Лекции по общему языковедению (Богородицкий)/1911 (ДО)/9

[102]

Лекція 9-ая.
Психофизіологія рѣчи.

Отъ изученія внѣшней или звуковой стороны рѣчи мы переходимъ къ изученію внутренней стороны или къ психологіи рѣчи, т. е. ко второму отдѣлу общаго языковѣдѣнія. Но психическая или духовная сторона рѣчи нѣкоторымъ образомъ тѣсно связана съ нервно-физіологическими процессами, почему мы должны будемъ освѣщать относящіеся сюда вопросы съ этой психо-физіологической точки зрѣнія. Хотя основною формой нашей рѣчи является предложеніе, однако мы поведемъ психофизіологическій анализъ рѣчи начавъ со словъ, чтобы остаться вѣрными принципу научнаго изслѣдованія — переходить отъ болѣе простаго къ болѣе сложному. Это тѣмъ болѣе необходимо, что и отдельное слово съ точки зрѣнія психофизіологической, какъ увидимъ, не есть нѣчто простое, а значительно сложное, представляющее цѣлую систему ассоціацій, предложеніе же въ свою очередь имѣетъ еще болѣе сложный составъ.

И такъ, что же такое слово съ точки зрѣнія психофизіологической? Мы уже знаемъ, что слово есть звуковой символъ представленія или понятія, который проявляется произношеніемъ у говорящаго и слышаніемъ какъ у говорящаго такъ и у слушающаго. Перейдемъ теперь къ болѣе частному разсмотрѣнію намѣченнаго ассоціативнаго аггрегата слова. [103]

Когда мы произносимъ какой-нибудь звукъ, то при этомъ происходитъ сокращеніе мышечныхъ группъ аппарата рѣчи, требующихся для произнесенія этого звука. Эта совокупность мышечныхъ сокращеній происходитъ подъ вліяніемъ импульсовъ, идущихъ изъ соотвѣтствующихъ группъ нервныхъ элементовъ головнаго мозга черезъ посредство нервовъ, начинающихся въ головномъ мозгу и оканчивающихся въ этихъ мышцахъ. Самая работа органовъ произношенія сопровождается мышечнымъ чувствомъ[1]. Такимъ образомъ произношеніе звука представляетъ ассоціацію (сочетаніе) импульсовъ, идущихъ отъ соотвѣтствующихъ группъ нервныхъ элементовъ головнаго мозга, вызывающую сокращеніе соотвѣтствующихъ мышечныхъ группъ говорильнаго аппарата, которое въ свою очередь возбуждаетъ въ головномъ мозгу соотвѣтствующую ассоціацію мышечныхъ ощущеній. Это — сторона звукопроизводства или артикуляціонная. Движеніями органовъ произношенія приводится въ колебаніе воздухъ; колебанія воздуха возбуждаютъ слуховой нервъ, и мы получаемъ ассоціацію слуховыхъ ощущеній отъ нашего собственнаго произношенія. Эта слуховая ассоціація, составляющая сторону звукоощущенія, вступаетъ въ связь съ ощущеніемъ мышечнымъ, полученнымъ отъ того же произношенія.[2] Но [104]наше произношеніе могутъ слышать и другія лица; разница при этомъ заключается въ томъ, что у говорящаго сочетается сторона звукопроизводства съ слышимой, между тѣмъ какъ у слушающаго принимаетъ участіе только послѣдняя.

Когда мы произносимъ слово, изъ головнаго мозга идетъ рядъ импульсовъ, подъ вліяніемъ которыхъ происходитъ послѣдовательное сокращеніе соотвѣтствующихъ мышечныхъ группъ, сопровождающееся рядомъ мышечныхъ сокращеній, съ которымъ ассоціируется рядъ слуховыхъ ощущеній или слуховой образъ цѣлаго слова.

Но весь этотъ звуковой комплексъ еще не можетъ быть названъ словомъ въ его настоящемъ смыслѣ; словомъ становится онъ лишь тогда, когда сверхъ того ассоціируется съ соотвѣтствующимъ значеніемъ, какъ бы составляющимъ его внутреннюю сторону. Въ самомъ дѣлѣ, если намъ говорятъ слово на языкѣ совершенно для насъ неизвѣстномъ, то мы не можемъ понять этого слова, такъ какъ оно является въ такомъ случаѣ для нашего ума только рядомъ звуковъ, безъ значенія. Что касается самого значенія слова, то оно, какъ и звуковое выраженіе его, представляетъ собою также сложный аггрегатъ ассоціацій, слагающійся изъ множества элементарныхъ ощущеній, получаемыхъ нами посредствомъ нашихъ чувствъ отъ міра объективнаго[3]; кромѣ того, слова могутъ быть символами и состояній нашего внутренняго міра, на которыя путемъ аналогіи нерѣдко переносятся названія [105]съ явленій міра объективнаго. Такимъ образомъ слова, будучи знаками или символами предметовъ и явленій, какъ бы замѣщаютъ эти послѣднія, при чемъ называемый предметъ или явленіе можетъ во время рѣчи быть на лицо, а можетъ и отсутствовать, воспроизводясь воспоминаніемъ и воображеніемъ. Далѣе, слова въ нашемъ языкѣ могутъ имѣть не только конкретное значеніе, относясь къ тому или другому реальному предмету, явленію или состоянію, но также и абстрактное, служа для выраженія общаго или родоваго понятія, которое включаетъ въ себя всѣ конкретныя представленія того же рода; напр. „этотъ человѣкъ“ — конкретное представленіе, а „человѣкъ вообще“ — понятіе. Замѣтимъ при этомъ, что абстракція можетъ идти еще далѣе, обобщая и самыя абстрактныя понятія, пользуясь однако для этого уже новымъ символомъ; напр. „бѣдный человѣкъ“ — первая степень абстракціи для выраженія общаго понятія, а „бѣдность“ — вторая степень абстракціи для выраженія опредмеченнаго качества.

Говоря объ ассоціативной системѣ слова, нужно еще отмѣтить, что указанные элементы во время рѣчи находятся въ состояніи движенія, идущаго отъ понятія къ слову или обратно — отъ слова къ понятію, при отсутствіи же рѣчи весь ассоціативный комплексъ слова не исчезаетъ, но остается въ состояніи ассоціативной связанности, хранясь, какъ образно выражаются нѣмецкіе психологи — „въ темномъ пространствѣ безсознательнаго“ (in dem dunkeln Raume des unbewussten). Нервно-психическій процессъ движенія отъ понятія къ слову, и наоборотъ, естественно требуетъ для себя нѣкотораго времени, а также нѣкоторой траты энергіи, какъ это ясно обнаруживаютъ наблюденія надъ лицами нервно-переутомленными (сильно переутомленному человѣку бываетъ трудно перевести свои мысли въ слова, равно какъ и слѣдить за содержаніемъ слушаемаго). [106]

Въ предъидущемъ мы имѣли въ виду рѣчь произносимую и слышимую; съ развитіемъ письменности къ этому прибавились еще письмо и чтеніе; въ первомъ изъ нихъ имѣютъ мѣсто двигательные импульсы къ правой рукѣ, а во второмъ — оптическія воспріятія буквъ, какъ символовъ звуковъ, передающіяся затѣмъ рѣчевымъ центрамъ. Такимъ образомъ устанавливаются новыя ассоціаціи для письма-чтенія, которыя присоединяются къ естественному ассоціативному аггрегату устной рѣчи: разница между грамотнымъ и безграмотнымъ — присутствіе или же отсутствіе цѣлой группы ассоціацій.

Все вышесказанное будетъ для насъ еще яснѣе, если мы представимъ себѣ, что всѣ разсмотрѣнные элементы имѣютъ какъ бы свои особые уголки въ мозгу и что всѣ они связаны между собою. На самомъ дѣлѣ такое предположеніе, какъ сейчасъ увидимъ, не только не имѣетъ въ себѣ ничего невѣроятнаго, но и подтверждается научными наблюденіями, начало которымъ положилъ французскій хирургъ Брока̀ своимъ знаменитымъ открытіемъ. Въ 1861 году этотъ ученый имѣлъ больнаго, который все понималъ, но самъ не могъ говорить; послѣ его смерти вскрытіе обнаружило у него поврежденіе одного изъ участковъ большаго мозга, именно въ области третьей лобной извилины лѣваго полушарія; это дало поводъ Брока предположить, что именно съ этимъ участкомъ мозга и связанъ общій двигательный центръ рѣчи, какъ это подтвердилось затѣмъ цѣлымъ рядомъ наблюденій. Въ послѣдующее время были открыты подобнымъ путемъ другіе центры, поврежденіе которыхъ обусловливаетъ уже иныя разстройства въ рѣчи, или же и въ письмѣ. Изслѣдованіе такого рода заболѣваній рѣчи очень важно и для лингвиста: оно обнаруживаетъ, какъ въ ассоціативномъ аггрегатѣ сло̀ва могутъ выпадать нѣкоторые элементы, а это не только доказываетъ сложность ассоціативнаго аггрегата сло̀ва и вообще рѣчи (между тѣмъ какъ для непосредственнаго чувства процессъ рѣчи сознается нами какъ простой), но и помогаетъ [107]разобраться въ тѣхъ элементахъ, изъ которыхъ слагается наша рѣчь.

Перейдемъ теперь къ вопросу о рѣчевыхъ локализаціяхъ въ головномъ мозгу. Главную часть этого послѣдняго составляетъ большой мозгъ, принимающій участіе въ умственной и рѣчевой дѣятельности и представляющій два полушарія (правое и лѣвое), которыя раздѣлены между собою глубокой бороздою, доходящею внизу до связующаго оба полушарія т. наз. „мозолистаго тѣла“; по внѣшнему виду большой мозгъ представляетъ изъ себя снаружи сѣрую кору, гдѣ заложены чувствительная и двигательныя клѣтки (при чемъ тѣ и другія занимаютъ особыя области), а внутри — бѣлую массу, состоящую изъ проводниковъ. Поверхность коры большаго мозга изрѣзана бороздами, изъ которыхъ болѣе глубокія разграничиваютъ части или доли большаго мозга одну отъ другой (такъ, Сильвіева борозда отдѣляетъ переднюю пли лобную часть отъ височной, а центральная или Роландова борозда — лобную часть отъ теменной), менѣе же глубокія борозды дѣлятъ доли на т. наз. извилины, представляющія собою возвышенія въ формѣ валиковъ (напр. въ лобной части такимъ образомъ получаются три извилины — верхняя, средняя и нижняя или первая, вторая и третья). Выше мы упомянули о томъ, что двигательныя (моторныя) и чувствительныя (сенсорныя) клѣтки коры большаго мозга занимаютъ особыя области; теперь же мы укажемъ точнѣе мѣстоположеніе тѣхъ двигательныхъ и чувствительныхъ центровъ, которые имѣютъ отношеніе къ рѣчи устной и письменной. Главный двигательный центръ рѣчи, какъ мы уже знаемъ, находится въ третьей лобной извилинѣ лѣваго полушарія, этотъ центръ завѣдуетъ комплексами мышечныхъ работъ, необходимыхъ для произнесенія словъ, при чемъ самыя мышечныя работы возбуждаются болѣе частными центрами, заложенными по обѣимъ сторонамъ центральной борозды и соединенными съ главнымъ двигательнымъ центромъ рѣчи; эти частные двигательные центры [108]расположены здѣсь въ такой послѣдовательности: вверху — центры дыхательныхъ мышцъ грудной клѣтки (служащіе для фонаціонной дѣятельности), ниже — рукѝ (центры жестовъ), еще ниже — центры мышцъ лица и языка (т. е. мимическіе и артикуляціонные).[4] Далѣе, центръ слышимой рѣчи помѣщается въ первой или верхней височной извилинѣ среди общаго центра слуха. Что касается письменной рѣчи, то оптическій центръ буквенныхъ представленій словъ находится во второй темянной извилинѣ, а двигательный центръ письма рядомъ съ общимъ двигательнымъ центромъ правой руки, т. е. во второй лобной извилинѣ лѣваго полушарія.[5] Наконецъ, центръ понятій и вообще высшей интеллектуальной дѣятельности ума, находящійся въ связи со всѣми предшествующими центрами, какъ нѣкоторые полагаютъ, находится въ лобныхъ доляхъ. Все вышесказанное о размѣщеніи рѣчевыхъ центровъ можно видѣть на слѣдующемъ изображеніи лѣваго полушарія большаго мозга:[6] [109]С = Сильвіева борозда. Р = Роландова или центральная борозда. S = Общій двигательный центръ рѣчи или центръ Брока. 1 = Центръ дыхательныхъ мышцъ; 2 = центръ правой руки; 3 = центры мышечныхъ сокращеній лица и языка. '"`UNIQ--postMath-00000001-QINU`"' = Центръ слуховыхъ образовъ словъ. О = Оптическій центръ буквенныхъ представленій словъ. 4 = Общій зрительный центръ. Λ = Двигательный центръ письма. Σ = Область высшихъ интеллектуальныхъ процессовъ.С = Сильвіева борозда.
Р = Роландова или центральная борозда.
S = Общій двигательный центръ рѣчи или центръ Брока.
1 = Центръ дыхательныхъ мышцъ; 2 = центръ правой руки; 3 = центры мышечныхъ сокращеній лица и языка.
= Центръ слуховыхъ образовъ словъ.
О = Оптическій центръ буквенныхъ представленій словъ.
4 = Общій зрительный центръ.
Λ = Двигательный центръ письма.
Σ = Область высшихъ интеллектуальныхъ процессовъ.

Не слѣдуетъ однако думать, что всѣ эти центры уже существуютъ въ мозгу человѣка съ самаго момента его рожденія; напротивъ того, образованіе этихъ центровъ совершается лишь постепенно, по мѣрѣ развитія рѣчи и ея пониманія у ребенка. Въ этомъ процессѣ можно различать три послѣдовательныхъ этапа, болѣе или менѣе соотвѣтствующихъ намѣченнымъ нами выше періодамъ дѣтской рѣчи. Первый этапъ соотвѣтствуетъ періоду рефлекторныхъ криковъ, въ происхожденіи которыхъ участвуетъ не кора большаго мозга, а продолговатый мозгъ и нѣкоторыя другія прилегающія части основанія мозга. Второй этапъ соотвѣтствуетъ періоду [110]волеваго подражанія слышимой рѣчи, когда формируются частные артикуляціонные центры въ соотвѣтствующей двигательной зонѣ коры большаго мозга, а въ височной долѣ начинаютъ локализироваться слуховые образы звуковъ. Третій этапъ отвѣчаетъ тѣмъ періодамъ развитія рѣчи, когда ребенокъ уже соединяетъ со словами значеніе; тогда-то формируется и общій двигательный центръ рѣчи въ третьей лобной извилинѣ лѣваго полушарія, при чемъ обозначаемый словами міръ понятій, по-видимому, локализуется въ переднихъ отдѣлахъ лобныхъ долей. Что касается письма и чтенія, то соотвѣтствующіе центры формируются въ мозгу ребенка значительно позже, въ первые годы ученія. Вообще нужно замѣтить, что всякая часто проявляющаяся дѣятельность какъ физическая, такъ и умственная, объединяя опредѣленныя группы центровъ и развивая ассоціаціонныя связи между ними, тѣмъ самымъ создаетъ почву для соотвѣтствующихъ навыковъ, что̀ благопріятствуетъ успѣшности и быстротѣ творчества. Само собою понятно, что позднѣйшія формаціи, не обладая такой стойкостью, какъ болѣе раннія, при деградаціи умственно-мозговой дѣятельности распадаются первыми.

Остановимся теперь на тѣхъ разстройствахъ рѣчи и письма, о которыхъ мы упомянули выше и съ которыми не мѣшаетъ ближе познакомиться для лучшаго пониманія нервно-психическихъ процессовъ нормальной рѣчи. Вообще говоря, рѣчевыя разрушенія въ области коры большаго мозга могутъ поражать какъ сенсорные центры — слуховой или же оптическій, такъ и двигательные — центръ Брока, частные артикуляціонные центры и центръ письма, касаясь и ассоціаціонныхъ путей. Соотвѣтственно разрушенію того или другаго изъ этихъ центровъ могутъ получаться слѣдующія разстройства: поврежденіе слуховаго центра рѣчи влечетъ за собою потерю пониманія слышимой рѣчи (т. наз. „словесная глухота“ — surditas verbalis), а поврежденіе оптическаго рѣчеваго центра сопровождается утратой пониманія написанныхъ или [111]напечатанныхъ словъ („словесная слѣпота“ — coecitas verbalis); далѣе, пораженіе центра Брока вызываетъ невозможность произносить искомыя слова (т. наз. двигательная афазія),[7] а разрушеніе тѣхъ или другихъ артикуляціонныхъ центровъ сопровождается частными разстройствами произношенія (напр. въ области артикуляцій губъ, языка и т. п.) и, наконецъ, поврежденіе двигательныхъ центровъ письма лишаетъ возможности передать свою мысль письменно („аграфія“).[8] Нельзя не упомянуть въ заключеніе, что наблюденіе случаевъ двигательной афазіи безъ пораженія извилины Брока, а также случаевъ пораженія этой извилины безъ афазіи, равно какъ и то, что реальные клиническіе факты рѣчевыхъ разстройствъ, обычно имѣющихъ смѣшанный характеръ, сложнѣе приведенныхъ схемъ, — все это вызываетъ въ послѣдніе годы попытки къ пересмотру и новымъ истолкованіямъ вопроса о рѣчевыхъ разстройствахъ.[9]


Примѣчанія править

  1. Чтобы составить себѣ нагляднѣе представленіе о мускульномъ (мышечномъ) чувствѣ, попробуйте произнести какой-нибудь непривычный для васъ звукъ, напр. произнесите к глубже, нежели вы обыкновенно произносите: вы тотчасъ замѣтите особое ощущеніе въ задней части языка, именно — напряженность въ ней. Это мышечное ощущеніе мы получаемъ собственно (черезъ посредство нервовъ) въ головномъ мозгу, но оно локализируется или переносится въ нашемъ сознаніи на мѣсто, послужившее источникомъ или причиною этого ощущенія.
  2. Замѣтимъ, что связь между импульсами для произношенія и соотвѣтствующими мышечными ощущеніями носитъ характеръ необходимости: мышечныя ощущенія являются необходимыми спутниками движеній органовъ произношенія. Связь же между мышечными ощущеніями и слуховыми представляетъ внѣшнюю ассоціацію, вырабатывающуюся благодаря тому, что говорящій слышитъ свое собственное произношеніе. Что касается мышечныхъ ощущеній, сопровождающихъ мышечныя работы при произношеніи, то благодаря привычкѣ (а таковая начинается еще съ дѣтства) говорящіе уже почти не сознаютъ этихъ своихъ ощущеній (равно какъ импульсовъ), а только слуховыя.
  3. Вопросъ о соотношеніи между объективною реальностью и субъективнымъ представленіемъ относится уже къ области философіи (именно — къ теоріи познанія), почему здѣсь мы и оставляемъ его безъ болѣе обстоятельнаго разсмотрѣнія.
  4. Что касается мышечныхъ рѣчевыхъ ощущеній, то полагаютъ, что они локализуются близко къ области соотвѣтствующихъ двигательныхъ импульсовъ, съ которыми они тѣснѣйшимъ образомъ сочетаются.
  5. Намъ кажется возможнымъ объяснить слѣдующимъ образомъ нахожденіе рѣчеваго центра въ лѣвомъ полушаріи. Какъ извѣстно, кролѣ звуковой рѣчи человѣкъ пользуется при передачѣ своей мысли другому еще и жестами, которые первоначально, при крайней скудости звуковаго языка, имѣли широкое примѣненіе. Такъ какъ для жестикуляціи обычно служила и тогда, какъ и теперь, правая рука, получающая импульсы изъ лѣваго полушарія большаго мозга, то въ послѣднемъ и развивался центръ жестовой рѣчи, а это въ свою очередь дало толчокъ тому, что въ томъ же полушарии (т. е. лѣвомъ) сталъ локализоваться и центръ словесной рѣчи, почему въ патологическихъ случаяхъ потери рѣчи или афазіи и наблюдается поврежденіе извѣстнаго участка въ корѣ лѣваго полушарія большаго мозга (у лѣвшей же, привыкшихъ дѣйствовать лѣвой рукой, въ случаяхъ афазіи оказывается поврежденіе уже соотвѣтствующаго участка коры въ правомъ полушаріи большаго мозга).
  6. Нужно оговориться, что всѣ иллюстраціи такого рода являются лишь приблизительными, такъ какъ действительное размѣщеніе локализацій несравненно сложнѣе и еще не вполнѣ обслѣдовано. Что касается самой сущности отношенія между физіологическимъ моментомъ и чисто психическимъ или духовнымъ, то, подобно природѣ этого послѣдняго момента, сущность эта представляетъ пока для науки непроницаемую тайну.
  7. Афазія — слово греческое и значитъ «потеря рѣчи».
  8. Аграфія — греч. существ. отъ глагола γράφω (grápho) «пишу, съ отрицаніемъ α и значитъ «потеря письма».
  9. См. статью Н. Е. Осокина «Къ патологіи расстройствъ рѣчи (афазія)», въ Казан. Медиц. Журн. 1910 г. № 5—6; срв. также мою статью (ауторефератъ) объ одномъ изслѣдованномъ мною случаѣ афазіи, помѣщенную во Врачѣ 1900 г., № 32, стр. 984.