Мы уже знаемъ, что слова нашей рѣчи представляютъ значеніе или понятіе, ассоціированное по смежности съ соотвѣтствующимъ звуковымъ комплексомъ, произносимымъ и также слышимымъ. При этомъ съ отдѣльными звуками слова не связывается никакого значенія, но такой звуковой рядъ слова можетъ представлять части со значеніемъ — части слова знаменательныя или морфологическія. Въ этомъ отношеніи каждое слово распадается прежде всею на двѣ знаменательныя части — основу и окончаніе, напр. вод-а, переплетчик-омъ; въ свою очередь основа можетъ быть или простою, какъ видимъ въ первомъ примѣрѣ, или же состоять изъ болѣе частныхъ морфологическихъ элементовъ, каковы — корень, префиксъ (передъ корнемъ) и суффиксъ (послѣ корня); такъ, во второмъ примѣрѣ основа переплетчик- состоитъ изъ слѣдующихъ частей: корень плет- указываетъ на нѣкоторое дѣйствіе, префиксъ пере- служитъ для выраженія направленія въ дѣйствіи, суффиксъ -чик- указываетъ на лицо, занимающееся даннымъ дѣйствіемъ. Такимъ образомъ, подобно цѣлому слову, и каждая изъ его знаменательныхъ частей представляетъ извѣстное значеніе или оттѣнокъ значенія, ассоціированный по смежности съ комплексомъ звуковъ произносимыхъ и вмѣстѣ съ тѣмъ слышимыхъ.
Примѣчаніе. И такъ, въ нашемъ умѣ имѣются ассоціаціи обозначаемаго представленія (напр. того или другаго предмета, дѣйствія и т. п.) и обозначающаго (т. е. соотвѣтствующаго словеснаго символа). Представленія эти, существующія въ нашемъ умѣ въ тѣсной ассоціаціи между собою, никогда не смѣшиваются по функціи; причины такого рѣшительнаго разграниченія слѣдующія: 1) въ то время какъ обозначаемое представленіе слагается изъ массы разнообразныхъ ощущеній, обозначающее его слово неизмѣнно состоитъ изъ идей произносительно-слуховыхъ; 2) привычка къ такому проецированію обозначаемыхъ представленій посредствомъ слова начинается съ ранняго дѣтства и легко достигаетъ прочности инстинкта; 3) такъ какъ въ человѣческомъ мозгу выработалась даже, какъ мы видѣли, особая локализація для произносительно-слуховыхъ символовъ, то такимъ образомъ даже физически становится невозможнымъ смѣшиваніе по функціи указанныхъ двухъ рядовъ представленій, т. е. представленія изъ міра воспринимаемой действительности и произносительно-слуховаго представленія являющагося лишь символомъ перваго.
Вообще, каждое слово (за исключеніемъ простѣйшихъ частицъ) состоитъ изъ морфологическихъ частей, изъ которыхъ каждая, подобно цѣлому слову, представляетъ двѣ стороны — смысловую и звуковую. Носителемъ главнаго значенія въ словѣ является основа, которая всегда соединяется съ окончаніями и по своему смыслу существенно отличается отъ нихъ. Въ самомъ дѣлѣ, основа соотвѣтствуетъ представленіямъ реальнаго міра, образуя — такъ сказать — матеріальную часть или собственное значеніе словъ, окончанія же составляютъ чисто формальную часть словъ и служатъ показателями отношеній, устанавливаемыхъ нашею мыслью между собственными значеніями словъ при образованіи предложеній, играя такимъ образомъ синтаксическую роль.[1] Къ сказанному нужно прибавить, что сложныя основы способны имѣть двоякое значеніе — реальное и генетическое. Такъ, когда я при словѣ „переплетчикъ“ непосредственно представляю себѣ самый предметъ, то это — реальная сторона значенія; когда же я вникаю въ морфологическій составъ основы въ словѣ (пере-, плет-, чик-), т. е. изъ какихъ знаменательныхъ элементовъ она образовалась, это — генетическая сторона значенія. Въ нашей рѣчи реальная сторона играетъ наиболѣе существенную роль и потому слова̀ съ сложной основой въ живой рѣчи обычно чувствуются какъ бы простыми символами соотвѣтствующихъ вещей. Что касается словъ съ простою основою, уже не разлагающеюся на болѣе частные морфологическіе элементы, то естественно, что ей присуще лишь одно реальное значеніе, такъ какъ вникать въ морфологическій составъ основы уже не приходится.
Во вступительныхъ замѣчаніяхъ къ нашему курсу мы указывали, что всестороннее ознакомленіе съ живою рѣчью, какъ естественнымъ явленіемъ, составляетъ первѣйшую задачу при изученіи науки о языкѣ. Поэтому, устанавливая тѣ или другія категоріи мы должны представлять доказательства дѣйствительнаго ихъ существованія. Постараемся теперь показать, что морфологическія или знаменательныя части словъ не суть фикціи, а дѣйствительно существуютъ въ умѣ говорящихъ. Въ этомъ насъ убѣждаютъ слѣдующіе факты: 1) когда мы образуемъ новыя слова, то составляемъ ихъ изъ морфологическихъ элементовъ, уже существующихъ въ языкѣ; срв. хотя бы появившееся въ послѣднее время новое слово „никчемный“ (напр. „надломленные, никчемные люди“, Р. Сл. 1912, № 191, въ статьѣ „Отливъ“); 2) когда заимствуются иностранныя слова, то они часто принимаютъ префиксы, суффиксы и окончанія, свойственныя словамъ природнымъ; срв. отъ нѣмецкаго gruppieren заимствованное русское слово „группировать“ съ русскимъ суффиксомъ -овать;[2] 3) слова, употреблявшіяся прежде съ однѣми морфологическими частями, съ теченіемъ времени по аналогіи принимаютъ иногда другія, напр. вмѣсто „ходятъ“ чаще говорятъ „ходютъ“, или „держутъ“ вмѣсто „держатъ“ и т. д. Такія подстановки въ словахъ одной морфологической части вмѣсто другой могутъ происходить лишь при условіи дѣйствительнаго существованія этихъ частей въ нашемъ умѣ.
Самый путь образованія морфологическихъ частей словъ въ нашемъ умѣ можетъ быть представленъ въ психологическомъ освѣщеніи слѣдующимъ образомъ. Предположимъ, что мы имѣемъ цѣлый рядъ такихъ формъ, какъ; сад-а || сад-у || сад-омъ и проч. Эти слова имѣютъ общую основу сад-, съ которою связывается собственное значеніе слова и которая, благодаря сходству, выдѣляется въ этихъ формахъ. Не трудно понять, что здѣсь происходитъ двойная ассоціація — по сходству смысловому и звуковому: съ одной стороны одно и тоже представленіе сада соединяется съ разными падежными оттѣнками, а рядомъ съ этимъ сходный процессъ происходитъ и въ области звуковой, именно одинъ и тотъ же звуковой комплексъ основы соединяется съ разными окончаніями. Указанный процессъ выдѣленія основы въ словѣ можно представить формулою въ слѣдующемъ видѣ:[3]
_page_115.jpg)
Кромѣ того, можетъ происходить ассоціація и по сходству окончаній; срв. напр. форму сад-а по сравненію съ тою же формою другихъ аналогичныхъ словъ: сад-а || вид-а || спор-а и т. д. Хотя эти слова обозначаютъ различные предметы, но у нихъ есть и нѣчто сходное, а именно: всѣ они ассоціируются по сходству падежнаго оттѣнка значенія и соотвѣтствующаго звуковаго обозначенія, т. е. и здѣсь происходитъ двойной процессъ — ассоціаціи смысловой и звуковой. Подобнымъ образомъ происходитъ разложеніе и глагольныхъ формъ на основу и окончаніе, равно какъ и разложеніе сложной основы на корень, префиксъ и суффиксъ.[4] И такъ, съ психологической точки зрѣнія процессъ образованія грамматическихъ формъ въ нашемъ умѣ сводится въ ассоціаціи по смежности и сходству. При этомъ ассоціируемыя по сходству слова̀ могутъ представлять различныя степени этого сходства, что ведетъ къ образованно категорій склоненія, спряженія и вообще словообразованія съ ихъ болѣе частными группами или типами. Въ своемъ родномъ языкѣ мы съ дѣтства привыкаемъ къ типамъ словоизмѣненія, соотвѣтственно которымъ и образуемъ отъ данныхъ словъ требуемыя формы; стало быть, мы не запоминаемъ всѣ формы отъ каждаго слова въ отдѣльности, но сами ихъ производимъ по аналогіи къ усвоеннымъ соотвѣтствующимъ типамъ.
Въ заключеніе укажемъ на то, что слова нашей рѣчи, разлагаясь на морфологическія части, вмѣстѣ съ тѣмъ группируются въ тѣ наиболѣе крупныя морфологическія категоріи, которыя извѣстны подъ названіемъ частей рѣчи. Эти послѣднія могутъ быть представлены въ слѣдующей послѣдовательной группировкѣ. Прежде всего онѣ группируются въ два наиболѣе крупныхъ отдѣла: 1) слова, служащія для обозначенія умственныхъ представленій и 2) слова эмоціональныя. Затѣмъ слова, обозначающія умственныя представленія, распадаются въ свою очередь на а) слова съ собственнымъ значеніемъ и б) слова безъ собственнаго значенія или формальныя; при этомъ слова съ собственнымъ значеніемъ раздѣляются на слова самостоятельныя и подчиненныя; словами самостоятельными являются существительныя, личныя мѣстоименія и глаголы, къ отдѣлу же подчиненныхъ мы отнесемъ прилагательныя (также причастія), мѣстоименія опредѣлительно-указательныя и нарѣчія (также дѣепричастія). Что касается формальныхъ словъ, то къ нимъ относятся предлоги, союзы и частички (какъ напр. „ли“ и т. п.). Къ словамъ эмоціональнымъ относятся междометія[5].
Примѣчанія править
- ↑ Здѣсь вопросы лингвистики соприкасаются съ областью философіи, которая старается разобраться въ томъ, что̀ въ нашемъ умѣ получается отъ реальнаго міра и что привносится самимъ умомъ; лингвистика, разъясняя происхожденіе и развитіе формальныхъ элементовъ рѣчи, тѣмъ самымъ косвенно можетъ оказать большую помощь философіи для болѣе глубокаго разъясненія даннаго вопроса.
- ↑ Въ нѣкоторыхъ случаяхъ природное слово распространяется иностраннымъ суффиксомъ; срв. слово служб-истъ, произведенное отъ основы слова «служба» съ помощью суф. -истъ (см. «Маленькій фельетонъ» въ Рѣчи, 1912, № 161: «показали себя хорошими и даже ревностными службистами»); «мозол-инъ» — уничтожаетъ мозоли съ корнемъ (рекламное объявленіе въ газетѣ).
- ↑ Воспользуемся большими латинскими буквами для обозначенія: звуковой стороны, а греческими — смысловой (при этомъ значеніе основы обозначимъ черезъ α, а несходные оттѣнки падежныхъ окончаній — черезъ β, γ, δ); знакъ + будетъ служить для обозначенія ассоціаціи по смежности, а простая черта для обозначенія ассоціаціи по сходству.
- ↑ Психологическій процессъ разложенія сложной основы, подобно процессу разложенія слова на основу и окончаніе, сводится также къ ассоціаціи сходства среди различія, напр.:
под + свѣч + ник — у | на + груд + ник — ом. Здѣсь обѣ основы (подсвѣчник- и нагрудник-) различны по корню и префиксу, но сходны по суффиксу (-ник-), который такимъ образомъ и выдѣляется, какъ особая морфологическая часть. Замѣтимъ, что однородный процессъ имѣетъ мѣсто и въ области синтаксиса; срв. сложныя предложенія: «когда я читаю, онъ играетъ» || «когда я пишу, ты гуляешь»; они имѣютъ сходныя смысловые и словесные формальные элементы, благодаря каковымъ въ нашемъ умѣ и образуются типы предложеній. Вообще надо сказать, что процессъ ассоціаціи по сходству и смежности настолько существенъ и постояненъ въ нашей умственной жизни, что должно считать его необходимымъ условіемъ мышленія и полагать, что наша мысль, начиная отъ простѣйшихъ своихъ элементовъ и доходя до наиболѣе сложныхъ комбинацій, работаетъ путемъ нахожденія сходствъ и различій между явленіями.
- ↑ Для дальнѣйшаго ознакомленія съ деталями по предмету настоящей и слѣдующей главы см. наши Очерки по языковѣдѣнію и русскому языку (1910)3 —гл. XVI и XVII, а также нашъ Общій курсъ русской грамматики (1913)4 гл. VII.