Андрей Белый. «Пепел» (Тэффи)

Дата создания: 1908, опубл.: 1909. Источник: Тэффи. Собрание сочинений в 3 томах. Т. 1. — СПб.: РХГИ, 1999. — С. 416-418. • Впервые: Речь. — 1908. — № 315, 22 декабря (4 января 1909). — С. 3.

В предлагаемом сборнике, — пишет автор в своем предисловии,— собраны скромные, незатейливые стихи, объединенные в циклы; циклы в свою очередь связаны в одно целое — целое — беспредметное пространство, и в нем оскудевающий центр России».

Дальше в предисловии предусмотрительный автор страхует себя от неблагоприятных отзывов критики.

«Брань, которой встретила критика мою книгу... («Кубок метелей»), укрепляет меня в мысли, что оценка этого произведения […] в будущем: судить можно то, что понимаешь… неудивительно, что произведение, выношенное годами, они встретили только как забавный парадокс».

Автор хорошо сделал, что застраховался. Судьба «Пепла» предчувствуется печальной.

Если о «Кубке метелей» кто-нибудь мог сказать, что это «забавный парадокс» (хотя именно этого определения я не помню: вспоминается «шарлатанство», «кривлянье» и опять «шарлатанство» и много раз оно же), то об этой новой книге никто не скажет даже этого. Ни в каком отношении она не забавна. Она назойлива и скучна, она рябит перед глазами и бубнит в уши. Бедные слова в бедных сочетаниях. Невыносимое однообразие и этих слов и этих сочетаний. Целые циклы выдержаны в одинаковом размере. Порою чудится, будто едешь в скверном тарантасе по новине, а Белый звенит под дугой. Может быть, этого эффекта и добивался автор — но это жестоко!

А какие картины вижу я из своего проклятого тарантаса! —

«И вижу: зеленой иглою
Пространство сечет семафор».

В двух стихотворениях «платформа» и «потертая форма» пленяют своей трогательной близостью. А у телеграфиста «жена болеет боком» (а не прямо).

«И кабак, и погост, и ребенок,
Засыпающий там (в кабаке или на погосте) у грудей»,—

несутся мимо вагонного окна.

«Вокзал: в огнях буфета
Старик почтенных лет (не молодой)
Над жареной котлетой
Колышет эполет. […]
А там — сквозь кустик мелкий
Бредет он большаком»

Он это мужик.

Выходят из столовой
На волю погулять.

И Белый дает своему мужику странный совет:

Прильни из мглы свинцовой
Им в окна продрожать!

Мужик бросается под поезд, а немолодой старик все

Над жареной котлетой
Колышет эполет.

А вот мы и «В городке». Здесь очевидно уже самый центр «оскудевающей России». Собираются в баню «малость поиграть».

Растрепи ты веник колок,
Кипяток размыль и т. д.
Обливай кипящим паром,
Начисто скреби
Спину, грудь казанским мылом,
Полюби — люби! и т. д. и т. д.

Вторая часть книги лучше. В ней нет развязной наивности и есть единственное из всего сборника недурное стихотворение: «Похороны», где запоминаются верные, меткие слова:

«Вдоль оград, тротуаров,— вдоль скверов
Над железной решеткой,—
Частый, короткий
Треск
Револьверов».

Взять бы это стихотворение, извести его из книги как единственного праведника, как Лота из Содома, а все остальные пусть познают судьбу свою.

Еще хочу сказать, что не досаду на плохие стихи уношу я, закрывая эту книгу навеки. Я чувствую негодование против автора — за его первое стихотворение, за его дерзкое кощунство! Не словами ли казненного поэта обвеял он свое первое стихотворение «Отчаяние»? Зачем это?

Или ему, склоняющему «свой профиль теневой над сумасшедшею рулеткой», понадобилась на счастье веревка повешенного?

Ах, та книга, где «вздыбился снежный иерей» — и «скакал Жеоржий Нулков» была все-таки лучше!

Там нельзя было понять ровно ничего, а потому и того, что так ясно здесь!