Божественная комедия (Данте; Мин)/Чистилище/Песнь VII/ДО

Божественная комедія. Чистилище.


Пѣснь VII.

Преддверіе чистилища. — Сорделло. — Долина государей, не радѣвшихъ о спасеніи души своей. — Императоръ Рудольфъ. — Оттокаръ. — Филиппъ Смѣлый. — Генрихъ Наваррскій. — Пётръ Аррагонскій. — Генрихъ III Англійскій. — Гюльельмъ Монферратскій.



1Какъ скоро три, четыре раза новый,
Живой привѣтъ межъ нихъ обмѣненъ былъ,—
Вспять отступя, спросилъ Сорделло: — «Кто вы?»

4— «Ещё къ горѣ священной не парилъ
Сонмъ душъ, достойный къ той взнестись вершинѣ,—
Октавіанъ ужъ прахъ мой схоронилъ.

7Виргилій я, и лишь по той причинѣ
Лишёнъ небесъ, что вѣровалъ въ ничто».
Такъ отвѣчалъ тогда мой вождь въ кручинѣ.

10Какъ тотъ, кто вдругъ увидѣлъ вещь, во что
И вѣритъ онъ, и нѣтъ, пока но вникнулъ,
И говоритъ съ собою: «то! не то!» —

13Такъ и Сорделлъ: сперва челомъ поникнулъ,
Потомъ, смиренно подойдя, ему,
Какъ рабъ, колѣна обнялъ и воскликнулъ:

16— «О, слава всѣхъ латинянъ, ты, кому
Дано явить, сколь мощно наше слово!
Честь вѣчная и граду моему!

19Чѣмъ заслужилъ видѣнья я такого?
Скажи, коль стою я рѣчей твоихъ,
Изъ адскаго-ль ты круга и какого?»

22— «По всѣмъ кругамъ изъ царства скорбей злыхъ»,
Онъ отвѣчалъ, «прошёлъ я, посланъ силой
Небесною и ей ведомый въ нихъ.

25Бездѣйствіе — не дѣйствіе — сокрыло
Мнѣ Солнце то, къ Нему-жъ паритъ твой умъ,
Чей свѣтъ позналъ я поздно за могилой.

28Есть край внизу: онъ тьмой своей угрюмъ,
Не казнями, и оглашёнъ не воемъ
Отъ мукъ, но вздохами отъ тщетныхъ думъ.

31Тамъ я съ младенцами — съ невиннымъ роемъ,
Попавшимъ въ зубы Смерти, прежде чѣмъ
Съ нихъ первый грѣхъ омытъ предъ аналоемъ.

34Тамъ я съ толпой, что не познавъ совсѣмъ
Трёхъ добродѣтелей святыхъ, признала
Другія всѣ и слѣдовала всѣмъ.

37Но, если можешь, объясни, хоть мало,
На тотъ уступъ какъ восходить должно,
Гдѣ первое чистилища начало?»

40И онъ: — «Границъ намъ точныхъ не дано:
Вездѣ ходить я воленъ въ этомъ брегѣ
И я твой вождь, насколь дозволено.

43Но, посмотри, ужъ день почти на сбѣгѣ,
Нельзя стремиться ночью къ вышинѣ;
Подумай же и о благомъ ночлегѣ.

46Есть души тамъ направо въ сторонѣ;
Я къ нимъ сведу тебя, коль ты согласенъ;
Тебѣ отраду могутъ дать онѣ».

49— «Какъ?» былъ отвѣтъ. «Мнѣ твой совѣтъ неясенъ:
Другой ли кто претитъ на высоту
Всходить въ ночи, иль самый трудъ напрасенъ?»

52И по землѣ Сорделлъ провёлъ черту
Перстомъ, сказавъ: — «Смотри, лишь Солнце канетъ,
За линію не переступишь ту.

55Всѣмъ вверхъ всходящимъ здѣсь въ отпоръ возстанетъ
Не кто иной, какъ мракъ: ночная тѣнь,
Лишая силъ, и волю въ насъ туманитъ.

58Но нисходить на низшую ступень
И вкругъ горы блуждать и въ мглѣ здѣсь можно.
Пока въ плѣну y горизонта день».

61Тогда владыка мой, почти тревожно:
— «Веди-жъ», сказалъ, «туда, гдѣ намъ пріютъ
Отраду дастъ, коль говоришь неложно».

64Мы недалеко отошли, какъ тутъ
Я выемку на склонѣ вдругъ примѣтилъ.
Какъ здѣсь y насъ долины горъ идутъ.

67— «Пойдёмъ туда, и тамъ», Сорделлъ замѣтилъ,
«Гдѣ изъ себя долину круть творитъ,
Дождёмся дня,— и станетъ міръ весь свѣтелъ».

70Былъ путь межъ горъ и плоскостью прорытъ;
Змѣясь, привёлъ онъ насъ на край раздола.
Гдѣ больше чѣмъ въ полкруга онъ открытъ.

73Сребро и злато, пурпуръ, блескъ съ престола.
Гебенъ индійскій съ лоскомъ дорогимъ,
Смарагдъ чистѣйшій въ мигъ его раскола,—

76Предъ блескомъ тѣмъ цвѣтовъ и травъ, какимъ
Сверкалъ тотъ долъ,— всё уступало въ цвѣтѣ.
Какъ меньшее передъ своимъ большимъ.

79И тамъ природа не цвѣты лишь эти,
Но ароматовъ тысячи смѣшавъ,
Творила нѣчто, нѣтъ чего на свѣтѣ.

82«Salve, Regina!» межъ цвѣтовъ и травъ
Сидѣвшіе тамъ духи пѣли въ хорѣ,
Не вознося наверхъ вѣнчанныхъ главъ.

85— «Пока не сѣлъ остатокъ солнца въ море»,
Такъ мантуанскій вождь нашъ началъ намъ:
«Не пожелайте быть въ ихъ общемъ сборѣ.

88Отсель съ горы удобнѣй будетъ вамъ
Всѣ лица ихъ узнать и выраженья.
Чѣмъ въ долъ спустившись къ нимъ. — Сидящій тамъ

91Всѣхъ прочихъ выше, съ видомъ сожалѣнья
О томъ, что въ мірѣ долгомъ пренебрёгъ,
Не отверзающій и устъ для пѣнья,—

94Былъ императоръ Рудольфъ,— тотъ, кто могъ
Спасти Италію, чьи раны вскорѣ
Не заживутъ, среди ея тревогъ.

97А тотъ, что ищетъ утолить въ нёмъ горе,
Владѣлъ страной, откуда токъ въ горахъ
Молдава въ Эльбу мчитъ, a Эльба въ море:

100То — Оттокаръ; онъ даже въ пеленахъ
Разумнѣй былъ, чѣмъ сынъ его брадатый.
Злой Венцеславъ, что губитъ жизнь въ пирахъ.

103Курносый тотъ, бесѣдою занятый
Съ своимъ сосѣдомъ, чей такъ кротокъ ликъ.
Въ грязь затопталъ цвѣтъ лиліи измятый:

106Смотрите, въ грудь какъ бьётъ себя старикъ! —
Другой же съ нимъ, какъ видите, къ ладони
Щекой, вздыхая, какъ на одръ, поникъ:

109Отецъ и тесть то сына беззаконій
Во Франціи: онъ такъ имъ омерзѣлъ.
Что мысль о нёмъ причина ихъ мученій.

112А тотъ, который съ виду такъ дебелъ,
Поющій въ ладъ вонъ съ Клювомъ тѣмъ орлинымъ,
Былъ препоясанъ славой добрыхъ дѣлъ.

115И еслибъ тронъ за нимъ былъ занятъ сыномъ,
Тѣмъ юношей, что сзади,— чести духъ
Изъ чаши въ чашу тёкъ ручьёмъ единымъ,—

118Чего нельзя сказать о прочихъ двухъ:
Джьякомъ и Федеригъ имѣютъ троны,
Но лучшій жаръ наслѣдья въ нихъ потухъ.

121Людская честность рѣдко безъ препоны
Восходитъ въ вѣтви: воля такова
Всѣхъ Дателя,— почтимъ Его законы.

124Тотъ Клювъ орлиный пусть мои слова,
И этотъ Пьеро, примутъ одинако.
Поправъ Провансъ и Пуліи права!

127Да! столько сѣмя благороднѣй злака,
Что Беатриче съ Маргаритой врядъ
Съ Констанціей сравнятся славой брака.

130Но вотъ король, къ нимъ не вошедшій въ рядъ:
То Генрихъ Англійскій, другъ жизни стройной;
Въ вѣтвяхъ своихъ онъ лучшій видитъ садъ.

133Сидящій ниже всѣхъ и взоръ спокойный
На нихъ подъемлющій — Гюльельмъ маркизъ,
Изъ-за кого александрійцевъ войны

136Въ скорбь ввергли Монферратъ и Канавизъ».




Комментаріи.

1. Начало пѣсни примыкаетъ къ 75 стиху предыдущей. «Три, четыре раза»,— опредѣлённое число вмѣсто неопредѣлённаго, т. е. многократно, напоминающее латинское terque quaterque, какъ у Вирг. Aen. I, 94. «О terque quaterque beati».

4—5. До воскресенія Христова всѣ души умершихъ поступали въ адъ, души добродѣтельныхъ въ лимбъ, души злыхъ въ настоящій адъ, такъ какъ, по мнѣнію Данте, до искупленія Христомъ человѣчества никто не могъ спастись и, слѣдовательно, не могъ вступить въ Чистилище. Поэтому въ лимбѣ находился и Виргилій, не бывшій и не могшій быть христіаниномъ, такъ какъ онъ умеръ, когда ещё Христосъ не родился (Ада ІІ, 52 и слѣд.); и, слѣдовательно, гора Чистилища до воскресенія Христова ещё никѣмъ не была населена.

6. «Октавіанъ» — римскій императоръ, носившій имя Cajus Julius Caesar Octavianus, по повелѣнію котораго кости Виргилія были перенесены въ Неаполь и тамъ погребены (чистилища III, 27).

7. Сличи Ада IV, 34—42.

8. «Вѣровалъ въ ничто» (въ подлинникѣ: per non aver fè — не имѣлъ вѣры). Вѣра есть начало къ спасенію (Ада ІІ, 30). — «А безъ вѣры угодить Богу невозможно». Посл. къ Евреямъ XI, 6 — «Fides est necessaria tanquam principium spiritualis vitae». Thom. Aquin. Sum. Theol. P. II, qu. XVI, art. I,— «Sine fide mediatone nullum hominem vel ante, vel post Christi adventum fuisse salvum, Sanctorum auctoritates contestantur». Petr. Lomb. Sent. I. III, dist. 25.

9. «Здѣсь Виргилій говоритъ лишь о себѣ и ни слова не упоминаетъ о Данте. Сорделло, изумлённый появленіемъ тѣни великаго поэта, не заботится спросить его, кто его спутникъ; это обстоятельство служитъ поводомъ къ превосходной сценѣ въ слѣдующей пѣснѣ (VIII, 58 и далѣе), гдѣ Данте объявляетъ себя живымъ человѣкомъ судьѣ Нино». Біаджіоли.

10—12. «Изображеніе человѣка, который видитъ невѣроятное въ дѣйствительности». Бенвенуто Рамбалди.

13. «Гордость Сорделло, какъ поэта, мгновенно исчезаетъ, когда онъ узнаётъ, что передъ нимъ тѣнь болѣе высокаго поэта». Штрекфуссъ.

15. Въ подлинникѣ: Ed abbraeciollo ove il minor s'appiglia, т. e.: и обнялъ его тамъ, гдѣ обнимаетъ меньшій ростомъ, какъ напримѣръ ребёнокъ, т. е. колѣни, по объясненію Ландино.

17. «Наше слово» (въ подлинникѣ: la lingua nosira), т. e. латинскій языкъ, который во времена Виргилія и даже во время Сорделло былъ языкомъ итальянцевъ.

18. «Граду моему» — т. е. Мантуѣ, откуда родомъ Виргилій и Сорделло.

25—27. «Бездѣйствіе — не дѣйствіе» (въ подлинникѣ: Non per far, ma por non fare ho perduta), т.-e., не совершеніемъ грѣховъ, но тѣмъ, что не имѣлъ трехъ святыхъ добродѣтелей: вѣры, надежды и любви, утратилъ я то Солнце, т. е. Бога, котораго узналъ поздно, т.-e. по смерти». Фратичелли.

28. Т. е. лимбъ (Ада IV, 25 и далѣе), въ которомъ нѣтъ мукъ. «Dolores non sunt in inferno putruni, neque etiam in inferno puerorum, qui non puniuntur poena sensus propter peceatum actuale, sed solum poena damni propter peccatimi originale». Thom. Aquia. Sum. Theol. p. III, qu. LII, art. 2 — «Онъ тьмой своей угрюмъ»,— мѣсто въ лимбѣ, гдѣ находятся души знаменитыхъ и добродѣтельныхъ язычниковъ между которыми находится Виргилій, озарено свѣтомъ, но свѣтъ этотъ, въ сравненіи съ небеснымъ, кажется Виргилію мракомъ». Томмасео.

31. Слѣдовательно въ лимбѣ некрещённыхъ младенцевъ (linibus puerorum). — «Limbus patium et puerorum absque dubio differunt secundum qualitatem poenae vel praemii. Pueris enim non adest spes beatae vitae, quae patribua in limbo aderai; in quibus etiam lumen fidei et griatiae refulgebat. Sed quantum ad situm,probabiliter ereditur, utrorumque loeus idem fuisse; nisi quod limbus patrum erat in superiori loco quam limbus puerorum». Thom. Aquin. Summ. Theol. p. III, suppl. qu. LXIX, art. 6.

32. «Поэтъ олицетворяетъ, согласно съ народнымъ повѣрьемъ, смерть въ видѣ человѣческаго скелета, наносящаго своими зубами гибель живущимъ». Логибарди. — «Смерть! гдѣ твоё жало?» Осіи XIII, 14.

34—38. Здѣсь обозначаются добродѣтельные язычники, для полнаго спасенія которыхъ недоставало трёхъ богословскихъ добродѣтелей: вѣры, надежды и любви. «Virtutes theologieae hoc modo ordinant hominem ad beatitudiuem supematuralem, sieut per naiuralem inclinationem ordinatur homo in finem sibi connaturalem». Thom. Aquin. Sum.Theol. p. I. 2 qu. LXlI. art. 3 — Сличи Ада IV, 106 и прим. Данте во всей своей поэмѣ проводитъ ту мысль, что безъ этихъ трехъ добродѣтелей нельзя быть христіаниномъ. Въ Раю XX, 118 и далѣе говоритъ, что обладающіе этими добродѣтелями могутъ достигнуть небеснаго блаженства даже безъ крещеніи.

39. «Первое начало чистилища», т. е. входъ въ настоящее чистилище, такъ какъ до сихъ поръ поэты находятся ещё въ antipurgaturium. «Истинное начало въ чистилищѣ для людей міра сего есть вступленіе къ покаянію, которое неизвѣстно людямъ сего міра по причинѣ разнаго рода нерадѣній». Бути.

43. «Это мѣсто до стиха 63 имѣетъ аллегорическое значеніе. Солнце, по толкованію древнихъ комментаторовъ, означаетъ божественный свѣтъ благодати, безъ котораго безуспѣшно раскаяніе и не можетъ быть истиннаго исправленія. Воля тогда безсильна (ст. 57), ибо одна воля ни на что не способна безъ Божественной благодати».

53. Здѣсь поэтъ имѣлъ въ виду слова Спасителя: «Ещё малое время свѣтъ есть съ вами; ходите, пока есть свѣтъ, чтобы не объяла васъ тьма». Іоан, XII, 35. — «Приходитъ ночь, когда никто не можетъ дѣлать». Ibid, IX, 4.

58—59. «Figuratur quod sine Sole divinaegratiae, a quo illuminamur, ad recta, dum lucet in nostra mente, debemus et possumus ascendere; sed secus dum non lucet, quia tunc nos movendo, errando et in nocte iremus». Пётръ Данте. — «Во мракѣ ночи можно лишь бродить вокругъ и спускаться внизъ — это значитъ, что безъ озаренія свыше можно посвящать себя лишь другимъ созерцаніямъ, напримѣръ научнымъ занятіямъ». Каннегиссеръ. — По Филалету, значеніе этого мѣста слѣдующее: человѣкъ безъ божественной милости — этого солнца душъ — не въ состояніи сдѣлать собственной силою ни шагу къ благому. Зато мірскія стремленія, даже возвратъ къ злому — блужданіе кругомъ и пониженіе — лежатъ въ его власти. — «Если Данте и имѣлъ здѣсь въ виду вышеприведённыя евангельскія слова, то едва ли эту великую истину онъ разсматривалъ здѣсь лишь съ одной богословской точки зрѣнія. Поэтъ, такъ сильно высказывавшійся въ концѣ предыдущей пѣсни противъ сумятицы своего времени,— поэтъ, хорошо понимавшій, что такое смятеніе возникаетъ лишь тогда, когда вожди, ослѣплённые страстями и духомъ партіи, приводятъ къ этому тѣмъ, что не знаютъ, чего хотятъ и куда ведутъ и не замѣчаютъ, какая пропасть подъ ихъ ногами,— такой поэтъ, въ дѣйствіяхъ котораго и во всёмъ существѣ даже среди труднѣйшихъ обстоятельствъ господствуетъ совершеннѣйшая ясность, не могъ внести въ свою поэму эту истину безъ того, чтобы, при всёмъ богословскомъ смыслѣ ея, не придать ей и глубокаго всемірно-историческаго смысла. На пути къ небу, какъ и на путяхъ житейскихъ,— на пути, по которому идутъ какъ государства, такъ и отдѣльныя личности,— по пути, ведущемъ ко внутреннимъ цѣлямъ въ духѣ и разумѣ, такъ и къ цѣлямъ внѣшнимъ,— вездѣ мы идёмъ вперёдъ лишь при свѣтѣ дня. Тѣ же, кто блуждаютъ въ ночи, будутъ очень счастливы, когда они, вмѣсто того, чтобы подыматься вперёдъ, могутъ обращаться въ сторону и остаться на разъ достигнутой ими вышинѣ. Большая же часть пятится, или низвергается рано или поздно во мракъ, спутывающій безсиліемъ воли. Потому тотъ, кто не можетъ освободиться отъ окружающей его ночи,— лучше сдѣлаетъ, если будетъ спокойно дожидаться, пока эта ночь минуетъ». Штрекфуссъ.

49—51. «Виргилій какъ будто изумлёнъ тѣмъ, что сила его собственнаго разума недостаточна для дальнѣйшаго восхожденія къ небу,— что для этого безусловно необходимъ свѣтъ свыше; онъ какъ будто забываетъ, что онъ собственными устами говорилъ, Чистилища VI, 52, своему ученику, что не долго можно восходить вверхъ до окончанія дня». Ноттеръ.

56. Т. е. здѣсь одно лишь препятствіе — мракъ ночи, подъ которымъ древніе комментаторы разумѣютъ слѣпоту и невѣжество грѣшниковъ. Повидимому, Данте намекаетъ на евангельскія слова: «Ещё не малое время свѣтъ есть съ вами; ходите, пока есть свѣтъ, чтобы не объяла васъ тьма: a ходящій во тьмѣ не знаетъ, куда идётъ». Іоан. XII, 35.

60. «Пока въ плѣну» и проч. (въ подлинникѣ: Mentre che l'orizzonte il di tien chiuso), т. е. пока горизонтъ удерживаетъ солнце подъ собой, подражаніе Виргилію — Aen. I, 374:

 



Ante diem clauso componet Vesper Olympo.




64—72. «Мы должны представить себѣ эту долину (раздолъ) въ видѣ излучистаго углубленія въ боковомъ откосѣ горы, которая къ краю своему открыта (Чистилища VIII, 97). Дно ея занято роскошнымъ лугомъ, можетъ быть, орошённымъ ручьёмъ, свергающимся съ горы. Если мы представимъ себѣ тропинку, наискось идущую отъ внѣшней стороны горнаго откоса, ведущую почти до половины длины долины, то эта тропинка коснётся долины именно въ той точкѣ, гдѣ боковой откосъ долины, который къ ея отверстію долженъ необходимо всё болѣе и болѣе понижаться, уменьшился въ вышинѣ своей почти на половину». Филалетъ.

70. Въ средніе вѣка желаніе найти успокоеніе отъ тревогъ и опасностей житейскихъ, находившее себѣ выраженіе въ монастыряхъ, выражалось въ поэзіи въ описаніяхъ цвѣтистыхъ, уединенныхъ лужаекъ, напоминавшихъ классическіе луга, покрытые асфоделемъ (золотоголовникомъ). Одно такое убѣжище Данте изобразилъ въ Аду, другое — здѣсь. Точно также изображаетъ въ своей поэмѣ Чудеса Пресвятой Дѣвы одинъ изъ древнѣйшихъ кастильскихъ поэтовъ монахъ Гонзало де Берсео; точно также Брунетто Латини, Tesoreto, XIX; авторъ англійской поэмы Vision of Piers Ploughman; Gower's Confessio Amantis, VIII, etс» Лонгфелло.

74. «Гебенъ индійскій» (въ подлинникѣ: Indico legno lucido e sereno). Комментаторы несогласны, какое здѣсь дерево разумѣетъ поэтъ. По Франческо да Бути, это — дубъ (quercus marcia), который въ сыромъ состояніи свѣтится ночью. Филалетъ принимаетъ индиго (indaco), на томъ основаніи, что въ числѣ цвѣтовъ, исчисленныхъ Данта, недостаётъ синяго (индиго, впрочемъ, добывается не изъ дерева, a изъ травы). Я держался въ переводѣ мнѣнія другихъ комментаторовъ, между прочимъ Фратичелли, принимающаго индійское дерево за гебенъ (l'ebano), получающій при полировкѣ чрезвычайный блескъ и лоскъ (lucido e sereno). — «Sola India nigrum fert hebenum». Virg. Georg. Lib. II.

75. «Смарагдъ чистѣйшій въ мигъ его раскола» (въ подлиникѣ: Fresco smeraldo in l'ora che si fiacca). «Изумрудъ камень зеленаго цвѣта; но, будучи расколоть, въ изломѣ своёмъ представляетъ болѣе живой зелёный цвѣтъ, чѣмъ на своей поверхности, уже нѣсколько потускнѣвшей въ своёмъ блескѣ». Веллутелло.

78. Въ подлинникѣ: Come dal suo maggiore и vinto il meno.

79—81. T. e. «природа не только испестрила эту долину безчисленнымъ множествомъ цвѣтовъ, но изъ сладостнаго благовонія тысячи растительныхъ ароматовъ творила нѣчто необъяснимое, неопредѣлённое (въ подлинникѣ: indistinto, incognito), какое-то смѣшеніе, какое неизвѣстно здѣсь на землѣ между живущими». Фратичелли.\

82. «Salve, Regina» — древній католическій гимнъ, приписываемый Арминію, или Герману, графу Ферингенскому ХІ вѣка. Вотъ его слова: «Salve, Regina, mater misericordiae, vita, dulcedo et spes nostra, salve! Ad te clamamus exules filii Hevae, ad te suspiramus gementes et flentes in hac lacrimarum valle. Eia ergo advocato nostra, illos tuos misericordes oculos ad nos converte, et Jesum, benedictum fructum ventris tui, nobis post hoc exilium ostende. O clemens, o pia, o dulcis virgo, Maria!» — Breviarium Romanum. Камподини. 1872. 1 pag. 91, 92. Гимнъ этотъ поётся Дѣвѣ Маріи въ католическихъ церквахъ въ вечернюю службу, и потому приведёнъ здѣсь частью для обозначенія состоянія души кающихся здѣсь душъ, частью — для обозначенія наступающаго вечера.

83. «По объясненію древнихъ комментаторовъ, въ этой дивно изукрашенной цвѣтами благоухающей долинѣ помѣщены души тѣхъ, которые во время земной своей жизни, не будучи вполнѣ порочными, посвящали всё существованіе своё лишь мірскимъ стремленіямъ, поставляя честолюбіе и могущество, скоро преходящее и такъ же быстро исчезающее, какъ блескъ и запахъ цвѣтовъ,— превыше вѣчныхъ благъ, составляя такимъ образомъ четвёртый классъ нерадивыхъ, почему и занимаютъ хотя болѣе возвышенное, въ сравненіи съ первыми, и ближе къ чистилищу расположенное мѣсто, но тѣмъ не менѣе всё ещё остаются въ его преддверіи (antipurgatorium)». Каннегиссеръ. — «Цвѣтущая долина эта есть символъ жизни роскошной и суетной; ея обитатели, будучи развлекаемы этой роскошью, великолѣпіемъ и заботами житейскими, тѣмъ самымъ пренебрегли покаяніемъ и попеченіемъ о высшемъ благѣ души своей». Скартаццини. — По Штрекфуссу, въ этой роскошной долинѣ Данте помѣщаетъ предъ вратами чистилища души высокопоставленныхъ, знатныхъ людей и вѣнценосцевъ. Позднѣе мы увидимъ, что въ самомъ чистилищѣ даже папы ничѣмъ не отличены отъ всѣхъ прочихъ въ дѣлѣ очищенія. Вообще, Данте устанавливаетъ господство вѣчнаго порядка лишь за порогомъ чистилища, до тѣхъ же поръ ещё продолжается земной порядокъ. Впрочемъ, такое сидѣніе въ этой долинѣ указываетъ, конечно, на то, что сильные міра сего ни на шагъ не подвинулись вперёдъ къ истинной цѣли. И вотъ они поютъ теперь гимнъ свой (ст. 82), чтобы отъ этого великолѣпія перейти, наконецъ, къ мукамъ очищенія. Въ глазахъ ихъ теперь цвѣтущая долина есть «lacrimarum valles» гимна, и ихъ пребываніе здѣсь — «exilium flliorum Hevae».

85. «Остатокъ солнца» (въ подлинникѣ: Prima che il poco sole ornai s'annidi), т. e. «пока остаётся не болѣе часа до окончательнаго захожденія солнца въ море». Антонелли.

86. «Мантуанскій вождь», т. е. Сорделло.

88—90. Намёкъ на то, что слава всегда привлекательнѣе издали, чѣмъ вблизи. «La immagine per sola fama generata sempre é più ampia, quale che essa sia, che non é la cosa immaginata nel vero stato. — La fama dilata lo bene et lo male oltre la vera quantitа». Convivio, tr. I, e. 3, 4. — «Аллегорическое значеніе этихъ словъ слѣдующее: Сорделло не хочетъ ввести поэтовъ въ долину, такъ какъ тѣни, разсматриваемыя съ высоты (съ болѣе высокой точки зрѣнія), и притомъ при горящемъ ещё блескѣ божественной благодати (при заходящемъ солнцѣ), лучше и вѣрнѣе могутъ быть оцѣнены, чѣмъ въ томъ случаѣ, если подойти къ нимъ ближе, и чрезъ то поддаться обаянію окружающаго ихъ блеска и бесѣды съ ними». Каннегиссеръ.

93. Души вѣнценосцевъ, помѣщённыхъ въ этой долинѣ, размѣщены однѣ выше, другія ниже. Нѣкоторыя изъ нихъ, по указанію Сорделло, пренебрегли долгомъ болѣе другихъ. Всѣ души поютъ гимнъ, за исключеніемъ нѣкоторыхъ, чѣмъ, повидимому, выражено ихъ особенное пренебреженіе своимъ долгомъ, a также то, что онѣ болѣе удалены отъ чистилища, чѣмъ души поющихъ. Выше всѣхъ сидящій, какъ подобаетъ императору,— Рудольфъ Габсбургскій, императоръ германскій, родоначальникъ австрійскаго дома (Чистилища VI, 103—105), короновавшійся въ Ахенѣ въ 1273 году. Онъ не ходилъ вѣнчаться въ Римъ и вообще такъ мало интересовался дѣлами Италіи, что она стала почти независимой отъ имперіи, за что въ особенности обвиняетъ его Данте въ пренебреженіи своимъ долгомъ. Онъ умеръ въ 1291 году.

95—96. «Италію, чьи раны вскорѣ не заживутъ» (въ подлинникѣ Si che tardi per altri si ricrea), т. e. которую (Италію) слишкомъ поздно станетъ оправлять другой, разумѣется — Генрихъ VII Люксембургскій, попытки котораго возстановить въ Италіи императорскую власть явились слишкомъ поздно.

97—100. Рудольфъ ищетъ себѣ утѣшенія въ прежнемъ заклятомъ врагѣ своёмъ Пшемыслѣ Оттокарѣ, также не поющемъ, кажется, потому, что въ борьбѣ съ нимъ онъ не такъ пренебрёгъ своимъ долгомъ въ отношеніи Германіи, какъ пренебрегъ имъ, по мнѣнію Данте, въ отношеніи Италіи, тогда какъ Оттокаръ (погибшій въ сраженіи при Маршфельдѣ, 20-го августа 1278 г.) самъ не выполнилъ своего долга относительно страны своей въ борьбѣ съ императоромъ Рудольфомъ. Кромѣ того, сопоставленіе въ одномъ мѣстѣ двухъ враговъ указываетъ, что «въ чистилищѣ исчезаютъ земныя страсти: прежніе противники дружелюбно сидятъ рядомъ и одинъ утѣшаетъ другого». Филалетъ. — «Слѣдовательно, такое сопоставленіе Рудольфа съ Оттокаромъ, a также Петра Арагонскаго съ Карломъ Анжуйскимъ (ст. 112—113 и прим.) совершенно умѣстно въ чистилищѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ составляетъ совершенный контрастъ съ сопоставленіемъ Уголино и Руджьера въ аду». Каннегиссеръ.

98—99. Подразумѣвается Богемія, гдѣ берётъ своё начало рѣка Молдава, впадающая въ Эльбу, a эта — въ Нѣмецкое море.

100—102. Т. е. былъ даже въ дѣтствѣ лучшимъ принцемъ, чѣмъ сынъ его, уже бородатый, т. е. взрослый. «Этого Вѣнцеслава надобно отличать отъ Вѣнцеслава VI, дѣйствительно прозваннаго въ исторіи «пьяницей» и «лѣнивымъ» и родившагося въ 1359 году, уже по смерти Данте. Разумѣть же здѣсь слѣдуетъ и не внука Оттокарова Вѣнцеслава V, a его сына, Вѣнцеслава IV, не находящагося между присутствующими здѣсь душами, такъ какъ онъ умеръ лишь въ 1305 году и такъ какъ въ Рая XIX, 125 о нёмъ говорится, какъ о живущемъ ещё, и также съ такимъ же, какъ и здѣсь, порицаніемъ. О мнимой лѣности и роскоши этого Вѣнцеслава, вообще вовсе не плохого монарха, намъ ничего неизвѣстно, и этотъ упрёкъ ему со стороны Данте тѣмъ болѣе страненъ, что Вѣнцеславъ, хотя и очень благочестивый государь, рѣшительно оказывалъ сопротивленіе захватамъ папы Бонифація VIII (противъ котораго такъ ратуетъ Данте) и, по крайней мѣрѣ, въ этомъ отношеніи, показалъ себя вовсе не недѣятельнымъ». Ноттеръ.

103—104. «Курносый» (въ подлинникѣ: Nasetto) — «сынъ» наслѣдникъ Людовика Святого Филиппъ III, король французскій, прозванный «Смѣлымъ» (Чистилища VI, 22, прим.). Въ интересахъ своего дяди Карла, короля неаполитанскаго, и сына его Карла Хромого, онъ пошёлъ войной на Петра III арагонскаго. Но въ самомъ началѣ войны въ войскахъ его обнаружились болѣзни и затѣмъ Руджіеро дель Оріа разбилъ его на морѣ, что заставило его отступить. Онъ умеръ на возвратномъ пути 6-го октября 1285 г. въ Перпиньянѣ. Онъ разговариваетъ съ сидящимъ рядомъ съ нимъ королёмъ наваррскимъ Генрихомъ III, прозваннымъ «Толстымъ», братомъ короля Тебальдо или Тибо (Ада XXII, 52). Несмотря на свою добрую наружность (какъ бываетъ обыкновенно у толстыхъ людей), онъ не былъ такъ добръ, какъ говоритъ Данте (Современная исторія: Histoire de Navarre, говоритъ: Et combien que la commune opinion soit que les hommes gras sont volontiers de douce et benigne nature, si est ce que celui fut fort aspre)» Дочь его Іоанна вышла замужъ за Филиппа Красиваго, короля французскаго, сына Филиппа Смѣлаго (Чистилища XX, 91 и XXXII, 151).

109. «Сынъ беззаконій Франціи» (въ подлинникѣ: del mal di Francia) есть, слѣдовательно, царствовавшій въ 1300 году (въ годъ странствованія Данте), Филиппъ Красивый, о порочной жизни котораго такъ сокрушаются теперь отецъ его Филиппъ III и тесть Генрихъ III Наваррскій, не принимающіе также участія въ пѣніи. Данте порицаетъ этого короля Франціи во многихъ мѣстахъ своей поэмы (Ада XIX, 86; Чистилища XX, 86; XXXII, 152; XXXIII, 45 и Рая XIX, 118).

111. Въ подлинникѣ: E quindi viene il duol che si gli lancia.

112—113. «Дебелый» (membruto) есть Педро III, король Арагонскій, названный «Большимъ» (Чистилища III, 115, прим.), зять короля Манфреда, присоединившій къ своимъ владѣніямъ Сицилію, именно послѣ знаменитой Сицилійской Вечерни (1282 г.), когда сицилійцы сбросили съ себя иго Карла Анжуйскаго и призвали на тронъ этого Педро, имѣвшаго по женѣ своей Констанцѣ, дочери Манфреда, нѣкоторое право на наслѣдство Гогенштауфеновъ. Ещё до возстанія сицилійцевъ Іоаннъ Прочида уже сообщилъ ему о ихъ намѣреніи, вслѣдствіе чего Педро, подъ предлогомъ войны противъ Африки, снарядилъ флотъ, осадившій дѣйствительно африканскій городъ Анколлу; здѣсь онъ получилъ приглашеніе сицилійцевъ высадиться въ Трепани и получилъ помощь отъ генуэзскаго адмирала Руджьера дель Оріа. — Онъ поётъ съ «Клювомъ Орлинымъ» (въ подлинникѣ con colui dal maschio naso), съ Карломъ I Анжуйскимъ, отличавшимся большимъ носомъ (Raumers Geschichte der Hohenstaufen). — Удивительно, какъ могъ Данте помѣстить въ чистилище душу этого жестокаго, корыстолюбиваго тирана, пролившаго кровь доблестнаго юноши Конрадина. Можетъ быть на Данте имѣло вліяніе чистосердечное раскаяніе Карла, передъ смертью сказавшаго: «Sir Dieu, je croi vraiment, che vos est mon salveur, ensi vos prieu, che vos ajez merzi de mon ame, ensi com' je fis la proise de Roiame de Sicilia, plus por servir Sainte Eglise, que per mon profit o altre condivise. Ensi vos me perdonnes mes pecces». Виллани. Lib. VII, cap. XCIV. — Впрочемъ, Чистилища, XX, 67—69 доказываетъ, что Данте не оправдываетъ Карла.

116. Юноша этотъ есть первородный сынъ Педро — Альфонсъ, прозванный Благодѣтельнымъ, вступившій на престолъ послѣ смерти отца въ 1285 году, но умершій въ 1291 году. Отличительною чертою этого молодого монарха была щедрость, доходившая до степени расточительности. Ему наслѣдовали братья его: Джьякомо, королёмъ Арагоніи, и Федериго (Фридрихъ) — королёмъ Сициліи. О нихъ см. Чистилища 111, 115, прим.

120. «Лучшій жаръ наслѣдья» — добродѣтель, не проявившаяся ни въ Джьякомо, ни въ Федериго.

121—122. Т. е. человѣческая доблесть рѣдко переходитъ отъ ствола къ его вѣтвямъ, т. е. отъ родителей къ дѣтямъ. «Въ генеалогическомъ древѣ вѣтви суть потомки предка». Ломбарди. Сличи Рая VIII, 133 —135. — «Всѣхъ Дателя», намёкъ на евангельскія слова: «Всякое даяніе доброе и всякій даръ совершенный нисходитъ свыше, отъ Отца свѣтовъ». Посл. Іак. I, 17.

124—126. «Клювъ орлиный» — это обозначенный выше, въ ст. 113, Карлъ I (Анжуйскій) Неаполитанскій, рядомъ съ нимъ сидитъ Педро съ дебелыми членами. Данте высказываетъ здѣсь одинаковое мнѣніе какъ о Карлѣ, такъ и о Педро, и говоритъ, что если сыновья Педро были хуже отца, то тоже самое надобно сказать и о сыновьяхъ Карла, и что вслѣдствіе этого попраны права королевствъ Карла — Прованса и Апуліи (по-итальянски Puglia) или Неаполя.

127—129. «Смыслъ этой терцины, кажется, слѣдующій: оба Капетинга, Людовикь Святой и Карлъ Анжуйскій (Неаполитанскій), менѣе достойны, чѣмъ арагонецъ Педро; сыновья же обоихъ послѣднихъ хуже своихъ отцовъ. Поэтъ выражаетъ первое именами супругъ этихъ принцевъ. Констанція (или Констанца) есть неоднократно упоминавшаяся супруга Педро Арагонскаго, дочь короля Манфреда; Маргарита и Беатриче — дочери графа Провансскаго Раймунда Бернгара (Рая VI, 133); изъ нихъ первая была замужемъ за Людовикомъ Святымъ, вторая — за Карломъ Анжуйскимъ. Впрочемъ, Карлъ Анжуйскій былъ женатъ вторымъ бракомъ на Маргаритѣ Неверской (Nevers), дочери Графа Анжу, и въ такомъ случаѣ можетъ быть будетъ правильнѣе вовсе исключить отсюда Людовика Святого и разумѣть одного Карла Анжуйскаго подъ именами Беатриче и Маргариты». Карлъ Витте.

130—131. Сынъ Іоанна Безземельнаго Генрихъ III, король англійскій, родившійся въ 1206 году и умершій въ 1272 году, слабый, безхарактерный, хотя и набожный, о которомъ Диккенсъ, въ своей Child's History of England. Ch. XV, сказалъ: «Не was as much of a king in death as he had ever been in life»,— a Виллани: «semplice uomo e di buona féde, ma di poco valore». Lib. V, cap. 4.

132. «Въ вѣтвяхъ своихъ» — т. e. въ своихъ потомкахъ счастливѣе, чѣмъ короли Педро III и Карлъ I. Здѣсь разумѣется сынъ его Эдуардъ I, царствовавшій съ 1272 —1307 г., одинъ изъ лучшихъ государей Англіи, о которомъ Виллани говоритъ: «Il buono e valente Rè Adourdo, il quale fù uno de piu savi et valorosi Signori de' Christiani al suo tempo». Lib. VIII, cap. 90.

133—135. Гюильельмо Спадалунга, маркизъ Монферратскій и Канавезскій, т. е. владѣлецъ Пьемонтской горной мѣстности и равнины къ сѣверу отъ р. По, прозванный «Великимъ Маркграфомъ», въ войнѣ съ гвельфскими городами сѣверо-западной Италіи и Амедеемъ V Савойскимъ былъ взятъ въ плѣнъ жителями Александріи, два года содержанъ заключённымъ въ желѣзной клѣткѣ и затѣмъ умерщвлёнъ. Отсюда возникла междоусобная война, сильно опустошившая Монферратъ и ту часть его, которая называется Cannavese (въ древности Canavisio, Canopasio). Онъ сидитъ всѣхъ ниже, такъ какъ души размѣщены здѣсь поэтомъ согласно ихъ земному достоинству: выше всѣхъ императоръ, затѣмъ — короли и ниже всѣхъ — Спаделунга, маркизъ или маркграфъ Монферратскій.