[455]Sum. Theol., p. I, qu. LXXVIII—LXXXIX; р. II, 1-ае, qu. VI—XXVIII; LXXXIV[1].
Ѳома принимаетъ тройственную душу: вегетативную, сенситивную и интеллективную, и пять родовъ (genera) душевныхъ силъ: вегетативную, сенситивную, интеллективную, мѣстоперемѣнную (motivae secundum locum: Данте въ своемъ Convivio относитъ эту послѣднюю къ сенситивной) и аппетитивную.
Вегетативныя силы суть питающія (nutritiva), умножающія (aumentativa) и рождающія (generativa).
Сенситивныя силы, общія у насъ съ совершеннѣйшими животными, суть, помимо пяти извѣстныхъ внѣшнихъ чувствъ, четыре внутреннія чувства: чувство общественности (sensus communis), сила воображенія (phantasia или imaginatio), сила оцѣночная (aestimativa) и память (memoria). Изъ этихъ четырехъ силъ двѣ предназначены воспринимать ощущенія (species, intentiones), и двѣ — для того, чтобы хранить ихъ, и, какъ двѣ первыя изъ этихъ функцій дѣйствуютъ въ отношеніи чувственныхъ ощущеній пріятнаго или непріятнаго, такъ точно двѣ послѣднія дѣйствуютъ въ отношеніи болѣе духовныхъ ощущеній чего-либо полезнаго и вреднаго; такъ, напримѣръ, овца бѣжитъ отъ волка, или птица собираетъ солому для гнѣзда. Эти двѣ силы, которыя у человѣка ближе всего стоятъ къ интеллекту и дѣйствуютъ болѣе по сравненію (per quandam collationem), чѣмъ по безсознательному, инстинктивному чувству, какъ у животныхъ, называются у человѣка мыслительной силой (cogitativa или ratio particularis) и способностью воспоминанія (remeniscentia).
Интеллективныя силы суть: возможный или пассивный разумъ (intellectus possibilis или passibilis) и дѣятельный разумъ (intellectus agens). Первый — способность познавать всѣ вещи, почему и называется еще ratio universalis; напротивъ, дѣятельный разумъ — та сила, при помощи которой мы въ состояніи отвлекать отъ матеріальныхъ вещей ихъ нематеріальную форму.
По Аристотелю, первымъ разумомъ называется также та сила, помощью которой душа можетъ стать всѣмъ (quo est omnia fieri); вторымъ — сила, помощью которой она можетъ дѣлать все (quo est omnia facere); ибо чрезъ
[456]нее сказанныя нематеріальныя формы прежде всего переводятся отъ возможности къ дѣйствительности (de potentia in actum), такъ какъ сами по себѣ онѣ не существують.
Есть еще двѣ силы, относимыя обыкновенно къ этой же сферѣ. Но Ѳома, признавая ихъ существованіе, не хочетъ признать ихъ за особенныя силы; это — интеллективная память (memoria intellectiva), или способность сохранять духовныя представленія (species intelligibiles), и разсудокъ (ratio), который отличается отъ интеллекта (разума) тѣмъ, что онъ познаетъ вещи не непосредственно, но послѣ умозаключеній. Какъ кажется, по его мнѣнію, первая относится къ пассивному, второй — къ дѣятельному разуму.
Эти два послѣдніе рода силъ, сенситивная и интеллективная, иногда взятыя вмѣстѣ, называются постигающею силою (apprehensiva); ибо они суть какъ бы всасыватели внѣшняго міра.
Аппетитивныя силы суть, напротивъ, тѣ силы, помощью которыхъ душа стремится къ внѣшнему міру. Онѣ суть способность чувственнаго желанія (арpetitus sensibilis) и способность духовнаго желанія (appetitus intellectivus). Первыя называются еще чувственностью (sensualitas), послѣднія — волею (voluntas).
Конечно, всѣ эти формы имѣютъ въ себѣ извѣстную наклонность пріобрѣтать имъ свойственную сущность, точно такъ, какъ огонь, по натурѣ своей, подымается вверхъ: эта наклонность называется appetitus naturalis. Но сверхъ того высшія формы, имѣющія способность ощущенія, имѣютъ еще высшее стремленіе къ ощущаемымъ вещамъ, и эта наклонность, образующая желательную силу души, раздѣляется, естественно, согласно съ ея чувственными, или духовными ощущеніями, на чувственную и духовную желательную способность, изъ которыхъ первая свойственна и животнымъ.
Но точно такъ, какъ разсудокъ не есть какая-либо отдѣльная отъ интеллекта сила, такъ точно и свобода воли (liberum arbitrum) не есть способность, отдѣленная отъ воли. Тѣ и другія относятся другъ къ другу совершенно одинаковымъ образомъ; ибо, какъ интеллектъ познаетъ непосредственно вещи, a разсудокъ черезъ умозаключеніе, точно такъ воля въ собственномъ смыслѣ стремится непосредственно къ цѣли, свобода же выбора избираетъ то, что ведетъ къ цѣли (еа quae sunt ad finem).
Эти двѣ высшія и благороднѣйшія силы души, разумъ и воля, имѣютъ еще между собою то общее, что обѣимъ имъ врождено основаніе ихъ дѣятельности, a именно разуму — извѣстные первичные принципы, отъ которыхъ онъ начинаетъ свои умозаключенія и которые онъ познаетъ непосредственно; волѣ — желаніе блаженства, котораго она неизбѣжно должна желать, хотя здѣсь и нѣтъ никакого принужденія, такъ какъ принужденіе и воля противорѣчатъ одно другому, ибо принужденіемъ называется, когда заставляютъ дѣлать то, чего не желаютъ дѣлать.
Мѣсто перемѣнныя силы не разсматриваются въ подробностяхъ; coстоятъ же онѣ въ способности души по произволу подвигать тѣло.
Для лучшаго обзора служитъ слѣдующая таблица:
[457]Potentiae.
| Vegetativae.
|
Sensitivae.
|
Intellectivae.
|
Appetitivae.
|
Motivae in locum.
|
| nutritiva, augmentativa, generativa
|
sensus exteriores
|
sensus exteriores
|
intellectus possibilis
|
intellectus agens
|
sensualitas voluntas
|
|
| visus, gustus, tactas, adoratus, anditus.
|
sensus communis, phautasia; cogitativa, reminiscentia.
|
Теперь, прежде чѣмъ мы перейдемъ отъ этого общаго обзора душевныхъ силъ къ спеціальному разсмотрѣнію ихъ дѣятельности, должно еще замѣтить двѣ вещи.
1. При отвѣтѣ на вопросъ, которая изъ двухъ высшихъ душевныхъ силъ, разумъ или воля, приводитъ въ движеніе другую и, такимъ образомъ, заключаетъ въ себѣ высшее направленіе всего человѣческаго существа,— должно различать два рода движенія: движеніе по роду цѣли (per modus finis) и движеніе по роду дѣятельнаго принципа (per modus agentis), Въ первомъ случаѣ двигателемъ бываетъ разумъ, потому что признанное за благо есть цѣль желанія, въ послѣднемъ — воля, потому что она побуждаетъ всѣ силы души къ выполненію ихъ назначенія, a также побуждаетъ и разумъ къ узнанію истины.
2. Между силами души нѣкоторыя случайности (акциденціи) относятся собственно къ душѣ, нѣкоторыя же — къ душѣ, соединенной съ тѣломъ. Первыя остаются при душѣ и послѣ ея отдѣленія отъ тѣла, вторыя остаются не дѣйствительно (in actu), но въ зародышѣ (in viгtute). Тѣ — разумъ и воля, равно и интеллективная память, причисляемая къ первому; эти же — всѣ остальныя, a именно: чувственность, вмѣстѣ съ сенситивными и вегетативными силами.
Относительно дѣятельности душевныхъ силъ должно задать себѣ прежде всего вопросъ, какимъ образомъ посредствомъ воспринимательной способности душа достигаетъ познанія вещей:
а) матеріальныхъ?
Какъ могутъ матеріальные предметы обнаруживать какое-либо дѣйствіе на нематеріальную душу? Это разъясняется такимъ образомъ. Сенситивныя силы принадлежали, какъ выше сказано, не одной только душѣ, но состоящему изъ души и тѣла человѣческому существу. На нихъ-то и могутъ оказывать дѣйствіе матеріальные внѣшніе предметы. Чрезъ это дѣйствіе въ сенситивной душѣ возникаютъ извѣстные образы (phantasmata) предметовъ; ихъ называютъ тоже species sensibiles или intentiones, и, только обращаясь къ этимъ образамъ и дѣлая отвлеченія отъ нихъ, разумъ можетъ познавать внѣшніе предметы,— Эти отвлеченія называются species intelligibiles. Въ нихъ заключаются общія понятія (universalia). Разумъ понимаетъ ихъ непосредственно (аігееіе),отдѣльные же предметы — только посредственно (per reflectionem), какъ называется обращеніе разума къ species sensibiles.
[458]
Но какъ же познаетъ духъ человѣческій
b) самого себя?
Можетъ быть познаваемо лишь то, что дѣйствительно существуетъ (actu). Оттого-то Боясество, которое есть чистая дѣйствительность (actus purus), и познаетъ себя самого черезъ свое бытіе; его разумъ и есть не что иное, какъ познаніе самого себя (ipsum est snum intehigere). Въ немъ познавать себя и познавать, что оно познаетъ,— одно и то же. Разумъ ангеловъ принадлежитъ также къ умственному въ дѣйствительности; онъ есть de genere intelligibili um in actu, но, тѣмъ не менѣе, онъ не есть чистая дѣйствительность. Оттого, хотя онъ и познаетъ свое бытіе и свое познаваніе одновременно (uno actu), но все же то и другое не есть къ немъ одно и то же. Человѣческій разумъ, напротивъ, принадлежитъ между умственными предметами только къ возможнымъ; онъ есть de genere intelligibilium in potentia. Онъ называется поэтому intellectus possibilis. Онъ можетъ быть познаваемъ лишь тогда, когда intellectus agens познаетъ внѣшніе предметы; тогда разумъ примѣчаетъ свою собственную дѣятельность и отвлекаетъ для себя оттуда идею о самомъ себѣ.
Что же касается, наконецъ,
c) нематеріальныхъ предметовъ, какъ, напримѣръ, Божества, ангеловъ, которыхъ необходимо отличать отъ вышеприведенныхъ нематеріальныхъ формъ матеріальныхъ предметовъ, или, такъ называемой сущности вещей (quidditas rerum), то человѣкъ въ настоящей жизни никоимъ образомъ не можетъ познавать ихъ совершенно.
Не то бываетъ съ познаваніемъ отдѣленной отъ тѣла души. Она не познаетъ уже больше чрезъ посредство упомянутой phantasmata, ho чрезъ представленія, притекающія къ ней изъ божественнаго существа (per species quas recipit ex influentia divini luminis). Поэтому она познаетъ сперва то, что можетъ быть познаваемо само по себѣ (intelligibile simpliciter), и преимущественно себя самоё и себѣ подобныя, или ниже ея стоящія отдѣльныя субстанціи (substantiae separatao). О высшихъ душахъ она имѣетъ лишь несовершенное познаваніе.
Отдѣльныхъ матеріальныхъ предметовъ, которые, согласно вышесказанному, могутъ быть познаваемы только посредственно лишь чрезъ phantasmata, она не познаетъ всѣхъ, подобно ангеламъ, но познаетъ только нѣкоторые изъ нихъ, насколько предварительныя знанія, или особыя къ тому обстоятельства, или божественный промырелъ помогаютъ ей въ томъ.
Но что пріобрѣтенныя уже ранѣе свѣдѣнія продолжаютъ тоже оставаться въ душѣ, отдѣленной отъ тѣла,— видно изъ того, что species intelligibiles какъ выше сказано, сохраняются въ страдательномъ разумѣ, къ которому причисляется memoria intellectiva.
Какъ выражается дѣятельность аппетитивныхъ силъ, подвигающихъ душу къ внѣшнему міру? — Эти дѣйствія (Actus) раздѣляются, во-первыхъ, на произвольныя и непроизвольныя. Дѣйствія какого-либо предмета могутъ происходить отъ внѣшняго или внутренняго принципа. Когда, напримѣръ, падаетъ камень, то это происходитъ отъ внутренняго принципа, но когда онъ поднимается — отъ внѣшняго. Но и дѣйствія перваго рода называются только тогда произвольными, когда нѣчто, находящееся въ движеніи, имѣетъ знаніе своей цѣли (cognitionem finis). Вполнѣ произвольное движеніе — именно такое, когда дѣйствующій имѣетъ не только извѣстное знаніе цѣли, но также и того, что преднамѣрено (rationis finis) съ этой.цѣлью, и знаніе средствъ къ достиженію цѣли (ejus quod ordinatur ad finem). Первымъ
[459]обладаютъ и животныя чрезъ чувство общественности и оцѣночную силу; послѣднимъ — лишь существа разумныя.
И между дѣйствіями человѣческой желательной способности должно различать произвольныя, зависящія отъ воли, и непроизвольныя, зависящія только отъ чувственности или страстей.
При болѣе подробномъ разсмотрѣніи высшей желательной способности, изъ которой исходятъ произвольныя дѣйствія, какъ уже было выше сказано, обнаруживается, что воля человѣческая направлена на цѣль (finis) и на то, что преднамѣрено съ цѣлію и ведетъ къ достиженію ея (quao sunt ad finem).
Въ первомъ отношеніи воля направляется исключительно къ добру, такъ какъ добро вообще (bonum in commune) — ея цѣль и достиженіе цѣли — блаженство (beatitudo). Отъ этой цѣли самой по себѣ воля не можетъ никогда удалиться; направленіе къ ней есть въ извѣстной степени ея appetitile naturalis. Она можетъ желать только того, что хорошо, или того, что она считаетъ хорошимъ.
Въ другомъ отношеніи воля приводится въ движеніе частью разсудкомъ, который представляетъ ей извѣстные предметы, какъ соотвѣтствующіе цѣли, частью — чувственностью, именно слѣдующимъ образомъ. Чувственные органы бываютъ перестроены нѣкоторыми страстями. Этому измѣненному ихъ состоянію соотвѣтствуютъ извѣстныя внѣшнія впечатлѣнія, какъ напримѣръ, различно расположенному чувству вкуса кажутся вкусными различныя яства. Но такъ какъ соотвѣтствующее въ нѣкоторомъ смыслѣ всегда хорошо, то человѣку и представляется то, что соотвѣтствуетъ настроенію его органа чувствъ, также хорошимъ и онъ направляетъ къ нему свою волю. Наконецъ, можно также сказать, что воля сама движется, и именно: высшая воля — по направленію къ цѣли, низшая же — къ средствамъ для достиженія цѣли.
Но что есть движущій принципъ высшей воли? — не сама воля,— потому что все, что еще только возможно (in potentia), должно чрезъ что-нибудь дѣйствительное быть введено въ дѣйствительность, въ чемъ именно заключается всякое движеніе. Не разумъ,— потому что разумъ самъ приводится въ движеніе волей изслѣдовать истину: мы бы попали здѣсь, такимъ образомъ, въ заколдованный кругъ. Не вліяніе звѣздъ,— потому что звѣзды, какъ нѣчто матеріальное, могутъ по большей мѣрѣ вліять на чувственность и такимъ образомъ на низшую волю,— но одинъ лишь Богъ, частью актомъ Своего творчества, частью тѣмъ, что Богъ, какъ добро вообще, и есть цѣль высшей воли.
Въ обоихъ случаяхъ волѣ приписываютъ еще два особыхъ акта, именно: намѣреніе (intentio) и наслажденіе (fruitio). Первое есть направленіе воли къ извѣстному предмету, который, тѣмъ не менѣе, одинаково можетъ быть высочайшей, отдаленной, какъ и ближайшей цѣлью воли. Наслажденіе есть радость вслѣдствіе достигнутой цѣли и ее можно имѣть чрезъ высшую, какъ и чрезъ любую ближайшую, второстепенную цѣль. хотя бы настоящее и полное наслажденіе получалось только черезъ достиженіе высшей цѣли.
Но собственно актъ воли по отношенію къ тому, что служитъ цѣлью, называется, electio: выборомъ. Здѣсь довольно своеобразно выражается разница между чувственной и умственной способностью желать. Первая всегда направлена на особый предметъ (ad particulare), послѣдняя — на добро вообще, поэтому она не ограничена въ выборѣ между различнымъ добромъ. — Этотъ выборъ проходитъ въ извѣстной мѣрѣ три послѣдовательныхъ ступени во-первыхъ,—
[460]совѣтъ (consilium), или изслѣдованіе интеллективомъ того, что должно дѣлать; во-вторыхъ,— согласіе (consensus), или направленіе желательной способности къ предмету (applicatio appetitivae, virtus ad rem) и, въ-третьихъ,— usus, примѣненіе духовныхъ и тѣлесныхъ силъ для достиженія цѣли.
Акты воли, относящіеся къ тому, что служитъ цѣлью, и суть тѣ, которые могутъ быть названы хорошими или дурными, отъ которыхъ зависитъ заслуга или виновность, смотря по тому, насколько они именно совершаются соотвѣтственно велѣніямъ разума, или нѣтъ.
Невольные акты желательной способности называются страстями, потому что при нихъ человѣкъ является не дѣйствующимъ (activus), но страдательнымъ (passivus). Онѣ гнѣздятся въ чувственной желательной способности и сами по себѣ онѣ не хороши и не дурны.
Страсти раздѣляются, въ сущности, на желательныя (concupiscibiles) и гнѣвливыя (irascibiles). Предметъ первыхъ — добро и зло само по себѣ (bonum vel malum simpliciter), при чемъ желаютъ одного и не желаютъ другого; предметъ вторыхъ — добро и зло, поскольку въ достиженіи одного и избѣжаніи другого встрѣчается препятствій. Къ понятію о нихъ принадлежитъ поэтому идея о трудности (ardui).
Страсти желанія раздѣляются въ зависмости оттого, относятся ли онѣ къ добру или злу. Но въ обоихъ этихъ главныхъ направленіяхъ страсть имѣетъ три главныхъ момента. во-первыхъ, добро (или кажущееся добро) рождаетъ въ желательной способности извѣстную склонность, или естественную связь (inclinationem seu connaturalitatem) по отношенію къ себѣ, зло — наоборотъ — отвращеніе. Первая называется любовью, вторая — ненавистью. Если же эта склонность или отвращеніе переходятъ въ движеніе души къ недостигнутому еще добру, или прочь отъ зла, еще не испытаннаго, то это состояніе души называется желаніемъ, или, соотвѣтственно, отвращеніемъ (desiderium vel abominatio). Когда же добро достигнуто и зло испытано, то наступаетъ наслажденіе, или радость (delectatio seu gaudium) и, соотвѣтственно, горесть или печаль (dolor seu tristitia).
Гнѣвливыя страсти, наоборотъ, дѣлятся смотря по тому, позволяетъ ли душа запугать себя препятствіями, или нѣтъ. По отношенію къ ненаступившему еще добру или злу есть четыре рода такихъ страстей, a именно: надежда, когда надѣются достигнуть добра, не взирая на препятствіе, и отчаяніе — въ противоположномъ случаѣ; отважность, когда надѣются отстранить зло, и страхъ — въ противоположномъ случаѣ. Наконецъ, есть еще по отношенію къ устраненію уже наступившаго зла страсть гнѣва, но она не имѣетъ себѣ противоположнаго по отношенію къ добру, такъ какъ при наступившемъ однажды добрѣ больше не можетъ быть рѣчи о борьбѣ.
Прилагаемая таблица наглядно представляетъ читателю подраздѣленіе страстей:
| Страсти желанія
|
Гнѣвливыя страсти
|
| по отношенію къ добру
|
по отношенію къ злу
|
по отношенію къ наступившему злу
|
по отношенію къ устраненному злу
|
по отношенію къ добру, еще не достигнутому
|
| любовь, желаніе, радость.
|
ненависть, отвращеніе, горесть.
|
гнѣвъ.
|
отважность, страхъ.
|
надежда, отчаяніе.
|
[461]
Кромѣ того, самъ Ѳомa признаетъ, что любовь есть первая изъ страстей желанія, потому что она есть начало тѣхъ, которыя относятся къ добру. Эти же имѣютъ преимущество передъ тѣми, которыя относятся ко злу; потому что тотъ, кто стремится къ добру, отвергаетъ противоположное ему зло. Но гнѣвливыя страсти имѣютъ свое основаніе въ страстяхъ желанія, потому что стараются устранить трудности, чтобы достигнуть добра и избѣгнуть зла, a также находятъ въ нихъ свою цѣль, когда добро достигнуто или зло отклонено. Такимъ образомъ, по его ученію, все сводится къ любви. Онъ категорично говоритъ объ этомъ: любовь не причиняется никакой другой страстію, напротивъ того,— нѣтъ такой страсти, которая не предполагала бы сколько-нибудь любви; такъ какъ всякая страсть предполагаетъ извѣстную однородность (connaturalitas) съ своимъ предметомъ, которая именно относится къ любви.
Да и всѣ дѣйствія какого бы то ни было рода должны проистекать изъ любви, такъ какъ всякій, кто дѣйствуетъ, дѣйствуетъ съ извѣстной цѣлью. Эта цѣль не можетъ быть ничѣмъ инымъ, какъ достиженіемъ добра, слѣдовательно того, что онъ любитъ.
Но какимъ образомъ любовь, которая сама по себѣ всегда имѣетъ предметомъ добро, можетъ производить зло,— достаточно объясняется вышесказаннымъ. Это именно бываетъ слѣдствіемъ того, когда свобода выбора души вмѣсто истиннаго добра избираетъ кажущееся добро, которое ему представляетъ чувственность.
Когда же душа достигаетъ извѣстнаго навыка въ томъ или другомъ направленіи, то это называется хорошей или дурной привычкой (habitus), добродѣтелью или порокомъ.
Послѣдніе подраздѣляются по различнымъ предметамъ, которые имѣютъ цѣлью, и тѣ изъ нихъ, за которыми, главнымъ образомъ, слѣдуютъ многіе другіе, называются главными грѣхами.
И Ѳома насчитываетъ между ними семь извѣстныхъ грѣховъ катехизиса: высокомѣріе, скупость, зависть, блудъ, чревоугодіе, гнѣвъ и лѣность. Но онъ развиваетъ ихъ нѣсколько иначе, чѣмъ Данте.
Способность желать,— говоритъ онъ,— можетъ быть приведена въ движеніе двоякимъ способомъ, во-первыхъ, непосредственно, когда она привлекается добромъ и отталкивается зломъ, и посредственно, когда она желаетъ чего-нибудь дурного, ради связаннаго съ нимъ добра, или пренебрегаетъ какимъ-нибудь добромъ, ради угрожающаго, связаннаго съ нимъ зла.
Блага, которыхъ люди ненадлежащимъ образомъ непосредственно желаютъ, бываютъ четырехъ родовъ, a именно:
1) благо, желать котораго человѣкъ научается только чрезъ познавательную способность, отличіе похвалами или почестями, изъ чего происходитъ высокомѣріе;
2) благо чувственное, направленное къ сохраненію личности;
3) подобное же, направленное къ поддержанію рода, откуда происходить чревоугодіе и блудъ;
4) внѣшнія блага, которыя влекутъ за собою скупость.
Когда человѣкъ пренебрегаетъ своимъ собственнымъ благомъ, усматривая въ сопряженныхъ съ нимъ затрудненіяхъ превозмогающее зло, въ такомъ случаѣ изъ этого проистекаетъ лѣность.
[462]
Когда онъ ненавидитъ благо своего ближняго, считая, что его собственная слава имѣетъ отъ этого ущербъ, или желая ему мстить, то въ такомъ случаѣ происходитъ зависть и гнѣвъ.
Взглядъ Данте отличается здѣсь, главнымъ образомъ, тѣмъ, что онъ относитъ также гордость къ склонностямъ, которыя основываются на вредѣ ближняго, изъ котораго разсчитываютъ извлечь пользу для себя.
Но вообще я бы скорѣй считалъ разсмотрѣніе поэтомъ семи главныхъ грѣховъ болѣе остроумнымъ, чѣмъ это сдѣлано философомъ.
