Анна Каренина (Толстой)/Часть III/Глава XXIII/ДО
| ← Часть III, глава XXII | Анна Каренина — Часть III, глава XXIII | Часть III, глава XXIV → |
| Источникъ: Левъ Толстой. Анна Каренина. — Москва: Типо-литографія Т-ва И. Н. Кушнеровъ и К°, 1903. — Т. I. — С. 405—409. |
Въ понедѣльникъ было обычное засѣданіе комиссіи 2-го іюня. Алексѣй Александровичъ вошелъ въ залу засѣданія, поздоровался съ членами и предсѣдателемъ, какъ и обыкновенно, и сѣлъ на свое мѣсто, положивъ руку на приготовленныя передъ нимъ бумаги. Въ числѣ этихъ бумагъ лежали и нужныя ему справки и набросанный конспектъ того заявленія, которое онъ намѣревался сдѣлать. Впрочемъ, ему и не нужны были справки. Онъ помнилъ все и не считалъ нужнымъ повторять въ своей памяти то, что онъ скажетъ. Онъ зналъ, что, когда наступитъ время и когда онъ увидитъ передъ собой лицо противника, тщетно старающееся придать себѣ равнодушное выраженіе, рѣчь его выльется сама собой лучше, чѣмъ онъ могъ теперь приготовиться. Онъ чувствовалъ, что содержаніе его рѣчи было такъ велико, что каждое слово будетъ имѣть значеніе. Между тѣмъ, слушая обычный докладъ, онъ имѣлъ самый невинный, безобидный видъ. Никто не думалъ, глядя на его бѣлыя съ напухшими жилами руки, такъ нѣжно съ длинными пальцами ощупывавшія оба края лежавшаго передъ нимъ листа бѣлой бумаги, и на его съ выраженіемъ усталости на бокъ склоненную голову, что сейчасъ изъ его устъ выльются такія рѣчи, которыя произведутъ страшную бурю, заставятъ членовъ кричать, перебивая другъ друга, и предсѣдателя требовать соблюденія порядка. Когда докладъ кончился, Алексѣй Александровичъ своимъ тихимъ, тонкимъ голосомъ объявилъ, что онъ имѣетъ сообщить нѣкоторыя свои соображенія по дѣлу объ устройствѣ инородцевъ. Вниманіе обратилось на него. Алексѣй Александровичъ откашлялся и, не глядя на своего противника, но избравъ, какъ онъ это всегда дѣлалъ при произнесеніи своихъ рѣчей, первое сидѣвшее передъ нимъ лицо — маленькаго, смирнаго старичка, не имѣвшаго никогда никакого мнѣнія въ комиссіи, началъ излагать свои соображенія. Когда дѣло дошло до коренного и органическаго закона, противникъ вскочилъ и началъ возражать. Стремовъ, тоже членъ комиссіи и тоже задѣтый за живое, сталъ оправдываться, и вообще произошло бурное засѣданіе; но Алексѣй Александровичъ восторжествовалъ, и его предложеніе было принято, были назначены три новыя комиссіи, и на другой день въ извѣстномъ петербургскомъ кругу только и было рѣчи, что объ этомъ засѣданіи. Успѣхъ Алексѣя Александровича былъ даже больше, чѣмъ онъ ожидалъ.
На другое утро, во вторникъ, Алексѣй Александровичъ, проснувшись, съ удовольствіемъ вспомнилъ вчерашнюю побѣду и не могъ не улыбнуться, хотя и желалъ казаться равнодушнымъ, когда правитель канцеляріи, желая польстить ему, сообщилъ о слухахъ, дошедшихъ до него, о происшедшемъ въ комиссіи.
Занимаясь съ правителемъ канцеляріи, Алексѣй Александровичъ совершенно забылъ о томъ, что нынче былъ вторникъ — день, назначенный имъ для пріѣзда Анны Аркадьевны, и былъ удивленъ и непріятно пораженъ, когда человѣкъ пришелъ доложить ему о ея пріѣздѣ.
Анна пріѣхала въ Петербургъ рано утромъ; за ней была выслана карета по ея телеграммѣ, и потому Алексѣй Александровичъ могъ знать о ея пріѣздѣ. Но когда она пріѣхала, онъ не встрѣтилъ ея. Ей сказали, что онъ еще не выходилъ и занимается съ правителемъ канцеляріи. Она велѣла сказать мужу, что пріѣхала, прошла въ свой кабинетъ и занялась разборомъ своихъ вещей, ожидая, что онъ придетъ къ ней. Но прошелъ часъ, онъ не приходилъ къ ней. Она вышла въ столовую подъ предлогомъ распоряженія и нарочно громко говорила, ожидая, что онъ придетъ сюда; но онъ не вышелъ, хотя она слышала, что онъ выходилъ къ дверямъ кабинета, провожая правителя канцеляріи. Она знала, что онъ, по обыкновенію, скоро уѣдетъ по службѣ, и ей хотѣлось до этого видѣть его, чтобъ отношенія ихъ были опредѣлены.
Она прошлась по залѣ и съ рѣшимостью направилась къ нему. Когда она вошла въ его кабинетъ, онъ въ вицмундирѣ, очевидно готовый къ отъѣзду, сидѣлъ у маленькаго стола, на который облокотилъ руки, и уныло смотрѣлъ передъ собой. Она увидала его прежде, чѣмъ онъ ее, и она поняла, что онъ думалъ о ней.
Увидавъ ее, онъ хотѣлъ встать, раздумалъ, потомъ лицо его вспыхнуло, чего никогда прежде не видала Анна, и онъ быстро всталъ и пошелъ ей навстрѣчу, глядя не въ глаза ей, а выше, на ея лобъ и прическу. Онъ подошелъ къ ней, взялъ ее за руку и попросилъ сѣсть.
— Я очень радъ, что вы пріѣхали, — сказалъ онъ, садясь подлѣ нея, и, очевидно желая сказать что-то, онъ запнулся. Нѣсколько разъ онъ хотѣлъ начать говорить, но останавливался. Несмотря на то, что, готовясь къ этому свиданію, она учила себя презирать и обвинять его, она не знала, что́ сказать ему, и ей было жалко его. И такъ молчаніе продолжалось довольно долго. — Сережа здоровъ? — сказалъ онъ и, не дожидаясь отвѣта, прибавил: — я не буду обѣдать дома нынче и сейчасъ мнѣ надо ѣхать.
— Я хотѣла уѣхать въ Москву, — сказала она.
— Нѣтъ, вы очень, очень хорошо сдѣлали, что пріѣхали, — сказалъ онъ и опять умолкъ.
Видя, что онъ не въ силахъ самъ начать говорить, она начала сама.
— Алексѣй Александровичъ, — сказала она, взглядывая на него и не опуская глазъ подъ его устремленнымъ на ея прическу взоромъ, — я преступная женщина, я дурная женщина, но я то же, что я была, что я сказала вамъ тогда, и пріѣхала сказать вамъ, что я не могу ничего перемѣнить.
— Я васъ не спрашивалъ объ этомъ, — сказалъ онъ, вдругъ рѣшительно и съ ненавистью глядя ей прямо въ глаза, — я такъ и предполагалъ. — Подъ вліяніемъ гнѣва онъ видимо овладѣлъ опять вполнѣ всѣми своими способностями. — Но, какъ я вамъ говорилъ тогда и писалъ, — заговорилъ онъ рѣзкимъ, тонкимъ голосомъ, — я теперь повторяю, что я не обязанъ этого знать. Я игнорирую это. Не всѣ жены такъ добры, какъ вы, чтобы такъ спѣшить сообщать столь пріятное извѣстіе мужьямъ. — Онъ особенно ударилъ на словѣ „пріятное“. — Я игнорирую до тѣхъ поръ, пока свѣтъ не знаетъ этого, пока мое имя не опозорено. И потому я только предупреждаю васъ, что наши отношенія должны быть такія, какія они всегда были, и что только въ томъ случаѣ, если вы компрометируете себя, я долженъ буду принять мѣры, чтобъ оградить свою честь.
— Но отношенія наши не могутъ быть такими, какъ всегда, — робкимъ голосомъ заговорила Анна, съ испугомъ глядя на него.
Когда она увидала опять эти спокойные жесты, услыхала этотъ пронзительный, дѣтскій и насмѣшливый голосъ, отвращеніе къ нему уничтожило въ ней прежнюю жалость, и она только боялась, но во что бы то ни стало хотѣла уяснить свое положеніе.
— Я не могу быть вашею женой, когда я… — начала было она.
Онъ засмѣялся злымъ и холоднымъ смѣхомъ.
— Должно быть, тотъ родъ жизни, который вы избрали, отразился на вашихъ понятіяхъ. Я настолько уважаю или презираю и то и другое… я уважаю прошедшее ваше и презираю настоящее… что я былъ далекъ отъ той интерпретаціи, которую вы дали моимъ словамъ.
Анна вздохнула и опустила голову.
— Впрочемъ, не понимаю, какъ, имѣя столько независимости, какъ вы, — продолжалъ онъ разгорячась, — объявляя мужу прямо о своей невѣрности и не находя въ этомъ ничего предосудительнаго, какъ кажется, вы находите предосудительнымъ исполненіе въ отношеніи къ мужу обязанности жены?
— Алексѣй Александровичъ! что вамъ отъ меня нужно?
— Мнѣ нужно, чтобъ я не встрѣчалъ здѣсь этого человѣка и чтобы вы вели себя такъ, чтобы ни свѣтъ, ни прислуга не могли обвинять васъ… чтобы вы не видали его. Кажется, это немного. И за это вы будете пользоваться правами честной жены, не исполняя ея обязанностей. Вотъ все, что я имѣю сказать вамъ. Теперь мнѣ время ѣхать. Я не обѣдаю дома. — Онъ всталъ и направился къ двери.
Анна встала тоже. Онъ, молча поклонившись, пропустилъ ее.