Яптэко подаёт заявление в колхоз
правитьВсю жизнь Яптэко Манзадей ходил кривой дорожкой своего разума. Такой уж он был человек. Прежде чем сказать «да», Яптэко выпьет семь стаканов чаю, поспит двое суток, а скажет, однако, «нет». Потом он будет много раз каяться, но подумает: «А все-таки у меня свой ум: никто так не делает, а я делаю» — и на этом успокоится.
Вот каким был Яптэко Манзадей!
И он всегда был таким. И в колхоз он не хотел идти.
Много раз прилетали лебеди из теплых стран, принося на своих крыльях счастье, как поется в сказках, и вновь улетали к солнцу, стоящему в полдень. Лебеди летели над стойбищами и не узнавали их. Рядом с чумами, у медленных тундровых висок — речек, вырастали деревянные дома. Это оленеводы переходили на оседлость.
И только вокруг чума Яптэко не стояло никаких строений. Чум был вдвое старше хозяина. Дряхлый, покосившийся, он обнажал всем ветрам тощие бока, и лысые шкуры, покрывавшие его, уже превратились в рубища.
— Как живешь, Яптэко? — спрашивали его колхозники.
— Хорошо живу, — отвечал Яптэко. — Над вами много начальников, а надо мной только живот. Он захочет поесть, я на охоту иду. Не хочет — я сплю. Что мне?! Вот женюсь, и тогда лучше моей жизни на свете не сыщешь.
— Да кто к тебе в жены-то пойдет? — смеялись колхозники.
— Пойдут, — говорил Яптэко. — Любая пойдет.
И впрямь вскоре по всей тундре прокатилась неожиданная весть: «Яптэко поехал по стойбищам искать себе жену».
Это была правда.
Надев праздничную малицу, Яптэко трое суток чинил свои нарты, поправлял упряжь и тихим весенним утром поехал в колхоз «Тэт-яга-мал», что по-русски означает — «Вершина четырех рек». Он ехал по росистому мху и пел ярепс — веселую песню, сочиненную на ходу:
Я-яй-яй,
Я-аяй-я!
Девушка с длинной косою идет к реке.
Ай, иох! Нарядная, в новой панице!
В ее руках крылья лебедей, и руки ее —
крылья лебедей,
А сама она чайка.
Унайя-унайя!
Ой, какая хорошая баба женой моей хочет
стать!
Ой, я-я! Ай, я-я!
Весело мчатся олени, выбрасывая копытами гроздья оранжевых брызг. Запрокинув на спину бархатистые рога, передовой смотрит на гусей, плывущих в низком голубоватом небе. Гуси отражаются в тихих озерах. Спускаясь к заводям, они гортанно перекликаются, радуясь концу длинного пути.
А Яптэко поет:
Спеть песню хочу я, — пусть мала, но сильна,
Унайя-унайя!
Я с осени самой лежу не вставая,
Беспомощный, будто младенцем я собственным
стал!
Ой, беда-беда…
Мне бабу надо, толстую, как нерпа, легкую,
как чайка,
Быструю, как заяц.
Унайя-унайя!
Неужели у меня бабы такой не будет?
Я-аяй-я!
С песней влетает Яптэко в стойбище. Женщины окружают его. Детишки засматриваются на его праздничную малицу.
Яптэко спрашивает, где председатель, и проходит в его чум. Он приветствует хозяина и садится пить чай.
— Правду говорит молва, что ты жениться поехал? — спросил председатель.
Яптэко ответил не сразу. Как человек, уважающий себя, он помедлил немного и сказал:
— В колхозах теперь, говорят, хорошая жизнь наступила. Правда это?
— Правда, — сказал председатель колхоза.
— И сколько может такой человек, как я, заработать в колхозе?
— Не знаю, — сказал председатель, — как работать будешь.
Яптэко смутился. Яптэко не любил много работать и, наверное, мало бы в колхозе заработал.
— Я умею и хорошо работать, — сказал он.
— Тогда тысяч пять можешь получить, — сказал председатель. — Что, в колхоз решил вступить?
— Нет-нет, — торопливо ответил Яптэко, — я просто так. Меня часто спрашивают, хорошо ли живут в колхозе, а я не знаю.
И чтобы, чего доброго, председатель не уговорил подать заявление в колхоз, Яптэко вышел из чума. Посредине стойбища молодой бригадир чинил нарты. Через плечо у него был перекинут ремешок сумки от бинокля.
— Что это такое? — спросил Яптэко.
— Бинокль, — сказал бригадир, — олешки далеко иной раз уйдут, а я посмотрю в него и вижу их.
— Ишь ты какой богатый, — позавидовал Яптэко. — Продай мне его, зверя высматривать.
— Это премия, и ее нельзя продавать.
— Тогда подари.
— Нельзя. Я бригадир, и мне он нужен. Вступай к нам в колхоз, и тебе такой же дадут.
— У меня слабое здоровье, — сказал Яптэко и подошел к женщинам, выделывающим шкуры.
— Легкой работы! — сказал он. — Сколько вы, бабы, получаете?
— Больше, чем ты, в пять раз, — отшутилась курносая девушка, видать главная среди женщин.
Она ловко повертывала шкуры и скребком сдирала мездру. Руки ее проворно летали вниз-вверх, вниз-вверх. И Яптэко внимательно стал всматриваться в нее.
Она перевернула шкуры, подмигнула Яптэко, и тот смутился.
— Жену ищешь? — засмеялась она. — Не пойду я к тебе в жены, ты спишь много.
Женщины сдержанно улыбнулись, а Яптэко сердито ответил:
— Нужна мне такая жена! Плакать с ней. Живо к другому убежит.
И, простившись с председателем колхоза, Яптэко поехал в соседний колхоз.
— Жену приехал искать, — объяснил он колхозникам, но весь вечер просидел среди мужчин и беседовал о колхозной жизни. Выходило так, что в этом колхозе жизнь еще лучше, чем в «Тэт-яга-мале».
— Я подумаю об этом, — сказал Яптэко и погнал упряжку дальше.
— Что ж ты наших девушек не посмотрел? — крикнули ему вслед женщины.
— Мне только двадцать пять лет, — ответил Яптэко и скрылся за сопкой.
Так объехал Яптэко одиннадцать колхозов, и в каждом он расспрашивал о том, кто сколько зарабатывает, осматривал одежду колхозников, ругал лодырей за худую работу, а под конец сказал:
— Поеду в «Полярную звезду».
Колхоз «Нгер Нумгы», председателем которого был старый Явтысый, организовался недавно. Колхозники еще не носили биноклей и не играли в шахматы, но там жила русская учителка Тоня Ковылева, член правления колхоза и заведующая Красным чумом. Она обучила Яптэко грамоте, и он часто вспоминал о ней.
Он приехал в колхоз «Нгер Нумгы» и зашел к учителке.
— Пиши, — сказал он, — скорее пиши, а то раздумаю.
И она написала ему заявление. Яптэко подписался в спрятал бумажку на груди.
— Спасибо, — сказал он, — большое спасибо. — И, не попив чаю, уехал в свой чум.
Там он проспал трое суток, выпил тридцать стаканов чаю, полбутылки вина и сказал:
— Теперь можно и в колхоз идти.
…Вот каким был Яптэко Манзадей.
Когда же его принимали в члены колхоза, он дал всем слово, что будет работать хорошо, а к тому же обучит всех ребят игре в шахматы.
— А когда же женишься? — спросили колхозники.
— Женщины — коварный народ, — сказал Яптэко, — я их боюсь.
Он посмотрел на Тоню Ковылеву и смутился.
