A. Архангельский
Я потрясен
Спокойна розовая кета,
Дрожит зернистая икра.
Программу энного банкета
Вкушают мастера пера.
И вот под лязг ножей и вилок
(Судак по-польски, нуазет)
Над чахлым кворумом бутылок
Опять встает писатель Зет.
Стучит в бокал. (Вниманье! Тише!
Но не стихает гам и звон).
Он кратко говорит, как пишет:
Товарищи! Я — потрясен!
Я — умиляюсь! Я — раскован!
Я — новым воздухом дышу!
Еще короче: я — взволнован!
Я — восхищен! Я — напишу!..
Всему конец — речам и кете,
Но Зет бессмертие снискал.
Он снова на другом банкете,
Подзакусив, стучит в бокал.
И вновь под лязг ножей и вилок,
Тарелок стук, стаканов звон,
Салфетку сдвинув на затылок,
Он говорит: я — потрясен!
Я — умиляюсь! Я — взволнован!
Я — свежим воздухом дышу!
Я — сотрясаюсь! Я — раскован!
Я — восхищен! Я — напишу!
Его лицо здоровьем пышет.
(Судак по-польски, нуазет!)
Так изрекает (но не пишет!)
Эпохой потрясенный Зет.
К нему не отнесемся строго.
Пожалуй, не его вина,
Что для речей — банкетов много,
A для банкетов — речь одна.
Литературная газета, № 60, 1933