Гимн лиро-эпический на прогнание Французов из отечества (Державин)
| ← На отъезд императора | Гимн лиро-эпический на прогнание Французов из отечества | К портрету князя Кутузова-Смоленского → |
| См. Стихотворения 1812. Источник: Сочинения. Под ред. Я. Грота. Том 3 (1866) |
- Википроекты
на прогнание Французов из отечества
Благословен Господь наш, Бог,
На брань десницы ополчивый
И под стопы нам подклонивый
4 Врагов надменных дерзкий рог.
Восстань, тимпанница царева,
Священно-вдохновенна дева!
И, гусли взяв в багряну длань,
8 Брось персты по струнам — и грянь,
И пой победы звучным тоном
Царя Славян над Авадоном.
Что ж в сердце чувствую тоску
12 И грусть в душе моей смертельну?
Разрушенну и обагренну
Под пеплом в дыме зрю Москву,
О страх! о скорбь! Но свет с эмпира
16 Объял мой дух, — отблещет лира;
Восторг пленит, живит, бодрит
И тлен земной забыть велит,
«Пой! — мир гласит мне горний, дольний, —
20 И оправдай судьбы Господни».
Открылась тайн священных дверь!
Исшел из бездн огромный зверь,
Дракон иль демон змиевидный;
24 Вокруг его ехидны
Со крыльев смерть и смрад трясут,
Рогами солнце прут;
Отенетяя вкруг всю ошибами сферу,
28 Горящу в воздух прыщут серу,
Холмят дыханьем понт,
Льют ночь на горизонт
И движут ось всея вселенны.
32 Бегут все смертные смятенны
От князя тьмы и крокодильных стад.
Они ревут, свистят и всех страшат;
А только агнец белорунный,
36 Смиренный, кроткий, но челоперунный,
Восстал на Севере один, —
Исчез змей-исполин!
Что се? Стихиев ли борьба?
40 Брань с светом тьмы? добра со злобой?
Иль так рожденные утробой
Коварств крамола, лесть, татьба
В ад сверглись громом с князем бездны,
44 Которым трепетал свод звездный,
Лишались солнца их лучей?
От пламенных его очей
Багрели горы, рдело море,
48 И след его был плач, стон, горе!..
Иль Галл, творец то злых чудес,
Похитивший у ветра крылы,
У доблести, у веры силы,
52 Скиптр у царей, гром у небес,
У правосудия законы?
Убив народов миллионы,
Изгнав к отечеству любовь,
56 Растлил всех дух, оподлил кровь,
Став хищна раб Наполеона, —
Возмнил быть царь вселенной трона?
Так — он, то Галл с своим вождем:
60 Навергнув на царей ярем
И всю почти пленя Европу,
Дал страшному Атропу
Не раз ея же кровью пир;
64 Прервал звук нежных лир,
Пресек спокойствие, торги, труд сельский, мирный
И, в блеск разбойника порфирный
Одев, возвел на трон, —
68 То был Наполеон.
Он ветви ссек лилей несчастных
И, в замыслах своих ужасных
Превозносясь, как некий дивий Гог,
72 В гордыне мнил, что все творить возмог.
Но, на спокойну зря Россию,
Что перед ним одна не клонит выю,
Вспылал, простер завистну длань —
76 И дхнул из зева брань.
Уже, как смрадных тучи пруг,
Его летящи легионы
Затмили свет, иль быстры волны
80 Как рек пяти шумящих вдруг[1]
Чрез Неман прорвались преградный.
Сам он, как тигр на трупы гладный,
Предспеющий своей молве,
84 Шагнул к Днепру, шагнул к Москве.
Кровавы вслед моря струились
И заревы по небу рдились.
В стремленьи быстр, в бою жесток,
88 Уже своей победой дмился,
Что мы (с насмешкою хвалился)
Бежим его и праха ног;
Что быстрый полк его орлиный
92 На дом Петра, Екатерины
Воссядет скоро средь столиц
И вкусит он от царских лиц,
По жатве звучной, громкой славы,
96 В Петрополе, в Москве забавы[2].
Уже блаженств своих с одра
Россия внемлет глас царя,
Зовущего на ополченье.
100 О радостно виденье!
Так Май, блестя своим лицом,
Сквозь туч чрез тихий гром
Скликает сонм с полей, с лесов к себе пернатый.
104 Различно племя, в разны латы
Облекшись, росский род
Как исполин встает;
Идет на брань единодушно,
108 Монарху своему послушно,
За трон его, за веру умереть.
Нигде сей ревности подобной нет!
И старцы, дети, жены, девы,
112 Богатства все свои в сокровища царевы
Отдав, идут в Господень храм
Взнесть душ их фимиам.
Держай твердь, море, землю, ад
116 И равновесье меж мирами;
Дышай зефирами, громами
И все в един вмещаяй взгляд,
Воззрев на лесть Наполеона,
120 На святость Александра трона,
В нощь темных туч себя облек
И тихим гулом грома рек:
«Полна нечестья Галлов мера,
124 Спасает Россов тепла вера!»
И бысть. — Молебных капля слез,
Упадши в чашу правосудья,
Всей стратегистики орудья[3],
128 Как прах, взметнула до небес.
Раздвиглись Чермна Моря волны,
И Фараон, гордыней полный,
Ступил в невлажный понт ногой.
132 Морских зверей, чудовищ строй
Хотя сей дерзости глумились,
Но будто бы боясь — странились,
И отверзали сами путь;
136 А он, чтоб паче страх вдохнуть,
Со всадники, со колесницы,
Как бы закрыв зеницы,
Бесстрашно вшел во сердце вод
140 И гнал Иаковль род,
Избранный искони и ввек хранимый Богом,
Тесня его поспешным ходом;
Но Бог воззрел на Норд:
144 Слился двухолмный понт —
И с шумом поглотил тирана.
След стал его лишь влага слана;
Лишь выплывал там щит, там тул, там бронь,
148 Там с всадником выказывался конь,
Блестела чуть в зыбях порфира.
Не честолюбья ли то образ мира
И гибели надменных сил?
152 Се Бог как их казнил!
Но ужас дух еще объял!
Царь Сирии, властитель мира,
Явя в себе торжеств кумира,
156 Безумным вдруг животным стал,
И на стене пред всех очами
Писала длань огня чертами,
Что скоро власть царя пройдет,
160 Который правды не блюдет.
Всевышний управляет царства,
Дает, отъемлет за коварства.
Не видим ли и в наши дни
164 Мы сих чудес в Наполеоне?
На зыблемом восседши троне,
Не возлюбил он тишины,
Но, злобу злобами умножа,
168 Спокойны царства востревожа,
Во храмы запустенье внес,
Святых не пощадил телес,
Пол нежный, посрамленный,
172 Заставил втайне лить ток слезный, —
И Бог сорвал с него свой луч:
Тогда средь бурных, мрачных туч
Неистовой своей гордыни,
176 И домы благостыни
Смердя своими надписьми[4],
А алтари коньми[5]
Он поругал. — Тут все в нем чувства закричали,
180 Огнями надписи вспылали,
Исслали храмы стон —
И обезумел он.
Сим предузнав свое он горе,
184 Что царство пройдет его вскоре,
Не мог уже в Москве своих снесть зол,
Решился убежать, зажег, ушел; —
Вторым став Навходоносором,
188 Кровавы угли вкруг бросая взором,
Лил пену с челюстей, как вепрь,
И ринулся в мрак дебрь.
Но, Муза! тайнственный глагол
192 Оставь, — и возгреми трубою,
Как твердой грудью и душою
Росс, ополчась, на Галла шел;
Как Запад с Севером сражался,
196 И гром о громы ударялся,
И молньи с молньями секлись,
И небо и земля тряслись
На Бородинском поле страшном,
200 На Малоярославском, Красном[6].
Там штык с штыком, рой с роем пуль,
Ядро с ядром и бомба с бомбой,
Жужжа, свища, сшибались с злобой,
204 И меч, о меч звуча, слал гул;
Там всадники, как вихри бурны,
Темнили пылью свод лазурный;
Там бледна Смерть с косой в руках,
208 Скрежещуща, в единый мах
Полки, как класы, посекала
И трупы по полям бросала;
Там рвали друг у друга гром[7],
212 Осмь крат спирали град челом
И царство поборали царством,
Зла гения коварством,
Который так, как жгущий Эвр[8],
216 Смотря на древний кедр,
Стоящий на челе святой горы Синайской,
Всех прохлаждавший тенью райской,
Преклоншися лицом
220 Над осмь морей стеклом,
Простерт быв на полсвете корнем,
Цвел в покровительстве Господнем;
Но Эвр его давно сносить не мог;
224 Решился с высоты низринуть в лог:
Напал, игл несколько сшиб зевом,
Но стебля сбить не мог всех сил набегом.
Вздохнул впервый на неуспех
228 И с срамом вспять побег.
Бежит, — и пламенным мечем
Его в тыл Ангел погоняет,
Отвсюду ужасом смущает,
232 След сеет огненным дождем.
Встревоженный, взъяренный, бледный,
Он с треском в воздух мещет стены,
С кремлевского их рвав холма;
236 С чела его в мрак искр косма,
Сквозь дыма сыплясь, как комета,
Окровавляла твердь полсвета.
Бежит, — и несколько полков,
240 Летящих воздуха волнами,
Он видит теней пред очами
Святых и наших праотцов,
Которы в звездном чел убранстве,
244 Безмерной высоты в пространстве,
Как воющей погоды стон,
«Наполеон! Наполеон!»
Лиют в слух жалобы: «из злости
248 Ты наши двигал прах и кости!»[9]
Бежит, — и зрит себя вокруг
Он тысячи невинных вдруг,
Замученных и убиенных,
252 Им не запечатленных,
Что полумертвым взором зрят,
С уст посинелых хлад
Дыхав, со всех сторон кричат ему с укорой:
256 «Ты, ты предвременной и скорой
Нас смертию посек,
Когда на брани тек.
И се, — наполненну слезами
260 Семейств и нашими кровями,
Обвиту жалами шипящих змей,
Ту чашу смертну, в жизни что своей
Ты наполнял безперестанно,
264 Желал и требовал несыто, жадно
Еще, еще себе кровей,
Прими теперь и пей!» —
Бежит, — себя сам упреждав;
268 За скорыми его шагами
Лишь поспевает Смерть прыжками,
Тел груды по странам бросав;
Там медные лежат драконы,
272 На кони наваленны кони
И колесницы друг на друг.
Великого здесь вождя дух,
Искусство, смельство видно бранно,
276 Что он бежит лишь беспрестанно!
Бежит, — хотя и жажды полн
К сокровищам неоцененным,
В чертогах, в храмах похищенным;
280 Но их и всех кидает он
Друзей, больных без сожаленья.
Сей гений — ищет лишь спасенья!
Его страшит и ветров свист
284 И скрип дерев и падший лист,
В сердечных отзываясь недрах,
Как страшный гром во мрачных дебрях.
Бежит, — и сам себя внутрь рвет,
288 Что сильно Росс его женет;
Но кажет, будто бы бесстрашно
Он шествует обратно.
Так волк в леса бежит назад,
292 Быв прогнанный от стад,
Оставя добычу, и рыщет хоть скачками,
Но, взад озрясь, стуча зубами,
Огнь сыплет из очей;
296 Иль аспид, лютый змей,
Бежит так с поль, коль Север дует
И Афра за собою чует:
То вверх главу, то вниз клоня, ползет,
300 Шипит, крутит хребет, хвост в кольца вьет;
И сколько змей сей ни ужасен,
Но поползок его тем паче страшен,
Что дым струится в нем и смрад,
304 А воздух дышит яд!
Бежит, — и видит наконец,
Что за его все злодеянья
Готовит небо наказанья,
308 И падает с него венец;
Что, став пред собственным уж взором
Кладбищным рать его позором,
От глада, ран и мраза мрет.
312 О ужас! Галл здесь Галла жрет!
Но с сердцем Бонапарт железным
И сим смеется бедствам слезным![10]
Бежит, — но сорока двух лун
316 Уж данный срок на возвышенье,
Еще пяти — на оскверненье[11]
Ему прошел; уже перун
Предвечного висит закона
320 Поверх главы Наполеона:
Еще немного — он падет,
И сонм тех царств, что с ним идет,
Вдруг на него весь обратится;
324 Содом, Гомор с ним вспепелится.
О, так! таинственных числ зверь[12],
В плоти седьмглавый Люцифер,
О десяти рогах венчанный[13],
328 Дни кончит смрадны.
Сей мнимый гений, царь царей,
Падет злый вождь вождей.
Судьбы небесные издревле непреложны:
332 Враги Христовы суть ничтожны.
От них нам вера — щит;
Он праведных хранит.
Кто ж щит дает сей царств в отпору?
336 Царь, не причастный Вельфегору[14].
Так! Александров глас наш дух вознес:
Прибег он в храм — и стал бесстрашным Росс.
Упала демонская сила
340 Рукой избранна князя Михаила[15].
Сей муж лишь Гога мог потрясть,
Россию верой спасть.
Какая честь из рода в род
344 России, слава незабвенна,
Что ей избавлена вселенна
От новых Тамерлана орд!
Цари Европы и народы!
348 Как бурны вы стремились воды,
Чтоб поглотить край Росса весь;
Но буйные! где сами днесь?
Почто вы спяща льва будили,
352 Чтобы узнал свои он силы?
Почто вмещались в сонм вы злых
И, с нами разорвав союзы,
Грабителям поверглись в узы
356 И сами укрепили их?
Где царственны, народны правы?
Где, где германски честны нравы?
Друзья мы были вам всегда,
360 За вас сражались иногда;
Но вы, забыв и клятвы святы,
Ползли грызть тайно наши пяты.
О новый Вавилон, Париж!
364 О град мятежничьих жилищ,
Где Бога нет, окроме злата,
Соблазнов и разврата;
Где самолюбью на алтарь
368 Все, все приносят в дар!
Быв чуждых царств несыт, ты шел с Наполеоном,
Неизмеримым небосклоном
России повратить,
372 Полсвета огорстить.
Хоть прелестей твоих уставы
Давно уж чли венцом мы славы;
Но, не довольствуясь слепить умом,
376 Ты мнил попрать нас и мечом,
Забыв, что северные силы
Всегда на Запад ужас наносили;
Где ж мамелюк твой, где элит?
380 О вечный Сене стыд!
Так, дерзка Франция! и вы,
С ней шедшие на нас державы!
Не страшен нам ваш ков коварный,
384 Коль члены мы одной главы.
От хижин, церкви до престола
И дети все до нежна пола
Суть царски витязи у нас.
388 Вы сами видели не раз,
Как вел отец детей ко брани,
Как сами шли бесстрашно к казни.
А ваша где надменность слов
392 И похвальбы Наполеона,
Что к обладанью росска трона
Не меч он нес, а пук оков?
Где на монете, им тисненной[16],
396 Тот царь Москвы, тот царь вселенной,
Кто произнес толь дерзку речь,
Что он, поколь наверх свой меч
Петрова не положит гроба,
400 Не даст покою нам?.. О злоба!
Но дух Петров, сквозь звездну мглу
С улыбкой вняв сию хулу,
Геройской кротости в незлобьи
404 Вспарил орла в подобьи, —
И грянул бородинский гром.
С тех пор Наполеон
Упал в душе своей, как дух Сатанаила,
408 Что древле молньей Михаила
Пал в озеро огня
И там, стеня,
Мертв в помыслах лежит ужасных
412 Под ревом волн, искр смрадных, страшных.
А если он когда еще и жив,
То только тем, что, взоры искосив
На Север с зависти и злости,
416 Грызет свои, беснуясь, ссохши кости,
На славу Александра зря,
Всем милого царя.
Лежит! — о радость! о восторг!
420 Кавказ и Тавр встают мне выше,
Евксин и Бельт шумят мне тише:
Мы победили, — с нами Бог!
Вселенна знай и все языки,
424 Коль благ Бог в бранях нам великий!
Внемли, враг скрытый, нам хвалу;
Гладь, змей, язык свой о пилу;
Кричи, что рейнски страшны силы; —
428 Их с Немана по Обь могилы![17]
Так, щит нам Бог: мы страшны Им,
Его мы волей торжествуем,
Ему победы восписуем,
432 Им Русский Царь непобедим, —
Будь одного Его держава!
Славян всегда наследье — слава.
Не блещут доблести без бед,
436 И превосходств нет без побед.
Бог посетил нас, — Бог прославил,
Всех выше царств земных поставил.
Хвала Ему! хвала, Творец,
440 Тебе! из глубины сердец
Благодарение приносим;
Молебны чувства взносим
Тебе в пространны небеса
444 За явны чудеса,
Которыми Ты нас возвысил непостижно,
Из всех земных держав так дивно,
Что честью превознес
448 И славой до небес:
Отечество мы оградили,
Царя и веру защитили
От угрожавших рабственных оков;
452 Не зря на лесть и на соблазн даров,
На ужасы и самой смерти,
Галл не возмог нас пред собой простерти;
И сим ужасным бедством Росс
456 Еще превыше взрос.
О Росс! о добльственный народ,
Единственный, великодушный,
Великий, сильный, славой звучный,
460 Изящностью своих доброт!
По мышцам ты неутомимый,
По духу ты непобедимый,
По сердцу прост, по чувству добр,
464 Ты в счастьи тих, в несчастьи бодр,
Царю радушен, благороден,
В терпеньи лишь себе подобен.
Красуйся ж и ликуй, герой,
468 Что в нынешнем ты страшном бедстве
В себе и всем твоем наследстве
Дал свету дух твой знать прямой!
Лобзайте, родши, чад, их, — чада,
472 Что в вас отечеству ограда
Была взаимна от врагов;
Целуйте, девы, женихов,
Мужей супруги, сестры братья,
476 Что был всяк тверд среди несчастья.
И вы, Гесперья, Альбион[18],
Внемлите: пал Наполеон!
Без нас вы рано или поздно,
480 Но понесли бы грозно,
Как все несут, его ярмо, —
Уж близилось оно;
Но мы, как холмы, быв внутрь жуплом наполненны,
484 На нас налегший облак черный
Сдержав на раменах,
Огнь дхнули, — пал он в прах.
С гиганта ребр в Версальи трески,
488 А с наших рук вам слышны плески:
То в общем, славном торжестве таком
Не должны ли и общих хвал венцом
Мы чтить героев превосходных,
492 Душою россов твердых, благородных?
О, как мне мил их взор, их слух!
Пленен мой ими дух!
И се, как въяве вижу сон,
496 Ношуся вне пределов мира,
Где в голубых полях эфира
Витает вождей росских сонм.
Меж ими там в беседе райской
500 Рымникский, Таврский, Задунайский
Между собою говорят:
«О, как венец светлей стократ,
Что дан не царств за расширенье,
504 А за отечества спасенье!
Мамай, Желковский, Карл путь свят
К бессмертью подали прямому
Петру, Пожарскому, Донскому;
508 Кутузову днесь — Бонапарт.
Доколь Москва, Непрядва и Полтава
Течь будут, их не умрет слава.
Как воин, что в бою не пал,
512 Еще хвал вечных не стяжал;
Так громок стран пусть покоритель,
Но лишь велик их свят спаситель».
По правде, вечности лучей
516 Достойны войны наших дней.
Смоленский князь, вождь дальновидный,
Не зря на толк обидный,
Великий ум в себе являл,
520 Без крови поражал
И в бранной хитрости противника, без лести,
Превысил Фабия он в чести.
Витгенштейн легче бить
524 Умел, чем отходить
Средь самых пылких, бранных споров,
Быв смел как лев, быстр как Суворов.
Вождь не предзримый, гром как с облаков,
528 Слетал на вражий стан, на тыл — Платов.
Но как исчислить всех героев,
Живых и падших с славою средь боев?
Почтим Багратионов прах —
532 Он жив у нас в сердцах!
Се бранных подвигов венец!
И разность меж Багратионом
По смерти в чем с Наполеоном?
536 Не в чувстве ль праведных сердец?
Для них не больше ль знаменитый
Слезой, чем клятвами покрытый?
Так! мерил мерой кто какой,
540 И сам возмерен будет той.
Нам правда Божия явила,
Какая Галлов казнь постигла.
О полный чудесами век!
544 О мира колесо превратно!
Давно ль страшилище ужасно
На нас со всей Европой тек!
Но где днесь добычи богаты?
548 Где мудрые вожди, тристаты?
Где победитель в торжествах?
Где гений, блещущий в лучах?
Не здесь ли им урок в ученье,
552 Чтоб царств не льститься на хищенье?
О, так! блаженство смертных в том,
Чтоб действовать всегда во всем
Лишь с справедливостью согласно,
556 Так мыслить беспристрастно,
Что мы чего себе хотим,
Того желать другим.
Судьбы Всевышнего, отняв скиптр у Бурбонов,
560 По чертежу своих законов
Взяв червя из червей,
В сан облекли царей.
Долг был его, — к чему был званный;
564 Но он, нечестьем обуянный,
Дерзнул Господню волю пренебречь,
He стерть ток слез, суд правый не изречь
И быть отрекся миролюбным,
568 Великим; но склоня свой слух ко трубным
Он гласам, мнил быть и судьбе
Царь, Бог — и се не бе!
He бе. — Но ты, монарх, блистай
572 Твоей небесной красотою;
To кротостью, то правотою
Владей, пленяй и успевай
Лук наляцать твой крепкий, сильный,
576 Чрез все твои страны обширны
Ко ужасу твоих врагов,
И грозный строй твоих полков,
Как туча молньями чревата,
580 Кругом возляжет царства свята.
Юг, Запад, Север и Восток
Под твой покров прострут их длани,
Уйдет вражда, умолкнут брани,
584 В пшенице не взрастет порок;
Цари придут к тебе на сонмы,
Чтоб миром умирить их громы,
И скромну власть твою почтут;
588 Обымет совесть правый суд;
Всем чувство в грудь вольется ново,
И царство снидет к нам Христово.
Печалью мрачныя главы
592 Лучем возблещут вновь Москвы,
Вновь внидет благолепье в храмы,
С обетом фимиамы
Возжгутся наши и сердца
596 He забывать Творца;
Отца отечества несметны попеченьи
Скорбей прогонят наших тени;
Художеств сонм, наук,
600 Торгов, лир громких звук,
Все возвратятся в их жилищи;
Свое и чуждо племя пищи
Придут, как под смоковницей, искать
604 И словом: быв градов всех русских мать,
Москва по-прежнему восстанет
Из пепла, зданьем велелепным станет,
Как феникс, снова процветать,
608 Венцом средь звезд блистать.
И сей прелестный град Петров
От удовольствиев сердечных,
От радостей невинных, честных,
612 Да с тем сравнится, с облаков
Что снидет душ святых в ограду,
В блаженство, в сладость и в прохладу,
Где с камней, стен драгих лучи
616 Под гусльми взблещут и в ночи;
Зной вздремлет древ под осененьем,
Осветит царь своим все зреньем,
И из страны Российской всей
620 Печаль и скорби изженутся,
В ней токи крови не прольются,
Не канут слезы из очей;
От солнца пахарь не сожжется,
624 От мраза бедный не согнется;
Сады и нивы плод дадут,
Моря чрез горы длань прострут,
Ключи с ключами сожурчатся,
628 По рощам песни отгласятся.
Но солнце! мой вечерний луч!
Уже за холмы синих туч
Спускаешься ты в темны бездны,
632 Твой тускнет блеск любезный
Среди лиловых мглистых зарь,
И мой уж гаснет жар;
Холодна старость — дух, у лиры — глас отъемлет,
636 Екатерины Муза дремлет:
То юного царя
Днесь вслед орлов паря,
Предшествующих благ виденья,
640 Что мною в день его рожденья
Предречено, достойно петь
Я не могу; младым певцам греметь
Мои вверяю ветхи струны,
644 Да черплют с них в свои сердца перуны
Толь чистых, ревностных огней,
Как пел я трех царей.
1812
Комментарий Я. Грота
13 января 1813 года А. Измайлов писал Грамматину из Петербурга: «Державин, сказывают, написал какой-то славный гимн на наши победы. Я не думаю однако, чтоб этот гимн мог сравнится с последними стихами Жуковского Певец во стан русских воинов (Библ. Зап.) 1859, № 14). Гимн был напечатан в Чт. в Бес. люб. р. сл. 1813, кн. X, стр. 3, и потом в 1816 г. в ч. V, XXVII. Его перевел на немецкий язык г. Гётце, который впоследствии переводил также русские народные песни (см. Сын Отеч. 1817 г., ч. 36, № II, стр. 158). Немецкий перевод гимна напечатан отдельно в Риге и в Дерпте, в 1814 г. (см. в конце нашего издания библиографию переводов из Державина). Гимн переведен был также на английский язык молодым Петровым, сыном известного лирика, и Державин отправил этот перевод в Лондон к русскому посланнику, графу С. Р. Воронцову, с просьбою напечатать несколько экземпляров его на счет Державина и переслать их в Петербург к переводчику (письмо Державина к Воронцову от 31 мая 1814 г.).
Примечания в кавычках помещены самим Державиным в конце Лиро-эпического гимна.
- ↑ Как рек пяти шумящих вдруг. — «Наполеон пятью колоннами, более нежели в 500,000 человек, перешел пограничную реку Неман. Реляция от 17 июня».
- ↑ В Петрополе, в Москве забавы. — «Некоторые парижские дамы, по уверению Наполеона, писали к петербургским французским торговкам, чтоб оне к Петрову дню приготовили им платья для бала в Петергофе».
- ↑ Всей стратегистики орудья. — «Стратегистика, слово греческое, значит военный обман или хитрость, которою Французы столь много превозносились». Стратегия, от. греч. στρατός = войско, значит военное искусство.
- ↑ Смердя своими надписьми. — «Слух носился, что Наполеон в Москве своими надписями богоугодные заведения присвоил своей матери».
- ↑ А алтари коньми. — «Смотри Северной Почты № 78, статью из Твери».
- ↑ На Малоярославском, Красном. — «При сих местах три славные победы решили участь не токмо России и Европы, но, так сказать, целой вселенной».
- ↑ Там рвали друг у друга гром. — «В реляции от 27 августа видно, что батареи при Бородине переходили несколько раз из рук в руки».
- ↑ Который так, как жгущий Эвр. — «Эвр, африканский полуденный палящий ветр».
- ↑ Ты наши двигал прах и кости! — «Видно из письма доктора Рокруа к доктору Граю, что Наполеона не только сны, но и привидения ужасали».
- ↑ И сим смеется бедствам слезным! — «В том же письме доктора Рокруа к Граю видно, что когда Наполеону предсказывали о подобных ужасных картинах, то он улыбался».
- ↑ Еще пяти — на оскверненье. — «42 месяца некоторые разумеют 42 года его, может быть, политической жизни по сей 1812 год; а другие 42 месяца принимают в прямом смысле время его успехов по испанскую войну, и объясняют оные числом звериным, как ниже видно. — Касательно же 5 месяцев, то оные полагают со дня вступления его в Россию, с июня по ноябрь месяц» (см. ниже).
- ↑ О, так! таинственных числ зверь. — «Число зверино 666 (Апок. гл. 13, ст. 18). Видно из исчисления дерптского профессора Гецеля в письме к военному министру Барклаю-де-Толли, от 22 июня 1812 года, что в числе 666 содержится имя Наполеона, как и приложенный при сем французский алфавит то доказывает». — Дополним это примечание Державина выпиской из Истории отеч. войны, М. И. Богдановича: в имени Наполеона, переложенном в цифры, по еврейскому счислению, думали отыскать зверя (Антихриста), означенного в Апокалипсисе числом 666; а как в другом месте Апокалипсиса определен был предел славы этого зверя числом 42, то надеялись, что 1812 год, в который Наполеон имел от роду 42 года, будет временем его падения. В Апокалипсисе, гл. 13, находится следующее пророчество, ст. 18: «Зде мудрость есть, иже имать ум, да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот-шестьдесят-шесть. И даны быша ему уста, глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре-десят-два». Как в имени и титуле зверином, кои на французском языке изображаются сими словами: L’empereur Napoléon, так и в числе четыредесяти-двух, кои на оном же языке пишутся словами: quarante deux, находится оба раза число 666, которое определено в помянутой главе, стихе 18-м Апокалипсиса. (См. также: Война и мир. Т. III, ч. I, гл. XIX).
- ↑ О десяти рогах венчанный. — «Имеет седмь глав и рогов десять (Апок. гл. 17, ст. 3). Под главами разумеются здесь семь королей, поставленных Наполеоном, как-то: неаполитанский, вестфальский, виртембергский, саксонский, голландский, испанский, баварский; а под рогами — десять народов, ему подвластных, а именно: австрийский, прусский, саксонский, баварский, виртембергский, вестфальский, италиянский, испанский, португальский, польский, как в манифесте от 3 ноября 1812 г. явствует».
- ↑ Царь, не причастный Вельфегору. — «Вельфегор идол; — разумеется здесь Наполеон, которому государь не причастился, или союзником не был».
- ↑ Рукой избранна князя Михаила. — «Восстанет Михаил князь великий (у пророка Даниила гл. 12, ст. 1). — Замечательно, что фельдмаршал Кутузов, при поручении ему в предводительство армии, как бы нарочно пожалован князем, чтобы сближиться с Священным Писанием; впрочем он избран был общим голосом в начальники всеобщего ополчения». 17-го июня последовало избрание графа Кутузова в начальники с-петербургского ополчения; 29 июля он был возведен в княжеское достоинство, а 8 августа назначен в главнокомандующие всеми армиями и ополчениями. Прозвание Смоленского пожаловано ему за дела под Красным и вообще в смоленской губернии при отступлении Наполеона (М. Богданович, том II, стр. 11, и III, 146).
- ↑ Где на монете, им тисненной. — «Уверяют некоторые, что будто в Москве выбита была, по приказанию Наполеона, монета или медаль, на которой изображен его портрет с надписью: «Мой мир и моя воля».
- ↑ Их с Немана по Обь могилы! — «Неман — известная пограничная река; а Обь — протекающая в Сибири, куда отсылаются преступники».
- ↑ И вы, Гесперья, Альбион. — «Гесперия и Альбион, древние имена Испании и Англии».