему:
— Передайте m-r Теплоухову, что у меня вчера голова болѣла, и я больше ничего не требую отъ него.
Среди вереницы новыхъ знакомыхъ самыми близкими къ Julie была чета Мансуровыхъ. Илья Ильичъ являлся всегда вмѣстѣ съ Инной и сдѣлался въ квартирѣ Julie своимъ человѣкомъ. Ех-заводчикъ совсѣмъ подчинялся своей юной сожительницѣ и покорно слѣдовалъ за ней всюду, какъ тѣнь. Когда никого не было постороннихъ, Теплоуховъ, Мансуровъ, Инна и Julie играли въ винтъ и чувствовали себя необыкновенно хорошо.