Menschen und Leidenschaften (Лермонтов)/Действие второе

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

править

ЯВЛЕНИЕ 1

править
(Комната Марфы Ивановны. Она сидит на креслах, перед ней стоит Дарья.)

Марфа Ив<ановна>. Как ты смела, Дашка, выдать на кухню нынешний день 2 курицы — и без моего спросу? — а? — отвечай!

Дарья. Виновата... я знала, матушка, что две-то много, да некогда было вашей милости доложить...

Марфа Ив<ановна>. Как, дура, скотина, — две много... да нам есть нечего будет — ты меня этак, пожалуй, с голоду уморишь — да знаешь ли, что я тебе сейчас вот при себе велю надавать пощечин...

Дарья (кланяясь). Ваша власть, сударыня, — что угодно — мы ваши рабы...

Марфа Ив<ановна>. Что, не было ли у вас какого-нибудь крику с Николай Михаловичем...

Дарья. Нету-с — как-с можно-с нам ссориться — а вот что-с — нынче ко мне барышни присылали просить сливок, и у меня хоть они были, да...

Марфа Ив<ановна>. Что ж ты, верно, отпустила им?..

Дарья. Никак нет-с...

Марф<а> Ив<ановна>. Как же ты смела...

Дарья. Добро бы с вашего позволения, а то вы почивали — так этак, если всяким давать сливок, коров, сударыня, недостанет... у нас же нынче одна корова захворала, и я, матушка, виновата, не дала, не дала густых 148 сливочек... слыхано ли во свете без барского позволения?..

Марф<а> Ив<ановна>. Ну, так хорошо сделала... Не знаешь ли ты, где мой внук, молодой барин?..

Дарья. Кажется, сударыня, он у своего батюшки.

Марф<а> Ив<ановна>. Всё там сидит. Сюда не заглянет. Экой какой он сделался — бывало, прежде ко мне он был очень привязан, не отходил от меня, пока мал был, — и напрасно я его удаляла от отца — таки умели Юрьюшку уверить, что я отняла у отца материнское именье, как будто не ему же это именье достанется... Ох! злые люди!

Дарья. Ваша правда, матушка, — злые люди.

Марф<а> Ив<ановна>. Кто станет покоить мою старость! — и я ли жалела что-нибудь для его воспитания — носила сама бог знает что — готова была от чаю отказаться — а по четыре тысячи платила в год учителю... и всё пошло не впрок... Уж, кажется, всяким ли манером старалась сберечься от нынешней беды: ставила фунтовую свечу каждое воскресенье, всем святым поклонялась. Ему ли не наговаривала я на отца, на дядю, на всех родных — всё не помогло. Ах, кабы дочь моя была жива, не то бы на миру делалось, — не то бы...

Дарья. Что это вы, сударыня, так сокрушаетесь — всё еще дело поправное — можно Юрья Николаича разжалобить чем-нибудь, а он уж известен, как если разжалобится, — куда хочешь, для всякого на нож готов... Есть, Марфа Ивановна, поговорка: железо тогда и куется, пока горячо...

Марфа Иванов<на>. Вот как врет — можно ли это — как его разжалобишь — он уж ничему не поверит...

Дарья. Как вашей милости у нас, рабов, об таких вещах спрашивать... вам ли не знать...

Марфа Ив<ановна> (смотря кверху). Видит богоматерь, я не теряла молитв... постараюсь, попробую поступить по твоему совету, Дашка... да слушай, что они там ни будут говорить с отцом, всё узнавай и приходи сказывать мне...

Дарья. Слушаюсь — уж на меня, Марфа Ивановна, извольте надеяться...

Марф<а> Ив<ановна>. Ну я надеюсь: ты всегда мне верно служила... 149

Дарья. Видит бог-с, не обманывала никогда и вечно в точности ваши приказанья исполняла... да и вашей милостью довольны.

(Кланяется.)

Марф<а> Ив<ановна>. Но вот уж через неделю Юрьюшка поедет — и я избавлюсь от этих несносных Волиных — то-то кабы дочь моя была в живых!..

(Молчание.)

Эй, Дашка, возьми-ка Евангелие и читай мне вслух.

Дарья. Что прикажете читать?

Марфа Иван<овна>. Что попадется!..

(Дарья открывает книгу и начинает читать.)


Дарья (читает вслух довольно внятно). «Ведяху со Иисусом два злодея. И егда приидоша на место, нарицаемое лобное, ту распяшу его и злодеев, оваго одесную, а другова ошуюю.

Иисус же глаголаше: Отче, отпусти им: не ведают бо, что творят. Разделяюще ризы его и метаху жребия...»

Марфа Иван<овна>. Ах! злодеи-жиды, нехристы проклятые... как они поступали с Христом... всех бы их переказнила, без жалости... нет, правду сказать, если б я жила тогда, положила бы мою душу за господа, не дала бы его на растерзание... Переверни-ка назад и читай что-нибудь другое...

Дарья (читает). «Горе вам, лицемеры, яко подобитесь гробам украшенным, иже снаружи являются красны, внутри же полны суть костей мертвых и всякой нечистоты!.. Так и вы извне являетесь человеком праведни, внутри же есте полны лицемерия и беззакония...»

Марфа Иван<овна>. Правда, правда говорится здесь... ох! эти лицемеры!.. Вот у меня соседка Зарубова... такая богомольная кажется, всякой праздник у обедни, а намеднясь велела загнать своих коров и табун на мои озими — все потоптали, — злодейка...

Дарья. Да еще, сударыня, бранит вас повсюду по домам — такая змея... и людям-то своим велит на вас клепать нивесь что — мы хоть рабы, а как услышишь что-нибудь такое, так кровь закипит — так бы и вцепилась ей в волоса... Марф<а> Ив<ановна>. Продолжай... 150 Дарья (читает). «Дополняйте же вы меру злодеяния отцов ваших. Змеи, порождение ехиднины, как убежите от огня и суда геенны?»

Марфа <Ивановна>. Не убежит она... Послушай, Дашка... возьми что-нибудь другое!..

Дарья. Из чьего Евангелия прикажете?

Марф<а> Ив<ановна>. От Марка.

Дарья. «Сего ради глаголю вам: вся, елика аще молящеся просите, веруйте, яко приемлете; и будет вам. И егда стоите на молитве, прощайте, аще что имате на кого, да и отец ваш, иже на небесех, отпустит вам согрешения ваша...»

(Слышен громкий стук разбитой посуды, обе вздрагивают.)


Марф<а> Ив<ановна>. Что это?.. верно, мерзавцы что-нибудь разбили... сбегай-ка да посмотри!..

(Дарья уходит. Чрез минуту приходит.)


Дарья. Ваша хрустальная кружка, с позолоченной ручкой и с вензелем...

Марф<а> Ив<ановна>. Она!

Дарья В дребезгах лежит на полу...

Марф<а> Ив<ановна>. Ах, злодеи! кто разбил — кто этот окаянный?..

Дарья. Васька-поваренок!..

Марф<а> Ив<ановна>. Пошли его сюда... скорей... уж я ему дам, разбойнику, березовой каши.

(Дарья призывает его.)


Марф<а> Ив<ановна>. Как ты это сделал, мерзавец... знаешь ли, что она 15 рублей стоит? — эти деньги я у тебя из жалованья вычитаю. Как ты её уронил, — отвечай же, болван?.. Ну — что ж ты? Говори.

(Мальчишка хочет говорить.)

Как? ты еще оправдываться хочешь.. эх! брат, в плети его, в плети на конюшню...

(Мальчик кланяется в ноги.)

151 Вздор! я этим поклонам не верю... убирайся с чертом, прости, боже, мое согрешение...

(
Мальчик идет.)

Убирайся... (топнув ногой) Моя лучшая кружка, с золотой ручкой и с моим вензелем!.. Нельзя ли, Дашка, её поправить, склеить хоть как-нибудь...

Дарья. Ни под каким видом нельзя-с.

Марф<а> Ив<ановна>. Экая беда какая.

(Входят Н<иколай> М<ихалыч> и Вас<илий> М<ихалыч> Волины. Дарья уходит с книгой.)


ЯВЛЕНИЕ 2

править

Ник<олай> Мих<алыч>. Здоровы ли вы, матушка, нынче и хорошо ли почивали... я слышал, что вы долго не засыпали...

Мар<фа> Ив<ановна>. Да, батюшка, мне что-то не спалось — я всё думала об моем Юрьюшке... как это он поедет путешествовать, я боюсь за него — вот вы, отцы, не так беспокоитесь об детях!.. а мне так грустно с ним расставаться... Ник<олай> Мих<алыч>. Неужели вы думаете, что мне легче. Вы ошибаетесь, позвольте мне сказать. Я сына моего не меньше вас люблю; и этому доказательство то, что я его уступил вам, лишился удовольствия быть с моим сыном, ибо я знал, что не имею довольно состояния, чтоб воспитать его так, как вы могли.

Мар<фа> Ив<ановна> (к Вас<илию> Мих<алычу>). Что, батюшка! как ваше дело, что говорит сенат?..

Вас<илий> Мих<алыч>. Сенат-с? — до него еще дело не доходило. А всё еще кутят да мутят в уездном суде да в губернском правлении... такие жадные, канальи, эти крючки подьячие, со всей сволочью, что когда туда приедешь, так и обступят — чутье собачье! знают, что у тебя в карманах есть деньги... и вот уж пять лет тянется вся эта комедия... впрочем, для меня совсем не смешная, потому что я действующее лицо!..

Марф<а> Ив<ановна> (к Н<иколаю> М<ихалычу>). Знаете ли, Н<иколай> Мих<алыч>, 152 я хочу, чтоб Юрьюшка ехал во Францию, а в Германию не заглядывал, — я терпеть не могу немцев! чему у них научишься!.. Все колбасники, шмерцы!..

Ник<олай> М<ихалыч>. Позвольте перервать речь вашу, матушка, немцы хотя в просвещении общественном и отстали от французов, то есть имеют некоторые странности им приличные, в обхождении, не так ловки и развязны, но зато глубокомысленнее французов, и многие науки у них более усовершенствованы, и Юрий, в его лета, очень даже может сам располагать собою, ему 22 года, он уже имеет чин — и проч<ее>...

Вас<илий> Мих<алыч>. Позвольте спросить, Юр<ий> Ник<олаевич> поедет морем?

Марф<а> Ив<ановна>. Сохрани бог!.. Нет, ни за что.

Вас<илий> М<ихалыч>. Так ему надо ехать чрез Германию, иначе невозможно, хоть на карту взгляните.

Марф<а> Ив<ановна>. Как же быть! А я не хочу, чтоб он жил с немцами, они дураки...

Ник<олай> Мих<алыч>. Помилуйте! у них философия преподается лучше, нежели где-нибудь! Неужто Кант был дурак?..

Марф<а> Ив<ановна>. Сохрани бог от философии! Чтоб Юрьюшка сделался безбожником?..

Ник<олай> М<ихалыч> (с неудовольствием). Неужели я желаю меньше добра моему сыну, чем вы? Поверьте, что я знаю, что говорю. Философия не есть наука безбожия, а это самое спасительное средство от него и вместе от фанатизма. Философ истинный — счастливейший человек в мире, и есть тот, который знает, что он ничего не знает. Это говорю не я, но люди умнейшие...

(Вас<илий> М<ихалыч> в тайном удовольствии.)

И всякий тот, кто хотя мало имеет доброго смысла, со мною согласится.

Марф<а> И<вановна>. Стало быть, я его совсем не имею... это слишком самолюбиво с вашей стороны... уверяю вас!..

Ник<олай М<ихалыч>. Лучше сами поверьте, что отец имеет более права над сыном, нежели бабушка... Я, сжалясь над вами, уступил единственное свое утешение, 153 зная, что вы можете Юрия хорошо воспитать... Но я ожидал благодарности, а не всяких неприятностей, когда приезжаю повидаться к сыну... Вы ошибаетесь очень: Юрий велик уж, он сделался почти мужем и может понимать, что тот, кто несправедлив противу отца, недостоин уважения от сына... Я говорю правду, вы ее не любите — прошу вашего извинения... впрочем, знайте, что я не похож на низких ваших соседей и не могу не говорить о том, что чувствую: я очень огорчен вашим против меня нерасположением... Но что ж делать, вы задели меня за живое: я отец и имею полное право над сыном... Он вам обязан воспитанием и попечением, но я ничем не обязан. Вы платили за него в год по 5 тысяч, содержали в пансионе, — но я сделал еще для вас жертву, которую не всякий отец сделает для тещи, уж не говорю об имении... прошу извинить.

Марф<а> Ив<ановна> (привстав). Как, и вы можете меня упрекать, ругать, как последнюю рабу, — в моем доме... Ах! (Упадает в изнеможении злобы на кресло и звонит в колокольчик.) Дашка, Дашка, палку.

Дарья. Сию минуту. (Приносит палку и выводит ее из комнаты под руку.)

Ник<олай> Мих<алыч>. О боже мой! может ли сумасшествие женщины дойти до такой степени!.. (Ходит взад и вперед.)

Васи<лий> Мих<алыч> (подходит к нему). Вот что значит, братец, спорить с бабами! А отчего это всё, отчего не мог ты взять просто сына своего от нее: не хотел заплатить 3000 за бумагу крепостную. Ведь она тебе отдавала имение — что за глупое великодушие не брать! — или брать на честное слово, что всё равно. Вот она и сделала условие, что если ты возьмешь к себе сына, так она его лишит наследства, а тебя не сделала опекуном. Что, брат! видно, поздно!..

Ник<олай> М<ихалыч>. Но её слово, уверения брата её — я почему мог отгадать, что они меня обманут?..

Вас<илий> М<ихалыч>. Что, скажи мне, ты шутишь? — честное слово! ха! ха! ха!.. Нынче это нуль по левую сторону единицы.

(Уходят.)

154

ЯВЛЕНИЕ 3

править
(Сад, сумерки, и луна на небе, налево беседка. Любовь в длинной черной шали, в волосах и белом платье. С письмом в руке.)


Любовь (читая). Он желает говорить со мною здесь наедине, в это время, — что такое значит? Юрий хочет со мною говорить — об чем? Между нами не может быть и не должно быть ничего такого, что бы нельзя было сказать при свидетелях. Однако ж я не должна опасаться, хотя говорят, что девушки должны бояться мужчин. Зачем мне бояться Юрия?.. Ах! часто, когда на меня устремлял он свои взоры неподвижные, светлые, — что-то чудное происходило в груди моей; сердце билось. Быть может, он в меня влюблен? Нет! нет! сему не случиться никогда! я не верю этой любви. Он не может на мне жениться, так на что ему безнадежною страстью себя мучить. Зеркало мне говорит, что я хороша собой, что могу нравиться, но он, он столько знал красавиц лучше меня. И если бы это было в самом деле, если я любима, то он должен столько уважать меня, он должен думать, что добродетель не позволит мне явно отвечать ему, — к тому ж я, кажется, не показала ему ничего такого, что бы могло возбудить его страсти; неужели он приметил биение моего сердца. Ах! нет!.. он сам, Юрий, был со мной всегда мрачен, холоден, он вряд ли способен любить нежно... Но зачем ему было свидание?.. это письмо!.. не понимаю, чего хотел он... (Молчание.) Но вот луна взошла, всё тихо и прохладно — а он нейдет. (Молчание.) Как я глупо сделала, что пришла сюда, непонятное влечение управляло моими шагами. (Садится возле беседки.) Что если нас увидят вместе... моя честь погибла — о, безумная!..

ЯВЛЕНИЕ 4

править

Юрий (в плаще, без шляпы, тихими шагами подходит к ней и берет ее за руку). Любовь!.. вы здесь уже!..

Любовь (испугавшись). Ах!..

Юрий. Вы испугались?

Любовь. Нет... вы мне что-то хотели сказать — я готова слушать — со вниманием.

Юрий. Да — я много хотел сказать вам... вы помните: с тех пор, как мы с вами знакомы, вы никогда не отказывались 155 от маловажной и легкой для вас просьбы моей... теперь... я вас прошу дать мне честное слово, сказать мне правду, правду чистую — как ваше сердце...

Любовь. Мое слово?.. Хорошо. (Смотрит ему в глаза.)

Юрий (в сильном движении берет ее за руку). Прошедшую ночь, когда по какому-то чудному случаю я уснул спокойно, удивительный сон начал тревожить мою душу: я видел отца, бабушку, которая хотела, чтоб я успокоил ее старость на счет благополучия отца моего, — с презреньем отвернулся я от корыстолюбивой старухи... и вдруг ангел-утешитель встретился со мной, он взял мою руку, утешил меня одним взглядом, одним неизъяснимым взглядом обновил к жизни... и... упал в мои объятья. Мысли, в которых крутилась адская ненависть к людям и к самому себе, — мысли мои вдруг прояснились, вознеслись к небу, к тебе, создатель, я снова стал любить людей, стал добр по-прежнему. Не правда ли, это величайшее под луною благодеяние? И знаешь ли еще, Любовь, в этом утешителе, в этом небесном существе, — я узнал тебя!.. Ты блистала в чертах его, это была ты, прекрасная, как теперь... никто на свете, ни самый ад меня не разуверит!..

Ах! это была минута, но минута блаженная, — это был сон, но сон божественный!.. Послушай, Любовь, теперь исполни свое обещание, отвечай как на исповеди, может ли этот сон осуществиться... умоляю тебя всем, чем ты дорожишь теперь или когда-нибудь будешь дорожить, — говори как на исповеди... знай, что одно твое слово, одно слово, может много сделать добра и зла...

(Любовь в сильном нерешении.)

И ты молчишь!.. Любовь...

Любовь. Нет!..

Юрий Как! что нет, говори, что нет!..

Любовь. Сон твой никогда не сбудется!..

Юрий Небо! что она хочет делать?.. Скажи: да!.. (Молчание.) Отчего не хочешь сказать: да... это слово, этот звук мог бы восстановить мою жизнь, возродить меня к счастью! Ты не хочешь? — что я тебе сделал, за что так коварно мстишь мне, неужели женщина не может любить, неужели она не радуется, когда видит человека, ей обязанного своим блаженством, — когда знает, что это стоит одного слова, хотя бы оно выходило и не от сердца... скажи: да!

Любовь. Нет.

Юрий. И в тебе есть совесть?..

Любовь. Я не могу сказать: да. На что искушать тебя: моим ты никогда, никогда не будешь — узы родства, которые связывают нас вместе, разрывают сердца наши... забудь свои мечты! Ты не хочешь погубить бедную девушку, не правда ли? — так забудь свои безумные желанья, забудь их!.. (Молчание.) Ты поедешь в чужие края, разные, новые предметы развлекут твои мысли, тебе понравится другая...

Юрий Я не поеду... у ног твоих, я говорю тебе, у ног твоих счастье целой жизни человека — не раздави безжалостно!.. А если ты меня отвергнешь, — ах, то, верно, никакая дева не будет больше мне нравиться — я окаменею, быть может, навеки. Любовь (садится на скамью возле беседки и сажает его). Посмотри, брат мой, как прекрасен взошедший месяц, какая тихая, светлая гармония в усыпающей природе, — а в груди твоей бунтуют страсти, страсти жестокие, мятежные, противные законам. Посмотри на эти рассеянные облака, светлые, как минуты удовольствий, и мимолетные, как они; посмотри, как проходят эти путники воздушные... (Она закрывает лицо платком.) Перестань страдать, друг мой, — полно!.. (В слезах упадает на грудь Юрия, который в сильном оцепенении сидит недвижно, глаза к небу.)

Юрий (после долгого молчания). Ах!.. (Берет её руку. Между тем слышна вдали песня русская со свирелью, и то удаляется, то приближ<ается>, в конце которой Юрий вскакивает как громом пораженный и отбегает от Любови.) Какие звуки, они поразили мою душу... кто их произвел... не с неба ли, не из ада ли... нет... но вот опять... опять... всесильный бог!.. (Кидается к ногам Любови, которая встала со скамьи.) Пускай весь мир на нас обрушится: я люблю тебя. Скажи и ты: люблю!..

Любовь (через силу). Нет. (Хочет бежать.)

Юрий (у ног её). Не верю... не обманешь — я прочел в глазах твоих... только... я недоволен... скажи: люблю!

Любовь (хочет что-то сказать... но вдруг останав<ливается>). Зачем тебе признанье, если ты прочел всё в глазах моих!.. 157

Юрий (вскакивает с восторгом). Я любим — любим — любим — теперь все бедствия земли осаждайте меня — я презираю вас: она меня любит... она, такое существо, которым бы гордилось небо... и оно мне принадлежит! Как я богат!.. (К ней) Ты не знаешь, девушка, как много добра сделала ты в сию минуту... (обнимает ее). О, если бы мой отец видел это, как восхитился бы он взаимным пламенем двух сердец.

Любовь. Твой отец!.. Что ты говоришь?..

Юрий (дрожащим голосом, ударив <в> грудь). Да, да... ты говоришь правду, я не должен никому об этом сказывать, всё восхищение, вся сладость сих незабвенных минут должны остаться здесь, здесь, в груди моей — всякий день я буду упиваться воспоминанием, ни одно горькое чувство ненависти и раскаяния не проникнет туда, где я схороню мое сокровище... (К Любови) Теперь один поцелуй на прощанье. (Целует её.) О!!!.. я слишком счастлив для человека!.. (Завернувшись в черный плащ, быстро уходит.)

Любовь. Как он любит... добрый юноша!.. (Молчание.) Кажется, я ничего дурного не сделала, ни одно преступление не тяготеет на мне, мне не в чем упрекнуть себя... а сердце бьется и трепещет как птичка, попавшаяся в сеть нечаянно!.. (Молчание.) Однако ночь сгущается, и месяц дошел до половины небес. Меня будут искать везде, — а здесь так пусто, страшно... (Становится на колени и подняв руки наверх) Ангел-хранитель! не допусти случиться чему-нибудь с бедной девушкой, она предается тебе, прости ей слабости... и охрани от нечистого духа. (Встаёт и уходит.)

КОНЕЦ 2-го ДЕЙСТВИЯ

править

Примечания

править
  1. Лермонтов М. Ю. Menschen und Leidenschaften: (Ein Trauerspiel) / Подгот. текста Н. А. Хмелевской // Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений: В 4 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом). — Изд. 2-е, испр. и доп. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1979—1981. Т. 3. Драмы. — 1980. — С. 135—192.