Chansons russes (Пушкин)

Chansons russes
автор Народные песни, пер. Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837)
Оригинал: русский. — См. Переводы Пушкина. Перевод созд.: 1836, опубл: 1935. Источник: Рукою Пушкина, 1935 (ФЭБ)[1] • перевод текстов 11 русских песен.

В этот отдел вошел перевод Пушкина одиннадцати русских народных песен на французскй язык, сделанный в 1836 г. Транскрипция перевода принадлежит Л. Б. Модзалевскому, комментарий к нему — мне.
М. Цявловский
[611]


* * *


Chansons russes
<1>
Ne murmures-donc pas, verte forêt, ma mère! ne m’empêche pas de reflechir. Demain je dois [répondre] comparaître devant le terrible juge, devant le Tsar lui même; le Tsar m’interrogera. Apprends moi, jeune homme, avec qui as-tu exercé tes brigandages? — Je m’en vais te le dire, tsar orthodoxe, notre Esperance, je m’en vais te dire toute la vérité. J’ai eu quatre complices: le premier, c’étoit la nuit sombre; le second, c’étoit mon bon cheval; le troisieme, mon coutelas d’acier; le quatrième mon arc dur à plier. Les flêches cuires etaient mes émmissoires. Alors le tsar, notre espérance, me répondra: Bravo! jeune homme; tu as su voler, & tu as su répondre; c’est pourquoi je m’en vai te récompenser: tu auras un haut chateau au milieu de la plaine: deux poteaux avec une poutre au travers1)
——
1) Une portence
<2>
Don paisible, Don, notre père! pourquoi donc es-tu si trouble? —
Comment ne serois-je pas trouble? de froides sources jaillissent du fond de mon lit; le poisson agite mes ondes; trois barques m’ont traversé.
[612]
Dans la premiere barque il y avoit les glorieux cozaques du Don. Dans la seconde on a passé les drapeaux; Dans la troisième il y avoit un jeune seigneur et une jeune fille.
Le jeune seigneur tentoit de faire entendre raison à la jeune fille. Ne pleure pas, ma belle jeune fille. Ne pleure pas, ma belle amie! je te marierai à mon fidele esclave tu seras l’épouse de l’esclave et la douce amie du maitre; tu feras son lit et tu coucheras avec moi.
La jeune fille répond au jeune homme. Je seroi la douce amie de celui dont je serai la femme. Je coucherai avec celui dont je ferai le lit.
Le jeune seigneur se facha. Il tira son sabre bien effilé, il coupa la tête à la jeune fille & la jetta dans les ondes rapides.
——
1) Epithète consacrée.
<3>
Un peu plus bas que la ville de Saratof un peu plus haut que la ville de Tsaritsine coule notre mère la rivière [de] Kamyschenka. Elle mème à sa suite de beaux rivages escarpés [,] et des vertes prairies; elle tombe dans La Volga, notre mère. Deux belles barques voguoient sur la rapide rivière. Elles étoient tres bien ornées; elles étoient couvertes d’une foret de lances & de drapeaux. Il y avait dans les barques de braves rameurs, des Kozaques du Don, des Grebentsi, & des Zaporogiens. Ils avoient des bonnets de velours doublés de zibeline; des Kaftans bruns, doublés de Koumatch; des ceintures de soie d’Astrakan; des chemises de couleur, bordées de galon d’or; des bottes de maroquin vert avec des talons de travers. Ils rament, ils chantent des chansons, ils glorifient le tsar orthodoxe, le tsar Pierre I; ils maudissent, ils outragent le Prince Menchikoff; ils le maudissent lui, sa femme, ses enfants & ses petits-enfants: Ce chien, ce voleur, il nous mange notre paye, nos provisions & nos appointements. & encore ne nous permet-il pas de nous promener sur le Volga & de chanter le Doudinay!+)
——
+) C. à. d. — faire les pirates. le Doudinay est le refrain d’un chant de Brigands.
[613]
<4>
Ecoutez, jeunes gens, ce que nous autres vieillards nous allons vous raconter, touchant le terrible tsar Ivan Vassilievitz: Le tsar, notre Seigneur, avoit marché sur Kazan; il avoit fait creuser des mines sous la Kazanka & le Soulay (rivieres) il y avoit fait rouler des tonneaux pleins de poudre; et dans la plaine déserte il avoit établi ses batteries & ses caissons. Les tartares se promenoient par la ville; ils se mocquoient du terrible tsar, ils disoient: ha! le tsar blanc 1) n’aura pas notre ville. Alors le tsar se mit en colère de ce que la mine tardoit à jouer. Il[s] ordonna de mettre à mort les canoniers, les mineurs et ceux qui allumoient les mêches. Ils baisserent la tête & se mirent tristement à penser; un seul canonier eut le courage de s’ecrier: ordonnes moi, Seigneur, de te dire un mot.... Il n’eut pas le tems de dire ce mot; le [es] feu des mêches gagna [les mêch] les mines; les tonnaux de poudre éclaterent; les murailles volèrent par delà le Soulai, les tartars furent frapés de terreur et ils se soumirent au tsar blanc.
1) Titre que les sujets de race tartare donnent à notre Souverain.
——
<5>
C’étoit sur la Kamischenka, devant l’embouchure de la Samara. Une legère chaloupe voguait d’après le courant; Le jeune Ambassadeur du tsar, le Prince Semen Konstantinovitch Karamichef étoit assis dans la chaloupe; dans sa main gauche il tenoit l’oukaze du tsar, dans sa main droite un sabre bien effilé. Sur le beau rivage escarpé, sur le sable jaune et fin, se promenoient des braves jeunes gens: des Cozaques du Don, des Grebentsi, des Zaporogiens, et puis des Cozaques du glorieux Yaïck+). Ils s’assemblèrent en un même cercle, ils pensèrent une même pensée, ils dirent un même mot. Ils pointerent un petit canon du cuivre, ils y firent rouler un petit boulet de fer, ils firent feu sur la légère chaloupe; Ils ne blessèrent personne; Ils [ne] tuèrent seulement l’Ambassadeur du tsar
——
+) Ancien nom de l’Oural.
[614]
<6>
Lune brillante, notre père 1)! pourquoi ne brilles-tu pas comme jadis? pourquoi ne brilles-tu pas du soir jusqu’à minuit, de minuit jusqu’à la blanche aurore? tu te caches derrière le nuage, tu t’enveloppes d’obscurité.
Voilà ce qui est arrivé dans la Sainte Russie 2), dans la glorieuse ville de Pétersbourg, dans la Cathédrale Petropavlovsky (de St Pierre & St Paul). A droite près du Klyros, près du tombeau de L’Empereur, Pierre I, dit le Grand, un jeune matelot prioit Dieu; il pleuroit comme coule une rivière 3), il pleuroit la mort de l’Empereur, il disoit en sanglottant: Ouvres-toi terre humide, notre mère! 4) Ouvres-toi en quatre; couvercle, otes-toi du cercueil; déplies-toi, linceul de drap d’or; & lèves-toi, reveilles-toi notre père, tsar orthodoxe 5). Jette un regard sur ta brave, ta chère armée. Sans toi elle est devenue orpheline & impuissante.
——
1) La lune, en langue Russe, est du genre masculin.
2) Sviataya Rousse, expression consacrée. Moscou n’a jamais été appelée la ville sainte, son épithète est la ville de pierre blanche, bélo-kamennaja.
3) Expression consacrée.
4) Expr. consac.
5) Pravoslavny tsar, un de titres de nos souverains.
<7>
N’est-ce pas bien triste & bien endevant? Mon amant me quitte. Ne valoit-il pas mieux que nous ne fussions jamais connus? je n’aurais connu ni les chagrins, ni les penibles soupirs, ni les larmes de la séparation; ma poitrine ne m’auroit pas fait mal, mon sang n’aurait pas bouilloné, je ne l’aurois pas regretté.
J’irai sur le nouveau perron, je m’appuirai sur la balustrade, je m’enveloperai de fourrures, je m’inonderai de larmes, je regarderai la plaine deserte. Dans la plaine deserte l’hermine joue avec la zibeline. C’est ainsi que mon amant joue avec une autre que moi.... Mon amant seroit-il content si je jouais avec un autre que lui?
——
[615]
<8>
Ho! caves souterraines, caves de notre tsar!.. 1) Но, voilà qu’un brave jeune homme sort des caves souteraines, des caves de notre tsar. Il chancelle & trebuche, mais il n’est pas ivre. Il s’appuie sur son fusil. Deux belles jeune filles ont vu de leur fenaitre le brave jeune homme. Elles descendent l’escalier, elles demandent au ve jeune homme: Es-tu marié, jeune homme? — J e suis marié, belles jeunes filles. Ma femme est une grande dame, c’est le fusil que m’a donné le tsar. [Mais] Mes petits enfants, ce sont les balles de plomb; toute ma parenté c’est ma giberne avec ses cartouches; mes terres et mon heritage c’est le large champ de bataille.
——
1) La couronne avoit le monopole de l’eau-de-vie.
<9>
C’étoit sur le Don paisible, dans la ville de Tsherkask: il est né un brave jeune homme. Stepan Timofeevitch Razine. Le bon Stepan ne fréquentait pas les Krougs+) des kozaques. Il n’y délibéroit pas avec nous autres. Le bon Stepan fréquentait le Kabak du Tsar; il y délibéroit avec les va-nus-pieds. Messieurs mes frères les va-nus-pieds! Allons un peu nous promener sur la mer bleue, attaquons y les vaissaux des mécréans, prenons de l’or autant qu’il nous en faut. Et puis frères nous irons dans Moscou bâti en pierre, nous y acheterons des habits de couleur, et nous reviendrons chez nous.
——
+) Assemblées publiques où l’on déliberoint en commun.
<10>
C’étoit, frères, à la pointe du jour, au lever du rouge (beau) soleil+), au coucher de la claire lune: ce n’étoit pas un faucon qui planoit sous le ciel, c’étoit le Yassaoul++) qui se promenoit par le bourg, & qui reveilloit les braves jeunes gens. Levez-vous braves jeunes gens; éveillez vous, kozaques du Don! II ne fait pas bon chez nous; Le glorieux, le paisible Don s’est troublé depuis sa source jusqu’à la [mere] mer d’Azof. Tout le peuple Kozaque s’est
[616]
ému. Nous n’avons plus d’Ataman, Nous n’avons plus Stepan Timofeevitch dit Stenka Razine. On a pris le brave, On lui a lié ses blanches mains. On l’a mené à Moscou bâtie en pierre & au milieu de la glorieuse Krasnaia-Plochtchade+++) on lui a tranché sa tête rebelle.
+) éxpression consacrée & inévitable.
++) Officier kozak
+++) Grande place au Kremle.
<11>
Loin, bien loin dans la plaine déserte, s’élevoit bien haut un arbre bel arbre; sous le bel arbre croissoit un gazon, [sur] parmi le gazon fleurissoient des fleurs bleus; un tapis étoit étendu sur les fleurs; Deux frères étoient assis sur le tapis; l’ainé frapoit sur des cymbales, le cadet chantoit une chanson: Notre mère nous mit au mond, comme deux enfants; notre père nous éleva, comme deux jeunes faucons; il nous éleva & rien ne nous appris. La lointaine contrée étrangere fit notre éducation: la lointaine contrée étrangere desseche sans qu’il vente; la lointaine contrée étrangere fait transir sans qu’il gèle. Notre mère a cru ne pouvoir de sa vie se debarasser de nous; et la voilà qui nous a perdus en une seule heure. Elle nous a perdus, elle ne nous verra jamais.



Перевод на французский язык одиннадцати русских песен — автограф Пушкина на семи страницах в 4 д. л. — в настоящее время находится в ИРЛИ (№ 435).
Перевод сделан Пушкиным для французского писателя Лёве-Веймара (1801—1854), гостившего в Петербурге в июне-июле 1836 г. Об этом говорит приписка на рукописи перевода, сделанная рукой Лёве-Веймара (после названия: «Chansons Russes», написанного Пушкиным): «traduites par Alex. de Pouschkine pour son ami L. de Weimars aux îles de la Néva, — datcha Brovolsky1[2] — juin 1836» («переведенные Алекс. Пушкиным для его друга Л. де Веймара на островах Невы, дача Бровольского,1 июнь 1836»).
В 1839 г. Веймар подарил автограф Пушкина ученому, собирателю автографов Фелье-де-Коншу (1798—1884?). В сопроводительном письме от 9 мая 1839 г. Веймар так писал об автографе Пушкина: «Voici les autographes inédits de Pouckine que je vous prie d’accepter. Ils sont précieux, car
[617]

c’est un travail qu’il a fait pour moi seul, quelques mois avant sa mort, dans la campagne de Kamennoi-Ostrow, qui est une île de la Néva près S-t Pétersbourg où j’ai passé de bien bons moments» («Вот неизданные автографы Пушкина. Прошу вас принять их. Они драгоценны, так как труд этот был им совершен для меня одного, за несколько месяцев до его кончины, на даче Каменноостровской, т. е. на одном из невских островов под Петербургом, где я очень приятно проводил время»). См. РА 1885, № 3, стр. 451.

После смерти Фелье-де-Конша рукопись Пушкина была куплена в 1884 г. на аукционе в Париже собирателем автографов, херсонским губернским предводителем дворянства Иваном Ираклиевичем Курисом (1840—1898), предоставившим рукопись для публикации П. И. Бартеневу, который и напечатал ее в РА 1885, № 3. Затем текст пушкинского перевода перепечатывался в собраниях сочинений Пушкина, начиная с издания М1.
П. И. Бартенев, печатая перевод Пушкина, в качестве оригинала первых шести песен напечатал текст песен из сборника И. П. Сахарова «Сказания русского народа», М. 1836. Вопросу о текстах, послуживших Пушкину подлинником, посвящена статья Н. Н. Трубицына «О русских народных песнях, переведенных Пушкиным на французский язык», в книге: «Памяти А. С. Пушкина. Сборник статей преподавателей и слушателей Историко-филологического факультета Императорского С.-Петербургского университета», СПб. 1900 (были отдельные оттиски).
Из статьи Трубицына явствует, что девять песен для перевода (1—4, 6, 8—11) Пушкин взял из сборника: «Новое и полное собрание российских песен, содержащее в себе песни любовные, пастушеские, шутливые, простонародные, хоральные, свадебные, святочные, с присовокуплением песен из разных российских опер и комедий. В Москве в Университетской типографии у Н. Новикова 1780 года».1[3] Все песни взяты Пушкиным из первой части этого собрания, а именно: первая песня — № 131 (стр. 147), вторая — № 129 (стр. 145), третья — № 126 (стр. 142—143), четвертая — № 125 (стр. 141—142), шестая — № 122 (стр. 137—138), восьмая — № 128 (стр. 144), девятая — № 137 (стр. 152—153), десятая — № 134 (стр. 149—150) и одиннадцатая — № 133 (стр. 148—149).
Вообще нужно заметить, что новиковский песенник был обычным источником, откуда Пушкин черпал нужный ему песенный материал. Так, в «Борисе Годунове» песня Варлаама «Как во городе было во Казани» взята из четвертой части (№ 149) новиковского песенника (см. А. С. Орлов «Народные песни в «Капитанской дочке» Пушкина» — «Художественный фольклор», под ред. Ю. Соколова, II—III, М. 1927, стр. 89). В рукописи «Капитанской дочки» (№ 2381) в главе VIII Пушкин, списав первые семь стихов песни «Не шуми мати зеленая дубравушка» из новиковского песенника (ч. I, № 131), пометил: «(и проч. стр. 147)», то есть указал страницу
[618]
этого песенника. Не зная этого, А. С. Орлов в названной статье показал, что Пушкин и песенку Гринева (в IV главе) и эпиграфы к II, V (два эпиграфа), VI и VII главам «Капитанской Дочки» взял из новиковского сборника песен.1[4]
Оригиналом для пятой из переведенных Пушкиным песен, как показал Трубицын в названной статье, послужила запись песни, сделанная Н. М. Языковым в Симбирской губернии и переданная им П. В. Киреевскому. От одного из них Пушкин, очевидно, и имел эту запись, напечатанную впоследствии П. А. Бессоновым в VII выпуске «Песен, собранных П. В. Киреевским» 1868 (стр. 132—133).
Что касается оригинала седьмой песни, то он до сих пор не найден. Трубицын высказал, по нашему мнению, вероятное предположение, что Пушкин «мог на память воспроизвести этот варьянт плача». Трубицыным же приведена схожая с пушкинским текстом часть одной песни, первоначально напечатанной в календаре Вятской губернии на 1893 г. (перепечатана в собрании песен А. И. Соболевского, т. II, № 481):


* * *


Выйду я в новые сени,
Навалюсь на перила,
На точеные на балясы;
Обольюся слезами,
Оботрусь рукавами,
Погляжу в чисто поле:
Что там за пыль, что за копоть,
За великие туманы?
Соболь с куницею играет,
Молодец с девицею гуляет.
Чем она меня лучше,
Чем она меня краше?
Личиком не белее,
Бровями не чернее.



Ниже (стр. 622) мы даем перевод Трубицына текста перевода Пушкиным этой (7-й) песни. Характеристика перевода Пушкина сделана Трубицыным, правильно отметившим, что «Пушкин при своей работе не преследовал никаких эстетических целей, а имел задачей познакомить Веймарса с содержанием некоторых памятников русского народного творчества».
Даем тексты песен, служившие Пушкину оригиналами для его перевода.
[619]


* * *


1

Не шуми, мати зеленая дубровушка,
Не мешай мне, добру молодцу, думу думати,
Что заутра мне, доброму молодцу, в допрос итти,
Перед грозного судью — самого царя.
Еще станет государь царь меня спрашивать:
«Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын,
Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал,
Еще много ли с тобой было товарищей?»
— Я скажу тебе, надежа православной царь,
Всее правду скажу тебе, всю истину.
Что товарищей у меня было четверо:
Еще первой мой товарищ — темная ночь;
А второй мой товарищ — булатной нож;
А как третий-то товарищ-то мой доброй конь;
А четвертый мой товарищ-то тугой лук;
Что рассыльщики мои-то калены стрелы.
Что возговорит надежа православной царь:
«Исполать тебе, детинушка крестьянской сын,
Что умел ты воровать, умел ответ держать!
Я за то тебя, детинушка, пожалую
Середи поля хоромами высокими —
Что двумя ли столбами с перекладиной».

2

Ой! ты наш батюшко, тихой Дон,
Ой, что же ты, тихой Дон, мутнехонек течешь!
Ах, как мне, тиху Дону, не мутному течи,
Со дна меня, тиха Дона, студены ключи бьют,
Посередь меня, тиха Дона, бела рыбица мутит,
Поверьх меня, тиха Дона, три роты прошли;
Ай первая рота шла, — то донские казаки,
Другая рота шла, — то знамена пронесли,
А третья рота шла, — то девица с молодцом;
Молодец красну девицу уговаривает:
«Не плачь, не плачь, девица, не плачь, красная моя,
Что выдам тебя, девица, я за вернова слугу;
Слуге будешь ладушка, мне миленькой дружок,
Под слугу будешь постелю стлать, со мной вместе спать».
Что возговорит девица удалому молодцу:
«Кому буду ладушка, тому миленькой дружок;
Под слугу буду постелю стлать, с слугой вместе спать».
[620]
Вынимает молодец саблю острую свою,
Срубил красной девице буйну голову,
И бросил он ее в Дон, во быструю реку.

3

Что пониже было города Саратова,
А повыше было города Царицына,
Протекала-пролегала мать Камышенка река;
Как с собой она вела круты-красны берега,
Круты-красны берега и зеленые луга;
Она устьицем впадала в Волгу матушку реку;
Что по той ли быстрыне, по Камышинке реке
Как плывут тут выплывают два снарядные стружка,
Хорошо были стружечки изукрашены,
Они копьями, знамены, будто лесом поросли,
На стружках сидят гребцы, удалые молодцы.
Удалые молодцы, всё донские казаки,
Да еще же гребенские, запорожские,
На них шапочки собольи, верхи бархатные.
Еще смурые кафтаны кумачем подложены,
Астрахански кушаки полушелковые,
Пестрядиные рубашки с золотым галуном,
Что зелен сафьян сапожки, кривые каблуки,
И с зачёсами чулочки, да все гарусные;
Они веслами гребут, сами песенки поют,
Они хвалят-величают православного царя,
Православного царя, императора Петра;
А бранят они-клянут князя Менщикова,
Что с женою, и с детьми, и со внучатами,
— Заедает, вор-собака, наше жалованье,
Кормовое, годовое, наше денежное,
Да еще же не пущает нас по Волге погулять.
Вниз по Волге погулять — сдунинаю воспевать.

4

Вы, молодые робята, послушайте
Что мы, стары старики, будем сказывати,
Про Грозного царя Ивана про Васильевича,
Как он, наш государь-царь, под Казань город ходил,
Под Казанку под реку подкопы подводил,
За Сулай за реку бочки с порохом катал,
А пушки и снаряды в чистом поле расставлял,
Ой, татаре по городу похаживают,
[621]
И всяко грубиянство оказывают,
Они грозному царю насмехаются.
«Ай, не быть нашей Казани за белым за царем!»
Ах! как тут наш государь разгневался,
Что подрыв так долго медлится,
Приказал он за то пушкарей казнить,
Подкопщиков и зажигальщиков.
Как все тут пушкари призадумалися,
А один пушкарь поотважился:
— Прикажи, государь-царь, слово выговорить.
Не успел пушкарь слово вымолвить,
Тогда лишь догорели зажигальные свечи,
И вдруг разрывало бочки с порохом.
Как стены бросать стало за Сулай за реку,
Все Татаре тут, братцы, устрашилися,
Они белому царю покорилися.

5

Вниз то было по матушке Камышенке реке,
Супротив то была устьица Самары реки,
Что плывет тут легка лодочка коломенка;
Что в лодочке сидит млад посланник царев,
Карамышев князь Семен сударь Константинович,
В левой он руке держит государев указ,
А во правой руке держит саблю острую.
Что по крутому по красному бережку,
Что по желтому сыпучему песочку,
Что ходили тут-гуляли добрые молодцы,
Добрые молодцы гуляли, всё донские казаки,
Всё донские, гребенские, запорожские,
Да и славные казаки, братцы яицкие.
Они думали крепку думушку заедино
Что сказали все словечушко во единый глас,
Становили они пушку, братцы, медную,
Закатили в нее ядрушко чугунное,
Что палили они в лодочку коломенку:
Никого они в лодочке не ранили,
Только убили одного царского посланника.

6

Ах! ты батюшка светел месяц,
Что ты светишь не по-старому,
Не по-старому и не попрежнему,
[612]
Что со вечера не до полуночи,
Со полуночи не до бела света;
Всё ты прячешься за облаки,
Закрываешься тучей темною.
Что у нас было на святой Руси,
В Петербурге в славном городе,
Во соборе Петропавловском,
Что у правого у крилоса,
У гробницы государевой,
У гробницы Петра Первого,
Петра Первого Великого,
Молодой сержант богу молится,
Сам он плачет, как река льется,
По кончине вскоре государевой,
Государя Петра Первого;
В возрыданье слово вымолвил:
Расступись ты, мать сыра земля,
Что на все четыре стороны,
Ты раскройся, гробова доска,
Развернися золота парча,
И ты встань-пробудись, государь,
Пробудись, батюшка православной царь!
Погляди ты на свое войско милое,
Что на милое и на храброе;
Без тебя мы осиротели,
Осиротев, обессилели.

7

Как ни грустно мне и ни горько мне? Мой милый меня покидает.
Не лучше ль было бы нам никогда не знать друг друга? Я не ведала
бы горя, ни тяжких вздыханий, ни слез разлуки; моей груди не было
бы так больно, моя кровь не кипела бы, и я не сожалела бы о нем.
Пойду я на новое крыльцо, обопрусь на перила, прикроюсь шубкой,
зальюсь слезами и стану смотреть на пустую равнину. А в пустой
равнине соболь с куницею играет. Вот так же и мой милый играет
теперь с другой... Был ли бы мой милый доволен, если бы и я
играла с другим?

8

Ах! вы, выходы, выходы
Погреба государевы!
Ах! из тех ли из выходов
Выходил доброй молодец:
Он не шумен, — шатается,
[623]
Он не пьян, — идет валяется,
Сам фузеею подпирается;
Что увидели из терема
Души красные девицы,
Две майорские дочери;
Как сойти было с терема,
Как спросить было молодца:
«Ах женат ли ты, молодец?»
«Я женат, женат, девицы,
Я женат, женат, красные!
Как жена моя боярыня, —
Что фузея государева,
А малые мои детушки,
Круглы пули свинцовые;
А род-племя у молодца
Сума и с патронами;
Поместье и вотчины,
Раздолье широкое;
А честь и жизнь у молодца,
Моя сабля булатная».

9

У нас-то было, братцы, на тихом Дону,
На тихом Дону, во Черкасском городу,
Породился удалой доброй молодец,
По имени Степан Разин Тимофеевич,
Во казачей круг Степанушка не хаживал.
Он с нами, казаками, думу не думывал,
Ходил-гулял Степанушка во царев кабак,
Он думал крепку думушку с голудбою.
«Судари мои, братцы, голь кабацкая,
Поедем мы, братцы, на сине море гулять,
Разобьемте, братцы, басурмански корабли,
Возьмем мы, братцы, казны сколько надобно,
Поедемте, братцы, в каменну Москву,
Покупим мы, братцы, платье цветное,
Покупивши цветно платье, да на низ поплывем».

10

На заре то было, братцы, на утренней,
На восходе краснова солнышка,
На закате светлова месяца,
Не сокол летал по поднебесью,
[624]
Ясаул гулял по на садику;
Он гулял, гулял, погуливал,
Добрых молодцев побуживал:
«Вы вставайте, добры молодцы,
Пробужайтесь, казаки донски!
Нездорово на Дону у нас,
Помутился славной тихой Дон,
Со вершины до Черна мо̀ря,
До Черна мо̀ря Азовскова,
Помешался весь казачей круг;
Атамана больше нет у нас,
Нет Степана Тимофеевича,
По прозванию Стеньки Разина;
Поимали добра молодца,
Завязали руки белые,
Повезли во каменну Москву,
И на славной Красной площади
Отрубили буйну голову».

11

Ах! далече, далече в чистом поле,
Стояло туто деревцо вельми высоко,
Под тем ли под деревом вырастала трава,
На той ли на траваньке расцветали цветы,
Расцветали цветы, всё лазуревые;
На тех ли на цветах разостлан ковер;
На том ли на ковре два брата сидят,
Два брата сидят, два родимые.
Большой-та братец в цымбалы играл,
А меньшой-та братец песню припевал:
«Породила нас матушка, как двух сыновей,
Вспоил, вскормил батюшка, как двух соколов,
Вспоивши, вскормивши, ничему нас не учил,
Научила молодцов чужа дальна сторона,
Чужа дальна сторона, понизовы города;
Чужа дальна сторона без ветру сушит,
Без ветру и без морозу знобит;
Как думала матушка нас век не избыть,
Избыла нас родимая единым часом,
А теперь тебе, матушка, нас век не видать».



Сноски

  1. Пушкин А. С. «Chansons russes» // Рукою Пушкина: Несобранные и неопубликованные тексты. — М.; Л.: Academia, 1935. — С. 611—624.
  2. 1 Веймар ошибся: дачи Бровольского не было; Пушкин снимал дачу у Ф. О. Доливо-Добровольского (см. А. Г. Яцевич, «Пушкинский Петербург», Л. 1931, стр. 37 и 191 и выше, стр. 347).
  3. 1 Эта книга находилась в библиотеке Пушкина. См. статью Л. Б. Модзалевского в № 16—18 «Литературного Наследства», стр. 1002.
  4. 1 Лишь цитируемые первые два стиха «любимой» песенки Швабрина (глава IV):
    Капитанская дочь
    Не ходи гулять в полночь,
    по мнению Орлова, взяты Пушкиным из сборника Прача (стр. 89). Конечно, Пушкин знал этот сборник, но для того, чтобы привести два стиха, ему не нужно было обращаться к книге. Поэт, конечно, знал наизусть немало бытовавших в его время песен, и сводить целиком все его цитации к заимствованиям из книг совершенно невозможно.