H. H. ЧЕРНОГУБОВ править
H. Ф. Федоров править
Н. Ф. ФЕДОРОВ. PRO ET CONTRA
Антология. Книга первая
Издательство Русского Христианского гуманитарного института
Санкт-Петербург 2004
Кому только не приходилось бывать в каталожной комнате Румянцевского музея, и всякий, вероятно, помнит доброго гения каталожной Николая Федоровича Федорова, его согбенную старческую фигуру в невозможно поношенном пальто, серебряные локоны и черные юношеские глаза…
Пришли вы за какою-нибудь часто специальнейшей справкой — и вас сразу удивляют познания Николая Федоровича, умиляют его участие к вашему делу, его рьяные поиски, огорчение при их неудаче… Он спрашивает, советует, зовет к себе в каталожную, где заниматься удобнее… Каталожная всегда полна самым разнообразным народом, и какое изящное со всеми равенство! какая неутомимая деятельность! Николай Федорович никогда не сидит. Он то роется в каталожном отделе, привычным ловким движением вынимая тяжелые ящики, то мелким проворным шагом несет целую груду книг, одновременно беседует и редко-редко — опять же стоя — читает… Это знали и видели все. Но лишь совсем немногим выпадало счастие такой близости, чтобы хотя приблизительно оценить колоссальный ум и великое сердце Николая Федоровича, его гениальные замыслы и высокую цельную жизнь.
Николая Федоровича всю его долгую жизнь занимал вопрос действительно единой важности, вопрос о жизни и смерти, об отношении разумного существа к слепой силе природы. Если наше рождение есть ускорение смерти наших родителей, то в чем состоит наш долг? Имеем ли мы право, не зная всех условий жизни, признавать смерть безусловною? Признавая себя разумными существами в противоположность слепой силе природы, в каком отношении должны мы находиться к ней? Т. е. мы ей должны подчиняться или она должна быть управляема разумными существами? И Николай Федорович предполагал, что долг сынов — воскрешение отцов, что смерть не безусловна, что всеобщий труд познания обратит слепую смертоносную силу в управляемую разумом и живоносную. К этому-то труду и призывал он сынов человеческих; он желал объяснить и всех обратить на пользу великому делу и к упорствующим был беспощаден: для его учения свобода личного понимания и истолкования есть свобода на ложь, так же как свобода совести — свобода на рознь.
Учение свое излагал он не отвлеченно, а всегда по поводу какого-нибудь факта, иногда — с обычной точки — совершенно ничтожного. Речь его была необузданно страстной, глаза горели, голос срывался, на присутствующего противника сыпались сарказмы, брань, угрожающие жесты; трясущимися от волнения руками искал он в карманах своего пальто смятые искомканные бумажки, исписанные неровным дрожащим почерком, часто без связи между предложениями, без необходимых частей самих предложений. Соединять эти отрывки предоставлялось друзьям — задача весьма нелегкая1: Николай Федорович требовал строжайшей точности выражения, а выработанные после больших трудов редакции дополнял рядом новых мыслей, так что небольшая заметка разрасталась иногда в целое сочинение. Лучшей бывала обыкновенно вторая редакция. В последние годы раскрылось стремление к краткой отточенной формулировке, что иногда великолепно удавалось, но в общем — обедняло, иссушало мысль. Печатался сравнительно немного, всегда без подписи, почти исключительно в газетах, и преимущественно провинциальных, где и хоронились эти статьи, незамеченные, непонятые.
Всю свою жизнь Николай Федорович прожил одиноко, по бедным комнатам, питался — буквально — куском хлеба, спал 3-4 часа на голых досках. Работал по ночам при грошовой лампаде, гасшей от духоты…
И дожил до 75 лет в полном обладании духовных и телесных сил. Скончался воспалением легких в Марьинской для бедных больнице — 15-го декабря 1903 г. Погребен на кладбище Скорбященского монастыря2.
КОММЕНТАРИИ править
Впервые: Федоров. Доп. С. 428—429. Автограф воспоминаний хранится: НИОР РГБ. Ф. 328. К. 3. Ед. хр. 8.
О -. -. Черногубове см. преамбулу комментария к его заметке, помещенной в журнале «Весы».
1 -. -. Черногубов, знавший Федорова лишь в последние несколько лет его жизни, весьма неполно характеризует принцип работы мыслителя над своими сочинениями. Та форма работы, о которой говорит Черногубов, применялась Федоровым как правило тогда, когда он просил кого-то из учеников или близких лиц выступить в печати с развитием некоторых его идей, обыкновенно по частным вопросам: о библиотеках, музеях, обыденных храмах и т. д. Тогда действительно данному лицу, будь то В. А. Кожевников, Ю. П. Бартенев, Е. В. Барсов. С. А. Белокуров, И. А. Борисов, передавались наброски Федорова на соответствующую тему, которые и использовались при написании статьи, после чего текст мог согласовываться (а мог и не согласовываться с Федоровым). Статьи и заметки последних лет его жизни отнюдь не были отрывочны и хаотичны, а фрагментарность их зачастую была обусловлена тем, что они не предназначались для печати. Кроме того, именно в последние годы жизни создаются и законченные работы: пишется один из главных трудов Федорова-- «Супраморализм», появляется статья «Разоружение» и ряд других, связанных с темой Гаагской мирной конференции, создаются статьи в рамках «Асхабадской полемики», печатаются статьи в газетах «Дон» и «Асхабад»… Что же касается работы над главными и обширными сочинениями 1870 — первой половины 1890-х гг. («Вопрос о братстве…», «Собор», «Самодержавие» и др.), то работа учеников (точнее, ученика — Н. П. Петерсона) сводилась не к соединению частей, а к переписке автографов Федорова, после чего мыслитель правил текст и исправленный вариант вновь переписывался, а вовсе не дописывался Петерсоном. Федоров тщательно работал над текстами своих главных сочинений — переписка их набело, по воспоминаниям Петерсона, часто шла по многу раз, так как философ делал все новые и новые исправления и вставки.
2 А. К. Горский в своей «Биографии» Федорова, составившей первый выпуск его работы «Николай Федорович Федоров и современность», так описывал место его последнего упокоения: «Тело Николая Федоровича было предано погребению на кладбище Скорбященского женского монастыря, в настоящее время подвергшегося сильному разгрому и, как и все кладбища, находящиеся в пределах черты Камер-коллежского вала, предположенного к превращению в увеселительные сады и уже частично застроенного под рабочий городок. Там можно и сейчас разыскать его могилу в самом дальнем углу кладбища. Убогий, деревянный крест, сломанный в 1918-20 гг., в 1923 заменен черным чугунным. Накладное распятие сбито и сброшено. На дощечке помещены имя, отчество и фамилия, даты смерти и рождения (неправильно показан в качестве года рождения 1824). На перекладине креста сделана надпись: „Христос Воскрес“» (Федоров и современность. С. 20). Обновление креста, о котором здесь пишет Горский, было сделано по инициативе его самого и философа-федоровца Н. А. Сетницкого. Средства на изготовление и установку креста дал сибирский кооператор В. В. Куликов, одно время серьезно увлекавшийся учением «всеобщего дела». В архиве А. К. Горского и Н. А. Сетницкого сохранилась фотография могилы Федорова, сделанная в 1925 г. На фотографии у могилы Сетницкий, Горский, В. Н. Миронович-Кузнецова, последовательница идей Н. Ф. Федорова в 1910—1920-е гг., и священник, служивший панихиду на могиле (воспроизведена в Федоров. Доп.). В конце 1927 — начале 1928 г. московскими последователями идей Федорова во главе с А. К. Горским был начат сбор пожертвований «на ремонт памятника, окраску креста». «Вместо сорванного распятия, — сообщал А. К. Горский Н. А. Сетницкому, — будет изображение воскресшего Христа, сломанных ворот ада и встающих мертвецов (как на старинных иконах воскресения)» (письмо от 8 марта 1928 // FP. 1.3.27). Однако осуществить этот проект, по всей видимости, не удалось: в январе 1929 г. арестовали А. К. Горского, и в том же году кладбище Скорбященского монастыря было снесено (ныне на его месте находится детский парк № 1). В 1937—1938 гг., вернувшись из заключения и ссылки, Горский побуждал О. Н. Сетницкую, старшую дочь Н. А. Сетницкого, разузнать судьбу могилы Федорова. В одном из писем начала 1938 г. она писала ему о своих поисках: «Да, я ездила в Новодевичье кладбище, меня оттуда отправили в крематорий. В крематории сказали, что все кости с ликвидируемых кладбищ сжигали, а пепел сыпали в общую могилу; где общая могила — этого я не добилась. Сыпали-то, наверно, просто в землю без гробов. Так что это — там» (Собрание . -. Берковской (Сетницкой)). В настоящее время разысканиями В. С. Борисова и Е. В. Прошечкина место могилы Федорова приблизительно установлено (Прошечкин Е. В. Поиски могилы -. і. Федорова // Общее дело. Сборник докладов, представленных на I Всесоюзные Федоровские чтения. С. 234—237).