Я къ вамъ пишу случайно; право,
Не знаю, какъ и для чего.
Я потерял ужъ это право.
И что скажу вамъ? — Ничего!...
Что помню васъ? — Но, Боже правый,
Вы это знаете давно,
И вамъ, конечно, все равно.
И знать вамъ также нѣту нужды,
Гдѣ я? что я? въ какой глуши?
Душою мы другъ другу чужды, —
Да врядъ ли есть родство души!...
Страницы прошлаго читая,
Ихъ по порядку разбирая
Теперь остынувшимъ умомъ,
Разувѣряюсь я во всем.
Смѣшно же сердцемъ лицемѣрить
Перед собою столько лѣтъ:
Добро бъ еще морочить свѣтъ!
Да и притомъ, что пользы вѣрить
Тому, чего ужъ больше нѣтъ?...
Безумно ждать любви заочной!
Въ нашъ вѣкъ всѣ чувства лишь на срокъ;
Но я васъ помню, — да и точно,
Я васъ никакъ забыть не могъ!
Во-первыхъ, потому, что много
И долго, долго васъ любилъ,
Потомъ страданьемъ и тревогой
За дни блаженства заплатилъ,
Потомъ въ раскаянье бесплодномъ
Влачилъ я цѣпь тяжелыхъ лѣтъ,
И размышленіемъ холоднымъ
Убилъ послѣдній жизни цвѣтъ...
Съ людьми сближаясь осторожно,
Забылъ я шумъ младыхъ проказъ,
Любовь, поэзію... но васъ
Забыть мнѣ было невозможно.
И къ мысли этой я привыкъ,
Мой крестъ несу я безъ роптанья:
То иль другое наказанье —
Не все ль одно?... Я жизнь постигъ.
Судьбѣ, какъ турокъ иль татаринъ,
За все я ра̀вно благодаренъ;
У Бога счастья не прошу
И молча зло переношу;
Быть можетъ, небеса Востока
Меня съ ученьемъ ихъ Пророка
Невольно сблизили. Притомъ
И жизнь всечасно кочевая,
Труды, заботы, ночь и днемъ,
Все, размышленію мѣшая,
Приводитъ въ первобытный видъ
Больную душу; сердце спитъ,
Простора нѣтъ воображенью…
И нѣтъ работы головѣ…
Зато лежишь въ густой травѣ
И дремлешь подъ широкой тѣнью
Чинаръ иль виноградныхъ лозъ,
Кругомъ бѣлѣются палатки;
Казачьи тощія лошадки
Стоятъ рядкомъ, повѣся носъ;
У мѣдныхъ пушекъ спитъ прислуга,
Едва дымятся фитили;
Попарно цѣпь стоитъ вдали;
Штыки горятъ подъ солнцемъ юга.
Вотъ разговоръ о старинѣ
Въ палаткѣ ближней слышенъ мнѣ:
Какъ при Ермоловѣ ходили
Въ Чечню̀, въ Аварію, къ горамъ,
Какъ тамъ дрались, какъ мы ихъ били,
Какъ доставалося и намъ.
И вижу я неподалеку,
У рѣчки, слѣдуя Пророку,
Мирной татаринъ свой намазъ
Творитъ, не подымая глазъ;
И вотъ кружкомъ сидятъ другіе.
Люблю я цвѣтъ ихъ желтыхъ лицъ,
Подобный цвѣту наговицъ,
Ихъ шапки, рукава худые,
Ихъ томный и лукавый взоръ
И ихъ гортанный разговоръ.
Чу! — дальній выстрелъ... прожужжала
Шальная пуля… славный звукъ!…
Вотъ крикъ — и снова все вокругъ
Затихло… Но жара ужъ спала;
Ведутъ коней на водопой,
Зашевелилася пѣхота;
Вотъ проскакалъ одинъ, другой...
Шумъ, говоръ... „Гдѣ вторая рота?” —
„Что, вьючить?” — „Что же капитанъ?” —
„Повозки выдвигайте живо!” —
„Савельичъ!...” — „Ой ли?” — „Дай огниво!”
Подъемъ ударилъ барабанъ,
Гудит музы̀ка полковая;
Между колоннами въѣзжая,
Звенятъ орудья; генералъ
Впередъ со свитой поскакалъ…
Рассыпались в широкомъ полѣ,
Какъ пчелы, с гиком казаки;
Ужъ показалися значки
Тамъ на опушкѣ — два и болѣ;
А вотъ въ чалмѣ одинъ мюридъ
Въ черкескѣ красной ѣздитъ важно,
Конь свѣтло-сѣрый весь кипитъ;
Онъ машетъ, кличетъ... Гдѣ отважный?
Кто выдетъ съ нимъ на смертный бой?...
Сейчасъ... Смотрите: въ шапкѣ черной
Козакъ пустился гребенской,
Винтовку выхватилъ проворно,
Ужъ близко… Выстрѣлъ… Легкій дымъ…
„Эй, вы, станичники, за нимъ…” —
„Что? раненъ?” — „Ничего, бездѣлка!”… —
И завязалась перестрѣлка…
Но въ этихъ сшибкахъ удалыхъ
Забавы много, толку мало:
Прохладнымъ вечеромъ, бывало,
Мы любовалися на нихъ,
Безъ кровожаднаго волненья,
Какъ на трагическій балетъ.
Зато видалъ я представленья,
Какихъ у васъ на сценѣ неѣтъ…
Разъ — это было подъ Гехами —
Мы проходили темный лѣсъ,
Огнемъ дыша, пылалъ надъ нами
Лазурно-яркій сводъ небесъ.
Нам былъ обѣщанъ бой жестокой.
Изъ горъ Ичкеріи далекой
Уже в Чечню̀ на бранный зовъ
Толпы стекались удальцовъ.
Надъ допотопными лѣсами
Мелькали маяки кругомъ,
И дымъ ихъ то вился̀ столбомъ,
То расстилался облаками;
И оживилися лѣса:
Скликались дико голоса
Подъ ихъ зелеными шатрами.
Едва лишь выбрался обозъ
Въ поляну, — дѣло началось.
Чу! въ арьергардъ орудья просятъ,
Вотъ ружья изъ кустовъ выносятъ,
Вотъ тащат за ноги людей
И кличутъ громко лѣкарей...
А вотъ из лѣса, изъ опушки,
Вдругъ съ гикомъ кинулись на пушки...
И градомъ пуль съ вершинъ деревъ
Отрядъ осыпанъ... Впереди же
Все тихо... Тамъ между кустовъ
Бѣжалъ потокъ; подходимъ ближе.
Пустили нѣсколько гранатъ...
Еще подвинулись; молчатъ;
Но вотъ надъ бревнами завала
Ружье какъ будто заблистало,
Потомъ мелькнуло шапки двѣ, —
И вновь все спряталось въ травѣ.
То было грозное молчанье!...
Недолго длилося оно.
Но въ этомъ страшномъ ожиданьѣ
Забилось сердце не одно.
Вдругъ залпъ… глядимъ: лежатъ рядами...
Что нужды? — Здѣшние полки,
Народъ испытанный… „Въ штыки,
Дружнѣе!” — раздало̀сь за нами.
Кровь загорѣлася въ груди!
Всѣ офицеры впереди…
Верхомъ помчался на завалы
Кто не успѣлъ спрыгну̀ть съ коня…
„Ура!” — и смолкло. ѣ „Вонъ кинжалы,
Въ приклады!” — И пошла рѣзня.
И два часа въ струяхъ потока
Бой длился. Рѣзались жестоко,
Как звѣри, молча, съ грудью грудь,
Ручей тѣлами запрудили.
Хотѣлъ воды я зачерпнуть, —
И зной, и битва утомили
Меня, — но мутная волна
Была тепла, была красна...
На берегу, подъ тѣнью дуба,
Пройдя заваловъ первый рядъ,
Стоялъ кружокъ. Одинъ солдатъ
Былъ на колѣняхъ; мрачно, грубо
Казалось выраженье лицъ,
Но слезы капали съ рѣсницъ,
Покрытыхъ пылью. На шинели,
Спиною къ дереву, лежалъ
Ихъ капитанъ. Он умиралъ.
Въ груди его едва чернѣли
Двѣ ранки; кровь его чуть-чуть
Сочилась; но высоко грудь
И трудно подымалась; взоры
Бродили страшно. Онъ шепталъ:
„Спасите, братцы! тащатъ въ горы...
Постойте! гдѣ же генералъ?…
Не слышу”… Долго онъ стоналъ,
Но всё слабѣй, и понемногу
Затихъ — и душу отдалъ Богу.
На ружья опершись, кругомъ
Стояли усачи сѣдые…
И тихо плакали… Потомъ
Его останки боевые
Накрыли бережно плащомъ
И понесли... Тоской томимый,
Имъ вследъ смотрѣл я, недвижимый.
Межъ тѣмъ товарищей, друзей
Со вздохомъ возлѣ называли;
Но не нашелъ въ душѣ моей
Я сожалѣнья, ни печали.
Уже затихло все; тѣла
Стащили въ кучу; кровь текла
Струею дымной по каменьямъ, —
Ея тяжелымъ испареньемъ
Былъ полонъ воздухъ. Генералъ
Сидѣлъ въ тѣни на барабанѣ
И донесенья принималъ.
Окрестный лѣсъ, какъ бы въ туманѣ,
Синѣлъ въ дыму пороховомъ.
А тамъ, вдали грядой нестройной,
Но вѣчно гордой и спокойной,
Въ своемъ нарядѣ снѣговомъ,
Тянулись горы, и Казбекъ
Сверкалъ главой остроконечной.
И съ грустью тайной и сердечной
Я думалъ: жалкій человекъ...
Чего он хочетъ?... Небо ясно,
Подъ небомъ мѣста много всѣмъ, —
Но безпрестанно и напрасно
Одинъ враждуетъ он... Зачѣмъ?...
Галубъ прервалъ мое мечтанье,
Ударивъ по плечу, — онъ былъ
Кунакъ мой, — я его спросилъ,
Какъ мѣсту этому названье?
Онъ отвѣчал мне; „Валерѝкъ, —
А перевесть на вашъ языкъ,
Так будетъ речка смерти; вѣрно,
Дано старинными людьми!” —
„А сколько ихъ дралось примерно
Сегодня?” — „Тысячъ до семи”. —
„А много горцы потеряли?” —
„Какъ знать? — зачемъ вы не считали?” —
„Да, будетъ, — кто-то тутъ сказалъ, —
Имъ въ память этотъ день кровавой!”
Чеченецъ посмотрѣлъ лукаво
И головою покачалъ...
Но я боюся вамъ наскучить.
Въ забавахъ света вамъ смешны
Тревоги дикие войны;
Свой умъ вы не привыкли мучить
Тяжелой думой о концѣ;
На вашемъ молодомъ лицѣ
Слѣдовъ заботы и печали
Не отыскать, и вы едва ли
Вблизи когда-нибудь видали,
Какъ умираютъ. Дай вамъ Богъ
И не видать: иныхъ тревогъ
Довольно есть. Въ самозабвеньи
Не лучше ль кончить жизни путь,
И безпробуднымъ сномъ заснуть
Съ мечтой о близкомъ пробужденьи?
Теперь прощайте! — если васъ
Мой безыскусственный разсказъ
Развеселитъ, займетъ хоть малость, —
Я буду счастливъ; а не такъ, —
Простите мнѣ его, какъ шалость,
И тихо молвите: „чудакъ!”...
Валерикъ («Я къ вамъ пишу случайно; право…»)
Иллюстрированное полное собраніе сочиненій М. Ю. Лермонтова / Редакція В. В. Каллаша — М.: Печатникъ, 1914. — Т. III. (РГБ)
Заставка и концовка: худ. С. В. Иванов. Въ текстѣ использованы рисунки карандашомъ, акварелью и картина масломъ М. Ю. Лермонтова. Один из этихъ рисунковъ раскрашенъ кн. Г. Г. Гагаринымъ.
Примѣчанія
- ↑ Альманах «Утренняя заря на 1843 г.». — Спб., 1843. — С. 66—77. под заглавием «Валерик», без ст. 173, 200-204, с искажением ст. 39, 89, 121, 139, 140, 150, 151, 174, 205—208, 225
- ↑ Лермонтов М. Ю. Сочинения: Первое полное издание В. Ф. Рихтера / Под ред. П. А. Висковатова — М., 1889. — Т. 1., под заглавием «Валерик»
