съ явленій міра объективнаго. Такимъ образомъ слова, будучи знаками или символами предметовъ и явленій, какъ бы замѣщаютъ эти послѣднія, при чемъ называемый предметъ или явленіе можетъ во время рѣчи быть на лицо, а можетъ и отсутствовать, воспроизводясь воспоминаніемъ и воображеніемъ. Далѣе, слова въ нашемъ языкѣ могутъ имѣть не только конкретное значеніе, относясь къ тому или другому реальному предмету, явленію или состоянію, но также и абстрактное, служа для выраженія общаго или родоваго понятія, которое включаетъ въ себя всѣ конкретныя представленія того же рода; напр. „этотъ человѣкъ“ — конкретное представленіе, а „человѣкъ вообще“ — понятіе. Замѣтимъ при этомъ, что абстракція можетъ идти еще далѣе, обобщая и самыя абстрактныя понятія, пользуясь однако для этого уже новымъ символомъ; напр. „бѣдный человѣкъ“ — первая степень абстракціи для выраженія общаго понятія, а „бѣдность“ — вторая степень абстракціи для выраженія опредмеченнаго качества.
Говоря объ ассоціативной системѣ слова, нужно еще отмѣтить, что указанные элементы во время рѣчи находятся въ состояніи движенія, идущаго отъ понятія къ слову или обратно — отъ слова къ понятію, при отсутствіи же рѣчи весь ассоціативный комплексъ слова не исчезаетъ, но остается въ состояніи ассоціативной связанности, хранясь, какъ образно выражаются нѣмецкіе психологи — „въ темномъ пространствѣ безсознательнаго“ (in dem dunkeln Raume des unbewussten). Нервно-психическій процессъ движенія отъ понятія къ слову, и наоборотъ, естественно требуетъ для себя нѣкотораго времени, а также нѣкоторой траты энергіи, какъ это ясно обнаруживаютъ наблюденія надъ лицами нервно-переутомленными (сильно переутомленному человѣку бываетъ трудно перевести свои мысли въ слова, равно какъ и слѣдить за содержаніемъ слушаемаго).
