Актеон (Гумилёв)
| ← Дон Жуан в Египте | Актеон | Игра → |
| Дата создания: 1913, опубл.: 1913 («Гиперборей», 1913, № 7). Источник: http://www.gumilev.ru/main.phtml?aid=5000157 |
- Википроекты
Актеон
- Кадм, царь, строитель Фив.
- Эхион, его слуга и друг.
- Актеон, сын Кадма.
- Агава, жена Эхиона.
- Диана.
- Крокале, Ранис, Хиале, нимфы Дианы.
- Трое юношей, спутники Актеона.
- Три пса, преследующие Актеона.
Сюда, Эхион, налево! Здесь
Вчера я выломал камень,
Выломал, но не весь,
Он был опутан корнями.
До ночи я не управился — стар!
Холодно было и сыро,
С единорогом лягался кентавр,
Блеяли в чаще сатиры.
А ты всё силён, драконий зуб,
Силён, как прежде, счастливый.
С тобою донесу я упрямый уступ
В наши юные Фивы.
Где же Агава?
Жена?
Да.
Чёрные руки ломает дриадам.
Рубит деревья?
Рубит.
Для храма?
Для храма.
(насмешливо)
А храм кому, мой старый дракон?
Тебе, господин.
(со смехом)
Нет.
Ну, так не знаю.
Нам не выломать камня.
Выломать… с песней.
(поёт, выворачивая камень)
Отдай мне глыбу, земля! земля!
Я взнесу её к небу, земля! земля!
И она будет в храме, земля! земля!
Бога чествовать с нами, земля! земля!
Я сказал, ты исполни, слышишь, земля?
Иль испробуешь молний Зевса, земля!
Туша проклятая, кит глухой,
Баба упрямая, ты не хочешь земля?
(поёт тотчас вслед за Кадмом)
Белая кровь дракона, чёрное тело.
Господин приказал приняться за дело.
Зубы дракона, нас было много,
Мы дрались долго, и убито много,
Живые — люди, мёртвые — камни.
Мы больше не будем драться.
Земля, помоги мне
Приподнять брата.
Здрасте, мужчины.
Здравствуй, жена.
Женщина, здравствуй.
Где же
Мальчики? Актеон
Или Пентей?
Их нет.
(насмешливо)
Всё те же.
Значит, на рынке Пентей
Дуракам диктует законы.
Значит, гоняют зверей
В долине псы Актеона.
А вам, старикам — ничего,
Как только ломать эту гору!
Для вас дороже всего
Ещё непостроенный город.
(с важностью)
Ты, женщина, нас не поймёшь.
Может быть!
Но только и я целый день как в угаре.
Чтоб мальчикам было где время убить,
Построила я лупанарий.
(кричит за сценой)
Сюда, товарищи, за этой чащей
Звучат людские голоса,
Они врываются всё чаще, чаще
В тёмно-дремучие мои леса.
О, я непрошенным носы отрежу,
Чтоб не распугивали дичь.
Скорей, товарищи, хватай…
Я брежу.
Отец, простишь мне мой дерзкий клич?
(недовольно)
Как, ты, Актеон? Но сегодня тебя я
Поставил следить за прокладкой канала,
А ты всё оставил, медведя гоняя.
Рабов разбежалось, должно быть, не мало.
(со смущением)
Отец, я виновен.
(к нему и к вошедшим юношам)
Ну, полно, к работе!
Болтать будем после мы. Этот камень —
На площадь Судилища вы снесёте,
Даже вашими белыми руками.
(подходя к камню)
О, боги, он грязен!
Лягушка грязнее!
И как он тяжёл!
Мог бы быть тяжелее.
(вопросительно)
Отец?
Замолчи, он для храма.
Я вижу, как встанет он гордо и прямо.
Нет, я его не понесу.
Довольно, лопнуло терпенье.
Я для охоты здесь в лесу,
Не перетаскивать каменья.
(спокойно)
Не хочешь?
Нет.
(ещё спокойнее)
Так будь счастлив,
Как травы, может быть как звери.
Но дух твой не создан по образу Фив,
Семибашенных, белых, будущих Фив,
И к богам тебе заперты двери!
(Актеону)
Дитя, я многого не понимаю,
Но слушай, когда говорит господин…
А я тебе рыжего львёнка поймаю
В пещере, которую знаю один.
(Актеону, с другой стороны)
Скорее, ведь камень совсем не тяжёлый,
Его бы, пожалуй, одна я снесла.
Тащи его в город… а город весёлый,
Сирийских танцовщиц я там припасла.
(резко Эхиону, указывая на камень)
Берись!
(покорно, наклоняясь)
Берусь.
Отец, прости,
Мне грустно, что такой ты сирый,
Но руки должен я блюсти
Для лука, девушек и лиры.
И разве надобен богам,
В их радостях разнообразных,
Тобою выстроенный храм
Из плит уродливых и грязных?!
За тёмной тучею Зевес
Блаженство вечное находит.
И громы, падая с небес,
На небо никогда не всходят.
Золотокудрый Аполлон
Блестит, великолепно-юный,
Но им не плуг изобретён,
А звонко-плачущие струны.
А Геба розовая, Пан,
А синеглазая Паллада,
Они не любят наших стран,
И ничего им здесь не надо.
А если надо, то — родник,
Лепечущий темно и странно,
Павлина — Гебе, и тростник,
Чтоб флейту вырезать — для Пана.
Поверь, их знает только тот,
Кто знает лес, лучей отливы,
И бог вовеки не сойдёт
В твои безрадостные Фивы.
Вот здорово.
Им так и надо.
Какой ты умный, Актеон!
Так говорить — одна отрада.
Как жаль, что я не обучён.
Идите, товарищи, в этот вечер
Мне хочется быть одному.
Мы славно охотились; до новой встречи!
Постойте, я вас обниму.
Спать завалюсь.
Напьюсь.
Вот ловко:
И спать и пить — равно уныло.
Агава, старая чертовка,
Здесь про танцовщиц говорила.
(слегка хмурясь)
Идите же.
Как хорошо вокруг!
Так синевато-бледен тёплый воздух,
Так чудно-неожидан каждый звук,
Как будто он рождается на звёздах.
Луна стоит безмолвно в вышине,
Исполнена девической тревоги,
И в голубой полощутся волне
Серебряные, маленькие ноги.
Я вижу чуть открытый красный рот,
Мученье наше и отраду нашу,
И розовые груди… А живот
Похож на опрокинутую чашу.
Ни облачка… Она совсем одна
И кажется такою беззащитной,
Что отрок пробуждается от сна,
Неопытный ещё, но любопытный.
Я лягу здесь, под этот мудрый вяз,
Ведь хоть молчит, но знает он о многом.
Я буду спать, не закрывая глаз,
И, может быть, проснусь на утро богом.
Аллали.
Аллали.
Кто вдали?
Это лань
Аллали.
Аллали.
Стрелой повали,
На горло стань.
Аллали.
Аллали.
Псы повели,
Бежит, бежит…
…Теперь лежит,
Аллали,
В пыли.
Кто всех усталей?
Хиале.
(обиженно)
А косы у кого расплелись?
(со смехом)
У Ранис.
Ну да, но я первой увидела лань.
А я повернула её у платана,
О, если б не я, то она…
Перестань!
Открыла, настигла, убила Диана.
(медленно, скандируя)
Время нам ноги омыть, расстегните ремни у сандалий,
Сбросьте лёгкую ткань с ваших измученных плеч.
Всех ты искусней, Ранис; распусти мне, пожалуйста, косы,
Простоволосой, как ты, в чистый войду я ручей.
Я встретила Ио. Бедняжка!
Бежит, а оса над ней.
Быть Зевсом любимой — тяжко.
(со вздохом)
А Марсом — ещё тяжелей.
(недоверчиво)
Как, Марс тебя любит?
В трущобы
За мной он зашёл далеко.
(с интересом)
Настиг?
(скромно)
Нет, конечно.
Ещё бы,
Сознаться всем не легко.
Я знал, что она придёт,
Я знал, что я тоже бог,
И мне лишь губ этих мёд,
Иного я пить не мог.
И мне снега этих рук,
Алмазы светлых очей,
И мне этот сладкий звук
Её неспешных речей.
Отец мой не смертный… Мать,
Наверно любил Зевес
И сыну решил он дать
Женой усладу небес.
Большие звёзды горят,
Земная печаль — как дым,
Я знаю, я стал крылат,
Мой лук, он стал золотым.
Подруги, человек!
Скорей,
Стеною станем вкруг богини
И бедной наготой своей
Прикроем вечные святыни.
Дерзкий!
Я изнемогаю,
От стыда горя…
Кто это?
Его я знаю,
Кадма сын, царя.
Нет, ты ошиблась, Ранис, то не сын благородного Кадма,
Смертный не может зреть светлой моей наготы.
Будь, чем ты должен быть!
Успокойтесь, смотрите, подруги,
Это — добыча стрелы, это — пугливый олень,
(один, озирается чутко и неловко)
Кажется, здесь были люди.
А какая вкусная трава,
Какая холодная вода,
Мне хочется здесь пастись.
Но что я говорю?
Я человек, я Актеон…
Нет, я олень, только олень,
Иль это сонные чары?
(вкрадчиво и зловеще)
Ты помнишь пламенные губы,
Перед тобой они, гляди,
Прильни, целуй, кусай их грубо…
О, пощади, о, пощади!
(так же)
Ты помнишь грудь, как плод созрелый,
Перед тобой она, гляди,
Сожми её рукою смелой…
О, пощади, о, пощади!
(так же)
Ты помнишь ослабевший пояс,
Перед тобою он, гляди,
Сорви его, не беспокоясь…
О, пощади, о, пощади!
(вместе)
Беги, сок жил твоих отравлен,
Но ты склоняешься, дрожишь,
Ты нашей воле предоставлен
И никуда не убежишь.
(зовёт)
Сыночек, сыночек, иди с нами,
В доме тепло, а здесь сыро.
А сыночек-то в шерсти и с рогами,
Хуже самого последнего сатира.
1913