Анна Каренина (Толстой)/Часть I/Глава XV/ДО
| ← Часть I, глава XIV | Анна Каренина — Часть I, глава XV | Часть I, глава XVI → |
| Источникъ: Левъ Толстой. Анна Каренина. — Москва: Типо-литографія Т-ва И. Н. Кушнеровъ и К°, 1903. — Т. I. — С. 73—76. |
Когда вечеръ кончился, Кити разсказала матери о своемъ разговорѣ съ Левинымъ, и, несмотря на всю жалость, которую она испытала къ Левину, ее радовала мысль, что ей было сдѣлано предложеніе. У нея не было сомнѣнія, что она поступила какъ слѣдовало. Но въ постели она долго не могла заснуть. Одно впечатлѣніе неотступно преслѣдовало ее: это было лицо Левина съ насупленными бровями и мрачно-уныло смотрящими изъ-подъ нихъ добрыми глазами, какъ онъ стоялъ, слушая отца и взглядывая на нее и на Вронскаго. И ей такъ жалко стало его, что слезы навернулись на глаза. Но тотчасъ же она подумала о томъ, на кого она промѣняла его. Она живо вспомнила это мужественное, твердое лицо, это благородное спокойствіе и свѣтящуюся во всемъ доброту ко всѣмъ; вспомнила любовь къ себѣ того, кого она любила, и ей опять стало радостно на душѣ, и она съ улыбкой счастія легла на подушку. „Жалко, жалко, но что же дѣлать? Я не виновата“, говорила она себѣ; но внутренній голосъ говорилъ ей другое. Въ томъ ли она раскаивалась, что завлекла Левина, или въ томъ, что отказала, — она не знала. Но счастіе ея было отравлено сомнѣніями. „Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй!“ говорила она про себя, пока заснула.
Въ это время внизу, въ маленькомъ кабинетѣ князя, происходила одна изъ часто повторявшихся между родителями сценъ за любимую дочь.
— Что? Вотъ что! — кричалъ князь, размахивая руками и тотчасъ же запахивая свой бѣличій халатъ. — То, что въ васъ нѣтъ гордости, достоинства, что вы срамите, губите дочь этимъ сватовствомъ, подлымъ, дурацкимъ!
— Да помилуй, ради Самого Бога, князь, что я сдѣлала? — говорила княгиня, чуть не плача.
Она, счастливая, довольная послѣ разговора съ дочерью, пришла къ князю проститься по обыкновенію, и хотя она не намѣрена была говорить ему о предложеніи Левина и отказѣ Кити, но намекнула мужу на то, что ей кажется дѣло съ Вронскимъ совсѣмъ конченнымъ, что оно рѣшится, какъ только пріѣдетъ его мать. И тутъ-то, на эти слова, князь вдругъ вспыхнулъ и началъ выкрикивать неприличныя слова.
— Что вы сдѣлали? А вотъ что: во-первыхъ, вы заманиваете жениха, и вся Москва будетъ говорить, и резонно. Если вы дѣлаете вечера, такъ зовите всѣхъ, а не избранныхъ женишковъ. Позовите всѣхъ этихъ тютьковъ (такъ князь называлъ московскихъ молодыхъ людей), позовите тапера, и пускай пляшутъ, а не такъ, какъ нынче, — женишковъ, и сводить. Мнѣ видѣть мерзко, мерзко, и вы добились, вскружили голову дѣвчонкѣ. Левинъ въ тысячу разъ лучше человѣкъ. А это франтикъ петербургскій, ихъ на машинѣ дѣлаютъ, они всѣ на одну стать и всѣ дрянь. Да хоть бы онъ принцъ крови былъ, моя дочь ни въ комъ не нуждается.
— Да что же я сдѣлала?
— А то… — съ гнѣвомъ вскрикнулъ князь.
— Знаю я, что если тебя слушать, — перебила княгиня, — то мы никогда не отдадимъ дочь замужъ. Если такъ, то надо въ деревню уѣхать.
— И лучше уѣхать.
— Да постой. Развѣ я заискиваю? Я нисколько не заискиваю. А молодой человѣкъ, и очень хорошій, влюбился, и она кажется…
— Да, вотъ вамъ кажется! А какъ она въ самомъ дѣлѣ влюбится, а онъ столько же думаетъ жениться, какъ я?.. Охъ! не смотрѣли бы мои глаза!.. „Ахъ, спиритизмъ! ахъ, Ницца! ахъ, на балѣ…“ — И князь, воображая, что онъ представляетъ жену, присѣдалъ на каждомъ словѣ. — А вотъ, какъ сдѣлаемъ несчастіе Катеньки, какъ она въ самомъ дѣлѣ заберетъ въ голову…
— Да почему же ты думаешь?
— Я не думаю, а знаю; на это глаза есть у насъ, а не у бабъ. Я вижу человѣка, который имѣетъ намѣренія серьезныя: это Левинъ; и вижу перепела, какъ этотъ щелкоперъ, которому только повеселиться.
— Ну, ужъ ты заберешь въ голову…
— А вотъ вспомнишь, да поздно, какъ съ Дашенькой.
— Ну, хорошо, хорошо, не будемъ говорить, — остановила его княгиня, вспомнивъ про несчастную Долли.
— И прекрасно, и прощай!
И, перекрестивъ другъ друга и поцѣловавшись, но чувствуя, что каждый остался при своемъ мнѣніи, супруги разошлись.
Княгиня была сперва твердо увѣрена, что нынѣшній вечеръ рѣшилъ судьбу Кити и что не можетъ быть сомнѣнія въ намѣреніяхъ Вронскаго; но слова мужа смутили ее. И, вернувшись къ себѣ, она, точно такъ же какъ и Кити, съ ужасомъ предъ неизвѣстностью будущаго нѣсколько разъ повторила въ душѣ: „Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй!“