Памятники культуры. Новые открытия, 1981. Ленинград, «Наука», 1983.
С Иннокентием Федоровичем Анненским я познакомился еще до того, как его «открыли» петербургские символистические круги.85 Об этом «убежденном царскоселе» многое слышал я от его сына Валентина (Кривича) 86. Инн<окентий> Фед<орович> был большой знаток классической древности, которую он любил сочетать с французским модернизмом конца XIX века. Анненский был кабинетный человек, постоянно сидевший над книгой и не любивший никаких прогулок: «Отец гуляет», иронически говорил его сын, показывая на стоявшее в садике, в двух шагах от дома, кресло, где сидел углубившийся в книгу Инн<окентий> Фед<орович> с закутанными в плед ногами. Не обращая никакого внимания на внешние мелочи повседневной жизни, Анненский вместе с тем почему-то придавал значение некоторым из них, например галстуку, который завязывал по особенному старинному фасону (а la Сперанский).87 Я бы сказал, что Анненский как-то «старомодничал».
Но это мелочь: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей».88 Анненский был действительно делен, талантливо делен и знающ в области изучения древнегреческой античности. Мне всегда было интересно присутствовать при споре его с такими знатоками, как Вяч. Иванов или профессор Зелинский, этот энтузиаст античности (писавший, впрочем, на особом «зелинском» языке).89
Устроенная редактором «Аполлона» С. К. Маковским мистификация со стихами только что будто бы открытой поэтессы Черубины де Габриак[1] должна была, как я думаю, произвести на Анненского неприятное впечатление,90 тем более что тогда же Маковский просил Анненского дать в «Аполлоне» критический отзыв о новейшей лирике.91 Впрочем, не стоя близко к редакции этого журнала, я мог многого и не знать во всей этой истории.
Еще вспоминается мне один рассказ Анненского о случае перед открытием памятника Пушкина в б. Царском Селе, когда Инн<окентий> Фед<орович> не спал всю ночь от беспокойства. К нему, как знатоку литературы, официально обратились с просьбой посоветовать наиболее подходящий пушкинский текст для памятника, который, как известно, изображает юношу Пушкина сидящим в лицейском мундире на парковой скамье. — «Я дал текст, — говорил Анненский, — по памяти и забыл об этом случае. Напомнило мне о нем приглашение на торжественное открытие памятника. Как! — подумал я — значит памятник готов и мною данный пушкинский текст запечатлен! Однако ночью меня взяло сомнение: а что если я как-нибудь напутал тогда, давно, когда давал текст? Какой будет позор! И как его исправить? Это мучило меня всю ночь. Только на утро все выяснилось: текст на памятнике точно соответствовал пушкинскому. И я успокоился».92
В мою библиотеку попали две книги, имеющие отношение к Иннокентию Федоровичу (должно быть, я как-нибудь их зачитал). Первая — Роберта Сизеранна о Рёскине (1900 г.) с надписью переводчицы этой книги — Татьяны Александровны Богданович: «Мастеру от скромной ученицы».93 И вторая — самого Анненского «Вторая книга отражений» (1909) со следующей надписью, обращенной к сыну (Кривичу) и его первой жене Н. В. Анне некой: «Милому Валюше и еще милейшей Наталише Кривичам их предок И. Анненский».94 На экземпляре своих «Тихих песен» (1904) Ин<нокентий> Фед<орович> Анненский, присылая эту книгу мне, написал: «Конст<антину> Александровичу Сюнн Эрбергу, проникновенному испытателю творчества. 25 окт<ября> 1909. Ц<арское> С<ело>».95
Примечания
править84 Конст. Эрберг (псевдоним Константина Александровича Сюннерберга, 1871—1942) — теоретик искусства, поэт, художественный критик. См. о нем: Конст. Эрберг (К. А. Сюннерберг). Воспоминания. Публикация С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова. — В кн.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1977 год. Л., 1979, с. 99—146. В архиве Эрберга хранится одно письмо И. Ф. Анненского от 25 сентября 1909 г. — извещение об отмене чтения С. А. Ауслендера, назначенного в доме Анненского в Царском Селе на 26 сентября (ИРЛИ, ф. 474, ед. хр. 63). Воспоминания об Анненском извлечены из «Примечаний мемуарного характера», составленных Эрбергом к собранию писем из своего архива в 1939—1941 гг. (там же, ед. хр. 53).
85 Об обстоятельствах вхождения Анненского в петербургский литературный мир весной 1909 г. см.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 222—226, 242—243.
86 В. И. Анненский (Кривич) был сослуживцем Эрберга по Министерству путей сообщения. Сохранился экземпляр книги стихов Кривича «Цветотравы» (М., 1912) с надписью: «Дорогому Константину Александровичу Сюннерберг — искренно его любящий Валентин Кривич. Лето 912. Царское Село» (ГПБ; шифр: 18.257.9.58а). В архиве Эрберга сохранилось 7 писем Кривича к нему за 1910—1922 гг. (ИРЛИ, ф. 474, ед. хр. 62).
87 Сперанский Михаил Михайлович, граф (1772—1839) — государственный деятель времен Александра I и Николая I.
88 «Евгений Онегин», гл. 1, строфа XXV, ст. 1—2.
89 Зелинский Фаддей Францевич (1859—1944) — филолог-классик, профессор Петербургского университета. Под редакцией и с комментариями Зелинского вышел в свет «Театр Еврипида» в переводе Анненского (т. I. M., изд. М. и С. Сабашниковых, 1916; т. II. М., 1917; т. III. M., 1921). Зелинскому принадлежит также отклик на первое издание первого тома «Театра Еврипида» — статья «Еврипид в переводе И. Ф. Анненского. „Алкеста“ и „Медея“» (1907) (Ф. Зелинский. Из жизни идей. СПб., 1908, с. 321—338). Его статья «Иннокентий Федорович Анненский как филолог-классик» была опубликована в подборке статей памяти Анненского (Аполлон, 1910, № 4, январь, отд. II, с. 1—9).
90 Черубина де Габриак — псевдоним и литературная маска поэтессы Елизаветы Ивановны Дмитриевой (по мужу Васильевой; 1887—1928). «Последняя литературная новость — появилась новая поэтесса Черубина де Габриак (она уже числится сотрудницей „Аполлона“ — Вы видели?), — сообщал 8 ноября 1909 г. поэт В. В. Гофман А. А. Шемшурину. — Кто она такая — неизвестно. Откуда явилась — тоже. Говорят, что она полуфранцуженка-полуиспанка. Но стихи пишет по-русски, сопровождая их, однако, французскими письмами (в „Аполлон“). Говорят еще что она изумительной красоты, но никому не показывается. Стихами ее теперь здесь все бредят и больше всех Маковский» (ГБЛ, ф. 339, карт. 2, ед. хр. 13). Автором этой мистификации был М. А. Волошин (ему принадлежит статья «Гороскоп Черубины де Габриак», опубликованная в «Аполлоне» в том же номере, где появилась подборка стихов поэтессы. — 1909, № 2, ноябрь, отд. И, с. 1—4, отд. III, с. 3—10). Ср.: <"…> один Анненский отнесся к Черубине де Габриак не то что несочувственно, а недоверчиво, скептически, вчитываясь в ее стихи с тем удивительным умением проникать в авторскую душу, каким отличался от простых смертных. «Нет, воля ваша, что-то в ней не то. Не чистое это дело», — говорил он" (Сергей Маковский. Портреты современников, с. 347). См. также: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 240—241. Речь идет о статье Анненского «О современном лиризме», опубликованной в трех первых номерах «Аполлона» (1909, №№ 1—3). Третий раздел ее, посвященный анализу женской лирики («Оне»), заканчивается рассмотрением стихотворений Черубины де Габриак; при этом Анненский выразил сомнение в реальном существовании такой поэтессы: «Имя, итальяно-испано-французское, мне ничего не говорит. Может быть, оно даже только девиз…» (№ 3, декабрь, отд. I, с. 27). «Разоблачение» Черубины де Габриак в «аполлоновской» среде произошло, видимо, в конце второй декады ноября 1909 г. (И. фон Гюнтер «выдал», что Черубина — Дмитриева, 11 ноября, 16 ноября это подтвердил М. А. Кузмину А. Н. Толстой), т. е. в дни завершения Анненским работы над разделом «Оне»; ср. письмо к Вяч. Иванову от 21 ноября 1909 г.: «Мне очень жаль, Вячеслав Иванович, что после всего происшедшего я не могу бывать в Вашем доме. Но думаю, что Вы не будете жалеть об этом. Елиз. Дмитриева» (ГБЛ, ф. 109).
92 Бронзовый памятник А. С. Пушкину в Лицейском садике (скульптура Р. Р. Баха) был заложен в день столетней годовщины рождения поэта, 26 мая 1899 г.; открытие состоялось 15 октября 1900 г. (на нем присутствовали хор и депутация Царскосельской гимназии; см.: Новое время, 1900, 16 октября, № 850). «Тогда на открытие памятника собралась совсем небольшая группа людей — вспоминаю Семена Афанасьевича Венгерова, Иннокентия Федоровича Анненского», — писал А. И. Гессен в заметке «И славен буду я…» (Литературная Россия, 1967, 1 декабря, № 49, с. 4). Строфы, выбранные Анненским, высечены на гранитном пьедестале памятника с трех сторон: «Младых бесед оставя блеск и шум…» и т. д. (четыре строки из черновых набросков стихотворения 1822 г. «Ты прав, мой друг…»), «В те дни в таинственных долинах…» и т. д. (четыре строки из «Евгения Онегина», гл. 8, строфа I, 1830), «Друзья мои, прекрасен наш союз!..» и т. д. (восемь строк из стихотворения «19 октября» 1825 г.) (см.: А. С. Пушкин в изобразительном искусстве. Л., 1937, с. 168—169). «В связи с открытием памятника в 1900 г., — писал Э. Ф. Голлербах, — вспоминается поистине анекдотическая беседа, о которой рассказывал И. Ф. Анненский. Некий местный сановник, обеспокоенный „неприличным блеском“ бронзы на солнце, заявил Анненскому, что это может не понравиться „высочайшим особам“, и предложил, не долго думая, покрасить памятник зеленой краской. На это Анненский возразил с присущей ему благодушной иронией: „Ну зачем же красить памятник, — не лучше ли покрасить скамейки“. Эта „счастливая мысль“ спасла баховский монумент от варварского замысла царскосельского „городничего“» (Э. Голлербах. Памятник Пушкину в Детском Селе. — Юный пролетарий, 1936, № 19—20, с. 48). Этот эпизод излагает и Вс. Рождественский в своей книге «Страницы жизни. Из литературных воспоминаний» (М. —Л., 1962, с. 96—97). Царскосельскому памятнику Анненский посвятил стихотворение «Бронзовый поэт» («На синем куполе белеют облака…» — Стихотворения и трагедии, с. 133). Как директор Николаевской царскосельской гимназии, Анненский произнес торжественную речь на пушкинском празднике в Китайском театре 27 мая 1899 г. (см.: И. Анненский. Пушкин и Царское Село. СПб., 1899; 2-е изд. — Пб., «Парфенон», 1921).
93 О Т. А. Богданович см. прим. 183. Имеется в виду книга: Роберт Сизеранн. Рёскин и религия красоты. Перевод с французского Т. Богданович. СПб., 1900.
- ↑ Черубина де Габриак — псевдоним Елиз<аветы> Ив<ановны> Васильевой. (Прим. Эрберга).