с описанием земель под его владением и господством, написанные
Рюи Гонзалесом де Клавихо,
камерьером великого и могущественного государя
дона Енрике Третьего этого имени
короля Кастилии и Леона.
Великий Государь Тамурбек, убивши царя Самаркандского и взявши у него его владения (откуда и началось его царство, как вы сейчас услышите); затем завоевавши всю землю Монгольскую, которая соприкасается с этим царством и с землею малой Индии; кроме того завоевавши всю землю и владения великого царства Орасанского и покоривши и подчинивши своей власти землю Тагигинскую с землею и владением земли, которая называется Рей; да кроме того покоривши и подчинивши себе всю Персию и Мидию с царством Тауриса и Солтании, и кроме того покоривши землю и царство Гилянское с землею Дербентскою и завоевавши кроме того страну малую Армению и землю Арсингскую и Асеронскую и Ауникскую и подчинивши своей власти царство Мерди и землю Курчистан, которая находится в той же Армении; кроме того победивши в сражении царя малой Индии и взявши у него большую часть его земель; кроме того разрушивши город Дамаск и взявши и подчинивши своей власти города Алеп и Вавилонию и Балдас и разрушивши много других стран и владений и одержавши победу во многих [3] других битвах и совершивши много завоеваний, пошел на Турка Ильдрин Баясита (который был один из самых великих и сильных царей, какие только известны на свете) на его землю Турецкую и сразился с ним подле одного замка, который называется Ангури и победил его и взял его в плен, его и одного из его сыновей; а в этом сражении пришлось быть Пайо де Сотомайору и Гернану Санчесу де Паласуелас, посланникам, которых великий и славный государь дон Енрике Божиею милостью король Кастилии и Леона, да хранит его Бог, послал, чтобы узнать, каково могущество Тамурбека и Турка Ильдрина и каково их богатство и сила народов, которых они соединили один против другого; и также чтобы они присутствовали на этом сражении, которое они хотели дать; а об этих Пайо и Гернане Санчесе узнал великий государь Тамурбек и из любви к великому государю королю Кастилии воздал им большие почести, взял их с собою, устроил в честь их большие празднества, дал им подарки и получив сведения о силе великого и славного государя короля Кастилии и о [4] великодушии, которым он отличался над христианскими государями, он, чтобы приобрести, его дружбу, только что было кончено сражение, приказал послать к нему посланника, и письма, и подарок в доказательство его приязни. С этим посланником был один Чакатайский витязь, которого звали Магомет Алькаги, с которым он и послал свои дары, и приношения, и торжественные грамоты. Этот посланник прибыл к государю королю Кастилии и передал ему письма, которые ему посылал государь Тамурбек, и его подарок и драгоценные камни и жен, которых он посылал по своему обычаю. Великий государь король, получивши письма и подарок и выслушавши добрые речи, которые Тамурбек приказал посланнику передать ему на письме и на словах, и, увидав, какую он ему оказывает дружбу, приказал приготовить подарок и отправить посланников к Тамурбеку, чтобы закрепить дружбу, которую он ему предлагал; а посланниками в это посольство он приказал послать Фра Альфонса Паес де Санта Мария, Магистра Богословия, и Рюи Гонзалеса де Клавихо и Гомеса де Салазара, своего [5] телохранителя, с которыми он и послал свои письма и подарки. А так как это посольство очень трудно и в отдаленные земли, то будет уместно и необходимо описать на письме все земли и места, в которых были эти посланники, и все, что с ними случилось, чтобы оно не было забыто и чтобы можно было его лучше и полнее рассказывать и знать. И поэтому во имя Господа, во власти которого все находится, и в честь святой девы Марии Матери Божией начал я писать с того дня, как посланники достигли порта святой Марии возле Кадикса, чтобы сесть на карраку, на которой должны были ехать, и с ними тот посланник, которого Тамурбек присылал к государю королю.
II. В понедельник 21 мая года от Рождества Христова 1403, прибыли посланники в порт Святой Марии, и в тот же день приказали перенести на карраку, на которой должны были отправиться, провизию, какая у них там была; кроме того другие запасы, которые велели привезти из Севильи и из Хереса, и вместе с ними некоторых из своих людей.
На другой же день, во вторник, 22 числа того же месяца они выехали оттуда в лодке и с ними мессер Юлиан [6] Сентурион, хозяин карраки, на которой они должны были ехать, и прибыли в порт де Лас Муелас, что возле Кадикса, где стояла эта каррака. В следующую среду каррака их выехала оттуда. Погода была хорошая, и, когда стала приближаться ночь, они поравнялись с мысом, который называется Деспартель.
На следующий день в четверг они проехали мимо Танхара и гор Барбарских, мимо Тарифы, и Химены, и Септы, и Алгесиры, и Гибралтара, и Марбельи, так близко, что могли очень хорошо видеть эти места, так как все они лежат у подошвы гор пролива, и в тот же день проехали около гор Фи.
III. На следующую пятницу, 25 дня того же месяца мая, когда совсем рассвело, были они около Малаги; бросили якорь в порте и остались в нем стоять ту пятницу, что приехали, и субботу, и воскресенье, и понедельник и вторник; потому что хозяину карраки нужно было сгрузить на берег несколько кувшинов масла и другой товар. В этой Малаге город лежит плоско и одной стороной подходит к морю. Внутри города на одном конце его на возвышении стоит высокий замок с двумя оградами; а вне города стоит другой замок еще выше, который [7] называется Алькасаба; от одного замка к другому идут две ограды смежные одна с другою. А в низу на другом конце города, возле моря, и вне самого города стоят складочные постройки, и как раз подле них начинается ограда из стен и башен и идет подле моря. Внутри этой ограды находится много прекрасных садов, а выше этих городских садов стоят высокие горы, а на них есть дома, и виноградники, и сады; а между морем и городской оградой стоит несколько домов, в которых находится гостиный двор. А город очень населен.
В следующую среду 29 числа месяца мая уехала оттуда каррака и проехали они мимо гор Малаги, которые все покрыты виноградниками, полями и садами, и проехали возле Велес Малаги, высокого замка, который стоит на этих горах; потом проехали мимо Альмуньекара, который стоит внизу у моря, и к ночи были около Сьерры Невады.
На другой день в четверг проехали они около мыса Палоса, что возле Картагены; а на другой день, в пятницу возле мыса Мартина; это высокая гора и она уже в Каталонии.
IV. В субботу, когда рассвело, они поравнялись с одним [8] островом, который называется Форментера и никем не обитаем, и стали в виду острова Ивисы; здесь они простояли эту субботу и воскресенье, и понедельник, и вторник, подвигаясь то в одну сторону, то в другую, и не могли обойти мыса, чтобы войти в порт Ивисы, потому что ветер был противный; а во вторник уже поздно вступили в порт. Это было пятого числа июня месяца. Хозяин приказал сгрузить груз, который он привез, и нагрузить соли и они простояли в этой гавани тот вторник, что приехали, и среду, и четверг, и пятницу и не могли выехать из порта, потому что ветер был противный; а в среду тринадцатого июня выехали; а в четверг и пятницу было тихо, так что они прошли очень мало.
V. Эта Ивиса маленький островок: в ней пять лиг в длину и три в поперечнике. В тот день, когда приехали посланники, вышли они на землю и губернатор, который был там от короля Аррагонского, приказал дать им помещение, где бы им можно было остановиться для прожития, и послал за ними людей и лошадей, чтобы привезти их в город. Этот остров почти весь лесистый, покрыт крупным и мелким лесом и сосновыми [9] борами. Город построен на высоком холме возле моря, и в нем три ограды и в каждой ограде живут люди. На самом высоком месте города против моря стоит высокий замок с высокими башнями и оградою. Городская церковь стоит рядом с замком, и в ней есть высокая башня, которая соединяется с замком; и город, и замок окружены одной стеной. На этом острове есть солеварни, в которых много соли, и каждый год выделывается очень хорошая соль из морской воды, которая в них входит. И эти солёварни приносят большой доход, потому что каждый год туда приходит много кораблей с востока нагружаться солью. В стенах города есть башня, в которой устроены помещения, и которая называется башней Ависены: говорят, что Ависена был с этого острова. В стене и башнях видны следы ударов метательных орудий, которые приказывал кидать король дон Педро, когда он осаждал город.
В следующую субботу, что была восемнадцатого числа июня месяца, в девятом часу проехали они около острова Маиорки, так что могли хорошо его различить. А в следующее [10] воскресенье поравнялись они с одним островом, который называется Кабрерой; на нем есть маленький замок. В понедельник и во вторник они продолжали свой путь, но не много, так как ветер был слаб. В среду поздно проехали мимо острова Минорки и вошли в Лионский залив, и шли по Лионскому заливу и четверг, и пятницу, и субботу. Все эти дни была хорошая погода. А в воскресенье, в день св. Иоанна проехали вблизи одного острова, который называется Линера и принадлежит ко владениям вице-короля Аррагонского.
VI. В понедельник, когда рассвело, проехали они между двумя островами, которые называются, один — Корсика; и стоит на нем замок, по имени Бонифацио, принадлежащий одному Генуэзцу; а другой остров называется Сардиния, и на нем стоит замок по имени Луенгосардо и принадлежит Каталонцам. Эти два замка на этих двух островах стоят у моря один против другого точно на страже, а проход между этими двумя островами, узкий и опасный, называется там проливом Бонифацио.
В следующий вторник, поздно, проехали они вблизи одного [11] острова, который называется Понса и теперь необитаем; а прежде он был обитаем, и было на нем два монастыря, а (теперь) есть на нем большие очень хорошие здания, построенные Виргилием. Прямо за этим островом на левой руке видны высокие горы, которые уже на твердой земле и называются Монтекарсель, и там есть замок, который называется Сант Фелисес и принадлежит ко владениям короля Лансалого. Немного дальше прошли они мимо других гор, тоже на твердой земле, и у подошвы их виден был город, который называется Тарасена и принадлежит ко владениям Рима. Оттуда до Рима двенадцать лиг. Между морем и городом видны были сады и высокие деревья, а между садами и городом стоял монастырь, в котором прежде были монахини, но их увезли оттуда Мавры Берберские.
VII. В среду они продолжали свой путь, а в следующий четверг, 27 июня, к ночи приехали в порт Гаэты и бросили якорь у самого города, так близко, что могли переложить доску на стену города. Посланники вышли на землю и остановились в одном доме возле Сан Франциско вне города и стояли там [12] шестнадцать дней, потому что хозяин и некоторые купцы с карраки должны были сгрузить разные товары, которые везли, и нагрузить масла.
VIII. Этот город Гаэта и гавань его очень красивы, так как при самом входе порт узкий, а внутри очень широкий и окружен вокруг высокими горами, на которых есть замки и красивые дома и много садов; а на левой руке, как входишь в порт, стоит высокий холм, а на верху его башня, точно большая сторожевая башня. Ее построил, говорят, Рольдан, и так и зовут ее башней Рольдана. Возле этого холма стоит другой холм, смежный с ним, и на нем построен город; ворота и дома его спускаются по склону горы к морю, там где порт, так что почти подходят к воде, и тут-то стоит стена, которую омывает море. От стены идут две башни со стеной, которые входят в воду; расстояние от одной башни к другой такое, как можно бросить стрелой из самострела. И от одной башни к другой протягивают цепь, когда это нужно, и за этой цепью стоят галеры и барки во время войны. Между холмом, на котором построен город и [13] другим холмом, на котором стоит башня Рольдана, построена башня с высокими башенками, перилами и зубчатыми стенами, которые идут до самой башни Рольдана, вокруг холма, на котором стоит город, и другого холма, на котором стоит башня Рольдана; эти стены поставлены для охранения города. Со стороны моря нет ни какой опасности, потому что оно окружено с двух сторон, и по берегу идут высокие скалы, так что никак нельзя опасаться, чтобы во время войны в гавань могли войти какие-нибудь корабли. Как раз у той городской ограды начинается другая, которая идет довольно долго около моря; и внутри этой ограды есть высокий холм, окруженный с двух сторон морем, и на нем много виноградников и масличных и других садов; а между этим холмом и оградою, которая идет по берегу моря, идет улица, обстроенная многими домами и лавками. В этой улице есть церковь, очень почитаемая, к которой люди имеют очень большое уважение; она называется Святой Марии Благовещение. Напротив нее есть другая очень почитаемая церковь, которая называется св. Антон; а над этою церковью св. Марии есть прекрасный монастырь [14] св. Франциска. Как оканчивается эта улица, ограда поднимается вверх по склону холма и идет до другого моря, так что она окружает весь этот холм. Эта ограда сделана для того, чтобы в случае, если придут какие-нибудь суда, с них нельзя было выйти на берег, и чтобы не был нанесен какой-нибудь вред городу. В конце ограды, где соединяются обе ограды, которые окружают эти холмы, стоит церковь, которая называется Троица, и вокруг нее стоят башни и дома в роде крепости. Возле этой церкви в скале есть пещера, точно нарочно устроенная, как будто силою раздвинули скалу в разные стороны. В глубину эта пещера входит почти на десять брас, в длину в ней будет до пятидесяти шагов, и она так узка, что в нее можно входить только по одному. Внутри устроена пустынька, которая называется пустынею Святого Креста. Говорят, что в городе есть запись, что это отверстие сделалось в тот день, когда Иисус Христос пострадал на Кресте. Внутри этой ограды насажено много красивых садов, и домов и террас, много апельсинных и лимонных и масличных садов и виноградников, и все это очень красиво на вид. А вне [15] ограды, у самого моря, идет очень красивая улица, обстроенная домами, дворцами и садами, по которым протекает вода, и окружает весь порт кругом. Эта многолюдная улица идет до самого того места, которое называется Мола, а от города до него лиги две. Улица эта очень многолюдна и вся вымощена. Выше нее идут холмы, тоже покрытые домами и деревнями, и все это видно из города и так красиво, что чудо. Все это посланники осматривали, пока оставались там. За тем местом, что называется Молой, видно предместье и высокий замок, и много других мест на горе; а на конце той горы, на которой стояло все это, при входе в порт, на правой руке стояла очень высокая башня, точно сторожевая, которая называется башней Карельяно. Все эти места принадлежали прежде графу Фонди, а теперь принадлежат королю Лансалаго, который потерял было их по случаю своей войны с королем Людовиком. Дома города Гаэты очень красивы на вид; они идут до самого порта, очень высоки и выходят окнами на море. Самое красивое место в городе, это ровная улица, которая идет по самому берегу моря; другие же улицы узки, круты и неудобны. На [16] этой главной улице идет вся торговля города, а в городе каждый год продается много товару.
IX. Когда король Лансалаго вел войну с королем Людовиком, он потерял все царство, кроме этого города и отсюда он поднялся снова и возвратил себе все свои владения.
Когда король Лансалаго был в этом городе, и был женат на Констанции, дочери Манфреда Карамете, он, развелся с нею и сам насильно выдал ее за одного своего вассала, сына мессера Людовика из Капуи. Говорят, что сам король, бывши в этой самой церкви Троицы, взял их за руки и женил их на глазах большого множества народа бывшего там, а потом устроил свадебные празднества; говорят также, что сам король на пиру взял за руку эту самую жену свою и танцевал с нею, и жена его говорила много дурного на площадях и на улицах. Говорят, что король сделал это по совету своей матери Маргариты. После король женился на сестре короля Кипрского, которую звали донья Мария. Король не имел детей от жены своей Констанции, хотя был женат на ней полтора года; а тот, который теперь женился на ней, имеет от нее детей. У короля [17] Лансалаго есть сестра, которую зовут Иоанелла; она вышла замуж за герцога Стерлика, который также герцог Баберский; говорят, что она очень хороша собою.
XI. В пятницу, тринадцатого числа месяца июля, около полудня, каррака подняла паруса и выехала из Гаэты, и весь этот день они были в пути.
На следующий день, в субботу, они прошли мимо острова, который называется Искиа и мимо другого острова, который называется Прочида; они оба не обитаемы. В этот же день они прошли мимо другого острова, который называется Трапе; он населен, принадлежит к королевству Неаполитанскому, и на нем есть хороший город. В тот же день они были против мыса Минервы, что на твердой земле, и кроме того прошли мимо двух высоких гор, посреди которых стоит город, по имени Мальфа. На этих горах видно было несколько замков; а в этом городе Мальфе, говорят, находится голова св. Андрея.
В тот же самый день, в субботу, в вечерню они увидели, как упали с неба точно два столба дыма, которые достигли до моря, и вода поднялась по ним так скоро, так [18] сильно и с таким шумом, что облака наполнились водою и небо потемнело и покрылось тучами. Тогда они удалились на сколько могли со своею карракою, так как если бы этим столбам удалось попасть на карраку, то, говорят, они могли бы уничтожить ее.
XII. В следующее воскресенье, когда рассвело, они прошли мимо двух пустынных островов, плоских и безлесных, которые называются один Арку, а другой Фируку; а немного подальше на левой руке появился другой остров, точно одна высокая гора, который называется Странголь; в нем есть отверстие, из которого поднимается дым и огонь; ночью из этого отверстия вылетело большое пламя и огонь с сильнейшим шумом. После того на правой руке они увидели другой остров, который называется Липари. Он населен и принадлежит королю Лансалаго; на этом острове находится покров блаженной св. Агуеды. Этот остров как-то горел, и заступничеством блаженной св. Агуеды перестал гореть и он, и другие острова около него, которые горели. И с тех пор жители, когда видят, что горят другие острова, то выносят этот покров, чтобы огонь не достиг их, и пожар тотчас же прекращается. [19]
В следующий понедельник утром они прошли между необитаемыми островами, которые называются один Салинас, другой Странголин, а третий Волькани, и из них выходил большой дым с сильным шумом. Кроме того прошли они мимо других островов, тоже необитаемых; один зовут Паранеа, а другой Панарин.
XIII. В следующий вторник, семнадцатого числа июля месяца, они все еще шли между этими двумя островами, и не могли выйти, потому что была тишь. А ночью, когда они стояли между ними, в три часа сделалась большая буря, и подул сильный противный ветер, который продолжался до утра.
В среду около полудня разорвало ветром паруса на карраке, и весь день они плавали с пустыми мачтами то в одну, то в другую сторону, так что считали себя в большой опасности. И продолжалась эта буря вторник и среду до двух часов ночи. В это время из отверстий, именно из Странголя и Вольканте выбрасывалось высокое пламя и дым с сильным ветром и шумом. В продолжение бури хозяин приказал петь литании, и [20] всем молиться Богу о помиловании. Когда молитва окончилась и они все еще шли посреди бури, появился свет точно свечка на марсе, на верху мачты карраки и другой свет на том бревне, что называется бушприт, которое находится на переди корабля, и еще один свет точно свечка на той рее, которая находится над кормой. Этот свет видели все, кто были на карраке, потому что всех созвали смотреть на него. Он продолжался несколько времени, потом исчез сам собою, и все это время не переставала буря. Скоро все пошли спать кроме кормчего и нескольких матросов, которые должны были сторожить. И в то время, как эти матросы и кормчий не спали, услышали они недалеко от карраки несколько позади голоса, точно человеческие, и кормчий спросил двух матросов, слышат ли они этот шум. Они сказали, что да. Все это время буря не прекращалась, и вдруг они увидели, что тот же свет опять появился на тех местах, где был прежде. Тогда разбудили всех людей на карраке, и они все увидели свет, а кормчий рассказал им, что слышал. Эти огни оставались столько времени, сколько продолжается обедня, и потом вдруг буря прекратилась. Этот свет, что [21] они видели, говорят, был св. Перо Гонзалес Туйский, потому что они поручили себя ему. Следующее утро застало их возле этих же островов и в виду острова Сицилии, при хорошей надежной погоде.
И они плыли промежду этих островов до следующего четверга при большой тиши.
ХІV. В пятницу поздно вечером они подошли к острову Сицилии, в виду одной башни, которая называется башнею Фаро и стоит при завороте у входа в Мессину, у самого порта. От сильного течения, которое идет по этому проливу Фаро и от слишком слабого ветра, который дул, они не могли в этот день войти в пролив, чтобы остановиться в порте Мессины. Ночью ветер усилился и кормчий, который приехал из города, чтобы провести карраку по этому проливу, велел поднять паруса; проходя мимо башни Фаро, каррака села на мель и руль выскочил из своего места. Они уже считали себя погибшими; но ветер был невелик, и на море был отлив; и они устроили так, чтобы ввести корабль в воду одним концом. Как [22] только они сошли с мели, сейчас бросили два якоря и простояли так до утра, а когда наступил день, начался прилив, усилился ветер, они подняли паруса и приехали в Мессинский порт. Против той башни Фаро находится твердая земля Калабрия, а между Калабрией и Сицилией против этой башни море не шире одной лиги. На башне Фаро есть фонарь, который горит ночью, чтобы корабли, которые проходят, могли знать, где вход в пролив. Калабрия в этом месте казалась обработанною и покрытою полями, садами и виноградниками.
XV. Город Мессина лежит на берегу моря; у самого моря идет его стена с многими, хорошо построенными башнями. Дома в нем красивые, высокие и крепкие, особенно красивые со стороны моря, потому что их окна смотрят на море, и они большие; главные улицы идут вдоль у самого моря. В нем есть пять или шесть городских ворот, которые выходят также к морю. На конце города есть магазины, а вне города стоит монастырь черных монахов, который называется Монастырем Спасителя. Они молятся и совершают богослужение, так как Греки. В городе есть сильно укрепленный замок. [23]
XVI. В следующий понедельник, двадцать второго числа июля месяца, подняли паруса и отправились оттуда при хорошей погоде.
На правой руке показался остров, на котором находится отверстие Монджибле; они прошли мимо Калабрии и показался город, который называется Реголь. Потом они вошли в залив Венецианский и шли по нему вторник, среду и четверг. В пятницу вечером подъехали к земле Мондон, твердой земле, принадлежащей к Венецианским владениям. Также проехали они мимо острова, который называется Сапиенсиа, и возле другого острова, который называется Бенетико, и другого, который называется Серне, и проехали мимо мыса Гало, и также показалась твердая земля, которая называется Корон. В следующую субботу были они против мыса, который называется Мария Матапан, и мыса Сант-Анжело, что на твердой земле владений Венецианских; а в полдень подошли к населенному острову, который называется Сетуль, и прошли между этим островом и высокой скалой, по имени Лобо. На этом острове Сетуль виден был маленький замок с высокими [24] башнями, построенный на высокой скале на берегу моря, а внизу у самого моря стояла башня для охранения входа в замок; немного дальше, завернувши около острова, на равнине у моря показался остаток стены и разрушенные башни; говорили, что там стоял храм, который разрушил Парис, когда похитил Елену и сжег идола, в то время как отец его царь Приам послал его воевать в Грецию. У конца этого острова они прошли между тремя скалами, которые называются Тройка, Двойка и Туз.
В воскресенье, двадцать девятого июля, около третьего часа поравнялись они с необитаемым островом, который называется Секило, покрытым высокими горами, где водятся соколы. Каррака хотела пройти между этим островом и высокой скалой, которая находится подле него; но в этом месте было сильное течение, и оно гнало их к земле; а когда они захотели повернуть, то не могли повернуться скоро, и каррака шла так близко к земле, что несколько маленьких соколенков, сидевших на скале, начали кричать. Они считали себя в опасности, так что кормчий и несколько купцов и матросов [25] почти разделись: и когда они вышли на открытое место, то все согласились, что истинно Бог смиловался над ними.
В следующий понедельник они были между двумя населенными островами, которые называются один Нилло, а другой Антенилло. Они прежде принадлежали герцогству Архипелага, а теперь принадлежат Венецианцам, и очень богаты скотом. Во вторник и в среду они стояли между этими двумя островами, потому что нельзя было продолжать путь, так как было очень тихо. В следующий четверг они поравнялись с тремя населенными островами, которые принадлежат к герцогству Архипелага и называются один Мо, другой Сентуриона, а третий Христиана. Около полудня подъехали к другому острову, который называется Нехиа; это очень большой город и столица герцогства.
В пятницу третьего августа, когда рассвело, они поравнялись с одним населенным островом, который называется Каламо; на нем показалось очень много обработанных полей. Они довольно долго ехали около него, пока подъехали к острову по имени Ланго; он населен подданными острова Родоса, и [26] им владеют рыцари ордена. На левой руке возле них была твердая земля Турции, которая называется Низари и Лукрио; и эти острова лежат так близко от Турецкой земли, что они не смели пройти со своею карракою между ними ночью, пока не наступит день, боясь зацепиться; потом прошли так же промежду других островов, принадлежащих острову Родосу, которые стоят против Турции, и называются Пископиа, Сант Николао де Каркини и Пимия. В тот же самый день вечером, они приехали к городу острова Родоса и каррака вошла в порт.
XII. Только что приехали посланники в порт, они послали в город узнать, там ли великий магистр. К ним пришли с известием, что великий магистр с несколькими галерами и большим числом народа, кроме того с несколькими карраками и галерами Генуэзскими, которых капитаном был Мозен Бучикате, отправился на консерве воевать с царством Александрийским.
В следующую субботу посланники сошли на землю, и отправились в большой Родосский дворец, к наместнику оставленному великим магистром, чтобы переговорить с ним. [27] Наместник и рыцари, которые там были, как только узнали, что идут посланники, вышли к ним на встречу и сказали, что хотя великого магистра их начальника нет, но что они охотно готовы сделать все, что им будет угодно, из уважения к их государю королю Кастилии. Когда посланники отвечали, что желали бы сойти на землю, чтобы собрать кое-какие известия о Тамурбеке и разведать то, что им нужно, тогда им назначили для помещения дом одного рыцаря ордена, в котором была церковь св. блаженной Катерины. Они поселились в нем в воскресенье пятого числа августа месяца, и оставались до четверга тридцатого числа августа, и во все это время они не могли иметь известий, которые бы были верны, кроме тех, что рассказывали некоторые приходившие из флота и со стороны Сирии, и также богомольцы, которые шли из Иерусалима. Они говорили, что Тамурбек сбирался идти в Сирию, чтобы покорить султана Вавилонского, и что он уже послал туда своих послов, которым, говорят, приказал сказать ему, чтобы он чеканил в своей земле его монету, принял его герб и платил ему [28] дань каждый год, а если султан Вавилонский не захочет это делать, то великий Тамурбек подождет только пока наступит весна и пойдет немного дождя, чтобы не было недостатка в воде, и потом сейчас придет в Сирию. Говорили, что этого боятся все Мавры в Иерусалиме и в его стране, но что об этой войне только ходят слухи; поэтому и посланники не приняли эти известия за достоверные.
XIX. В то время, пока они были там, пришли четыре больших генуэзских карраки и еще два судна из Флота и привезли известия о флоте. Они рассказывали, что флот и начальники его пошли прямо к Канделору, одному Турецкому замку, окружили его и стояли около него двенадцать дней, пока не пришел к нему на помощь владетель Канделора; они сразились с ним, он взял у них пятнадцать лошадей, и у них погибло несколько Французов и Генуэзцев. Тогда они ушли оттуда, пошли к Рипули, городу в Сирии и напали на него; жители города запрудили реку, которая проходит возле; а когда увидели, что они вышли из кораблей, то опять пустили на них реку, и она [29] принесла им много вреда, и заставила их по неволе искать спасения в кораблях. После того начальники флота составили совет, чтобы рассудить, что им делать, и совет был вот какой: так как корабли и карраки, что были у них, идут скорее чем галеры, то они пойдут вперед по пути к Александрии, и когда будут уже совсем близко, то подождут их девять дней; а между тем галеры и начальники флота нападут на Баруте, Сирийский город, который служит портом Дамаску и находится от него в двух днях пути. Карраки пошли к Александрии, а галеры с начальниками флота пошли в Баруте, вошли в него и сожгли город. Карраки, пришедши к Александрии, ждали их девять дней, не получая в эти дни никаких известий о галерах, и так как у них умирали лошади от недостатка воды, и у них самих было мало провизии, то они воротились в Родос. Прежде чем посланники уехали оттуда, эти карраки уже пришли в Родос. Так как во все это время, посланники не могли иметь никаких верных известий о великом Тамурбеке, кроме этих, то они решились идти в Карабаки, место в [30] Персии, где он обыкновенно проводит зиму, чтобы там получить об нем достоверные сведения.
XX. Этот город Родос не очень велик и стоит он на равнине на берегу моря; он остров; в нем есть большой замок, который стоит отдельно и окружен оградою и валом со стороны города так же как и извне. Внутри его есть место отделенное и огороженное стеной и башнями, и там находится крепость и дворец великого магистра и его рыцарей; там же внутри находится монастырь, и прекрасная церковь, и большой госпиталь, куда принимают больных. Оттуда, из этой крепости, рыцари не могут выходить никуда без позволения начальника. Порт города очень велик и хорошо защищен городскою стеною; в нем есть точно два больших фундамента крепкой работы, которые называются плотинами и входят в море; между ними то и есть порт, где стоят суда. На одной из этих плотин построено четырнадцать ветреных мельниц. Вне города есть много домов и очень красивых садов с множеством лимонных, апельсинных и других фруктовых деревьев. Жители города и острова родом Греки и [31] исповедуют почти все Греческую веру. Этот город — важный рынок для товаров, которые приходят сюда с разных сторон, потому что ни один корабль не может идти ни в Александрию, ни в Иерусалим, ни в Сирию, чтобы не зайти к этому острову или по крайней мере не пройти мимо него. А Турецкая земля так близко от этого острова, что ее очень хорошо видно. На острове Родосе есть другие города и замки, кроме города Родоса.
XXI. В пятницу 31 числа августа месяца, посланники наняли корабль, чтобы ехать до острова Хиоса; хозяин этого корабля был Генуэзец, по имени мессер Леонардо Гентиль. И выехали они оттуда с острова Родоса, несмотря на то, что погода была неблагоприятная. А дорога от острова Родоса до Хиоса опасная, потому что Турецкая земля лежит по правую руку, и надо идти очень близко к ней, а с другой стороны есть много островов, населенных и ненаселенных. Опасно идти этой дорогой ночью, а еще опаснее, когда дурная погода.
В эту пятницу, когда они уехали, и в субботу, и в [32] воскресенье, и в понедельник, и во вторник был ветер противный, и они шли, все ворочаясь в ту и другую сторону, потому что не могли обогнуть одного мыса Турецкой земли.
В следующую среду, пятого числа сентября месяца, поравнялись они с островом Ланго, и так как не могли идти вперед из-за противного ветра, то вошли в порт этого острова Ланго, простояли там весь день, взяли воды и сделали запасы провизии. Этот остров Ланго принадлежит к владениям острова Родоса. Город построен на равнине на берегу моря; в нем есть маленький замок, а между городом и замком есть большое озеро морской воды; оно входит внутрь, под мост, через который идет ход в подземелье замка. Вокруг города есть множество садов, виноградников и домов. На этом острове всегда живут сто рыцарей из Родоса и наместник, который управляет городом и замком.
В следующий четверг, шестого числа сентября месяца они выехали оттуда и шли целый день, но прошли немного, потому что ветер все был противный. На другой день в пятницу, они тоже прошли очень мало из-за противного ветра, будучи в [33] состоянии делать только небольшие повороты, от того что островов было много, а земля Турецкая близко. Весь этот день они шли поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, и только немного подвинулись вперед. Когда около полудня они были возле одного острова, который называется Звериным, противный ветер усилился и погнал корабль к берегу острова, так что они думали, что погибнут. Они бросили якорь, и простояли там весь день. Этот остров не обитаемый, и на нем нет ни воды, ни гор.
В следующее воскресенье около полудня они уехали оттуда, и весь день шли между необитаемыми островами, и прошли мимо одного населенного острова, принадлежащего к владениям Родоса, который называется Каламо.
В понедельник утром, когда рассвело, они были очень недалеко от того места, где их застала ночь. В полдень они подошли к одному городу, лежащему в Турецкой земле, который называется новая Палация. В этом городе, говорили, жил Тамурбек, когда он победил Турка и захватил Турцию.
XXII. Во вторник утром они подошли к одному населенному острову, принадлежащему к Родосским владениям, по имени [34] Берро. Так как ветер был противный, то, чтобы не потерять того, что уже было пройдено, они приблизились и бросили якорь в порте острова и запаслись водою. На этом острове Берро был город и замок, крепкий, высокий, и с большими строениями, но поврежденный. Им управлял один Родосский рыцарь. Население этого острова Греческое; говорят, что Турки из Палации многое разрушили и повредили на нем, что даже в тот самый год приходила туда галеота с Маврами из Палации и они увезли у них много скота и людей, которые в это время жали хлеб.
В четверг они уехали оттуда, а в пятницу утром поравнялись с необитаемым островом, который называется Мадреа и на котором есть пастбища и пресная вода. В тот же день они проехали около другого острова, по имени Форно, и еще одного, который называется Татанис и населен Греками. На другой день они проехали мимо большого острова, называющегося Хамо и населенного Турками, и в виду ещё одного острова, по имени Микареа; он населен и принадлежит одной женщине, и у него есть своя галера; на нем видно было много [35] обработанных полей. В тот же день они прошли мимо многих больших и маленьких островов.
Следующую субботу, 15 сентября, и следующее воскресенье они плыли между этими островами, и не могли продолжать своего пути от безветрия. Только вечером подул попутный ветер, но не на долго. В понедельник утром они приблизились к одному мысу на Турецкой земле, который называется Кабоханто, и оттуда стал виден остров Хиос.
Во вторник утром около обедни посланники вступили в порт Хиоса, и в тот же день они вышли на берег и приказали снести с корабля все, что привезли.
XXIII. Этот Хиос маленький город, и сам остров маленький. Он принадлежит Генуэзцам. Город лежит плоско, у самого берега моря; и в нем есть два предместья: одно с одной стороны, а другое с другой. На нем много садов и виноградников. Турецкая земля лежит очень близко от него, так что ее очень хорошо видно. На этом острове есть деревни и замки, и вся его окружность будет лиг сто двадцать. На этом острове добывается смола с некоторых деревьев, которые [36] похожи на мастиковые. Самый город хорошо укреплен стеной и башнями, хотя стоит на равнине. Между тем как посланники были здесь на этом острове, они получили известие, что старший сын Турецкого государя, которого победил Тамерлан, тот, который должен был наследовать Турецкое царство, умер и что другие братья его воюют между собой из-за царства.
ХХІV. Посланники хотели тотчас же уехать с Хиоса, но не нашли готового корабля и остались там на острове Хиосе тот вторник, что приехали, и среду, и четверг, и пятницу, и субботу, и воскресенье, до другого следующего воскресенья 30 числа сентября месяца, когда они наняли маленький Кастильский корабль, которого хозяином был Генуэзец, по имени мессер Бокира де Марта. В это самое воскресенье корабль вышел из порта в полночь; подняли паруса и поехали. Ветер дул довольно сильно на корму, и когда рассвело, они были уже перед одним населенным островом, который лежит по правую руку около Турецкой земли и называется Метелла. Кроме того они проехали мимо других двух населенных островов, [37] которые появились на левой руке, по имени Пихара и Антипихара; а вечером проехали мимо одного мыса Турецкой земли, который называется мысом св. Марии; когда же наступила ночь, ветер так усилился, что прорвал паруса и бросил их в море. Так как пролив, который называется Романским, был близко, и ветер усиливался, а ночь уже наступила, и боялись не найти входа в залив, то хозяин решился двигаться на одном месте с кораблем, пока не наступит день. Немного раньше полуночи поднялась большая буря, а когда наступило утро, они очутились около острова Мерди при входе в Турецкую землю. Тогда они решились идти к острову Метеллину, чтобы починить там свои паруса и взять какого-нибудь кормчего, так как у них его не было. Прежде чем они приехали в порт, на острове Метеллине показался замок, который называется Молленос; не много дальше показался другой замок, который называется Куарака. Около полудня прибыли они в порт города Метеллина, и остались там вторник, когда приехали, среду, четверг и пятницу; починили паруса и взяли кормчего. [38]
XXV. Город Метеллин построен на высоком холме на самом берегу моря, которое окружает его с двух сторон, и с обеих сторон у него есть по гавани. Город окружен высокой, хорошей стеной со многими башнями, а вне его есть большое предместье. Этот остров имеет триста миль в окружности, и на нем много замков и деревень. Вокруг города много садов и виноградников. Недалеко от города на острове есть большие строения, дома и церкви, и кажется, что прежде этот остров был очень населен; на одном конце города на равнине возле источников и садов стоят большие развалившиеся дворцы и посреди них около сорока белых мраморных колонн, поставленных четырехугольником; говорят, что прежде на этих колоннах была зала, в которой собирались для совещания жители города. Население острова Греческое; прежде он принадлежал к империи Константинопольской; а теперь принадлежит одному Генуэзцу, по имени мессер Хуан де Каталус. Его отец был женат на дочери Константинопольского императора. О том, как он сделался государем этого острова, рассказывали чудесное происшествие: говорили, что тому назад [39] может быть лет двадцать, в одну ночь было на этом острове землетрясение; он и его отец и мать и другие его два брата спали во дворце замка; замок в эту ночь обрушился, и все погибли кроме него; только он один спасся в той колыбели, в которой лежал, и на другой день его нашли в винограднике, который находился внизу замка у подошвы высокой скалы. Это спасение было великим чудом.
ХХVІ. Когда посланники приехали на этот остров, они застали там молодого императора Константинопольского, который был изгнан из империи, как вам будет дальше рассказано. Он был женат на дочери Метеллинского государя и большую часть времени проводил на этом острове. Не задолго перед тем тесть и зять вместе отправились оттуда с двумя галерами и пятью галеотами, чтобы взять город Салоники, который принадлежит старому императору Константинопольскому. Причина, которая заставила их идти на этот город, вот какая: этот молодой император жил у Турка Мурата, и в то время, как он был в одном Турецком городе, по имени Соломбрия, приехал туда Мозен Бучикате, правитель Генуи, с [40] десятью галерами, силою взял оттуда императора, отвез его в Константинополь и помирил его с императором его дядею на том условии, что он даст ему этот город Салоники, чтобы в нем жить; а причина несогласия между этими двумя императорами будет вам рассказана дальше, в своем месте. Мозен Бучикате, только что помирил их, взял с собою старого императора и отвез его во Францию просить помощи у короля, а в империи оставил молодого императора, чтобы управлять ею, пока он вернется из Франции. Между тем как старый император был во Франции, когда между Муратом и Тамурбеком подготовлялась битва, молодой император условился, если Турок победит Тамурбека, сдать ему Константинополь и давать дань. Зато, когда старый император вернулся в Константинополь, и узнал, что замышлял его племянник, он сильно разгневался на него, запретил ему показываться себе на глаза, велел выехать из своей земли, отнял у него город Салоники и дал ему остров Есталимен. Так как прежде он обещал ему город Салоники, а теперь не давал, то он и его тесть отправились, чтобы взять его силою, [41] если будет возможно; а мессер Хуан, владетель этого острова, послал одну галеоту к Мозен Бучикате, и отправил на ней посла сказать ему, что он хорошо знает, что старый император прежде обещал императору его зятю город Салоники, чтобы жить в нем, теперь же не хочет дать, а дает только остров Ескалинес. И потому де он просит его, когда он уедет из Александрии, приехать помочь им взять этот город с тем флотом, который у него был, а они де ждут его на острове Ескалинесе. Между тем как посланники были еще на острове Метеллине, приехала эта галеота, что была послана с посольством; никто не мог узнать, какой ответ она принесла; узнали только, что Бучикате воротился с флотом в Родос, и что опять уехал оттуда, неизвестно куда.
XXVII. В субботу, шестого октября, с рассветом подняли паруса и отправились; воротились на ту дорогу, по которой ехали, когда заехали в Метеллин, и поплыли между Турецкой землей и островом Метеллином до тех пор, пока достигли мыса св. Марии, что на твердой земле Турции. В воскресенье утром они очутились по ту сторону мыса св. Марии, уже обошедши его, [42] и на левой руке показался остров, теперь необитаемый, по имени Тенио. Дальше показался другой остров обитаемый, принадлежащий ко владениям Константинополя, по имени Нембро. В этот день ветер был противный и, начавшись слабо, усиливался все время до самой ночи, так что они прошли очень мало. И хотя остров Тенио был близко, и они хотели заехать в его порт, однако не могли от противного ветра и от течения, и ночью бросили якорь между твердой землей Турецкой и этим самым островом Тейио. Там есть узкое место перед входом в пролив, что называется Романским. Прямо против был построен великий город Троя, и оттуда видны здания этой Трои и куски стен, разрушенных в разных местах, и следы того, как шла дальше стена, и обломки башен, и другие здания, как будто замки, и стены, по которым видно было, где находился город. Город начинался в равнине, несколько вдали от моря, шел вглубь до высоких гор, и заключал в себе, как казалось по тому месту, где шел вал, много миль. В конце города видна была большая гора, высокая и острая, и на ней, [43] говорят, был замок, который назывался Елион. А этот остров Тенио, который стоял против этого города, где стал корабль, был прежде портом города, и в нем останавливались суда, которые туда приходили. Этот остров населил царь Приам, и устроил в нем большой замок, который называется Тенедон, для защиты кораблей, которые приходили в город. Прежде этот остров был населен, а теперь необитаем. Когда корабль остановился, то к острову поехала лодка за водой и за дровами, нужными для корабля, и некоторые из людей посланников поехали посмотреть остров и вышли на него. На нем было много виноградников и садов и деревьев, много источников и обработанных полей; виноградники хорошие, и много их, хорошая охота на куропаток и кроликов. Еще был на нем большой разрушенный замок. А причина, почему этот остров необитаем, вот какая: говорят, что тому назад может быть года двадцать два, император Константинопольский, которому принадлежал этот остров, обещал дать его Генуэзцам за то, что они помогли ему несколькими галерами в войне, которая была у него с Муратом, а обещавши, [44] продал его Венецианцам и уступил им владение; они населили его, так как он был необитаем и укрепили город и замок. Генуэзцы, как узнали, что Венецианцы владеют этим островом, сказали, что он их, и принадлежит им, потому что император обещал им его, что они сделали ему услугу, когда трудились вместе с ним, и что он его не смел ни продавать, ни дарить кому бы то ни было. После этого начался раздор между Венецианцами и Генуэзцами, так что и те и другие собрали большой флот из галер и кораблей, опустошили большую часть острова и потеряли многих убитыми, как те, так и другие; потом приехали в Венецию и заключили мир на том условии, чтобы разрушить город и замок, увезти все население с острова, и чтобы им ни владели, ни селились на нем ни одни, ни другие; и таким образом он был опустошен. Это была одна из причин, почему и теперь продолжается вражда между Венецианцами и Генуэзцами.
ХХVІІІ. В следующую среду хотели они уехать оттуда, но не могли, потому что ветер был противный, и они остались четверг, [45] пятницу, субботу и следующее воскресенье, так как все нельзя было ехать. В воскресенье вечером приехал туда в порт Тенио, один купеческий корабль, который шел со стороны Константинополя; они послали спросить, откуда он, и получили сведение что он из Галиполи, Турецкого владения, которое находится на Греческой земле, и идет в Хиос, нагруженный хлебом. Рассказывали, что в этом местечке Галиполи была большая смертность от чумы. Ветер был противный, они не могли уехать и остались там тринадцать дней. Оттуда, с острова Тенио, у которого они стояли, на левой руке виднелась очень высокая гора, которая находится на Греческой земле, и называется Монтестон; говорят, что на ней есть монастырь Греческих монахов, и что они ведут хорошую жизнь: они не допускают туда ни женщин, ни собак, ни кошек, и никаких других ручных животных, которые рождают детей; и не едят мяса. Этот монастырь очень богат, и говорят, что от подошвы этой горы до верху, до того места где стоит монастырь, два дня пути. Кроме этого монастыря, на горе будто бы есть еще пятьдесят или шестьдесят монастырей, и будто бы все монахи носят [46] черные власяницы, не едят мяса, не пьют вина, не едят масла, а также и рыбы, в которой есть кровь. Это рассказывали некоторые Греки, которые были на этом корабле и которые бывали и жили некоторое время на этой Святой горе. То же самое рассказывал и хозяин и другие люди, которые бывали там.
XXIX. В среду, двадцать второго числа октября месяца, подул попутный ветер, хотя и слабый; они подняли паруса и поехали; так что всего простояли они там в этом проливе между островом Тенио и Турецкой землей пятнадцать дней. В эту среду, когда они выехали, около полудня поравнялись с одним необитаемым островом, который называется Мамбре. В следующий четверг сделалось тихо, и они не могли пойти дальше этого острова, ни войти в пролив, хоть он казался близко; а в следующую пятницу около вечерни, подул попутный ветер, и они вошли в пролив Романский; а вход в него такой узкий, что не будет больше восьми миль в ширину. У самого входа на правой руке лежит Турецкая земля, и тут же сейчас при входе на высоком холме у самого моря стоит высокий замок с большим городом вокруг; ограда его [47] повреждена и частью разрушена. Говорят, что тому назад года полтора, приехали сюда восемь галер Генуэзских, взяли его и разграбили. Этот замок называется Конец путей. Когда Греки шли из Греции разрушить Трою, то здесь у этого замка они стали лагерем; перед замком были большие рвы, которые Греки сделали между собою и городом Троей, для того чтобы, в случае если из города нападут на них врасплох, то не могли бы дойти до самого войска. Этих рвов было три, один перед другим. На левой стороне, на твердой земле Греции, против этого замка Армянского, виден был другой замок на холме на берегу моря, который называется Хетеа. Кажется, что эти замки построены тут для того чтобы защищать вход в Романский пролив. Немного дальше, на Турецкой земле показались две большие башни с несколькими домами у подошвы их; это место называлось Дюбек. Говорят, что от мыса св. Марии до самого этого места шел город Троя; это будет шестьдесят миль. Вечером, когда солнце уже заходило, они подъехали к одной башне, [48] которая стояла у самого моря на Греческой земле, и называется башней Витуперио.
XXX. На следующий день, в субботу они проехали мимо Галиполи, города с замком который находится на Греческой земле, но принадлежит Мусальману Агалали, старшему сыну Турка, оставшемуся в живых. В этом Галиполи держит Турок весь свой флот галер и кораблей. Там есть большие складочные здания, и стоит почти сорок галер. В замке много запасов, много народу и большой гарнизон. Этот Галиполи первое место, которым Турки завладели на Греческой земле. А достался он им из-за Генуэзцев. От этого замка до Турецкой земли не будет больше десяти миль, что составляет три лиги. С помощью этого замка овладели Турки всеми теми землями и местами, которые они отняли в Греции, и если бы они потеряли это место, то потеряли бы все чем завладели в Греции, потому что так как тут они держат свои суда, и Турецкая земля близко, то им сейчас является подкрепление. На этот замок полагает Турок всю свою надежду, чтобы притеснять Греков. От начала Романского прохода до самого этого города [49] Галиполи, он очень узкий, потому что море входит узкой полосой между Турецкой землей и Греческой; а от сих пор дальше море делается немного шире. Выше за этим городом Галиполи показалось два замка, которые называются один Саторадо, а другой Ехамилле. Отсюда Турецкая земля представляется покрытой высокими горами и холмами, а Греческая земля плоскою, и покрытою обработанными полями. К ночи подъехали они к одному мысу на Турецкой земле, который называется Кинизижо; говорят, что когда Тамурбек победил Турка, некоторые бежали из сражения, спасаясь прибежали к этому мысу и попытались обратить его в остров, и окопали его. На другой день, в воскресенье, они поравнялись с одним населенным островом, который называется Мармора. С этого острова были взяты яшма, мрамор и плиты, которые есть в Константинополе.
В этот же день вечером были они возле одного имения императора, которое называется Редеа, и со стороны Турецкой земли показался остров, который называется Калонимо; потом показался залив Трилла, где находится важное торговое [50] место для едущих в Бурсу, большой город в Турции. В следующий понедельник утро застало их близко оттуда, потому что было тихо и ветра было мало. На другой день, во вторник, подул слабый противный ветер; они приблизились к Греческой земле, остановились и бросили якорь милях в двух от земли. Оттуда до Константинополя оставалось пятнадцать миль, и оттуда посланники послали приготовить им помещение в городе Пере и дать знать императору, что они едут.
XXXI. В следующую среду, двадцать четвертого октября, они приказали сложить все свои вещи в большую лодку, сели в нее и поехали в Перу, где им было уже приготовлено где остановиться. Это они сделали от того, что корабль не мог войти в гавань, так как ветер был противный; а им надо было поскорее обдумать и приготовить все для продолжения путешествия, времени же было мало.
XXXII. В следующее воскресенье, которое было 28 числа месяца октября, император Константинопольский прислал за послами; они переехали из Перы в Константинополь в лодке, и нашли много народу, который их ждал, и лошадей, [51] приготовленных, чтобы везти их; они поехали к императору и застали его во дворце, дослушивавшего обедню; с ним было много народу, и он принял их очень хорошо и удалился с ними в особенную комнату; они увидели его там на небольшом возвышении, покрытом маленькими коврами; на одном из них была положена кожа леопарда, а на спинке подушка из темной ткани, отделанная золотым шитьем. Побывши с послами довольно много времени, отослал он их в их помещение и велел отнести к ним большого оленя, которого тогда принесли ему его охотники; вместе с императором была императрица жена его и три маленьких сына, старшему из которых могло быть около восьми лет. В следующий понедельник император отправил нескольких своих придворных к послам, и с ними послал ответ на то, что они ему говорили.
XXXIII. В следующий вторник, который был 30-го числа месяца октября, послы поручили сказать императору, что они имеют желание посмотреть и полюбоваться на город, и кроме того видеть святыни и церкви, которые в нем находятся, и [52] что они покорно просят, чтобы он велел им все показать; и император назначил своего зятя, которого звали мессер Иларио, Генуэзца, женатого на его дочери, незаконной, чтобы он отправился с ними, и также назначил некоторых других своих приближенных, чтобы они показали им все, что они желали видеть.
ХХХІV. Первое, что они им показали, была церковь святого Иоанна Крестителя, которую зовут святой Иоанн Каменный и которая находится подле императорского дворца. При входе над первой дверью в эту церковь находилось изображение святого Иоанна, очень богатое и очень хорошо сделанное мозаикой; рядом с этой дверью находится высокий навес, опирающийся на четыре свода, и под ним проходят, чтобы войти в самую церковь, а верх этого навеса и стены его все покрыты прекрасными мозаичными изображениями и образами; эта мозаика сделана из очень маленьких камешков, между которыми есть позолоченные чистым золотом и сделанные из эмали и голубой, и белой, и зеленой, и красной, и других многих цветов, какие нужны, чтобы исполнить фигуры, изображения и разводы, [53]' на них сделанные, так что на эту работу нельзя смотреть без удивления. Вне этого навеса находится большой двор, окруженный домами с надстройками и сенями, и в нем есть много кипарисных деревьев; подле входной двери в церковь стоит прекрасный колодезь под навесом, который опирается на восемь белых колонн; углубление колодца сделано из одной белой плиты. А самая средина церкви круглая, и наверху свод, очень высокий и опирается он на колонны из зеленой яшмы; прямо против входа стоят три маленькие алтаря, в которых три престола; тот, что в середине — главный, и двери этого алтаря покрыты позолоченным серебром. У этих дверей в алтарь стоят четыре маленькие яшмовые колонны, а по ним серебряные позолоченные полоски, которые их перекрещивают на крест, и в них вставлено много камней разными манерами; а у дверей этих алтарей есть завесы из шелковой ткани, которые задергиваются от одной стороны к другой; эти завесы делают для того, чтобы, когда священник входит совершать обедню, его не было видно; а верх церкви очень богат и украшен мозаикой. На самом верху сделано ['54] изображение Бога Отца. Стены этого алтаря украшены такой же работой почти до самой земли; самый низ плитами зеленой яшмы. а пол плитами разноцветной яшмы, расположенными разными разводами; весь алтарь окружен вокруг деревянными резными креслами, очень хорошо сделанными, и между каждыми двумя креслами стоят точно как жаровни из желтой меди, куда люди плюют, чтобы не плевать на пол. Там так же много серебряных и стеклянных лампад. В этой церкви есть много святынь, ключи от которых находятся у императора. В этот день им была показана левая рука св. Иоанна Крестителя; эта рука была от плеча и до кисти. Эта рука была высохши, так что оставалась только кожа да кости и при соединении локтя с рукой была украшена золотом с каменьями. В этой церкви было также много святынь оставшихся от Иисуса Христа, но они им не были показаны в тот день, потому что император уехал на охоту и оставил ключи у императрицы своей супруги, а когда она давала их, то забыла дать те, которые были от этих вещей; впрочем после на другой день они им были показаны, как я после вам скажу и опишу. Эта самая церковь [55] есть также мужской монастырь; у монахов есть очень большая трапеза в верхнем этаже, и в середине ее стоит стол из белого мрамора, в тридцать шагов длины, а перед ним много деревянных кресел, и на нем стоит двадцать одна белая каменная плитка, так как будто подставка, чтобы ставить блюда или кушанья; и кроме того есть также еще три маленькие стола, также из каменных плит. Внутри этого монастыря есть много садов и виноградников, и много другого, так что все нельзя описать в немногих словах.
ХХХV. В тот же день они смотрели другую церковь, святой Марии, которая называется Peribelico; при входе в эту церковь есть большой двор, в котором растут кипарисы, орешник, вязы и другие разные деревья; а самая церковь вся снаружи расписана разным способом образами и фигурами богатой работы, золотом, лазурью и другими разными красками. Как раз у входа в самую церковь есть много писанных изображений, и в числе их св. Марии, и возле нее с одной стороны стоит изображение императора, а с другой изображение [56] императрицы; а у подножия образа св. Марии представлены тридцать замков и городов, и написано по Гречески имя каждого из них. Нам сказали, что эти замки и города принадлежали этои церкви, и что они были даны ей одним императором по имени Романом, который назначил ей имение и который в ней и похоронен. А у подножия этого изображения были привешены написанные на стали грамоты, припечатанные печатями восковыми и свинцовыми, в которых, как говорят, были написаны все права, которые эта церковь имела над этими городами и замками. Внутри церкви пять алтарей. Середина церкви круглая, очень большая и высокая, поддержанная яшмовыми колоннами разных цветов, а пол и стены тоже покрыты плитами яшмы; эта главная церковь была окружена тремя кораблями, которые все смежны с нею, а верх был один и тот же и над самой церковью, и над кораблями, и был украшен очень богатой мозаикой; на одном конце церкви на левой стороне стоит большая гробница из цветной яшмы, а в ней лежит император Роман, и говорят, что эта гробница была [57] покрыта золотом и в нее вделано было много драгоценных камней; и что когда Латыняне взяли этот город, тому может быть лет 90 назад, то они разграбили эту гробницу. В этой церкви есть еще другая гробница из яшмы, в которой лежит другой император; еще в этой церкви есть другая рука святого блаженного Иоанна Крестителя, которая была показана послам; это была правая рука, от локтя вниз с кистью, и она была совсем крепкая и свежая; хоть и говорят, что все тело святого блаженного Иоанна высохло, кроме того пальца правой руки, которым он указал когда сказал: Се Агнец Божий; однако вся эта рука была крепка, как казалось; она была вделана в тоненькие золотые палочки, и в ней недоставало большого пальца; и вот по какой причине, говорили монахи, недоставало этого пальца. Говорят, что в городе Антиохии, в то время, когда еще там были язычники, был дракон, и жители города имели обыкновение давать этому дракону каждый [58] год человека на съедение. Бросали жребий кому придется, и на кого падал жребий, тот не мог освободиться от участи быть съеденным драконом. Однажды жребий пал на дочь одного доброго человека, и когда он узнал, что не может спасти свою дочь от дракона, он был очень опечален; скорбя о дочери, пошел он в церковь христианских монахов, которая была в этом городе, и сказал монахам, что он слышал несколько раз, как Господь совершил многие чудеса через св. Иоанна, и что он желает уверовать и поклониться руке этого святого, которою они обладали. Он молился, чтобы в добавок к другим чудесам, которые Бог совершил чрез него, он спас его дочь от ужасной участи быть съеденной лютым зверем и избавил ее от опасности. Монахи, сострадая ему, показали ему руку: он упал на колена, чтобы поклониться ей, и плача о дочери, схватил зубами большой палец руки блаженного святого, откусил его и спрятал во рту, так что монахи не заметили. Когда народ собрался, чтобы отдать девушку дракону, и чудовище открыло свою пасть, чтобы съесть [59] ее, этот человек бросил в его пасть палец блаженного святого Иоанна Крестителя; и в ту же минуту дракон издох, что было большим чудом; а человек этот обратился к вере в Господа нашего Иисуса Христа.
Кроме того в этой самой церкви им показали маленький крест длиной в пальмо с золотым подножием, золотыми наконечниками и с маленьким распятием, которое было вставлено в углублении, покрытом золотом, так что его можно было по желанию вынимать и снова вставлять. Говорят, что он сделан из дерева животворящего креста, на котором был распят Господь наш Иисус Христос, и цвет его черноватый; и что его сделали, когда блаженная св. Елена, мать Константина, который построил этот город, привезла животворящий крест в город Константинополь, в целости перевезши его из Иерусалима, где она его нашла и велела вырыть. Кроме того им были показаны мощи блаженного св. Григория, целые и не попорченные. Вне церкви есть ограда, где находится много хороших картин из истории, между прочими родословное [60] дерево Иессея, из рода которого произошла Пресвятая Дева Мария. Оно было сделано мозаикой, такой чудесной, такой богатой, и так хорошо изображено, что, я уверен, никто, видевший его, не видал другого, такого же удивительного. При этой церкви есть много монахов, которые показывали посланникам все это. Они также показали им большую и высокую трапезу, по средине которой стоит белый мраморный стол, очень хорошо сделанный и очень почерневший, длиною в 18 пальм. Пол был также из мраморных гладких плит. В конце этой трапезы было еще два маленьких стола из белого же мрамора; потолок же был весь покрыт мозаикой. На стенах были изображены мозаические исторические картины, начиная от Благовещения св. Гавриила Пресвятой Деве Марии до Рождества Господа нашего Иисуса Христа, и после того странствия Его с учениками, и вся Его благословенная жизнь до тех пор, как он был распят. В этой трапезе было много каменных плиток, расстановленных каждая отдельно, для того, чтобы ставить посуду и кушанье. В монастыре было много домов, где [61] жили монахи, и при домах множество садов, и воды, и виноградников, так что казалось, в этом монастыре мог поместиться большой город.
XXXVI. В этот же день была им показана другая церковь, называющаяся церковью св. Иоанна; это монастырь, где живет много монахов, и у них есть настоятель. Первая дверь (В подлиннике parte, вероятно опечатка вместо puerta) церкви очень велика и богатой работы; перед этой дверью находится большой двор, а сейчас за нею самая церковь. Эта церковь круглая, без углов и окружена тремя большими кораблями, покрытыми одним верхом с самой церковью. В ней семь алтарей; верх ее и кораблей, так же как стены, покрыты богатой мозаикой, изображающей исторические события; купол опирается на 24 колонны из зеленой яшмы; над кораблями есть ходы и они поднимаются до верху самой церкви; на них стоят также 24 колонны из зеленой яшмы; верх самой церкви и стены покрыты мозаикой, а ходы над кораблями поднимаются выше самой церкви, и там, где должна быть решетка, стоят маленькие яшмовые колонны. Вне [62] самой церкви находится прекрасная часовня, украшенная мозаикой удивительной работы, изображающей св. Марию, и ясно видно. что в честь ее и построена часовня. Кроме того в монастыре находится большая трапеза с белым мраморным столом; на стенах ее сделана мозаичная картина, изображающая Тайную Вечерю, где наш Господь Иисус Христос сидит вместе со своими учениками. В этом монастыре есть дома, сады, водоемы и много другого.
ХХХVІІ. На другой день посланники отправились смотреть площадь, называемую Гипподромом, где сражаются и бьются на копьях. Она окружена белыми мраморными колоннами, такими толстыми, что разве только три человека могут обхватить их, а высотой в два копья, если не больше. Эти колонны были поставлены вокруг одна за другой и числом их было тридцать семь, они укреплены на очень больших белых мраморных основаниях, и на верху соединены арками от одной к другой, так что можно ходить вокруг по их вершинам; на верху сделаны ходы, защищенные с обеих сторон решеткою и зубцами, и [63] эта ограда, устроенная на верху, так высока, что будет человеку по грудь; она сделана из плит и белых колонн, вставленных промежду на этих ходах. Все это сделано для женщин, девушек и благородных дам, когда они смотрят на борьбу и турниры, которые там бывают. Впереди этих колонн идет ряд колонн прямо одна пред другой; шагов 20 или 30 впереди них стоит возвышение, поднимающееся на четырех столбах, а на верху его стоит белое мраморное кресло, окруженное другими сиденьями; на возвышении поднимаются вверх четыре изображения из белого мрамора в человеческий рост; на этом возвышении и на этом кресле обыкновенно сидят императоры, когда смотрят на бои и турниры. Недалеко от этих колонн есть два белых мраморных камня, один на другом, очень большой величины, каждый высотой в копье, если не больше, и на верху этих камней четыре четырехугольных куска меди. На верху этих кусков положен огромный камен, суживающийся к верху и очень острый на конце, по крайней мере в шесть копий высотой. Он лежит на этих [64] четырех кусках ничем не прикрепленный, так что нельзя не удивляться, как такая громада камня, острая и тонкая, могла быть положена туда, каким умом или какой силой человеческой она могла быть поднята и укреплена там. Она так высока, что с моря ее можно видеть поднимающеюся над городом. Говорят, что эта колонна была поставлена здесь в память какого-то великого события, которое случилось в то время; на основании ее есть надпись, в которой говорится, кто велел поставить этот камень и по какому случаю; но так как надпись на Латинско-Греческом языке, и уже было поздно, то посланники не могли оставаться, чтобы ее прочесть; говорят только, что он был поставлен в воспоминание о каком-то великом подвиге который тогда был совершен. Отсюда дальше продолжается ряд колонн, но не таких высоких как первые, и на них начертаны и высечены великие подвиги витязей и благородных людей; между этими колоннами находятся три фигуры из меди и других металлов, изображающие змей; они переплелись между собою как веревка, а три головы их торчат отдельно одна от [65] другой, с открытыми пастями. Говорят, что эти фигуры были поставлены здесь для заговора: однажды в городе было много змей и других вредных животных, которые жалили и умерщвляли людей; царствовавший тогда император велел заколдовать их этими фигурами, и с тех пор никогда больше змеи не делали вреда людям. Вся площадь очень большая и окружена ступенями, поднимающимися одна над другой очень высоко. Эти ступени сделаны для того, чтобы простой народ мог с них смотреть, а ниже их находятся большие постройки с дверями отпирающимися на площадь, где обыкновенно вооружались и разоружались рыцари, которые должны были сражаться.
XXXVIII. В этот же день посланники отправились осматривать церковь, которая называется Св. Софией. Св. София по Гречески значит «истинная мудрость» и означает Сына Божьего. С таким смыслом и построена эта церковь. Она больше всех по величине, более всех почитается и имеет самые большие права из всех церквей города; при ней есть каноники, которые [66] называются калугерами и служат в ней как в соборной церкви; при ней же живет и патриарх, которого Греки называют «Marpollit».
На площади, которая находится перед церковью, стоят девять больших белых мраморных колонн, самых больших и самых толстых, какие, я думаю, кто-нибудь видел; на верху их видны основания и говорят, что на них была прежде построена большая палата, где обыкновенно собирались и совещались патриарх и духовенство. На этой самой площади перед церковью стояла удивительно высокая каменная колонна, а на верху ее была поставлена медная лошадь, такая большая и такая высокая, как могли бы быть четыре больших лошади; а на ней была фигура вооруженного всадника также из меди с очень большим султаном на голове на подобие павлиньего хвоста. Через эту лошадь были проведены железные цепи, которые были прикреплены к колонне и держали ее, чтобы она не упала и чтобы ее не опрокинул ветер. Эта лошадь очень хорошо сделана и представлена с одной задней и одной передней ногами поднятыми, как если бы она собиралась спрыгнуть вниз; всадник, который сидит [67]' на ней, держит правую руку высоко, с кистью открытою, а кистью левой руки он держит поводья и круглый золотой шарик. Эта лошадь и этот всадник так велики, а колонна так высока, что нельзя смотреть без удивления; и эта удивительная фигура всадника, который стоит на этой колонне, говорят, изображает императора Юстиниана, который поставил эту статую и эту церковь и совершил в свое время великие и замечательные подвиги против Турок. При входе в эту церковь под сводом, который находится по сю сторону двери, есть навес, опирающийся на четыре колонны, а под ним маленькая часовня, очень богатая и красивая; перед этой часовнею есть дверь в церковь, очень большая, высокая и покрытая латунью, а перед нею находится маленький дворик и в нем высокие ходы. Вслед за тем есть другая дверь, покрытая латунью как и первая, и за этой дверью идет очень широкий и высокий ход, покрытый деревянным потолком; по левую руку его находится очень большой и очень хорошо отделанный двор с многими плитами и колоннами из яшмы разных цветов; а по правую руку под этим крытым ходом, который находится за второй дверью, [68'] и есть самая церковь. В ней пять больших и высоких дверей, покрытых латунью; средняя из них самая большая и высокая: они ведут в самую церковь. Эта церковь округленная, и я думаю, что больше, выше, богаче и красивее ее нет другой в мире; округленное место занимает середину церкви и окружено тремя ходами очень большими и широкими; они смежны с самой церковью и не имеют разделения между собой. Самая церковь и ходы имеют над собой хоры, которые доходят до главной части церкви, так что с них можно слушать обедню и часы; эти хоры соединяются одни с другими, и опираются на колонны из зеленой яшмы, а своды покрывают их вместе с самой церковью; но купол середины церкви поднимается гораздо выше, чем своды ходов; этот купол круглый и очень высокий, так что очень трудно смотреть с низу вверх. Церковь в длину сто пять шагов а в ширину девяносто три; она опирается на четыре устоя очень больших и толстых, покрытых плитами разноцветной яшмы; от устоя к устою идут очень большие и высокие арки, которые поддерживают середину [69] здания, и они опираются на двенадцать колонн из зеленой яшмы. Между ними есть четыре очень больших колонны, две на правой стороне в две другие на левой, окрашенные одним веществом, сделанным искусственно из порошков, которое называют порфиром; а своды этой церкви покрыты и расписаны богатейшей мозаичной работой; по средине же свода над главным алтарем сделан из разноцветной мозаики очень почитаемый образ Бога Отца, огромный и очень хорошо исполненный; свод, на котором сделано это изображение Бога Отца, так высок, что снизу оно кажется величиной с человека, или немного больше, а между тем оно так велико, что, как говорят, от одного глаза до другого три пальма; а тому, кто на него смотрит, оно представляется ни больше, ни меньше как человек; и это происходит от той огромной высоты, на которой оно помещено. На полу посреди церкви стоит что-то в роде кафедры, поставленной на четырех яшмовых колоннах; стены ее покрыты множеством плит разноцветной яшмы; эта кафедра вся покрыта сенью, стоящею на восьми колоннах разноцветной яшмы: [70] оттуда говорятся проповеди и также читается Евангелие в праздничные дни. Стены церкви и боковых ходов так же как и пол ее сделаны из очень больших плит разноцветной яшмы, очень почерневшей; все это выделано разными рисунками и разводами, очень красивыми на вид. Часть стен арок поддерживающих главный свод, сделана из очень красивых больших камней, на которых вырезано много разных подходящих фигур; так отделано резьбой и каменными плитками на высоту человеческого роста от пола, а оттуда выше идет очень богатая и прекрасно сделанная мозаичная работа. Хоры над боковыми ходами окружают по верху всю главную церковь кроме той стороны, где главный алтарь; все это стоит посмотреть. Хоры около девяноста шагов в ширину, а вокруг их всех почти четыреста десять шагов; все эти верхние ходы и их своды украшены мозаичной работой, сделанной чрезвычайно красиво и искусно. На одной стене этих ходов, как взойдешь на верх, так прямо по левую руку, есть огромная белая плита, вставленная в стену [71] между многими другими, на которой само собою изображено совершенно верно, без всякого человеческого искусства, ни живописи, ни ваяния, изображение Пресвятой блаженной Девы Марии с Господом нашим Иисусом Христом на Ее святых руках, и преславного Предтечи его св. Иоанна Крестителя с другой стороны; и эти изображения, как я сказал, не нарисованы, ни написаны какой-нибудь краской, ни изваяны, а сделались так сами собою; потому что сам камень так и родился со всеми этими жилками и знаками, которые на нем ясно видны, и сами собою образовались на нем эти изображения. Говорят, что когда этот камень был отломан и приготовлен чтобы быть вставленным в этом святом месте, то заметили на нем эти удивительные святые изображения; увидевши это великое и таинственное чудо, этот камень привезли и поставили сюда, так как эта церковь должна была быть самой главной церковью в городе. Это изображение выглядит, как если бы оно было промежду небесными облаками, когда небо ясно, и как будто бы пред ним было тонкое покрывало. И оно тем более удивительно, что кажется чем-то духовным, что Бог хотел [72] показать. У подножия этого образа стоит алтарь и маленькая церковца, в которой служат обедню. Тут же в этой церкви были им показаны святые мощи одного патриарха, которые сохранились совершенно с телом и костями.
Кроме того была им показана решетка, на которой сожгли св. Лаврентия. В этой церкви есть много погребов и цистерн и помещений в низу, в которых есть замечательные вещи удивительной работы, и много домов и разных устройств, но большая часть этого приходит уже в упадок, кроме того есть много пристроенных к этой церкви разрушенных строений, и дверей ведущих в церковь, запертых и развалившихся; говорят, что если обойти все в церкви кругом, так будет около десяти миль. В этой церкви есть огромная цистерна под землею, в которой очень много воды и она так велика, что говорят, в ней могут поместиться сто галер. Все это и еще многое видели они в этой церкви; так много, что нельзя ни рассказать, ни описать в немногих словах; потому что так велико это здание и так много в нем удивительных вещей, что в долгое время всего не осмотришь, и хоть каждый день [73] ходить смотреть сколько только возможно осмотреть, все таки всегда будешь видеть новое. Крыши все покрыты свинцом. Эта церковь имеет много прав и преимуществ, и по этим правам, если кто-нибудь, будет ли он Грек или какого бы то ни было другого народа, совершит какое-нибудь преступление, грабеж ли, смертоубийство ли, воровство ли, и если он скроется в ней, то оттуда его не возьмут.
XXXIX. В тот же день посланники были в другой церкви, которую называют св. Георгий. В этом храме как раз за первыми вратами есть большая площадь, на которой много садов и домов, и здание церкви стоит между этими садами. Перед дверью церкви со внешней стороны есть купель для крещения, очень большая и красивая, и над нею сень, поддерживаемая восемью белыми колоннами с высеченными на них многими фигурами; а здание церкви очень высоко и все покрыто мозаичной работой; там изображено, как вознесся на небо Господь наш Иисус Христос. Пол этой церкви удивительной работы, потому что он покрыт кусочками порфира и яшмы разных цветов, и на нем сделаны прекрасные узоры; такой [74] же работы и стены. По средине свода этой церкви изображен Бог Отец над входной дверью и изображен животворящий крест, который из середины облаков с неба Ангел показывает апостолам в то время, как на них нисходит Св. Дух в виде огня, что удивительно исполнено мозаичной работой. В этом храме есть большая гробница из яшмы, покрытая шёлковой тканью, а в ней лежит одна императрица. Так как уже было близко к ночи, то решено было, что на другой день, в среду, посланники приедут в Константинополь к воротам, которые называются Киниго, и что там найдут они мессера Илария и других родственников императора, которые с ними ходили, и лошадей, чтобы им поехать, и что они отправятся осматривать дальше город и то, что в нем есть; и посланники воротились в Перу, туда, где они жили, а другие отправились по своим домам.
XL. На другой день, в среду, посланники не могли переехать в Константинополь, как условились, потому что в тот день пришло известие в город Перу, что некоторые [75] Венецианские галеры напали на флот Генуэзских галер, которые шли с войны с Александрийским царством, и у которых начальником был Мозен Бучикате; разбили их близ Мондона, убили очень многих, захватили некоторые галеры и вместе с тем взяли в плен Шатель Мората, племянника Бучиката.
После этого в городе сделалось большое волнение: захватили нескольких Венецианцев, которые там жили, и взяли несколько кораблей, которые они содержали, а власти и городское правительство приказали взять галеоту, в которой посланники должны были ехать в Трапезонд, потому что они хотели послать ее с известием. Посланникам было очень неприятно, что у них взяли эту галеоту, потому что времени было мало и они не могли найти корабля так скоро, как бы желали, и должны были искать другого, чтобы иметь возможность исполнить королевскую службу: они послали сказать мессеру Иларию, что не могут в тот день приехать в Константинополь, как обещали и условились, но что на другой день приедут. В этот [76] день воротился император с охоты и прислал посланникам половину кабана, которого убил.
XLI. На следующий день в четверг, 1-го числа ноября месяца, посланники переехали в Константинополь и застали мессера Илария и других родственников императора, ожидавших их у ворот Киниго; они поехали верхом и отправились осматривать церковь, которая называется святая Мария de la Cherne. Эта церковь была внутри города возле одного разрушенного замка, который прежде был местопребыванием императоров; этот замок разрушил один император, потому что его взял в нем в плен его сын, как вам после будет рассказано. Эта церковь св. Марии de la Cherne была прежде придворной церковью императоров: она состояла из трех кораблей, средний был самый главный, самый большой и самый высокий, а два другие были ниже и над ними были хоры и эти хоры поднимались до верху главного корабля. Корабли этой церкви были устроены так, что они стояли на высоких колоннах из зеленой яшмы, а основания, на которых они стояли, и базы были из белого мрамора, со вставленными в него разными [77] украшениями и фигурами. Верх этих кораблей и стены до половины были покрыты плитами разноцветной яшмы, и на них были искусно сделаны разные разводы и прекрасные украшения. Верх главного корабля был богаче других и сделан из дерева четвероугольниками и балками, и весь верх и четвероугольники и балки были позолочены чистым золотом. Хотя самая церковь во многих частях была уже повреждена, однако отделка этого верха и позолота была так свежа и так хороша, как будто работа была только что окончена. В главном корабле стоял богатый алтарь и кафедра, тоже очень богатая. Вся отделка этой церкви очень богата и много стоит; а крыши ее все покрыты свинцом.
XLII. В этот же день они отправились смотреть святыни, которые хранятся в церкви св. Иоанна, и которые не были им показаны прежде, потому что не было ключей. Когда они приехали в церковь, монахи надели облачения, зажгли много факелов и свечей, взяли ключи и с пением взошли во что-то вроде башни, где хранились святыни. С ними отправился и один из вельмож императорских, и они принесли ковчег красного [78] цвета. Монахи шли, неся его, и пели свои печальные песни, с зажженными свечами и со множеством кадильниц, которые несли пред ним, и поставили его в самой церкви, на высоком столе, покрытом шелковой тканью. Этот ковчег был запечатан двумя печатями из белого воска, которые были положены у двух серебряных застежек, и заперт двумя замками. Они открыли его и вынули оттуда два серебряные позолоченные блюдца, которые служили для того, чтобы класть на них святыни, когда они вынимаются. Потом из ковчега вынули мешок из белого димита, запечатанный печатью из белого воска. Они распечатали его и вынули из него маленький круглый золотой ковчежец; внутри его был тот хлеб, который в четверг на тайной вечере Господь наш Иисус Христос дал Иуде в знак того, что он предаст его, и Иуда не мог его съесть. Он был завернут в тонкий красный сендаль и запечатан Двумя печатями алого воска; и был этот хлеб пальца в три величиною. Кроме того из этого мешка вынули золотой ковчежец, меньше первого. Внутри в нем была коробочка, [79] вделанная так, что ее нельзя было вынимать; она была из хрусталя и внутри в ней была кровь Господа нашего Иисуса Христа, та, которая потекла из бока Его, когда Лонгин ранил Его копьем. Из этого же мешка вынули другой маленький золотой ковчежец, крышка которого была пробита насквозь как терка; внутри его была кровь, истекшая из одного распятия, которое раз ударил издеваясь один Жид в городе Баруте. Потом вынули хрустальный ящичек с пробкой, прикрепленной золотой цепочкой, в которой лежал маленький кусочек красного сендаля, а в нем были завернуты волоса из бороды Господа нашего Иисуса Христа, которые Жиды вырвали у Него, когда распинали Его. Потом из этого же мешка вынули ковчежец, где хранился кусочек камня, на котором был положен Господь наш Иисус Христос, когда Его сняли со креста. Кроме того из ковчега вынули другой ковчег серебряный позолоченный, четырехугольный, длиною около двух с половиною пальм. Он был запечатан шестью печатями, приложенными у шести пар круглых серебряных застежек; у него был замок и при нем висел серебряный ключ; отворили этот ковчежец [80] и вынули из него доску, которая вся была покрыта золотом, и на ней лежало железо с того копья, которым Лонгин ранил Господа нашего Иисуса Христа; оно было тонко и остро как шип или стрела, а где была ручка, в нем были дырки; длиною оно было может быть одно пальмо и два дюйма; на конце у острия была кровь такая свежая, как будто бы только что случилось то, что сделали Иисусу Христу; это железо было шириною около двух дюймов, и оно было вделано в эту доску, покрытую золотом; оно не было светло, потускло. Кроме того в ту же доску был вделан кусок трости, которою били по голове Иисуса Христа, когда он стоял пред Пилатом; этот кусок был длиною около полутора пальма, и казался красного цвета. А внизу под этим копьем и тростью, на этой же самой доске был вделан кусок губки, на которой подали Господу нашему Иисусу Христу желчь и уксус, когда он был на кресте. В этом же самом серебряном ковчеге, откуда была вынута эта доска, лежала одежда Господа нашего Иисуса Христа, о которой воины Пилата бросали жребий; она [81] была сложена и запечатана, для того чтобы те, которые приходят смотреть, не могли отрезывать от нее, как уже делали несколько раз; только один рукав был сложен отдельно и вне печатей. Эта одежда была подложена красным димитом, который похож на сендаль, а рукав был узенький, такой что застегивается, и был разрезан до локтя, и было у него три пуговки, сделанные точно из шнурочка, как узлы на обнасцах; и пуговки, и рукав, и то что можно было видеть стана казалось темно красного цвета в роде розового и больше подходило к этому цвету чем к какому-нибудь другому; не казалось, чтобы она была однотканая, а сшита иголкой; потому что нитки были точно сученые и шли очень плотно одна к другой. Когда посланники отправились смотреть эти святыни, то знатные люди и жители города, узнавши об этом, тоже пришли туда посмотреть их и все много плакали и молились.
XLIII. В тот же день они осматривали один женский монастырь, который называется монастырем Вседержителя. Там в церкви им показали мраморный разноцветный камень в девять пальм длиною. На этом камне, говорят, был положен [82] Господь наш Иисус Христос, когда был снят со креста; на нем видны были слезы трех Марий и св. Иоанна, которые плакали, когда Господь наш Иисус Христос был снят со креста, и слезы были так свежи, как будто бы это только что там случилось.
XLIV. Кроме того в этом городе Константинополе есть одна очень почитаемая церковь, которая называется Святая Мария della Dessetria. Эта церковь маленькая, и в ней живут несколько монашествующих каноников, которые не едят мяса, не пьют вина и не едят ни масла, ни какого другого жира, ни рыбы, в которой есть кровь. Внутренность этой церкви превосходно отделана мозаикой, и в ней находится образ св. Марии на доске, который, как говорят, сделал и нарисовал своею рукою славный и блаженный св. Лука. Этот образ совершил и совершает каждый день много чудес, и Греки очень почитают его и празднуют. Этот образ написан на квадратной доске около шести пальм в ширину и столько же в длину; он стоит на двух ножках; доска его покрыта серебром и в нее вделано [83] много изумрудов, сапфиров, бирюзы, жемчугу и других разных камней; и он вставлен в железный киот. Каждый вторник в честь его совершается большое торжество: собирается много монахов и отшельников и разного другого народа, также приходит духовенство из многих других церквей, и когда читают часы, то этот образ выносят из церкви на площадь, которая там находится. Он так тяжел, что его несут три или четыре человека на кожаных поясах, прицепленных крюками, с помощью которых и вытягивают образ с места; вынесши его, ставят по середине площади, и весь народ начинает молиться перед ним с большим плачем и воплями. Когда так все стоят, приходит один старик и молится перед образом. Потом он берет его, поднимает вверх легко, как будто бы в нем не было никакой тяжести, держит во время шествия и за тем ставит в церкви. Удивительно, что один человек может поднять такую тяжесть как этот образ; и говорят, что никакой другой человек не может его поднять кроме этого, потому что он происходит из такого рода, которому Бог позволяет поднять его. В некоторые [84] годовые праздники этот образ переносят в церковь Св. Софии с большим торжеством; потому что народ имеет к нему большое уважение.
XLV. В этой церкви похоронен император, отец того императора, который изгнан из Константинополя. А причины, почему этот император, изгнанный из Константинополя, имеет право на империю, и так же почему Константинопольский замок разрушен, вот какие. Тот, что теперь императором в Константинополе, называется Кирманоли, что значит Мануил. Его брат был императором прежде него, и у него был сын, который был ему непослушен до такой степени, что возбудил против него заговор. А у Турка Мурата, отца того, которого победил Тамурбек, был тоже сын в то же время, который был ему так же непослушен. Сын Турка и сын императора соединились вместе, чтобы низложить своих отцов и отнять у них владение. А Мурат и император Константинопольский тоже соединились вместе против своих сыновей, пошли на них и нашли их в замке Галиполи, в том, что теперь принадлежит Турку. Окруживши их там, Мурат и [85] император сговорились, если возьмут своих сыновей, выколоть им глаза и разрушить замок, чтобы это послужило примером для потомства. Они так и сделали, и как только взяли их, тотчас разрушили замок и Турок приказал выколоть глаза своему сыну. А императору стало жаль сына, и он не велел выкалывать ему глаза, а посадил его в темницу очень глубокую и, темную, и там лишил его зрения с помощью горячих горшков (?) Когда он уже несколько времени пробыл в этой темнице, он позволил, чтобы жена его сына тоже поселилась в темнице вместе с ним; а она стала прикладывать ему к глазам что-то такое, от чего он начал немного видеть. Раз, когда эта жена была с сыном императора, она увидела, что из одной большой щели вылез уж; она это передала мужу, а он тотчас же сказал ей, чтобы она привела его к тому месту, куда этот уж вошел; стоял там пока уж не вылез и тогда убил его руками; а говорят, что уж был удивительно велик. Его показали императору его отцу и когда он его увидел, ему стало очень жаль своего сына, и он приказал освободить его. Чрез несколько времени тот возвратился к своему дурному намерению, захватил отца своего императора, и [86] некоторое время держал его в плену, до тех пор пока не представился случай и его освободили его вельможи. Как только он освободился, сын обратился в бегство; а он поспешно разрушил тот замок, в котором сын его захватил, лишил его наследства, и при смерти оставил царство этому Кирманоли, который и теперь им владеет. А сын его оставил сына, которого зовут Димитрий. Этот теперь говорит, что имеет право царствовать, и бунтует против императора. Теперь они согласились на том, что оба они называются императорами и что после смерти того, который теперь владеет империей, будет императором другой, а после его смерти, будет сын того, который теперь царствует, а потом сын другого. Таким образом они условились, но я думаю, что ни тот, ни другой не исполнят условия.
XLVI. В этом городе есть очень красивый колодезь, который называется колодцем Магомета; этот колодезь состоит из известковых сводов, и внизу опирается на колонны, так что в нем образуется шестнадцать сводов, а верх его лежит на 490 очень толстых колоннах; в нем обыкновенно собиралось очень много воды, которой хватало на большое число народа. [87]
XLVII. Город Константинополь очень хорошо огражден высокой и крепкой стеною и большими крепкими башнями; в этой стене три угла; от угла до угла шесть миль, так что окружность всего города равняется восемнадцати милям, что составляет шесть лиг. Две стороны обращены к морю, а третья к земле; на конце у того угла, который смотрит не на море, стоят дворцы императора. Хотя город большой и окружность его велика, он не весь хорошо населен, потому что внутри его есть много холмов и долин, на которых находятся обработанные поля и сады. Там, где эти сады, стоят все простые дома. Это внутри города, а самая населенная часть внизу у края города, с той стороны, которая ближе к морю. Самое большое движение в городе возле ворот, которые выходят к морю, особенно у тех ворот, что против города Перы, потому что туда приходят разгружаться корабли и суда. И так как жители того и другого города сходятся торговать между собою, то они торгуют на берегу. Кроме того в городе Константинополе есть много больших зданий, домов, и церквей, и монастырей, из которых большая часть в развалинах. И ясно видно, что [88] прежде, когда этот город был новым, то он был одним из замечательных городов мира. Говорят, что и теперь в этом городе будет три тысячи церквей, больших и маленьких. Внутри города есть колодцы и источники пресной воды; а в одной части города, ниже церкви, которая называется церковью св. Апостолов, есть часть моста, который шел из одной долины в другую чрез дома и сады, и по этому мосту шла вода, орошавшая эти сады и улицу, которая идет около тех ворот города, что против Перы. Посреди улицы, где меняют деньги, вставлены в землю колодки: эти колодки назначены для тех людей, которые подвергаются наказанию, или которые преступают какой-нибудь закон или правило, постановленное городским управлением, или продают мясо или хлеб неверною мерой; таким людям надевают эти колодки и. оставляют их там день и ночь, на ветру и на дожде, и никто не смеет подойти, к ним. Вне города, между стеной и морем, против Перы стоит много домов, в которых продают разные вещи, и много складов, где держат товары, [89] которые привозят туда из-за моря чтобы продавать. Город Константинополь стоит у моря, как я уже вам сказал, и двумя сторонами прикасается к морю; против него стоит город Пера, а между обоими городами порт. Константинополь стоит так как Севилья, а город Пера как Триана; а порт и корабли между ними. Греки не зовут Константинополь как мы его зовем, а Ескомболи.
XLVIII. Город Пера маленький город, хорошо населенный, с хорошими стенами, с хорошими и красивыми домами; он принадлежит Генуэзцам и составляет часть Генуэзских владений. В нем живут Генуэзцы и Греки; и он стоит так близко к морю, что между стеною и морем не много больше расстояния, как могла бы занять маленькая каррака; ограда идет вдоль моря у самого берега; потом поднимается холм и на самом верху его стоит большая башня, откуда смотрят и стерегут город. Холм, на котором стоит башня, не так высок как другой, который стоит против него с внешней стороны; этот гораздо выше, чем тот, что в городе. На этом холме ставил Турок свой лагерь, когда [90] осаждал города Константинополь и Перу; оттуда сражались и бросали орудия. Он сам два раза приходил к этому городу и окружал его со стороны моря и со стороны земли, и раз стоял под ним шесть месяцев; на земле у него было добрых четыреста тысяч человек, а на море шестьсот галер и кораблей, и он не мог войти даже и в предместье его. Против такого огромного числа народа, как были эти Турки, невозможно было бы держаться этому городу, и видно, Турки не умеют хорошо сражаться, если они не вошли в него. Это море, что проходит между городами Перой и Константинополем, очень узко, так что от одного города, до другого будет не больше одной мили, т. е. одной трети лиги. Это море служит гаванью обоим городам, и я думаю, что это самая лучшая и прекраснейшая гавань в мире, и самая безопасная; потому что она безопасна от бури, от всех ветров, и кроме того безопасна тем, что когда корабли в ней, то им не могут повредить неприятельские суда, если оба города за одно. Она очень глубокая и чистая, так что лучший в свете корабль или каррака может подойти к самой стене и положить мосток на [91] землю, как галера. От Турецкой земли до этих городов очень не далеко, так что из Константинополя в Турецкой земле видно поле, которое называется Ескотари. И чтобы переехать из одного города в другой, так же чтобы ехать в Турецкую землю, каждый день можно найти много лодок. Это море, что проходит между этими двумя городами, идет вверх на пол лиги, и потом поворачивает. Город Перу Генуэзцы получили таким образом. Они купили у одного императора это место и землю, столько, сколько обхватит бычья кожа, изрезанная на ремни, и купивши и построивши этот город, сделали две других стены возле, в которых устроили два предместья, соединив их с городом; и это они сделали скорее насильно чем свободно; однако первое лицо в городе все таки император: они должны чеканить его монету и он имеет некоторое право суда. И хотя Генуэзцы называют этот город Перой, Греки зовут его Галатой. Это имя они ему дают потому что прежде чем город был построен, там были мызы, куда каждый день собирался скот и там доили молоко, которое шло на продажу в город, и оттого его называют [92] Галата, т. е. по нашему молочный двор, потому что молоко на их языке гала. Этот город был построен тому назад девяносто шесть лет, немного больше или меньше.
XLIX. В городе Пере есть два монастыря с очень красивыми домами и постройками; один из них св. Павла, а другой св. Франциска, и их осматривали посланники. Монастырь св. Франциска богат разными украшениями и хорошо устроен. В этом монастыре было им показано много хорошо убранных святынь, которые суть вот какие: Во-первых, показали им хрустальный богато-украшенный ящик на серебряной позолоченной ножке, в котором лежали кости св. Андрея и св. славного Николая и часть одежды св. блаженного Франциска. Кроме того им был показан другой хрустальный ящичек, отделанный серебром, в котором была кость из бока св. Екатерины. Кроме того им показали еще один хрустальный ящик, богато украшенный позолоченным серебром с камнями и жемчугом, в котором лежали кости св. Людовика Французского и св. Си Генуэзского. Кроме того им был [93] показан ковчежец очень хорошо отделанный, в котором находились кости Невинных. Кроме того им показали ручную кость св. Пантелеймона. Кроме того показали им ручную кость св. Марии Магдалины и ручную кость св. Луки Евангелиста, три головы от одиннадцати тысяч дев, и кость св. Игнатия, посвященного Пресвятой Деве Марии. Кроме того им была показана правая рука без кисти св. Стефана Первомученика, украшенная серебром с камнями и жемчугом. Кроме того им была показана правая рука с кистью св. Анны; она была богато украшена, и на ней недоставало маленького пальца; говорят, что его взял оттуда император Константинопольский, чтобы присоединить его к своим святыням, и что по этому поводу шла тяжба. Кроме того им показали сёребряный позолоченный крест, украшенный камнями и жемчугом, и по средине его был вделан маленький крест из дерева святого животворящего креста. Кроме того показали им богатый хрустальный ящичек, великолепно отделанный, в котором хранилась одна кость св. славного Василия. Кроме того им показали очень богатый серебряный позолоченный крест, роскошно украшенный крупным [94] жемчугом и многими каменьями, в котором были вделаны мощи разных святых. Кроме того им показали очень украшенный хрустальный ящик, в котором хранилась серебряная рука, державшая двумя пальцами поднятую вверх кость блаженного св. Лаврентия; показали им еще мешок, покрытый серебром, в котором были мощи св. блаженного Иоанна, св. Дионисия, и других многих святых. Говорят, что все эти мощи достались им, когда Константинополь взяли Латыняне, и что после их требовал назад Греческий патриарх и у них была с ним тяжба. Им показали также разные богатые церковные одежды, которые у них были, и чаши, и кресты. В этом монастыре похоронен у самого хора перед главным алтарем великий маршал Франции, которого взял в плен Турок, когда разбил Французов, шедших с Венгерским королем; а в монастыре св. Павла лежит похоронен сеньор де Трусси и многие другие рыцари, которых Турок приказал отравить, после того как их выкупили и за них были получены деньги. [95]
L. Посланники остались в этом городе Пере от среды, когда приехали, до вторника тринадцатого числа ноября месяца, и все это время не могли найти корабля и никакого судна, чтобы переехать в Трапезонд; и так как зима приближалась, а по Большому морю очень опасно плавать зимою, то чтобы не запоздать, они наняли и снарядили маленькую галеру, которой хозяином был Генуэзец, называвшийся мессер Николо Сокато. Они приказали нанять матросов и приготовить все, что было нужно, и во вторник вывели галеру с тем, чтобы поднять паруса и отправиться в путь; но в этот день не могли поехать, потому что не было довольно матросов и многого другого, чего им недоставало.
LI. На другой день в среду, 14 числа ноября месяца, в обедню подняли паруса, так как была хорошая погода, двинулись и выехали в узкое место при входе в устье Большого моря, и около третьего часа поравнялись с одной башней, которая стоит на Греческой земле возле самого моря и называется Трапеа; там зашли в порт, потому что надо было запастись [96] водою, пообедали и после обеда поехали в путь. Немного дальше прошли мимо двух замков, которые стоят на двух возвышениях на берегу моря; один из этих замков называется Гироль Греческий, а другой Гироль Турецкий. Один стоит в Греции, а другой в Турции; Греческий разрушен и не обитаем, а Турецкий населен. На море между этими двумя замками стоит башня в самой воде, а у подошвы Турецкого замка стоит скала, и на ней тоже башня; от замка до этой башни идет стена, а между этими башнями от одной до другой шла прежде цепь; и когда эта земля Турецкая и Греческая принадлежала Грекам, тогда эти замки и башни были сделаны для охраны входа в город и в пролив; и когда какой-нибудь корабль или судно шло из Большого моря в город Перу и в Константинополь, или какой-нибудь другой корабль хотел войти в Большое море, то протягивали эту цепь от одной башни к другой и не позволяли пройти, пока не заплатят пошлины. Около вечерни приехали к началу Большого моря, и так как было уже близко к ночи, то остановились и [97] стояли до другого дня. Этот пролив очень узок, и на правой руке земля Турецкая, а на левой Греческая; и на Турецкой и на Греческой земле видно было на берегу моря много церквей и разрушенных зданий.
Около полуночи вышли оттуда и вошли в Большое море. Путь лежал у самого берега Турецкой земли; около третьего часа, когда шли на парусах при хорошей погоде. поломалась рея; прошедши немного на веслах, приблизились к земле и починили рею. Отправились оттуда немного спустя после полудня, и прошли мимо одного маленького замка, который стоял на верху скалы на Турецкой зёмле, и море окружало его со всех сторон, кроме одного маленького входа; этот замок назывался Секелло. Когда наступил час Ave Maria, пришли к порту на маленьком острове, который назывался Финогией Генуэзской.
Община города Перы послала в это Большое море две вооруженных карраки, чтобы они стерегли Венецианские корабли, которые должны были прийти из Танского моря нагруженные товарами, и чтобы взяли их в плен, когда они подойдут [98] ничего не подозревая, так как они не знали о войне, которая была между ними; одна из этих Генуэзских каррак стояла у этого острова Финогии. Эту ночь простояли тут.
LII. На другой день в пятницу собирались уехать оттуда, но ветер был противный, и остались стоять вместе с этою карракою. Этот остров Финогия маленький и необитаемый остров, и на нем не живет никто; есть на нем замок, такой большой, как весь остров сам. Оттуда до Турецкой земли две мили; и так как гавань Финогии не безопасна, то решились идти к порту Карпи, который был в шести милях оттуда, и где стояла другая Генуэзская каррака, подстерегавшая Венецианские корабли. Капитан сказал, что лучше стоять здесь, чем в Карпи, для того чтобы после продолжать путь; по этому приказали сняться с места и подвинулись немного внутрь гавани. Около полуночи противный ветер усилился, и море взволновалось; капитан, думая, что лучше и безопаснее стоять за карракою, чем там, где стояли, велел поднять якорь и хотел подойти к карраке на веслах, но не мог, потому что море очень бушевало и ветер был очень резок, а волнение сильно; [99] когда же вздумали воротиться в гавань, откуда ушли, уже не могли. Увидев, что нельзя ни подойти к карраке, ни воротиться в гавань, бросили два якоря; между тем буря все усиливалась, и тянула якоря так, что кинула галеоту на скалы; но Богу угодно было, чтобы в это время якоря зацепились и галеота миновала скалы и не ударилась об них; а если бы она ударилась, то тут же была бы разбита; тогда подняли якорь, который не зацепился. Буря так усиливалась, что было страшно, и все предали себя на волю Божию, потому что никак не надеялись спастись; волны морские были так высоки, что вздуваясь они поднимались на один борт и скатывались с другого; галеоту страшно кидало и в ней сделалась сильная течь; все это совершилось в такое короткое время, что люди уже ни на что не надеялись, как только на милость благословенного Господа Бога. Если бы было светло, то подняли бы паруса и поплыли бы к земле, но было темно и не знали где стоят. Во время этой бури у той карраки, что тут же стояла, снесло компаньо и понесло прямо на галеоту. Но Господу Богу угодно было, чтобы оно прошло не тронувши ее. Через несколько времени [100] ушли якоря этой карраки, ее понесло на землю к острову, и прежде чем наступил день, вся она была разрушена и от нее не осталось ничего; на лодке, которая была при карраке, спаслись все люди; но все имущество их погибло. Мачта и бушприт этой карраки пронеслись как раз возле самой галеоты, но Господу Богу и Его блаженной Матери угодно было, чтобы галеота спаслась от всех этих корабельных снастей, так что они не принесли ей никакого вреда. В галеоте была сильная течь, и как ни старались выливать воду, все таки были на краю гибели. Так продолжалось до самого рассвета; тогда ветер переменился, и сделался удобным для того, чтобы плыть в Турцию; повернули рею, и при этом очень немногие могли помочь, потому что большая часть народа была ближе к смерти, чем к жизни, и если бы пришла смерть, они бы ее очень мало почувствовали. Потом подняли паруса и приплыли к Турецкой земле в субботу утром. А люди с карраки, которые спаслись и оставались на том острове, думали уже, что галеота потонула и люди, бывшие на ней погибли, и удивлялись, как они после рассказывали, когда увидели, что галеота [101] подняла паруса; потому что после того, как галеота отделилась от карраки, думали, что она сейчас будет уничтожена, и прежде чем они увидели, как ей удалось спастись, они молились, чтобы Господь Бог спас ее и тех, которые были на ней. Когда галеота подошла к земле, все, кто только мог, бросились в море; и так все спаслись и вышли на землю. Когда посланники вышли на берег, они приложили все старания, чтобы те вещи, которые посылал король, взять с галеоты и перенести на землю; и все было взято, ничто не пропало, хотя и было оно спасено с большим трудом и опасностью. Когда галеота стояла у земли, море иногда увлекало ее назад; потом приходила волна и ударялась с нею об землю, и когда она приходила к земле, люди, которые были на ней, бросали то, что в ней было, на землю, а другие брали это, и так было спасено все, что посылал государь король. Прошло немного времени и скоро вся галеота разрушилась. Когда было снесено на землю то, что везли на галеоте, все сложили на одном холме, который там был, и капитан галеоты сказал посланникам, что так как [102] все было положено на берегу, то Турки придут и возьмут все для своего государя. В это время пришли Турки и спросили, что они за люди. Они сказали, что Генуэзцы из Перы, что они приехали на карраке, которая погибла в эту ночь в том порте, что эти вещи, которые у них были, они должны были отвезти на другую карраку, которая стояла у Карпи, и что если они достанут им для этого лошадей, то им заплатят. Те сказали, что можно достать лошадей на следующий день, но не сейчас; впрочем прибавили, что пойдут в деревни, для того, чтобы на другой день наверно тотчас же это было исполнено. Так и сделалось: так что на следующий день в воскресенье пришло много народу с лошадьми и перевезли посланников и все что у них было в Карпи, где стояла та каррака. Приехавши туда, посланники застали карраку в гавани и отправились поговорить с мессером Амброзио, хозяином ее, и рассказали ему о своей удаче в том, что с ними случилось, и о том, как другая каррака погибла. Хозяин очень хорошо принял их и сказал им, что готов услужить королю Кастилии, что они могут распоряжаться этою карракою, как своею собственною, сказал, [103] чтобы они положили все свои вещи на нее, что он будет отвечать за их сохранность, и скажет тамошним Туркам, что они люди с той, другой карраки. Посла Тамурбека, который был с ними, они одели христианином, и сказали, что он из города Перы; потому что если бы Турки его узнали, они бы его убили и всем им грозила от этого опасность, Когда все вещи положены были на карраку и все было в безопасности, они поняли, что Господь Бог совершил для них много чудес разным образом. Во первых в том, что они спаслись от такой сильной и страшной бури, как эта; потому что хозяин и матросы, которые там были, говорили, что они плавали уже двенадцать лет и никогда не испытывали такой бури. Другое чудо, которое совершил Господь Бог, было в том, что он спас и их самих и вещи их государя короля, и они не были разграблены ни Турками, ни матросами, которые сделали бы это скорее если бы не были в Турецкой земле; потом в том, что они нашли эту карраку, которая, как говорил хозяин, тоже едва не погибла. В этой гавани они простояли до следующего вторника, ожидая хорошей погоды. В этот день [104] пришел к посланникам один Турок, который был царским старшиной в этой деревне и сказал им, что они приехали и провезли по земле их государя ткани и разные другие вещи, за которые должны были заплатить пошлину, и требовал, чтобы они приказали заплатить и дать ему что-нибудь. Это было оттого, что Турки узнали, что они не Генуэзцы, и не из Перы; и если бы они застали их на земле, то не пустили бы их. Поэтому в тот же день вечером подняли паруса и выехали оттуда, чтобы сейчас же воротиться в город Перу.
LIII. В четверг утром, двадцать второго числа ноября месяца, приехали в город Перу и посланники приказали свезти в город все свои вещи. Когда их увидели те, которые их знали, то все сказали, что судя по буре, которая была, и по месту, в котором она разразилась, было в самом деле чудом, что они спаслись. Посланники хотели тотчас же распорядиться, чтобы ехать, но не могли найти корабля, который бы решился поплыть чрез Большое море, так как уже наступила зима; поэтому и те корабли, которые были уже приготовлены, чтобы [105] идти в Трапезонд и нагружены, не смели пуститься в путь; и даже те, которые уже раньше уехали, возвращалась, чтобы зимовать тут, и ждать до марта месяца. Причина, почему это Большое море так опасно, и бурно, и велико, вот какая: так как оно море круглое, и окружность его будет почти три тысячи миль, и в него нет другого входа ни выхода, кроме этого пролива, что возле города Перы, и оно окружено со всех сторон большими и высокими горами, и у него нет плоских берегов, на которые ему бы можно было разливаться, и в него входит много больших рек, то море все только кипит и ходит кругом; вода, которой удастся войти в пролив, идет вон, а другая идет вокруг; и когда поднимается сильный ветер, море сейчас кипит, волнуется и начинается буря; особенно это бывает при северном ветре и при северо-западном, который называется маэстро, потому что он дует поперек этого моря. Кроме того оно опасно потому, что когда корабли приближаются к проливу, им его очень трудно узнать; если не узнают как в него войти, то попадают на мель и погибают, как уже не раз случалось; кроме того, в [106] случае даже когда знают пролив, если при приближении к нему, поднимется один из этих ветров, северный или маэстро, то грозит опасность, так как они дуют поперек моря и могут бросить их на землю; в это время погиб один корабль, который шел из Кафы. В то же время приехало шесть Венецианских галер в великий город Константинополь, для того чтобы провести все свои корабли, которые шли из Танского моря; император велел впустить их в город, и сказал хозяевам кораблей, что гавань принадлежит ему, и что он находится в мире с ними и с Генуэзцами и (потребовал) чтобы они не делали вреда друг другу. Венецианцы и Генуэзцы заключили между собою перемирие на некоторое время, и тогда Венецианцы провели свои корабли. Посланники должны были остаться в городе Пере всю зиму и не могли найти никакого более удобного корабля, как галеоту в девятнадцать скамеек; они велели снарядить ее, что им стоило много денег, и эта галеота была готова и снаряжена к марту месяцу; а хозяева этой галеоты были мессер Николао из Пизы и мессер Лоренцо из [107] Венеции. Посланники приготовили эту галеоту, чтобы ехать скорее, прежде чем Тамурбек уедет оттуда, где проводил зиму; и первое судно, которое в этот год вошло в Большое море, была эта галеота.
LIV. В четверг двадцатого марта, года от Р. X. тысяча четыреста четвертого, галеота была готова и посланники выехали оттуда поздно, во время вечерни. Вместе с этими посланниками ехал также тот посол, которого Тамурбек посылал к государю королю; и в этот день они проехали только до колонн, что составляет около мили от города Перы, потому что там надобно было запастись водой. В следующую пятницу они выехали оттуда и вошли в Большое море около обедни, и была хорошая погода, а во время вечерни подъехали к замку Секель и простояли там ночь. После полуночи уехали оттуда и продолжали свой путь; во время вечерни были у Финогии, где у них погибла прежняя галеота, и не захотели останавливаться там, а пошли дальше, и во время вечерни же подошли к одной реке, которая течет из Турции: они хотели остановиться [108] в ней на ночь, но она была не глубока. Ночь была тихая, и они простояли вне гавани.
LV. В следующее воскресенье во время вечерни они приехали в порт, находившийся у Турецкого города, который называется Понторакия, и принадлежит Мисал Маталаби, старшему сыну Турка; и тут они остановились.
На другой день, в понедельник, они остались там, так как не могли поехать, потому что ветер был противный. Этот город Понторакия построен на скалах, на самом берегу моря, и на вершине стоит замок, очень сильно укрепленный. Город мало населен, и те, которые живут в нем, по большей части Греки и только немногие Турки. Прежде они принадлежали к империи Константинопольской; говорят, что тому назад лет тридцать, немного больше или меньше, император Константинопольский продал город Турку, отцу того Мисала Маталаби, за сколько то тысяч дукатов. Этот город был очень богат и очень знаменит в этой земле своим хорошим портом; а это имя получил он от одного императора, который его построил, и которого звали Понто; земля же эта называлась Ракия. [109]
На другой день, во вторник, двадцать пятого числа марта месяца, они выехали оттуда и продолжали свой путь, и во время вечерни поравнялись с одним замком, который стоял на Турецкой земле у самого моря; он называется Рио, и в нем никто не живет. У подошвы его находится гавань, но они не могли войти в нее, потому что там собралось много Турок, которые пришли на берег, как только увидели галеоту, думая что на ней едут люди, которые замышляют нанести какой-нибудь вред их земле. Они остановились вне гавани у плоского берега, а в полночь выехали оттуда, и во время обедни подошли к реке, которая течет из Турции и называется Партен. Они вошли в нее, чтобы запастись водою; при входе в нее стояла высокая скала и на верху ее была построена башня, которая была сделана для охранения входа в эту реку, для того чтобы галеры не могли в ней останавливаться; они тотчас же уехали оттуда и в полдень приехали к городу, который называется Самастро.
LVI. Этот город Самастро принадлежит Генуэзцам и стоит на Турецкой земле у самого моря, на высоком холме; а впереди этого холма, глубже в море стоит другой тоже высокий холм, [110] соединенный с тем, на котором построен город; их оба окружает одна стена, и с одного холма, который очень высок, на другой идет огромный свод в виде моста, по которому и ходят. Там есть две гавани: одна с одной стороны, а другая с другой. Город маленький, и дома в нем тоже маленькие; а вне города были большие разрушенные здания: церкви, дворцы и дома, и казалось, что прежде самое лучшее было то, что теперь стояло вне, и что теперь было в развалинах. Они простояли там тот день, когда приехали и следующий четверг, а на другой день, в Страстную пятницу, уехали оттуда и во время вечерни приехали к гавани, которая называется Два Замка. На другой день, в субботу, выехали оттуда, и поднялся густой туман, а в третьем часу подул довольно сильный ветер, море взволновалось и заходили большие волны. Боялись, что будет буря, и не знали, близко ли они от земли или далеко; а так как не было гавани вблизи, то старались плыть, и после полудня поравнялись с замком, который называется Нинополи, и принадлежит Турции; тут хотели остановиться, но так как не было гавани, то поехали оттуда и продолжали свой путь. Около [111] вечерни опять поднялся туман, так что нельзя было видеть землю, хоть она была близко. Пришла ночь, и все таки не знали, где стоят; а море все волновалось. Одни говорили, что уже прошли мимо гавани, а другие, что нет; и в то время как советывались, что им делать, услышали лай собаки; тогда с галеоты подали голос, его услышали в замке и зажгли огни на верху замка, (чтобы показать), что тут была гавань, и. галеота пошла к гавани. Перед входом в нее были скалы, о которые разбивалась вода; не знали, как войти, и были в опасности; тогда один матрос бросился в воду, приплыл к земле, взял фонарь и осветил так, что галеота безопасно вошла в гавань.
LVII. На другой день, в Светлое Воскресение, остались стоять там в гавани. Над нею на высокой скале был очень укрепленный замок, который называется Киноли и принадлежит одному Мавританскому рыцарю по имени Еспандиару. Он владеет многими землями и платит дань Тамурбеку, и в своей земле чеканит монету Тамурбека. Сам владетель не был там, а один его алькад, когда узнал, что посланники там, из [112] почтения к Тамурбеку, отправился повидать их и приказал принести им баранины, кур, хлеба и вина. Здесь на горах этого замка Киноли находится лучшее дерево для самострелов, какое только можно найти во всей Романии.
LVIII. На другой день, в понедельник тридцать первого числа того же месяца марта, выехали оттуда, и во время вечерни приехали в гавань Турецкого города, который называется Синополи, и остановились там. Этот город Синополи принадлежит Еспандиару, и когда посланники приехали туда, они узнали, что этот Еспандиар, владетель этой земли, не был там, а был в другом городе, который находится в трех днях пути оттуда, и называется Кастамеа; и что там у него было собрано почти сорок тысяч человек, чтобы воевать с сыном Турка, который сердился на него за то, что он платил дань Тамурбеку. А посланники очень желали застать его там, чтобы получить от него верные сведения о том, где находится царь, и чтобы он дал им совет, как ехать землею. Причина же, по которой этот рыцарь, владетель этой земли, платит дань Тамурбеку, та, что Турок Баязет, которого победил [113] Тамурбек, убил его отца и отнял у него землю; а после, когда Тамурбек победил его, то возвратил всю землю этому рыцарю Еспандиару.
LIX. С рассветом в субботу, пятого числа месяца апреля, посланники отплыли оттуда; но настала тишь, в гавань не могли войти и простояли эту ночь в море.
На другой день, в воскресенье, во время обедни поравнялись с одним городом, который стоит в Турции на самом берегу моря, и называется Симисо; в нем есть два замка: один принадлежит Генуэзцам, а другой и самый город Мусульману Челеби. Они не захотели входить в гавань и остались в море, и простояли эту ночь в море, потому что была тишь. На другой день, в понедельник, около полудня, пришли к порту одного замка, который называется Хинио, и вошли в гавань, потому что был противный ветер. У самой гавани на высокой скале стоял город; он был очень мал и населен Греками; а на вершине очень высокой горы, стоявшей возле города, был высокий замок, принадлежавший городу, где говорят, жило около трехсот Турок. Этот замок и город [114]' принадлежат одному Греческому вельможе, по имени Меласено, который платит дань Тамурбеку. У самого моря в гавани стояло несколько кузниц: в этом месте море выбрасывало мелкий черный песок, его собирали и делали из него железо. На другой день, во вторник, уехали оттуда. Ветер был противный, и они зашли в гавань, которая находится у Турецкой земли и называется Леона. У этой гавани стоял замок у самого моря наверху скалы; он был необитаем; говорят, тому назад года четыре, Генуэзцы ограбили его. Эта земля принадлежит одному Турецкому вельможе, по имени Арзамиру. В тот же день уехали оттуда и не много спустя поравнялись с маленьким замком, который стоит на берегу моря на скале, и называется Санкто-Нисио; проехали не много дальше этого замка и остановились, потому что ветер был противный, и простояли эту ночь в устье одной реки. Эта земля и другие селенья, которые были видны, принадлежали тому же Арзамиру; у владетеля этой земли, говорят, около десяти тысяч конницы, если не больше, и он платит дань Тамурбеку. На следующий день, в среду, отправились, и ветер [11'5] был попутный, хотя шел дождь. Около третьего часа приехали к городу, который называется Гирифонда; он стоял на берегу моря и был построен на верху высокой скалы; большая стена окружала всю скалу, а внутри ее было много садов и деревьев. В полдень поравнялись с большим городом, который был тоже построен на берегу моря, и называется Триполь; эта земля принадлежала императору Трапезондскому. Через несколько времени были у замка, стоящего на берегу моря, по имени Корила. В этих местах не захотели останавливаться, потому что погода была благоприятная. Около вечерни подъехали к замку, по имени Виополи; тут вошли в гавань и переночевали в ней. На следующий день, в четверг, выехали оттуда; ветер был противный и море вздувалось. В третьем часу поравнялись с замком, который называется Санфока, и остановились там, чтобы народ отдохнул; потом тотчас же уехали и во время вечерни подъехали к порту, по имени Платана; а так как ветер был противный, то не осмелились идти в эту ночь в Трапезонд, хотя до него было не больше двенадцати миль, и эту ночь переночевали там. Ветер был [116] противный и такой сильный, что волны подымались, и они думали, что погибнут.
LX. На следующий день, в пятницу, одиннадцатого числа апреля месяца, выехали оттуда и около вечерни прибыли в город Трапезонд; а от города Перы, откуда они поехали на этой галеоте, до этого города Трапезонда девятьсот шестьдесят миль. У Генуэзцев есть в этом городе вне стен его хороший замок, и посланники остановились там у них и были приняты с большим почетом.
На другой день, в субботу, император прислал за посланниками лошадей, чтобы они приехали. Когда они приехали в его дворец, они застали его в зале, которая была в верхнем этаже, и он принял их очень хорошо; поговоривши с ним, они воротились к себе. С этим императором они застали его сына, который был с ним, и которому казалось лет двадцать пять. Император был хорош собою и особа видная; одеты были и император и сын его в императорские одежды, на головах у них были высокие шапки с [117] золотыми палочками, которые торчали вверх, а па верху их султаны из журавлиных перьев, на шапках же верхушки из куньего меха. Императора зовут Германоли, а сына его Келекс; сына зовут императором также как и отца, потому что есть обычай, старшего законного сына, который должен наследовать, называть императором, хотя его отец жив; а вместо императора Греки говорят Базилео. Этот император платил дань и другим Туркам своим соседям, и был женат на одной родственнице Константинопольского императора, а сын его женат на дочери одного Константинопольского вельможи, и у него есть две маленьких дочери.
LXI. На другой день в воскресенье, вечером, когда посланники были у себя дома, пришли навестить их два очень важных вельможи императорского двора и самые приближенные; одного звали Горчи, что значит паж, который несет лук перед императором, а другого звали Протовестати, т. е. хранитель сокровищ. Этот был кроме того очень близок к императору, так что все в государстве делалось только так как он желал: говорят, что он был низкого [118] происхождения, был сын хлебника, однако был красив. Рассказывают, что молодой император, видя, что его отец так доверял этому человеку и не обращал внимания на знатных людей своей империи, рассердился и восстал против отца, говоря, чтобы он прогнал этого человека; начал войну и осаждал его в этом городе добрых три месяца, и ему помогали самые знатные люди империи; а потом они заключили такое условие, что этот Горчи сделался другом молодого императора и других, которые его направляли; однако после произошло много бесчестия, и беды, и вреда этому императору из-за того, что он держал при себе этого вельможу.
LXII. Этот город Трапезонд построен у моря, и стены его идут вверх по скалам, а на самом верху горы стоит укрепленный замок, вокруг которого есть другая стена. С одной стороны его проходит маленькая речка, которая течет глубоко внизу между скалами; и с этой стороны город очень укреплен, а с другой стороны он очень плоский; однако у него стены хорошие и он окружен вокруг предместьями и [119] садами. Всего красивее в городе одна улица, которая идет по берегу моря в одном из этих предместий, и в этой улице продается всякий товар. На берегу моря стоят два замка с хорошими стенами и крепкими башнями; один из них принадлежит Венецианцам, а другой Генуэзцам, которые построили их с согласия императора. Вне города есть много церквей и монастырей; в этом городе Армяне имеют свою церковь и своего епископа, хотя они такой народ, который не очень уважается. У этих Армян церкви как у католиков, и они приносят в жертву Божье тело так же как католики; но священник, когда облачается, не надевает себе на грудь столу с крестом, а когда читает Евангелие, то поворачивается спиною к абату, а лицом к народу; когда же священнодействуют, то не вливают воды в чашу. Они исповедываются, и держат один пост в году, а по субботам едят мясо. Пост и канун Пасхи они соблюдают хорошо, по большей части не едят рыбы, у которой есть кровь, не едят ни масла, ни жира; вообще же все они постятся так: едят рыбу, не пьют вина, и едят столько раз в день, сколько хотят; кроме того от Пасхи до [120] Троицы едят мясо каждый день, и в пятницу так же как всю неделю. Они говорят, что в тот день, в который Иисус Христос родился, в тот день он был и крещен. Кроме того в их вере есть и другие ошибки, однако они очень благочестивы и очень набожно слушают обедню.
Греки тоже очень набожный народ, только в их вере есть много ошибок. Во первых, они употребляют в священнодействии кислый хлеб и делают его таким образом: берут хлеб величиною в руку или больше, и по середине его делают печать с буквами, величиною в дублон, и эту печать они освящают. А священника, который служит обедню, не видит народ, потому что перед ним есть завеса. Когда он совершит освящение, он берет этот хлеб, положивши его на голову на белой ткани, и с пением выходит туда, где стоит народ; все падают ниц, плача, ударяя себя в грудь, и говоря, что они недостойны видеть его; потом священник возвращается в алтарь и приобщается тою печатью, что посреди хлеба; а когда обедня кончается, он берет тот хлеб, что остался, разделяет его как освященный и раздает его [121] народу сам своею рукою. Когда служат обедню, то не употребляют ни книги, ни звонков в церкви (кроме св. Софии в Константинополе), а звонят к обедне в доски. Священники у них женатые, и не женятся больше одного раза, и берут в жены девушку; если же жена умрет, то они больше не женятся и остаются всю свою жизнь вдовцами, и проводят всю жизнь в большой печали. Обедню служат только два дня в неделю, в субботу и в среду; и когда они должны служить обедню, то всю эту неделю они остаются в церкви и не выходят из нее и не приходят домой. Они соблюдают шесть постов в году, и в эти посты не едят рыбы, в которой есть кровь, не пьют вина и не едят масла, и в это время священники не ходят к себе домой. Эти посты вот какие: первый от первого августа до дня св. Марии в середине августа, другой от св. Катерины до Рождества; еще пост тот, что мы держим сорок дней; потом они соблюдают пост в двадцать четыре дня в честь двенадцати Апостолов, и постятся еще пятнадцать дней в память одного святого, которого называют св. Димитрий. И весь год не едят мяса по средам и по пятницам, а по субботам [122] едят мясо. Среды они очень строго соблюдают, так что скорее станут есть мясо в пятницу, чем в среду; и делают так, что в среду не едят мяса весь год, а едят его четыре пятницы в году, которые вот какие: в пятницу первой недели перед Рождеством, в пятницу сыропустной недели, в пятницу перед Пасхой и в пятницу перед Троицей. Кроме того они ошибочно совершают крещение и еще некоторые обряды и говорят, что когда умирает человек, который поступал дурно на этом свете и которого считают большим грешником, то как только он умрет, ему надевают монашескую одежду и переменяют ему имя, чтобы дьявол не узнал его. Они имеют такие и другие подобные мнения; однако народ благочестивый и набожный. Кроме того Греки вооружаются луками и шпагами и другим оружием как Турки, и так же ездят верхом.
LXIII. Посланники оставались в этом городе Трапезонде с той пятницы когда приехали, которая была одиннадцатого апреля, до субботы двадцать шестого числа того же месяца, запасаясь лошадьми и другими вещами, которые им были нужны, чтобы продолжать путь по суше. И в воскресенье, двадцать [123] седьмого числа апреля месяца, посланники выехали оттуда и с ними охранный отряд, который приказал им дать император, чтобы проводить их по его земле. В этот день они ночевали у одной реки, которая называется Пексик, в одной пустой церкви, которая там была. Дорога, по которой они ехали в этот день, шла по высоким населенным горам, на которых было много обработанных полей и с которых текло много воды.
На другой день, в понедельник, они выехали оттуда, а охранный отряд, который им дал император, возвратился оттуда, и сказал, что не смеет идти дальше, боясь врагов императора; посланники же пошли своим путем. Во время вечерни они поравнялись с одним императорским замком, который называется Пиломасука, стоявшим на очень высокой скале; вход на него был по лестнице, а внизу на скале стояло несколько домов; путь в этот день шел по очень красивым горам, и дорога была очень удобна. В тот же день они пришли к одному месту, где отвалился кусок скалы и загородил дорогу и реку, так что посланники могли пройти только с [124] большим трудом; по этому случаю они в этот день прошли очень мало и ночевали в поле.
LXIV. На другой день, во вторник, они шли по тяжелой дороге чрез очень высокие горы с множеством снега и воды, и на ночь остановились возле одного замка, который называется Сигана и стоит на вершине высокой скалы, и к которому не было другого входа кроме деревянного моста, шедшего с одной скалы к воротам замка; он принадлежал Греческому рыцарю, которого звали Кирилео Арбозита. На другой день, в пятницу, в третьем часу они пришли к одному замку, который стоял у самой дороги на высокой скале, по имени Кадака. Этот замок и скала окружены с одной стороны рекой, а с другой цепью высоких гор, голых и безлесных, таких, что нет человека, который бы осмелился пройти через них; дорога шла между рекою и подошвою замка, и проход был очень узок, так что можно было идти только одному человеку за другим и одной лошади за другой; по этому небольшое число людей, которые были в замке, могло бы защищать этот проход от большого количества народа; и по всей этой земле нет другого прохода [125] кроме этого. Из этого замка вышли люди, которые потребовали у посланников пошлины за те вещи, которые они везли. Этот замок принадлежит тому же Кабасике, и в нем постоянно жили разбойники и другие дурные люди, да и сам владетель их такой же. По этой дороге решаются идти только тогда, когда идут много купцов вместе, и они дают большой подарок владетелю этой земли и его людям. Мили три за этим замком стояла башня на вершине высокой скалы в узком проходе. Около вечерни они приблизились к замку, стоявшему на верху высокой скалы, по имени Дориле; замок был очень красив с наружи и почти весь новый, а дорога шла внизу мимо его. Посланники знали, что в этом замке жил владетель этой земли, и они послали к нему переводчика, чтобы уведомить, кто они, хотя уже он хорошо знал, что они идут, потому что из его замков дали ему об этом знать. Когда они подошли к подножью замка, к ним на встречу выехал человек верхом и сказал, что его господин требует, чтобы они остановились. Они сошли на землю и велели сложить все вещи, которые везли, в церковь, которая там была. Этот [126] человек сказал им, что обыкновенно те, которые проходят мимо, платят пошлину его господину и делают ему какой-нибудь подарок из того, что у них есть, и что так же следует и им сделать, потому что он живет в этих горах и содержит людей, чтобы сражаться с Турками, и живет только тем, что ему дают проезжающие, или тем, что отнимет у неприятелей. Посланники хотели идти в замок, чтобы увидеться с господином и дать ему подарок, какой он пожелает, но люди его, которые тут были, не согласились на это, и сказали им, чтобы они не беспокоились ходить к нему, что на другое утро он сам придет навестить их.
На другой день, в четверг первого мая, утром, этот Кабасика спустился из своего замка и пришел туда, где находились посланники; с ним было около тридцати всадников с луками и стрелами, а сам он ехал на хорошей лошади и также с луком и стрелами. Потом он и все его спутники сошли с лошадей; он сел и пригласил посланников сесть возле себя, и сказал им, что он живет в этой земле, как [127] они сами видят, изрезанной горами и, пропастями, что этот проход нужно оберегать от Турок, его соседей, с которыми он постоянно в войне, что ему с теми, которые у него живут, нечего есть кроме того, что им дают проезжающие, или что они отнимут на земле своих соседей; поэтому он просит, чтобы они оказали ему помощь и подарили ему что-нибудь вещами и деньгами. Посланники отвечали, что они не купцы, а посланники, посланные их государем, королем Испании, к царю Тамурбеку, что у них нет ничего кроме того, что они везут Тамурбеку; а посланник Тамурбека, который был с ними, сказал, что он хорошо знает, что эта земля принадлежит императору Трапезондскому, вассалу Тамурбека, что то, что они везут, принадлежит Тамурбеку, и что они должны быть в безопасности на этой земле. Они отвечали, что это правда, но что ему нечем жить, как он уже сказал, и что даже, когда у него ничего нет, он отправляется грабить на земле своего государя, и что во всяком случае им следует дать то, что он просит. Посланники, видя его волю, взяли кусок ескарлаты, который был у них, и серебряную чашу, а [128] посланник Тамурбека дал одежду из ескарлаты, сделанную во Флоренции, и кусок тонкого полотна. Он не удовольствовался всем этим и просил, чтобы ему дали еще, и сколько они не уговаривали его, добрыми и вежливыми словами, он не обращал ни на что внимания, и все говорил, что они должны дать ему то, что он просит, что они напрасно теряют слова, так что им пришлось купить у одного проезжего купца кусок камлота и дать ему. Тогда он остался доволен и то не очень, но все-таки сказал, что готов проводить их вперед и довести их в безопасности до земли Арсингской, которая принадлежит уже Тамурбеку, и дать им лошадей, чтобы ехать самим и повести свои вещи. Посланники хотели сейчас же уехать оттуда, но не могли. Они наняли лошадей, чтобы свезти свои вещи до Арсинги и людей, чтобы свести их и охранять; и на другой день, в пятницу, утром, выехали оттуда. С ними было десять верховых. Во время обедни они подъехали к одному замку, стоявшему на верху высокой скалы, и принадлежавшему тоже Кабасике; и на дороге встретили людей, которые потребовали с них пошлину [129] за то, что они везли, и они должны были дать. Около полудня они пришли в долину, в которой, говорили, недалеко стоял замок, принадлежавший Туркам из рода по имени Чапени, ведшего войну с этим Кабасикой; в этой долине стояла стража, которую они содержали; тут оставили подождать людей и велели им стоять тихо, а всадники осмотрели местность, и потом прошли. Во время вечерни приехали к одному Арсингскому селенью, по имени Алангогаса, и как только люди Кабасики приехали туда, они тотчас же развьючили вьюки, сели на лошадей и поехали назад. Дорога, по которой шли в этот день, была очень гористая, перерезанная пропастями и высокими горами. В этом селении жил один Турецкий вельможа, который занимал эту местность вместо владетеля Арсинги. Он очень хорошо принял посланников, дал им хорошее помещение и угощение и все, что им было надо; в этом же селении они узнали от этого вельможи, что Тамурбек уехал из Карабаки, где он проводил зиму, и отправился в землю Султанию.
LXV. На другой день, в субботу третьего мая, они выехали оттуда и около третьего часа приехали в одно селение. [130] Их там очень хорошо приняли и дали им много угощения и лошадей, чтобы ехать и везти вещи. Ночью они остановились в другом селении, где им дали много пищи, и лошадей, и всего, что им было нужно. В этой земле такой обычай: в каждом селении, куда они приезжали, должны ли они были остаться в нем или нет, сейчас из каждого дома выносили ковры, на которых они садились, и тотчас же пред ними расстилали вместо скатерти кожу, круглую золоченую, которую они зовут кофра, и на которой кладется хлеб. А хлеб в этих селениях очень дурной и делается так: замесят немного муки и сделают очень тонкие лепешки; поставят сковороду на огонь, когда же она разогреется, бросают на нее эту лепешку, и как только она станет горячею, сейчас ее вынимают; это и есть тот хлеб, что приносили на этих кожах. Потом приносили много мяса и кринки с молоком и с кислыми сливками, и яйца, и мед; это было самое лучшее кушанье, которым их сейчас же угощали, и его приносили из каждого дома. А если они должны были остановиться там, то им давали много мяса и всего, что им было нужно. Когда они подъезжали к какому-нибудь месту, их [131] встречал старшина, и посланник Тамурбека приказывал принести пищу и привести лошадей и людей для прислуживанья, а если они это не скоро исполняли, то их били палками и кнутами, столько что на удивленье. Жители этих селений были уже так запуганы, что как только увидят Чакатая, сейчас бегут; а Чакатаи значит люди из войска Тамурбека, из одного племени, которое есть между ними. В тот же день они уехали из этого места. В этих селениях жило также несколько Армянских Христиан.
LXVI. В следующее воскресенье, четвертого числа того же месяца мая, во время вечерни приехали в город Арсингу. Дорога, по которой шли в этот день, была перерезана горами и высокими скалами; вблизи города видели много снегу на дороге. Из города вышло много народу принять и встретить посланников, и они отправились в свое помещение, которое им было приготовлено. И в ту же ночь князь этого города прислал им много печеного и соленого мяса, много плодов, хлеба и вина.
На другой день, в понедельник, князь этого города [132] приказал назначить им некоторое количество денег на каждый день для их расходов пока они будут жить там, столько, чтобы им было довольно на разные предметы. В полдень он послал за ними, желая их видеть; послал лошадей, чтобы их привезти и людей, чтобы их охранять. Их привезли на луг вне города и они застали там князя, сидящего на небольшом возвышении, под шелковым навесом, натянутым веревками на двух столбах; с ним было много народу. Когда посланники приехали, то несколько вельмож с народом поехали и встретили их, а когда приблизились к тому месту, где сидел князь, он встал, подал им руки, посадил их возле себя и принял их хорошо. На нем было надето платье из голубого сутими, с золотым шитьем; на голове у него была высокая шапка, и на ней украшения из жемчугу и драгоценных камней, а наверху шапки золотая верхушка, и с верхушки спускались две косы из красных волос, сплетенные в три пряди, которые доходили до плеч, и спускались на плечи; эти так сплетенные волосы есть девиз Тамурбека. Князю было на вид лет сорок, и он был человек красивый; темно-русый, а [133] борода черная. После вопросов посланникам о короле нашем государе, первая почесть, которую он им оказал (была вот какая): он взял серебряную чашу с вином и своей рукой подал пить посланникам и потом всем своим людям. Тот, кому он давал пить, должен был становиться на колена перед ним и брать чашу обеими руками; если кто брал ее одной рукой, то это считалось невежливым, потому что говорят, что от равного себе можно брать чашу одной рукой, а не от государя; и взявши чашу из рук князя, вставали и отодвигались немного назад, но не поворачивались задом к нему; выпивши, должны были поднять правое колено, и три раза ударить им в землю; а выпить должно было все вино из чаши. Когда он кончил угощать их вином, привели вьючных животных, на которых были навьючены деревянные ящики, а в них ехали медные кастрюли и варились на огне; потом сняли их и принесли много круглых блюд из луженого железа с высокой ножкой, на которой они стояли; принесли также около сотни железных чашек; все они были круглые и глубокие, так что казались точно военные [134] шлемы; потом положили на эти блюда мясо, а в чашки соленую баранину и колбасы, рис и другие кушанья, из которых каждое было своего цвета; сверх каждой чашки и блюда положили тонкую хлебную лепешку. Перед князем и перед посланниками положили на землю шелковую ткань вместо скатерти, потом поставили перед ними на земле эти чашки и блюда с мясом, и все, которые были тут, начали есть. У каждого был свой ножик, чтобы резать и своя деревянная ложка, чтобы есть, а перед князем резал один человек. Князь пригласил двух вельмож кушать вместе с собою, и когда нужно было кушать рис и другие похлебки, которые у них были, то они все трое ели из одной чашки и одной ложкой, так что когда один ее оставлял, брал другой, и так они ели. Во время этого пира приехал молоденький Турок лет семи, и с ним человек десять верховых; князь взял его и посадил возле себя. Этот мальчик был племянник Еспандиара, владетеля Синополя, о котором вы уже слышали, что он был важный владетель в Турции. Он приехал от Тамурбека, и говорили, что Тамурбек [135] велел передать Еспандиару, чтобы он отдал половину своей земли этому мальчику, потому что он был сын его сестры. Приехали также два вельможи от Тамурбека, которые были родом из этого города Арсинги, и говорили, что Тамурбек продержал их несколько времени в плену, а теперь отпустил; а причина, по которой он их взял, вот какая. Заратан, один знатный вельможа, владел этим городом Арсингой и землей, принадлежавшей к нему, а это большое владение; когда он умер, у него не осталось детей от его жены, которая была дочерью императора Трапезондского. Перед смертью он сказал, что тот, который владеет теперь Арсингой, сын его; когда же он умер, то его не захотели признать государем, и со всей страной восстал один вельможа, сын сестры Заратана, по имени Шевали, говоря, что так как Заратан умер бездетным, то он, как его племянник, должен наследовать ему. Те два вельможи, что теперь приехали на пир, помогали ему. И говорят, что когда Тамурбек победил Турка, то он пришел в этот город и взял в плен этого Шевали и этих двух вельмож, и поставил государем того, который теперь [136] царствует, которого Заратан указал как своего сына. Теперь он отпустил этих двух вельмож, Шевали же приказал отвезти в город Самарканд. А причиной, по которой Тамурбек и Турок рассорились друг с другом и начали воевать, был Заратан, владетель этой земли, как вам это после будет рассказано; это была прекрасная причина. Когда кончили пировать, посланники воротились в свое помещение, а князь остался там со своими вельможами. Когда наступила ночь, он прислал посланникам много разных вещей и кастрюли с вареным мясом и при них своих поваров, чтобы его приготовить и слуг, чтобы его подать. В следующий вторник он им не дал пира; но дал им денег на расходы, сколько им было нужно.
LXVII. На другой день, в среду, после обеда он послал за посланниками; они приехали к нему и застали его в его доме: он сидел в галерее перед фонтаном, и с ним много вельмож и народа, и шуты, которые играли перед ним. По тому, как все было в доме заведено, видно было, что это дом княжеский. Когда посланники вошли, он поклонился им и посадил их [137] возле себя. Сейчас же принесли много кусков сахару, и он сказал, что желает быть в этот день товарищем по питью тому рыцарю, который не пьет вина (это был Рюи Гонзалес). Им принесли большую хрустальную чашу наполненную сахарной водой; он выпил, потом своей рукой подал Рюи Гонзалесу; а всем другим подали вина. После этого принесли много мяса, рису и разных других кушаний, и они стали кушать как в первый день; а когда мясо съели, то подали чашки с медом и персики, моченые в уксусе, и виноград, и капорцы тоже в уксусе; а едят они очень неопрятно. И вовсе это время не переставало литься вино. Когда в этом прошло несколько времени, принесли чашу, в которой могло бы поместиться четверти три. Князь взял эту чашу и своей рукой стал подавать некоторым из своих вельмож, и они выпивали все вино, потому что по их обычаю недопить было бы очень неприлично. Когда князю надоело подавать вино, то его вельможи взяли эту большую чашу и стали подавать друг другу, до того что большая часть из них напились очень пьяны. А князь не пил в этот день вина, чтобы быть [138] товарищем Рюи Гонзалесу. Имя этого князя было Питалибет. Когда наступила ночь, посланники возвратились к себе домой.
LXVIII. Этот город Арсинга построен на равнине возле реки, которая называется Евфрат. Это одна из тех рек, которые вытекают из рая. Равнина, на которой стоит этот город, окружена со всех сторон очень высокими горами; на верху большей части этих гор много снегу, а внизу по скату совсем нет; там было много селений, садов и виноградников, и самая равнина была покрыта полями и виноградниками, и огородами, и садами, очень красивыми. А город был небольшой, и стены у него были каменные с башнями. Этот город построили Армяне: на стенах в разных местах был сделан из камня знак креста. Дома в городе были все с террасами и по этим террасам люди ходят как по улицам. Город очень населен; в нем много красивых улиц и переулков, обстроенных лавками; он очень богат и ведет обширную торговлю. В нем много прекрасных мечетей и много источников, и живет в нем много Христиан, Армян и Греков. [139]
LXIX. Рассказывают, что когда Тамурбек напал на город Сабастрию; Турецкий город, и разрушил его, то Турок напал на этот город Арсингу и вошел в него; а когда Тамурбек победил Турка, он воротился в этот город и опять взял его себе, как было прежде. Говорят, что когда он был там, жители Мавры поссорились с Христианами, приходившими туда, говоря, что князь их Заратан дает Христианам больше почету чем им, что им лучше, и что у них церкви лучше чем их мечети; тогда, говорят, Тамурбек должен был послать за Заратаном, и рассказать ему, что говорили Мавры. Заратан отвечал, что он позволяет Христианам быть в его земле для того, чтобы пользоваться ими в случае нужды. Тогда Тамурбек послал за Греческим священником, тем который был у них самый главный; и когда онъ явился к нему, то он по сильной ненависти, которую питал к жителям Константинополя и Генуэзцам города Перы, приказал ему отречься от своей веры; когда же тот не захотел этого сделать, то он велел убить всех Христиан в городе. Заратан стал просить им помилованья у Тамурбека, и Тамурбек освободил их [140] за девять тысяч еспер, а каждая еспера равняется половине серебряного реала; эти есперы ссудил им князь их Заратан. А Тамурбек приказал разрушить все Христианские церкви, взял себе один замок, принадлежавший этому городу, который называется Камаг и дал его одному своему Чакатаю, чтобы он владел вместо него. Сделал он это потому, что этот замок очень укрепленный и в таком месте, которое приносит много доходу; он охраняет всю эту землю и через него проходит много товаров в разные места, как в Сирию так и в Турцию.
LXX. А причина, по которой Турок и Тамурбек узнали друг друга и по которой Тамурбек стал воевать с Баязетом, вот какая: У Заратана, владетеля этого города Арсинги, земля была смежная с владениями Турка. Турку очень хотелось завладеть землею Заратана, а особенно этим замком Камагом, и он послал ему сказать, что он требует с него дани и сдачи этого замка Камага. Заратан отвечал, что он согласен признать его власть и платить ему дань, но что не отдаст ему замка. Турок велел сказать, что он должен сдать его, а если не [141] сдаст, то из-за него потеряет всю свою землю. Тогда Заратан, слыхавши о Тамурбеке и об его огромном могуществе, и зная, что он в то время находился в Персии, где вел войну, и уже победил Персидского султана, отправил к нему посла с письмом и подарками, прося, чтобы он защитил его от Турка, и говоря, что сам он и его земля в его власти, и что он может поступать с ним, как со своим пленником. Тогда Тамурбек послал к Турку посла с письмом, в котором объявлял ему, что этот Заратан его подданный, и чтобы из уважения к нему Турок не делал ему никакой обиды, потому что тогда он готов отплатить ему тем же. Турок, никогда до тех пор не слыхавши оТамурбеке и думая, что нет на свете человека сильнее чем он сам, удивительно как разгневался и сейчас же послал Тамурбеку письмо, в котором было сказано, что он удивляется, как это Тамурбек до такой степени безумен, что осмелился написать ему такую бессмыслицу, чтобы он не делал того, что ему вздумается против Заратана или против кого бы то ни было в целом мире; чтобы не оставить этого безумия без наказания, [142] он обещает и клянется, что пойдет и отыщет его, где бы он ни был, что Тамурбек от него не уйдет, а будет пленен, и на зло ему, он клянется взять себе его главную жену. Тамурбек, будучи в таком большом возбуждении, пожелал показать при этом случае всю свою силу и пошел с войском оттуда, где он был в Персии, из прекрасных полей, которые называются Катарабаке, и где он зимовал в тот год, и пошел прямо в этот вышеупомянутый город Арсингу, а оттуда сейчас же отправился и вступил в Турецкие владения, подошел к одному городу, который называется Сабастрия, окружил его и начал теснить его очень сильно. Жители Сабастрии послали к Турку своему государю просить помощи; когда он узнал, что Тамурбек находится уже в его земле и осадил город Сабастрию, он сильно разгневался на него, послал собрать войско, и с первым отрядом, какой был собран в двести тысяч конных, послал своего старшего сына, по имени Мусульмана Челеби на помощь городу, а сам хотел идти в след за ним с другим большим отрядом. Но Турки не могли держаться, и [143] прежде, чем пришло подкрепление, Тамурбек уже вступил в город; а вступил он в него так. Он нападал и теснил их так сильно, что наконец они начали переговоры и заключили мир на таком условии, что из города выйдут к нему люди, а он даст обещание не проливать их крови, и дадут ему определенное количество золота и серебра. Когда Тамурбек получил от них дань, какую требовал, он сказал, что желает говорить с жителями города о некоторых делах, важных для них и требует, чтобы лучшие и знатнейшие граждане вышли к нему. Те, полагаясь на обещание, которое он дал, и на то, что они заплатили ему все, что он требовал, тотчас вышли к нему. Тамурбек, как только увидел, что они вышли из города, приказал вырыть большие ямы, и сказал им, что он обещал им и дал удостоверение в том, что не прольет их крови, и по этому он приказывает задушить их в этих ямах, а войску своему велит войти в город и разграбить его, потому что оно бедно и нуждается. Он так и сделал, и приказал зарыть всех, что вышли к нему из города, а людям своим велел вступить в город и разграбить его; когда [144] же все было разграблено, приказал разрушить его и уничтожить до основания. Сделавши это, он ушел оттуда. В тот день как он ушел, пришел сын Турка со своим отрядом в двести тысяч конницы; увидавши, что весь город Сабастрия разрушен и Тамурбек уже ушел, он стал ждать отца. А Тамурбек, ушедши оттуда, отправился прямо в землю султана Вавилонского. Прежде чем он пришел туда, попалось ему племя, которое называется Белые Татары; это племя постоянно кочует по полям. Он начал с ними воевать, победил их, взял в плен, захватил и князя их, а их было добрых пятьдесят тысяч мужчин и женщин, и повел за собой. Оттуда пришел он в город Дамаск. На жителей его он очень сердился за то, что они не захотели подчиниться ему и захватили послов, которых он к ним послал. Он силою вступил в город и разрушил его; а всех мастеров, которые знали какое-нибудь ремесло, велел отвести в Самарканд; также и Белых Татар и тех, что он вел из Сабастрии, между которыми было много Сабастрийских Христиан Армян. Потом воротился в Персию и поселился на весну в одной [145] местности, которая называется Алараи находится в Верхней Армении. А Турок пошел на город Арсингу, и в досаде и гневе на князя Заратана за то, что из-за него претерпел такое бесчестие, напал на город, силою вступил в него и взял жену Заратана. После он отпустил ее и приказал, чтобы в городе не было сделано никакого зла, и уехавши оттуда, воротился в свою землю. Говорят, что он очень мало показал доблести тем, что не велел разрушить этого города, так как Тамурбек разрушил его город Сабастрию. После того как оба эти государя воротились в свою землю, они послали друг другу посланников, но никак не могли прийти к соглашению. В это время император великого города Константинополя и Перские Генуэзцы послали сказать Тамурбеку, что если он будет воевать с Турком, то они могут служить ему и помочь людьми и галерами, и именно таким образом, что они в короткое время снарядят несколько галер и не допустят тех Турок, которые были в Греции, переехать в Турцию, чтобы Тамурбеку легче было сладить с Турком; кроме того ссудят его [146] серебром. И когда Турок не мог прийти к соглашению ни с городом Константинополем, ни с Тамурбеком, то с обеих сторон начали собирать войска. Тамурбек, который приготовил его гораздо скорее, как человек хитрый и искусный в военном деле, с большою поспешностью оставил Персию, пришел в Турцию и направился по той самой дороге, по которой шел прежде, через землю Арсингскую в город Сабастрию. Турок, узнавши, что Тамурбек уже в его земле, переменил путь, по которому шел, и оставивши свой обоз в одном укрепленном замке, по имени Ангури, взял все свое войско и пошел с большою поспешностью на Тамурбека; а Тамурбек, узнавши о той хитрой смелости Турка, переменил тоже путь, по которому шел, и взял налево через высокие горы; когда Турок пришел и увидел, что Тамурбек оставил прежнюю дорогу и пошел по другой, он подумал, что Тамурбек обратился в бегство и погнался за ним так быстро, как только мог. А Тамурбек, прошедши по горам дней восемь, воротился на ровную дорогу и пошел к тому замку Ангури, где Турок оставил [147] свой обоз, и захватил его в свою власть. Турок, узнавши, что Тамурбек уже в Ангури, пошел туда как можно скорее, и когда пришел, войско его было в изнеможении; а Тамурбек сделал весь этот круг для того, чтобы его запутать. Тут им пришлось сразиться и Турок был побежден и взят в плен, как вы уже слышали. А император Константинопольский и Генуэзцы города Перы вместо того, чтобы исполнить то, в чем они условились с Тамурбеком, пропустили Турок из Греции в Турцию; когда же Турок был побежден, то они сами перешли к Туркам и на своих судах перевозили из Турции в Грецию тех, которые бежали. За это Тамурбек был сердит на Христиан, и за то приходилось платиться тем Христианам, которые были на его земле.
LXXI. Этот Турок, которого победил Тамурбек, назывался Альдайре Баязет, что значит Молния Баязет; потому что альдайре на их языке значит молния, а Баязет было его имя. Отца его звали Амират; он был отличный рыцарь и его убил один христианский граф, по имени граф Лазаро; он [148] убил его в сражении ударом копья, которое вошло ему в грудь и вышло в спине. После того этот Альдайре Баязет отомстил за своего убитого отца и убил графа Лазаро в сражении сам своею рукой; а теперь сын этого графа Лазаро перешел к этому Баязету и живет у Мусульмана Челеби, сына этого Альдайре Баязета. Это я хотел написать для того, чтобы было понятно, кого звали Муратом; потому что всех Турецких государей мы знаем здесь только под именем Мурата; а у каждого государя было свое особенное имя. Кроме того настоящее имя Тамурбека есть Тамурбек, а не Таморлан, как мы его называем, потому что Тамурбек значит на их языке то же что железный царь, так как царь на их языке Бек, а железо Тамур; а Таморлан совсем противоположно этому, так как этим именем его называют когда хотят оскорбить, потому что Таморлан значит калека: он же был ранен в правое бедро и в два маленькие пальца правой руки ударами, которые получил раз в то время, как воровал баранов однажды ночью, как это вам будет после подробнее рассказано. [149]
LXXII. Посланники оставались в этом городе Арсинге до четверга, пятнадцатого числа мая месяца, а в этот день уехали оттуда. Дорога лежала по высоким безлесным горам; в этот день шел снег и было очень холодно. На ночь они остановились в одном селении, которое называется Шабега; тут был небольшой замок и возле него протекала река. Дорога в этот день лежала по высоким безлесным горам; несмотря на то на них было много обработанных полей, домов и селений.
На другой день, в субботу, они ночевали в одном селении, которое называется Пагарриш: тут был высокий замок на верху скалы. В этом селении было две части: одна Армянская, а другая Турецкая. Рассказывают, что с год тому назад, когда Тамурбек проходил здесь, он приказал разрушить Армянские церкви; Армяне, для того, чтобы их не разрушали, дали ему три тысячи асперов, а каждый аспер стоит пол реала. Он же, приказавши взять с них эти деньги, потом велел разрушить церкви.
На другой день, в воскресенье, в день св. Троицы, уехали [150] оттуда и приехали к одному селению, у которого на вершине скалы стоял замок, принадлежавший Арсинге.
В следующий понедельник ночевали в поле, а дорога их шла между высокими безлесными горами, с которых спускалось много вод, и где росло удивительно много травы, как вверху, так и внизу. Эта земля принадлежала Туркоманам, которых владения доходят до сих пор; а они народ Мавританского племени и живут за Турками. На другой день, во вторник, уехали оттуда, и дорога их была в этот день ровная и шла по лугам и местам обильным водою.
LXXIII. Около полудня приехали к одному городу, который называется Асерон и держит сторону Тамурбека. Этот город стоял на равнине, был окружен крепкою и очень широкою каменной стеной с башнями, и в нем был замок. Город не был густо населен. В нем была также прекрасная церковь, потому что прежде он принадлежал Армянским Христианам, и в нем жило много Армян; это был самый лучший и самый богатый из всех городов этой местности. Князь этого города Туркоман и зовут его Субаил. [151]
На другой день, в четверг — двадцать второго числа мая месяца, уехали оттуда и на ночь остановились в селении, которое называется Партир Джуан и принадлежит к владениям одного города, по имени Ауники, города очень сильного и независимого, несмотря на то, что он Армянский; князь этой земли Чакатайский вельможа, по имени Толадайбек.
В следующую пятницу приехали к одному селенью, которое называется Исчу, и остались в нем тот день, когда приехали и следующий день субботу; в этом селении жило много Армян.
LXXIV. В следующее воскресенье ночевали в одном селении называющемся Делуларкент, что значит селенье сумасшедших; те, которые жили в этом селении, были Мавры, и жили как отшельники, а звали их Кашики; много Мавров приходят к ним как на богомолье и многих больных они вылечивают. У них был один старшина, которому оказывали большие почести. Говорили, что он святой, и когда Тамурбек проходил этими местами, то посетил этого Кашика. Эти отшельники такой народ, что люди дают им много [152] милостыни, а их старшина владеет этим селеньем. Те из них, которые хотят прослыть набожными и хотят, чтобы люди считали их святыми, бреют себе бороду и голову, раздеваются, и раздетые ходят по улицам по солнцу и по холоду, и на улицах же и едят; одеваются в самые изодранные платья, какие только могут найти, и днем и ночью ходят и поют с бубнами. Над входом в их жилище висит знамя из черных шерстяных ниток и над ним изображена луна; а у подножия его поставлены рога оленей, козлов и баранов; таков обычай у этих Кашиков, чтобы держать на своих домах рога; а когда они идут по улицам, они тащат их за собою.
LXXV. В понедельник, двадцать шестого числа мая месяца, отправились оттуда и на ночь остановились в поле близ одной большой реки, которая называется Коррас; это большая река и она протекает почти по всей Армении. Путь их в этот день лежал между большими снежными горами, с которых течет много вод.
На другой день, во вторник, ночевали в одном селении, которое называется Науджуа. Дорога их в этот день шла по [153]берегу этой реки; она была очень обрывистая и неудобная. В этой местности князем был один Кашик, который оказал большие почести посланникам; тут было много Армян. На другой день, в среду, ночевали в одном селении, в котором был высокий замок на вершине скалы; а скала эта была из соли. Цепь таких соленых гор тянется на пол дня пути, и все, кто хочет, берут этой соли, и не употребляют никакой другой, кроме этой.
О городе Кальмарине, первом на свете после потопа.
правитьLXXVI. На другой день, в четверг, двадцать девятого числа мая месяца, около полудня приехали к большому городу, по имени Кальмарину, а оттуда лигах в шести видна была высокая гора, на которой появился Ноев ковчег во время потопа. Этот город стоял на ровном месте, с одной стороны протекала мимо него та большая река, что называется Коррас, а с другой стороны была глубокая долина промежду скал, [154] такой ширины как можно стрельнуть из самострела; эта долина окружала город вокруг и шла до самой реки; долина и река делали город очень крепким, потому что на него можно было напасть только в том месте, где начиналась река; где был вход в долину, там было место, в котором можно было напасть на город, но над этим входом был построен замок, укрепленный большими высокими башнями, с двумя воротами, одни за другими. Этот город Кальмарин был первый, какой был построен в мире после потопа, и построило его племя Ноя. Жители города рассказывают, что тому лет восемь, Тетани, император Татарский, осаждавший этот город, сражался под ним два дня и две ночи не переставая; на третий день заключили договор и город сдался на том условии, что ни он, ни его войско не вступит в город, но что каждый год город будет платить ему определенную дань. Император согласился на это; но требовал, чтобы ему выдали половину войска города, чтобы оно пошло с ним в землю Джурганию, потому что он хотел вести войну с царем Сорсом. Когда же жители города отдали ему это войско, он [155] велел снова напасть на город, взял его, разграбил в нем все что нашел, сжег город и разрушил его во многих местах, и перебил много народу. Большая часть жителей этого города были Армяне. А каким образом Христиане потеряли власть над этой Армянской землею, и как ею завладели Мавры, это будет вам рассказано после. В этом городе было много больших зданий. По всей этой земле посланникам и людям их давали помещения и пищу и лошадей для путешествия. Вся земля эта держала сторону Тамурбека.
На другой день, в пятницу, выехали оттуда и к ночи прибыли к одному высокому замку, стоявшему на вершине скалы; этот замок принадлежал одной вдове, которая платила дань Тамурбеку с него и с другой земли, которою владела. В этом замке прежде жили разбойники и такие люди, которые вы ходили грабить па дороги. Тамурбек напал на этот замок, взял его, убил его князя, мужа этой княгини, и приказал, чтобы в нем никогда больше не принимали злодеев. А чтобы они не могли в нем защищаться, он приказал снять ворота в этом замке и запретил их когда-нибудь опять навешивать; [156] и потом отдал его этой княгине. И теперь замок этот был без ворот; а назывался он Эгида. Он стоял у подошвы высокой горы Ноева ковчега. Все горы, которые им встречались на пути после того, как они выехали из земли Трапезондской, были голые и безлесные. Эта княгиня приняла очень хорошо посланников и дала им все, что им было нужно.
LXXVII. В следующую субботу, тринадцатого (Не 13-го, а 31-го.) числа мая месяца, посланники уехали оттуда. Дорога их шла у подножия горы Ноева ковчега. Гора эта была очень высока, и на самом верху ее лежал снег, и на ней не было леса, за то было много травы и воды. Дорога шла, вокруг нее и на ней попадалось много зданий и каменных оснований домов, которые тянулись довольно долго. На ней росло много ржи, которая каждый год вырастает сама собою, как будто была посеяна; но она никуда не годилась, потому что на ней не было зерен; также там росло много крессу, точно было посеяно. У подошвы этой горы находят красную краску, которою окрашивают шелк. Пройдя половину [157] дороги по горе, у подошвы ее они увидели большой город, который уже давно был необитаем. Он тянулся добрую лигу и туземцы рассказывали, что это был первый город, построенный на земле после потопа, и построил его Ной и его племя. Перед городом была обширная равнина и по ней шло много каналов, росли деревья и розовые кусты, и видно было много источников. Эта гора была очень острая, и вершина ее была очень высокая и тонкая, и всегда была покрыта снегом и окружена облаками, так что самый верх нельзя было видеть; говорят, что это облако лежит на ней весь год, как зиму, так и весну, и не сходит никогда, и это происходит от того, что она так высока. В этот день посланники сделали привал перед одним прекрасным источником, который находился под каменным сводом, и в то время, как они там были, облако сошло и гора стала видна, а потом тотчас же опять закрыло ее; говорят, что оно сходило очень немного раз. Подле этой горы есть другая тоже с острой вершиной, но не такая высокая, как первая, и между ними двумя образовалось точно седло; тут, говорят, и остановился ковчег; обе эти горы очень высоки и [158] покрыты снегом на вершине. В эту ночь ночевали в одном замке, по имени Васит Каласиде. Замок этот стоял на вершине одной высокой скалы, удивительно неприступной, а у подножия его был большой город тоже на скале; от города к замку шла высокая стена с башнями и из этой стены образовалась лестница, которая шла ко входу замка. С внешней стороны скала замка была очень высока, а внутри на самой вершине ее находился большой источник. Тому лет шесть назад Тамурбек осаждал этот замок и князь его стал платить ему дань с таким условием, чтобы ни он, ни войско его не вступали в замок и не воевали с ним.
LXXVIII. В воскресенье, первого июня, во время вечерни они прибыли к одному замку, который назывался Маку; этот замок принадлежал одному Христианину, католику, по имени Норадину, и все жители были Христиане католики, хотя по происхождению они были Армяне и язык их был Армянский; впрочем они знали и по Татарски и по Персидски. В этой же местности был монастырь братьев св. Доминика. Этот замок [159] стоял в долине, в уголке, у подножия очень высокой скалы, а город стоял выше на склоне ее; как раз над городом на этом самом склоне стояла крепкая ограда с башнями внутри; за этой оградой были дома, в которых жили люди, а дальше ее тоже жили люди и склон поднимался выше; тут же сейчас стояла другая ограда с башнями и высокими крышами, которые доходили до первой ограды; вход в эту вторую ограду был по ступеням сделанным в скале, а над входом была большая башня для охранения его. За этой второй оградой были дома, сделанные в скале, посреди их башни, и дома где жил князь; и тут же жители держали все свои запасы. Скала, на которой стояли эти дома, поднималась гораздо выше чем все дома и ограды. От этой скалы идет точно навес, который прикрывает замок, ограды и дома, стоит как будто небо над ними: если идет дождь, то вода с неба не попадает в замок, потому что скалы покрывают его совершенно; таким образом замок этот стоит так, что на него нельзя напасть ни с земли, ни даже с неба. Внутри замка начинается большой поток, [160] водой которого пользуется весь народ, и орошается много садов; а у подножия замка лежит прекрасная долина, по которой протекает река; она покрыта виноградниками и обработанными нолями. Тамурбек нападал на этот замок, но не мог его взять; однако заключил с князем его договор, по которому тот должен был доставлять ему двадцать всадников, как только он призовет их. Не много времени спустя после того Тамурбек проходил мимо его с войском; князь замка призвал своего сына, которому было около двадцати лет и дал ему три лошади с хорошим убранством, чтобы он повел их в подарок Тамурбеку. Когда Тамурбек был у подножия замка, сын князя вышел и предложил ему этих лошадей от имени своего отца; тот принял их и приказал объявить, чтобы по всей земле, принадлежавшей этому замку, войско его не делало ни какого вреда. Потом Тамурбек сказал, что так как у князя этого замка такой большой сын, то ему не следует держать его у себя, и взял его с собою; после он отдал его своему внуку, по имени Омар Нираса, чтобы он жил у него, так как он был императором Персии [161] и этой земли. И теперь он живет у него же и служит в войске этого царя. Этот царь силою заставил сына князя этого замка сделаться Мавром, дал ему имя Соргат Мишь и сделал его своим телохранителем. Но хотя он таким образом сделался Мавром, однако он Мавр не по своей воле и не Мавр по своим поступкам. Посланники были хорошо встречены князем этого замка, и ему было очень отрадно, что они Христиане. Он гостеприимно принял их и рассказал им, что недели две тому назад Ясан Мираша, племянник Тамурбека и его приближенный, прислал сказать ему, чтобы он принял его в своем замке, потому что он хочет спрятать в нем какое-то свое сокровище; он отвечал ему, что не примет его, а что если у него есть сокровище, которое нужно сберечь, то пусть он его даст ему и он его хорошо сбережет; но с тех пор тот уже не упоминал об этом. Посланники остались там тот день, когда приехали. После в войске царя Персидского они увидели сына князя этого замка и говорили с ним. У этого князя был еще сын моложе того, и он сказал посланникам, что этот сын его ученый и хороший знаток своего языка, и [162] что когда Бог даст они будут ворочаться, то он отпустит с ними этого своего сына, чтобы они свезли его к королю, а король рекомендовал бы его папе, и сделал бы его епископом в этой земле. Очень удивительно, что этот замок держится посреди стольких Мавров, и в такой дали от Христиан; удивительно так же, что из Армян они делаются католиками, и угождают таким образом Богу.
LXXIX. На другой день, в понедельник второго июня, они уехали оттуда и ночевали в поле, потому что не могли дойти до населенного места. В этот день им показали замок на левой руке, который назывался Алинга. Он стоял на высокой горе, окруженной стеной и башнями, а внутри стены было много виноградников, садов и обработанных полей, много воды и пастбищ; на самом же верху горы стоял замок. Когда Тамурбек победил султана Персидского, которого звали султан Амад, и захватил его землю, он скрылся в этом замке Алинге. Тамурбек осаждал в нем его и его людей три года; потом он убежал к султану Вавилонскому, где и теперь находится. [163]
На другой день, во вторник, остановились ночевать в поле, где стояло сто палаток Чакатаев, которые кочевали в этих местах со своим скотом. На другой день, в среду, остановились на ночь также в палатках Чакатаев. В этих палатках посланникам дали кушанья и лошадей для пути, так же как давали в деревнях и в городах. Дорога, по которой они ехали до сих пор, шла по горам, на которых было много пастбищ и воды, и встречалось много этих Чакатаев, которые принадлежат к войску города Хой.
LXXX. На другой день, в четверг пятого июня, около полудня они приехали в город, который называется Хой. Он лежал на равнине, и вокруг него было много садов и обработанных полей и далеко тянулись большие равнины; по ним и по городу шло много каналов; город был окружен кирпичною оградою с башнями и бойницами. У этого города Хоя кончается верхняя Армения и начинается Персия; в нем живет много Армян. Когда посланники приехали в этот город, они застали в нем посла, которого Вавилонский султан посылал к [164] Тамурбеку. Он вел с собою около двадцати всадников и до пятнадцати верблюдов, нагруженных подарками, которые султан посылал Тамурбеку, и кроме того вел с собою шесть страусов и одно животное, которое называется жирафа. Это животное было так сложено: ростом оно было с лошадь, шея очень длинная, передние ноги гораздо длиннее задних, и копыто раздвоенное как у быка; от ногтя передней ноги до верха плеча было шестнадцать пальм, и от передних ребер до головы тоже шестнадцать пальм: когда оно хотело поднять шею, то поднимало ее удивительно как высоко; шея у него была тонкая, как у оленя, а задние ноги очень короткие, сравнительно с передними, так что кто его не видал, мог подумать, что оно сидит когда оно в самом деле стоит; зад разделенный, как у буйвола, живот белый а шерсть золотистого цвета в больших белых яблоках; нос у него был как у оленя внизу там где ноздри; на лбу большая острая шишка, глаза большие и круглые, уши как у лошади, а возле ушей два маленькие рожка, круглые и почти покрытые шерстью, похожие на [165] оленьи рога, когда они только что начинают расти; шея у него была такая длинная и оно ее столько вытягивало сколько хотело, так что могло достать себе пищу со стены в пять или шесть тапий высотою; и с верху высокого дерева могло доставать и есть листья, которых оно ело много. Так что тому, кто его никогда не видал, оно представлялось удивительным зрелищем. Посланники остались в этом городе тот четверг когда приехали, пятницу и субботу, а в воскресенье, восьмого числа июня месяца, после полудня выехали оттуда. Так как в тот день нельзя было получить лошадей, то послали за лошадьми в войско, которое тут проходило. В эту ночь они ночевали на лугу. С тех пор как посланники вышли на землю в Трапезондской земле, до этого города на горах они постоянно видели снег; а отсюда дальше уже не видали снегу, и страна эта была гораздо жарче.
LXXXI. На другой день, в понедельник в полдень они приехали к одному месту, которое называется Каза: это был большой город, построенный на равнине, и со всех сторон [166] вокруг него было много воды и садов. Перед этим городом лежит озеро соленой воды, вокруг которого будет сто миль; на нем было три острова, и один из них был обитаем. Ночь они ночевали в одном месте, которое называется Кусакана; это был большой город, но большая часть его была разрушена; рассказывали, что его разрушил Корамишь, император Татарский. Этого императора победил Тамурбек и выгнал из его владений, и теперь он лишен их, как вам будет после рассказано. В этой местности жило много Армян.
На другой день во вторник ночевали в одном городе, который называется Чаускад. Он стоял на равнине, и вокруг него было много садов, виноградников и плодовых деревьев; а с горы, которая возвышалась над этим местом, спускалось много воды, которою орошались эти сады; отсюда возили много плодов даже в город Тавриз и в разные другие стороны. Ночью они остановились в поле. Большая часть дороги, по которой они шли в этот день, проходила по садам, виноградникам и между вод, которые тянулись далеко; [167] дорога была ровная, и путь по этим садам казался очень красив.
LXXXII. В следующую среду, одиннадцатого числа июня месяца, во время вечерни приехали в большой город Тавриз. Этот город лежит в долине между двумя высокими безлесными хребтами гор. Он не окружен стенами, а горы, что с левой стороны, стоят очень близко к городу; они очень жаркие, и вода, которая стекает с них, нездоровая; другие горы, которые на правой стороне, стоят немного дальше от города; они очень холодные и на них круглый год лежит снег, а вода, которая течет с них, очень хорошая. Эта вода идет в город и растекается в нем по разным местам. В цепи гор, которые идут перед городом, есть две горы, которые были прежде очень близко одна от другой, и с каждым годом становятся все дальше. На хребте гор, что на левой стороне, около одной лиги оттуда, есть высокая вершина, которую, говорят, однажды купили Генуэзцы, чтобы построить на ней замок; купили ее у одного императора, которого звали Султан Вайс. Продавши ее, говорят, [168] он раскаялся, и когда они захотели строить замок, он послал за ними и сказал им, что в его земле нет обычая чтобы купцы строили замки; что они могут увозить из его земли товары, которые купили, и что так и им следует сделать; а если хотят построить замок, то пусть перенесут свою землю из его владений; когда они стали спорить с ним, он приказал отрубить им головы. С гор правой стороны спускается большая река, которая течет к городу; прежде чем она подойдет к городу, ее разделяют на много каналов и рукавов, которые идут по разным частям и улицам города. В городе есть много хорошо отделанных улиц и переулков, где продают разные вещи, и есть хорошо устроенные лавки; между этими улицами и переулками есть большие дома с многими дверьми, похожие на алькасерии, и в них внутри дома и лавки, где находятся разные хорошо устроенные магазины. Из этих алькасерий выходят ворота на разные улицы, где продают многие вещи, как напр. шелковые и бумажные ткани, сендаль и тафту, шелк и жемчуг. В этих алькасериях продают также много разных вещей. Этот [169] город очень шумный и торговый. В одном месте этих алькасерий есть люди, которые продают разные духи и мази для женщин; и женщины сами приходят покупать их и мажутся и умащаются этими духами. Они ходят совсем закутанные в белые покрывала и с сетками из черных конских волос перед глазами; такими закутанными ходят они для того чтобы их нельзя было узнать. В этом городе есть очень большие здания и мечети, украшенные удивительным образом изразцами и плитами, лазурью и золотом Греческой работы и множеством прекрасных стекол. Говорят, что эти замечательные работы были сделаны важными и известными богатством людьми, которые завидовали друг другу и хотели посмотреть,. кто из них сделает лучше; и таким образом они растратили все свое богатство. Между этими зданиями и постройками был один большой дом, окруженный красивою стеной богатой работы, в котором было двадцать тысяч покоев и отдельных комнат; этот дом, говорят, построил один Персидский император, которого звали Султан Вайс, и построил его на те деньги, что ему дал в [170] дань султан Вавилонский в первый год как он сделал его своим данником; и он назвал этот дом Тольбатгана, что значит дом удачи. Этот дом построен очень хорошо, и почти весь еще цел, хотя все красивые дома этого города, которые были вне его, были разрушены по приказанию Миаша, старшего сына Тамурбека, как вы сейчас услышите. Этот город очень велик и очень богат деньгами и товаром, который в нем покупается и продается каждый день. Говорят, что в прежнее время он был более населен; однако и нынешнее население займет пожалуй двести тысяч домов, и больше. В нем есть несколько площадей, где продают мясо очень хорошо и чисто сваренное и приготовленное разными способами, и разные плоды. В этом же городе возле одной площади на улице у одного дома стоит сухое дерево; говорят, что когда это дерево позеленеет, тогда в этот город придет один Христианский епископ со многими Христианами; у него в руках будет крест и он обратит к вере Иисуса Христа жителей города; это, говорят, предсказал один Мавр Сайтен, бывший чем-то в роде отшельника. Жители города [171] были очень раздосадованы этим и пришли срубить дерево; ударили его три раза топором, и у тех, которые ударили, сломались руки. Мавр, который это предсказал, недавно умер; говорят, что он предсказал еще многое другое. Говорят даже, что когда Тамурбек _был в этом городе, то послал за этим Мавром и он предсказал ему это и многое другое. Это дерево и теперь стоит в той улице, и никто не смеет подойти к нему. На улицах и площадях этого города есть много водоемов и колодцев; весною их наполняют кусками льду, ставят много медных и жестяных кружек и народ может пить. В этом городе коррегидором, что на их языке называется деррега, был один родственник царя, который оказал большой почет посланникам. Еще были в этом городе красивые и богатые мечети, и также были бани, самые великолепные, я думаю, какие только могут быть на свете. Посланники оставались в этом городе девять дней, и когда они захотели уезжать, им привели царских лошадей, чтобы ехать им и людям их и чтобы им можно было повезти все свое; потому [172] что начиная с этого места у царя были заготовлены лошади, чтобы те, которые приезжают к нему, могли ехать на них день и ночь, иные по суткам, а другие по полусуткам; в одном месте было их сто, в другом пятьдесят, а в третьем двести; и так были устроены дороги до самого Самарканда. От этого города до Вавилона было десять дней пути; а он стоял на правой руке против Балдака.
LXXXIII. В пятницу, двадцатого числа июня месяца посланники выехали из Тавриза около девятого часа и приехали к ночи в замок, который называется Сайдана.
На другой день, в субботу обедали в селении, которое называется Худжан, а ночевали в поле.
В воскресенье утром приехали в одно селение, которое называется Сантгелана, а обедали в другом, по имени Туселар; оно было населено племенем, которое называется Туркоманы. Эта страна была ровная, ровнее той, по которой они до сих пор проходили, и очень жаркая. Из каждого из этих селений выносили угощение и подавали посланникам. Обычай там был такой: когда [173] посланники приезжали, они должны были сойти с лошадей и сесть на коврах, которые им расстилали в поле где-нибудь в тени; потом сейчас же из каждого дома приносили кушанья; кто хлеб, кто кринки с кислым молоком и другие кушанья, которые у них обыкновенно готовились из рису или маису; если они там хотели остановиться, то им давали много мяса; а то, что им подавали сейчас, было только для встречи. С наступлением ночи выехали оттуда, чтобы ехать ночью, потому что в это время невозможно ехать днем, от большого жара и от больших мух, которые умерщвляют людей и животных; и даже когда они приехали в это селенье, солнце уже не было очень жарко; а мух было столько, что животные не могли их выносить даже и на ходу, и кровь текла из них так, что нельзя было не удивляться.
LXXXIV. На другой день, в понедельник около первого часа приехали к одному городу, который называется Миана, т. е. полдороги. Здесь они простояли весь день и к ночи поехали на хороших царских лошадях, которых им дали очень довольно, и ехали всю ночь. [174]
На другой день, во вторник, день Св. Иоанна, утром приехали к большим домам, устроенным для того, чтобы тут останавливались купцы и путешественники, которые проходят, и здесь простояли до вечерни. Пока они были тут, к ним приехал вестник от Мирассы Миаша, старшего сына царя, который сказал им, что его государь просит их ехать как можно скорее, чтобы явиться к нему на поле недалеко оттуда, где он стоял со своим войском. Им дали царских лошадей, и когда наступила ночь, они поехали. С рассветом они встретили другого вестника Мирассы Миаша, который сказал им, что его государь поехал в Султанию и просит их идти как можно скорее, потому что он отправился туда, чтобы видеться с ними. Около полудня они приехали к одному дому, где тоже держали царских лошадей; этот дом стоял на берегу реки; здесь они отдохнули и вечером поздно выехали.
Ночью приехали к одному городу, который называется Санга; этот город был почти весь необитаем; а рассказывали, что прежде это был один из самых больших городов Персии. Он лежал в долине между двумя цепями [175] высоких безлесных гор; стена у него была разрушена, а внутри его были большие дома и мечети, и по улице шло много каналов, которые были без употребления. В этом городе был государем Дарий; это был самый большой город в его владениях, который он больше всего ценил, и где больше всего жил; и отсюда он вышел со всем своим войском и силою, когда воевал с Александром. Тут они простояли эту ночь до следующего дня и им дали царских лошадей, чтобы ехать; их здесь очень хорошо приняли и дали им пищи и плодов.
LXXXV. В четверг двадцать шестого июня около полудня приехали в болыпой город Султанию, и застали там Миаша Мирассу, старшего сына Тамурбека. На другой день в пятницу утром они отправились к этому Миаша Мирасс; и так как там есть обычай, когда кто-нибудь приезжает к ним, давать им подарки, то и посланники взяли разные вещи, платья и шерстяные ткани, которые там очень ценятся и разные другие вещи, и отвезли их к Миаша Мирассе. Они застали его во дворце, при котором был большой сад, [176] где было много вооруженных людей; он принял их очень хорошо, посадил их с собою в палатке где сидел, и спросил о здоровье короля нашего государя. Поговоривши несколько времени, они пошли кушать и посланники кушали по их обычаю; а когда они хотели уезжать, он приказал дат им платья из камокана. Этот город Султания стоит на равнине и у него нет стен; но за то есть замок, большой и с хорошею каменною стеной с очень красивыми башнями; все башни были украшены изразцами отделанными разными узорами, и в каждой башне был маленький катапульт. Этот город очень населен; но не так велик как Туус; за то в нем больше торговли, потому что сюда приходят каждый год, особенно в июне, июле и августе большие караваны верблюдов, которые привозят очень много товаров; караваны у них значит то же что у нас вьючные обозы. Этот город ведет большую торговлю и приносит большой доход государю. Каждый год туда приходит много купцов из малой Индии, которые привозят много пряностей, так как сюда привозятся лучшие сорта мелких [177] пряностей, которые не идут в Сирию, как гвоздика, мушкетные орехи, корица, манна, мушкетный цвет и многие другие ценные пряности, которые не идут в Александрию и которых там нельзя найти. Кроме того туда привозится большая часть шелка, который вырабатывается в Гиляне, земле, находящейся близ моря Баку, где каждый год выделывается много шелку. Этот Гилянский шелк идет в Дамаск, в землю Сирийскую, в Турцию, в Зафу и во многие другие места. Еще привозят сюда шелк, который выделывается в земле Шамахи; это земля где шелку выделывается очень много, и туда за шелком приезжают купцы даже Генуэзские и Венецианские. Эта земля такая жаркая, что когда по ней едет какой-нибудь чужеземный купец, его ударяет солнце и убивает; а когда солнце ударяет, то говорят, идет прямо в сердце, производит тошноту и потом смерть; говорят также, что тогда сильно жжет спину; те, которые и перенесут это, говорят, всегда остаются желтые, точно выдра, и никогда не возвращается к ним их прежний цвет лица. Кроме того привозят много шелковых и бумажных тканей, тафты, сендаля и других из земли, которая называется [178] Шираз и находится близ малой Индии, и из Иесена и Серпи; а из Орасании привозят много бумаги пряденой и не пряденой, и также бумажные ткани, окрашенные в разные цвета, которые изготовляются для одежды. Эта земля Орасания очень большое царство, которое тянется от земли Татарской до Малой Индии. По этим землям, по Ширазу и по Орасании проезжали посланники. Кроме того (привозится) еще из города Ормуза, большого города, который прежде принадлежал к малой Индии, а теперь принадлежит Тамурбеку, в этот город Султанию также много жемчугу и драгоценных камней. Потому что из Катая едут по морю корабли почти десять дней; они едут по западному морю, которое находится вне земли, и когда приходят к одной реке, то едут по ней тоже десять дней до города Ормуза. Корабли и суда, которые ездят по этому морю, сделаны без железа, а только с деревянными гвоздями и веревками; потому что если бы на них было железо, они сейчас же были бы разнесены магнитом, которого очень много на этом море. На этих судах везут много жемчугу, только везут его для того чтобы протыкать насквозь. [179] Потом везут рубины, которых нигде нет хороших, кроме как в Катае, много пряностей, которые потом развозятся по всему свету. Самое большое количество жемчугу, какое только есть в мире, находится в этом Катайском море; его свозят в город Ормуз чтобы отделать и проткнуть; и купцы, Мавры и Христиане, говорят, что до сих пор они не знают в этих странах другого места, где бы протыкали и отделывали жемчуг, кроме этого города Ормуза. А из Султании до Ормуза едут около шестидесяти дней. Рассказывают также в этой западной стране, что жемчуг родится в больших раковинах, которые называются jacares. А те которые приезжают из стран Ормуза и Катая, говорят, что жемчуг родится в устричных раковинах, и раковины эти большие и белые как бумага; их везут в Султанию и в Тавриз и делают из них серьги и кольца, и другие вещи, похожие на жемчуг. Все купцы, которые приезжают из христианских земель, из Кафы и из Трапезонда, также купцы Турецкие, Сирийские и Балдакские, приезжают каждый год в это время в город Султанию покупать товары. Этот город лежит в [180] равнине; через него проходит много каналов, и в нем есть много хорошо отделанных площадей и улиц, где продаются разные товары. Еще есть в нем большие гостиницы, где останавливаются купцы, которые приезжают туда.
LXXXVI. За этим городом начинаются большие равнины, которые тянутся далеко; земля эта очень населена. На правой руке находятся голые безлесные горы, а за ними лежит страна, называющаяся Курчистан; эти горы очень дикие, и на них целый год лежит снег. А на левой руке стоят другие безлесные горы; они очень жаркие, и за ними лежит земля, которая называется Гилян. Есть море Баку, которое находится посреди земли и не соединяется ни с каким другим морем; от города Султании до этого моря Баку шесть дней пути. В этом море Баку, на некоторых островах его находят алмазы. А в земле Гилянской никогда не падает снег, такая она жаркая, и в ней растет много лимонных и померанцевых деревьев. Этот город Султания ведет такую большую торговлю, что каждый год приносит очень много дохода своему государю. Города [181] Султания и Тавриз, вместе с Персидским царством, прежде принадлежали Мирассе Миаша, старшему сыну Тамурбека, а теперь он их лишился по следующим причинам. Этот Мирасса Миаша был царем и владетелем этой земли, и держал у себя много рыцарей и войска, которое ему дал отец. Когда он был в городе Тавризе, припала ему такая прихоть, что он приказал разрушить и разломать все дома, мечети и здания какие там были, и большая часть их была разрушена. Потом он уехал оттуда, приехал в Султанию и приказал сделать то же; вошел в замок, взял много из отцовской казны, которую отец там держал и разделил ее между своими рыцарями и людьми. Вне города, немного в стороне, стоял большой дом в роде крепости, построенный одним рыцарем, который в нем похоронен. Он приказал разрушить и этот дом, а рыцаря похороненного в нем выбросить из него. Это он все сделал, одни говорят в припадке сумасшествия, а другие думают, что он сказал сам себе: «Я сын самого великого человека в мире; что бы мне сделать в этих городах такое, что бы славилось в них и после моей смерти»? [182] Обдумавши разные способы, он увидел, что ничего не может сделать лучше того, что уже было, и сказал себе: «Как, неужели обо мне не останется воспоминания»? И тогда приказал разрушить все те здания, как вы уже слышали; для того, что бы после него могли сказать: Мирасса Миаша не сделал сам ничего, а велел разрушить лучшие творения в мире. Когда узнал об этом его отец, который был в Самарканде, он отправился оттуда и поехал к сыну. Когда сыну сказали, что едет отец, он надел себе веревку на шею и пришел к нему, прося прощения. Отец хотел было его убить, но за него стали просить пощады все родственники и вельможи, и столько хлопотали, что он простил его, но отнял землю и владения, которые ему прежде дал, и войско, которое его охраняло. Отнявши, он призвал своего внука, сына этого Мирассы Миаша, которого звали Абоакер Мирасса и сказал ему: «Так как твой отец провинился передо мной, возьми ты его царство и владения». Внук ему отвечал: «Государь, сохрани Бог, чтобы я взял то, чем владел мой отец; лучше вы перестаньте гневаться на него и возвратите ему все». Так как [183] этот не захотел взять, он позвал другого своего внука, сына Мирассы Миаша и этот взял царство и войско своего отца. Теперь он враждует со своим отцом и братом и хотел даже их убить, как вы это после услышите. После этого Тамурбек завоевал у Султана Вавилонского города Вавилонию и Халап и Балдак, и дал их своему внуку, тому, который не захотел взять царство своего отца. Теперь отец и сын живут в этих городах; они живут вместе с тех пор как было отнято царство, потому что этот Абоакер Мирасса очень послушный сын. Когда Мирасса Миаша творил все это, была у него жена, по имени Хансада; она ушла от него тайком и шла день и ночь пока не дошла до Тамурбека и дала ему знать, что делал его сын; чтобы он рассудил внимательно, так как сын хотел восстать против него; и за это Тамурбек и отнял у него царство, как вы уже слыхали. А эту Хансаду он до сих пор держит у себя и оказывает ей большой почет и не пускает к мужу; а между тем у Мирассы Миаша есть сын от нее, которого зовут Карил Султан. Этот Мирасса Миаша человек лет сорока; он полный большого роста и [184] больной ногами. Посланники остались в этом городе Султании три дня.
LXXXVII. В воскресенье, двадцать девятого числа июня месяца, посланники уехали из города Султании на хороших лошадях, которых им дали на дорогу от имени царя, и к ночи приехали к одному селенью, которое называется Атенгала. На другой день в полдень приехали к другому селенью, которое называется Хуар: это было очень большое место; а к ночи приехали в селенье, которое называется Секезана: оно было тоже очень большое и в нем было много воды и садов.
На другой день, в среду, они ночевали в одном замке, который был покинут жителями за несколько дней до того. Говорят, что около месяца тому назад проходил тут царь с войском, и так как в этих местах не нашли ни ржи, ни соломы, а в окрестностях не было и травы для войскового скота, то царь приказал, чтобы ели все хлеба, которые были посеяны; а когда проходило войско, которое шло сзади него, то узнавши обо всем, оно разграбило, что только можно было [185] найти в этих местах; и по этой причине все жители ушли оттуда. Остались там только люди, которые стерегли около сотни лошадей, заготовленных для проезжающих. А от Султании до сих пор встретилось два места, где не было царских лошадей.
На другой день, в четверг, третьего числа июля месяца, посланникам дали лошадей на дорогу и они уехали оттуда, и около полудня приехали в город, который называется Шахаркан. В этом городе посланникам дали очень хорошее помещение и предложили им все, что им было надо. Пока они были тут, пришло к ним известие от одного рыцаря, которого звали Бабашек; он прислал сказать им, что великий царь приказал ему принять их и оказать им большие почести, и сказал ему также, что они должны сделать; по этому он просит их заехать к нему. Они остались там тот четверг, когда приехали, пятницу и субботу.
LXXXVIII. В субботу им дали царских лошадей, и с наступлением ночи они уехали оттуда, а на другой день, в воскресенье, шестого числа июля месяца, около полудня приехали в [186] город, который называется Тегеран, и где они застали рыцаря Бабашека. К ним вышли на встречу и отвезли их в тот дом, в котором живет государь, когда приезжает туда; это было лучшее помещение в городе. На другой день рыцарь этот прислал за посланниками и когда они были уже близко от его дома, он вышел к ним на встречу, повел их с собою и усадил их подле себя на возвышении. Потом он тотчас же послал за только что прибывшими туда посланниками Вавилонского султана, которые везли подарки Тамурбеку, и стал угощать их разными кушаньями, которые были заранее приготовлены; между прочими кушаньями была лошадь, изжаренная вместе с головой. После угощенья он сказал, что на другой день они могут отправляться оттуда и (советовал им) заехать к одному важному Мирассе, зятю царя; (прибавивши,) что так ему приказал сказать царь. Когда посланники хотели уезжать от него, он приказал поднести Рюи Гонзалесу камокановое платье и шляпу, и просил его принять это в знак дружбы, которую Тамурбек питал к королю. Этот город был очень велик, и [187] без стен; это было прекрасное и всем богатое место; но, как говорят, нездоровое, и жар в нем бывал очень силен. Местность, в которой находился этот город, называется Рей; это обширное и богатое владение, и наместником царя в нем был тот зять его, которого должны были посетить. Дорога от Султании до этих мест была гладкая и населенная, по земле очень жаркой. На другой день, во вторник, они выехали оттуда вечером, и через две лиги показался на правой руке большой город, весь разрушенный; в нем стояло только несколько башен и мечетей; он назывался Шахарипрей. Прежде это был самый большой город во всей стране, хоть и был теперь необитаем. На другой день, в среду, приехали в одно селенье; уже они оставили ровную дорогу и вошли в горы, потому что должны были ехать к тому князю, который жил в этих горах. Вечером они выехали; а селенье это называлось Ланаса; и ночевали они в поле.
LXXXIX. На другой день, в четверг, десятого числа июля месяца, около обедни они встретили нескольких верховых, которые [188] сказали им, что князь очень недалеко оттуда, в поле со своей Ордой (Ордо называется стан или лагерь, называющийся у Мавров Адуар. Называется также Орда) и что он просит, чтобы они подождали послов султана и все вместе приехали к нему. Они стали ждать. Как только приехал посланник из Алькаиро, они пошли сами по себе и те и другие, и когда подошли довольно близко к княжеской Орде, поставили палатку и стали ждать приказания. Немного времени спустя князь прислал за ними и они нашли его перед палаткой под навесом, который был устроен; он усадил их возле себя, принял их хорошо и тотчас же приказал подать угощенье. Когда они покушали, он приказал им возвратиться в свои палатки и сказал, что на другой день они будут кушать с ним. Когда они воротились в свои палатки, им принесли разные кушанья, живых баранов, хлеба и муки. На другой день они отправились на пир к князю. На этом пире было много кушаний, приготовленных по их обычаю: и жареная конина, и вареные лошадиные почки. На этот пир собралось много народу. Когда кончили кушать, князь сказал, чтобы они показали ему подарки, какие везли, [189] потому что таково было приказание царя, и отправили бы их вперед себя; увидевши их, он приказал привести лошадей и верблюдов, чтобы свезти их туда, где был царь, а посланникам приказал дать на дорогу царских лошадей. Когда они хотели уезжать, он подарил посланникам камокановые платья, а Рюи Гонзалесу кроме того большую лошадь иноходца, так как иноходцы у них очень ценятся, с седлом и уздой, убранными очень хорошо по их обычаю; и еще подарил ему камизу и шляпу. Имя этого князя было Сулеман Мирасса и он был один из приближенных царя, из тех, которые имели власть; а место, на котором они его застали, был луг на берегу реки между безлесными горами. Это место было очень приятно в такое время. Горы эти назывались горами Кар; в этом стане было наверное около трех тысяч палаток. Этот князь был женат на дочери Тамурбека, и с ним был там внук Тамурбека, по имени Солтан Хамет Мирасса, который был болен. Услыхавши об охотничьих соколах, которых король посылал Тамурбеку, он послал сказать Сулеману, чтобы он приказал дать ему одного из этих соколов, [190] что царю не будет обидно, если он возьмет одного. Сулеман, видя, что царю будет очень приятно, если подарят его внуку одного сокола, приказал дать его. Посланники возразили этому князю, что они удивляются, как кто-нибудь осмеливается брать у них то, что они везут великому царю. Им отвечали, что это один из самых доблестных багадуров из всего царского рода, что он болен, и поэтому они осмеливаются просить, чтобы приказали дать этого сокола, зная, что это не огорчит царя. Кроме того они еще говорили, что в тот день, когда Тамурбек сражался с Турком, этот внук его со своим отрядом был телохранителем царя. Во время сражения царь приказал некоторым из телохранителей, бывших с ним, идти сражаться. Тогда он сказал царю, зачем в такой день он его считает ни во что и оставляет в покое; пусть пошлет и его сражаться. Говорят, царь не отвечал ему ничего, а он в увлечении сорвал шлем с головы, бросился в битву и в тот день сражался без шлема.
XC. В субботу, двенадцатого числа июля месяца, они выехали оттуда. Магистр Богословия и Гомес де Салазар были [191] уже больны, а Рюи Гонзалес чувствовал себя немного лучше их; и некоторые из людей посланников были тоже больны. Тогда этот князь приказал сказать им, что так как эти люди больны, то не лучше ли оставить их, чтобы они не погибли на долгом пути; и они оставили семь человек. При Рюи Гонзалесе было два собственных оруженосца, при Магистре один, и при Гомесе один слуга. Они приказали больным воротиться в Тегеран и они оставались там, пока не воротились посланники: однако двое из них умерло. В тот день как они уехали оттуда, они ночевали в поле на берегу одной реки. На другой день в воскресенье, ночевали в поле на берегу другой реки; на следующий день в понедельник, четырнадцатого числа июля месяца, около полудня, приехали в один замок, который называется Перескоте. Царь Тамурбек уехал оттуда дней за двенадцать до того, и отправился в Самарканд, и приказал сказать посланникам, чтобы они шли за ним как можно скорее, что до сих пор он не хотел, чтобы они торопились, но что ему хочется, чтобы они увидели его город Самарканд. Этот город был первый, который он завоевал; и из всех [192] завоеванных городов он более возвысил этот и в нем собирает и держит свою казну. Царь осаждал этот замок Перескоте и взял его и вступил в него дней за пятнадцать до того как приехали туда посланники; а причина, по которой он его осаждал, вот какая. Владетель этого замка был один его любимец, которому он оказал большие милости и подарил этот замок и при нем обширные земли; а потом он разгневался на него и приказал, чтобы его взяли и привезли в Самарканд, и один рыцарь должен был повезти его; но когда он подъехал к этому замку, жители города вышли, схватили его и увели в замок. Когда царь узнал об этом, он пошел на этот замок, осадил его и стоял под ним тридцать дней; когда жители замка увидали, что не могут защищаться, они сдались, а владетель его убежал ночью. Этот замок так крепок, что в него невозможно было бы войти, если бы он не сдался; потому что он был построен на скале, стоявшей одиноко посреди равнины и не прикасавшейся ни к какой другой горе; у самой подошвы этой скалы начиналась равнина и тут стояла стена с башнями и за ней был город; над этой стеной [193] стояла другая, выше ее, а еще выше еще одна стена с башнями. Между этими двумя стенами был город, а над городом стоял крепкий замок, окруженный стеною со многими башнями. Таким образом, хоть это было одно место, собственно тут было три крепости одна над другой. Внутри вытекал большой поток, снабжавший водою всю местность; и кроме того эту скалу, на которой стоял замок, окружала река. При городских воротах были подъемные мосты, а под ними текла река.
Во вторник, пятнадцатого числа июля месяца, перед рассветом уехали они оттуда и ночевали в поле. На другой день в среду ночевали тоже в поле, потому что в эти два дня не встретили населенных мест. Дорога была очень гористая, шла по горам очень жарким и воды было очень мало. В следующий четверг приехали к одному большому городу, стоявшему на берегу реки, и еще к двум замкам, которые были необитаемы.
XCI. В четверг, семнадцатого числа июля месяца, ночью приехали в город, который называется Дамоган. Он стоял [194] на равнине и был окружен земляным валом, на одном конце которого стоял замок; этот город был уже в провинции земли Мидии; он столица Персии. В этот день было так жарко, при сильном и знойном ветре, что нельзя было не удивляться; ветер был такой горячий, что казалось, точно он выходил из ада; и в этот день задохся один охотничий сокол. Вне города на расстоянии выстрела стояли две башни такой высоты, на сколько можно бросить вверх камень; они были сделаны из грязи и человеческих черепов; тут же были и еще другие две башни, уже развалившиеся. Эти башни сложенные из черепов остались от племени, которое называлось Белые Татары. Это были жители земли, которая находится между Турцией и Сирией. Когда Тамурбек ушел из Сабастрии покоривши ее и пошел на Дамаск после ее разрушения, то на дороге он встретил это племя; оно сразилось с ним, и он победил его; взял многих в плен и послал в эту Дамоганскую землю, чтобы они поселились в ней, так как в ней было мало населения. Пришедши туда, они соединились все вместе и стали жить в полях, как прежде; а соединившись вместе, захотели воротиться в свою [195] землю, начали грабить и разрушать все что находили, и в тоже время подвигались сколько могли, чтобы воротиться в свою землю. Когда они были около этого города, их нагнало войско царя, которое их разбило, и все они были убиты, а из голов их царь приказал сложить эти четыре башни; они были построены так, что клали ряд черепов и слой грязи. Кроме того царь велел объявить, если кто возьмет в плен Белого Татарина, где бы он его ни нашел, чтобы его сейчас убивать; так и было сделано. И где шло войско, после того как получено было это приказание, там убивали всех Белых Татар, какие только попадались; так что по дорогам можно было находить в одном месте десять мертвых, в другом двадцать, в иных три или четыре; и Татары говорили; что таким образом погибло более шестисот тысяч; а жители этого города говорили, что много раз они видели ночью свет точно свечки на верху этих башен.
На другой день, в пятницу, они простояли там до ночи, потом им дали царских лошадей для пути и они прошли всю ночь. В субботу с рассветом приехали в одно маленькое [196] селенье, и простояли в нем до ночи из-за сильного жара; с наступлением сумерек (В подлиннике en amaneciendo, с раcсветом — пер.) уехали оттуда и шли всю ночь.
XCII. В воскресенье, двадцатого числа июля месяца, около первого часа, приехали в один большой город, который называется Васкаль. Приехавши туда, посланники увидели одного знатного рыцаря, по имени Еннакора, который их ожидал: он прибыл туда по приказанию царя, чтобы встретить их и оказать им почет. Он приказал дать им помещение и пришел посетить их; а так как они не могли отправиться к нему на пир, потому что приехали больные, то он прислал к ним на дом много кушаний и плодов. Когда они покушали, он прислал им сказать, чтобы они приехали к нему в большой дворец, где он жил, оказать честь великому царю, и что там им поднесут царское платье. Они отвечали, что ведь видно, какие они, что они не могут подняться, и что они покорно просят извинить их; тогда он второй раз прислал сказать, чтобы они приехали к нему. И столько их принуждали, что наконец магистр должен [197] был отправиться туда, и ему дали две камокановые одежды. Обычай был такой, когда давались эти одежды от царя: устраивали большой пир, и после пира надевались эти одежды, и тогда три раза преклоняли колена в честь великого царя. Когда все это было кончено, рыцарь послал посланникам и людям их царских лошадей, так как они уже отдохнули, чтобы продолжать путь; и велел просить их, чтобы они ехали сейчас же; потому что таково было приказание царя, чтобы они догоняли его как можно скорее и ехали день и ночь. Они отвечали, что они не могут продолжать путь, и просят, чтобы им позволили остаться два дня, чтобы немного отдохнуть. Он приказал сказать, что нельзя остановиться ни на самое малое время, что если царь узнает об этом, то ему придется поплатиться за это жизнью. Что они ни делали, они должны были уехать; хотя им это было очень тяжело, и они были так слабы, что казались ближе к смерти, чем к жизни. Рыцарь приказал положить им на переднюю луку седла деревянный брусок с подушкой посредине; на эти подушки они легли грудью и так [198] отправились в путь. Они прошли весь этот день и всю ночь и заночевали в поле у одного пустого селенья.
XCIII. На другой день в понедельник ночевали в одном большом дворце, который встретился на дороге. Этот дворец был построен для того, чтобы в нем останавливались проезжающие, так как в продолжение двух дней пути не встречается никакого жилища от сильного жара и недостатка воды. Вода, которая есть в этом доме, приводится туда из места, находящегося за целый день пути, каналами, которые идут под землею. На другой день, во вторник, двадцать второго числа июля месяца, они приехали ночевать в город, который называется Ягаро; в этот день было очень жарко. Этот город стоял на равнине у подошвы безлесной горы, с которой идут к нему большие водопроводы. Посреди его стоит замок на вершине высокого земляного холма, насыпанного человеческими руками; а вокруг него нет никакой стены. За год перед тем зимою было очень много снегу, и когда наступила весна и он растаял, то по каналам принесло в город столько воды, что разрушило большую часть его и замок. Кроме того [199] в тот год были уничтожены все хлеба. Дорога была до сих пор гладкая, и по всему пути нельзя было найти ни одного камня; а страна была очень знойная, неровная и безводная. Как только они приехали, сейчас им подали кушать и потом привели лошадей, чтобы ехать дальше. Они отправились, и с ними поехал тот рыцарь, которого царь послал к ним на встречу; он оказывал им большой почет и распоряжался, чтобы им везде давали пищу и все, что было нужно. Кроме того каждый день им давали свежих царских лошадей, чтобы они могли ехать скорее; так как по приказанию царя были приготовлены лошади через каждый день пути, в одном месте сто, в другом двести; и так были устроены дороги до самого Самарканда. Те, кого царь посылал куда-нибудь, или кто ехал к нему, должны были ехать на этих лошадях как можно скорее, день и ночь. Эти лошади были заготовлены в местах и в странах пустых так же как и населенных; а в местах, где не было населения, царь приказал построить большие дома в роде гостиниц и назначил, чтобы жители ближайших городов и местностей доставляли туда лошадей и провизию; при этих [200] лошадях были люди, которые берегли их и смотрели за ними; этих людей звали анчо. Таким образом когда приезжают царские посланники или кто-нибудь другой с вестями к царю, тотчас эти люди берут лошадей, на которых они приехали, снимают с них седла и седлают других, которые у них есть, и когда они уезжают оттуда, с ними едет один или два из этих анчо, которые заботятся об лошадях; когда они приезжают в другое место, где есть царские лошади, тот ворочается со своими лошадьми, и едет другой. Этого мало. Если какая-нибудь из этих лошадей устанет дорогой и они увидят другую где бы то ни было или у какого бы то ни было другого человека, который едет своей дорогой, то его заставляют сойти с лошади и берут ее себе, а царскую лошадь анчо берет в запас. Обычай таков, что если кто-нибудь едет по дороге верхом, будь он князь или какой-нибудь другой человек, или купец, и посланник, или кто другой кто отправляется к царю, скажет, чтобы он встал и отдал ему лошадь, так как он едет к царю, или пошлет его с каким-нибудь поручением, он должен отдать сейчас, и не [201] смеет сказать нет, потому что за это заплатит головою: такова воля царя. Даже берут лошадей у войска, и много раз посланники брали их у войска для себя и для своих людей и заставляли идти сзади за собою, чтобы получить лошадей назад. И не только можно брать их у всяких таких людей, но даже говорят, что можно отнять у сына царя или у жены его, если будет недостаток в лошадях; и посланникам рассказывали, что уже случалось, как послы ехавшие к великому царю, заставляли сходить с лошади старшего царского сына. И не только одна эта дорога так снабжена лошадьми, но вся его земля; так что при такой безостановочной езде он может получать в несколько дней вести изо всех своих земель и со всех границ. Потому что царю приятнее, если тот, кто едет к нему, или кого он посылает куда-нибудь, проедет пятьдесят лиг в сутки и заморит двух лошадей, чем если он проедет их в три дня; и таким образом он ему оказывает большую услугу. Великий царь устроил чтобы в его Самар- кандском царстве лиги были такой величины, чтобы из двух лиг, какие были прежде, вышла одна; и от лиги до лиги [202] поставил столб для обозначения, и приказал чтобы его Чакатаи или люди его проходили каждый день двенадцать таких лиг, или по меньшей мере десять в день. Эти лиги называются moles, потому что столбы, которые поставлены через каждую лигу, и лиги, которые он назначил, были в земле, называющейся Могалия. Посланники шли по этой земле и видели лиги и столбы; в каждой из них будет около двух Кастильских лиг. В самом деле кто не видал сам, тот не поверит, сколько эти проклятые проходят каждые сутки: они идут безостановочно, пока лошади могут их тащить; и проходят не только, сколько назначил царь, но пятнадцать и двадцать этих больших лиг в сутки, и нисколько не жалеют лошадей, так замаривают их. А когда лошадь уже совсем умирает, они убивают ее и продают если находятся в таком месте, где есть народ; и не смотря на это, по дорогам встречается столько мертвых лошадей, таких, что заморены ездой, что нельзя не удивляться. Посланники уехали из этого города в тот же день когда прибыли, и весь день и всю ночь ехали, как только можно скорее, так что [203] даже когда они хотели отдохнуть, им не позволяли. И хотя была ночь, однако жар был так велик, что на удивление, и ветер был такой сильный и знойный, что казалось, точно жгло. В эту ночь Гомес де Салазар, который был болен, едва не умер. На дороге весь день не было воды и останавливались только для того, чтобы кормить лошадей.
XCIV. В следующий вторник они шли весь день до самой ночи, не встретивши никакого жилища; а к ночи приехали в большой город, который называется Забраин. Это был очень большой город и в нем было много зданий, домов и мечетей; но большая часть его была ненаселена. Покушавши, они тотчас же отправились; им дали лошадей на дорогу, и они проехали всю ночь. На другой день в пятницу около полудня приехали они в одно оставленное селенье; однако из другого селенья, которое было с пол-лиги оттуда, привезли им мяса и всего что было нужно; около вечерни они уехали оттуда и всю ночь шли по дороге очень ровной.
XCV. На другой день, в субботу, двадцать шестого числа [204] июля месяца, приехали в большой город, который называется Нишаор. Не доезжая до города около лиги, встретилась большая равнина, по которой шло много водопроводов во многие сады; на этой равнине стояло около четырех сот палаток, которые были сделаны не так как другие: они были длинные и из черной ткани; в них жил народ, который называется Алавары. Это — племя, у которого нет ничего кроме этих палаток, и оно не живет ни в городах, ни в каких местах кроме полей, как зимою так и летом. У них много скота, баранов, овец и коров, и кроме того они водят с собою около двадцати тысяч верблюдов. Они ходят со своим скотом по всем царским землям, и платят царю вместо подати каждый год три тысячи верблюдов и пятнадцать тысяч баранов за право пасти свои стада на его земле. Когда посланники приехали туда, старшины этого кочевья вышли к ним, повели их в палатку и приказали подать им много молока, сливок и хлеба по своему обычаю. Потом выехали оттуда и отправились в город; а Гомес де Салазар остался в одном селении, потому что был так болен, что не мог [205] ехать. Этот город Нишаор стоит на равнине, а вокруг него много садов и красивых домов. Когда они приехали в город, им отвели хорошее помещение, чтобы остановиться, и туда пришли старшины города и приказали принести им много мяса, плодов, дынь, которые у них были очень большие и хорошие, и также приказали подать много вина. Когда они покушали, им дали камокановое платье; потому что такое было приказание царя, чтобы, когда они приезжают в город, им давали или платье или лошадь. Не доезжая до этого города лиг пять, они встретили одного рыцаря, который был воеводой царского войска, и назывался Мелиалиорга, и которого посылал царь к посланникам; он сказал, что царь прислал его для того, чтобы он заставлял всех оказывать им почести и давать все, что им было нужно. Узнавши, что Гомес де Салазар остался сзади, потому что был слаб, он воротился к нему и нашел его таким слабым, что он не мог сидеть. Тотчас, в ту же ночь как приехал, он приказал сделать носилки и положить на них Гомеса, и велел взять людей которые бы несли его по очереди на плечах, и таким образом [206] его принесли в город Нишаор. Когда его принесли туда, он приказал поместить его в хорошем доме и привести докторов, чтобы они лечили его, а доктора у них были хорошие; и Богу было угодно, чтобы Гомес умер в этом месте. Это город очень большой, всем богатый и очень сильный. Он столица Мидии. Здесь находят бирюзу; хоть она встречается и в других местах, однако здешняя лучше всех, до сих пор известных. Ее находят под землею, в одном хорошо известном месте, и также в реке, которая течет с одной горы, стоящей около города. Окрестность этого города очень населена и земля очень плодородная. Тут кончается земля Мидийская и начинается земля Хорасанская, большое царство.
XCVI. В следующее воскресенье, двадцать седьмого числа июля месяца посланники уехали оттуда и ночевали около одного пустого селенья. На другой день, в понедельник, они ночевали в большом городе, по имени Ферриор. Большая часть жителей этого города бежала, боясь царского войска; потому что дней за двенадцать до того царь проходил здесь, а войско [207] шло сзади него и причиняло много вреда. В этом городе посланникам дали камокановое платье. Местность здесь плоская и очень жаркая.
На следующий день, во вторник, они ночевали в большом городе, который называется Хазегур, и ночью уехали оттуда. На другой день, в среду, тридцатого числа июля месяца, они останавливались обедать в большом городе, который называется Оджаджан. Здесь их приняли с большим почетом, принесли им много мяса и всего, что было нужно, и дали камокановое платье. В этот город приехал к ним гонец от сына Тамурбека, Шахарок Мирассы, который приказал просить посланников, чтобы они посетили его в городе Херее, в котором он жил и который лежал лиг тридцать в сторону от дороги, на правую руку, к Индейской земле; он обещал, что окажет им большие почести и прикажет, чтобы по всей его земле давали им вдоволь всего, что им нужно. Посланники посоветовались с рыцарем, который провожал их, и отвечали, что великий царь приказал им идти как можно скорее и [208] догонять его, что они не смеют поступить иначе и покорно просят царя простить их. Этот Шахарок Мирасса царь и владетель Хорасанской земли. После того посланники приехали в город, который называется Машак Хоранза Сельтан, где лежит похоронен внук их пророка Магомета, сын его дочери; говорят что он святой; он похоронен в большой мечети, в большой гробнице, покрытой позолоченным серебром. Этот город у них место богомолья, и каждый год стекается туда очень много богомольцев; а когда богомолец ворочается отсюда в свою землю, люди целуют ему платье, потому что, говорят, он был в святом месте. Посланников повезли посмотреть эту мечеть. После, в других землях, когда они рассказывали, что были в этом городе и видели эту гробницу, люди целовали их платья, говоря, что они были возле святого Хорасана. Этот племянник Магомета назывался Хорасан Селтан, и от этого и земля эта назвалась Хорасания. Хоть эта земля страна сама по себе, однако язык в ней Персидский.
В четверг, последний день июля месяца, приехали в один [209] большой город, который называется Буело, и находится в этой Хорасанской земле. Этот город очень здоровое место и населен лучше всех, какие им попадались по дороге, начиная от Султании до сих пор. Здесь они остановились не на долго, пока им приготовляли овес и мясо, по распоряжению городского управления, потому что они должны были идти по пустынной земле, которая тянулась пятьдесят лиг. Когда они пообедали, им дали свежих лошадей, чтобы ехать по этой пустыне. С наступлением ночи они уехали оттуда и пробыли в дороге всю ночь. Также и в пятницу, на следующий день, они прошли весь день и всю ночь, не встретивши никакого жилища.
XCVII. В следующую субботу, десятого числа августа месяца, ночью, приехали в одну долину, где было много обработанных полей, по которым проходила река; а на берегу этой реки стояло много палаток Чакатаев из царского войска. Тут, у этих людей было много скота, верблюдов и лошадей; они остановились здесь со своими стадами, потому что вели их уже оцененных, а в этом месте было много травы. Когда посланники приехали туда, они застали там одного рыцаря, [210] которого прислал царь, чтобы оказать им все возможные почести, распорядиться чтобы им давали и лошадей и всего, что им будет нужно, откуда бы ни пришлось доставать, и чтобы заставить их ехать как можно скорее. Этого рыцаря звали Мирабосар. Он поехал навстречу к посланникам и сказал, что царь прислал его приветствовать их, вести и провожать и заботиться, чтобы им давали все, что будет нужно. Тут посланники вышли из рук того первого рыцаря, которого им прислал царь и перешли во власть этого Мирабосара; но все-таки он со своими людьми остался в их обществе, чтобы иметь мясо и овес для себя, своих людей и лошадей, и во всем услуживал посланникам, что они ни требовали. Обычай был такой, что когда они приезжали в какое-нибудь место, в город, местечко или селение, то сейчас распоряжались чтобы принести много мяса, как для них, так и для тех, которые были с ними, и плодов, и овса столько, что хватило бы на втрое большее число; приводили людей, которые бы берегли посланников и вещи их день и ночь, и стерегли также их лошадей; и если пропадало что-нибудь, то управление того места, где они остановились, [211] должно было заплатить за это. Если жители места, куда они приезжали, в какое бы то ни было время дня или ночи, не сейчас приносили все что нужно, то им давали столько ударов, палками и кнутами, что нельзя было не удивляться. Или сейчас же посылали за старшинами города или места, куда они приезжали: их приводили к рыцарям и первым делом они требовали палок и прутьев и били их так безжалостно, что было удивительно, и говорили, что ведь они знают приказ царя оказывать всякие почести посланникам, когда бы они ни приехали, и приносить все что им нужно; что они приехали с этими Франкскими посланниками, а у них не было готово все что нужно; так как они так дурно исполняют приказ великого царя, то они заплатят с начала сами, а потом их имущество и городское управление; таким образом им приходилось угадывать, когда должны приехать посланники, если всегда так делалось как теперь. Когда они приезжали в какое-нибудь место или город, прежде всего люди рыцарей, которые провожали посланников, требовали арраисов, что у них означает старшин: первого человека, [212] какого встречали на улице, схватывали, навязывали ему на шею покрывало, снявши его с головы, — они имели обыкновение носить покрывала на голове, — и сидя сами на лошадях, тащили его пешком и ударяли палками и кнутами, чтобы он показал, где дом старшины. Люди, которые видели их по дороге и узнавали, что это царские слуги, догадавшись, что они являлись с каким-нибудь приказанием от царя, принимались бежать, точно будто дьявол гнался за ними; а те, которые были в своих палатках и продавали свои товары, закрывали их, тоже пускались бежать и запирались в своих домах, а проходя говорили друг другу: Ельчи, т. е. посланники, так как уже знали, что с посланниками приходят для них черные дни; и так бежали, точно дьявол гнался за ними. Приезжая куда-нибудь, всегда въезжали с таким шумом и делали такие безжалостные поступки, что казалось, точно вступало древнее войско; а когда находили старшин, вы подумаете, что они говорили с ними кротко? Нет, они прежде бранили их и били дубинами, потом заставляли их бежать, приносить посланникам все, что им было нужно, и стоять и служить им, и не позволяли им [213] отлучаться без спроса. Нужно знать, что посланники и посланник Вавилонского султана ехали все время вместе, с тех пор как уехали от зятя царя. Так они делают не только для этих посланников, но поступают так же, когда кто-нибудь едет по царскому повелению; потому что они говорят, что для исполнения царского приказания они могут убивать и наказывать кого захотят, и что бы ни делал тот, кто едет по царскому повелению, всякий должен молчать, а не противоречить, хотя бы даже и самый старший из царского войска; от этого во всей земле так боятся царя и его слуг, что на удивленье. Из этих палаток рыцарь приказал принести посланникам много вареного мяса, много рису, молока и сметаны, и много дынь, которые в этой земле очень хороши и обильны. У этих людей, которые живут в палатках и других жилищах, нет ничего кроме палаток, и они зимою и летом ходят по полям; летом они идут в те места, где есть вода, и сеют свои хлеба, хлопок и дыни, которых, я думаю, на всем свете нет таких хороших и в таком [214] изобилии как у них; кроме того они сеют много ячменю, потому что они любят его есть вареный с кислым молоком; а зимою идут в жаркие места. И царь со всем своим войском, тоже ходит по полям летом и зимою; и так как им не может угрожать опасность, то не ходят все вместе, а так, что царь со своими рыцарями и приближенными, слугами и женами идет сам по себе, а другие идут в разные места; и так они проводят жизнь. У них много скота: баранов, верблюдов и лошадей очень много, а коров мало. Эти люди, когда царь призывает их, чтобы идти на войну, идут сейчас же совсем своим имуществом, со стадами, с женами и детьми; и они продовольствуют войско и землю, куда приходят, скотом, именно баранами, верблюдами и лошадьми. С этим народом царь совершил много великих подвигов и одержал много побед; они люди трудолюбивые, хорошие наездники, стрелки из лука и вообще народ выносливый на войне; так как если есть что есть, они едят; если нет, они обходятся без хлеба с одним молоком и мясом, и очень привыкли жить без мяса так же, как и с мясом: холод и жар, голод и жажду [215] терпят они лучше чем всякий другой народ в мире. Когда у них есть мясо, они его едят без меры, а когда нет, довольствуются кислым молоком вареным с водой, которого у них много. Это кушанье они делают таким образом: берут большой котел с водою, и когда вода станет горяча, берут кусок кислого молока, в роде сыру, кладут его в кринку, разводят горячей водой и выливают в котел; оно так кисло, как уксус; потом они приготовляют тонкие мучные лепешки, режут их очень мелко и кладут в тот же котел.; когда оно прокипит немного, снимают с огня. С одной кринкой этого кушанья без другого хлеба и без мяса они обходятся очень хорошо; вообще это такое кушанье, которого они каждый день едят больше других. Чтобы варить это и все другое, что они едят, у них нет дров, и они приготовляют еду с помощью помета своего скота. Это кушанье, что я вам описал, называют hax.
XCVIII. С наступлением утра посланники уехали оттуда, и с ними тот рыцарь, которого к ним прислал царь; они шли всю ночь, и весь следующий день, не встретивши никакого жилища, [216] кроме одного большого пустого дома, в котором провели ночь и накормили лошадей; им сказали, что на следующий день нужно будет пройти двенадцать лиг прежде чем встретится жилье. Около двух часов ночи выехали они оттуда на хороших, свежих лошадях, которых им дали, и шли всю ночь; было очень жарко, а по дороге нигде не было воды; также и следующий день, понедельник, они шли до девятого часа, не находя воды, чтобы напиться. В эти сутки они прошли так много, что лошади были уже утомлены и не могли двигаться; они мучилсь от жара и от жажды, которая их томила; дорога была песчаная, и люди умирали от жажды, а воды нельзя было достать. У слуги магистра была лошадь немного быстрее других; он опередил на сколько мог и приехал к реке. У него в руках была камиза; он обмочил ее в воду и воротился с нею как можно скорее, и те, кому удалось, напились этой воды, потому что они были совершенно утомлены сильной жарой и жаждой, и уже не держались все вместе, а кто мог, старался ехать скорее; конвоя уже не было и никто не хлопотал о посланниках. Немного раньше [217] захода солнца они приехали в одну долину, где было много Чакатайских палаток, стоявших на берегу большой реки, которая называется Морга. В том, что они прошли в эти сутки, было добрых двадцать Кастильских лиг, если не больше, и они остановились здесь на всю ночь. На следующий день, во вторник, уехали оттуда, и лиги через две приехали к одному большому дому, в роде гостиницы, который они называют каравансака; тут жили Чакатаи, которые берегли царских лошадей. Здесь они пообедали и переждали жаркое время, а около вечерни отправились дальше на хороших свежих лошадях, которых им там дали. Около двух часов ночи приехали на большую равнину, где стояли палатки войска Чакатаев; тут простояли всю ііочь и весь следующий день, среду. В четверг уехали оттуда; во время жара отдыхали около одного селения, а ночевали эту ночь в поле, около той самой. реки. На другой день, в пятницу, отправились дальше и останавливались на отдых во время жара в Чакатайских палатках; вечером уехали оттуда на свежих царских лошадях и ночевали в поле. [218]
XCIX. В следующую субботу, девятого августа, они обедали в одном месте, которое называется Салугар-Суджасса. Это место принадлежало одному важному кашишу, что у них значит что-то в роде прелата. Оно находилось в долине, на берегу реки, и по нем проходило много каналов; оно было очень хорошо населено, а долина полна прекрасных садов и виноградников. Кашиш, владетель этого места, уже умер и оставил двух маленьких сыновей. Тамурбек проходил здесь дней десять тому назад, не много больше или меньше, и взял сыновей этого кашиша, и увез их с собою, чтобы воспитать их, так как отец их был из хорошего рода. Этим местом управляла мать этих мальчиков; она оказала большой почет посланникам, посетила их, приказала принести им много мяса и всего, что им было надо, и сама обедала с ними. С наступлением ночи они выехали оттуда на хороших лошадях и прошли всю ночь. На другой день, в воскресенье, они обедали и отдыхали во время жара в Чакатайских палатках и пробыли там весь день. На следующий день, в понедельник, отправились очень рано и ночевали в поле. Из [219] палаток, которые они встречали на пути, им приносили мясо и плоды, и все что им было нужно; и несмотря на то, что то были люди принадлежавшие к войску, их заставляли приносить посланникам все нужное и давать сторожей, которые бы стерегли их и их лошадей день и ночь; выгоняли их из их палаток и отдавали их посланникам. А когда нужно было проезжать через какую-нибудь пустыню, то оттуда заставляли доставлять мясо и овес и воду на их же счет, хоть это им было трудно. На следующий вторник, двенадцатого числа августа месяца, они обедали и отдыхали в обширном поле, где стоял большой дом, в котором жили люди? стерегшие царских лошадей; а около вечерни сели на лошадей и поехали дальше.
C. Около вечерни поехали в город, который называется Анкой; оттуда был родом тот рыцарь, который провожал посланников. Этот город был уже вне Мидийской земли, в земле, которая называется Таджикиния; язык ее несколькими словами отличается от Персидского, но большею частью он Персидский. В городе посланникам оказали большие почести, и они остались там с того вторника, когда [220] приехали, до следующего четверга, четырнадцатого числа августа месяца; их угостили здесь очень хорошо мясом и вином, которого там было очень много, и дали им камокановое платье и лошадь. Этот город стоит на равнине и лиги на две вокруг него тянутся сады, виноградники, дома и водопроводы. В четверг вечером они уехали оттуда и ночевали в Чакатайских палатках, которые стояли на равнине на берегу реки. Эти Чакатаи имеют особые льготы от царя: они могут ходить везде где хотят со своими стадами, пасти их, сеять, и жить где хотят и зимою и летом; они свободны и не платят податей царю, потому что служат ему на войне, когда он их призовет. И не думайте, чтобы они оставляли где-нибудь своих жен, детей или стада; они берут с собою все, что у них есть, когда идут на войну или переходят с места на место. А те женщины, у которых есть маленькие дети, во время пути везут их в маленьких колыбельках перед собою на лошадях; эти колыбельки перевязаны широкими тесьмами, которые они надевают на себя и так они путешествуют со своими [221] детьми, и ездят и скачут верхом так же легко как и без них. Бедные люди возят своих детей и палатки на верблюдах, что очень неудобно для малюток, так как верблюды идут очень неловко. И не только те, которые попадались по дороге, кочуют по полям, а еще очень многие кроме них; потому что когда мы где-нибудь, где проходили, встречали их, то с одной стороны и с другой видно было их еще много, на целую лигу или на две, и нам приходилось идти промежду этого народа сутки и больше, и все мы не могли выбраться из него. Возле городов и местностей где есть вода и луга мы тоже находили их так много, и они были такие загорелые, что казалось, точно они вышли из ада, и их было так много, что не было видно конца. Эта земля была очень плоская и очень жаркая, и поэтому войско, которое шло за царем, по большей части шло ночью; и отдохнувши несколько дней в каком-нибудь месте, где находило воду или траву, сейчас шло опять дальше за царем. В этих Чакатайских палатках посланники пробыли до ночи, а ночью уехали. На другой день в пятницу около полудня они были у одного селения, [222] где пообедали и отдохнули во время жара; а ночевать приехали в один большой город, имя которого позабылось; это был большой город, с обширною окружностью; прежде у него были стены, а теперь они уже разрушились; большая часть его была пуста; в нем были большие здания и мечети. Они пробыли в этом городе тот день когда приехали; а на другой день, в субботу, посланникам дали камокановое платье и оказали им большие почести. В эту субботу они уехали оттуда на хороших, свежих лошадях, которых им дали на дорогу и они остановились ночевать в Чакатайских палатках. На другой день в воскресенье уехали оттуда; и был такой сильный ветер, что людей едва. не сбрасывало с лошадей, и он был такой жаркий, точно огонь. Дорога шла по пескам и ветер поднимал песок и нес его с одного места на другое и заносил дорогу и людей. В этот день они несколько раз сбивались с пути; и рыцарь, который их провожал, послал назад в палатки за человеком, который показал бы им дорогу. По воле Божьей они приехали в одно хорошее селенье, по имени Алибед, и там пробыли все жаркое время, пока не утих ветер. [223] К ночи они приехали в другое селенье, которое называется Ушь, и когда лошади поели овса, отправились, и всю ночь были в пути между маленькими селеньями и множеством садов.
CI. На другой день, в понедельник, восемнадцатого августа, они приехали в город, который называется Балх. Это очень большой город, окруженный очень широким земляным валом, так что в ширину вала было около тридцати шагов: но этот вал был проломан в нескольких местах. Город разделялся на три отделенья валами, которые шли вдоль и пересекали его с одного конца до другого. Первое отделенье, которое находилось между первым и вторым валом, было пустое и там никто не жил; там было посеяно много хлопчатника; во втором отделении живут люди, но население не очень густо; а в третьем отделении очень много жителей; и хотя большая часть городов, которые мы встречали, была без стен, у этого стены были очень хорошие. В этом городе посланникам оказали большие почести и принесли им много мяса [224] и вина и кроме того дали им камокановое платье и лошадь. В следующий вторник они уехали оттуда и ночевали около одного селенья, в среду обедали и отдыхали во время жара в одном пригороде, а ночевали в поле.
CII. В следующий четверг, двадцать первого числа августа месяца, приехали к большой реке, которая называется Виадме; это другая река, которая выходит из рая, и она шириною будет около лиги. Она идет по очень ровной земле, но течет удивительно скоро, и все таки мутная; зимою она делается меньше, потому что вода на горах замерзает, и снег не тает; когда же наступает апрель месяц, она начинает прибывать и четыре месяца сряду прибывает; потом начинает уменьшаться и возвращается к обыкновенному своему состоянию; это от того, что весною тает и распускается снег. Прошлою весною, говорили нам, она так прибыла, как никогда в прежнее время не прибывала: дошла до одного селенья, которое лежит на расстоянии двух третей лиги от нее, вошла в селенье, разрушила много домов и принесла много вреда. Эта река спускается с меньшей вершины гор той [225']' страны и течет по степям Самаркандской земли, входит в землю Татарскую и впадает в море Баку. Эта река отделяет царство Самаркандское от Хорасанского.
CIII. Царь Тамурбек, покоривши царство Самаркандское, которое находится по ту сторону реки, захотел перейти на эту сторону, чтобы завоевать царство Хорасанское; и приказал сделать на этой реке большой деревянный мост на лодках; когда он перешел через него со своими людьми, он приказал разрушить этот мост; а теперь, воротившись в Самарканд, опять велел сделать его, чтобы перейти со своим войском; по этому мосту перешли и посланники. Говорят, что он приказал, как только перейдет его войско, сейчас разрушить мост. Этот мост не доходит с одного берега до другого, а начинается с одной стороны, идет довольно долго, до тех пор, пока лошади и стада могут перейти в брод, а оттуда дальше уже нет моста. Там, возле этой большой реки, на равнине сражался Александр с Пором, царем Индийским, когда разбил его. В этот четверг, когда посланники приехали к этой большой реке, они [226] переехали и на другой берег ее. И в этот же самый четверг, когда они приехали к этой большой реке, вечером они были уже в большом городе, который называется Термит; прежде он принадлежал к Малой Индии, а теперь принадлежит к царству Самаркандскому, потому что его завоевал Тамурбек. За этой рекой начинается Самаркандское царство. Страна этого Самаркандского царства называется Могалия, а язык его называется Мугальский; этого языка не понимают на этой стороне реки, потому что все говорят по Персидски и понимают друг друга, так как между здешним языком и Персидским мало разницы. Письмен же, которые употребляют Самаркандцы по ту сторону реки, не разбирают и не умеют читать те, которые живут по сю сторону; эти письмена называются Могали, и при царе есть несколько писцов, которые читают и умеют писать этими письменами Могали. Земля этого царства Самаркандского очень населена и почва очень плодородна и всем богата. При этой большой реке есть обычай, который царь приказывает соблюдать, что когда царь перейдет с одного ее берега на другой, сейчас ломают мост и после него никто не смеет пройти [227] по этому мосту. Через реку ездит лодка и перевозит народ с одной стороны на другую; но никто не смеет и никого не пропускают переезжать в лодках из Самаркандского царства сюда, кто не покажет грамоту с обозначением откуда он и куда отправляется, хотя бы он был из соседства; а кто хочет переехать в царство Самаркандское, тот переезжает, не показывая никаких грамот. При этих лодках царь определил большую стражу и она собирает большую пошлину с переезжающих. Стража эта поставлена у реки вот для чего: царь перевез в Самаркандскую землю много пленных изо всех завоеванных им стран для того, чтобы населить ее, потому что он много делает, чтобы ее хорошо населить и возвеличить; и (стража должна стеречь), чтобы они не убегали и не ворочались в свои земли. И даже в то время как ехали посланники, они встречали в Персидской и Хорасанской земле людей, которые, по поручению царя, если находили где-нибудь сирот и безродных людей или бедных мужчин и женщин, у которых не было ни дома, ни имущества, сейчас силою брали их и отводили в Самарканд, чтобы они поселились там: кто вёл корову, кто [228] барана или двух овец, или коз; а управления тех мест, куда они приходили, кормили их по приказанию царя; и таким образом, говорят, царь привел в Самарканд добрых сто тысяч человек, если не больше. Этот город Термит, куда в этот день приехали посланники, был город большой и очень населенный; он не был окружен никакой оградой, и вокруг него было много садов и воды. Больше ничего не могу сказать вам об этом городе кроме того, что вошедши в него, мы ехали так долго, что приехали в свое помещение совсем раздосадованные; и все время ехали по площадям и многолюдным улицам, где продавали разные разности. В этом городе посланникам оказали много почестей, дали им все что нужно и поднесли платье из шелковой ткани. В этот город приехал также один царский гонец, который был прислан к посланникам; он сказал им, что царь приказал приветствовать их и прислал узнать, как они едут, и каково им было в дороге, хорошо ли с ними обходились, и скоро ли они будут. Когда этот гонец уезжал от них, они дали ему камокановое платье; также дали флорентиновое платье тому рыцарю, которого царь [229] прислал к ним первого и который ехал с ними; так же сделал и посланник Вавилонского султана, который ехал с ними. Кроме того второму рыцарю, которого прислал царь, они дали лошадь; потому что у них есть обычай давать что-нибудь в честь царя тому, кто едет куда-нибудь от царя, и соблюдать обыкновение получать подарки; по количеству того, что дают в честь царя, судят об их щедрости; и этим они очень хвалятся.
CIV. В следующую пятницу, двадцать второго числа августа месяца, после обеда посланники уехали оттуда и остановились ночевать в поле около большого дома. На другой день в субботу они шли по большим равнинам между многими и хорошо населенными селеньями, и приехали в одно селение, где им подали все, что им было нужно. В следующее воскресенье они обедали в большом доме, в котором останавливается царь, когда проходит через эти места; там им дали много мяса, плодов, вина и много дынь, которые в этой местности очень велики, хороши и обильны. Обыкновенно, когда дают фрукты, то привозят их множество [230] и бросают на землю перед посланниками. В тот же день они уехали оттуда и ночевали в поле возле одной реки. На другой день, в понедельник они обедали у подошвы одной высокой горы, где был построен прекрасный дом, сделанный крестообразно, украшенный очень хорошею работою из кирпичей, со множеством разводов и составленных, и нарисованных, и с узорами из разноцветных изразцов. Эта гора очень высокая, и в этом месте есть проход, которым можно пройти сквозь гору по трещине; и кажется, точно он проделан человеческими руками; потому что с обеих сторон поднимаются очень высокие горы, а проход ровный и очень глубокий. Посреди этого горного прохода стоит селение, а над ним очень высоко поднимается гора. Этот проход в горах называется Железные ворота, и во всей этой цепи гор нет другого прохода кроме этого; он защищает Самаркандское царство, так как со стороны малой Индии нет другого прохода кроме этого, чтобы войти в царство Самаркандское; и точно так же жители Самаркандского царства не могут пройти [231] в Индию иначе как через этот проход. Эгими Железными воротами владеет Тамурбек, и они приносят ему большой доход, потому что через них проходят купцы, идущие из Малой Индии в Самаркандское царство и в земли ниже его. Тамурбек кроме того владеет другими Железными воротами, которые находятся возле Дербента, в конце провинции Татарии и ведут к городу Кафе, который тоже находится в проходе посреди высоких гор, между провинцией Татарией и землей Дербентской, на пути к морю Баку или Персии; и жителям провинции Татарии, когда они хотят пройти в Персию или в эту землю к Самарканду, нет другого прохода, кроме этого. От одних Железных ворот до других будет тысяча пятьсот лиг, если не больше. Посудите, какой великий царь тот, который владеет, как Тамурбек, этими двумя Железными воротами и всей землей, что находится между ними; потому что он владеет и Дербентом, и Дербентские Железные ворота приносят ему большой доход ежегодно. А Дербент очень большой город и к нему принадлежит также очень обширная [232] земля. Первые Железные ворота, которые ближе к нам, называются Железными воротами у Дербента; а другие, дальние называются Железными воротами у Термита; они граничат с землей Малой Индией. В этом доме посланникам подарили лошадь; в этой земле лошади очень славятся своей выносливостью. Горы, в которых находятся Железные ворота, не покрыты лесом; говорят, что прежде в этом проходе от горы к другой были ворота все покрытые железом, и никто не смел пройти в них без позволения. В тот же день они уехали оттуда и ночевали на открытом воздухе, на верху холма. На следующий день они обедали и отдыхали в Чакатайских палатках, на берегу одной реки, а вечером поехали и ночевали на верху цепи гор; в полночь они уехали оттуда и обедали и отдыхали в одном селении; тут умер один слуга магистра Фра Альфонса Паеса, который был болен.
CV. На другой день, в четверг, двадцать восьмого числа августа месяца, во время обедни приехали к большому городу, который называется Кешь. Этот город стоял на [233] равнине; со всех сторон вокруг него проходило много ручьев и каналов и он был окружен множеством садов и домов. Окрестности его были ровные, многолюдные, было видно много селений, лугов и воды, и казалось, что земля должна быть очень красива летом; равнины были засеяны хлебом, который орошался водою, и покрыты виноградниками, хлопчатниками, дынными огородами и множеством плодовых садов. Город был окружен земляным валом и глубоким рвом, и при входах были подъемные мосты. Из этого города Кеша был родом царь Тамурбек, и отсюда же был и его отец. В этом городе было много больших домов и мечетей, в особенности одна мечеть, построенная Тамурбеком, которая даже еще не была кончена; в ней была большая часовня, в которой был похоронен отец Тамурбека; кроме того еще другая часовня, которую Тамурбек приказал построить для себя, чтобы быть там похороненным; и она не была еще кончена. Говорят, что когда он проходил там, с месяц тому назад, он остался недоволен этой часовней, потому что дверь была низка, и велел ее переделать; теперь над нею [234] работают мастера. Кроме того в этой мечети был похоронен первый сын Тамурбека, которого звали Янгир. Эта мечеть и часовни ее очень богаты и великолепно отделаны золотом, лазурью и изразцами; при ней есть большой двор с деревьями и водоемами. В эту мечеть по приказанию царя каждый день дается двадцать вареных баранов в память душ его отца и сына, которые лежат там. Как только посланники приехали в этот город, сейчас их повезли в эту мечеть, принесли им туда много мяса, плодов и стали их угощать; а когда они пообедали, повезли в большой дворец, где им было назначено помещение. На другой день, в пятницу, посланников повезли смотреть большой дворец, который строился по приказанию царя; говорят, что уже двадцать лет в нем работали каждый день; и даже теперь работало много мастеров. В этом дворце был очень длинный вход и очень высокие ворота, и сейчас у входа по правую и по левую руку были кирпичные арки, покрытые изразцами, разрисованными разными разводами. Под этими арками были в роде маленьких комнат без дверей, и пол в них [235] покрыт изразцами: это было сделано для того, чтобы тут сидели люди во время пребывания царя. Сейчас за этим была другая дверь и за нею большой двор, вымощенный белыми плитами и окруженный богато отделанными галереями. Посреди двора стоял большой водоем. Двор был шагов триста в ширину, и через него входили в большой дом, в котором была очень высокая и широкая дверь, украшенная золотом, лазурью и изразцами, очень красивой работы. По средине над дверью был изображен лев, положенный на солнце; по краям точно такое же изображение; это герб царя Самаркандского. И хотя говорят, что этот дворец строится по приказанию Тамурбека, однако я думаю, что его начал строить прежний царь Самаркандский; потому что этот герб, солнце и лев, изображенный на нем, есть герб царя Самаркандского; а герб Тамурбека — три круга в роде 0, расположенные таким образом: [236]
Это значит, что он царь трех частей света. Этот герб он приказывает делать на монетах и на всех вещах, которые делаются по его приказанию; и поэтому я думаю, что другой царь прежде Тамурбека начал строить этот дворец. Эти же круги в роде 0 находятся на царских печатях, и он приказывает, чтобы те народы, с которых он берет дань, тоже выбивали их на своих деньгах. Из этой двери входишь прямо в приемную комнату, построенную квадратом, стены которой были разрисованы золотом и лазурью и (отделаны) полированными изразцами; а потолок весь позолочен. Отсюда посланников привели в верхний этаж, так как весь дом был раззолочен, и там показали им столько отделений и покоев, что было бы очень долго рассказывать: в них отделка была золотая, лазоревая и других разных цветов удивительной работы, и даже в Париже, где есть искусные мастера, эта работа считалась бы очень красивой. Потом им показали комнаты и покои, которые были назначены для пребывания самого царя и жен его; в них была необыкновенная и богатая отделка на стенах, на потолке и на полу. Над этим дворцом работало много разных мастеров. После этого [237] посланников повели смотреть палату, которую царь назначил для того, чтобы сидеть и пировать со своими женами, очень обширную и роскошную; перед нею был большой сад со многими тенистыми и разными фруктовыми деревьями; в нем было много водоемов и искусственно расположенных лугов; и при входе в этот сад было такое обширное пространство, что много народу могло бы с наслаждением сидеть тут в летнее время у воды и под тенью деревьев. Так роскошна работа этого дворца, что для того, чтобы хорошо все описать, нужно ходить и осматривать все понемногу. Этот дворец и мечеть принадлежат к самым великолепным зданиям, какие царь до сих пор построил. И он построил их здесь в честь своего отца, потому что его отец был здесь похоронен, и он сам был родом отсюда. И хотя он родился в этом городе, однако не принадлежал к тому племени, которое здесь живет, а был из племени, называющегося Чакатаи; они по происхождению Татары, и пришли в эту землю из Татарии, когда в прежнее время Татары покорили ее и стали над нею властвовать, как [238] это будет вам после рассказано; и отсюда они получили название Чакатаи.
CVI. Отец Тамурбека был знатный человек из рода этих Чакатаев, но он был не богат и у него было не больше трех или четырех всадников, и жил он в одном селении около этого города Кеша, потому что их знатные люди больше любят жить в селениях и в поле, чем в городах. У этого самого сына его в начале было только столько, чтобы содержать самого себя, да четырех или пятерых всадников. Это я вам пишу, как оно было рассказано посланникам в этом городе и в других местах с ручательством за верность. Говорят, что он с помощью своих четырех или пяти слуг начал отнимать у соседей, один день барана, другой день корову, и когда это ему удавалось, он пировал со своими людьми. Частью за это, частью за то, что он был человек храбрый и доброго сердца и хорошо делился тем, что у него было, собрались к нему другие люди, так что наконец у него было уже триста всадников. Когда их набралось столько, он начал ходить по [239] землям и грабить и воровать все что мог для себя и для них; также выходил на дорогу и грабил купцов. Известия о том, что он делал, дошли до Самаркандского царя, который владел этой землей, и он приказал убить его, где бы его ни нашли. При дворе царя жило несколько Чакатайских рыцарей из его рода; они так хлопотали за него перед царем, что он его простил и позволил привезти его и определить ко двору. Из этих рыцарей, которые выхлопотали ему прощенье, двое теперь живут у него; одного зовут Омар Тобар, а другого Каладай-Шек; он сделал их важными лицами и владетелями больших имений. Рассказывают, что в то время как он жил у Самаркандского царя, царя так вооружили против него, что он хотел приказать убить его; но кто-то предупредил его об этом, и он бежал со всеми своими людьми и принялся грабить по дорогам. Однажды он ограбил большой караван купцов и взял порядочную добычу. После этого он пошел в одну землю, которая называется землей Систанской, и награбил там баранов, лошадей и всего что попалось, так как эта земля очень богата стадами; в то время у него было уже около [240] пятисот всадников. Узнавши об этом, жители Систана собрались против него. В одну ночь он напал на стадо баранов, и в это время пришли Систанцы, бросились на него и на его людей, многих убили, а его свалили с лошади, ранили его в правую ногу, от чего он остался хромым, также в правую руку, от чего он лишился двух маленьких пальцев, и оставили его, считая мертвым. Он поднялся как мог, и добрался до палаток каких-то людей, которые кочевали в поле. Оттуда он после ушел, вылечился и снова стал собирать своих людей. Этого царя Самаркандского не любили его подданные, особенно простой народ и горожане и некоторые знатные люди. Стали говорить Тамурбеку, чтобы он убил царя и что ему дадут власть, и дело дошло до того, что раз, когда царь ехал в один город недалеко от Самарканда, Тамурбек бросился и напал на него; он убежал в горы и просил одного человека, чтобы тот его укрыл и вылечил, обещая обогатить его за это, и сейчас же дал ему кольцо, которое было у него на руке, и которое стоило очень много. Этот человек, вместо того, чтобы его [241] укрыть, сказал об нем Тамурбеку; а тот сейчас же пришел и убил его. Потом он пошел на город Самарканд, взял его, сделался в нем царем и женился на жене царя. И теперь она считается его главной женой и называется Каньо, т. е. великая царица или великая императрица. После того он покорил царство Хорасанское, воспользовавшись враждой между двумя братьями, владевшими этим царством и привлекши на свою сторону народ. Таким образом он соединил два царства: Самаркандское и Хорасанское; с этого он и начал. Один из тех, которые присоединились к Тамурбеку и помогали ему с тех пор, как только он начал возвышаться, был Чакатай из его рода, и принадлежал к самым доблестным из его сподвижников. Он женил его на своей сестре и сделал его важным вельможей и поставил над многими. У него родился сын, который называется Янса Мирасса и который теперь самый приближенный у царя, владетель обширных земель и многих людей, начальник царского войска, в роде коннетабля, так что, кроме царя, никто не имеет столько власти над войском как он, и народ и царское войско довольны им. [242]
CVII. Причина, по которой Татары пришли в эту землю и назвались Чакатаями, вот какая. Уже очень давно был в Татарии царь, родом из Татарского города по имени Дорганчо, т. е. сокровище мира. Этот царь владел обширною землею, которую завоевал, и, умирая, оставил четырех сыновей, которых звали, одного Габуй, другого Чакатай, третьего Езбек, а четвертого Чаркас; все были сыновья одной матери. Перед смертью отец разделил свои земли и дал каждому по части: сыну, которого звали Чакатай, он оставил царство Самаркандское и еще другую землю. Он завещал всем четырем братьям быть заодно и не враждовать, говоря, что в тот день, как между ними будет несогласие, они погибнут. Этот Чакатай был человек горячий, храбрый и мужественный. Между братьями началась зависть, потом пошли несогласия и они принялись воевать друг с другом. Когда Самаркандцы узнали об этом несогласии, они возмутились против него, убили его и многих его людей и поставили царя из своего племени. После этого Чакатая осталось в этой земле много людей, у которых были [243] именья и дома, где они жили. Когда их царь был убит, то тамошние люди стали называть этих оставшихся Татар Чакатаями; отсюда и получили они это имя. Из этого рода Татар Чакатаев, что остались там, вышел Тамурбек и другие Чакатаи, которые служат ему; и многие жители Самаркандской земли, хоть они вовсе не Чакатаи, приняли теперь это имя, потому что Чакатаи стали теперь очень знамениты.
CVIII. Посланники остались в этом городе Кеше тот четверг, когда туда приехали, и пятницу до вечера; а вечером отправились и ночевали в одном селении. На другой день, в субботу, тридцатого числа августа месяца, они обедали в одном большом доме, принадлежавшем царю; этот дом стоял на равнине, на берегу реки, посреди большого и очень красивого сада. Потом они уехали оттуда и ночевали в одном большом селении, по имени Месер, от которого оставалось еще полторы лиги до Самарканда. Рыцарь, который сопровождал посланников, сказал им, что хоть они в тот же день могут поехать в город Самарканд, однако он не повезет их туда, [244] не давши знать царю; что он пошлет к нему своего человека, известит его, что они приехали; и в ту же ночь его человек отправился с этим известием. На другое утро он воротился с приказом: царь велел рыцарю взять посланников и посланника Вавилонского султана, который ехал вместе с ними, отвезти их в сад, бывший возле этого селенья и ждать там, пока он пришлет сказать, что делать.
CIX. В воскресенье утром, тридцать первого числа августа месяца, посланников привезли в этот сад. Он был окружен глиняным валом и окружность его была вокруг вала в добрую лигу. В нем было много фруктовых деревьев разного рода кроме лимонных и цитронных; было в нем шесть водоемов, и по средине шел поток воды, проходивший по всему саду. От этих водоемов от одного к другому шли точно дороги из высоких, больших и тенистых деревьев; посреди этих дорог поднимались точно ходы на возвышении, которые проходили по всему саду; от этих дорог шли другие вкось, так что по ним можно было ходить и осматривать весь сад; а [245] от этих дорог шли еще другие. Был высокий земляной холм, насыпанный руками, ровный на верху, окруженный деревянными кольями. Посреди него стоял прекрасный дворец со множеством комнат, очень богато отделанных золотом и лазурью и полированными изразцами. Этот холм, на котором стоял этот дворец, был окружен глубоким рвом, полным водой, так как в него постоянно падает большой поток воды. Чтобы войти на этот холм, где стоял этот дворец, было два моста, один с одной стороны, а другой с другой; по ту сторону мостов было две двери, а потом лестница, по которой поднимались наверх этого холма, так что этот дом был крепостью. В этом саду были олени, которых царь велел напустить туда, и много фазанов. Из сада был вход в большой виноградник, тоже окруженный глиняным валом, такой же большой, как и сад; около вала вокруг виноградника шел ряд высоких деревьев, которые казались очень красивы. Этот дом с садом называется Талисиа, а на их языке Кальбет. В этом саду посланникам было дано много мяса и всего что им было нужно. Они приказали [246] поставить на лугу возле водоема палатку, которую везли с собою, и там стали ждать.
В четверг, четвертого числа сентября месяца, приехал в этот сад один рыцарь, родственник царя, который сказал посланникам, что царь занят теперь отправлением посланников царя Тортамыша, и что поэтому он еще не принял их; но чтобы они не скучали и могли рассеяться, он посылает его к ним и к посланнику султана, устроить праздник и дать пир в тот же день. Привезли много баранов, сварили их и приготовили, изжарили лошадь, приготовили рис разным способом, привезли много плодов, и подали им обедать; а когда они кончили, то рыцарь подарил посланникам две лошади, камокановое платье и шапку. Посланники остались в этом саду с воскресенья, последнего дня августа, до понедельника, восьмого числа сентября месяца. В этот день царь прислал за ними, потому что, по своему обычаю, он принимает посланников только по прошествии пяти или шести дней, и чем важнее посланники, которые к нему приезжают, тем дольше он их не принимает. [247]
CX. В этот день, в понедельник восьмого сентября, посланники выехали из того сада и дома, где жили, и отправились в город Самарканд. Оттуда до города шла равнина, покрытая садами, домами и площадями, где продавались разные вещи. Около третьего часа приехали они в большой сад с домом, где находился царь; это было вне города. Как только они приехали, их ввели в один дом, который стоял вне того сада, и к ним явились два рыцаря; сказали, чтобы они дали те подарки, что привезли царю, что они их приведут в порядок и передадут людям, которые отнесут их к царю; что таково приказание мирасс, приближенных к царю. Посланники должны были дать привезенные ими вещи этим двум рыцарям: те передали их на руки людям, которые должны были снести их в порядке к царю; и отдавши, они сами пошли с ними. То же самое должен был сделать и посланник султана с подарком, который он привез. Как только понесли эти вещи, посланников взяли за руки и повели. Входная дверь в этот сад была очень широкая и высокая, превосходно отделанная [248] золотом, лазурью и изразцами; у этой двери стояло много привратников, вооруженных палицами, так что никто не смел подойти к двери, хотя бы было и много народу. Вошедши, посланники сейчас же увидали шесть слонов, на которых были поставлены деревянные беседки с двумя знаменами на каждом; на верху их сидели люди, которые заставляли слонов делать представления перед народом. Их повели дальше и они увидали людей, которые несли те вещи и подарки, что они дали, и держали их на руках хорошо разложенные. Потом посланников заставили пройти вперед подарков и подождать немного; затем прислали сказать, чтобы они шли. Все время они шли с теми двумя рыцарями, которые вели их под руки и с ними же был и посланник, посланный от Тамурбека к королю Кастилии; над ним смеялись все, кто его видел, потому что он был одет по Кастильски. Их привели к одному старому рыцарю, который сидел на возвышении; это был сын сестры Тамурбека, и они поклонились ему; потом их подвели к маленьким мальчикам, которые сидели на возвышении; это были внуки царя, и им они [249] тоже поклонились. Тут у них спросили письмо, которое король посылал Тамурбеку, и они дали его; его взял один из этих мальчиков, как сказали, сын Миаша Мирассы, старшего сына царя; эти три мальчика тотчас же встали и понесли письмо к царю; потом сказали посланникам, чтобы они шли. Царь находился точно как будто на крыльце перед входной дверью в прекрасный дом, там стоявший; он сидел на возвышении, поставленном на земле, и перед ним был Фонтан, который бил вверх, а в Фонтане были красные яблоки. Царь сидел на маленьком матрасе из вышитой шелковой материи, а локтем опирался на круглую подушку. На нем была надета одежда из шелковой материи, гладкой без рисунка, а на голове высокая белая шапка с рубином на верху, с жемчугом и драгоценными камнями! Как только посланники увидели царя, они поклонились ему, преклонивши правое колено и сложивши руки крестом на груди; потом подошли ближе и поклонились снова; потом поклонились еще раз и остались с преклоненными коленами. Царь приказал им встать и подойти ближе. Рыцари, которые держали [250] их под руки, оставили их, потому что сами не смели подойти ближе; и три мирассы, стоявшие у царского места, самые приближенные из всех, которых звали одного Шамелак Мирасса, другого Борундо Мирасса, а третьего Норадин Мирасса, подошли, взяли посланников под руки, подвели их к царю и поставили всех рядом на колена. Царь сказал, чтобы они подвинулись ближе для того, чтобы рассмотреть их хорошенько, потому что он не хорошо видел и был уже так стар, что почти не мог поднять веки; он не дал им поцеловать руки, потому что у них нет этого в обычае и они никакому великому царю не целуют руки; а не делают этого оттого, что имеют о себе очень высокое мнение. После этого царь обратился к ним с вопросом: «Как поживает король мой сын? Каковы его дела? Здоров ли он»? Посланники отвечали ему и изъяснили вполне свое посольство; и он выслушал все, что они хотели сказать. Когда они кончили, Тамурбек обратился к рыцарям, сидевшим у ног его, из которых один был, говорят, сын царя Тохтамыша, бывшего царем в Татарии; другой был [251] из рода царей Самаркандских, а прочие были важные лица из рода самого царя; и сказал им: «Посмотрите на этих посланников, которых посылает мне сын мой, король Испанский, первый из всех королей, какие есть у Франков, что живут на конце света. Они в самом деле великий народ; и я дам мое благословение королю моему сыну. Довольно было бы, если бы он прислал вас только с письмом, без подарков; потому что я так же рад был бы узнать об его здоровье и состоянии, как и тому, что он присылает мне подарки». Письмо, которое король прислал ему, внук царя держал высоко перед ним; магистр Богословия сказал через переводчика, что это письмо, которое ему прислал его сын король, никто не сумеет прочесть кроме него, и что когда ему угодно будет прослушать его, он его прочтет. Тогда царь взял письмо из рук своего внука, развернул его и сказал, что если бы он захотел прочитать его сейчас. Магистр отвечал, что если его милости будет угодно (он готов). Царь сказал, что после он пришлет за ним, что они будут тогда одни на досуге в отдельной комнате, и там он прочтет и скажет, чего они хотят. Потом их подняли, повели и [252] посадили на возвышении, которое стояло по правую руку царя Мирассы, которые вели их под руки, посадили их ниже посланника, присланного Тамурбеку царем Чаисханом владетелем Катая, которого он прислал для того, чтобы требовать дани, что он ежегодно платил. Когда царь увидал, что посланники сидят ниже посланника Катайского царя, он приказал сказать, чтобы их посадили выше, а того ниже их. Как только их посадили, подошел один из царских мирасс и сказал Катайскому посланнику, что царь приказывает, чтобы посланники его сына, Испанского короля, который был его другом, сидели выше его, а он, посланник разбойника и злого врага его, чтобы сидел ниже их; что, если Богу будет угодно, он собирается скоро его повесить, чтобы он не смел в другой раз являться с таким посольством. С этих пор на всех праздниках и пирах, какие давал царь, их всегда усаживали в этом порядке. Объявивши это, сказали переводчику, чтобы он передал посланникам, что царь делает для них. Этот [253] Катайский царь называется Чуйсхан, т. е. царь девяти царств; а Чакатаи называют его в насмешку Тангус, то есть царь Свинья. Он владеет обширною землею, и прежде Тамурбек платил ему дань, а теперь не хочет больше платить. Когда усадили в порядке посланников и многих других посланников, которые приехали туда из разных стран, и много других людей, подали баранину вареную, соленую и жареную и кроме того жареную конину. Эту конину и баранину когда приносили, клали на большие круглые золоченые кожи, с ручками, за которые их собирали, чтобы уносить. Когда царь потребовал мяса, слуги, которых было много, потащили эти кожи к нему, потому что нести их нельзя было, и на них было, наложено столько мяса, что они совершенно разрывались. Когда они были шагах в двадцати от царя, явились резатели, чтобы разрезать мясо и стали на колена перед кожами; на них были надеты передники, а на руках кожаные рукава, чтобы не запачкаться. Они взяли это мясо и начали резать его на куски и класть в чашки золотые, серебряные и даже глиняные муравленые, и еще в [254] другие, которые называются Фарфоровыми и очень ценятся и дорого стоят. Самое почетное блюдо, что они приготовили, было целые лошадиные окорока от спины, но без ног; их они наложили на десять золотых и серебряных блюд; туда же положили бараньи окорока с верхними частями ноги, но без икр; в эти же блюда положили круглые куски лошадиных почек величиною в кулак и целые бараньи головы; потом таким же образом приготовили много других блюд, и когда сделали столько, что было довольно, поставили их рядами одни перед другими. Тогда пришли люди с чашками бульону, положили в него соли и дали ей распуститься, а потом налили его немного на каждое блюдо как соус; затем взяли тонкие хлебные лепешки и, сложивши в четверо, положили сверх мяса на этих блюдах. Когда это было сделано, мирассы и приближенные царя и другие знатные люди, которые там были, взяли эти блюда по двое и по трое, потому что один человек ее мог бы их снести, и поставили их перед царем, перед посланниками и рыцарями, которые там были; а царь прислал посланникам два блюда из тех, что были поставлены перед ним, чтобы сделать [255] им честь. Только что подали это мясо, сейчас же его приняли и подали другое. У них есть такой обычай, чтобы мясо, которое тут им подают, отсылать к ним домой, и если этого не сделать, то это считается большим оскорблением; этого мяса принесли столько, что на удивленье. Кроме того есть обычай, когда принимают мясо от посланников, то отдают его унести их людям, и столько этого мяса наставили пред людьми посланников, что если бы они захотели взять его, им бы хватило на полгода. Когда вареное и жареное было убрано, подали много соленой баранины и сосисок и других блюд, приготовленных разным образом. После того подали много плодов, дынь, винограду и персиков; и дали пить из золотых и серебряных кринок или кувшинов кобылье молоко с сахаром, очень вкусное питье, которое они приготовляют на летнее время. По окончании пира, перед царем прошли люди, державшие в руках подарки, которые ему прислал король, и также подарки, присланные Вавилонским султаном; кроме того провели перед царем почти триста лошадей, которых он [256] получил в тот день в подарок. Когда это было кончено, посланников подняли и увели, и приставили к ним рыцаря, чтобы заботиться об них и стараться, чтобы у них было все что им нужно. Этот рыцарь был главный царский привратник. Он отвез их и посланника султана в помещение, которое было близко от того дома, где жил царь и при котором был сад и много воды в нем. Когда посланники уехали от царя, он приказал принести себе подарки, которые ему прислал король, принял их и остался ими очень доволен. Ескарлатами он, сейчас же разделился со своими женами и особенно со своей главной женой, которую звали Каньо и которая была с ним в этом саду. Подарка же, который ему прислал султан, и других, которые ему поднесли в этот день, он не принял и их возвратили тем людям, чтобы они их спрятали; они взяли и берегли их три дня, пока царь не прислал взять их; потому что такое у него обыкновение, чтобы не принимать подарков до третьего дня. Этот дом и сад, где царь принял посланников, называется Диликаша, и в этом саду было поставлено [257] много палаток, шелковых и разных других. Царь остался тут в этом доме с садом до следующей пятницы, а в пятницу уехал оттуда и отправился в другой очень богатый дом с садом, который он тогда строил, и который назывался Байгинар.
CXI. В следующий понедельник, пятнадцатого числа сентября месяца, царь отправился из этого дома с садом в другой, который был чрезвычайно красив. У этого сада были высокие и красивые ворота, сделанные из кирпича и отделанные изразцами, лазурью и золотом на разные лады. В этот день царь приказал устроить большой праздник и пригласить посланников, много мужчин и женщин, его родственников и других гостей. Этот сад очень велик; в нем было много деревьев и плодовых, и других, которые дают тень; в нем были дорожки и ходы, окруженные забором, по которым ходили люди. В саду было раскинуто много палаток и навесов из цветных ковров и других из разноцветных шелковых тканей, вышитых вставленными кусками и другим обыкновенным способом. Посреди сада стоял очень красивый дом, [258] построенный крестообразно и украшенный богатыми занавесями. В самом доме было три точно алькова, чтобы поставить постели или возвышения, и пол и стены были покрыты изразцами; как входишь, прямо был самый большой из этих альковов и в нем стоял серебряный позолоченный стол высотою в человеческий рост, а шириною локтя три; перед ним стояла постель из маленьких матрасов из камокана и из других шелковых тканей, вышитых золотом, положенных один на другой на полу; тут садился царь; стены были убраны занавесями из шелковой ткани розового цвета. Эти занавеси были отделаны серебряными позолоченными бляхами с изумрудами, жемчугом и другими каменьями очень хорошо вставленными. С верху их висели вниз куски шелковой ткани, шириною в пальмо, доходившие до низу, и отделанные так же как и занавеси; а от этих кусков висели шелковые разноцветные кисти, и когда их касался ветер, они качались в разные стороны, что было очень красиво. Перед дверью в этот альков, которая была в форме арки, была такая же занавесь, так же отделанная, висевшая на палках в роде копий, а от них висели [259] шелковые шнурки с большими кистями, которые доходили до земли. Другие альковы были убраны другими подобными занавесями, а на полу были ковры и рогожки. Посреди этого дома перед дверью стояли два золотых стола, каждый на четырех ножках; и столы и ножки составляли одно целое: они были длиною каждый пальмов в пять, а шириною пальма в три; на них стояло семь золотых кувшинов, два отделаны крупным жемчугом, изумрудами и бирюзою, которые были вправлены в них с внешней стороны, и у каждого из них возле отверстия был рубин. Кроме того было шесть круглых золотых чашек; одна из них была отделана с внутренней стороны крупным, круглым и светлым жемчугом, а по средине был вправлен рубин, шириною в два пальца и настоящего хорошего цвета. На этот праздник от имени царя были приглашены посланники. Когда их приехали приглашать туда, где они жили, с ними не было их переводчика и они стали ждать его; когда же приехали, то царь уже пообедал, и приказал сказать им, что в другой раз, когда он будет приглашать их, они [260] должны приехать сейчас же, а не ждать переводчика; что в этот раз он их прощает, потому что он делает этот праздник для них, чтобы они увидели его дом и придворных и любовались всем. Царь очень разгневался на своих мирасс за то, что посланники не поспели на праздник и за то, что переводчик не был с ними и вместо него не пришли мирассы, которые управляли его домом. Послали за переводчиком и сказали ему: «Вот из-за тебя царь разгневался и был недоволен, за то что ты не был с посланниками Франков! Чтобы ты исправился и.научился быть всегда готовым к делу, мы приказываем проткнуть тебе ноздри, продернуть в них веревку и тащить тебя по всей орде, чтобы ты исправился». И не успели это сказать, как уже другие люди держали его за ноздри чтобы проткнуть; но рыцарь, который по приказанию царя привез посланников, и который был тут, стал просить чтобы его помиловали, и спас его от этого приговора. А царь послал сказать посланникам в их помещение, где они жили, что так как они не были на празднике, то он желает, чтобы они [261] получили свою часть, и прислал им пять баранов и Два больших кувшина вина. На этот праздник собралось много народу, как женщин, так и важных лиц из свиты его и много других людей.. И хотя посланники не видали ни этого дворца, ни сада, ни комнат его, однако все это видели некоторые из их людей; потому что их возили туда, чтобы они могли все видеть и всем любоваться.
CXII. В следующий понедельник, двадцать второго числа сентября месяца, царь отправился из этого дворца в другой, тоже дворец с садом. Он был окружен высокой четырехугольной стеной, и на каждом углу стояла высокая круглая башня; стена была очень высока и такой же работы, как и башни. По средине стоял большой дом, построенный крестообразно, с большим водоемом перед ним; дом был гораздо больше, чем в других садах, которые они видели до тех пор, и отделан богаче золотом и лазурью. Все эти дворцы с садами были вне города; этот назывался Багино. Здесь царь устроил большой праздник, на который были позваны посланники и собралось много народу. И на этом пире царь [262] приказал, чтобы пили вино, и пил его и сам; так как они не смеют пить его ни в обществе, ни дома без его позволения. Они дают вино прежде еды и подают его столько раз и так часто, что делаются пьяны; и для них праздник не в праздник и веселье не в веселье, если они не напьются пьяны. Те, которые подают, стоят на коленах, и как только кто-нибудь выпил чашу, сейчас подают ему другую; у них нет другого дела, как только подавать еще, когда выпьют; когда один устанет наливать, приходит другой, и только и делает, что наливает; и не думайте, что один подает многим; нет, только одному или двум, для того чтобы заставить их пить больше. А если кто не хочет пить вина, тот, говорят, оскорбляет царя, потому что все пьют по его желанию; даже делают больше: чаши наливают полные, и никто не смеет недопить; если кто не допьет, то у него не берут чаши из руки и заставляют допить; и пьют из одной чаши по одному и по два раза. А если предложат выпить вино за здоровье царя, или станут заклинать головою царя, то тогда должно выпить все и не оставлять ни одной капли. Кто делает так и больше пьет вина, [263] про того говорят, что он багадур, что у них значит доблестный человек. А кто отказывается пить и говорит, что не хочет, того заставляют насильно, хотя бы он и не хотел, В этот день, прежде чем посланники приехали к царю, он прислал к ним одного своего мирассу и с ним прислал кувшин вина и велел сказать, что он их просит выпить этого вина столько, чтобы, когда они приедут к нему, быть веселыми. По приезде к царю, их посадили так же как и в первый раз; питье продолжалось долго; потом принесли мясо; тут было много жареной конины и вареной и жареной баранины; потом соленое и много рису, приготовленного по их обычаю разным способом. Когда поели, один из царских мирасс пришел с серебряной чашей в руках, полной серебряных монет, которые они называют тага, и рассыпал их над посланниками и над другими гостями; а рассыпавши сколько хотел, взял те, что оставались в чаше и бросил их в полы посланникам. После того царь приказал одеть посланников в камокановые платья; они преклонили пред ним колена три раза по их обычаю, и он [264] приказал сказать, чтобы на следующий день они приехали обедать к нему.
CXIII. На следующий день, двадцать третьего сентября месяца, царь отправился в другой дворец с садом, который был недалеко от этого, что назывался Диликая. Здесь он дал другой пир, на который собрались многие из его царского войска, которым он велел приехать туда, так как они жили в других местах. На этом празднике были и посланники. Этот сад и дворец были очень красивы, и царь на этом пиру был очень весел и пил вино, и он сам, и все, которые были при нем. Мяса было очень много по их обычаю, конины и баранины. Когда кончил обедать, царь приказал дать посланникам камокановые платья, и потом они вернулись в свое жилище, которое было очень близко от того места, где находился царь. На этих праздниках собиралось столько народу, что, приближаясь к тому месту, где был царь, невозможно было бы идти, если бы телохранители, которые были при посланниках, не расчищали для них место; а пыли было так много, что лица и платья, все было одного цвета. Перед этими садами были обширные поля, и по [265] ним шла река и много каналов; в этих полях царь приказал поставить много палаток для себя и для своих жен, и приказал всему своему войску, которое было рассеяно на станах и полях его земли, собраться сюда, каждому на свое место, и поставить палатки, и прийти со своими женами на те праздники и свадьбы, которые он хотел устроить. Когда были поставлены палатки царя, уже всякий знал, где должен поставить свою палатку; от старшего до младшего всякий знает свое место, и все делается в порядке и без шума; и не прошло трех или четырех дней, как вокруг царских палаток стояло уже почти двадцать тысяч, и каждый день то и дело что приходили с разных мест. С этой ордой его всегда идут мясники и повара, которые продают вареное и жареное мясо, и другие люди, которые продают ячмень и плоды, и хлебники, которые ставят свои печи, месят и продают хлеб. Всяких ремесленников и мастеров какие им нужны, можно найти в орде, и все распределены по отдельным улицам. Этого мало: они везут с собою всюду, куда идет войско, бани и баньщиков, [266] которые ставят палатки, устраивают дома для железных т. е. горячих бань, с котлами внутри, в которых держат и греют воду, и все что нужно, Таким образом, когда кто приходил, то уже знал где ему быть. Царь приказал перевезти посланников в дом с садом, который был недалеко от его орды, чтобы они были поближе; этот дом с садом принадлежал царю.
CXIV. В понедельник, двадцать девятого числа сентября месяца, царь отправился в город Самарканд и остановился в одном доме, который был у самого входа в город. Этот дом царь устроил в честь матери своей жены Каньо; эта мать жены его была похоронена в часовне, которая находилась внутри этого дома; этот дом был очень богат и с большим убранством; они не имеют обыкновения делать много убранства в своих домах, но в этом было много; он еще не был окончен, и в нем работали каждый день. В этот день царь приказал устроить большой пир и велел пригласить посланников. Он приказал сделать пир в этот день, потому что хотел принять посланников, приехавших к нему из одной земли, [267] которая граничит с царством Катайским и прежде принадлежала к Катайскому царству. Эти посланники приехали в этот день туда, и они были одеты таким образом: на самом главном из них было что то в роде кафтана из меха, мехом вверх, и мех был скорее старый, чем новый; на голове у него была маленькая шапочка и шнурок на груди; шапочка была так мала, что с трудом могла влезать ему на голову на столько, чтобы не упасть с головы. И все, которые приехали с ним, были одеты в меха, иные мехом вверх, а другие внутрь, и были так наряжены, что казались кузнецами, которые только что работали железо. Они привезли царю в подарок неотделанные меха куньи, собольи, белые лисьи и соколов. Они были христиане в роде Катайских. Их посольство было для того, чтобы просить у царя, чтобы он дал им в правители и цари одного внука царя Тохтамыша, бывшего царем в Татарии и находившегося при нем. Царь в этот день долго играл в шахматы с некоторыми Заитами; Заитами называются люди, которые происходят из рода Магомета. В этот день он не [268] захотел принять подарки от этих посланников, однако их принесли к нему и он их посмотрел.
CXV. В четверг, второго октября, царь прислал к посланникам в сад, где они жили, рыцаря, который был его главным привратником; он сказал им, что царь велел передать, что он знает очень хорошо, что Франки пьют вино каждый день, но что теперь, перед ним, они не пьют в волю, когда он их угощает; поэтому он посылает его к ним, чтобы он приготовил у них пир и дал вина, чтобы они пили и ели в волю; и для того посылает им десять баранов и лошадь для угощенья и меру вина. Когда кончился этот пир, и было выпито вино, посланников одели в камокановые платья, рубашки и шапки, и привели им еще лошадей, присланных им царем в подарок.
CXVI. В понедельник, шестого числа октября месяца, царь устроил большой праздник на том месте, где стояла его орда, как они называют стан. Он приказал, чтобы все его родственники и жены, жены его сыновей и внуков, бывших там, [269] его приближенные мирассы и все его люди, которые были рассеяны по полям, собрались и оставались там, пока он прикажет. В этот день посланников привезли туда, где стояла орда. Приехавши, они увидали много прекрасных палаток, из которых большая часть стояла на берегу реки: они были очень красивы на вид и стояли очень близко одна к другой. Посланников повели по улицам, где продавались разные вещи, необходимые для войска, когда оно идет в поход. Когда они были уже близко от того места, где находились царские палатки, их поместили под навес, сделанный из белой льняной ткани, вышитой тканями других цветов; он был длинный и был поднят вверх на двух палках и на шнурках, на которые был натянут. По полю видно было много таких навесов; их делают такими длинными и высокими, чтобы заслонять от солнца и пропускать воздух. Недалеко от этих навесов стоял большой и высокий павильон, сделанный в роде палатки, но только квадратный и такой высокий, как три копья, если не больше; бока его не доходили до земли почти на расстоянии копья; [270] в ширину в нем было сто шагов; он был четырехугольный, а потолок был круглый, как свод, и опирался на двенадцать столбов, каждый толщиной в грудь человека; он был разрисован лазурью и золотом и другими цветами. От угла до угла было три столба и каждый был сделан из трех кусков, скрепленных в одно; когда их ставили, то поднимали с помощью колес, как у телеги, и ворота; в разных местах их скрепляли ободья, которые и помогали поднимать их. С верхнего свода, где был потолок, до низу спускался кусок шелковой ткани по каждому столбу; эти куски привязывались к столбам и когда они были прикреплены таким образом, то от одного конца к другому образовывалась арка. С внешнёй стороны этого квадрата было точно крыльце, тоже четырехугольное и вверху соединенное с самым павильоном; это крыльце поддерживалось двадцатью четырьмя столбами, не такими толстыми, как те, что в средине, так что всех столбов в этом павильоне было тридцать шесть. Он натягивался наверное сотнями пятью цветных шнурков. Внутри он был покрыт красным ковром, а в нем были [271] сделаны вставки, разнообразно и красиво вшитые из других шелковых тканей разных цветов и в некоторых местах прошитые золотыми нитками. Посреди потолка была самая богатая работа, а по четырем углам его были изображены четыре орла со сложенными крыльями. С внешней стороны этот павильон был покрыт шелковой тканью с белыми, темными и желтыми полосами, похожей на сарсан; на каждом углу павильона поднимался вверх столб и на каждом столбе было медное яблоко и над ним изображение луны. Над самым высоким местом павильона поднимались другие четыре столба выше первых, и на них были тоже яблоки и большие луны; а между этими столбами над павильоном стояла башня с разнообразными зубцами из шелковой ткани, с дверью, через которую можно было войти в нее. Когда ветер приводил в беспорядок павильон и столбы, люди всходили наверх и шли по ней, куда было нужно; она была так высока, что издали казалась замком. Так велик, так высок и обширен был этот павильон, что на него нельзя было смотреть без удивления, и красоты в нем было гораздо больше, чем возможно описать. В этом павильоне с [272] одной стороны было возвышение из ковров, и на них положено три или четыре матраса один на другой: это возвышение было для царя; по левую руку стояло другое возвышение из ковров немного в стороне от первого; а возле него было ёще одно пониже. Вокруг этого павильона была ограда, как возле города или замка, из шелковой разноцветной ткани, вышитой вставками разным образом, с зубцами наверху и со шнурками с внутренней и с внешней стороны, которыми она сдерживалась; внутри же были столбы, поддерживавшие ее. Эта ограда была круглая, около трехсот шагов ширины; а стена была высотою с человека на лошади; в ней был очень высокий вход, сделанный в виде арки, с дверями внутрь и наружу той же самой работы как и ограда; и одна дверь запиралась. Над входом была четырехугольная башня с зубцами, и хоть ограда эта была сделана со многими узорами и переплетами, но дверь, арка и башня были еще лучшей работы, чем все другое. Эта ограда называется Салапарда. Внутри этой ограды было много палаток и навесов, разнообразно устроенных. Между ними была одна [273] очень высокая палатка, которая не была натянута веревками; она была круглая и стены ее состояли из палок, толщиною в копье или немного больше, которые переплетались между собою как сеть; над ними возвышался точно купол, тоже из палок, и очень высокий; стены и купол были связаны между собою лентами, шириною в руку, которые доходили до низу и там были привязаны к кольям, стоявшим возле стен палатки. Эта палатка была так высока, что нельзя было не удивляться, что она держится только с помощью этих лент. Сверху она была покрыта красным ковром, а снизу подбита хлопчатой бумагой как одеяло, чтобы солнце не могло проходить; на ней не было никаких вышивок, ни узоров, кроме того, что с внешней стороны ее опоясывали белые полосы, которые, перекрещиваясь, шли вокруг нее; эти полосы были покрыты позолоченными серебряными бляхами величиною в руку, в которые были вправлены разным образом каменья; вокруг всей палатки посредине шла опоясывавшая ее полоса белого полотна, сложенная мелкими складками, как оборка на юбке, и вышитая золотыми нитками; [274] когда дул ветер, складки этого полотна развевались в разные стороны, и это 'было очень красиво. В ней был высокий вход с дверью, сделанной из тоненьких палочек и покрытой красным ковром. Возле этой палатки была другая, очень богатой работы, натянутая веревками, из красного бархатного ковра. Тут же было еще четыре палатки, соединенные одна с другой, так что из одной можно было проходить в другую, и между ними шла точно улица; сверху они были покрыты. Внутри этой ограды было много других разных палаток. Как раз возле ограды была другая такая же большая из шелковой материи, сделанная так, что казалась, точно из изразцов и в ней были в некоторых местах окошки с дверцами, но в них нельзя было войти, потому что в них были сети, сделанные из узеньких шелковых ленточек. По средине этой ограды была другая, очень высокая палатка, сделанная так же как и первая, из красной такой же ткани и с такими же серебряными бляхами. Эти палатки были вышиною в три копья, если не больше; на; куполе, на самом верху палатки был сделан очень [275] большой серебряный позолоченный орел с распущенными крыльями, а пониже его, на расстоянии полутора браса выходили из палатки три серебряные позолоченные сокола, один с одной стороны, а другой с другой, правильно расположенные; у этих соколов были распущены крылья, как будто бы они хотели лететь от орла; но сами они были обращены к орлу и крылья у них были распущены; а орел точно хотел напасть на одного из них; этот орел и сокола были очень хорошо сделаны и так поставлены, что представлялись прекрасным указанием. Перед дверью этой палатки был навес из шелковой разноцветной ткани, который бросал тень возле двери и охранял ее от лучей солнца; и смотря потому, куда шло солнце, туда же передвигался и навес, так что он постоянно защищал палатку от света. Первая ограда и палатки принадлежали первой, главной жене царя, которую звали Каньо; а эта другая принадлежала второй жене, которую звали Кинчикано, то есть малая царица. Возле этой ограды стояла другая из ткани другого рода с многими палатками и навесами; посредине ее стояла палатка, сделанная так же как те, что я вам описал. Этих оград, которые они называют [276] Калапарда, было одиннадцать, одна возле другой, каждая своего цвета и своей отделки; в каждой из них была большая палатка, не натянутая веревками, покрытая красным ковром, и устроенная одна как другая; и в каждой было много палаток и навесов. От одной ограды до другой расстояние было не шире улицы; они все стояли рядом, и это было очень красиво. Эти ограды принадлежали женам царя и женам внуков его; они и жены их живут в них, как в домах, и зимою и летом. Около полудня царь вышел из одной из этих оград, вошел в тот большой павильон и приказал войти туда посланникам; тут он дал им большой пир со множеством баранины и конины; а когда пир кончился, посланники отправились к себе домой.
CXVII. В следующий вторник, седьмого числа октября месяца, царь приказал устроить другой большой праздник в своей орде; на этом празднике были и посланники, и он был устроен в одной из тех оград, о которых вы слышали. Он приказал привести туда посланников; они застали его в большой палатке, и он велел им войти туда же, и по своему [277] обычаю дал большой пир. Когда обед был кончен, двое самых приближенных людей к царю, которые управляли его домом и которых звали одного Шамелик Мирасса, а другого Норадин Мирасса, сделали царю подарок и поднесли его ему. Этот подарок состоял из нескольких серебряных блюд на высоких ножках, в которых были сласти, сахар, изюм, миндаль и фисташки; и на каждом блюде был кусок шелковой ткани. Эти блюда были принесены по девяти; потому что по их обычаю подарки царю делаются так чтобы в них были девятки: всего по девяти вещей. Этим подарком царь разделился с рыцарями, которые были при нем; а посланникам приказал дать два блюда, из тех на которых была шелковая ткань. Когда начали вставать, то стали бросать в народ серебряные деньги и тоненькие золотые бляшки с бирюзой по средине. Кончивши пир, все разошлись по своим помещеньям.
На другой день, в среду, царь приказал устроить другой праздник и пригласить на него посланников. В этот день был сильный ветер и царь Тамурбек не вышел кушать [278] на площадь, а приказал, чтобы подали угощение тем, кто захочет; посланники не пожелали угощенья и воротились к себе домой.
CXVIII. В следующий четверг, девятого числа октября месяца, Хансада, жена Мирассы Миаша, старшего сына даря, устроила большой праздник и приказала пригласить на него посланников; этот праздник она устроила в очень красивой ограде, в палатках, которые ей принадлежали. Когда посланники приблизились к ее палаткам, они увидели, что на земле расставлено много кувшинов с вином, длинным рядом. Потом посланников ввели внутрь, и когда они приблизились к ней, она велела им сесть на возвышении, которое было поставлено перед нею, под навесом. Эта Хансада и другие женщины, которые были при ней, сидели у дверей большой палатки под навесом; она сидела на возвышении и перед нею лежало три или четыре маленьких матраса, положенных один на другой, на которые она ложилась грудью, когда хотела. В этот день она справляла свадьбу одной своей родственницы. Ей казалось на [279] вид около сорока лет и она была белая и полная. Перед нею стояло много кувшинов с вином и еще с другим питьем, которого они очень много пьют; оно называется босат и делается из кобыльего молока с сахаром. При ней было также много рыцарей и родственников царя Тамурбека. Кроме того при ней были музыканты, которые играли. Когда посланники прибыли туда, там уже пили, и вот каким образом они производили это питье: один старый рыцарь, родственник царя, и два маленьких мальчика его родственника, бывшие там, подавали чаши ей и другим женщинам таким способом. У них в руках были белые куски ткани как полотенца; те, которые наливали вино, наполняли им маленькие золотые чаши и ставили их на маленькие плоские золотые блюдечки; те, что подавали вино, шли впереди, а кравчие сзади несли чаши на блюдечках; когда они доходили до половины дороги, они преклоняли правое колено три раза, поднимая его и опуская, но не двигаясь с места; потом брали чаши с блюдцами и подходили к тому месту, где она сидела; там брали чаши полотенцами, чтобы не прикоснуться к ним руками и [280] преклоняли колена перед нею и перед другими женщинами бывшими там, которые должны были пить. Когда они брали чаши, те, которые принесли вино, оставались с блюдами в руках, вставали и шли назад, не поворачиваясь к ним спиною; отошедши назад немного, они преклоняли правое колено, и оставались так; а когда женщины выпивали, они вставали, подходили к ним, женщины ставили чаши на блюдца, которые были в руках у служивших; и они возвращались, не поворачиваясь спиною. И не думайте, что это питье продолжалось не долго; оно тянулось долгое время, и при этом ничего не давали есть. Иногда, когда служившие стояли перед ними с чашами, им приказывали выпить; они отходили в сторону, преклоняли колена, выпивали до дна, не оставляя ничего и переворачивали чашу, чтобы она видела, что ничего не осталось; и тут каждый рассказывал о своих подвигах и деяньях, чему все смеялись. На этом празднике была и Каньо, жена царя Тамурбека. Пили то вино, то питье из молока. Когда угощение продолжалось уже довольно долго, она приказала позвать к себе посланников [281] и подала им вино из своих рук; и долго спорила с Рюи Гонзалесом, чтобы заставить его пить, потому что не хотела верить, что он никогда не пьет вина. До того доходило это питье, что люди падали перед нею пьяные, полумертвые; и это они считают большим достоинством, так как для них не было бы ни удовольствия, ни веселья там, где бы не было пьяных. Сейчас после этого принесли множество жареной конины и баранины, и других кушаний, приготовленных из соленого мяса; они ели все это с большим шумом, отнимали мясо друг у друга и делали из еды забаву. Эго мясо подавалось очень быстро. Потом подали рис, приготовленный разным образом, и хлебные лепешки с сахаром и зеленью; а кроме того мяса, что подавали в чашках, приносили еще мясо в руках на кожах тем, кто хотел. Эта Хансада, жена Миаша Мирассы, та самая, что поссорила его с отцом. Она происходила из царского рода и потому Тамурбек оказывал ей большой почет. От этой Хансады у Миаша Мирассы есть сын по имени Кариль Солтан, которому около двадцати лет. [282]
CXIX. В четверг, девятого числа октября месяца, царь приказал устроить праздник одному своему внуку, который должен был справлять свадьбу, и пригласить посланников. Этот праздник был дан в очень красивой ограде, наполненной множеством палаток; на него пришла Каньо, главная жена царя, и та Хансада, и другие важные женщины и рыцари и много других людей. В этот день было подано огромное количество конины и баранины, по их обычаю; пили очень много вина и, очень веселились; а женщины пили вино точно так же как пили его накануне. Для большого веселья царь велел объявить по всему городу Самарканду, чтобы все городские торговцы, менялы, продавцы тканей также как и жемчугу и разных других вещей и всевозможных товаров; повара, мясники, хлебники, портные и башмачники, и всякие другие ремесленники, какие только были в городе, собрались на поле, где стояла его орда; поставили свои палатки и продавали свои товары здесь, а не в городе; и кроме того, чтобы в каждом ремесле устроили игру и ходили с нею по орде, чтобы забавлять народ; и [283] чтобы не смели уходить оттуда без его позволения и приказания. По этому объявлению все торговцы вышли из города со всем своим товаром и с работниками и расположились в орде, каждое ремесло в отдельной улице, которую разделили по порядку; в каждом ремесле устроили свою игру, с которой ходили по всей орде и забавляли народ. Там же, где эти ремесленники поставили свои многочисленные и разнообразные палатки, царь велел поставить множество виселиц, потому что, сказал он, он хотел показать на этих праздниках, что он умеет одним делать добро и оказывать милости, а других вешать. Первый суд, который он совершил, был над главным алькадом, которого они называют дина, и который был старшим человеком во всем Самаркандском царстве. Он оставил его главным алькадом в этом городе, когда уезжал оттуда тому назад около шести лет и одиннадцати месяцев. В это время этот алькад, говорят, злоупотреблял своею властью. Он приказал привести его к себе, и тотчас же велел его повесить и взять все, что ему принадлежало. От этого суда над таким важным человеком пришла в ужас [284] вся страна, потому что этому человеку он очень много доверял; тот же самый суд приказал он совершит и над другим человеком, который просил за этого алькада. Один приближенный царя, по имени Буродо Мирасса стал просить прощения ему и предлагал дать за него четыреста тысяч пезантов серебра, а каждый пезант равняется серебряному реалу. Царь согласился; но когда получил от него деньги, приказал пытать его, чтобы он дал еще; а когда наконец уже ничего не мог взять с него, приказал повесить его за ноги и умертвить. Кроме того он совершил суд над одним важным человеком, которому дал на содержание три тысячи лошадей, когда уезжал из этой земли; а так как теперь они были не все в целости, то он приказал его повесить; и не обратил внимания на то, что этот человек обещал возвратить ему не три тысячи, а шесть тысяч, если он даст ему время. За такое дело и за разные другие царь приказал произвести суд. Кроме того он велел судить некоторых торговцев за то, что до его приезда они продавали мясо дороже, чем оно стоит. Потом судил некоторых башмачников, сапожников и других ремесленников за то, что они продавали дорого свой товар, и [285] приказал взять с них деньги; горожане были этим очень недовольны и говорили, что он велел им выйти из города со своими палатками только для того, чтобы их ограбить. У них такое обыкновение, что когда нужно казнить знатного человека, его вешают, а человеку низкого происхождения отрубают голову; и отрубить голову считают они за большое зло и за оскорбление.
CXX. В следующий понедельник, тринадцатого числа октября месяца, царь приказал устроить большой праздник и пригласить на него посланников. Приблизившись к тому большому павильону, куда царь выходил кушать и где он сидел с гостями, посланники увидали, что возле него стояло еще две ограды с палатками, такие же, как те, что я вам описал, только и ограды, и палатки в них, и ткани на них, все было гораздо богаче и драгоценнее, чем в других, которые были поставлены прежде; и хотя и прежние были окружены оградою, однако в них нечего было смотреть при этих. Одна из этих оград была из красного ковра вышитого прекрасной вышивкой из золотых ниток разными красивыми узорами и разводами; стена [286] ограды была выше, чем в тех, которые были прежде поставлены; вход был также выше и сделан аркой, со сводом и точно с главой на верху арки; эта арка и глава были прекрасно вышиты золотом, На верху, над дверью, стояла четырехугольная башня с зубцами из такого же ковра и с такой же отделкой, как дверь; и вся ограда была кругом украшена зубцами из такого же ковра с такою же вышивкой. Кроме того, на стенах были в некоторых местах сделаны окна с узорами, вышитыми по ткани шелковыми шнурками; эти окошки затворялись дверцами из такого же ковра. Внутри в ограде было поставлено много богатых, красивых и разнообразных палаток. Сейчас возле этой ограды стояла другая из белого сетуни, без отделки, также со входом и окошками, как и другая; а внутри в ней были также разнообразные палатки. В этих двух оградах были двери, чтобы проходить из одной в другую. В этот день посланники не входили осматривать эти ограды, потому что царь давал пир под большим павильоном; [287] но на другой день им были показаны эти две ограды, и палатки, и все, что в них было. Перед этими двумя оградами был поставлен большой павильон, такой же, как тот, в котором царь обедал, из белой шелковой ткани; внутри и снаружи его были разноцветные ткани с разводами и завитками вышитыми на них. В этот день посланников поместили под навесом, вдали от большого павильона, возле которого он был поставлен прежде. Поле возле царских палаток и павильона было окружено бочками вина, поставленными одна от другой на таком расстоянии, как можно бросить камен, и так шли они вокруг всего этого места, на протяжении полулиги. Ближе этих бочек никто не смел подойти к большому павильону; потому что тут ездили сторожа верхом с луками, стрелами и дубинами в руках; и кто проходил за ряд бочек, в того пускали стрелы или били дубинами так, что некоторых пришлось вынести за ворота полумертвыми; и это делали со всяким, кто бы он ни был. По всему полю стояло много народу и ждало, когда выйдет царь и пройдет к [288] большому павильону. Возле этого павильона стояло много навесов и под каждым навесом была огромная бочка с вином; эти бочки были так велики, что в них поместилось бы мер пятнадцать вина. Когда посланники пробыли тут довольно долгое время, им велели встать и сказали, что они должны идти принести приветствие одному царскому внуку, который накануне приехал из Малой Индии, где, говорят, он был царем; Тамурбек посылал сказать, чтобы он приехал навестить его, так как уже прошло семь лет, что он его не видал. Этот внук царя был сын самого старшего сына его, первого, какой у него был, уже умершего, которого звали Янгир; говорят, что он очень любил этого сына, и из-за него любил и внука; а внука этого звали Пир Магомад. Посланники отправились к нему и застали его в палатке из красного сукна; он сидел на возвышении и перед ним стояло много рыцарей, и много народу. Когда посланники подошли к палатке, к ним вышли двое из этих рыцарей, взяли их за руки и заставили их преклонить колена; потом провели их немного дальше и снова [289] заставили преклонить колена. Вошедши в палатку, они принесли ему приветствие, которое состояло в том, чтобы склонить правое колено, сложить руки на груди крестом и наклонить голову; потом рыцари, которые привели их, подняли их, отошли не много в сторону, и затем увели их прочь. Этот царский внук был одет очень нарядно по их обычаю; на нем было платье из голубого сетуни с золотым шитьем в роде колес: но колесу на плечах, на груди и на рукавах; шляпа на нем была украшена крупным жемчугом и каменьями, а на верху ее был очень яркий рубин. Народ, который стоял перед ним, приносил ему приветствия очень торжественно. Перед ним стояло два борца, одетые в кожаные одежды, сделанные как куртки без рукавов; они боролись и не могли повалить друг друга. Он приказал сказать, чтобы они непременно повалили друг друга; наконец один из них поборол другого, и повалив его, долго не давал подниматься; и все говорили, что если он поднимется, то ему не зачтется то, что он упал. В этот день все посланники, которые там были, приходили приносить приветствие [290] этому внуку Тамурбека. Ему было около двадцати двух лет, он был смуглый и без бороды. Говорят, что он называл себя царем малой Индии, но это неправда; потому что тот, который теперь царь и настоящий владетель Индии — христианин и зовут его Н., как это было рассказано посланникам.
CXXI. У главного города Индии, который называется Делиесте, между царем Индейским и Тамурбеком было сражение, на которое Индейский царь привел много войска и около пятидесяти вооруженных слонов, которых мы называем marfiles. В первой битве Тамурбек был побежден царем Индейским из-за этих слонов. На следующий день они снова начали сражение; царь Тамурбек велел привести много верблюдов, нагрузить их сеном и поставить, против слонов; когда начали сражаться, он приказал зажечь солому, и слоны, увидав против себя горящих верблюдов, обратились в бегство. Говорят, что слоны очень боятся огня, потому что у них маленькие глаза. Таким образом царь Индейский был побежден. Тамурбек завоевал от этого царя Индейского всю [291] плоскую землю, которою он владел и которая граничила с царством Самаркандским. Большая часть Индейской земли гористая страна; однако, говорят, в ней много больших городов и селений и она очень богатая. Когда царь Индейский был побежден, он бежал в эти горы и собрал новое войско; но Тамурбек не захотел его ждать, созвал свое войско и воротился на раввину; царь же Индейский не захотел идти за ним. Этой равниной, которую тогда завоевал Тамурбек, теперь владеет этот внук Тамурбека до самого города Гормеса, большого и богатого города; лучшая же и большая часть Индии осталась во власти царя ее. Эта битва была между ними тому назад лет двенадцать, немного больше или меньше, и с тех пор ни Тамурбек, ни внук его уже не пытались вступать в Индию. А Индейцы, царь Индейский и большая часть жителей ее христиане Греческого исповедания; между ними есть иные христиане, которые обозначаются огнем на лице и имеют не такие понятия, как другие; но эти, которые обозначаются огнем, не так важны, как другие; между ними [292] живут также Мавры и Иудеи, но они подчинены христианам.
CXXII. Посланников увели оттуда и посадили их там, где они сидели прежде. Там они остались до полудня, когда царь вышел из своих палаток и пришел в большой павильон. Он приказал привести к себе посланников и разных своих родственников, и других многих бывших там посланников, приехавших из различных стран; и они все сели с ним в этом павильоне, как прежде. В этот день было устроено много разных игр; и кроме того раскрасили слонов, которые были у царя, зеленым и красным цветом и на разные другие лады, поставили на них беседки и делали с ними большие представления. Частью от этих представлений, частью от барабанов, на которых играли во время их, был такой шум, что на удивленье. В павильоне, где был царь, было также много музыкантов, которые играли. Кроме того, перед царем стояло на земле около трехсот кувшинов с вином; кроме этого, было два треножника, составленных из трех красных кольев, и на каждом из [293] них были большие кожи, полные кобыльего молока и сливок; люди мешали это молоко палками и клали в него куски сахару; это делалось для того, чтобы пить в этот день это молоко. Когда весь народ был в порядке на своих местах, из одной из оград, стоявших около павильона, вышла Каньо, старшая жена царя, которая должна была прийти на праздник к царю. Она пришла одетая таким образом: на ней было платье из красной шелковой ткани, вышитой золотом, широкое и длинное, волочившееся по земле; в нем не было рукавов и никаких отверстий кроме того, в которое проходила голова, и пройм, сквозь которые просовывались руки; оно было просторное и без всякого выреза у пояса, а только очень широкое внизу; и подол его несли около пятнадцати женщин, поднимая его к верху для того, чтобы она могла идти. У нее на лице было столько белил и чего-то другого белого, что оно казалось точно бумажное; это накладывается против солнца, и когда отправляются в путь зимою или летом, все женщины что познатнее едут с такими лицами. Лицо на ней было завешено тонкою белою тканью; а на голове точно шлем из [294] красной ткани, похожий на те, в которых сражаются, и эта ткань спускалась ей немного на плечи; этот шлем был очень высок и на нем было много крупного, светлого и круглого жемчугу, много рубинов и бирюзы и разных других каменьев, очень красиво вставленных; то, что спускалось на плечи, было вышито золотом, а на верху был очень красивый венок из золота, в котором было много каменьев и очень крупного жемчугу. Над шлемом была точно маленькая беседка, и в ней было вставлено три рубина, каждый шириною в два пальца, может быть не много больше или меньше, ясные и чрезвычайно красивые, с сильным блеском. На верху был белый султан в локоть вышиной, и с этого султана некоторые перья спускались вниз, иные до лица, и доставали даже до самых глаз. Эти перья были связаны вместе золотой ниткой, на конце которой была белая кисть из птичьих перьев с каменьями и жемчугом; и когда она шла, этот султан раскачивался в разные стороны. Ее волосы были распущены по плечам; они были очень черны, так как они ценят черные волосы выше всех других и даже красят их, чтобы сделать черными. Этот шлем [295] поддерживало руками много женщин. С нею шло около трехсот женщин. Над нею несли навес, который держал один человек на палке в роде копья; он был из белой шелковой ткани, сделан точно. верхушка круглой палатки и натянут на скругленном деревянном пруте; этот навес несли над нею, чтобы ее не беспокоило солнце. Впереди ее и женщин, шедших с нею, шло много евнухов, т. е. кастратов, которые у них смотрят за женами. Таким образом она пришла к тому павильону, где находился царь, и села на возвышении возле царя Тамурбека, немного сзади него; перед нею было несколько матрасов, положенных один на другой; все женщины, которые сопровождали ее, сели за павильоном. Там где она села, возле нее стали три женщины, которые поддерживали руками ее шлем, чтобы он не упал на какую-нибудь сторону. Когда она села, из другой ограды вышла другая жена царя; она была одета так же, как эта, в таком же красном платье, в таком же шлеме; шла с такой же обстановкой и с такими же церемониями как первая, ив сопровождении множества женщин; она пришла в царский павильон и села [296] на возвышении, которое было немного ниже первого; эту жену даря звали Кинчикано, и она была второй женой. Из другой ограды с палатками вышла другая жена царя, точно так же, как первые, и села в павильоне, немного пониже, чем вторая. Таким образом к царю пришло девять жен, все одетые и убранные одна как другая; восемь из них были жены его самого, а одна жена его внука. Жены царя назывались такими именами. Главная из них называлась Каньо, т. е. великая царица или госпожа; эта Каньо была дочь царя, владевшего Самаркандом и всей землей даже с Дамаском в Персии; его звали Ахинхан; мать этого царя знали, а отца не знали; он был очень счастлив в войнах и сделал много постановлений и законов, которыми еще и теперь управляется то царство. Другую жену звали Кинчикано, т. е. малая царица; она была дочь одного царя, по имени Туманга, который царствовал в земле, называющейся Андрикоя. Третью жену звали Дилеольтагана; следующую --Чольпамалага; потом Мундасага; еще одну — Венгарага, другую — Ропа Арбарага, а последнюю Яугуяга, что на их языке значит царица [297] сердца; на этой Тамурбек женился в прошлом месяце августе и дал ей это имя. Когда все уселись в порядке, начали пить, и это продолжалось довольно долго; царским женам подавали вино и кобылье молоко, которое тут же приготовляли, таким же образом, как подавали в палатках, когда Хансада давала пир, как я уже вам рассказывал. В этот день царь приказал позвать к себе посланников, взял в руки чашу вина и подал магистру, потому что он уже знал, что Рюи Гонзалес не пьет вина. Те, которые пили из рук царя, делали такие поклоны: прежде чем подойти, склоняли один раз правое колено, потом подходили ближе, преклоняли пред ним оба колена; брали из рук его чашу, вставали и отходили немного назад, но не поворачиваясь спиною; становились на колена и пили; и не должны были оставлять ничего в чаше, потому что это считается неприличным; выпивши, вставали и касались рукою лба. Каждого из посланников брали под руки два рыцаря и не оставляли их, пока не приводили опять на то место, где они должны были стоять; а людей посланников поместили под навесом, который [298] был возле большого павильона. Возле этого павильона было кроме того поставлено много палаток и навесов, и в них были посланники, присланные к царю, которые не имели права быть в павильоне вместе с царем. Под каждым навесом стояла бочка вина, из которой пили те, которые были там; а людям посланников царь приказал отнести два из тех кувшинов, что стояли перед ним.
CXXIII. Перед царем были поставлены столбы с веревками, на которые люди лазили и делали разные представления. Слонов у царя было четырнадцать; на каждом из них была поставлена деревянная беседка, покрытая шелковой тканью, с четырьмя желтыми и зелеными флагами на каждой; в беседках было по пяти и по шести человек, и кроме того на шее у каждого слона по человеку с железным прутом в руках, который. заставлял его бегать и делать представления. Эти слоны черного цвета; на них нет шерсти нигде, кроме хвоста, а хвост у них такой, как у верблюда, только с несколькими волосками. Они очень большого роста, как четыре или пять больших быков; нехорошо сложены, без всякого пояса, точно [299] огромный мешок, наполненный чем-нибудь; нижняя часть ноги у них разделенная, как у буйвола, ноги очень толстые и прямые, ступня круглая, мясистая, и на ней пять пальцев с ногтями как у человека, только черными; шеи нет, а на самих плечах, которые у него очень велики, сидит голова; он не может опустить голову вниз и не может достать ртом до земли; уши у него очень большие, круглые и зубчатые, а глаза маленькие; за ушами сидит всадник, который правит им с помощью железного прута в руках и заставляет его идти, куда надо. Голова у него очень большая, похожая на ослиное вьючное седло; на верху головы углубление; от головы, в том месте, где должен быть нос, идет вниз хобот, очень широкий вверху и суживающийся к низу, похожий на рукав, который доходит до земли; этот хобот пустой внутри, и с помощью его слон пьет: когда он хочет пить, он опускает его в воду и пьет им, и вода идет в рот, как через ноздри: с помощью этого же хобота он пасется, так как не может доставать пищу ртом, потому что не может опуститься; когда он хочет есть, он наворачивает траву на этот хобот, тянет и отрывает ее, как [300] ножом, потом набирает ее в хобот, поворачивает хобот, кладет ее в рот и ест. Этим хоботом он поддерживается, и никогда не оставляет его в покое, а постоянно извивает, как змею; этот же хобот он забрасывает на спину, и нет места на его теле, куда бы он не мог достать им. Под хоботом находится рот; челюсти у него, как у свиньи или поросенка; в этих челюстях внизу два клыка, толщиной в человеческую ногу, а вышиной в брасо. Когда его заставляют сражаться, то на эти клыки надевают железные кольца, и в них вдевают шпаги, сделанные с желобами, как военные шпаги, и длиною не больше локтя. Это животное очень понятливо и исполняет тотчас же и с быстротою то, что ему приказывает вожак. Вожак сидит верхом у него на шее и ноги его приходятся за ушами слона, потому что шея его так коротка, что на ней только что можно поместиться. У этого человека в руках железный прут и им он царапает его по голове и заставляет идти, куда хочет; и когда он укажет этим прутом куда идти, слон сейчас идет; а если он ему сделает знак, чтобы повернуться назад, слон сейчас же [301] и очень быстро поворачивается на задних ногах, как медведь. Он ходит и бегает похоже на медведя. Когда он идет в битву, то вожак надевает вооружение, и слона тоже вооружают; он идет прыжками, как медведь, и при каждом прыжке наносит удары шпагами, поднимая голову вверх и опуская, когда подвигается вперед. Когда хотят, чтобы слон шел скоро и сражался, то вожак ударяет его прутом по голове так, чтобы сделать довольно большую рану; когда он почувствует удар, он взревет, как кабан, откроет рот и быстро идет туда, куда его направляют. Эта рана заживает в ту же ночь, если его оставить на воздухе; а если его поставить под крышу, то он умрет. Когда вожак приказывает ему взять что-нибудь с земли, как бы оно ни было тяжело, то он берет этим хоботом, поднимает вверх и дает тем людям, которые сидят на нем в беседке. Так же, когда те, которые сидят в беседке, хотят спуститься, они приказывают ему нагнуться; он вытягивает передние ноги в одну сторону, а задние в другую, и спускается так, что животом почти лежит на земле, а люди сходят по задним ногам, держась за веревки, которые [302] прикреплены к беседке. В этот день делали разные представления со слонами, заставляя их бегать за лошадьми и за людьми; это было очень забавно; а когда все бежали вместе, то казалось, что земля дрожит. Ни лошадь, ни какое другое животное, за которым он побежит, не может с ним сравняться. Судя по тому, что я видел, я верю, что на войне каждый слон может равняться тысяче человек; так они считают, потому что когда слон идет промежду народа, он наносит удары по обеим сторонам, а когда он сам ранен, то он идет скорее и не разбирая пути и сражается лучше; так как его клыки очень длинны, и ими можно наносить удары только на высоте, то их притупляют и приделывают внизу шпаги, для того, чтобы они могли наносить удары ниже. День и два дня они могут быть без пищи, говорят даже, что и три дня они могут сражаться, не евши.
CXXIV. В этот день, после того как царь и жены его провели довольно долгое время за питьем, подали конину и целых баранов жареных в шерсти и баранов жареных без кожи; это мясо подавали на больших круглых [303] позолоченных кожах, на которых люди тащили их по полю; столько было этого мяса, что его несло человек триста, если не больше. С большим шумом приблизились они к тому месту, где сидел царь; потом, по своему обычаю, положили мясо на блюда и подали его, как обыкновенно, без хлеба. Во все это время не переставали приезжать телеги, нагруженные мясом и верблюды с носилками, тоже полными мясом, которое складывали на земле, чтобы раздавать народу; и как ни велики были кучи этого мяса, оно сейчас же было съедено. Когда это окончилось, принесли несколько столов без скатертей, и на них чашки с соленым мясом и рисом, и разными другими кушаньями, лепешками и хлебом с сахаром. В это время уже наступила ночь, и перед царем поставили много зажженных фонарей; тогда они начали есть и пить еще скорее и с большим весельем, женщины так же как и мужчины; а между тем все прибывало и народу, и мяса, так что было видно, что праздник должен был продолжаться всю ночь. В эту ночь царь выдавал одну свою родственницу за одного своего родственника. Когда посланники увидали, что это протянется на всю ночь и что те, [304] которые хотели, уходили, то они отправились к себе домой, а царь и жены его остались пировать и веселиться.
CXXV. В четверг, шестнадцатого числа октября месяца, царь дал большой праздник. на который приказал просить посланников; этот праздник был устроен в одной из тех богатых оград, которые там были поставлены, в палатке, стоявшей посреди ограды. Эта палатка была из числа больших, сделанных без веревок и очень хорошо убрана; царь пригласил посланников войти в нее вместе с ним. В этот день царь и бывшие с ним пили вино, а для того, чтобы скорее напиваться, он приказывал давать водку. Мяса подавали очень много, а пили столько, что многие вышли из палатки пьяными; царь остался веселиться в этой палатке, а посланники отправились к себе домой. В этот день питье и угощение продолжалось всю ночь.
CXXVI. На другой день, в пятницу, семнадцатого числа октября месяца, Каньо, главная жена царя, устроила большой праздник, на который приказала просить посланников. Этот праздник Каньо устроила в богатой ограде и палатках, [305] которые ей принадлежали, и пригласила очень много гостей, как посланников, съехавшихся с разных мест, так и своих приближенных рыцарей и дам и разных других людей. Ограда, в которой она, жила и давала этот праздник, была украшена многими богатыми палатками; эта ограда была сделана из белой и разноцветной материи, расшитой разнообразно и красиво различными узорами, вышивками и знаками. Когда посланники прибыли в орду, то несколько рыцарей, царских родственников, взяли их, повели в эту ограду и поместили в одной палатке, которая находилась у самого входа в ограду: эта палатка была покрыта ярким красным ковром и в ней было сделано много вставок и вышивок из другого, белого ковра, как с внутренней стороны, так и с внешней; здесь они сели и им подали мясо и вино. Когда они покушали, Каньо приказала повести их осмотреть ее палатки, находившиеся в этой ограде. Там было очень много богатых палаток и между ними одна очень большая и высокая без веревок, покрытая превосходной красной шелковой тканью, по которой шли полосы [306] из серебряных позолоченных блях, спускавшиеся с верху до самого низу; эта палатка была украшена очень красивыми вышивками. В ней было двое дверей, одни перед другими; первые двери из тоненьких красных прутиков, соединенных между собою как плетень, и покрытых с внешней стороны редко-тканной шелковой тканью розового цвета; эта дверь была сделана так для того, чтобы воздух мог проходить сквозь нее, даже если она и заперта, и для того, чтобы те, которые в палатке, могли видеть то, что вне ее, а снаружи нельзя было бы видеть их. Перед этой дверью была другая дверь такая высокая, что в нее можно было бы въехать на лошади верхом, и покрытая позолоченным серебром с разными рисунками, эмалью и тонкой инкрустацией из лазури и золота; эта работа была самая тонкая и самая лучшая, какую только можно встретить в этой земле и в землях христианских; на одной двери был изображен святой Петр, а на другой святой Павел с книгами в руках, покрытыми золотом. Эти двери, говорят, Тамурбек нашел в Бурсе, когда разграбил казну Турецкую. Перед этими дверьми, [307] посреди палатки стоял ковчежец в роде небольшого шкафа, в котором сохранялось серебро и посуда; он был сделан из золота и богато украшен эмалевой отделкой и разными другими; вышиною он был по грудь человека; с верху он был плоский и окружен маленькими зубчатыми зубчиками, покрытыми голубой и зеленой эмалью; в них были вставлены жемчуг и каменья, а по средине одной из стенок, между жемчугом и каменьями, было вделано зерно, величиною в маленький орех, совершенно круглое, только не совсем ясное. В этом шкафе была маленькая дверца; внутри стояли чашки, а на верху стояло шесть золотых кувшинов, украшенных вставленными в золото каменьями и жемчугом, кроме того также шесть золо- тых круглых чаш, также украшенных жемчугом и каменьями. У подножия этого шкафа стоял маленький золотой столик, вышиною в два пальма; в нем было тоже вделано много каменьев и очень крупного жемчугу; на верху его был вправлен изумруд, очень яркий и хорошего цвета, плоский как доска; длиною он был около четырех пальмов и занимал [308] всю длину стола, а в ширину около полутора пальма. Перед этим блюдом или столиком стояло золотое дерево, сделанное на подобие дуба; ствол его был толщиною в человеческую ногу; на нем было много ветвей, с листьями как у дуба, которые выходили из него и расходились в разные стороны; вышиною оно было в рост человека и росло над блюдом, которое стояло подле него, а плоды его были из желтых рубинов, изумрудов, бирюзы, красных рубинов, сапфиров и удивительно крупных жемчужин, ясных и круглых, отборных; эти каменья были вделаны в дерево в разных местах. Кроме того на этом дереве было много маленьких золотых птичек, отделанных разноцветною эмалью; они сидели на дереве, некоторые с распущенными крыльями, некоторые сидели на листьях так, как будто сейчас готовы были упасть, иные точно ели плоды этого дерева и держали в клювах рубины, бирюзу и другие камни и жемчуг, вставленные в дерево. Против этого дерева, к стене палатки был приставлен деревянный стол, покрытый позолоченным серебром; а перед ним стояло ложе из матрасов, [309] сделанных из шелковой ткани и вышитых цветками, дубовыми листьями и другими узорами; с другой стороны палатки стоял другой такой же стол с таким же ложем; а на земле лежали шелковые подушки, очень хорошей работы. Когда посланники осмотрели эту палатку, их увели оттуда и повели в описанную уже мною ограду из красного ковра, вышитого золотыми нитками; там был царь со своими мирассами и приближенными рыцарями; они пировали и пили вино, потому что в прошлую ночь одну внучку царя выдали замуж за его внука, который, также был в этой ограде. При входе в ограду, на правой руке стояла большая палатка, сделанная в роде военной, покрытая красным ковром с вышивками и вставками из белого ковра и других разноцветных. Эта палатка была вся окружена сенями, которые сообщались со внутренней стороны. В ней на некоторых расстояниях были проделаны окошки, одни сделанные с сетями, другие иначе из той же ткани; они были устроены для того, чтобы люди могли смотреть изнутри. Потолок этих сеней был соединен с потолком палатки, так что [310] извне он казался целым. Посланников ввели в дверь этой палатки, которая была превосходно сделана в виде арки. От двери вперед шла точно улица, огороженная со всех сторон и сведенная сводом на верху; как войдешь, на правой стороне была дверь, через которую входили в сени; против этой двери была другая, очень хорошо украшенная, которая вела в самую палатку. Против входа, в конце этой улицы, была другая палатка, также богато вышитая золотом, а на средине улицы была еще одна палатка без веревок: в ней сидел царь; там пили вино и шумели. Эти палатки были соединены на верху с сенями, окружавшими их, и все было покрыто красным ковром; здесь было столько богатой и прекрасно исполненной работы, что невозможно всего описать, а надо видеть своими глазами. Из этой палатки посланников повели в деревянный дом, находившийся в этой же ограде; это был высокий дом, в который нужно было входить по лестнице; он был окружен деревянными сенями и галереями, которые шли вокруг. Весь дом был расписан красивыми узорами золотом и лазурью, [311] и был так устроен, что его можно было складывать и разбирать, когда угодно; это была мечеть, в которой царь молился, и которую возил с собою всюду куда отправлялся. Оттуда их повели в одну палатку, натянутую зелеными шнурками; с внешней стороны она была покрыта беличьим серым мехом, а с внутренней белым, и в ней по обычаю стояло два ложа. Потом их повели в другую палатку, смежную с этой, устроенную без веревок; она с внешней стороны была покрыта красной тканью, расшитой тканью других цветов; а с внутренней стороны от половины до низу в ней была сделана подкладка из собольего меха, самого ценного, какой есть на свете; эти меха такой же величины как куньи, но очень дороги, так как каждый мех, если он хорош, стоит четырнадцать и пятнадцать дукатов здесь, в этой стране, а в других еще гораздо больше; выше, над соболями, подкладка этой палатки была из серых белок. Перед палаткой стоял навес, который защищал от солнца вход в нее; внутри он был подшит серым беличьим мехом. Эти палатки были устроены у царя таким [312] образом для того, чтобы солнце не проникало в них ни летом, ни зимою. Посланников повели из этих палаток и ограды в другую ограду, которая была соединена с этой, так что из одной можно было проходить в другую. Она была сделана из белого сетуни. Здесь посланникам показали много палаток и навесов из разных шелковых и других тканей. И не только этих царских оград было много в орде, но было также много и других, принадлежавших его приближенным и мирассам, удивительных по разнообразию; так что куда ни пойдешь, везде были палатки и калапарды, как они называют ограды. Всего в этой царской орде было около сорока или пятидесяти тысяч палаток, что представляло прекрасное зрелище и, кроме этих палаток, было поставлено еще много других в садах, на лугах, и у воды вокруг всего города. На этот праздник царь велел собрать всех мирасс и богатых людей со всего Самаркандского царства. В числе их приехал владетель Балахии, большого города, где добываются рубины, и привез с собою много народу и рыцарей. Посланники [313] провели несколько времени с этим князем Балахским и спрашивали его, как добываются рубины. Он рассказал, что недалеко от города Балахии есть гора, откуда их добывают, что каждый день отламывают кусок скалы, чтобы их искать и когда находят руду, то умеют отделять их очень чисто; берут камень, в котором они находятся, и понемногу обламывают кругом долотом, пока не останется наружу самый рубин, и потом отделывают их на точильных камнях; он рассказывал, что при работах над этими рубинами Тамурбек приставил большую стражу. Город Балахия находится на расстоянии десяти дней пути от Самарканда в сторону малой Индии. Кроме того приехал туда князь, который правил за Тамурбека городом Акиви, где добывают лазурь; в той скале, из которой делается лазурь, отыскивают сапфиры. От города Акиви до Самарканда тоже десять дней пути, также по направлению к малой Индии; только Акиви ниже Балахии.
В четверг, двадцать третьего октября, царь устроил большой праздник в орде, на который пригласил посланников. Этот праздник был дан в большом павильоне; на [314] него собралось много гостей, и пили вино: тот праздник считается более важным, на котором пьется вино. Тут было много забав и веселья; пришли жены царские, одетые так же как в тот раз, пировали вместе с ним и пир продолжался до ночи.
CXXVII. В четверг, тридцатого октября, царь отправился из орды в город и остановился в доме с мечетью, который он построил для того, чтобы похоронить своего внука, по имени Махомада Султана Мирассу, умершего в Турции, когда Тамурбек победил Турка; этот внук его сам взял в плен Турка, а потом заболел и умер. Царь очень любил его и потому приказал построить эту мечеть, дом и гробницу. В этот день царь отправился туда, чтобы устроить в память его праздник в роде поминок и пригласил на торжество посланников. Когда они приехали, им показали часовню и гробницу. Часовня была четырехугольная, очень высокая, и как внутри, так и снаружи расписана золотом и лазурью и отделана изразцами и стеклом. Когда внук царя умер в Турции, царь прислал тело его в Самарканд, чтобы похоронить, и приказал [315] сказать городскому управлению, чтобы построили эту мечеть и гробницу. Когда же царь сам возвратился, он остался недоволен часовней, потому что, говорил он, она была слишком низка; он приказал разломать ее и в десять дней построить вновь под страхом строгого наказания; тут надо было так торопиться, что работали день и ночь. Он сам приезжал два раза в город; а когда ему нужно было отправляться куда-нибудь, он ездил на носилках, потому что уже не мог ехать верхом. Эта часовня была построена и окончена в эти десять дней, и нельзя не удивляться, что такая большая работа совершена в такое короткое время. В память и честь этого своего внука, царь устроил в этот день праздник, на который собралось много народу. По их обычаю было подано много угощения. Когда кончился пир, один из приближенных царя, по имени Шамелак Мирасса, взял, увел посланников оттуда, где был царь, и надел им камокановые платья и еще одежду в роде плащей, сделанную из шелковой ткани на подкладке из звериной шкуры, которую они надевают когда холодно; около ворота с наружной стороны на ней было две куницы. На [316] головы им надели шапки, и он дал им мешок, в котором было тысяча пятьсот серебряных танг: это их монета называется танга, и каждая танга равняется двум серебряным реалам. После этого их опять повели к царю и они исполнили перед ним обычные поклоны, и царь сказал, чтобы они пришли к нему на другой день, что он хочет переговорить с ними и отпустить, чтобы они возвращались в добрый час к королю, его сыну. Увидевши, что эта работа кончена, царь приказал начать другую работу в городе, потому что он постоянно хочет украшать этот город Самарканд. Вот какая это была работа:
CXXVIII. В городе Самарканде продается каждый год много различных товаров, которые привозятся туда из Катая, из Индии, из Татарии, из разных других мест и из самого Самаркандского царства, которое очень богато; и так как в нем не было большого места, где бы можно было продавать все в порядке, царь приказал провести через город улицу, в которой по обеим сторонам были бы лавки и палатки для продажи товаров. Эта улица должна была начинаться в одном конце города и, проходя сквозь весь город, доходить до другого конца. [317] Эту работу царь поручил двум своим мирассам, давши им знать, что если они не приложат к ней всего старания, заставляя работать день и ночь, то заплатят головою. Мирассы начали дело и принялись разрушать дома, которые встречались в тех местах, где царь велел провести улицу, чьи бы они ни были, не обращая внимания на хозяев; так что хозяева, видя, что их дома разрушались, собирали свое добро и все что у них было и бежали. Как только одни работники кончали ломать, сейчас являлись другие и продолжали работу. Улицу провели очень широкую, и по обеим сторонам поставили палатки; перед каждой палаткой были высокие скамейки, покрытые белыми камнями. Все палатки были двойные, а сверху вся улица была покрыта сводом с окошками, в которые проходил свет. Как только оканчивалась работа в палатках, тотчас же помещали в них торговцев, которые продавали в них разные вещи. В некоторых расстояниях на улице были устроены водоемы. Народ, работавший здесь, получал плату от города; и работников являлось сколько бы ни потребовали те, которые заведывали этим делом. Работавшие днем уходили [318] когда наступала ночь, и приходили другие работать ночью. Одни ломали дома, другие уравнивали землю, третьи строили и все они до того шумели день и ночь, что казалось точно тут черти. Прежде, чем прошло двадцать дней, было сделано столько, что удивительно. Люди, которым принадлежали разрушенные дома, жаловались на это, но не смели ничего сказать царю; однако некоторые собрались и пришли к Кайрисам, которые были близки к царю, прося их поговорить с царем; эти Кайрисы происходят из рода Магомета. Раз, играя в шахматы с царем, один из них сказал, что так как ему угодно разрушать дома для устройства этого помещения, то не заплатит ли он убытки. Говорят, царь рассердился за эти слова и сказал: «Этот город мой; я его купил на свои деньги; у меня есть на это грамоты и я покажу вам их завтра. Если окажется справедливым, то я заплачу то, что вы требуете.» Это он сказал таким тоном, что Кайрисы раскаялись, что заговорили и потом, говорят, даже удивлялись, как он не велел их убить, и как они избавились от наказания; говорят, что все что царь делает, хорошо, и его приказание должно быть исполнено. [319]
CXXIX. Мечеть, которую царь приказал поставить в честь матери своей жены Каньо, была самая важная во всем городе. Когда она была окончена, царь остался недоволен передней стеною, которая была слишком низка, и приказал ее сломать. Перед нею сделали две ямы, чтобы через них вынимать фундамент, и чтобы дело шло скорее, царь сказал, что он берется наблюдать за одной частью, а приближенным своим приказал взять на себя присмотр за другою половиной, чтобы увидеть, кто скорее приготовит свою часть. В это время царь был уже болен и не мог двигаться ни пешком, ни верхом, а только в носилках; и он приказывал каждый день носить себя туда на носилках и оставался там часть дня, торопя работою. Потом он приказывал приносить туда вареного мяса и бросать его тем, которые работали в яме, точно как собакам; иногда он сам своими руками бросал мясо и так возбуждал рабочих, что на удивленье; иногда же приказывал бросать в ямы даже деньги. За этой постройкой также работали день и ночь; она прекратилась, также как и работы по проведению улицы, от того, что начал падать снег. [320]
CXXX. В пятницу, первого числа ноября месяца, посланники отправились к царю, следуя его приказанию и думая, что он их отпустит. Они нашли его в том доме с мечетью, который он приказал построить и в котором тогда шли работы; пробыли там с утра до самого полудня, когда царь вышел из палатки и вошел на возвышение поставленное на площади. Туда принесли много мяса и плодов, и когда все это было съедено, он приказал сказать посланникам, чтобы они отправлялись и извинили его, что он не может переговорить с ними в этот день, так как должен проводить своего внука Пир Магомета, называвшегося царем Индейским, и отослать его назад в ту землю, откуда он его призвал. В этот день он подарил много лошадей, оружия и одежд и ему и рыцарям, приехавшим в свите его.
На другой день, в субботу, посланники опять поехали к царю, как он приказал; но царь не вышел из палатки, потому что чувствовал себя нездоровым. Посланники остались там до полудня, когда он по обыкновению выходил на площадь; тогда один из трех приближенных царя вышел и сказал, [321] чтобы они отправлялись, так как царя нельзя видеть, и они возвратились домой.
В следующее воскресенье посланники опять приехали туда, где был царь, узнать, не призовет ли он их, чтобы отпустить, и остались там довольно долго. Три мирассы, самые приближенные к царю, увидевши посланников, спросили, кто велел им приехать, и сказали, чтобы они отправлялись домой, потому что царя нельзя видеть; затем они приказали привести того рыцаря, который был приставлен к посланникам, спросили его, зачем он привел их, и хотели велеть проткнуть ему ноздри; но он доказал, что не звал посланников, и даже не видал в тот день, и этим избавился от наказания; ему дали только довольно много палок. Это делали мирассы, потому что царь был очень болен, и весь его дом, люди и жены были в большом смятении; а те мирассы, которые заведывали его домом и были чем-то в роде правления, не могли сами решать дела; они то и приказали сказать посланникам, чтобы они отправлялись домой и оставались в покое пока их не позовут.
CXXXI. В то время как посланники жили таким образом, [322] что ни царь не посылал за ними, ни сами они не смели идти к нему, явился к ним один Чакатай и объявил, что царские мирассы велели сказать им, чтобы они собрались к отъезду на следующее утро, и что он отправится с ними, с посланником Вавилонского султана, с Турецкими посланниками и с посланником Карва Томан Улглана, которые там были. Он сказал, что они поедут вместе до Туриса и он будет заботиться, чтобы им везде, во всех городах и местечках до самого Туриса, приносили кушанье и все что нужно, давали лошадей и всего по приказанию мирасс; а там их отпустит Омар Мирасса, внук царя, и отошлет каждого в свою землю. Посланники воз- разили, что царь не давал им позволения ехать и не дал даже ответа их государю королю: как же они могут поступить так; но он отвечал, что об этом нечего говорить, так как мирассы уже решили это; чтобы они приготовлялись, и что так же сделают и все другие посланники. Тогда посланники сейчас же отправились в царский дворец и явились к мирассам, говоря им, что ведь они знают, что царь своими устами сказал им в прошлый четверг, чтобы они [323] пришли к нему, так как он хочет переговорить с ними и отпустить их, а теперь к ним пришел один человек и передал от их имени, чтобы они приготовлялись к отъезду на следующее утро, чем они очень удивлены. Мирассы отвечали им, что царя нельзя видеть, нельзя быть у него, и что они должны уехать, как им было прислано сказать; что уже решено их отпустить. Это они делали оттого, что царь был очень болен, лишился языка и был уже при смерти, как им сказали люди, знавшие это наверное; и их торопили для того, чтобы они уехали прежде, чем станет известно об его смерти, и не рассказывали об ней по тем землям, по которым поедут, И сколько посланники ни доказывали мирассам, что им не следует ехать так, без всякого ответа от царя к королю их государю, они отвечали, что об этом нечего толковать, что во всяком случае они должны отправляться, и что к тому же назначен человек, который должен проводить их. Таким образом они пробыли до понедельника, а во вторник, восемнадцатого числа ноября месяца, мирассы прислали им с тем [324] Чакатаем, что должен был их провожать, четыре грамоты, по которым им должны были выдавать каждому по лошади в тех четырех городах, через какие им надо было ехать. Этот Чакатай сказал им, что мирассы велели им сейчас же уезжать; но они отвечали, что не поедут, не увидавши царя и не получивши от него письма; тогда он сказал, что если бы они и не хотели, то все таки волей неволей должны ехать. Таким образом в этот день им пришлось выехать оттуда, где они жили, и они переехали в один сад недалеко от города вместе с посланником Вавилонского султана, так как он жил вместе с ними, и со стражами, которые должны были их сопровождать; тут они остановились, чтобы подождать Турецких посланников. Они пробыли в этом саду тот вторник, когда приехали, среду, четверг и пятницу; а в пятницу двадцать первого числа ноября месяца, все посланники собрались и выехали из Самарканда.
CXXXII. Теперь, рассказавши, что случилось с посланниками в городе Самарканде, я опишу самый город и царство, и то что царь сделал, чтобы его возвеличить. [325]
Город Самарканд лежит на равнине и окружен земляным валом и глубокими рвами; он немного больше города Севильи; (т. е. то, что внутри вала), а вне города построено много домов, присоединяющихся к нему как предместья с разных сторон. Весь город окружен садами и виноградниками, которые тянутся в иных местах на полторы лиги, а в иных на две, и стоит посреди них; промежду этими садами есть улицы и площади очень населенные, где живет много народу и продается хлеб, мясо и многое другое; так что то, что выстроено вне вала, гораздо больше того, что внутри. В этих садах, находящихся вне города, есть много больших и важных домов, и у самого царя там есть дворцы и главные кладовые. Кроме того у многих знатных горожан есть в этих садах дома и помещения. Столько этих садов и виноградников, что когда приезжаешь к городу, то видишь точно лес из высоких деревьев, и посреди его самый город. По городу и по садам идет много водопроводов. Промежду этими садами разведено много дынь и хлопка. Дыни в этой [326] стране очень хороши и обильны. Около Рождества у них бывает столько дынь и винограду, что удивительно: каждый день приезжают верблюды, нагруженные дынями, в таком количестве, что нельзя не изумляться, как они продаются и потребляются; а в селеньях их столько, что их сушат и сохраняют как фиги, и держат их до другого года. Сушат их таким способом: режут поперек большими кусками, срезают кожу и кладут на солнце; а когда высохнут, складывают их вместе, кладут в мешки и так берегут до следующего года. Вне города есть большие равнины, на которых находятся большие и многолюдные селенья, где царь поселил людей, присланных им из других покоренных им стран.
CXXXIII. Эта земля богата всем, и хлебом, и вином, и плодами, и птицами, и разным мясом; бараны там очень большие и с большими хвостами: есть бараны с хвостами весом в двадцать фунтов, столько сколько человек может удержать в руке. И этих баранов столько, и они так дешевы, что когда царь был там со всем своим войском, пара их стоила [327] дукат. Другие товары были тоже так дешевы, что за одно мери, которое стоит пол реала, давали полторы фанеги ячменю. Хлеб так дешев как нельзя больше, а рису просто нет конца. Так изобилен и богат этот город и земля, окружающая его, что нельзя не удивляться; и за это богатство он и был назван Самаркандом. Настоящее имя его Симескинт, что значит богатое селенье, так как симес у них значит большой, а кинт — селенье; и отсюда взялось имя Самарканд. Богатство его заключается не только в продовольствии, но и в шелковых тканях, атласе, камокане, сендале, тафте и терсенале, которых там делается очень много, в подкладках из меха и шелка, в притираньях, пряностях, красках золотой и лазоревой и в разных других произведениях. Поэтому царь так хотел возвеличить этот город, и какие страны он ни завоевывал и ни покорял, отовсюду привозил людей, чтобы они населяли город и окрестную землю; особенно старался он собирать мастеров по разным ремеслам. Из Дамаска привез он всяких мастеров, каких только мог найти: таких, которые ткут разные шелковые ткани, таких, что делают луки для стрельбы и разное вооружение, [328] таких, что обрабатывают стекло и глину, которые у них самые лучшие во всем свете. Из Турции привез он стрелков и других ремесленников, каких мог найти: каменщиков, золотых дел мастеров, сколько их нашлось; и столько их привез, что каких угодно мастеров и ремесленников можно найти в этом городе. Кроме того он привез инженеров и бомбардиров и тех, которые делают веревки для машин; они посеяли коноплю и лен, которых до тех пор не было в этой земле. Столько всякого народу со всех земель собрал он в этот город, как мужчин, так и женщин, что всего, говорят, было больше полутораста тысяч человек. Между ними было много разных племен: Турок, Арабов и Мавров и других народов, Армянских Христиан, и Греков католиков, и Наскоринов, и Якобитов, и тех Христиан, которые совершают крещение огнем на лице, и имеют некоторые особые понятия. Этого народу было столько, что он не мог поместиться ни в городе, ни на площадях, ни на улицах, ни в селениях; и даже вне города, под деревьями и в пещерах его было удивительно как много. Кроме этого город изобилует разными [329] товарами, которые привозятся в него из других стран: из Рушии и Татарии приходят кожи и полотна, из Катая шелковые ткани, которые в этой стране приготовляются всего лучше, особенно атласы, считающиеся лучшими в мире; а самые лучшие те, которые без узоров. Кроме того привозится мускус, которого нет нигде на свете кроме Катая; рубины и брильянты, так что большая часть тех, которые есть в этой стране, привозится оттуда; жемчуг, ревень и много разных пряностей. То, что идет в этот город из Катая, дороже и лучше всего, что привозят из других стран. Жители Катая считают себя самыми искусными людьми во всем мире; они говорят, что у них два глаза, что Мавры слепые, а у Франков один глаз; и что во всем, что они делают, они превосходят все народы в свете. Из Индии в этот город идут мелкие пряности, т. е. самый лучший сорт: мускатные орехи, гвоздика, мускатный цвет, корица, инбирь, цвет корицы, манна и разные другие, которые не отправляются в Александрию. В городе есть много площадей, где продают мясо, вареное и [330] приготовленное разным образом, и кур и птиц, очень чисто приготовленных, также хлеб и плоды, все в большой чистоте; эти площади и днем и ночью полны и на них идет постоянно большая торговля. Также есть много мясных, где продают мясо, и кур, и куропаток, и фазанов, и все это можно найти днем и ночью. В конце города стоит замок, с внешней стороны как будто на плоском пространстве, но окруженный очень глубоким рвом, который образуется ручьем, и от этого рва замок делается неприступным. В нем царь хранил свою казну, и туда не входил никто, кроме алькада и его людей; в этом же замке царь держал около тысячи пленных мастеров, которые делали латы, шлемы, луки и стрелы, и круглый год работали для него. Когда царь выехал из этого города воевать в Турции и разрушил Дамаск, он приказал, чтобы все те, которые должны были идти в его войске, взяли с собою своих жен; что если их оставят, то он даст им позволение делать что хотят. Это он сделал потому, что намеревался быть в отсутствии семь лет, воюя со своими врагами; и обещал и поклялся не вступать в этот [331] город, пока не пройдет семь лет. Теперь, когда он возвратился в этот город, приехали к нему посланники от императора Катайского, сказать, что ведь ему известно, что эта земля дана ему в управление, и за это он должен платить дань каждый год; а теперь вот уж семь лет он не платил, так не угодно ли ему заплатить. Он отвечал, что это правда и он заплатит дань, но не хочет отдавать ее им, чтобы они не завладели ею дорогой, а сам привезет ее; это он говорил шутя, потому что не имел намерения платить дань. И теперь уже около восьми лет, что она не плачена, и император Катайский не присылал за ней; а причина тому, что он за этой данью не присылал, вот какая.
CXXXIV. Император Катайский умер и оставил трех сыновей, которым отдал свои земли и владения. Старший захотел отнять земли у двух других и убил младшего, а средний начал войну с ним и победил его. Старший с отчаяния, что потерпел неудачу в войне с тем, который моложе его, поджег свой стан и сгорел со множеством народу, [332] а средний остался царем. Восстановивши спокойствие во всей земле, он послал тех посланников к Тамурбеку, чтобы он дал ему дань, которую давал его отцу; этих то посланников Тамурбек хотел повесить, как мы уже слышали, и не знаем, что теперь сделает царь Катайский, ответит ли он на это оскорбление, или нет.
От города Самарканда до главного города Катая, который называется Камбалек, самого большого города во всем царстве, шесть месяцев пути, и в продолжение двух месяцев из этих шести не встречается никакого поселения кроме пастухов, которые ходят по полю со стадами. В этот год, в июне месяце, из Камбалека в Самарканд пришло почти восемьсот верблюдов, нагруженных товарами. И когда Тамурбек приехал теперь в Самарканд, то, рассердившись на то, что ему сказали Катайские посланники, он велел задержать этих верблюдов и не пускать их. Наши посланники виделись с людьми, которые пришли с этими верблюдами, и они рассказывали им чудеса об огромном множестве людей и земли, которыми владел царь Катайский. Больше всего виделись они [333] с одним человеком, который рассказывал, что он прожил шесть месяцев в Камбалеке. Он говорил, что Камбалек стоит на берегу моря, и что он будет в двадцать раз больше Тауриса; (по этому можно судить, что) он больше всех городов на свете, так как Таурис больше лиги в длину, а он, значит, будет двадцать лиг. Говорят, что у Катайского царя столько войска, что когда он его собирал, чтобы идти на войну из своего царства, то кроме того, что отправлялось с ним, оставалось охранять землю более четырехсот тысяч всадников. Кроме того рассказывали, что в царстве Катайском такой обычай, что только тот может ездить верхом, у кого есть своих тысяча человек; и таких удивительно много. Такие и другие подобные чудеса рассказывал он об этом городе и об этой стране. Этот Катайский император прежде был язычником, а потом обратился в христианскую веру.
CXXXV. В то время как наши посланники были в Самарканде, совершилось семь лет, до истечения которых Тамурбек обещал не вступать в замок Самаркандский, где он хранил [334] свою казну; и он вступил в него с таким торжеством и весельем, что на удивление. Он приказал нести перед собою все оружие, которое сработали пленники после того, как он уехал из города. В числе этого оружия несли три тысячи пар лат, украшенных красным сукном, очень хорошо сделанных; только они не делают их довольно крепкими и не умеют закалять железо. Потом несли перед ним много шлемов; и он в этот день поделил и роздал эти шлемы и латы рыцарям и разным другим особам. Их шлемы круглые и высокие, некоторые до самого верху (Вероятно, здесь есть пропуск — пер.). Напереди перед лицом против носа идет полоса шириною в два пальца, которая доходит до бороды и может подниматься и опускаться; она сделана для того, чтобы защищать лицо от удара поперек; а латы сделаны так же как наши, только у них спускается полоса из другой ткани и видна из-под лат как рубашка.
CXXXVI. На расстоянии пятнадцати дней пути от Самарканда по направлению к Катайской земле лежит земля, где жили амазонки. До сих пор они соблюдают обычай не иметь у себя [335] мужчин; только когда приходит определенное время года, их старшие дают им отпуск и они отправляются со своими дочерьми в соседние земли и места. Увидя их, мужчины приглашают их к себе, и они идут с теми, кто им больше нравится, пьют и едят с ними и остаются пировать у них некоторое время, а потом возвращаются в свою землю. Если у них родятся дочери, они оставляют их у себя, а если родятся сыновья, то они посылают их туда, где их отцы. Эти женщины живут во владениях Тамурбека, а прежде их земля принадлежала к Катайскому царству. Они Христианки Греческого вероисповедания и происходят от тех амазонок, которые были в Трое, когда ее разрушили Греки. В Трое было два рода амазонок: одни эти, а другие из Турецкой земли.
CXXXVII. В городе Самарканде соблюдается справедливость, и ни один человек не смеет обидеть другого или сделать какое-нибудь насилие без приказания царя; а царь делает его столько, что с них довольно.
Царь всегда возит с собою судей, которые [336] распоряжаются его станом и домом, а когда они куда-нибудь приезжают, то и всеми людьми той страны, и их все слушаются. Эти судьи определены для разного рода дел таким образом: одни разрешают важные дела и ссоры, которые случаются между ними; другие ведут дела, касающиеся царской казны; некоторые заведывают наместниками, управляющими в разных землях и городах зависящих от царя; другие посланниками; и когда становится стан, они уже знают, где каждый из них должен поместиться и вести свои дела. Они ставят три палатки и там выслушивают тех, кто к ним приходит, и разрешают дела; оттуда идут и докладывают царю, а потом возвращаются и сдают дела по шести и по четыре. Когда они приказывают дать какую-нибудь бумагу, то тут же находятся их писари, которые составляют ее сейчас же и не очень распространяясь; когда она готова, ее заносят в записную книгу, которая всегда находится при них и тотчас ставят знак; потом ее дают оидору, чтобы он выдал ее; он берет серебряную вырезанную печать, мажет ее чернилом и отпечатывает на внутренней стороне бумаги; [337] потом берет ее другой и записывает, отдает своему начальнику и тот припечатывает чернилом; когда сделают так трое или четверо, то по середине прикладывают другую царскую печать, на которой написано буквами «правда», а посреди три знака таким образом:
Так что у каждого оидора свой писарь и своя книга. Когда такая бумага выдана, то стоит только показать на ней печати царя и мирасс, как все исполняется по ней без малейшего промедления, в тот же день и в тот же час.
CXXXVIII. Теперь, описав вам город Самарканд и рассказав, что там было с посланниками и что случилось у них с царем, я расскажу, как Тамурбек победил и разбил Тотамиша, могущественного и доблестного человека, который был императором в Татарии и силою был даже больше Турка; и как в Татарии возвысился один рыцарь, подвластный Тамурбеку, которого зовут Едигуй: теперь же у Тамурбека нет врага больше этого Едигуя. [338]
Тому назад лет одиннадцать этот император Татарский Тотамишь, владетель большого царства и множества народа, выступил из Татарии с огромным войском, пошел на Персию, вошел во владения Таурисские и в верхнюю Армению, разграбил страну, взял много городов и замков и частью разрушил. По той стране, которую он опустошил, посланники проезжали; это город Кольмарин, что в Армянской земле; также город Сузакания и вся его земля, и много других мест. Окончивши весь этот грабеж и больше еще в той земле, в которой царствовал Тамурбек, он пошел назад в Татарию. Тамурбек узнал об этом и выступил со своим войском, хотя войско Тотамиша было гораздо больше; погнался за ним и настиг у большой реки, которая называется Тесина, уже не далеко от Татарии. Тамурбек шел как можно скорее, чтобы занять переход через реку; потому что в той стране, где он шел, не было другого перехода через эту реку, кроме того, который он хотел занять. Когда Тамурбек пришел, царь Тотамишь уже переправился через реку; и так как он знал, что Тамурбек догоняет его, то возвратился, [339] чтобы стеречь этот переход и заложил его лесом, Тамурбек, пришедши туда и увидевши, что Тотамишь защищает переправу через реку, послал сказать ему, что он напрасно это делает, так как он, Тамурбек, не хочет с ним воевать, а хочет быть его другом, и сохрани Бог, чтобы он когда-нибудь желал ему зла. Несмотря на это, император остерегался его, так как знал, что он человек хитрый. На другой день Тамурбек выступил оттуда со своим войском вверх по реке; и Татарский император тоже двинулся со своим войском по другому берегу реки; они шли так, один по одной стороне, а другой по другой, и где Тамурбек останавливался, там останавливался на другой стороне и Тотамишь. Таким образом они шли три дня, и ни один не опередил другого. На третью ночь Тамурбек дал приказ по своему войску, чтобы женщины надели на головы шлемы, чтобы казаться мужчинами; а всем мужчинам приказал скакать как можно скорее и каждому взять двух лошадей: на одной ехать, а другую вести в поводу; оставил стан как он был, женщин, которые казались мужчинами, и с ними рабов и пленников, а сам [340] возвратился назад к переправе; все, что прошел в три дня, он снова проскакал в эту ночь и переправился через реку. Около третьего часа он уже напал на стан императора Тотамиша, разбил его, отнял все, что у него было, (а он вез очень много), Тотамишь же бежал. Это был великий и славный подвиг, потому что у Тотамиша было большое войско, и одна из величайших побед Тамурбека, даже важнее, говорят, чем над Турком. Эта победа была большим позором для Тотамиша, и он вновь собрал большое войско, чтобы идти на Тамурбека; а Тамурбек напал на него в самой Татарии, разбил и навел на народ такой страх, что на удивление; и бежал император Тотамишь. Это привело в уныние всех Татар; они стали говорить, что у их царя нет счастья, если его могли так победить, и между ними начались несогласия. Один рыцарь, служивший Тамурбеку, по имени Едигуй, заметив, что между Татарами было несогласие, сговорился с ними и обещал, что пойдет против Тамурбека и против всех, кто будет их врагами. Они взяли его себе царем, и он возмутился против Тамурбека и стал [341] искать случая его убить, так как со смертью Тамурбека и его царство и Татария перешли бы к нему в руки. Тамурбек узнал об этом и хотел схватить и убить его, но он убежал. Теперь царь Татарский очень могущественный человек, и они большие враги друг другу. Раз Тамурбек ходил на него с войском, но он не захотел дождаться его и убежал. Этот Едигуй водит постоянно в своей орде более двухсот тысяч всадников. Между тем Тотамишь, император Татарский, и Тамурбек помирились и стали вместе стараться обмануть этого Эдигуя. Тамурбек послал сказать ему, что ведь он знает, что он в его власти; что он его любит и прощает, если он в чем-нибудь против него погрешил, и предлагает дружбу; а чтобы между ними было родство, он предлагает женить своего внука на его дочери. Говорят, Едигуй отвечал ему, что он прожил у него двадцать лет, и был из тех, кому Тамурбек больше всего доверял, что он знает все его уловки и что такими хитростями его не провести: он видит очень хорошо, что все эти речи для того только, чтобы обмануть его; если им [342] дружиться, так на поле, и со тпагою в руке. Такой ответ он дал им. У императора Тотамиша был сын, которого Едигуй выгнал из его земли. Тотамишь бежал в землю, которая недалеко от Самарканда, а сын в Кафу, Генуэзский город, который граничит с Татарией. Едигуй напал на этот город Кафу, потому что сын Тотамиша оттуда воевал с ним и нанес большой вред всей земле; жители города заключили мир с Едигуем, а сын Тотамиша бежал к Тамурбеку. Этот Тотамишь и сыновья его живы и в дружбе с Тамурбеком. А Едигуй обратил и обращает постоянно Та- тар в магометанскую секту; еще недавно они не верили ни в ту веру ни в другую, пока теперь не приняли магометанства.
CXXXIX. У царя есть войско, которое идет с ним всегда и всюду в таком порядке. Оно разделено между начальниками, и есть начальники над сотнею человек, над тысячею и над десятью тысячами и один над всеми как коннетабль. Когда он приказывает какому-нибудь отряду идти куда-нибудь, призывают этих начальников и через них он узнает и распределяет [343] войско как хочет. Тот, который теперь главный начальник, называется Джанса Мирасса; это один из тех, которые были заодно с Тамурбеком при смерти Самаркандского императора; этому человеку он оказал большие милости, подарил много земли и сделал важным вельможей. Кроме того Тамурбек отдает своим рыцарям на сбережение своих лошадей и баранов по всей земле, кому тысячу, кому десять тысяч; и если они не возвращают, когда он требует их назад, или нескольких не достает, то он не соглашается ни на какую пеню, а берет у них сколько есть, их же самих убивает.
CXL. Теперь, рассказавши все то, что вы слышали, я опишу возвращение посланников и то, что с ними случилось на пути. В том саду, где они остановились, к ним присоединился посланник султана Вавилонского, потом брат одного важного владетеля в Турции, по имени Аламан Олглан; потом один из Сабастрии, другой из города Альтолого; третий из города, который называется Палация, еще один из города Альтолого, и все они отправились оттуда вместе; потому что мирассы, когда увидали, в каком положении находился царь, решили [344] отослать их всех за раз. Они не пошли по тому пути, по которому прибыли, а по другому, левее, ближе к стороне Татарии.
В пятницу, двадцать первого ноября, посланники выехали из Самарканда и вступили на хорошую, ровную и многолюдную дорогу. Шесть дней они шли по хорошо населенной дороге, где им давали все, что им было нужно, и пищу и помещение.
В четверг, двадцать седьмого числа ноября месяца, приехали в большой город, который называется Бояр, стоит на большой равнине и окружен земляным валом и глубоким рвом, полным воды. На одном конце его была крепость, тоже из земляного вала, потому что в этой стране нет камней, чтобы строить стены и ограды; возле крепости протекала река. У этого города было большое предместье и в нем большие здания. Город богат хлебом, мясом и вином, разными другими вещами и многими товарами. В нем посланники получили все, что им было нужно; им дали также и лошадей. Я не буду писать подробно обо всем, что случилось на дороге, а только от города до города; потому что уже описал все подробно, когда [345] они ехали туда. В этом городе они остались шесть дней, и пока они были там, выпало много снегу.
CXLI. В пятницу, пятого числа декабря месяца, посланники выехали из этого города, шли три дня по равнине, усеянной селениями, и пришли к большой реке Биамо, которую, как вы слышали, они переходили на пути в Самарканд. В одном селении, стоявшем недалеко от нее, они запаслись пищей и ячменем, потому что должны были шесть дней идти по пустыне, и пробыли в этом селении два дня.
В среду, десятого декабря, переплыли через большую реку Биамо на лодках. На берегах этой реки были большие пески и малейший ветер переносил их с места на место и наносил кучами; на этих песках были целые холмы и долины, и когда ветер дул, он разбрасывал эти холмы и наносил их в другом месте. Песок был очень мелкий и от ветра на нем оставались знаки зыби, точно на камлоте; на него нельзя было смотреть, когда он был освещен солнцем. По этой дороге можно идти только с проводниками, которые узнают ее [346] по знакам, поставленным на ней; и эти люди, которые знают дороги, называются Анчи. С посланниками был один такой человек, который их вел, и он несколько раз сбивался с пути. По этой дороге воды почти нет: она встречается только раз в целый день пути; в песке сделаны колодцы со сводами на верху, окруженные кирпичною стеной: потому что если бы не было этих стен, песок занес бы их. Вода в эти колодцы собирается от дождей и снегов. В последний день они не нашли воды и прошли весь день и всю ночь; около обедни пришли к одному колодцу, поели и напоили животных, которые в этом очень нуждались.
В воскресенье, четырнадцатого декабря, приехали в одно селенье и остались там понедельник и вторник; а в следующую среду выехали оттуда и вступили в другую пустыню, которая продолжалась добрых пять дней; она была плоская и в ней было больше воды, чем в первой; большую часть дороги рос низкий кустарник; почва была песчаная и страна очень жаркая. Последние три перехода были очень большие; шли [347] день и ночь и останавливались только пока кормили лошадей и ели сами. В воскресенье, двадцать первого числа декабря месяца, пришли в большой город, который называется Баубартель и находится уже в земле Хорасанского императора. Этот город стоит у подножия высокой горы, покрытой снегом, и в местности очень холодной; город лежит плоско и не окружен оградой. Тут посланникам дали лошадей, мяса и всего, что им было нужно; и они пробыли здесь то воскресенье, когда приехали, понедельник, вторник и среду.
CXLII. В четверг, двадцать пятого декабря, в праздник Пасхи, когда начался тысяча четыреста пятый год по Рождестве Христове, они выехали оттуда. Путь их лежал между высокими снежными горами и они шли среди них пять дней; местность была мало населена и очень холодная.
В четверг, первого января, приехали они в один очень большой город, стоявший на равнине вне этих гор и называвшийся Кабрия; вокруг него не было ограды. Тут они пробыли четверг и пятницу. Этот город уже в Мидии. [348]
В следующую субботу, третьего января, уехали оттуда. Дорога их шла по равнине через очень жаркую страну, где не было ни снегу, ни льду; по этой дороге ехали они субботу и воскресенье, а в понедельник, пятого числа января месяца, прибыли в город, который называется Джагаро. На пути встретилось им два селенья. У этого города не было ограды; он был уже на той дороге, по которой посланники шли прежде. Тут они остались тот день, когда приехали, и следующий день, вторник.
В следующую среду они уехали оттуда и вступили на прежний путь. Дорога была ровная, и во весь день не встретилось жилища. Ночевать остановились в одном большом доме, стоявшем на дороге возле пустого замка; дом этот был тоже пустой.
На другой день, в четверг, выехали оттуда и шли весь день, не встретив жилища; вечером прибыли в одно селенье. Дорога, по которой они шли в эти два дня, лежала возле красных бесснежных гор, и было очень жарко, потому что такая уж это была страна. [349]
В пятницу выехали оттуда и шли весь день, не встречая жилища; в субботу около вечерни приехали в большой город, который называется Бастан, и мимо которого посланники шли прежде. На другой день в воскресенье выехали оттуда. В понедельник приехали в город, который называется Дамоген. Когда они были в версте от города, поднялся сильный холодный ветер при ясной погоде; холод был удивительно как силен, так что люди и животные едва могли его переносить. Приехавши в город, они спросили об этом ветре. Им сказали, что на горе, которая стояла над городом, был источник, и когда какое-нибудь животное или что-нибудь нечистое попадало туда, то поднимался удивительно резкий ветер, и не переставал, пока не очищали источника. И на другой день народ отправился туда с палками и баграми; источник вычистили и ветер прекратился. В этом городе посланники останавливались, когда шли в Самарканд, и теперь остановились на два дня.
В следующую среду, пятнадцатого января, выехали оттуда, оставили дорогу мимо замка Перескоте, по которой шли прежде, [350] потому что она лежала между горами, где было много снегу, и пошли вне их; прежняя дорога осталась на правой руке, а они пошли левее, по ровному пути. На ночь остановились в большом доме, который стоял пустой. На другой день, в четверг, шли, не встречая жилища; в пятницу тоже; в субботу около вечерни приехали к большому городу, который называется Сенан; тут кончается земля Мидийская и начинается Персия. Этот город лежит на равнине, у подножья высокой горы, не окружен оградой и населен очень густо. Тут они пробыли до понедельника; в понедельник ночевали в одном селении, а во вторник приехали к одному маленькому замку; по дороге было много снегу. Выехавши оттуда, они поехали по ровной дороге между горами, с которых текло много воды, только она была соленая. Так же ехали и в четверг.
CXLIII. В пятницу, двадцать третьего января, приехали в большой город, который называется Ватами; город был очень велик, но не окружен стеной и большая часть его была пуста. Эта земля называется Реи. Здесь жил один знатный мирасса, [351] зять царя Тамурбека, женатый на его дочери; с ним жил другой знатный рыцарь, которого звали Башамбек, а зятя Тамурбека звали Кумалеша Мирасса. Они то взяли к себе людей посланников, которые были больны и остались; теперь посланники снова нашли их, кроме двух, которые умерли; с остальными, которые остались в живых, эти господа обращались очень хорошо и заботились, чтобы у них было все нужное. На другой день, в воскресенье, посланники обедали у зятя царя; на следующий день, в понедельник, у Башамбека. Им дали лошадей; во вторник они выехали, и на ночь остановились в одном замке.
В четверг, двадцать девятого января, они ночевали в городе, который называется Шахарика; в этом городе они были, когда еще ехали в Самарканд; отсюда воротились опять на прежнюю дорогу. Они шли пятницу, субботу, воскресенье и понедельник, и встречали по дороге большие снега. Во вторник, третьего февраля, приехали в большой город, который называется Касмониль и почти весь стоит в развалинах. В этом городе было много зданий, и он был самый большой из всех [352] городов, какие мы встречали в этой стране, кроме Тауриса и Самарканда. В этом городе мы застали столько снегу, что невозможно было ходить по улицам, и люди и животные то и дело вывозили его; его падало столько, что даже было опасно. Тот снег, что падал на дома, сбрасывали вниз лопатами, чтобы он не повредил домов. В этом городе они остановились и пробыли в нем тот вторник, когда приехали, четверг и пятницу, потому что невозможно было ехать от множества снегу на дороге. Им здесь дали много пищи и всего, что было надо, хотя и не было этого в обычае; потому что в этой земле, если приедут посланники и царские слуги и захотят остаться, то их кормят три дня, а тех, которые принадлежат к царскому роду, и людей их кормят в продолжении девяти дней, и за это платит управление того места, куда приезжают. В субботу посланники выехали оттуда; перед ними шло около тридцати человек пешком с лопатами в руках, чтобы расчищать дорогу. Когда приезжали в какое-нибудь селение или замок, те люди, что расчищали дорогу, возвращались, а оттуда шло столько же других. Снегу было столько, что земля и [353] холмы, все было ровно и очень высоко покрыто им; земли совсем не было видно; люди и звери не могли ничего разбирать глазами и едва не ослепли, оттого что постоянно должны были смотреть на снег; невозможно было бы идти, если бы снег не смерзался. Приезжая к какому-нибудь городу или селенью, его трудно было узнать, потому что все было покрыто снегом. Таким образом шли они до самого города Султании; эта страна была очень богата и многолюдна. В пятницу, тринадцатого февраля, приехали в город Султанию, и остались там до субботы, двадцать первого числа того же месяца.
Я не рассказываю больше об этом городе, потому что уже описал его, когда посланники останавливались в нем на пути в Самарканд. Это один из самых больших и важных городов Персии. Он не окружен стенами; но в нем есть прекрасный замок на ровном месте. Посланники провели восемь дней в этом городе, потому что им следовало непременно ехать к внуку царя, по имени Омару Мирассе, который был царем и владетелем Персии и многих других земель; он находился [354] со своим войском на поле, называвшемся Карабаке; там он зимовал. Самая прямая дорога к нему была через этот город; но так как на высоких горах, которые нужно было проходить, было очень много снегу, то они ждали пока он сойдет и можно будет идти. В это время они посоветовались между собою, не поехать ли в город Турис, потому что оттуда можно было лучше пройти в Карабаке, минуя снега; так и сделали.
В субботу, двадцать первого февраля, выехали из города Султании и остановились на ночь в городе, который называется Санга, и в котором они останавливались и прежде. На другой день, в воскресенье, ночевали в большом доме, стоявшем на дороге; на третий день, во вторник, ночевали в селении, по имени Миана; на следующий день в среду, ночевали в селении, которое называется Тунглар; а еще на следующий день в селении, которое называется Уган.
CXLIV. В субботу, в последний день февраля, приехали в город Турис, и их поместили в доме Армянских Христиан и принесли им много кушанья. В следующий вторник, третьего марта, посланникам привели лошадей и сказали, что царь [355] Омар Мирасса находится в Карабаке, где он проводил зиму со своим войском. Это Карабаке ровное поле, покрытое богатою травою; земля там очень жаркая и снегу не падает никогда, а если и падает, то сейчас же тает; по этой причине царь каждый год проводит там зиму; туда и они должны были идти, чтобы его видеть.
В четверг, пятого марта, посланники выехали из Туриса; выехал также посланник Вавилонского султана и Турецкие посланники; потому что они все вместе должны были ехать к Омару Мирассе на поля Карабаке. С ними отправился и тот провожатый, который ехал при них от самого Самарканда и везде, куда они приезжали, распоряжался, чтобы им доставлялось кушанье и все, что надо; таких людей называют шагаве. Посланники отправились налегке, только с несколькими людьми, а все свое оставили в Турисе, потому что должны были воротиться туда. Когда они отъехали от Туриса уже на расстояние двух дней пути, с ними встретился гонец, которого посылал к ним Омар Мирасса; он сказал, что царь приказал им [356] воротиться в Турис и отдохнуть там несколько дней, пока он пришлет за ними; так как тем, которые сделали такое большое путешествие, необходимо отдохнуть. Они должны были возвратиться; а царь приказал, чтобы им дали алафу, что значит на их языке содержание. Они прожили в этом городе до среды, восемнадцатого числа марта месяца; тогда он прислал за ними.
CXLV. В четверг, девятнадцатого марта, посланники выехали оттуда, перешли через высокую гору, которая стоит возле Туриса, и вступили в долину, усеянную селеньями, садами и виноградниками; это страна очень красивая и очень жаркая, богатая разными плодами, которых в ней очень много. Посреди долины течет большая река. По этой долине промежду садов и селений шли они четыре дня; по истечении четырех дней пришли набольшую равнину, на которой было много поселений и местечек. Поля были засеяны рисом, просом и маисом. Здесь родится много рису, а ни пшеницы, ни ячменя нет; рису же столько, что его дают даже лошадям. Тут на полях жило много народу, принадлежавшего к войску царя, с палатками и скотом. [357]
В среду, двадцать пятого числа марта месяца, когда посланники ехали посреди этого войска и были в двенадцати или десяти лигах от того места, где жил царь, им встретились на пути люди, которые сказали им, что там, куда они идут, произошло возмущение в царском войске, и им лучше возвратиться. Они спросили, какое возмущение; им отвечали, что Джанса Мирасса хотел убить Омара Мирассу; но что войско, другие князья и рыцари напали на него, схватили, и царь приказал отрубить ему голову; тогда люди Джанса Мирассы стали сражаться с людьми царя, и с обеих сторон было много убито. Царь со своим войском перешел на другую сторону реки и приказал сломать мост; и войско разделилось на две части. Больше они ничего не знали, кроме того, что в войске были большие несогласия. Посланники решались ехать туда, потому что они уже были близко, и поехали.
На другой день, в четверг, двадцать шестого числа марта месяца, они приехали в орду, где находился царь, остановились и стали ждать царского приказания. В войске было [358] большое смятение, все собирались и собирали свои стада. Когда посланники оставались в ожидании, к ним приехал один Чакатай и объявил, что у царя теперь очень много дела, и им нельзя его видеть; что он просит их возвратиться в Турис и ждать там его распоряжения; он же (т. е. этот Чакатай) должен был проводить их назад и заботиться о том, чтобы у них было все, что им нужно; таково было приказание царя; он сказал им кроме того, чтобы они ехали тотчас же; и они возвратились в Турис. Этот император находился со своим войском на равнине на берегу реки; и с ним было около сорока пяти тысяч всадников; хотя еще не все войско его было собрано, а часть оставалась в других местах. Так как Тамурбек зимовал каждый год в этих полях в Карабаке, то он приказал построить здесь город, в котором теперь более двадцати тысяч домов.
CXLVI. Этот Джанса Мирасса, которому Омар Мирасса теперь приказал отрубить голову, был сын сестры Тамурбека, и был самый храбрый и доблестный человек во всей Тамурбековой родне; он был очень уважаем, владел большими [359] землями и имел большое войско, которое везде его сопровождало. Когда Тамурбек сделал императором своего внука Омара Мирассу, он назначил, чтобы Джанса жил у него и управлял его домом и землями; и таким образом он управлял всей землей, как бы он сам. А причина, по которой этот Джанса Мирасса теперь убит, вот какая. Об этом говорили двояким образом: одни рассказывали, что он (т. е. Омар Мирасса) приказал его убить, потому что опасался его, так как по смерти его деда он мог бы искать его смерти или возмутиться против него со всем войском, как с войском деда его Тамурбека, так и со всеми Чакатаями, которые его любили и желали ему добра; и даже многие говорили, что так как царь умер, то он достоин быть царем. Другие же рассказывали, что когда этот Джанса узнал о смерти Тамурбека, то собрал несколько вооруженных людей и сам вооружился и явился в палатку, где заседал обыкновенно совет; там он застал одного Молу, ученого в роде доктора, приближенного Омара Мирассы, который разрешал дела, случавшиеся в стане; он его не любил за то, что когда он просил позволения [360] жениться на одной женщине, то Омар Мирасса не позволил ему, а выдал ее за этого Молу; за это и еще по другим причинам он его не любил, и встретив в этой палатке, убил его; затем сам и люди его отправились в палатку, где был царь, со шпагами в руках. Когда увидели это в лагере, то схватили оружие и бросились к царской палатке; и по орде про- несся слух, что Едигуй, император Татарский, и царь Сорд напали на них. Джанса Мирасса, увидев эту суматоху, пошел в ту палатку, где находилось царское оружие; когда он пришел туда, то застал там много народу, и не допустил его до палатки; потом вернулся в палатку царя, чтобы его убить, но пришедши, нашел много людей, готовых защищать его. Тогда, говорят, один знатный рыцарь, вооруженный и со всей своей свитой, приблизился к Джанса Мирасс, и спросил его, что это он делает. Джанса Мирасса просил его сказать правду Омару Мирассе, чтобы тот ничего не боялся, потому что он сделал это только для того, чтобы убить своего врага, Молу. Рыцарь пошел передать эти слова, застал царя в большом страхе и унынии и сказал [361] ему: «Государь, не бойся: если хочешь, я убью тебе этого Джанса Мирассу». И тотчас же пошел за ним с сильным отрядом и отрубил ему голову. Когда Джанса Мирасса был убит, все его войско обратилось в бегство. А Омар Мирасса приказал взять голову Джанса Мирассы и отправить ее к отцу своему, Миаша Мирассе и брату, Абобакеру Мирассе, которые жили в Балдате; и приказал сказать им, чтобы они посмотрели на голову своего врага; и что, так как дед его умер, то приехали бы к нему, и он примет его (т. е. отца), как царя; потом все соберутся на полях Вианских возле Туриса, и он со всеми вельможами царства передаст ему власть по правде и праву. Говорят, что Миаша Мирасса, увидав голову Джанса Мирассы, стал бояться своего сына.
CXLVII. Когда Тамурбек умер, — а умер он в городе Самарканде, — то его мирассы и приближенные скрыли его до тех пор пока устроят порядок в казне и в его владениях, но не могли утаить так, чтобы не узнали об этом некоторые царские люди и рыцари. Там в Самарканде жил у Тамурбека, [362] когда он умирал, внук его, сын Миаша Мирассы, по имени Кариль Султан. Узнавши о смерти своего деда, он собрал сколько мог рыцарей и воинов, напал на тех трех мирасс, которые управляли домом и имением царя, и убил одного из них по имени Бутудо Мирассу, сына того Джанса, которому Омар Мирасса отрубил голову. Когда этот был убит, двое других обратились в бегство, и бежали к сыну Тамурбека, по имени Харок Мирассе, который жил в земле Хорасанской, в большом городе, называвшемся Хелак. Кариль Султан, убивши приближенного своего деда, тотчас вступил в замок, завладел казною и городом, взял тело деда и похоронил его; а завладевши, послал сказать Миаша Мирассе, своему отцу, чтобы он тотчас приехал в Самарканд, и он передаст ему казну. Если в самом деле его примут, то он наверное будет царем, как был его отец; потому что эта казна очень велика и если она будет в его руках, то все Чакатаи присоединятся к нему, так как они очень алчны, и он непременно станет царем. Но эти люди говорили, что Миаша Мирассе может помешать его жена, Хансада, которая [363] поссорила его с Тамурбеком; она была мать Кариль Султана и жила вместе с ним в Самарканде; говорили, будто он не получит царства, потому что боится ее, а сделает так, чтобы сыну его досталось и имя, и власть Самаркандского царя. Этот Кариль Султан молодой человек двадцати двух лет, белый, крепкого телосложения и похож на отца; он оказывал большой почет посланникам, когда они были в Самарканде. Тамурбек уже два раза выдавал себя за покойника и распространял известие о своей смерти по своим землям, чтобы увидеть, кто возмутится; и кто возмущался, тех он сейчас схватывал и казнил. Оттого теперь никто не мог поверить, что он умер, хоть это было верно; и даже позже в городе Турисе, где были посланники, распространилось известие, что он жив и идет со своим войском, чтобы напасть на султана Вавилонского.
Миаша Мирасса, удостоверившись в смерти своего отца Тамурбека, увидевши голову Джанса Мирассы, которую ему прислал сын, и, получив известие, что сын просит его приехать в Виан, чтобы увидеться с ним, выехал с сыном своим [364] Абобакером Мирассой из города Балдата. По дороге узнал он, что его сын Омар Мирасса собрал гораздо больше войска, чем у него было прежде, и кроме того приказал, чтобы города Турис и Султания были готовы, когда он их призовет. Услышавши об этом, отец испугался, не захотел ехать к сыну и послал узнать об его намерениях; сын отвечал, что он собирает войско только для того, чтобы дать знать о себе в стране и на границах. Когда это узнал Абобакер, другой сын, с которым он ехал, он сказал отцу, что пойдет к брату, схватит его и во что бы то ни стало, приведет к отцу; но отец советовал ему не делать этого, чтобы не смутить страну. Эти Омар Мирасса и Абобакер Мирасса братья по отцу и по матери, и мать их была тут же; она сейчас же отправилась к сыну своему Омару Мирассе и сказала ему: «Сын, твой отец должен быть царем, и все этого желают; а ты ему мешаешь?». — Он отвечал, что избави Боже; что он готов исполнить все, что отец ему прикажет. Мать возвратилась к мужу и передала, о чем говорила с ним; после этого он согласился послать к нему другого своего сына, [365] налегке, без войска, чтобы братья устроили между собою, как передать царство отцу. Когда Омар Мирасса узнал, что брат идет к нему, он решил схватить его; и когда тот приблизился к его палатке, он вышел к нему на встречу, взял его за руку и ввел в палатку; а как только Абобакер вошел, он приказал его схватить. Пятьдесят всадников, бывшие при нем, бежали к отцу. Схвативши брата, он послал его в замок Султанию и велел заковать в оковы, сам же пошел на отца, чтобы схватить и его. Тот обратился в бегство и бежал в землю Рей, где жил его зять, Кулемаша Мирасса, и другие Чакатаи и рыцари. Мать этих Омара Мирассы и Абобакера Мирассы, узнавши, что один захватил другого, отправилась к Омару Мирассе, разорвала на себе платье и с обнаженной грудью пришла к сыну, заливаясь слезами и говоря: «Я вас родила, сын мой: а ты теперь хочешь убить своего брата, зная, что он твой родной брат, и что все его любят». Он отвечал, что он заключил своего брата только за то, что он был глуп и дерзок и за те речи, которые он говорил; но что он не желает ничего лучше, как [366] чтобы отец был царем. Схвативши своего брата, он думал, что тем только положит конец его дурным намерениям, потому что он был доблестный человек, и Чакатаи его любили. Все эти речи он вел для того, чтобы вернее овладеть отцом. Отец же отправился в путь по дороге в Самарканд; сын за ним. Увидевши, что не удается схватить его, он заключил договор с Шахароком Мирассой, дядей своим, братом отца, чтобы быть за одно, чтобы он помог ему сладить с отцом, а потом оба сделались бы царями; это он устроил для того, что отцу надо было проходить через страну Хоре, где он жил, и там его могли задержать. Миаша Мирасса, узнавши, что его сын и брат за одно, не посмел идти дальше и остался в Хорасанской земле; они заключили между собою договор, но такой договор, что всё-таки отец не мог доверять сыну. Омар Мирасса, взявши брата, взял и жену его, дочь императора Мердинского, и послал ее к отцу. В это-то время Омар Мирасса прислал письмо посланникам в город Турис, где они жили, и в письме этом говорил, чтобы они не досадовали, что [367] он замедляет их отъезд; что теперь он скоро устроит дело с отцом и тогда сейчас же отпустит их и отошлет домой.
CXLVIII. После этого во вторник, двадцать девятого числа апреля месяца, в день св. Петра мученика, когда посланники были в своем помещении, явился к ним городской альгвазил, писец и с ними много народу. Вошедши в дом, они взяли все шпаги и всё оружие какое нашли, заперли двери и сказали посланникам, что царь приказал, чтобы они выдали все свои вещи, чтобы отправить их в сохранное место. Посланники отвечали, что на это его воля, так как они находятся во власти его; но что король, их государь, прислал их к царю Тамурбеку как к другу, и они ожидали что с ними будут обращаться иначе; впрочем, так как великий царь умер, то они могут делать что хотят. Альгвазил сказал, что царь приказал это сделать только для того, чтобы их лучше охранить, и что им не будет нанесено никакой обиды. Они вовсе не собирались поступать так как говорили, а совершенно напротив, как после и поступили: взяли все, что у них было, платья, деньги, лошадей, [368] седла, все имущество; оставили им только что было на них надето; а прочее поместили под стражей в другом доме. То же самое сделали с Турецкими посланниками и с посланником султана, которые были там же; и когда брали эти вещи, то тайком и насилием отняли у них многое из их собственности. Через двадцать дней после этого Омар Мирасса прислал им письмо, в котором говорил, чтобы они не досадовали на то, что он приказал им сделать, но чтобы радовались и веселились, потому что он примирился с отцом и собирается приехать в местечко, называемое Ассарек, в пяти лигах от Туриса; оттуда он пришлет за ними, повидается с ними и отпустит. Это была неправда, потому что он еще не помирился с отцом; он распространял эти и подобные вести по стране для того, чтобы все были покойны и не возмущались против него. Невозможно было также наверное узнать от Чакатаев и от воинов его, где находилось войско, что собирались делать, или куда шли, потому что каждый говорил по своему: они народ изобретательный и хитрый и никогда не говорят правду. Таким образом [369] посланники проводили время, ожидая, пока Омар Мирасса приедет в Ассарек.
CXLIX. В это время поднялся царь Гаргании, о котором вы слышали, вступил в земли Аумианскую и Ассеронскую, которые находятся в великой Армении, дошел до земли Туриса и сжег и ограбил много городов и селений, так что навел большой страх. Турисские Мавры думали, что царь приедет в их землю; но он этого не сделал, а приказал одному своему старому знатному рыцарю по имени Омар Тобану идти с пятью тысячами всадников в эту страну на царя Гаргании; кроме того приказал войскам Туриса и других местностей присоединиться к нему. Всех их набралось до пятнадцати тысяч всадников. Они прошли через город Турис с большим спехом и стали на полях, которые называются Алатао, в великой Армении. Царь Сорс, узнав об этом, прискакал в одну ночь с пятью тысячами всадников, напал на них, разбил и многих перебил; те, которые спаслись, прибежали в Турис. Великий страх и смятение возникло между Маврами в городе, потому [370] что кафары победили мусульман; кафарами называют они Христиан, и это значит люди без закона; а себя называют мусульманами, что на их языке значит люди избранного и хорошего закона. Другие говорили, что в этом виноваты не они, а царь их, у которого не было удачи; что Тамурбеку все удавалось, да он уже умер.
CL. Когда Омар Мирасса не мог ни взять в плен своего отца, ни помириться с ним, он возвратился в город Султанию, где держал в заключении своего брата, и приказал, чтобы его отравили; а потом поехал в Ассарек, устроить войско и отправить посланников. По дороге он получил известие, что во вторник, одиннадцатого числа июля месяца того же года, его брат Абобакер вырвался из темницы, убил того, кто его стерег, разграбил его казну и бежал. Он тотчас же воротился в Султанию и послал в погоню за братом, но его не могли настичь.
Омар Мирасса приказал, чтобы брата его умертвил тот, кто сторожил его, давши ему яду. Об этом узнали некоторые из его людей и уведомили Абобакера, потому что им жаль [371] было его. Он, получивши это известие, сговорился с ними, чтобы они ему помогли уйти из темницы и обещал им милости. Они условились таким образом, что на другой день будут готовы ему лошади и оружие, ему дадут шпагу, и когда войдёт к нему тот, кто стерег его, он его убьет, а они готовы будут помочь ему, и он освободится из темницы. Так и сделали. В тот день утром вошел к нему рыцарь, который охранял его, с троими доверенными людьми и сказал: «Государь, ваш брат прислал вам сказать, что он примирился с вашим отцом и в скором времени освободит вас отсюда и даст вам много денег и всего что бы вам было приятно; он просит, чтобы вы были веселы и не досадовали. Приношу вам эти добрые вести и покорно прошу, не угодно ли вам сегодня выпить вина и откушать со мною». Он тотчас же принес с собою вино и в нем тот яд, который должен был его умертвить. По их обычаю пьют вино прежде еды. Рыцарь, стерегший его, преклонил перед ним колена, взял чашу в руки и просил его выпить. Он отказался пить, приводя уважительные [372] причины, и в то же время схватил шпагу, ударил ею по голове подававшего вино и убил, потом убил тех трех, которые пришли с ним. По замку пронеслось смятение; те, которые охраняли его и сговорились с ним, пришли тотчас, разрубили его оковы, которые были из серебра; он сел на лошадь и другие вместе с ним, выехал из замка, приехал на площадь, где собирали подати, и убил казначея, которого там встретил. На шум к нему собралось много народу, и он приказал, чтобы ему привели всех хороших лошадей, каких найдут, как купеческих, так и других; и собралось почти пятьсот всадников. Тогда он возвратился в замок, оделил из казны тех, которые были с ним, давши каждому столько сколько он мог взять, велел нагрузить казною сто верблюдов и отправился к отцу. Когда он приехал, отец рассказал, что брат его Шахарок Мирасса заграждал ему дорогу и не пускал его в Самарканд; тогда он в ту же ночь отправился с людьми своего отца и со своими туда, где был брат отца; взял его и много людей его в плен и привел к отцу; и [373] много других явилось к нему, когда узнали, что он освободился. Кроме того каждый день уходили люди из войска Омара Мирассы, узнав, что его брат освободился; и так как каждый день люди уходили от него, то он решился заключить мир с отцом; и отец и брат его уехали в Самарканд.
Омар Мирасса отправился из своего лагеря на поля Вианские, в десяти лигах от города Туриса, и послал в города Турис и Султанию сказать, что он хочет устроить торжество и вигилию в память своего деда, так для этого послали бы ему баранов, хлеба, вина и лошадей; кроме того прислали бы ему три тысячи камокановых и тафтяных платьев, которые он хотел раздать своим рыцарям; и велел, чтобы посланникам возвратили все, что у них было отнято.
CLI. В четверг, тринадцатого числа августа месяца, Омар Мирасса прислал к посланникам двух Чакатаев с письмом, в котором просил их приехать к нему. На другой день, в пятницу, они выехали оттуда и остановились ночевать в поле; а на следующий день утром приехали в Виан, туда, где находился царь, и их поместили возле ручья, где они и [374] поставили свои палатки. На другой же день, в субботу, в день св. Марии августовской, царь вышел из своих палаток, пришел в большой павильон и послал за посланниками. Они явились в тот большой павильон, где он был, и приветствовали его. Он принял их хорошо, обратился к ним с добрыми речами и потом приказал отвести их под большой навес стоявший перед павильоном, и там им подали кушать. На другой день, в воскресенье, он призвал посланников в свой павильон и устроил большой пир; перед ним говорили хвалебные речи Тамурбеку; угощения в этот день было очень много. Посланники передали ему в подарок платья из шерстяных и шелковых тканей и шпагу, очень хорошо отделанную, которая ему очень понравилась. У него такой обычай, что он не принимает тех, которые ему ничего не привозят; и первое, что спросили у посланников, когда они приехали в стан, это — привезли ли они что-нибудь для государя, и они должны были показать. Во вторник, семнадцатого августа, он подарил посланникам платья и назначил человека сопровождать их и Турецких посланников, а посланника Вавилонского султана приказал [375] задержать и заключить в темницу. В тот же день они выехали, а на другой день, в среду, прибыли в Турис, и стали вместе с Турками собираться в путь, чтобы отправиться поскорее, сговорившись, какою дорогой ехать.
CLII. В следующую пятницу вечером, когда они уже приготовились уезжать, явился городской деррога, т. е. в роде городского начальника и с ним альгвазилы, и писаря, и много народу с дубинами и палками. Они сказали посланникам, чтобы те приказали принести все свои вещи, потому что они хотят их видеть; и сказали это таким голосом и так надменно, что надо было принести. Когда вещи были принесены, они взяли несколько кусков китайского атласу и камокану, ескарлатовое платье и другие вещи; и сказали, что царь приказал взять эти вещи, потому что таких хороших в этой стране нет, и что он за них заплатит; затем они сели на лошадей и уехали. После этого посланники посоветовались с Турецкими посланниками и решились уехать на другой же день; те рассказали, что с ними случилось то же самое и у них отняли несколько вещей; и они боялись, что если еще будут ждать, то может дойти и до худшего. [376]
CLIII. На другой день, в субботу двадцать второго августа, до рассвета наши и Турецкие посланники выехали из города Туриса. Они пробыли в этом городе пять месяцев и двадцать два дня; так как приехали первого февраля, а выехали двадцать второго августа. С ними отправился Чакатай, который должен был их сопровождать, и еще присоединился караван в двести лошадей, нагруженных товарами, который шел в Турцию, в город Бурсу; они хотели идти вместе, потому что боялись разбойников. Шли субботу, в которую выехали, и воскресенье; а в понедельник утром прибыли в город, называющийся Хой, в котором останавливались на пути в Самарканд. Здесь у этого города кончается Персия и начинается великая Армения. Остановившись там, они узнали новость, что один Туркоманский рыцарь, по имени Караотоман, бывший вассалом Тамурбека, возмутился, выступил с десятью тысячами всадников и уже причинил много вреда и много награбил в стране; потом пошел на город Арсингу и осадил ее; поэтому посланники должны были оставить дорогу на Маку, [377] прямой путь, по которому они прежде ехали, и взяли левее, к югу.
CLIV. На другой день, во вторник, около вечерни они выехали оттуда; ехали всю ночь, ехали среду; около полудня остановились в поле кормить лошадей и опять проехали день и ночь. В следующий четверг около вечерни приехали в одно селение с маленьким замком, населенное Армянами; оно находилось уже в Армянской земле и принадлежало Омару Мирассе; а от этого места к югу начинался Мавританский народ, который называется Турками, а земля их Турдустан; он царствовал тоже и в этой земле, и многие из этого народа жили между этими Армянами. Земля эта очень обильна хлебом и мясом. Тут они получили известие, что Караотоман ушел от Арсинги и появился на той дороге, по которой им нужно было ехать; и они послали верхового вперед узнать, где этот Караотоман. На другой день, в пятницу, он вернулся уже, вечером и сказал, что дорога безопасна. Они выехали и на ночь остановились в поле около одного селенья. Днем продолжали свой путь и [378] встретили многолюдные селения; в них были красивые церкви и кладбища, на которых над могилами и ямами стояли кресты в рост человека, хорошо сделанные. По дороге им сказали, что Караотоман оставался на месте, а воины его делали здесь набеги; тогда они оставили эту дорогу и пошли еще левее, к югу; а чем больше они шли влево, тем больше удалялись от своего пути. По этой стране они шли до воскресенья, не встречая жилища; и в понедельник точно так же. Надо знать, что Христиане лишились Армении из-за несогласия трех братьев.
CLV. Во вторник, первого сентября, около третьего часа приехали в большой город, почти весь пустой, со стеной разрушенной, но бывшей прежде очень крепкою и широкою, строенной из камня. В одном конце стоял замок, поврежденный в разных местах, и в нем жили люди. Этот город назывался Алескинер; в нем было много больших зданий и целые улицы каменных домов. Посланники остановились здесь обедать и им рассказали, почему этот город был разрушен. Говорят, что в великой Армении был могущественный царь Армений, [379] владевший обширными землями. Умирая, он оставил трех сыновей и разделил им землю таким образом: старшему сыну отдал этот город Алескинер с другой землей; второму оставил город Аумиан, тоже с определенным количеством земли, а третьему город Ассерон; все эти три города были самые важные города Армении. Старший, видя себя владетелем этого города Алескинера, который был очень крепок, захотел отнять все три у своих братьев; они восстали друг на друга и начали войну. Когда война разгорелась, каждый из них привел к себе на помощь чужой народ. Тот, который владел Ассероном, привел к себе на помощь Мавританский народ, который называется Туркоманами; то же самое сделал царь Аумианский, и они напали на старшего брата. Узнавши, что братья идут на него с чужим войском, он тоже послал за помощью и привел к себе своих соседей Мавританского племени, которые называются Турками. Эти сговорились с Туркоманами, которых привели другие братья. И устроили так: убили царя, сдали и разрушили город; потом убили двух других братьев и взяли города Аумиан и Ассерон с их землями; таким [380] образом эти города погибли и перешли во власть Мавров, которые завладели всею Армениею. Разрушивши город, эти люди убили всех Армян Христиан, которых нашли, и население уничтожилось. Остановившись здесь, посланники получили верные сведения, что Караотоман стоит со своим войском на той дороге, по которой они шли. Они решились тогда возвратиться на Аумианскую дорогу; это решение было выгодно для посланников, и они тотчас же отправились в путь и шли по пустыне четыре дня и четыре ночи. На четвертый день, в субботу, пятого числа сентября месяца, приехали в город Аумиан; и в следующий понедельник поднялись в замок, чтобы увидаться с сыном одного знатного рыцаря, который управлял этой землей вместо своего отца. Он был Чакатай, и имя его было Толадайбек; эту землю ему дал Тамурбек, когда завоевал ее. Приехавши к нему, они подарили ему камокановое платье по их обычаю, и потом рассказали ему о своем деле. Он сказал им, что Караотоман стоит в земле Арсингской, через которую им надо было идти, и тревожит страну; но что он ради короля, их государя, и чтобы услужить Тамурбеку, [381] к которому они приезжали, проводит их и велит показать им другую, безопасную дорогу; а Турецких посланников пошлет по другому пути. Этот Аумианский замок стоял неприступно на высокой скале и был окружен тремя оградами, одной за другой. Внутри его был источник воды, и он был очень богато снабжен всем и пользовался большими доходами.
CLVI. Во вторник, восьмого сентября, они уехали оттуда и с ними один Чакатай, который должен был их проводить, по приказанию Аумианского царя. Он повел их через Гурганию и они оставили на левой руке дорогу на Арсингу, по которой шли, когда еще отправлялись в Самарканд. В эту ночь они ночевали в одном селении, принадлежавшем Аумианскому царю. На другой день встали очень рано и поехали через очень высокую гору. Спустившись с нее, на другой стороне увидели замок, который стоял на высокой скале, по имени Таркон; этот замок покорил и обложил данью Тамурбек, а принадлежит он к Гургании. Ночевали в одном селении около лиги оттуда. По этим горам шли два дня. В пятницу, двенадцатого [382] числа сентября месяца, приехали к одному замку, который называется Висер и принадлежит одному Мавританскому Моле: а Мола значит у них доктор или ученый; этот Мола принял их с почетом и они обедали у него. Вся эта страна была встревожена Караотоманом и другими племенами, которые бежали через нее со своими стадами. Они тотчас же уехали оттуда. Проводник, который вел их, сказал, что им необходимо заехать к одному князю, который жил в городе по имени Аспир, и что у него было письмо от его государя к этому князю; и они должны были заехать. Дорога, по которой они ехали от Таркона до сих пор, была гористая и усеяна холмами. Князь этой земли называется Пиахакабеа; и земля эта обильна мясом, несмотря на то, что покрыта горами.
На другой день, в субботу, приехали они к этому князю и привезли ему в подарок два камокановые платья. Они у него обедали, и он дал им человека, который проводил бы их и доставил до Трапезондского царства. В эту ночь они ночевали в одном селении у подошвы горы.
CLVII. На другой день, в воскресенье, поднялись на высокую [383] безлесную гору. Подъем продолжался четыре лиги и был так обрывист, что и люди, и животные шли с большим трудом. В этот день они вышли из Горгании и вступили в страну Арракиель. Горганы люди хорошего телосложения и красивой наружности. Вера их в роде Греческой, а язык особый.
В следующий понедельник обедали в одном селении в этой стране Арракиель, тотчас же уехали и ночевали в другом селении. Причина, по которой этот Мавр владеет Аспиртенией и этой страной Арракиель, вот какая. Жители этой страны были недовольны своим царем, которого звали Арракиель, также как и землю; они отправились к этому князю Аспирскому, сказали ему, что сделают его своим князем, с условием чтобы он их защитил, и сделали так: передались в его власть, он принял и назначил вместо себя одного Мавра, чтобы управлять этой страной вместе с одним Христианином. Эта земля очень гористая; в ней есть несколько проходов, где не могут пройти животные; а в некоторых местах с одной скалы на другую ведет мост точно из дерева. Большею частью по этой земле не могут идти навьюченные животные, и людям приходилось [384] нести все на своих плечах. В ней мало хлеба. Здесь посланникам угрожала большая опасность от жителей этой страны. потому что хоть они и Христиане Армянские, но народ нехороший и недоброго нрава, и не хотели пропустить посланников, пока они не дали им кое-чего из того, что везли с собою. По этим горам они шли четыре дня и пришли к одному дому, стоявшему у моря, от которого было еще шесть дней до Трапезонда. Отсюда они шли дурной дорогой до места, которое называется Ласурмена. Вся эта Трапезондская земля, которая идет по берегу, покрыта высокими горами и лесами. По каждому дереву в лесу вьется виноград и из него делают вино и никогда не возделывают и не ходят за ним. В этой стране живут куриями, что на их языке значит кучами; то есть по нескольку домов соединяются одни в одном месте, а другие в другом. На этой дороге у них погибли все животные, какие у них были.
CLVIII. В четверг, семнадцатого сентября, приехали в Трапезонд. Приехавши туда, они узнали, что один корабль, нагруженный орехами, отправился в Перу; но сделался противный [385] ветер, и он возвратился в порт, по имени Шатана, в шести милях от города. Посланники запаслись всем, что им было нужно, взяли лодку, поехали к этому кораблю и взошли на него. Хозяин его был Генуэзец, по имени Николосо Кохан. Они отправились в путь и пробыли в дороге до Перы двадцать пять днёй.
В четверг, двадцать второго числа октября месяца, приехали в город Перу к ночи. Приехавши туда, они нашли две Генуэзские карраки, пришедшие из Кафы, которые собирались идти в Геную. Посланники приготовились к отъезду и отправились с этими карраками в среду четвертого ноября; в среду же приехали в Галиполи и нагрузились хлопком; в субботу выехали и приехали на остров Хиос.
CLIX. В понедельник, семнадцатого ноября, выехали оттуда и подошли к острову Сапиенсии и к мысу св. Ангела, и вступили во владения Венеции. В понедельник, в последний день ноября месяца, подошли к острову Сицилии и бросили якорь у города. [386]
В среду, второго декабря, выехали оттуда и вытерпели большую бурю, которая бросила их к городу Гаэте, что в Неаполитанском королевстве. Здесь они остались пять дней и когда выехали, снова началась буря, которая опять отбросила их к Гаэте. Во вторник, двадцать второго декабря, выехали оттуда и их застигла новая буря, которая отнесла их к Корсике. Здесь они провели праздник Рождества; выехали, их снова застигла буря, которая отнесла их к городу, по имени Гумбин; оттуда они отправились и в следующую субботу были у порта Веане.
В воскресенье, третьего января, приехали в Генуэзский порт. Генуэзский берег лиг на шесть от города покрыт красивыми домами, садами и цветниками, что очень красиво на вид. Город очень хорошо построен; в нем есть красивые дома, и почти в каждом доме башня. Посланники отправились в Саону, где был папа, потому что им нужно было кое-что обсудить с ним. [387]
В понедельник, первого февраля, выехали из Генуи на корабле, которого хозяином был мисер Биенбосо Барберо. Во время пути была буря и дурная погода, хуже которой они не испытали ни разу в своем путешествии. Они пробыли в дороге с первого февраля, когда выехали из Генуи, до воскресенья, первого марта, когда прибыли в Сан Лукар, вышли на землю и оттуда отправились в город Севилью. В понедельник, двадцать четвертого марта тысяча четыреста шестого года по Рождестве Христове, посланники явились к государю королю Кастильскому, которого застали в Алькала де Генаресе. [388]
описания путешествия, совершенного посланниками, которых послал светлейший король Енрике, прозванный Больным, с отчетом о всем замечательном и удивительном, что есть во всей восточной стороне. Печатано в Севилье, в доме Андрея Писциони. Года 1582.
Объяснительный указатель.
правитьАбобакер Мирасса — Абубекр-мирза, внук Тимура, сын Миран шаха, 23-х лет при смерти деда.
Абубекр-Мирза — Кл. Абобакер Мирасса
Абхар или Авхар — Кл. Хуар.
Авига, Авеник — Кл. Ауника.
Ависены башня.
Адуар, орда. По Арабски лагерь, также как и орду по Турецки.
Азовское море — К. Танское море.
Акиви. Никакой местности, где ломается лазурик, похожей названием на Акиви, в настоящее время неизвестно.
Алавары — по Ханыкову (Иран 610) Курды племени Алавари.
Аламан-Олглан.
Алангогаса — Аланза. (Иран стр. 586).
Аланза — К. Алангогаса.
Алара. Нельзя ли понимать под этим именем Арран, местность между реками Араксом и Куром, где находилась область Карабаг, одно из кочевий Тимура.
Алатао.
Алашкерт — Кл. Алескинар.
Алафа — алаф, слово Арабское, перешедшее и в другие языки, значит продовольствие, жалование. Отсюда русское лафа, привольное житье.
Александрия, царство Александрийское — Египет.
Александр.
Алексей IV. — К. Келекс.
Алеп — Алеппо, собственно Халеб.
Алеппо — К. Алеп, Ялап, Халап.
Алескинар. — Алашкерт, у истоков Восточного Евфрата. На возвратном пути Клавихо должен был пройти из Хоя в Алашкерт, Карс (Аумиан ?) Тортум, Испир и пр.
Алибед
Аликуди — К. Арку.
Алинга. На северном берегу Аракса, к востоку от Нахчавана, на высокой скале находятся ныне развалины весьма известной крепости Алинджа (в древности Ернджак), взятой Тимуром в 1387 году. Клавихо по дороге из Маку в Хой мог только издали видеть эту крепость с левой стороны.
Альгезира или Альгезирас — город в Испании на берегу Гибралтарского пролива, в 3 кил. на запад от Гибралтара.
Альдайре Баязет см. Ильдрин Баязит.
Алькаиро — Каир.
Алькала де Генарес — город в Испании на р. Генаресе в 23 кил. на СВ. от Мадрида.
Алькасаба. (Исп.) замок или крепость, Слово Арабского происхождения.
Алькасерия (Исп.) место, лавка, где продают сырой шелк. Слово взято с Арабского (см. Glossaire des mots espagnols et portugais derives de l’arabe, par W. H. Engelman (Leyde, 1861), р. 20).
Альмунесар — К. Альмуньекар.
Альмуньекар, — Альмунесар, город в Испании на берегу Средиземного моря; близ Малаги.
Альтолого
Султан Амад — Ахмед Джелаир Ильхани, владевший западною частью Ирана, ни за что не хотел покориться Тимуру. Лишившись в 1386 г. своей столицы Султании, а затем Тавриза и Багдада, он бежал в Египет; во время похода Тимура в Индию возвратился, снова укрепился в Багдаде и заключил союз с Кара-Юсуфом, одним из Туркменских владетелей в Армении. При приближении войск Тимура они оба бежали к султану Баязету, что было для Тимура одним из предлогов войны с сим последним.
Амазонки.
Амальфи — К. Мальфа.
Амброзио
Амират — султан Мурад I (1359—1389).
Аму-Дарья — К. Биамо, Виадме.
Ангора — К. Ангури.
Ангури — Ангора, древняя Анкира, город в Малой Азии, на притоке р. Сангария. Знаменитая битва между Тимуром и Баязетом, в которой Баязет был взят в плен, была при Ангоре в 1402.
Андрикоя. Может быть Эндераб-Куг.
Анкой, — Анхуй, гор. на запад от Балха.
Антенилло — Антимило, остр. в Архипелаге.
Антимило — К. Антенилло.
Антипихара см. Пихара.
Антиохия.
Анчо. Это ямчи, почтарь, Русское ямщик, от того же ямчи происходящее.
Арабы.
Аракс — К. Коррас.
Арарат. —К. гора Ноева ковчега.
Арзамир.
Арку — Аликуди, один из Липарских островов.
Армений царь.
Армения.
Армения верхняя.
Армения малая — Армянское царство, образовавшееся из древней Армении, так называемое царство Багратидов 2.
Армяне.
Армянский замок. См. Конец путей.
Аррагонский король. См. Педро IV.
Аррагонский вице-король.
Арраис (Arraiz) ар-раис, эль-реис (л. перед р. ассимилируется). Реис --духовный чин, лицо наблюдающее за нравственностью жителей города и за его чистотой и безопасностью (Ханыков «Описание Бухарского ханства» стр. 191).
Арракиель.
Арран — К. Алара.
Арсинга — Ерзенган, бывшая столица Армении, Арзенка у Армян.
Архипелаг. — Герцогство Архипелаг состояло почти исключительно из одного острова Наксоса и существовало от начала XIII в. до конца XIV в.
Асерон — Ерзерум.
Асинара — К. Линера.
Аспера или еспера — восточная монета.
Аспир — г. Испир на Чорохе, в древности Спер.
Аспиртения. — Область Испир. 383.
Ассарек. — Вероятно один из множества рассеянных всюду Хисареков, т. е. крепостиц.
Атенгала. По местности должно быть Саин-Кала. (См. Атл. Киперта).
Аумиан, Аумианская земля. Имя намекает на Ани (у Грек. Anion), между тем по смыслу указывается на Карс.
Ауника — Авеник, крепость к 10. от Гассан-Кале, по Турецки Джеван-Кале; ныне Авига.
Ахинхан. — Отец Ханым был султан Казан-Хан, владевший уделом Джагатая 1332—1346.
Ахмед Джелаир Ильхани — К. Султан Амад.
Афон — К. Монтестон, Святая гора.
Бабашек или Башамбек.
Баберский герцог или герцог Стерлик.
Багадур. То же, что Русское богатырь, из того же «багадур» переделанное.
Багдад — К. Балдак, Балдас, Балдат.
Багино — Багинау, Баги-ну, Баги-но — «новый сад». Шерефеддин в своей истории Тимура и султан Бабер в своих записках упоминают о нескольких загородных дворцах в Самарканде, которых названия начинались со слова баг- (сад), но ни одно из приводимых ими названий не соответствует вполне имени Багино. Шерефеддин впрочем упоминает без имени о новом загородном дворце, который был богаче и обширнее других. На праздник, данный в нем, приглашены были, по его словам, и европейские посланники, потому что «и кассам» (маленькие морские насекомые величиною в ячменное зерно) «есть место в море». (Histoire de Timur Bec. VI, 24, стр. 179, 180.).
Бадахшан — К. Балахия.
Байгинар — вероятно загородный дворец Баги-чинар. Место, где он был, показывают и теперь.
Море Баку, — Каспийское море. В Русских сказаниях Каспийское море тоже называется Бакинским.
Байрут — К. Баруте.
Балахия, «страна, где добываются рубины (balaxes)». Несомненно Бадахшан, где, как известно, находятся копи рубинов. Марко Поло называет Бадахшан Badascia.
Балдак, или
Балдас, или
Балдат. — Багдад, взят Тимуром во второй Персидский поход в 1393 г.; второй раз взят после восстания Ахмеда Джелаира и разрушен в 1401 году.
Балх. В Испанском тексте Vaeq вероятно описка или опечатка. Буква e легко могла попасть вместо l буквы же b и v произносятся по Испански одинаково. Балх был завоеван и разрушен Тимуром в 1366 г.
Барбарские горы. — горы Варварии, Берберии, т. е. северо-Африканские.
Баруте — Байрут.
Бастан — Бостам, гор. на пути между Мешхедом и Тегераном. ср. Васкаль.
Баубартель. — Абиверд?
Башамбек, в другом месте Бабашек.
Баязет гор.
Бенетико — остров близ южного берега полуострова Мореи.
Берберские мавры. — Африканские мусульмане, Арабы или Берберы.
Берро — вероятно остров Лерос.
Биамо, Виадме — р. Аму-Дарья, др. Оксус. И Биамо, и Виадме образовались у Клавихо из Аби-Аму, «река Аму», как называется она у туземцев.
Мессер Бокира де Марта.
Болькани, Больканте — Волкано, один из Липарских островов.
Большое море — Черное море.
Бонифацио пролив.
Бонифацио замок на остр. Корсике.
Борундо мирасса. См. Буродо мирасса и Бутудо мирасса. Борундо должно быть то же имя что Бурундай, темник, о котором упоминают Плано Карпини и Волынская летопись.
Босат, питье. Это должно быть буза, известный Татарский напиток.
Бостам — Кл. Васкаль.
Бояр (Boyar). Судя по местности это должно быть Бухара. Очень вероятно, что буква у поставлена ошибкою вместо у. В таком случае слово Bojar произнеслось бы по Испанскому выговору Бохар.
Брасо--обхват руками (braco рука) т. е. около 6-ти футов.
Брусса — К. Бурса, Вурска.
Буело. Что это — Абдуль-абад?
Буродо мирасса Вероятно то же имя, что Борундо мирасса и Бутудо мирасса.
Бурса — Брусса. ср. Вурска.
Бусико — К. Мозен Бучикате.
Бутудо мирасса ср. Буродо мирасса и Борундо мирасса.
Бухара — К. Бояр.
Белые Татары. Под этим названием следует разуметь у Клавихо — Туркменов Ак-Коюнлу, «Белобарандев».
Вавилония.
Вавилонский султан.
Вавилонского султана посланники.
Вавилон.
Султан Ваис — Шейх Овейс-Джелаир, основатель династии Иль-ханидов в западном Иране, отец Ахмеда Джелаира, побежденного Тимуром.
Васит Каласиде — Баязет. Васит Каласиде — местный падеж и значит: в крепости Васит. Именительный Васит Каласи (Иран 588—589).
Васкаль по всей вероятности Бостам; сомнения быть не может, приняв в расчет направление пути.
Ватами. — Верамин, по дороге из Семнана в Тегеран.
Веане.
Велес Малага.
Венецианский залив — Ионическое море.
Венецианские владения.
Венецианцы.
Венеция.
Венгарага.
Венгерский король.
Верамин — Кл. Ватами.
Виргилий.
Висер.
Витуперио башня.
Виадме. См. Биамо.
Вианские поля.
Виополи — ныне Фоль, селение на Малоазийском берегу Черного моря между Керазондом и Триполисом.
Волкано — К. Болькани, Больканте.
Вурска — Брусса. В другом месте этот город назван у Клавихо Бурсой. Брусса была взята Тимуром вслед за Ангорой в 1402 г.
Габуй — один из четырех сыновей Чингис-Хана. Этого Габуя можно признать за сына Чингисова Угедея.
Гаета. Мола (Mola di Gaeta) древн. Formianum, лежит в очень близком расстоянии от Гаеты, но до ныне составляет отдельный город.
Галата. По словам Клавихо это есть имя, которым Греки называют Перу. Во время Византийского владычества Галата и Пера составляли одно предместие и даже назывались одним общим именем Сике.
Галиполи.
Гало мыс.
Гаргания или Джургания — Грузия, иначе называвшаяся Гурджистан. Подчинена Тимуром в 1386 г.
Гаттилузий — К. Каталус.
Генуезцы.
Генуя.
Герат — К. Хелак, Херей, Хоре.
Гераклея — К. Понторакия.
Герб Тимура. — Три кружка трехугольником действительно были родовою тамгою Тимура и изображались на его монетах. Объяснение Клавихо, что тремя кружками этими обозначалось его владычество над тремя частями света, не имеет никакого основания.
Германоди — вероятно вместо Кир-Маноли, — император Трапезондский Мануил II (1389—1412).
Гернан Санчес де Паласуелас посланник короля Кастильского Генриха III к Тимуру, присутствовавший при сражении у Ангоры (1402). Товарищ его по посольству Пайо или Пелайо де Сотомайор. (См. это).
Гибралтар. 6.
Гилян — одна из северных областей Персии, у юго-западного угла Каспийского моря, по обеим сторонам устья Кызыл-узеня. Гилян подчинился Тимуру в 1386 г.
Гипподром в Константинополе, нынешний Атмейдан, занимал прежде огромное пространство, теперь же так застроен, что заключает в себе только 250 шаг. в длину и 150 в ширину. (Hammer Constantinopel I стр. 128). Колонна, о которой говорит Клавихо, есть обелиск из куска цельного гранита, исписанный иероглифами. Он был поставлен по приказанию императора Феодосия Великого, на что указывают две надписи, одна Латинская, другая Греческая, находящиеся на подножии его. Другая, змееобразная колонна, вместе с обелиском вызывала удивление между прочим и Русских путе- шественников. О происхождении ее существовало много преданий. Жилль думает, что на ней прежде стоял треножник Дельфийский, поставленный в Гипподроме Константином Великим. Русские путешественники упоминают также о заговорном значении этой колонны. (Сказания Русского народа. Constantinopolis Christiana II стр. 106. Gyllius кн. II гл. ХІ, XIII.).
Гирифонда--может быть неверно переписанное Cherasonda или Cuerasonda — нын. Керазунд.
Гироль Греческий (el Guirol de la Grecia) и
Гироль Турецкий (el Guirol de la Turquia), замки, один на Европейском, а другой на Малоазийском берегу Босфора. Развалины этих двух замков теперь известны под названием Генуезских замков. Они находятся в самом узком месте Босфора. Во время Византийской Империи они защищали пролив. Близ развалин находятся теперь два новые замка, построенные с тою же целью султаном Мурадом IV. Называются они Румили-Хисари и Анадолу-Хисари.
Гомес де Салазар.
Гормес. Знаменитый в средние века Ормуз — остров и бывший на нем город при входе в Персидский залив. До этого пункта простирался на западе удел Пир-Магомета, заключавщий в себе Афганистан и Балучистан.
Горчи (gorchi) — отрок.
Греки.
Греция.
Гумбин гор.
Гуссейн — Кл. царь Самаркандский.
Гургания, Горгания. См. Гаргания.
Горганы — Грузины.
Дамаск. Взят Тимуром в 1401 г.
Дамган.
Дарий царь Персидский.
Два Замка (Dos Castellos) гавань на Малоазийском берегу Черного моря.
Двойка. См. Тройка.
Девиз Тимура — султан, сплетенный в три пряди из конских волос.
Делиесте — Дели. Был взят Тимуром в 1394 г.
Делуларкент, «селение близ реки Аракса, в котором жили Кашикп или святые люди» — Делилар-Кент, нынешний Делибаба (Ханыков Иран 587).
Дербент. — Дербентское ущелье Железные ворота.
Дербентская земля.
Деррега — Даруга, (Монг.), начальник страны или города.
Деспартель — мыс Спартель, оконечность Африки при входе в Гибралтарский пролив из Атлантического океана.
Джагаро. См. Ягаро.
Джанса мирасса. см. Янса мирасса.
Джеангир — К. Янгир.
Джургания. К. Гаргания.
Дилеольтагаиа. Не есть ли это имя Тукель-Ханым? Так звали жену Тимура, дочь Монгольского хана Хызр-Ходжа Аглена; В честь ее был устроен сад Диль-куша (Шереф. III. 70, стр. 425).
Диликаша или Диликая — Диль-куша, «восхищающий сердца», сад близ Самарканда. Место этого сада показывают и теперь.
Димитрий, предъявитель прав на Византийский престол. Клавихо называет его Димитрием вероятно по ошибке. Племянник императора Мануила Иоанн, сын его брата Андроеника, лишенного престола отцом, возмущался против дяди, потом примирился, получил титул императора и даже управлял империей во время поездки Мануила во Францию. По возвращении своем в Константинополь, Мануил послал племянника на остров Лемнос. В последствии Иоанн получил во владение гор. Фессалонику. Димитрием назывался один из братьев императора Мануила и вероятно Клавихо смешал имена. Димитрием же был назван также и пятый сын Мануила, но в 1403 г. он едва ли был уже на свете (Ducange Fam. Bysant. стр. 240, 241).
Димит ткань.
Дина — алькад т. е. визирь, назначенный Тимуром на время отсутствия из Самарканда в семилетнем походе.
Дорганчо. Тут у Клавихо под именем города едва ли не следует разуметь имя самого царя — именно Чингиса. Никакого города в Монголии во времена Чингис-Хана не было.
Дориле замок.
Дублон (dobla), — старинная Испанская монета. Дублоны были различной ценности: в 1 пистоль (около 4 рубл.), в четыре пистоля и даже в 50 пистолей. Кроме того их ценность изменялась с течением времени (Метрология Петрушевского).
Дюбек — местечко на берегу Дарданелльского пролива.
Дукат. Ценность этой монеты, так же как и дублона, очень разнообразна.
Евфрат.
Егида. Может быть это Игдырь, лежащий на запад от Арарата, (Ritter Erdkunde X. 383).
Едигуй = Едигей.
Езбек. Сына этого имени у Чингиса не было.
Елена.
Елион.
Ельчи. Объяснено у Клавихо правильно.
Еннакора.
дон-Енрике = Генрих III, король Кастилии 1390—1406.
Ерзерум — К. Асерон.
Ерзенган — К. Арсинга.
Ескалинес или Есталимен.
Ескарлата.
Ескомболи. От этого имени произошло по всей вероятности Османское имя Константинополя — Истамбул.
Ескотари — Скутари — по-Турецки Искюдар, древний Хризополис, существовал со времени Персидских войн.
Еспандиар — Исфендиар.
Еспера или Аспера — восточная монета.
Есталимен или Ескалинес, — Сталимене, древний Лемнос.
Ехамилле.
Жемчуг. «Жемчуг родится в больших раковинах, которые называются jacares». Не ошибка ли здесь в слове jacares: перламутр по Испански nacar, слово Персидское.
Жираффа. Шерефеддин рассказывает, что жираффа была привезена в подарок Тимуру от Египетского султана и приията на свадебном пиру.
Забраин гор. На запад от Нишапура и теперь есть город Зафрани или Зафранлу с караван-сараем, которому Ханыков приписывает отдаленную древность (Memoires sur la partie meridionale de l’Asie Centrale par N. Canikof).
Заиты, «дюди, ироисходящие из рода Магомета». Все считающиеся потомками Магомета, называют себя и называются у Магометан сейидами, т. е. господами, благородными. Сейид то же, что Испанское Сид.
Заратан — владетель Ерзенгана, которому наследовал Питалибет, сын его. Шерефеддин называет его Тахартен. Он подчинился Тимуру в 1387 г. и был признан вассальным владетелем. У современника Клавихо Армянского писателя Мецопеци, стр. 45, — Тахратан.
Зафа «гор. с которым ведет торговлю Султания». Не Кафа ли? Смешение звуков к и с (з) у Клавихо встречается не редко (ср. Corras = Су-Аррас; cofra = софра и. т. п.).
Зафрани или
Зафранлу см. Забраин.
Звериный остров (de las Bestias) близ остр. Родоса.
Зенджан или Зенгян — Кл. Санга.
Ивиса.
Иларий Дориа — К. мессер Иларио.
Мессер Иларио = Иларий Дориа, Генуэзский патриций, был женат на Замрии, незаконной дочери императора Мануила Палеолога. (Ducange Fam. Bysant. стр. 245).
Ильдрин Баязит или Альдайре Баязет = Турецкий султан Баязет I, прозванный «Молнией» (Ильдирим). Вступил на престол после своего отца Мурата в 1389 г., был разбит и взят в плен Тимуром в битве при Ангоре в 1402 г.
Индия малая. Так называется у Клавихо Афганистан, считавшийся и у древних принадлежащим к Индии.
Индейская земля.
Индейский царь.
Искиа — остров у северной оконечности Неаполитанского залива.
Испания.
Испанский король.
Испир.
Исчу.
Иерусалим.
Иессей.
Иессен. Не Иемен ли?
Иоанелла, сестра короля Ланселота Неаполитанского, царствовавшая после него под именем Иоанны II. (1414—1435 г.). Ею закончилась старшая линия Анжуйского дома в Неаполе.
Иоанна II — К. Иоанелла.
Иудеи.
Кабазика «владетель замка Кадака».
Кабоханто или Кабосанто, мыс в малой Азии.
Кабрера — один из Балеарских островов.
Кабрия гор. — Кабушан, к С. от Нишапура (см. Карту Русск. Туркестана 1878 г.).
Кабушан — Кл. Кабрия.
Кадака, замок на дороге от Трапезонда к Ерзенгану.
Кадикс.
Каза гор. близ озера Урумие.
Кайрисы, происходящие из рода Магомета, приближенные к Тимуру. Не есть ли это искаженное слово ходжа, которым так же, как и именем сейидов обозначаются потомки Магомета.
Калабрия.
Каладай-шек, приближенный Тимура.
Калапарда или Салапарда. — Сераперде — по Персидски занавесь.
Каламо, остров, принадлежащий ко владениям Родоса; вероятно Калимнос.
Калимнос см. Каламо.
Калолимни см. Калонимо.
Калонимо — остров Калолимни в Мраморном море.
Калугеры.
Кальмарин также Кольмарин. Это ныне местечко Сюрмали, а прежде называлось Сурмари и Сульмари (искаженные из Сурб-Мари = Св. Мари). Сюрмали в XIII и ХІV веках было многолюдно и сильпо укреплено. (Ср. к = с; кофра = софра).
Камаг замок. У Шерефеддина Кемак (Hist. d. Tim. V. 41). Неприступная крепость южнее Ерзенгана, на левом берегу Евфрата. Крепость Камах, с IV по XI век называлась крепостью Ани, которую не следует смешивать с городом того же имени к В. от Карса.
Камбалек. — Ханбалыг, «царский город». Так назывался Пекин в Средней Азии.
Камокан ткань. Это кимха, кимхаб, шелковая ткань, парча.
Камиза. Камизой называлось военное платье, плотно облегавшее члены. (Ducange II, р. 57).
Канделор замок.
Каньо или Каньон старшая жена Тимура, — Ханым т. е. госпожа или царица. Она была дочь хана Казана, сестра эмира Мусы, и была захвачена Тимуром в гареме эмира Гуссейна. Настоящее имя ее было Серай-Мульк Ханым и кроме того ее называли Мехребана т. е. благодетельная. Ее сын Шах-Рух сделался в последствии наследником Тимура (Шерефед. I. 26. II. 24).
Капитан. Comitre собственно значит помощник капитана, который передает и исполняет приказания капитана. Но Клавихо не упоминает ни слова о капитане, и его comitre сам распоряжается. Поэтому я позволяю себе перевести это название общепонятным капитан. (Jal. Archeologie navale I. 302).
Карабаг — К. Карабаке.
Карабаке или Карабаки или же Катарабаке — Карабаг, область между нижними течениями Куры и Аракса, где иногда, к югу от Аракса, в степи Муган, Монголы иТимур любили кочевать.
Каравансака — каравансарай.
Караван.
Караотоман. Это должно быть то лицо, о котором у Гаммера упоминается под именем Карамана (Geschichte d. Osman. Reichs, I, 346).
Башня Карельяио близ Гаеты вероятно имела это пмя от речки Гарильяно, впадающей в залив недалеко от Гаеты.
Кариль Султан — Хелиль султан, внук Тимура, третий сын Миран Шаха, 21 года при смерти Тимура.
Карво Томан Улглан.
Карпи — Кальпе, нын. Керпе-Лиман, порт на Малоазийском берегу Черного моря.
Картагена. 7.
Кар горы.
Касмониль — Казвин. Обратный путь Клавихо лежал из Шахарика не на Секезану, как в первый раз, а на Казвин; они вероятно вышли на прежнюю дорогу севернее Абара, как отмечено на всех картах.
Каррака. Особый род купеческого корабля, бывший в большом употреблении в XIV, XV и XVI в. (см. Jal. Arcologie Navale II. 211 и след.)
Кастамеа — нын. Кастамуни.
Кастилия.
Катай — Северный Китай.
Каталония.
Каталонцы.
Каталус, мессер Хуан де Каталус — Генуэзский патриций Иоанн Гаттилузий (Gattilusio). Отец его Франциск был женат на дочери императора Андроника младшего. (Fam. Bysant. 239).
Кафа нын. Феодосия.
Кафары — Кафиры. Этим именем называются все, непринадлежащие к Магометанской религии, не только христиане. Кафир, кавер, гяур и пр. = неверный.
Кашики, кашиши. По мнению Ханыкова (Иран 587), здесь дело идет о дервишах. Турки и Персиане, по его словам, называют Греческих и Армянских священников кешишь.
Келекс, сын Трапезондского императора — Алексей, наследовавший престол своего отца Мануила II, в 1417 г. под именем Алексея IV.
Керазонд — К. Гирифонда.
Керели бурун — К. Корила.
Кешь, один из городов Мавераннагра. Носит также название Шегрисебз, т. е. зеленый город, за роскошные сады и луга, окружающие его. По некоторым сведениям гор. Шегрисебз был предместием города Кеша. Во всяком случае имя Кешь было кажется более употребительным, а Шегрисебз второстепенным. Шерефеддин говорит, тго этот город назывался также Куббет-эль-ильм вель-эдеб, т. е. храм науки и добродетели; потому что издревле в нем жили знаменитейшие ученые и туда съезжалисъ все желавшие пользоваться их руководством. Кешь с принадлежащею к нему страною был владением Тимурова отца и Тимур счптал его своею второю столицей. По свидетельству Шерефеддина он окружил его новою стеной и построил великолепный дворец Аксарай. Местом рождения Тимура одни считают Шегрисебз, как предместие Кеша; другие же близ лежащее селенье Ильгар. (Histoire de Timurbec II, 28; Memoirs of Timur р. 48; Ahmed. Arabsiadae vitae et rerum gestarum historia t. I. р. 15, 83.)
Ворота Киниго в Константинополе = Охотничьи ворота (khniγoV), обращенные к Золотому Рогу. Они были заделаны после взятия Константинополя.
Кинизико — мыс на Турецком берегу Дарданельского пролива.
Киноли = мыс Киноли, Cinolis.
Кинчикано, вторая жена Тимура — по объяснению Клавихо, малая царица. Вторая часть этого имени есть очевидно искаженное Персидское слово ханым, т. е. госпожа; первую же половину можно принять за Тюркское слово кичик — маленький. Соединение слов этих двух языков не было невозможно, потому что оба они господствовали во владениях Тимура. ІІоследнее подтверждает между прочим и Клавихо. Имя этой жены Тимура было Туман-ага. См. Туманга.
Кипрский король.
Кирилео Арбозита — Малоазийский владетель. В другом месте он назван Кабазика.
Кирманоли — Кир Мануил, т. е. государь Мануил — Мануил Палеолог, император Византийский (1391—1425). Супруга его называлась Елена или Ирина, а сыновья, присутствовавшие при приёме Испанских посланников, были: Иоанн, Феодор и Андроник. Изображение всех этих пяти особ императорского семейства находится в рукописном сборнике трудов Дионисия Ареопагита, присланном императором Мануилом во Францию в монастырь св. Дионисия (Ducange, Famil. Bysan. 243).
Клавихо, Рюи Гонзалес де Клавихо.
Компаньо. — Невозможно узнать, что разумеет Клавихо под этим словом.
Конец путей. (El Cabo de los Caminos). — Не тот же ли это замок, что выше назван castillo de los Armenios?
Консерва. — Так называлось судно, обязанное сопровождать другое, чтобы в случае надобности подать ему помощь. (Jal, Archeologie navale I. 369; II. 501).
Константинополь. См. Гироль, Гипподром, Монастырь, Трапеа, Храм.
Константинопольская империя.
Константинопольский император. — Семейство его.
Констанция, дочь Манфреда Киарамонте. Неаполитанский король Ланселот женился на ней по совету своей матери, но через полтора года развелся, иные говорят, оттого что ее мать, вдова графа Киарамонте, вела беспорядочную жизнь, другие, просто оттого, что успел уже растратить все, что она принесла ему в приданое, и не видел в ней больше никакой пользы. В последствии она вышла замуж во второй раз.
Корамишь. Не Тохтамышь ли?
Корила, древняя крепость Коралла, теперь в развалинах. Мыс Керели-Бурун.
Корон, гор. на полуострове Морее.
Коррас — река Аракс, Су-Аррас (Ханыков, Иран 588). В Русском сказании о землях за Араратом Аракс назван Курскою рекою (см. Срезневский, Хожение Афан. Никит. стр. 5, 6).
Корсика.
Кофра. — Скатерть, по Татарски софра.
Куарака.
Кузакана. — Ныне Кусакюнан к С. от Урмии по дороге в Тавриз.
Кулемаша мирасса, в другом месте Кумалеша мирасса. Вероятно Гуламан-шах мирза.
Кумалеша мирасса. См. Кулемаша мирасса.
Курды — Кл. Алабары.
Курио, т. е. куча.
Курчистан — Курдистан.
Кусакюнан — Кл. Кузакана.
Ладислав — К Лансалаго.
граф Лазаро, убивший султана Мурада. — Под этим именем вероятно следует понимать Сербского короля Лазаря. Мурад был убит в сражении на Коссовом поле, но не Лазарем, а зятем его Милошем Кобиловичем. Милош был тут же убит воинами Мурада, а Лазарь взят в плен и казнен по приказанию умирающего султана. Наследник Мурада Баязет заключил мир с сыном Лазаря Стефаном, обязав его быть своим союзником.
Ланаса, селение близ Тегерана.
Ланго. — Может быть остров Станко или Станхио, древний Кос.
Лансалаго — Ланселот или Ладислав, король Неаполитанский, наследовавший своему отцу Карлу III. (1386—1414). Ему пришлось вести борьбу за свои владения с Людовиком, герцогом Анжуйским, которого он окончательно победил в 1399 г. Он был женат на Констанции Киарамонте и второй раз на Марии, сестре Кипрского короля. Умер бездетным и ему наследовала сестра его Иоанна II. 11.
Ланселот — К Лансалаго.
Ласурмена — Сусурмена, нынешнее Сюрмене, гавань у Малоазийского берега Черного моря, на восток от Трапезонда. (Ritter, Erdkunde XVIII, стр. 916).
Латыняне.
Леон.
Леона. — Может быть это искаженное Полемониум, древний город с гаванью на Малоазийском берегу Черного моря; теперь деревушка Пулеман. (Ritter, Erdkunde XVIII, стр. 843).
Лерос — К. Берро?
Лига, путевая мера в Испании. Величина лиги изменялась в разное время. Древнейшая, нам известная, принята была в 1658 г. и равнялась трем милям (Испанским) т. е. около 15,000 футов или 4-х верст. Если та же самая употреблялась во время Клавихо, то мера пути, назначенная Тимуром, заключала в себе 8 верст т. е. столько же, сколько нынешний фарсанг. (Метрология Петрушевского стр. 290).
Лимниона — К. Пимия?
Линера. Вероятно остров Асинара, у северо-западной оконечности Сардинии.
Липари — К. Липар.
Лионский залив.
Лобо скала. — Может быть здесь Lobo стоит вместо l’Obo или l’Ovo. В Архипелаге не один остров называется этим именем.
Лоренцо Венецианец, хозяин галеоты, на которой Клавихо ехал из Константинополя в Трапезонд.
Луенгосардо — Лонгосардо, укрепленный город в Сардинии на берегу пролива Бонифацио. В Испанском подлиннике Luecigosardo: вероятно опечатка.
Лукрио.
Людовик король. — Людовик II, герцог Анжуйский, имел право на корону Неаполитанскую по отдаленному родству с Неаполитанской королевой Иоанной I, и даже был коронован в 1390 г. папою Климентом VII. Но блпжайшій наследник Неаполитанского престола, Ланселог, который с начала принужден был ему уступить, в последствии возвратил себе все свои владения (1399).
Людовик Капуанец.
Мавританское племя.
Мавры. Этим именем называются у Клавихо мусульмане.
Магистр богословия см. Фра Альфонсо Паес де Санта Мария.
Магомет-аль-Каги или аль-Кази, посланник Тимура к Генриху ІІІ-му, привезший ему в числе подарков двух христианских пленниц, как думают, захваченных в гареме Баязета.
Магомет султан, внук Тимура, сын Джегангира, умерший во время войны Тимура с Турками 19-ти лет от роду. Несмотря на свою молодость, он успел совершить уже столько подвигов, что, по словам Шерефеддина, мог сравнпться со знаменитейшими героями. Тело его было перевезено из Карахисара, где он умер, в Самарканд. (Histoire de Timur Bec. V. 60, 61, 65, VІ. 48).
Мадреа — остров в Архипелаге.
Маестро — сев.-зап. ветер в Черном море.
Маиорка.
Маку. — В скале, на которой стоит крепость Маку, находится огромная пещера, около 600 ф. дл. и 150 ф. шир., которая может служить складочным местомъ для продовольствия нескольких тысяч гарнпзона. В этой же пещере берет начало горный поток, снабжающий крепость водою, так что она может считаться совершенно неприступною. Владетелп ее обязаны дать присягу никогда не допускать в пещеру чужеземца, и потому ни одному путешественнику не удалось в ней быть. Один путешественник (Монтейт) видел на скале у крепости Маку Латинскую или Греческую надпись, но не мог ее разобрать, так как она была слишком высоко. (Ritter, Erdkunde IX. 919).
Малага.
Мальфа — Амальфи, гор. на берегу Салернской бухты. В соборе его находятся мощи св. Андрея Первозванного.
Мамбре — остров в Архипелаге.
Мануил — К. Кирманоли, Германоли.
Манфред Киарамонте — К. Манфред Карамете.
Манфред Карамете, отец Констанции, первой жены Ланселота, короля Неаполитанского.
Марбелья, город на южном берегу Испании в 43 кил. от Малаги.
Маргарита, мать короля Ланселота Неаполитанского. Она управляла королевством до совершеннолетия Ланселота.
Мария, сестра короля Кипрского и жена Ланселота, короля Неаполитанского. Разведшись со своей первой женой, Констанцией Киарамонте, Ланселот женился на Марии, сестре короля Кипрского, но не имел от нее детей.
порт св. Марии возле Кадикса.
мыс Мария Матапан или мыс Матапан, южная оконечность полуострова Мореи.
мыс св. Марии в Малой Азии.
остров Мармора в Мраморном море.
мыс Мартин в Испанской провинции Валенсия.
Махомад султан мирасса см. Магомет султан.
Машак Хоранза Сельтан — Мешхед, столица Хорасана. В нем покоится прах восьмого имама Ризы. Искаженное выражение Клавихо значит: Мешхед, князь Хорасана; он назван так во-первых потому, что он столица Хорасана, во-вторых потому, что в нем лежит имам Риза, высший святой у Персов. Мешхед — священный город Шиитов, место погребения многих людей, известных своею святою жизнью, доблестью или ученостью.
Меласено.
Мелиалиорга.
Мерди, остр. в Архипелаге.
Мерди — Мердин, город в Месопотамии.
Мери, Исп. мон. = пол-реала.
Месраб — К Мирабосар.
Месер.
Мессина.
Метелла — вероятно то же что Метеллин.
Метеллин — Мителена, древний остров Лезбос. ср. Метелла.
Метеллинский государь.
Мешхед — К. Машак Хоранза Сельтан.
Миана, город на юго-восток от Тавриза в 182 верстах. Слово «мианэ» действительно по Персидски значит середина.
Миаша мирасса — мирза Миран-шах, третий сын Тимура, старший из оставшихся после его смерти. Ему было тогда 38 лет. О сумасшествии его рассказывает Шерефеддин. (Hist. de Tim. V. 1, 3). Окончание слова шах не умели произносить не только западно-Европейские путешественники, но и Русские люди. Напр. Афанасий Никитин склоняет как имена женского рода, имена Ширвавша, Янша и т. п. (Срезневск. Хожение за три моря стр. 35, 47).
Мидия.
Микареа, остр. в Архипелаге — Никария, древн. Икария.
Мило — К. Нилло.
Миля Испанская нынешняя равна Английской, т. е. 868 Русских саж. О величине мили, употреблявшейся в Испании в XV в., нам ничего неизвестно.
мыс Минервы — южная оконечность Неаполитанского залива, нын. Punto della Campanella.
Минорка, один из Балеарских островов. 10.
Мирабосар, вельможа Тимура, может быть емир Месраб (Histoire de Timur Bec. VI. 28). 210.
Миран-шах — К. Миаша Мирасса.
Мирасса. — Это искаженное слово мирза. Мирза есть сокращенное емир-задэ, т. е. «сын князя». Емир, князь, — почетное название, дававшееся не только государям, но и военачальникам. Позднее оно стало обозначать только детей государей.
Мисал Маталаби — вероятно то же, что Мусульман Челеби.
Мо — вероятно остров Hиo.
Могалия у Клавихо не есть Монголия. Могулистаном, во время Тимура называли не Монголию, а Джунгарию; и Могулами звали тогда в Западной Азии не Моонголов, а Турок из Джунгарии и Восточного Туркестана, так называемых Четейцев, т. е. Джагатайцев, людей из Джагатаева улуса, к которому собственная Монголия никогда не прииадлежала.
Могали, письмена. — И тут, у Клавихо идет речь не о Монгольских письменах собственно, а об употреблявшихся в уделе Джагатая, (к которому принадлежал и Мавераннагр, покуда не отнял его Тимур), Уйгурских письменах.
Модон — К. Мондон.
Мозен Бучикате. — Jean le Meungle или le Maingre, sire de Boucicaut, маршал Франции, род. в 1364 году. Уже в юности он стал знаменит своими подвигами и на 25-м году был сделан маршалом. Он участвовал в крестовом походе против султана Баязета I и был взят в плен в битве при Никополе (1396). Получив свободу, он снова сражался против Баязета в службе у Византийского императора Мануила. После того был губернатором Генуи. По возвращении во Францию он участвовал в битве при Азинкуре, был взят в плен п умер в Англии в 1421 г.
Moles.
Молленос.
Монастырь.
Греческий Монастырь в Мессине.
Монастырь Вседержителя (Пантократора) в Константинополе был построен в царствование императора Иоанна Комнина женой его императрицей Ириной. (Ducange, Const Christ. стр. 80). О камне, на котором был положен Иисус Христос по снятии со креста упоминают также и Русские паломники (дьяк. Игнатий, дьяк Александр, иеродьякон Зосима, Стефан Новгородец).
Монастырь св. Франциска в Пере. В нем был похоронен Филипп д’Артуа, коннетабль Франции, взятый в плен в битве при Никополе (1396 г.) (Ducange, Const. Christ;. IV, стр. 129).
Монастырь св. Павла в Пере.
5) Доминиканский монастырь близ замка Маку. — Близ Маку и теперь находится монастырь св. Фаддея, построенный в честь апостола Фаддея, принявшего мученическую смерть близ тех мест. (Ritter, Erdkude IX. 920).
Монджибле — Этна, Итал. Mongibello, сокращенное из Monte Gibello. Это название происходит от Арабского Джебель т. е. гора. Сарацины называли Этну просто «горою», как и нынешние Сицилийцы зовут ее просто il Monte. Итальянцы, приняв слово Джебель за название, прибавили к нему нарицательное.
Мондон — Модон, древ. Метона, город на полуострове Морее.
Монтекарсель — вероятно Монте Кассино, гора в Terra di Lavoro, бывшей провинции Неаполитанского королевства, со знаменитым Бенедиктинским монастырем. У подошвы ее, частью на месте древнего города Казинума, стоит городок Сан-Джермано (San Germano). 11.
Монтестон, также Monte Santo, — Святая гора, Афон.
Морга река — Мургаб.
Мугальский язык — означает у Клавихо Джагатайское наречие Тюркского языка.
порт де лас Муелас de las Muelas.
Мундасага, жена Тимура.
Мурад I — К. Амират, Мурат.
Мурат — султан Мурад I. см. Амират.
Мургаб — К. Морга.
Мусульман Агалали. См. след.
Мусальман Челеби, также Мусульман Агалали — Солиман Челеби, старший сын султана Баязета. Ср. Мисал Маталаби.
Наскорины. — Не Несториане ли?
Науджуа — Науджуй. Ханыков (Иран. 588) говорит, что слова «идя вдоль реки по очень дурной дороге» указывают на окрестности Кагызмана.
Неаполитанское королевство.
Нембро, остр. в Архипелаге — Имбро.
Несториане — К. Наскорины?
Нехия, остр. в Архипелаге — вероятно Нахия, древн. Наксос.
Низари — древн. Низирос, остров, принадлежащий к числу Спорад.
Низирос — К. Низари.
Никария — К. Микареа.
Николай Пизанец.
Николо Сокато.
Николосо Кохан.
Нилло — остр. Мило в Архипелаге.
Нинополи — вероятно Ионополис, нын. Инеболи.
Нишапур — К. Нишаор.
Нишаор — Нишапур.
Hиo — К. Мо?
Ной.
Ноева ковчега гора — Арарат.
Норадин, владетель замка Маку.
Норадин мирасса, приближенный Тимура — емир шейх Нуреддин (Histoire de Timur Bec. V. 47).
Нуреддин — К. Норадин.
Овейс Джелаир — К. Султан Вайс.
Оидор (Испанск.) — слушатель, советник, член совета.
Омар Мирасса или Нирасса — правитель Персии, внук Тимура, второй сын Миран шаха, 22 лет при смерти деда.
Омар Тобан или Тобар. 239, 369.
Орда. см. Адуар.
Ордеири — К. Партен.
Ормуз. см. Гормес.
Оджаджан.
Орасан. Орасания, Орасанская земля — Хорасан, восточная часть Ирана. Во время завоевания Тимура (1386) в Хорасане господствовали два владетеля: один, Пир-Али в Герате, другой, Ходжа Али Муейид в Себзеваре. После победы над первым, второй покорился без бою, а затем подчинились и все остальные города Хорасана и правителем их был назначен сын Тимура, Миран-шах, хотя ему было тогда только 14 лет. В последствии правителем Хорасана был назначен младший сын Тимура, Шах-Рух. (Histoire de Timur Bec. II. 30, 32 — 34; Hammer, Geschichte des Osmanisch. Reich. I. 217).
Пагарришь, — местечко Пекерик, Пекеридж на левом берегу Фрата, северного рукава Евфрата (Ritter, Erdkunde X. стр. 733; Ханык. Иран стр. 587). В IV веке Багаяриндж, к С. от Мамахатуна по дороге из Ерзенгана в Ерзерум.
Пайо или Пелайо де Сотомайор, член первого посольства Генриха III-го к Тимуру. Товарищ его Гернан Санчес де Паласуелас.
Палима — К. Пиломасука.
Палация Новая.
мыс Палос близ Картагены.
Пальмо. — Обыкновенный пальмо (palmo major) равняется трем четвертям фута т. е. 9-ти дюйм. и делится на три малых пальма и 12 дюймов (dedo). (Метрология Петрушевского).
ІІанарелли — К. Панарин.
Панарин — Панарелли, один из Липарских островов.
Панария — К. Паранеа.
Паранеа — Панария, один из Липарских островов.
Париж.
Парис.
Партен — древн. Parthenius, нын. Ордеири. (Ritter, Erdkunde XVIII, стр. 727).
Партир Джуан. См. Ауника.
Патмос — К. Татанис?
Педро IV, король Аррагонский (1336—1387). Он присоединил в 1345 г. к своему королевству Балеарские острова, составлявшие отдельное королевство Маиоркское и принадлежавшие линии родственной Аррагонской династии. После 1345 г. они стали управляться вицекоролем, назначаемым от Аррагонского правительства.
Пезант — серебрянный реал.
Пекериджь — Кл. Пагарришь.
Пексик река — древн. Pixites, Пексит, нын. Сюрмене-су. (Ritter, Erdkunde XVIII. 900.)
Пера, предместье Константинополя. Во время Византийских императоров она составляла одно предместье с Галатой (Ducange, Const. Christ. X. 1). См. Галата.
Перескоте — зам. Фирузкуг, к В. от Тегерана.
св. Перо Гонзалес Туйский.
Персия.
Персидский султан.
Персидский язык.
Печать Тимура. Тимур в своих записках говорит следующее: При одном моем посещении святого (шейха Син Али Шади) он опоясал меня своею собственною шалью, надел мне на голову свою собственную шапку и подарил корнелин, на котором были вырезаны слова: «Расти ва Русти» (правота и спасение). Я счел это за хорошее предзнаменование, прибавил свое имя и вделал в печать; и с тех пор возложил на шейха полную доверенность. (Memoirs of Timur стр. 34; Histoire de Timur Bec. IV. стр. 153).
Пиахакабеа.
Пиломасука — крепостца Палима (Ханыков, Иран стр. 586).
Пимия, вероятно остров Лимниона, находящийся на запад от Родоса.
Пир Магомет, внук Тимура, сын его старшего сына Джегангира, умершего в молодости. Ему было 29 лет при смерти Тимура.
Пископия или Тилос, остров на Северо-восток от Родоса.
Питалибет.
Пихара и Антипихара, острова в Архипелаге на СВ от Хиоса, — вероятно Ипсара и Антипсара.
Платана, порт на берегу Черного моря.
Полемониум — К. Леона?
Понса, самый большой из шести Понтийских островов, лежащих в Тирренском море в 52 килом. от Неаполитанского берега. У Римлян они служили местом изгнания. После нападения Сарацин Понса оставалась почти необитаемою до половины XVIII столетия. Фердинанд IV основал на ней новые колонии.
Понторакия или Пендерахия — Пендераклия, Европейское произношение Турецкого названия Бендеракли т. е. Бендер (гавань) Еракли. Древняя Гераклея, известная своею гаванью. (Ritter, Erdkunde XVIII, стр. 755).
Пор.
Приам.
Протевестати.
Прочида.
Пулеман — К. Леона?
Реал. — В настоящее время в Испании существуют реалы разной величины в отношении к другим единицам и кроме того разной ценности в отдельных провинциях. Однако можно, кажется, принять за наиболее употребительную ценность реала — около 1 рубля серебром. (Метрология Петрушевского).
Реголь, город в Мессинском проливе — Реджио.
Редеа.
Реджио — К. Реголь.
Рей. — Этим именем собственно назывался город, одно из древнейших поселений Ирана, который у Клавихо назван Шахарипрей. От него получила имя и окрестная страна. Греческие писатели (Птоломеи, Страбон) говорят о Рагиане, как об одной из прекраснейших местностей Мидии. (Ritter, Erdkunde III, стр. 67, 68).
Рим.
Рипули — Триполис, Турецк. Траблос, город в Сирии.
Рио.
Родос.
Рольдан. Башня Рольдана в Гаете, древняя гробница Л. Мунация Планка, называемая обыкновенно Torre d’Orlando. Она напомпнает своим видом известную гробницу Цецилии Метеллы близ Рима.
Романия. — Именем Романии назывались в древности и в средние века все владения, входившие в состав Римской империи.
Романский пролив — Дарданеллы.
Роман III Аргир, император Византийский. (1028—1034). Он был похоронен в основанном им храме Пресвятой Девы Марии Перивлепты.
Ропа Арбарага, жена Тимура.
Рушия — вероятно Россия. (См. Срезневский, Хожение за три моря Афанасия Никитина, стр. 2. пр. 1). Ср. также о христианских посланниках на стр. 267.
Рюи Гонзалес, См. Клавихо.
Сабастрия — Себастея у Византийцев, Сивас у Турок. До того как ее разрушил Тимур в 1400 году, она была одним из богатейших городов Малой Азии. (Ritter, Erdkunde XVIII. 253 и след.; Hammer, Geschichte des Osmanischen Reiches І. 236).
Сайдана — вероятно Сапдабад, по дороге из Тавриза в Миану в 25 в. от Тавриза. — Такое же изменение окончания бад в на мы встречаем в имени Секезана = Секезабад.
Сайтен, отшельник — сантон; сантонами называли в Европе дервишей. Не сокращенное ли это итальянское santo uomo?
Салапарда, в другом месте Калапарда, — Сераперде — занавесь. (Cherefeddin, Histoire de Timur Bec. VI. стр. 183).
Салинас или Салина — один из Липарских островов.
Салоники.
Салугар-суджасса.
Самаркандский царь. — Под этим именем Клавихо разумеет вероятно емира Хусейна, господствовавшего над Хорасаном и над Мавераннагром и бывшего прежде другом и союзником Тимура. Тимур победил его в 1368 г., после чего ему покорились все окружные владетели и он принял титул емира, (титул Турекана, «зятя», носил он и прежде), и назначил своею столицей Самарканд. Таким образом с покорения Хусейна действительно началось царство Тимура. (Histoire de Timur Bec. I, стр. 192 и след.; II. стр. 203, стр. 207, 208; Hammer, Geschichte des Osman. Reices I, стр. 214). 2, 239, 240.
Самарканд — один из древнейших городов Азии. Зеравшанская долина, в которой он лежит, упоминается под именем Согдо в древних преданиях Ирана. Зенд-Авеста называет ее в числе плодородных стран, созданных Ормуздом. От имени Согдо произошло Греческое и Римское название Согдиана. Не известно с достоверностью, когда появилось название Самарканд. Принято считать, что Мараканда времен Александра Великого, то же самое, что Самарканд. О Самарканде знали и Китайцы V-го века по Р. X. Он делается известен особенно со времени завоевания Мавераннагра Арабами. В 1220 г. Чингис-хан отнял его у Хорезм-шаха Мухамеда. Когда в 1369 г. Тимур подчинил себе Мавераниагр, то пзбрал столицей Самарканд, привлекший его красотою местоположения и обилием воды. Он исправил его стены, построил крепость и украсил его множеством зданий. — Кроме Клавихо, описание Самарканда оставили, хотя и не так подробно: Марко Поло, Шильдбергер, Веньямин Тудельский и Арабские географы: Истахри, Ибн Хаукал и Едриси. В прошлом веке там был Ефремов. В 1841 г. Самарканд посетили члены ученой экспедиции в Бухарию, Ханыков, Леман п Богуславский. В 1863 г. в нем был известный путешественник Вамбери. В 1868 г. он взят Русскими войсками.
Описание Самарканда.
Самаркандское царство.
Самастро — Amastris, нын. Амассера (Ritter, Erdkunde XVIII, стр. 768).
Самос — К. Хамо.
Самсус — К. Симпсо.
Санга — Зенган или Зенджан к югу от Мианы в 140 верстах. (Ritter, Erdkunde VIII. 623).
Сан-Лукар.
Санкто Нисио — замок на Малоазийском берегу Черного моря, на запад от Керазонда.
Сант-Анджело или Малио, мыс.
Сантгелана — вероятно Сейлан, по дороге из Тавриза в Миану.
Сантон — К. Сайтен.
Санторин — К. Сентуриона?
Сант Николао де Каркини — Карки или Халке, остров на запад от Родоса.
Сант-Фелисес — замок близ Монте-Кассино.
Санфока — замок недалеко от Платаны, на Малоазийском берегу Черного моря.
Сан Франциско.
Саона.
Сапиенция или Сапиенца — остров у юго-западн. оконечности Мореи.
Сардиния.
Сарсан, ткань.
Саторадо — замок близ Галиполи.
Святая гора. ср. Монтестон.
Себастея — К. Сабастрия.
Севилья.
Секезана — Сакизабад, по дороге из Султании в Тегеран. Дорога идет на Саин Кала (Атенгала), Авхар (Хуар), Сакизабад (Секезана) в Шахаркан и в Тегеран.
Секелло или Секель — замок на скале на берегу Черного моря, недалеко от Эрегли.
Секило — может быть Сикино, остров, принадлежащий к Цикладам.
Селимбрия — К. Соломбрия.
Сенан — Симнан, один из городов страны, известной под именем Кумус, где столица Дамган.
Сендаль — очень тонкая шелковая ткань. Думают, что это название взято из Арабского «сендали», что значит тонкий лист или слой чего-нибудь. (Ducange, Gloss. med. et. inf. latin.).
Сентуриона — может быть остров Санторин.
Сентурион.
Септа — древнее название Сеуты. Полагают, что оно произошло из латинского названия Septem Frates. Греческое имя Сеуты было EptaδeljoV (Dicionario geografico estadistico historico de Espana por Pascual Madoz т. 6. стр. 380).
Сераперде — К. Салапарда, Калапарда.
Серне, остров у южного берега полуострова Мореи.
Серпи.
Сетуль — может быть остров Чериго, древняя Китера.
Сетуни, шелковая ткань — атлас.
Сеута — К. Септа.
Сигана — селение Зеган в Армении к югу от Трапезонда.
Симес-кинте (Cimes-quinte) — Самарканд. Христианские миссионеры в средние века называют Самарканд «Семискант». Китайские путешественники употребляют так же иногда имя Си-ми-се-кан, иногда же Сюн-се-кан. (Sie-mi-sze-ran, Sun-sze-kan). Один из Китайских путешественников (Ye-lu Chu-tsai), объясняет это имя почти так же, как и Клавихо. Он говорит, что оно значит «тучный», и что город получил название вследствие плодородия окружающей местности. «Семис» (semiz) по Турецки действительно значит «жирный, тучный». (Brettchneider, Notices on the mediaeval geography and history of Central and Western Asia p. 163, 164). В летописи Конетабля Сембата (Армянск.) XIII века также говорится, что Смгранд значит «жирный или тучный город».
Симисо — средневековое произношение имени Amisus — нын. Самсус. (Ritter, Erdkunde XVIII, стр. 798).
Синополи — Синоп.
Сирия.
Сисакан — Кл. Сузакания.
Систанская земля — Сеистан.
Сицилия.
Слоны, marfiles.
Солиман мирасса — см. Кулемаша мирасса.
Соломбрия — гор. Селимбрия во Фракии.
Солтан Хамет мирасса.
Соргат-Мишь. — Сиюргатмышь, владетель города Маку, был армяно-католической веры. Принужденный к отступничеству при Тимуре, он после его смерти снова сделался христианином. (Тома Мецопеци стр. 68, 73).
Сорс или Сорд, царь Грузинский. Шерефеддин называет его Малек Гургином (Histoire de Timur Bec VI, 89). Это Георгий VІІ-й, сын Багратов; но ни Армянские, ни Грузинские историки не упоминают о том, чтобы Георгий, по смерти Тимура, сделал вторжение в Армению, доходил до Тавризских пределов и наконец разбил мусульман на равнине Алатауской, а писатели христианские не пропустили бы упомянуть о таком успехе христианского оружия над мусульманами. Но трудно допустить, чтобы и Клавихо, который находился тогда в Тавризе, выдумал происшествие. Не приписал ли он Георгию то, что сделано было Туркменцем Кара-Юсуфом?
Станко — К. Ланго.
Стерлик герцог Баберский. — В то время, о котором говорит Клавихо, Иоанелла была замужем за Вильгельмом, герцогом Австрийским.
Странголин. — Может быть, это то же, что Странголь — Стромболи. Но Клавихо говорит об них как о двух островах, и место Странголина указывает южнее Стромболи, близ острова Волькано. Не обозначает ли он этим именем остр. Вольканелло?
Странголь — Стромболи, один из Липарских островов.
Стромболи — К. Странголь, Странголин.
Субаил — ІОсуф Али, владетель Ерзерума (Ханыков, Иран 587).
Сузакания. — Это Сисакан или Сюник Армянских писателей, местность и область к ЮВ от Гокчайского озера.
Сулеман мирасса — ср. Кулемаша мирасса.
Султания — один из городов Персии, бывший столицею Ахмеда Джелаира, взятый Тимуром в 1386 г. Развалины его до ныне видны на юго-восток от Зенгана, на дороге между Тегераном и Тавризом. От Зенгана до Султании 42 версты.
Сутими, ткань.
Сусурмена — К. Ласурмена.
Сьерра-Невада. 7.
Сюрмене-су — К. Пексик.
Тавриз или Тебриз, один из важнейших городов западной части Ирана, бывшей до Тимура под властью султана Ахмеда Джелаира из династии Ильханидов. Завоеван Тимуром в 1386 г. (Cherefed. Histoire de Timur Bec II. 49; Hammer, Gesch. des Osmanisch. Reiches I. 218). По поводу «горячих гор» можно вспомнить, что, по уверению жителей, близ Тавриза находятся огнедышащие горы, которым они приписывают частые землетрясения; но Мориер, осматривавший холмы, окружающие Тавриз, не нашел на них вулканических признаков. (Ritter, Erdkunde XI. 857). см. Турис.
Таджикиния — Должно быть «Земля Таджиков»; но кроме Клавихо, земля эта ни у кого так не называется.
Талисия, «а на их языке Кальбет». Так называет Клавихо сад близ Самарканда, по дороге от Кеша. По этой дороге теперь показывают место сада, существовавшего во время Тимура, но называют его Ишрат-Ханэ. Его расположение и многие другие данные заставляют предполагать, что это тот самый сад, о котором упоминает Клавихо. Слово Кальбет должно быть искажение Гюль-Баг т. е. Сад Роз.
Таморлан. См. след.
Тамурбек — Тамур-бек, Тимур-бек. Клавихо называет так Тимура, переводя это имя словами «Железный царь». Сам Тимур, в своих записках, объясняет следующим образом, почему он получил это имя. Вскоре после его рождения отец его, Терагай, отправился к известному своею святостью шейху Шемс-Эддину и застал его за чтением 67-й главы корана. Он остановился на следующем стихе: «Разве тот, который живет на небе, не может поглотить всю землю! Смотрите, вот она потрясется!» (Тамурру). При этих словах шейх обратился к Терагаю и сказал: «Имя твоему сыну будет Тимур». (Memoirs of Timur). Общепринятое в Европе название Тамерлан, искаженное из Тимур-ленг, есть прозвище, данное Тимуру его врагами и значит по Персидски «Тимур Хромой». Таким же образом «хромым» звали его и по Татарски — Тимур-Аксак. Тимур был сын емира Терагая, старшины колена Берлас, жившего на юг от Самарканда в окрестностях Кеша; Кешь и был главным городом этого колена, и в нем, или в его предместии Шегри-себзе Тимур родился в 1335 г. (736 гиджры). (Histoire de Timur Bec. II, стр. 203).
— Происхождение Тимура.
— Объяснение имени.
— Завоевания и походы.
— Посольство в Испанию.
— Печать.
— Девиз.
— Представление Тимуру, Описание его наружности
— Смерть Тимура.
Танга, тага, тянга, теньга — серебрянная монета, равняющаяся 20-25 коп.
Танджер — К Танхар.
Тангус, насмешливое прозвище Китайского царя Чаисхана. Шерефеддин называет его Тангус-хан. Клавихо намекает на Турецкое слово «тонгуз, донгуз», которое действительно значит свинья. (Histoire de Timur Bec, III, стр. 429).
Танское море — Азовское море.
Танхар — Танджер, город на Африканском берегу Гибралтарского пролива у западного входа в него.
Тапия, мера протяжения. Первоначальное значение слова tapia есть земляной вал. Этим словом обозначалась мера, равная высоте вала; напр. duabus, tribus tapiis in altum. (Ducange, Glos. med. et inf. latin).
Тарасена — Террачина, гор. на берегу Тирренского моря, в 80 кил. на ЮВ от Рима.
Тарифа.
Таркон — Тартум, крепость на границе Грузии (Histoire de Timur Bec. V, 42).
Тартум — К. Таркон.
Татанис, остров в Архипелаге, — вероятно Патмос.
Татарская земля.
Провинция Татарии.
Татары.
Тахартен — К. Заратан.
Тегеран
Тенедон
Тенио, остров в Архипелаге — Тенедос.
Термит — Термед, город на северном берегу Аму Дарьи, севернее Балха. По свидетельству Фирдуси, он существовал уже в V веке (Bretschneider, Notices… of Western Asia. P. 167).
Террачина — К. Тарасена.
Терсеналь, ткань.
Тесина — Терек. (См. Histoire de Timur Bec. III. 342—343).
Тетани, царь Татарский, осаждавший город Кальмарин за восемь лет до проезда Клавихо, т. е. в 1396 г. Ханыков полагает (Иран 588), что здесь идет речь о Тохтамыше, хане Золотой Орды, который не за 8, а за 18 лет до того т. е. в 1386 г. (787 гиджры) сделал вторжение в Армению и Адербейджан. См. Кальмарин.
Тилос см. Пископия.
Толадай-бек — Дуладай Бек, правитель гор. Авеника. (Histoire de Timur Bec. VI. стр. 151). По Ханыкову (Иран 587) — Толды- бек.
Тольбатгана, дворец в Тавризе. Вероятно Довлат-Ханэ, «дом богатства, могущества». Простонародие произносит также Долват. При завоевании Тавриза султаном Мурадом ІI были разрушены все лучшие здания в нем, кроме одной мечети (Ritter, Erdkunde IX. 853).
Тортамишь. — Тохтамышь.
Тохтамышь. — (К. Корамишь, Тетани, Тортамышь).
Трапе — вероятно Капри, остров у южной оконечности Неаполитанского залива.
Трапеа, башня на Греческом берегу Босфора. — Вероятно Тарапиа, местность с отличною гаванью. Во время Византийских императоров там был дворец. (Hammer, II. 241).
Трапезонд.
Трапезондский император. См. Германоли.
Трилла, залив в Мраморном море.
Триполь — Триполис.
Триполис — Триполь, Рипули.
Триана, предместье Севильи, лежащее на правом берегу Гвадалквивира и само по себе составляющее довольно значительный город. Теперь соединяется с Севильей посредством моста. (Dicionario geografico estadistico historico de Espana p. Pascual Madoz T. 14 стр. 297).
Тройка, Двойка и Туз, скалы в Архипелагe.
Троя.
де Трусси.
Туз см. Тройка.
Туманга. — Клавихо здесь перепутал имена. Туман-ага было имя второй жены Тимура, которая по его словам называлась Кинчикано, т. е. малая царица. Отец ее был емир Муса (Histoire de Timur Bec. I. 16; II. 26).
Туман-ага — см. Туманга, Кинчикано.
Тунглар. То же, что Туселар.
Турецкая земля.
Турецкие посланники.
Турдустан — Туркестан
Турис, см. Тавриз.
Турки. Турками называет Клавихо исключительно Османских Турок. Все остальные Турки для него — Татары.
Туркоманы, «народ Мавританского племени, живущий за Турками», т. е. к востоку от Турок-Османлы. О Туркоманах известно несомненно только то, что вышли они в переднюю Азию из-за Сыр-Дарьи во второй половине X века по Р. Х. Сначала кочевали в Мавераннагре, потом в Хорасане, потом в северной Персии и в Армении. Сам себя народ этот Туркоманами не называл; так звали его соседи. Собственное его имя было Гуз или Огуз. Это родные братья тем Узам, которые забрались из-за Каспийского моря в наше Черноморье, а там и за Днепр до Дуная. Откуда происходит данное Гузам наименование Туркоманов объясняется различным образом, но удовлетворительного объяснения до сих пор не придумано.
Туселар, Туркоманское селение. В другом месте названо Тунглар.
Туус — по всей вероятности Тавриз — Turis (Tauris).
Тянга — К. Танга.
Уган — селение Уджан по дороге от Мианы в Тавриз, ближе к последнему, то же что Худжан.
Уние — К. Хинио.
Урумье — оз. Урмия.
Ушь — селение близ Балха.
Фанега, мера сыпучих тел в Испании. Нынешняя фанега — около двух русских четвериков. (Петрушевский, Метрология).
Ферриор.
Фи, горы.
Финогия — остр. в Черном море, близ Малоазийского берега.
Фирузкуг — К. Перескоте.
Фируку — Филикуди, один из Липарских островов.
Флорентин, ткань.
Флоренция.
Фоль — К. Виополи.
граф Фонди.
Формако. — Е. Форно.
Форментера, один из Балеарских островов.
Форно — остр. в Архипелаге, может быть Фурни или также Формако. Оба принадлежат к Спорадам и находятся недалеко один от другого.
Фра Альфонсо Паес де Санта Мария, магистр богословия, спутник Клавихо.
Франки.
Франция.
Французы.
Хазегур гор.
Халап, в др. месте Ялап — Халеб, Алеппо.
Халиль султан — К. Кариль султан.
Хамо — остр. Самос.
Хан-задэ — К. Хансада.
Хансада — Хан-задэ, племянница Хорезмского хана. Настоящее ее имя было Севин-бей, а Хан-задэ, что значит дочь царя, царевна, только прозвание. Она с начала была женою Джегангира, старшего сына Тимура; а после его смерти вышла за Миран-шаха, третьего по числу, но старшего из оставшихся в живых. (Histoire de Timur Bec. II. 11, 12, 13; V. 1; VI. 48).
Ханым — К. Каньо.
Харок мирасса — емир Шах-Рух, правитель Хорасана, младший сын Тимура, в роде которого по смерти Тимура удержалась власть. Ему было 28 лет, когда умер Тимур. См. Шахарок мирасса.
Хашь (hax). — Вероятно «ашь», бульон, суп; кушанье. (См. Словарь Будагова.)
Хелак, город в Хорасане, вероятно Герат; так как Шах-Рух мирза, правитель Хорасана, жил в этом городе. Герат был завоеван в 1381 г.
Херей — вероятно Герат, древн. Ариа. (См. Хелак).
Херес.
Хетеа.
Химена.
Хинио — вероятно Уние.
Хиос остр. до сих пор производит лучшую мастику, добыванием которой исключительно занимаются его жители. Она извлекается из pistaccia lentiscus, надрезыванием ствола дерева, из которого она и вытекает.
Хой. — Известный город в Адербейджане к северу от озера Урмии.
Хорасан-Сельтан, внук Магомета — Хусейн.
Хорасанское царство.
Хорасанский император. — Правителем Хорасана был младший сын Тимура Шах-Рух.
Хоре (Tierra de Hore). — По всей вероятности это владение Гератское, которым управлял Шах-Рух мирза. см. Хелак, Херей.
Храм св. Георгия в Мангане был построен императором Константином Мономахом и отличался великолепием и обширностъю. В нем была похоронена Склерена Августа, наложница Константина. (Ducange, Constantinopolis Christiana. Стр. 124).
Храм и монастырь св. Иоанна. Не Студийский ли это монастырь св. Иоанна Предтечи, прозванный так по имени его основателя патриция Студия? Это был обширный и богатый монастырь, в котором жило до тысячи монахов. (Ducange, Constant. Christ. IV, стр. 103).
Храм св. Иоанна Крестителя (св. Иоанн каменный) должен быть тот самый, который Стефан Новгородец и дьяк Александр называют Иваном Богом богатым. Он находился близ дворца Магнауры и церкви Влахернской Богородицы. Из Русских путешественников один только иеродьякон Зосима упоминает о хранящихся в нем «страстях Господних», которые осматривал и Клавихо. Стефан Новгородец замечает, что из числа его святынь руку св. Иоанна Ктитора ошибочно называют рукой Иоанна Предтечи, так как та на- ходится в Палестине. Этот храм (по Дюканжу носивший прозвание «in Hebdomo») был построен Феодосием Великим и отличался необыкновенным великолепием. Украшением ему служила также цистерна, устроенная патрицием Боном, богато убранная колоннами. (Сказания Русск. народа кн. VIII, стр, 57, 62, 72: Ducange, Constant. Christ. I стр. 97, IV стр. 100; Gyll. к. IV гл. IV). Название «de la Piedra» не было ли искажено из народного прозвища этой церкви «Продром»? Недалеко от Влахернского храма находился также монастырь, имя которого могло дать начало названию «de la Piedra». Это монастырь св. Иоанна Крестителя in Petrio, тоже знаменитый в свое время; но он был монастырь женский (Const. Christ IVстр. 102).
Храм Перибелико. — Храм и монастырь Перивлепты был основан императором Романом Аргиром и посвящен Пресвятой Богородице. В нем находилось изображение императора Михаила Палеолога, супруги его Феодоры и сына их Константина. (Ducange, Const. Christiana стр. 94; Famil. Bysant. 233). Это изображение существовало еще до пожара 1782 г. (Constantiniadae стр. 117).
Храм св. Марии Della Dessetria — храм Пр. Богородицы Одигитрии. В нем находилась чудотворная икона Божией Матери, по преданию писанная св. Евангелистом Лукой, которой присвоено было лазвание Одигитрии. Храм этот был построен императрицей Пульхерией, супругой императора Маркиана (Const. Christ. стр. 80). Торжество ношения этой иконы и чудесная легкость ее поразили и Русских паломников. (Сказ. Русск. нар. кн. VIII. стр. 53, 61, 72.)
Храм св. Марии de la Cherne т. е. de Lacherne — церковь Пр. Богородицы во Влахерне, называвшаяся так по месту где она стояла. Основание ее приписывают императрице Пульхерии Августе. Ее прямая форма (базилики) была в последствии изменена на форму креста пристройкою двух апсидов по бокам. (Const. Christ. стр. 83).
Храм св. Софии был построен императором Юстинианом на месте прежнего, основанного Константином Великим и сделавшегося жертвой пожара. Все путешественники признают его величественнейшим и богатейшим храмом в мире, богатым не только своими украшениями, но и количеством доходов, ему присвоенных. Размеры храма были следующие: длина равнялась 241 ф., ширина 224 ф., высота под куполом 179 фут., до высочайших точек сводов 140 ф., диаметр купола 100 фут. Ширина боковых частей церкви была около 50 ф., а ширина паперти 28 ф. (Const. Christ. кн. III; стр. 14, 15, 16, 29, 31). Возвышение посреди церкви, о котором говорит Клавихо, есть амвон, на который вели с двух сторон ступени. Описание Клавихо подтверждает предположение, что над амвоном была сень. (Const. Christ. кн. III; стр. 69). В числе многих мощей в храме находились мощи св. Патриарха Арсения. (Сказ. Русск. нар. VIII. стр. 51, 60, 100); о них то вероятно и упоминает Клавихо. О чудотворном образе Богородицы говорят и Русские паломники (иерод. Зосима, дьяк. Игнатий), но едва ли это тот же самый, который описан в Испанском рассказе. О хорах Клавихо говорит, что они были 90 шагов в ширину. Не ошибка ли 90 вместо 20: боковые части храма были около 50 ф. ширины. Ошибка легко могла произойти, если в рукописи число было написано цифрами. Водоемы, о которых Клавихо сообщает такие неправдоподобные сведения, поражали и Русских путешественников. Иерод. Зосима говорит, что в св. Софии семь кладезей, а под ними озеро (Сказ. Русск. нар. кн. VIII стр. 52, 62, 100). Перед храмом находился большой двор, (atrium), окруженный с трех сторон портиками, которые примыкали к паперти, заменявшей таким образом четвертый портик. Площадь, о которой говорит Клавихо, есть Августей, находившийся перед входом в св. Софию. Он был также окружен портиками и украшен великолепными зданиями. На него выходил и дом патриарха. (Const. christ. кн. III, стр. 19, 22). Статуя императора Юстиниана на площади перед храмом св. Софии поставлена была им самим на месте разрушившейся статуи Феодосия Великого. (Const. christ. кн. III, стр. 23). Об ней с удивлением упоминают Стефан Новгородец и Иерод. Зосима.
Христиана остр.
Хуар — по всей вероятвости Абхар или Авхар, между Султанией и Сакизабадом, по дороге в Тегеран.
Худжан — Уджан, селение по дороге из Тавриза в Миану. 172. См. Уган.
Цистерна Магомета отлпчалась необыкновенною красотою колонн. (Const. christ. I, стр. 98).
Чакатай — Джагатай, третий из сыновей Чингис-хана.
Чакатаи — Джагатаи, один из родов Тюркских, кочующий рассеянно с другими коленами того же племени.
Чаисхан, владетель Китая, в друг. месте Чуисхан. Шерефеддин называет его Тангус-хан. (Hist. de Timur Bec. III. 70, 428). См. Тангус.
Чананлы — К. Чанени.
Чапени — Чапанлы, один из родов Турецких.
Чаркас. Сына этого имени у Чингис-хана не было.
Чаускад.
Чериго — К. Сетуль.
Четверть (quartillo) — четвертая часть azumbre. Нын. azumbre — мера жидкости несколько более двух литров.
Чольпамалага, жена Тимура. Имя ее у Шерефеддина пишется Челпан-мюльк-ага. (Hist. de Timur Bec. V. 64, 80)
Чуисхан. см. Чаисхан.
Шабега. — Ханыков объясняет это имя как Шах-Баги т. е. «Царский Сад». (Иран 587).
Шагаве — Шегаулъ, чиновник при Монгольских и Тюркских дворах, обязанный сопровождать гостей и заботиться об них; пристав при иностранцах; то же что современные михмандары в Персии.
Шамаха.
Шамелак мирасса, Шамелик мирасса — Шах-Мелик-мирза.
Шатель Морате — Шатоморан — (Chateaumorand), приближенный и помощник маршала Бусико.
Шатоморан — К. Шатель Морате.
Шахарика — В первый путь Клавихо встретил Шахаркан между Сакизабадом (Секезана) и Тегераном. На обратном пути он ночует в Шахарике между Реем и Казвином (Касмониль). Очевидно это один и тот же город, находившийся на соедпнении двух дорог, ведущих из Султанти в Тегеран. Но что значит выражение: «отсюда воротились на прежнюю до- рогу», когда ясно. что они из Шахарики воротились не по первой дороге через Абхар (Хуар), а через Казвин?
Шахарипрей — Шегри-Рей, город Рей.
Шахаркан. См. Шахарика.
Шахарок мирасса — Шах Рух Мирза. См. Харок мирасса.
Шевали — вероятно Шах-Али или Шейх-Али.
Шираз — один из городов Персии, завоеван Тимуром в 1387 г.
Шлем женский. — Такой высокий головной убор, страшно тяжелый, носили Монгольские и Тюркские замужние женщины, не только знатного происхождения, но и простые, если позволял достаток. По Монгольски назывался он богтак, по Киргизски называется саукэле.
Этна — К. Монджибле.
Юстиниан.
Юсуф-Али — К. Субаил.
Ягаро — Джаджерм. Отправляясь в Самарканд, Клавихо держал путь на Бостам; (Васкаль), Джаджерм (Ягаро, Джагаро), Нишабур, Мешхед, Балх и перешел Аму у Термеда. Обратный путь его лежал на Бухару и потому он переправился через Аму у Чарджуя, откуда путь его шел через пустыню на Абиверд (Баубартель), Кабушап (Кабрию), на тот же Джаджерм (Джагаро), где посольство вступило на прежнюю дорогу. (См. Карту Русск. Туркестана и сопредельн. стран).
Якобиты.
Ялап, Халап, Алеп — Алеппо.
Янгир — Джегангир, «завоеватель мира». Когда у Тпмура родился старший сын, он дал ему прозванье Джегангир, «потому что в то время ему все удавалось», говорит он в своих записках. По смерти Джегангира на 17 году от рождения, он передал это прозвание его старшему сыну Пир-Магомету. После этого прозвище Джегангира не один раз повторилось в старшей линии потомства Тимурова. Умирая, он оставил в числе своих внуков трех Джегангиров. Memoirs of Timur, 45, 152; Histoire de Timur Bec. II. стр. 269—271; VI, стр. 301).
Янса мирасса, в др. месте Джанса мирасса, Может быть это емир Джеган-шах, которого Тимур назначил дядькою к сыну своему Омару, отправляя его правителем в западные окраины своих владений. (Histoire de Timur Bec. VI, стр. 147).
Ясан мирасса вероятно тот же Янса или Джанса мирасса.
Яугуяга, одна из жен Тимура. — Может быть «Джоугер-ага», «Драгоценность-барыня».
Перечень мест, через которые лежал путь Клавихо, с обозначением времени его посещения
править(Числа месяца и дни, записанные Клавихо, не всегда совпадают между собою: в таких случах поставлено в скобках число, действительно приходившееся в обозначенный день)
1403. Мая 21. П. Порт св. Марии.
22. Вт. Порт. de las Muelas.
Ср. Мыс Деспартель.
Ч. Тангар, горы Берберские, Тарифа. Химена, Септа, Альгезира, Гибралтар, Марбелья,,горы de la Fi.
25. Пят. Малага.
29(30). Ср. Велес Малага, Альмуньекар, Сьерра Невада.
Ч. Мыс ІІалос.
Пят. Мыс Мартин.
Суб. Форментера.
Июня 5. Вт. Ивиса.
13. Ср. Отъезд из Ивисы.
18 (16). Суб. Майорка.
В. Кабрера.
Ср. Минорка, Лионский залив.
24. В. Линера.
П. Пролив Бонифацио, Корсика, зам. Бонифацио, Сардиния, зам. Луенгосардо.
Вт. Понса, гора Монтекарсель, зам. Сант-Фелисес, Тарасена.
Июн. 27 (28). Ч. Гаета.
Июл. 13. Пят. Отъезд из Гаеты.
Суб. Искиа, ІІрочида, Трапе, мыс Минервы, Мальфа.
В. Арку, Фируку, Странголь, Липар.
П. Салинас, Странголин, Болькани, Паранеа, Панарин.
Пят. Сицилия: Мессина, Фаро.
Июл. 22 (23) П. Монджибле, Реголь, Венецианский залив.
Пят. Мондон, Сапиенсиа, Бенетико, Серне, мыс Гало, Корон.
Суб. Мыс Мария Матапан, мыс Сант-Анджело, Сетуль, Лобо, скалы Tres, Dos y As.
Июл. 29. В. Секило.
П. Нилло, Антенилло.
Ч. Мо, Сентуриона, Христиана, Нехия.
Авг. 3. Пят. Каламо, Ланго, Низари, Лукрио, Пископия, Сант-Николао де Каркини, Пимия, Родос.
31. Пят. Отъезд с Родоса.
Сент. 5. Ср. Ланго.
7. Пят. Остров de las Bestias.
В. Каламо.
П. Новая Палация.
Вт. Берро.
Пят. Мадреа, Форно, Татанис.
15. Суб. Самос, Микареа.
П. Мыс Кабосанто.
Вт. Хиос.
30. В. Отъезд из Хиоса.
П. Метелла, Пихара и Антипихара, мыс св. Марии, Мерди.
Вт. Метеллин, замки Молленос и Куарака.
Окт. 6. Суб. Отъезд с Метеллина.
В. Тенио, Нембро, Троя, Монтестон.
22 (17) Ср. Отъезд с Тенио, Мамбре. [454]
Пят. Boca de Romania, зам. El cabo de los camios. Хетеа, Дюбек, башня
Витуперио.
Суб. Галиполи, замки Саторадо и Ехамилле мыс Кинизико.
В. Мармара, Редеа, Калонимо, залив Трилла.
24. Ср. Пера.
28. В. Константинополь.
Ноябр. 14 Ср. Отъезд из Перы, Трапеа, Гироль Греческий, Гироль Турецкий.
Ч. Зам. Секелло, Финогия.
В. Карпи.
22. Ч. Возвращение в Перу.
1404. Март. 20. Ч. Отъезд из Перы.
Пят. Секель.
Суб. Финогия.
В. Понторакия.
25. Вт. Pio.
Ср. Партен, Самастро.
Страстная Пят. Dos Castellos.
Суб. Нинополи.
Светл. В. Киноли.
П. Синополи.
Апр. 5. Суб. Отъезд из Синопа.
В. Симисо.
П. Хинио.
Вт. Леона, Санкто Нисио.
Ср. Гирифонда, Трипиль, Корила, Виополи.
Ч. Санфока, Платана.
11. Пят. Трапезонд.
27. В. Отъезд из Трапезонда, р. Пексик.
П. Пиломасука.
Вт. Сигана.
Ср. Кадака, Дориле.
Пят. Отъезд из Дориле, Алангогаса.
Мая 4. В. Арсинга.
15. Ч. Отъезд из Арсинги, Шабега.
Суб. Пагаррих.
Вт. Асерон.
22. Ч. Партир Джуан.
Пят. Исчу.
В. Делуларкент.
26. П. Р. Коррас.
Вт. Науджуа.
29. Ч. Кальмарин.
Пят. Егида.
13 (31) Суб. Отъезд из Егиды, Баязет.
Июня 1. В. Маку.
2. П. Алинга.
5. Ч. Хой.
8. В. Отъезд из Хоя.
П. Каза, Кусакан.
В. Чаускад.
11. Ср. Тавриз.
20. Пят. Отъезд из Тавриза, Сайдана.
Суб. Худжан.
В. Сантгелана, Туселар.
П. Миана.
Ср. Санга.
26. Ч. Султания.
29. В. Отъезд из Султании, Атенгала.
П. Хуар.
Вт. Секезана.
Июл. 3. Ч. Шахаркан.
6. В. Тегеран.
Вт. Шахарипрей.
Ср. Ланаса.
14. П. Перескоте.
17. Ч. Дамоган.
20. В. Васкаль.
22. Вт. Ягаро.
Вт. (Ч.) Забраин.
Июл. 26. Суб. Нишаор.
П. Ферриор.
Вт. Хазегур.
30. Ср. Оджаджан, Мешхед.
31. Ч. Буело.
Авг. 4. П. Р. Морга.
9. С. Салугар-Суджасса.
12. Вт. Андхуй.
В. Алибед, Ушь.
18. П. Балх.
21. Ч. Р. Аму Термит.
П. Железные ворота.
28. Ч. Кешь.
30. Суб. Месер.
31. В. Садъ Талисиа или Кальбет.
Сент. Самарканд.
Ноябр. 21. Пят. Отъезд из Самарканда.
27. Ч. Бояр.
Дек. 10. Ср. Р. Аму.
21. В. Баубартель.
1405. Янв. 1. Ч. Кабрия.
5. П. Джагаро.
Суб. Бастан.
П. Дамган.
15 (14) Ср. Отъезд из Дамгана.
Суб. Сенан.
23. Пят. Ватами.
29. Ч. Шахарика.
Февр. 3. Вт. Касмониль.
13. Пят. Султания.
21. Суб. Санга.
Вт. Миана.
Ср. Тунглар.
Ч. Уган. [455]
28. Суб. Тавриз.
Март. 19. Ч. Отъезд из Тавриза.
26. Ч. Кочевье Омара.
Авг. 22. Суб. Вторичный отъезд из Тавриза.
П. Хой.
Сент. 1. Вт. Алескинар.
5. Суб. Аумиан.
Ср. Таркон.
12 (11) Пят. Висер.
Суб. Аспир.
В. Земля Арракиель. Ласурмена.
17. Ч. Трапезонд.
Окт. 22. Ч. Пера.
Ноябр. 4. Ср. Галиполи.
17 (18) П. Мыс Анджело. Сапиенсиа.
30. П. Сицилия.
Дек. 2. Ср. Отъезд из Сицилии. Гаета.
22. Вт. Отъезд из Гаеты, Корсика, Гумбин.
Суб. Порт Веане.
1406. Янв. 3. В. Генуя, Саона.
Февр. 1. П. Отъезд из Генуи.
(Февр. 28 В или март 1 (П) Сан Лукар
Марта (22) П. или 24 (Ср) Алькала де Генарес.