Анна Каренина (Толстой)/Часть II/Глава XI/ДО
| ← Часть II, глава X | Анна Каренина — Часть II, глава XI | Часть II, глава XII → |
| Источникъ: Левъ Толстой. Анна Каренина. — Москва: Типо-литографія Т-ва И. Н. Кушнеровъ и К°, 1903. — Т. I. — С. 191—193. |
То, что почти цѣлый годъ для Вронскаго составляло исключительно одно желаніе его жизни, замѣнившее ему всѣ прежнія желанія; то, что для Анны было невозможною, ужасною и тѣмъ болѣе обворожительною мечтой счастія, это желаніе было удовлетворено. Блѣдный, съ дрожащею нижнею челюстью, онъ стоялъ надъ нею и умолялъ успокоиться, самъ не зная въ чемъ и чѣмъ.
— Анна! Анна! — говорилъ онъ дрожащимъ голосомъ, — Анна, ради Бога!..
Но чѣмъ громче онъ говорилъ, тѣмъ ниже она опускала свою, когда-то гордую, веселую, теперь же постыдную голову, и она вся сгибалась и падала съ дивана, на которомъ сидѣла, на полъ, къ его ногамъ; она упала бы на коверъ, если бы онъ не держалъ ее.
— Боже мой! Прости меня! — всхлипывая говорила она, прижимая къ своей груди его руки.
Она чувствовала себя столь преступною и виноватою, что ей оставалось только унижаться и просить прощенія: а въ жизни теперь, кромѣ него, у нея никого не было, такъ что она и къ нему обращала свою мольбу о прощеніи. Она, глядя на него, физически чувствовала свое униженіе и ничего больше не могла говорить. Онъ же чувствовалъ то, что долженъ чувствовать убійца, когда видитъ тѣло, лишенное имъ жизни. Это тѣло, лишенное имъ жизни, была ихъ любовь, первый періодъ ихъ любви. Было что-то ужасное и отвратительное въ воспоминаніяхъ о томъ, за что было заплачено этою страшною цѣной стыда. Стыдъ предъ духовною наготой своей давилъ ее и сообщался ему. Но, несмотря на весь ужасъ убійцы предъ тѣломъ убитаго, надо рѣзать на куски, прятать это тѣло, надо пользоваться тѣмъ, что убійца пріобрѣлъ убійствомъ.
И съ озлобленіемъ, какъ будто со страстью, бросается убійца на это тѣло, и тащитъ, и рѣжетъ его, такъ и онъ покрывалъ поцѣлуями ея лицо и плечи. Она держала его руку и не шевелилась. Да, эти поцѣлуи — то, что́ куплено этимъ стыдомъ. Да, и эта рука, которая будетъ всегда моею, — рука моего сообщника. Она подняла эту руку и поцѣловала ее. Онъ опустился на колѣни и хотѣлъ видѣть ея лицо, но она прятала его и ничего не говорила. Наконецъ, какъ бы сдѣлавъ усиліе надъ собой, она поднялась и оттолкнула его. Лицо ея было все такъ же красиво, но тѣмъ болѣе было оно жалко.
— Все кончено, — сказала она. — У меня ничего нѣтъ, кромѣ тебя. Помни это.
— Я не могу не помнить того, что́ есть моя жизнь. За минуту этого счастія…
— Какое счастіе! — съ отвращеніемъ и ужасомъ сказала она, и ужасъ невольно сообщился ему. — Ради Бога, ни слова, ни слова больше.
Она быстро встала и отстранилась отъ него.
— Ни слова больше, — повторила она и съ страннымъ для него выраженіемъ холоднаго отчаянія на лицѣ она разсталась съ нимъ. Она чувствовала, что въ эту минуту не могла выразить словами того чувства стыда, радости и ужаса предъ этимъ вступленіемъ въ новую жизнь, и не хотѣла говорить объ этомъ, опошливать это чувство неточными словами. Но и послѣ, и на другой, и на третій день, она не только не нашла словъ, которыми бы она могла выразить всю сложность этихъ чувствъ, но не находила и мыслей, которыми бы она сама съ собой могла обдумать все, что было въ ея душѣ.
Она говорила себѣ: „Нѣтъ, теперь я не могу объ этомъ думать; послѣ, когда я буду спокойнѣе“. Но это спокойствіе для мыслей никогда не наступало; каждый разъ, какъ являлась ей мысль о томъ, что́ она сдѣлала и что съ ней будетъ, и что она должна сдѣлать, на нее находилъ ужасъ, и она отгоняла отъ себя эти мысли.
— Послѣ, послѣ, — говорила она, — когда я буду спокойнѣе.
Зато во снѣ, когда она не имѣла власти надъ своими мыслями, ея положеніе представлялось ей во всей безобразной наготѣ своей. Одно сновидѣніе почти каждую ночь посѣщало ее. Ей снилось, что оба вмѣстѣ были ея мужья, что оба расточали ей свои ласки. Алексѣй Александровичъ плакалъ, цѣлуя ея руки, и говорилъ: какъ хорошо теперь! И Алексѣй Вронскій былъ тутъ же, и онъ былъ также ея мужъ. И она удивлялась тому, что прежде ей казалось это невозможнымъ, объясняла имъ, смѣясь, что это гораздо проще и что они оба теперь довольны и счастливы. Но это сновидѣніе, какъ кошмаръ, давило ее, и она просыпалась съ ужасомъ.