Чѣмъ, Александръ, тебѣ я заплачу?
За риѳмы я почтить тебя хочу.
Въ скитальчествѣ я вѣщій духъ теряю…
Какимъ цвѣткомъ тебя я увѣнчаю?
Какъ соколъ, ты увидѣлъ въ небесахъ
Полетъ орла, поднявшись безъ усилья;
Тѣнь одинокую бросаютъ крылья,
Но тысячи есть звѣздъ въ его очахъ.
Изъ устъ твоихъ раскаты слышны грома,
И быстроты глазъ много пріобрѣлъ;
Постигъ ты мощь орлинаго подъема,
И самъ тебѣ завидуетъ орелъ.
Ужь съ лебедемъ[1] орелъ соединяетъ
Свой звонкій крикъ въ послѣдній, можетъ, разъ;
Его сонмъ братскій окружаетъ,
Но близится ему грозящій часъ…
Прочь жалость, прочь вы, съ женскими сердцами!
Въ превратности печально я пою;
Вы повѣсть всѣ послушайте мою:
Событія ужь выростутъ и сами.
Условились разъ птицы межъ собой
Всѣхъ испытать въ воздушномъ перегонѣ,
Чтобы узнать, которая судьбой
Назначена возсѣсть на птичьемъ тронѣ.
Орелъ взвился; другаго нѣтъ крыла,
Чтобы могло, какъ парусъ, съ нимъ равняться;
Кто на вѣтрахъ опередитъ орла?
Кого орелъ найдетъ, чтобъ состязаться?
Колибри былъ желаньемъ распаленъ
Побѣдой царскій тронъ себѣ воздвигнуть,
И подъ крыло орла забрался онъ:
Зналъ, что орла въ полетѣ не достигнуть.
Орелъ взвился, — но такъ измученъ былъ,
Что внизъ упалъ, и до смерти разбился.
Колибри же, что подъ крыломъ укрылся,
Оттуда въ высь лазури воспарилъ.
Орелъ падетъ, ты будешь возноситься;
Умретъ Адамъ, жизнь сохранитъ тебя;
На тронъ его тебѣ тогда садиться,
Его лучемъ ты озаришь себя.
Его постигъ ты, и его прославишь,
Свѣтъ огласишь ты пѣніемъ своимъ;
И о душѣ его ты въ міръ заявишь,
И выронишь слезинку ты надъ нимъ.
Такъ уронить жемчужину слезинки
Тебѣ надъ нимъ досталося, мой братъ!
И пѣть еще, творя ему поминки,
Святую пѣснь судьбы тебѣ велятъ!
