9 января 1905 года (письма корреспондентов «Освобождения»)

9 января 1905 года. Письма корреспондентов «Освобождения»
автор неизвестен

Дата создания: 1905 г., опубл.: январь 1905 г. Источник: журнал «Всемирный вестник», 1905 г., № 12. • Письма корреспондентов журнала «Освобождение», посвящённые событиям 9 января 1905 года в Санкт-Петербурге. Опубликованы в № 65 «Освобождения» (январь 1905 г.), перепечатаны в № 12 журнала «Всемирный вестник» (декабрь 1905 г.).

Письма корреспондентов «Освобождения»

I · II · III · IV · V · VI · VII · VIII · IX · X

I

С.-Петербург, 6 января 1905 г.

Священник Гапон, организовавший «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», до самого последнего времени придерживался мнения, что движение рабочих должно покоиться на чисто экономических основаниях, старательно избегая какой бы то ни было политической окраски. Но события переживаемого нами времени на все накладывают свой отпечаток, все подчиняют своему неотразимому влиянию, все захватывают своим мощным потоком.

На собрании рабочих, забастовавших вследствие увольнения администрацией Путиловского завода двоих из рабочих за принадлежность этих последних к организации, происходившем 5 января, священник Гапон произнес приблизительно следующую речь: «Товарищи, мы начали экономическую стачку для того, чтобы, действуя мирно, законным путем достигнуть удовлетворения своих справедливых требований. Но до сих пор мы достигли только того, что депутаты наши 4 часа простояли в передней градоначальника и в конце концов должны были убедиться, что от бюрократического правительства нам нечего ожидать помощи в борьбе с эксплуататорами-предпринимателями. Отсюда ясно, что мы не можем дольше оставаться верными той лояльной формуле протеста, которая была нами выработана и которой мы держались до сих пор. Если существующее правительство отворачивается от нас в критический момент нашей жизни, если оно не только не помогает нам, но даже становится на сторону предпринимателей, то мы должны требовать уничтожения такого политического строя, при котором на нашу долю выпадает только одно бесправие. И отныне да будет нашим лозунгом: „Долой чиновничье правительство!"»

На собрании этом была выработана следующая резолюция:

«Резолюция рабочих об их насущных нуждах.

„Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. С.-Петербурга", от лица своего представителя священника Георгия Гапона, своих 7000 членов и остальных петербургских рабочих, обсудив положение русского рабочего класса, пришло к следующему заключению:

Современное положение рабочего класса в России является совершенно необеспеченным ни законом, ни свободными правами личности, которые дали бы возможность рабочим отстаивать свои интересы самостоятельно. Рабочие, как и все русские граждане, лишены свободы слова, совести, печати и собраний, а потому всяким дозволенным организациям, в том числе и „Собранию русских фабрично-заводских рабочих", невозможно достигнуть намеченных целей, и они всегда находятся под угрозой закрытия, если выйдут из пределов устава и выступят на действительную защиту своих членов.

Фабричная инспекция совершенно не удовлетворяет своему назначению. Во всех тех случаях, когда рабочие обращаются к фабричным инспекторам, они не находят никакого удовлетворения своим претензиям и получают в ответ ничего не значащие объяснения. Во время крупных столкновений рабочих с заводской или фабричной администрацией, инспекторы явно становятся на сторону капиталистов, в защиту интересов которых, сверх того, вызывается полицейская и военная помощь.

При полном личном бесправии, при поддержке полицией и правительственной властью интересов капиталистов, вплоть до арестов, высылок и поощрения охранным отделением шпионства и провокаторства, глубоко развращающих рабочую среду, при той несомненной власти, которую имеют капиталисты, благодаря общемировому преимуществу, даваемому капиталом над трудом и увеличенному покровительством чиновников и правовой беспомощностью трудящихся, рабочие являются в полном смысле крепостными рабами заводчиков и фабрикантов, и отданы в полную и бесконтрольную власть целой шайки мастеров и подмастерьев, которые эксплуатируют рабочих в свою пользу и тем уменьшают и без того низкую расценку труда.

События на Дальнем Востоке вызвали усиленную деятельность казенных и частных заводов. Капиталисты получают значительный доход от этих заказов. Строители судов и заводская администрация получают официально большие премии и награды, а неофициально — с каждого построенного судна имеют незаконный доход. Постройка судов, являющихся, по мнению правительства, мощной морской силой, происходит на глазах рабочих, и они ясно видят, как целая шайка, от начальников заводов казенных и директоров заводов частных вплоть до подмастерьев и низших служащих, грабит народные деньги и заставляет рабочих строить суда, явно негодные для дальнего плавания, с свинцовыми заклепками и шпаклевками швов вместо чеканки. Заработок рабочих от обильных казенных заказов нисколько не увеличился, и гнусная эксплуатация бесправной массы производится самым возмутительным образом.

Терпение рабочих истощилось. Они ясно видят, что правительство чиновников является врагом родины и народа, и нисколько не облегчает положения трудящихся, а, напротив, поощряет казнокрадов и взяточников, рабочую же массу угнетает, а в случае протеста прибегает к казацким нагайкам и военному террору.

Рабочие, как наиболее мыслящие представители угнетенных классов, убеждаются каждый день, что правительство не опирается на доверие к народу и ничего не делает для подъема его экономического благосостояния и умственного развития. Борьба с капиталом путем стачек и забастовок, если за последнее время и не вызывает со стороны правительственной власти тех крутых мер, которые еще недавно являлись излюбленными в кровавое правление Плеве, то, во всяком случае, борьба эта не достигает цели, давая в результате временные и незначительные уступки, которые обыкновенно потом не выполняются. Руководители стачек, если их не арестовывает и не высылает полиция, подвергаются преследованиям капиталистов и безнаказанно изгоняются с фабрик и заводов.

Внести коренное улучшение в положение трудящегося народа может только передача земель, фабрик, заводов и прочих средств производства в руки народа. Но и при настоящем капиталистическом строе русский рабочий мог бы улучшить свое положение. Для этого необходимо: 1) чтобы наинизший размер (минимум) заработной платы устанавливался по соглашению депутации рабочих с хозяевами, которые не могли бы произвольно его понизить; 2) чтобы таким же способом устанавливался внутренний распорядок на фабриках и заводах; 3) уничтожить штрафы; 4) отменить детский труд; 5) отмена сверхурочных работ (в случае их необходимости — заработная плата должна быть двойная); 6) сократить рабочий день до восьми часов; 7) ввести государственное страхование рабочих при непосредственном участии самих рабочих в выработке законоположения о страховании и в управлении страхованием; 8) поставить фабричную инспекцию под непосредственный контроль рабочих союзов; 9) отменить прямые налоги, лежащие только на рабочих: выкупные платежи, мещанские и крестьянские подати, больничный, прописочный сборы и т. д.; 10) заменить косвенные налоги, которые всем бременем ложатся на беднейшие классы народа, прямым подоходным налогом.

Таковы те требования, которые могли бы быть удовлетворены теперь же, при существовали капиталистического производства. Но для этого необходимо, чтобы страной правили не чиновники, которые держат руку капиталистов и угнетают рабочий класс, а сам народ.

Положение рабочего класса безысходно. Никакие улучшения, исходящие от чиновничьего правительства, не достигают своей цели. Поэтому рабочие прежде всего должны стремиться к тому, чтобы получить гражданские права и участие в управлении государством.

Ближайшие требования рабочего класса, исполнение которых даст рабочим возможность организоваться в рабочую партию и самим улучшить свое положение, следующие:

1. Созыв учредительного собрания из представителей всего русского народа, избранных всеобщим, равным, прямым и тайным голосованием. Учредительное собрание должно выработать реформы по управлению государством, именно: передачу власти из рук чиновников в руки представителей народа, избираемых также всеобщим голосованием (парламент).

Необходимыми условиями для осуществления этого требования является:

2. Уравнение в гражданских правах всех сословий (крестьян, мещан, купцов, дворян и духовных), народностей и вероисповеданий.

3. Гарантии гражданской свободы: неприкосновенность личности и жилища, свобода слова, печати, собраний, всевозможных обществ и рабочих союзов, свобода стачек.

4. Освобождение из тюрьмы и ссылки лиц, понесших наказание за так называемые политические преступления, в том числе за рабочие стачки и крестьянские беспорядки.

5. Прекращение войны по воле народа».

Эта петиция, имеющая под собою уже множество подписей рабочих, направлена для дальнейшего собрания подписей на все городские и пригородные фабрики и заводы, в Кронштадт, Обухов и другие местности.

На собрании отец Г. Гапон говорил о необходимости заступиться за тех товарищей, которые арестованы за общее дело, попытаться, если возможно, освободить их, отстаивать, насколько хватит сил, каждого нового товарища, если бы правительство вздумало произвести аресты, и просил также не выдавать его правительству. Рабочие обещались и клялись перед крестом его свято выполнить это обещание. И, действительно, всю ночь толпа рабочих в несколько сот человек продежурила у квартиры священника.

Лица, знающие о. Гапона, утверждают, что это человек убежденный, искренний и серьезно преданный интересам рабочих. До сих пор цель его состояла в том, чтобы создавать рабочие организации, даже не заботясь, каковы будут их ближайшие задачи, и привлекать в них возможно большее количество рабочих, вся сила которых заключается в их сорганизованности. Рабочие обожают его.

К движению рабочих, как мы слышали из достоверных источников, примкнул и священник Григорий Петров.

Рассказывают, что когда волнения рабочих приняли в Петербурге широкие размеры, то в министерстве финансов стали разыскивать устав «Собрания русских фабр. зав. рабочих» и заключение министра финансов по поводу этой организации; но таковых нигде не оказалось. Тогда попробовали навести справку в Департаменте Полиции, но и там ничего не нашлось. Бросились в Департамент Общих Дел — никаких следов. Тогда решили, что организация Собрания состоялась, очевидно, по личному распоряжению Плеве, в делах которого, вероятно, и затерялись следы ее возникновения.

Помимо приведенной выше резолюции, принятой собранием, на обсуждение предлагался в том же собрании еще следующий проект резолюции:

I. Меры против невежества и бесправия русского народа.

1. Свобода личности (гарантия неприкосновенности ее), свобода слова, печати (явочный порядок права издания, а не концессионный), свобода собраний, свобода совести в деле религии.

2. Общее обязательное образование на государственный счет.

3. Народный лист для царя (с ограничением расходов по дворцовому ведомству и министерству уделов), ответственность министров, гарантия законности правления (конституционное с непременным участием в должном количестве представителей от рабочих и народа, выбранных свободно самими рабочими и народом), всеобщее равное, тайное и прямое избирательное право.

4. Равенство перед законом (всесословная земская единица).

II. Меры против нищеты народной.

1. Отмена выкупных платежей, дешевый кредит, постепенная передача земли народу.

2. Прогрессивный налог на землю, доходы и наследство (установление нормы материального обеспечения, как критериума для свободы от налога).

III. Меры против угнетения капиталом труда.

1. Охрана труда законом.

2. Свобода производительно-потребительных и профессиональных рабочих союзов (явочный порядок).

3. Восьмичасовой рабочий день (нормировка сверхурочных работ).

4. Свобода борьбы труда с капиталом (свобода стачек).

5. Государственное страхование рабочего класса (участие представителей рабочих в выработке законопроекта о страховании рабочих).

6. Нормальная заработная плата для фабрично-заводских рабочих и ремесленников.

На собрании председателей и их помощников всех 11 отделов «Собрания русских фабрично-заводских рабочих в С.-Петербурге», состоявшемся в 2 ч. дня, 6 января, на квартире Г. Гапона, принято следующее решение: для публичного заявления требований, выраженных в резолюции рабочих, собраться всем петербургским рабочим на Дворцовой площади около Зимнего дворца в воскресенье 9 января, в 2 часа дня.

Рабочие предполагают, что соберется до 100 тыс. человек.

Всеми газетами из Главного Управления по делам печати получен циркуляр, воспрещающий сообщать что бы то ни было о стачках рабочих без предварительной цензуры статей и известия самого градоначальника.

II

С.-Петербург, 9-го января вечером.

У нас началась революция настоящая, народная... Движение идет стихийно, оно уже полито кровью и не остановится. Сегодня 9-го января было условлено, что 100 тысяч рабочих двинутся на Дворцовую площадь с петицией, составленной в самых трогательных, простых и достойных выражениях. Во главе их священник, молодой 30-летний фанатик и умница, о. Георгий Гапон... Толпа верит в него, как в Бога. Он послал предупредительное письмо Святополку.

Накануне забастовали все типографии мирно. До сегодня войск не было, а полиция не мешала, так что было даже подозрительно. Но сегодня, 9-го, с утра оцепили Дворцовую площадь и Зимний дворец, а к заставам выслали войска — петергофских уланов и Семеновский полк. Говорят, еще из Ревеля выписали, на здешних не полагаются. И то на Путиловском один отряд отказался стрелять. А матросы прямо говорят, — я лично слышала — нас не пошлют, потому что мы в своего брата стрелять не станем. За Нарвской заставой, от Путиловского завода вышла огромная процессия, впереди о. Георгий с хоругвями, с портретом государя. Полиция сторонилась, но вдруг налетел конный отряд улан, отрезал человек 500, и сейчас же пехота дала в них несколько залпов. Говорят, до 300 человек убитых и раненых. То же было и у других застав. Только с Васильевского Острова и с Шлиссельбургского тракта прорвались рабочие, но на площадь не проникли; никаких предостережений не было. Стреляли залпами у Полицейского моста, у Александровского сада, на Васильевском Острове... На Невском и до сих пор не очистили. Всюду на улицах толпы; на 7-ой линии Васильевского Острова баррикада, кидают поленьями в городовых и офицеров, выбили стекла во дворцах Зимнем, Сергея Александровича и Аничковском. Возбуждение страшное... Движение совсем особенное — вне всяких партий, совсем народное, русское, стихийное, но по-своему чудесно организованное и народу вполне понятное. Вся прислуга, извозчики, вся улица на стороне рабочих.

Сегодня из Собрания Вольно-Экономического Общества послали депутацию в Александринский театр сказать, что нельзя слушать спектакль в дни народного траура. Публика устроила шумную овацию с криком: «Долой тиранов!» и разошлась. Яворская и Комиссаржевская сами закрыли свои театры... Организовано бюро помощи, сбора и ухода по участкам... Этот священник — удивительный человек. Он спасся чудом и работает без устали.

III

С.-Петербург, 10 января 9 ч. утра.

Здесь Бог знает, что делается! Вчера много раз стреляли на Невском. На Васильевском Острове были баррикады, которые, конечно, разнесли казаки...

Это движение — громадная, чисто народная волна на почве нервного настроения, созданного войной и до известной, незначительной степени предшествующими годами социал-демократической пропаганды. Волна захватила народные массы серого неорганизованного народа, наэлектризованного Гапоном — этим странным человеком, которого талант и жизнь превратили в удивительного агитатора. Он вчера остался жив и продолжает руководить движением. Вчерашний день движение носило характер религиозного «исхода» с целью сказать о нуждах рабочих. Вечером, когда в Петербурге было несколько сот раненых и убитых. Что будет сегодня, в понедельник, 11-го января, я не знаю. Теперь 9 часов утра; на улицах спокойно; солдаты всюду расположились бивуаками. Вчера до поздней ночи ходили толпы народа; были разбиты окна в дворцах Сергея Александровича и Аничковском, в 2—3 магазинах. На Васильевском Острове около 9—10 ч. ночи шла борьба на баррикадах. Оружия вчера у рабочих положительно не было, потребность в нем выросла колоссально, так что, надо думать, его раздобудут они сами. Параллельно в обществе идет живая деятельность. Вчера было 3 митинга с массой присутствующих: утром в Тенишевском училище, днем в Публичной библиотеке, которая теперь уже заперта, вечером, очень многолюдный, в Вольно-Экономическом Обществе. Всякие полицейские страхи исчезли. Повторяю, что движение весьма глубоко по психологическому моменту и разошлось очень далеко. Но насколько оно пойдет дальше этого «исхода», сказать трудно... Подчеркиваю, что расстрел толпы не был вызываем ее раздражающим поведением. Он был предумышленной мерой запугивания и повторялся без всякой нужды.

IV

9 января.

Я пришел на Дворцовую площадь к Александровскому саду около половины второго. Рабочие, несмотря на расставленные всюду военные заставы, прибывали густыми толпами с Невского, Гороховой и других проходов. Настроение толпы было самое мирное, оружия ни у кого не было. Когда уральские казаки, преграждавшие проход с Невского на Адмиралтейскую площадь, по команде офицера, стали лошадьми теснить толпу с панели, то рабочие стали увещевать их в таких выражениях: «братцы, подумайте, ведь вы свою же кровь давите; мы не хотим вам никакого зла; мы добиваемся только свободы для всего народа!» Но солдаты слепо повиновались приказанию своих начальников. Народ, пробравшийся своевременно на Дворцовую площадь, стал густою толпою около Александровского сада, против Александровской колонны и против магазина Рихтера. Толпа стояла совершенно спокойно и лишь иногда кричала на солдат, когда они с шашками наголо мчались мимо сада, с явным намерением давить народ. Много народу было в самом Александровском саду, они толпились около решеток, многие висели на решетках. Тут было много детей. Кавалергарды, расположившиеся шеренгой против сада, совершенно неожиданно, без всякого предупреждения и повода дали залп. Толпа дрогнула, но убедившись, что залп был сделан холостыми зарядами, вся осталась на месте. Сейчас же за первым залпом последовал второй, тоже холостыми зарядами, и вслед затем — залп боевыми патронами. Народ сразу шарахнулся во все стороны, послышались крики: «раненые, убитые!» и на месте, оставленном толпою, на белом фоне снега в разных местах, показались распростертые фигуры раненых и убитых. Рабочие стали сейчас же поднимать раненых и потащили их мимо Адмиралтейства и Александровского сада, по направлению к Сенату. Один был ранен в ногу, причем у него оказались перебитыми обе берцовые кости выше ступни. Эту болтающуюся ступню поддерживал один из рабочих; весь сапог и носок были залиты кровью. Другого раненого несла целая толпа рабочих, лицо его было бледно и не проявляло признаков жизни. Впереди шел студент и, потрясая в воздухе кулаками, призывал народ к отмщению пролитой крови. Тут же шли легко раненые, такие, которые могли идти, между ними были и дети. Один мальчик лет 10—11, раненый в шею, шел бледный, поддерживаемый рабочими; из раны у него сочилась кровь, и рабочий старался перевязать ее платком. Когда раненые приблизились к воротам Адмиралтейства, за которыми стояла толпа запертых матросов, оттуда послышались крики возмущения, а некоторые потрясали решеткой. На сенатской площади рабочие останавливали кареты и проезжавших извозчиков, ссаживали седоков и в экипажах отправляли раненых. Настроение толпы всюду в полном смысле революционное; на всех углах слышатся проклятия по адресу офицеров и солдат, решившихся стрелять в безоружную толпу. На них, не переставая, кричат: «братоубийцы», подлые трусы, умеющие сражаться только с детьми, стариками и женщинами, «храбрые войска из-под Порт-Артура» и т. п. Рабочие и даже бабы останавливаются на всех углах и произносят самые зажигательные речи... В другом углу ораторствует баба с ребенком на руках: «Если мы теперь ничего не добьемся, товарищи, то так и знайте, что не видать нам правды-матушки и задавят нас лиходеи-чиновники. Не бегите, братцы, перед солдатами. Чего нам трусить; ведь, все равно нам и умирать и жить одинаково не сладко, а добиться своего мы должны, во что бы то ни стало». Дальше молодой рабочий с горящими глазами обращается к толпе: «Не работники мы, братцы, теперь; ни один завод, ни одна фабрика не должны работать. Теперь мы будем ловить негодяев генералов и офицеров и уничтожать их поодиночке». И, действительно, с теми, кто попадался в их руки, они обходились, как со своими врагами. Один генерал и один офицер были тяжко избиты у Сената; на Морской один городовой ехал с какими-то бумагами. Толпа с криками: «мерзавец, убийца!» остановила его извозчика и атаковала городового. Тот встал, выхватил шашку, обернулся к извозчику спиной и начал отмахиваться ею на все стороны. Рабочие все приступали к нему, опасаясь подойти вплотную; видя, что ему не спастись, городовой соскочил с саней и побежал по Кирпичному переулку, надеясь скрыться в воротах дома; но там его встретили другие рабочие, вырвали шашку, повалили на землю и страшно избили. С противоположного конца переулка немедленно показались войска, давшие два залпа, но убитых и раненых не было, очевидно, стреляли холостыми зарядами. В том же переулке толпа набросилась на проходившего околоточного, но он успел вынуть револьвер и, отстреливаясь, скрыться в воротах. Юнкер, проходивший мимо, также подвергся нападению: обнаженная им шашка была изломана, шинель изорвана и он, получив несколько ударов, успел скрыться в воротах. На Невском проспекте то и дело раздаются залпы солдат, все время подбирают раненых, но толпа упорно стоит и не хочет расходиться. На углу Адмиралтейской площади и Невского один рабочий был поднят с развороченным черепом, из которого наружу выступили мозги. На Мойке, где стреляли вдоль улицы, убитых насчитывают до 14 человек (по другим сведениям — 9), раненых учесть невозможно. Священник Г. Гапон ранен в руку, но не арестован и находится в полной безопасности. Гвардия, которую только и решились выпустить против народа, раздражена криками: душегубы, убийцы, подлецы и т. п., и потому не церемонится с народом.

Сейчас получено вполне достоверное известие, что на Васильевском остр. происходит форменная революция. Рабочие разнесли в гавани склад холодного оружия и уже вооруженные встретили войска, к которым обратились с увещательной речью. После залпа, данного солдатами, они разбежались, но потом вновь соединились и на 4 линии устроили баррикады. Навалена масса телеграфных столбов, принесены были строительные материалы, сломанные ворота, разные доски и бревна и т. п.

На Большом проспекте была устроена вторая баррикада, но к 6 часам вечера она была взята. На улице остались лежать поваленные телеграфные столбы, протянутая во всех направлениях проволока и всякие обломки, препятствующие разъездам конных частей. Знаменоносец и говоривший речь к солдатам убиты насмерть.

V

С.-Петербург, 10-го января.

2-го января начало забастовки, в течение нескольких дней охватившей даже мелкие производства (10.000). Между прочим типографии бастуют, и мы вот уже второй день сидим без газет (как и вы). Администрация, предполагая в движении отсутствие политических требований, на первое время воздерживалась от столкновения с рабочими. «Общество фабричных и заводских рабочих», ставшее во главе движения и двинувшее его с невероятной стихийной силой, в начале занималось только обсуждением своих экономических требований. Как легальное общество, вызванное к жизни в эпоху Зубатова, оно старалось, очевидно, не выходить из пределов легального, но по иронии судьбы, или, вернее, истории, имеющей свои законы развития, это общество выдвинуло из своей среды политического агитатора, священника Гапона, который, своим умением обращаться к сердцу рабочих с простыми толковыми речами, объединил их вокруг петиции, излагавшей, главным образом, требования социальных и политических реформ, в частности требования созыва учредительного собрания, на что петиция требовала клятвенного обещания, неисполнение которого должно, по словам петиции, повлечь за собою «пролитие крови». Накануне главного столкновения между войсками и рабочими, Гапон приглашал рабочих отправиться с петицией к Зимнему дворцу. Накануне же к окраинам, где расположены заводы, были посланы войска различных родов оружия, чтоб воспрепятствовать вторжению рабочих в центр города. В ночь на 9-е января депутация от интеллигенции, в составе 10-ти человек, предвидя возможность острого столкновения между рабочими и войсками, отправилась к Святополку-Мирскому, Витте и Рыдзевскому (тов. мин. вн. дел). Святополк-Мирский отказался их принять. Витте заявил, что это не дело его ведомства, что он мог бы что-нибудь сделать, если бы события не шли таким быстрым темпом, но что во всяком случае он не хочет «каким-либо вмешательством поставить себя в неловкое положение». Рыдзевский заявил, что ни в каких советах и увещаниях правительство не нуждается и само знает, какие принять меры. И, действительно, 9-е января показало, что правительство не остановилось ни перед чем. Несмотря на препятствия, рабочие прорывались в центр города, и на пути своего движения сталкивались с войсками, устраивали баррикады и оставляли трупы. В некоторых местах войска стреляли, даже не прибегая к предупреждению. Если верить «Правительственному сообщению», залпы были сделаны в 9 местах города, главным образом, в районе, прилегающем к Зимнему дворцу. В итоге многие поплатились жизнью и здоровьем, и поворот в лояльном настроений рабочих совершился быстро и резко. В 4-м часу 9-го января наступил критический момент движения, так как масса жертв навела панику на толпу и многие разбежались. Можно было думать, что в этот день больше ничего не будет, но спустя некоторое время массы начали возвращаться, и толпа еще более увеличилась в своем размере. Настроение снова окрепло и приняло явно выраженный демонстративный характер. Полицию публика третировала везде и всюду, а во дворцах Сергея Александровича и Аничковском разбиты камнями окна, на Невском снесены фонари. Между тем, по разным направлениям города двигались заранее припасенные фургоны скорой помощи, в которых везли раненых и убитых. На мостах и перекрестках наиболее оживленных улиц стояли и двигались военные патрули, задерживая и разряжая движение народа. Конки прекратили свое движение (на Невском и др.). К вечеру у ворот многочисленных больниц толпились родственники и знакомые убитых и раненых, которых, по официальным сведениям, насчитывается: 76 убитых и 233 раненых. В числе пострадавших много случайных участников движения из публики, присутствовавшей на местах столкновения. Есть жертвы из женщин и детей. Несмотря на ужас этого дня, любители развлечений все-таки нашлись. Но в некоторых театрах, в ответ на заявления отдельных лиц о народном трауре и на предложение уйти из театра, публика громогласно выразила свое согласие и немедленно удалилась (Александринский и Малороссийский театры). В некоторых театрах сама дирекция отложила спектакль. Ночью 9-го января состоялось собрание в Вольно-Экономическом Обществе, на коем избрано было бюро для осуществления различных мер, предложенных и принятых собранием (около 400 чел.). Список присутствовавших на собрании предполагается выставить в зале Публичной библиотеки. В числе мер было предложено: организовать сбор в пользу забастовщиков и пострадавших семейств рабочих, озаботиться организацией доставки оружия рабочим, устроить публичные митинги, пользуясь для этого какими только возможно залами — общественными и частными, организовать в частных помещениях врачебные пункты для подачи скорой помощи, и список этих пунктов с указанием адресов распространить в публике и среди добровольных санитаров; обратиться с воззванием к офицерам, не участвовавшим в избиении народа, обратиться с воззванием к солдатам (известная редакция воззвания Л. Н. Толстого), предложить интеллигентным профессиям примкнуть к забастовке, обратиться к мелкой и средней буржуазии с воззванием, выясняющим истинное положение вещей, в целях противодействия всякого рода инсинуациям по адресу рабочих, которых полиция не замедлит третировать в глазах обывателя, как громил и хулиганов, сообщить возможно скорее о всем происшедшем в Петербурге 9-го января населению Москвы. Собрания Вольно-Экономического общества имеют происходить ежедневно и непрерывно. Вот все, что произошло 9 января. Сегодня, 10-ое, второй день русской революции. На Невском опять толпится масса народа. Что будет дальше, своевременно сообщу.

Забыла еще об одном. Бюро предложено озаботиться принятием мер к закрытию увеселительных и виноторговых заведений. Малый и Новый театры не препятствуют собраниям митингов в их залах. Лавки и магазины во многих местах закрываются. А владельцам открытых магазинов на улицах, где происходит скопление масс, приказано не пускать публику внутрь.

Дорога в Ораниенбаум не действует.

VI

Мы получили от одного из наших личных друзей следующее письмо, написанное в понедельник 10-го января:

«Я вам в настоящее время не могу все рассказать, что случилось. Вчера впечатление ужасное. Я видел, как стреляли на Петербургской стороне у Троицкого моста. Толпа рабочих подвигалась медленно в сад; они были безоружны и шли мирно, и даже беспомощно. Среди них были женщины и студенты. На противоположной стороне против Кронверкского проспекта стояли казаки. Вдруг они выстрелили — раз, два, три, четыре. И после этого я слышал только крики и стоны. Позже я узнал, что было много убитых.

У Зимнего дворца я видел, как солдаты били толпу. Потом они стреляли, и я видел, как по Невскому проспекту везли труп студента с большой раной в голове. Другой студент держал его на руках, и кучка рабочих бежала за санями и кричала.

Возбуждение здесь огромное. Рабочие вне себя и теперь нет более спасения (самодержавию. Ред.).

Гапон жив. Теперь все верят, никто больше не сомневается...

Ах, эти рабочие! Какой это великолепный народ!

Жить трудно, очень трудно, но теперь мы живем, и Россия живет. Я не ожидал ничего подобного в этом году... Радоваться теперь нельзя. То, что чувствуется в настоящее время, глубже, чем радость».

VII

Петербург, 11 января.

Продолжаю описание событий 9 января.

Часов около 4-х, по Невскому проспекту от Адмиралтейской площади, на трех извозчиках полицейские провозили 3-х убитых рабочих. Группы рабочих остановили извозчиков, сняли трупы, положили их рядом на площади, стали кругом них на колени и стройно, торжественно запели: «Вечная память...» Кавалеристы (в красных шапках, кажется драгуны) в галоп помчались на процессию. Рабочие разбежались в сторону, но как только солдаты проехали, тотчас опять собрались около трупов; затем они подняли их с земли, с пением же положили на извозчиков и отправили с рабочими, вместо полицейских, по домам. Не могу соблюдать последовательности, потому что приходится страшно торопиться...

Рабочие были нагло обмануты, благодаря их доверчивости и простодушию. Один из их товарищей, имеющий брата среди жандармов, благодаря чему к нему установилось особое отношение начальства, накануне наводил справку в жандармском дивизионе: будет ли против рабочих употреблено оружие. Он рассказал, что некоторые рабочие хотят прийти на площадь вооруженными, но при этом пояснил, что они ни в каком случае не будут пускать в ход этого оружия, если петиция их будет выслушана и против них не будет принято никаких мер строгости. Начальник жандармского дивизиона уверил его, что оружие пускать в ход не приказано, что рабочим не грозит никакой опасности и что просьба их будет выслушана со вниманием. Поэтому он советовал им совершенно разоружиться, чтобы не подавать никакого повода к излишним столкновениям. Рабочие поверили и пришли с голыми руками...

За Нарвской заставой в первом часу дня 9 января рабочие выступили по дороге в город с образами, хоругвями, портретом государя и священником в облачении и с крестом впереди. Их встретили войска и прекратили путь. Рабочие требовали, чтобы солдаты не мешали крестному ходу, и обратились к ним с увещанием. В ответ на это раздались залпы из ружей, и сотни мирных, безоружных рабочих легли, обливаясь кровью. Иконы, хоругви и портрет царя оказались простреленными, а рабочие пришли в ужас от такого страшного святотатства и от такого зверского убийства безоружных, ни в чем неповинных людей.

В центре города: на Дворцовой площади, у Сената, на протяжении всего Невского, по Морской, ул. Гоголя, Мойке, на Конюшенных и в других местах до самой ночи все время раздавались ружейные залпы, последствием которых явилась масса жертв. Нельзя не обратить внимания на одно обстоятельство. Современные пули называют гуманными, потому что они убивают только тогда, когда попадают в такие жизненные органы, как мозг, сердце и т. п. Между тем, пули, употребленные русским правительством против своего народа, делали чудовищные разрушения; даже входное отверстие громадно, а выходное, разворачивающее весь череп и выбрасывающее мозг, производит прямо ужасающее впечатление. После залпа на Дворцовой площади, мне самому пришлось видеть такие поранения, что невольно делалось предположение, не была ли употреблена в ход картечь. Между тем, пушек на площади нигде не было видно и, если они были, то были скрыты. Пушечных выстрелов тоже не было слышно...

Сегодня, 11 января, на Васильевском острове, в разных местах, лейб-казаками и другими кавалеристами организована была настоящая травля студентов. Казаки рубили их шашками везде, где их находили, и даже на конках не было возможности спастись от них. На 9-й линии с империала двух конок стащили двоих студентов, предварительно остановив конки, и зарубили их насмерть шашками. Как ни кажется этот факт невероятным, но он проверен и подтвержден несколькими очевидцами. К сожалению, фамилии этих студентов пока неизвестны. Постараюсь разузнать...

9 и 10 января вечером все стекла в рамах нижнего этажа дворца Сергея и многие в Аничковском дворце были разбиты. Но затем началось в некоторых местах разграбление магазинов (очень немногих на Васильевском Острове и Петербургской стороне), а также выбивание стекол в магазинах на Невском проспекте, организованное самой полицией при помощи хулиганов, с целью вооружить обывателей против рабочих и уронить в их глазах все движение. Рабочие, сознавая, что эта новая провокация их врагов несправедливо подрывает к ним доверие публики, сами всеми средствами боролись с хулиганами и не позволяли им производить бесчинства. Полиция же отдала приказ всем торговцам заколачивать стекла щитами из досок. Несмотря на то, что щиты эти, сделанные из тоненьких досок от яичных ящиков, служили очень плохой защитой для дорогих зеркальных стекол, и что оторвать их не представляло никакого труда, причем сами доски могли служить прекрасным орудием для разбивания стекол, но с тех пор не было разбито ни одного стекла. Объясняется эта тем, что как только прекратилась полицейская провокация — прекратились и безобразия, ею вызванные...

Во время кровавой бойни 9 января студенты разных заведений также служили мишенью для солдатских пуль. Несмотря на то, что процент студентов, присутствовавших в толпе, был совершенно ничтожный, процент убитых студентов очень велик, причем некоторые получили по нескольку поранений, а в трупе одного студента в покойницкой Обуховской больницы обнаружено было восемь пуль!..

Список раненых, находящихся в Алафузовской больнице (10 января):

Белоглазов, Белинский, Машков, Гованов, Ястеров, Устинов, Ив. Никитин, Махтов, Гапиш, Чючин, Пичикин, Смирнов, Николаев, Трофимов.

В Петропавловскую больницу, не в пример прочим, полиция не была допущена администрацией. В других же больницах полиция подвергала допросам раненых.

VIII

С.-Петербург, 13 января.

Сведения о количестве убитых и раненых собираются; но если они и могут быть собраны относительно тяжело раненых, находящихся в настоящее время на излечении в больницах, то ни в каком случае не может быть установлена цифра тех раненых, которые нашли в себе достаточно силы дойти до дому, или отправлены туда своими товарищами. Сведения об убитых по необходимости должны быть еще менее полными, так как в часовнях показывают не все трупы: хоронят некоторые тайно от публики ночью. Так, например, на Дворцовой площади был убит выстрелом в висок сотрудник «Биржевых Ведомостей» — Баранский. Труп его был опознан в морге Обуховской больницы, после чего родственники и товарищи потребовали выдачи трупа для погребения. Администрация больницы, основываясь на предписании полиции не выдавать трупов убитых, категорически отказалась выполнить это требование. Разрешено было только одеть покойника и положить его в особый гроб, но погребение должно произойти вместе с другими убитыми. На настоятельное требование объявить, когда будут происходить похороны, администрация сказала, что хоронить будут 12 января, в 9 час. утра. Когда же в означенное время, к 9 час. утра, собралась публика, то ей объявили, что все трупы уже похоронены в 5 час. утра на Преображенском кладбище. Отправившиеся на кладбище родственники и товарищи покойного встретили там толпу рабочих не менее 2 тыс. чел., по направленно к которой со стороны Колпина приближалась пехота, а по дороге от Петербурга мчались казаки. На кладбище объяснили, что в ночь с 11 на 12 января из одной Обуховской больницы похоронено в общей могиле 54 трупа убитых, из которых двое были лютеране, трое — иудеи и 49 — православных. За Нарвской и за Невской заставами, где избиение рабочих было особенно уничтожающим, трупы после бойни наваливались без всякого счета на телеги, запихивались в какие-то пустые бочки и отправлялись неизвестно куда. Особенно много убитых было на таких местах, где солдатам оказывалось какое-нибудь сопротивление, как напр., на баррикадах Васильевского Острова.

Бесстрашие рабочих, презрение их к смерти — поразительно. Разбегаясь в разные стороны при залпах, они вновь и вновь стекались на те же места для того, чтобы вылить накопившуюся злобу против солдат-братоубийц и офицеров, приказывавших стрелять в толпу.

Один очевидец рассказал: около 2 часов дня в воскресенье я с товарищем сел на извозчика и поехал на Дворцовую площадь. Но когда мы подъехали к Полицейскому мосту, нам преградила путь пехота. Пришлось свернуть на Мойку, но и здесь все ходы на площадь были заняты. Однако, нам удалось пройти на площадь через министерство финансов. Увидя войска, сзади которых в походной кухне готовился обед для «героев-солдат», так храбро сражающихся с безоружными гражданами, мы сели в санки первого подвернувшегося извозчика и велели поехать к Невскому проспекту; но там нас не пропустили войска; мы возвратились и поехали к Миллионной, но и там войска преградили нам путь; сунулись к Прачечному мосту — и там нельзя. Нам пришлось опять слезть с извозчика и тем же ходом попытаться пройти на Мойку. Когда мы вошли под арку, там было немного народу, на который неожиданно помчалась кавалерия в атаку с обнаженными шашками. Народ, стиснутый в узком пространстве, лез на стены, цеплялся за карнизы, бежал в ужасе, падал, растаптываемый лошадьми. Я чуть не потерял сознания в сумятице, в которой ничего невозможно было разобрать. Не успели люди опамятоваться, как кавалерия уже мчалась обратно, давя беззащитный народ. Но и тут, в этом ужасном смятении, рабочие освистывали солдат и не переставали ругать их братоубийцами, укоряя, что оскандалившись в войне с японцами, они захотели доказать свою храбрость в войне с детьми и их матерями. В это время на площади раздавались залпы, и рабочие, как подкошенные, валились на землю. Я обратился к офицеру, чтобы он указал выход из этого ада, на что он грубо ответил мне: «А зачем вы очутились здесь? Выходите сами, как знаете». Выйдя на Мойку, мы направились к Невскому, но на встречу к нам уже неслась группа убегавших рабочих с криками: «стреляют, стреляют!» Вслед за этим показались пехотные солдаты, развернулись фронтом и дали подряд три залпа в убегавших людей. Люди падали, пораженные пулями в спины, и народ оставался ожидать, когда кто-нибудь поднимет раненых и отправить в больницу. Организованная в этот день врачебная помощь была очень мало действительна, так как врачи не знали, где им следует находиться, где будут раненые. Просидев некоторое время в ресторане на Мойке, мы, наконец, пробились на Невский, где пришлось выдержать еще несколько залпов, и только тогда удалось выйти в более спокойное место, хотя пули и тут свистали во всех направлениях.

После залпов по Мойке проезжал один состоятельный человек. Подъезжая к Невскому, он заметил на мостовой раненого мальчика лет 14—15. Он взял его к себе в сани и повез в больницу. Около ресторана Contan мальчик, раненый очень тяжело, попросил пить. Господин остановил извозчика и приказал городовому принести воды. Городовой, козырнув, ответил, что он не имеет права отлучиться с поста; на неоднократное настоятельное требование оказать помощь умирающему, суровый страж неуклонно ответил, что он не может оставить свой пост; но, когда господин этот швырнул городовому 5 руб., то он моментально забыл про свой устав и опрометью побежал за водой. Раненый мальчик по дороге в больницу умер.

IX

Петербург, 13 января.

В понедельник, 10-го, я с трудом пробрался в покойницкую Мариинской больницы, где лежало только 18 убитых: 3 студента, 2 мальчика, остальные — рабочие. У всех на груди была записка: «неизвестного звания мужчина».

Покойницкая маленькая, публики могло войти не больше 30-ти человек. Все тихо, молча смотрели на покойников, только два голоса, точно сговорившись, крикнули: «Эта кровь будет отомщена, за кровь ответим кровью». И никто не возражал, вероятно, все смутно сознавали, что так должно случиться. Все прострелены; некоторые обезображены. Лежат одетые, в пальто, как подобрали на улице. Перед входными дверями громадная толпа, несколько полицейских имеют точно сконфуженный и смущенный вид, с публикой сдержанны, точно боятся толпы.

В ночь с 12 на 13 всех покойников из Мариинской больницы сложили в ящики и вывезли на какое-то кладбище. 18 убитых было выставлено так, напоказ, так как все знали, что убитые должны быть в больнице, а остальная масса была свалена где-то в сарае. В покойницкой Обуховской больницы лежало 300 человек, почему-то все голые, одежда была свернута и сложена под головами; остальные трупы тоже были свалены в сарай. В ту же ночь на 13-е нагрузили 5 вагонов Финляндской дороги трупами и где-то похоронили. Это первые братские могилы нашей революции.

Говорят, стреляли разрывными пулями. Был отдан приказ стрелять с колена, чтобы заряды не давали промаха. Поэтому большинство ранено в живот и ноги. Выздоравливающих мало. В частных квартирах устроены перевязочные пункты.

X^[1]

Спешу тебе сообщить ужасный факт, которому мы до сих пор не верили, слыша его от прислуги, но оказывается, что N. N. и X. X. были свидетелями этого факта. Слов нет для ужаса перед ним.

Это было 13 января, днем, на Петербургской стороне, угол Большого проспекта и Введенской улицы. Мимо конки (наверху которой сидели свидетельницы-медички) проезжали казаки. Вслед им сверху конки сказано было: «опричники» (даже не закричали на всю улицу это слово), и вот, конку останавливают, и казаки стаскивают двух мужчин, по виду интеллигентных, и начинается расправа саблями, затем их начинают топтать, и через несколько минут тела превращаются буквально в бесформенные куски мяса. Откуда-то притаскивается деревянный ящик, в который и скидываются эти останки.

После этого я начинаю верить упорному слуху о том, как на Малом проспекте Васильевского острова казак снес голову ехавшему на извозчике студенту. Сегодня медички рассказывали, что вчера им сторож на Преображенском кладбище говорил, что привезены были 300 трупов и зарыты в одной яме; земля сравнена.

Сходка медичек была очень невелика — негде было собраться: институт волею Трепова закрыт, присутствовало 90 человек. Резолюция собрания такова: «Не имея возможности собрать общую сходку по независящим от нас обстоятельствам, мы принуждены выражать свое мнение от группы лиц, которым удалось собраться. Выражая свою полную солидарность с петербургскими рабочими в экономических и политических требованиях, мы глубоко негодуем по поводу зверского избиения рабочих 9-го числа и считаем невозможными продолжать занятия в учебных заведениях».

Во время этого собрания шел совет профессоров. Были выбраны депутатки, которые представили секретарю свою резолюцию, но совет профессоров ответил, что он не имеет права разбирать подобные дела.

Решение совета точно не известно. Общий смысл — выражение ужаса и сожаления по поводу случившегося и представление этого в высшие инстанции.

Из Кронштадта мне пишут следующее:

«10-го, вечером, получено было известие, что на Кронштадт идут 2000 рабочих для остановки работ. Властями были сделаны приготовления к их встрече. В госпитале были сформированы медицинские отряды, которые остаются по расписанию и на будущее время.

Нашествия, однако, не было. Возвратившийся позже Бирилев устроил примерное сражение для устрашения. На заливе было собрано громадное количество войска (моряков), которое учиняло пальбу из десантных пушек (они легки и очень гремучи). В Сестрорецке, говорят, были скандалы, так что здешние сухопутные войска были отправлены туда. Теперь все спокойно».

Примечания

1. Без даты. Из частного письма. Ред.