Казалось, не существовало ни одной страны въ свѣтѣ, въ которой было бы такъ много бродягъ, какъ здѣсь; эти бродяги были обоего пола; не проходило мѣсяца, чтобы не являлся кто-нибудь изъ нихъ; они обыкновенно придумывали цѣлыя сказки о своихъ похожденіяхъ; разсказывали о разныхъ принцессахъ, которыхъ они будто бы освобождали изъ далекихъ замковъ, гдѣ онѣ томились въ неволѣ у какого-либо беззаконника, большею частью, какого-нибудь исполина. Вы, конечно, думаете, что король, услыша такія небылицы, спроситъ, въ какой именно странѣ находится этотъ далекій замокъ и какъ туда проѣхать. Но никто даже и не думалъ никогда о такой простой и естественной вещи. Никто и не думалъ провѣрять наглой лжи этого народа, и ни разу не предлагалъ какого-либо вопроса по этому поводу. Однажды, когда я оставался дома, пришла одна изъ такихъ бродягъ и разсказала цѣлую исторію со всевозможными прикрасами. Ея госпожа находилась невольницей въ одномъ большомъ и мрачномъ замкѣ, вмѣстѣ съ сорока четырьмя другими молодыми и красивыми дѣвушками, — принцесса, однако, была красивѣе всѣхъ; онѣ изнывали въ этой неволѣ въ теченіе двадцати четырехъ лѣтъ; хозяевами этого замка были три брата-исполина, у которыхъ было по четыре руки и по одному глазу во лбу; — этотъ глазъ былъ такъ великъ, какъ какой-нибудь плодъ. А какой именно плодъ, объ этомъ умалчивалось. Подобные пробѣлы часто встрѣчаются въ статистикѣ бродягъ.
Можно-ли было этому повѣрить? А между тѣмъ король и весь Круглый Столъ были въ восторгѣ отъ этого нелѣпаго случая погнаться за приключеніями. Каждый рыцарь Круглаго Стола чуть не прыгалъ отъ восторга, надѣясь на успѣхъ, и просилъ короля поручить ему это дѣло; но, къ ихъ величайшему прискорбію, король задумалъ, поручить это мнѣ, который вовсе и не желалъ объ этомъ просить.
Я сдѣлалъ усиліе надъ собою, чтобы не выказать моей радости, когда Кларенсъ пришелъ мнѣ сообщить объ этомъ. Но онъ, — онъ не могъ сдержать своей радости. Изъ его устъ потокомъ текла речь, исполненная радости и благодарности; радости — за мою счастливую судьбу и благодарности королю, за то, что онъ осыпалъ меня своими милостями. Онъ не могь спокойно стоять на мѣстѣ и въ экстазѣ своего счастья выдѣлывалъ пируэты ногами, какъ любая балерина девятнадцатаго столѣтія.
Съ своей стороны я долженъ былъ бы проклинать оказанное мнѣ предпочтеніе, но я сорвалъ свою досаду изъ политическихъ видовъ и сказалъ Кларенсу, что въ данномъ случаѣ ничто не препятствуетъ мнѣ быть довольнымъ. Дѣйствительно, я сказалъ выше, что былъ доволенъ; и въ нѣкоторой степени это была правда; я былъ счастливъ, какъ бываютъ счастливы люди, когда имъ вынимаютъ внутренности.
Конечно, каждый дѣлаетъ то, что въ его силахъ; не слѣдуетъ терять времени въ безполезномъ волненіи и безпокойствѣ, но необходимо прямо приняться за работу и посмотрѣть, что можно сдѣлать. Во всякой лжи бываетъ и пшеница между плевелами; и воть я долженъ былъ отъискать эту пшеницу и потому послалъ за дѣвушкой; она скоро явилась; это было смазливенькое созданіе, кроткое и скромное; но если ее спрашивали о томъ, чего она не знаетъ, то она показывала такъ, какъ показываютъ дамскіе часы. Я спросилъ:
— Послушайте, моя милая, васъ допрашивали отдѣльно?
Она отвѣтила, что нѣтъ.
— Хорошо, — замѣтилъ я, — я вовсе и не ожидалъ, что васъ будутъ допрашивать; но я сдѣлаю вамъ допросъ, чтобы быть увѣреннымъ въ истинѣ того, что вы говорили. Вы не должны обижаться на это; мы совершенно васъ не знаемъ. Можетъ быть, вы и правы, — я надѣюсь на это, но все же нельзя вамъ вѣрить безусловно. Вы понимаете это. Я обязанъ предложить вамъ нѣсколько вопросовъ; отвѣчайте мнѣ прямо и откровенно и не бойтесь ничего. Гдѣ вы жили, когда были дома?
— Въ странѣ Модерэ, милостивый сэръ.
— Въ странѣ Модерэ? Я не помню, чтобы слышалъ когда-либо такое названіе. Ваши родители живы?
— Что касается до этого, то я не знаю, живы-ли они, или нѣтъ; я нѣсколько лѣтъ была заключена въ замкѣ.
— Какъ ваше имя?
— Меня зовутъ дѣвица Алезандела Картелуазъ, къ вашимъ услугамъ.
— Знаете-ли вы кого-нибудь здѣсь, кто бы могъ засвидѣтельствовать это?
— Здѣсь никто меня не знаетъ, милостивый сэръ, я пришла сюда въ первый разъ. — Принесли-ли вы съ собою письма, или какіе-либо документы, наконецъ, какія-нибудь доказательства, что вы вполнѣ честны и искренни?
— О, конечно, нѣтъ! и къ чему мнѣ это? Развѣ у меня нѣтъ языка, чтобы разсказать о себѣ самой?
— Да, вы говорите, это я знаю; но большая разница, если ваши слова подтвердитъ кто-нибудь другой.
— Разница? Какая же тутъ разница? Я боюсь, что не понимаю васъ.
— Вы не понимаете? Страна… вы видите… вы видите… почему вы не понимаете такихъ обыкновенныхъ вещей, какъ это? Неужели вы не понимаете разницы между вашимъ… Отчего вы это смотрите такъ наивно и такъ простодушно?
— Я? Право, не знаю; вѣроятно, такова воля Божія.
— Да, да; но вы не думайте, что я раздраженъ. Нисколько. Перемѣнимъ тему разговора. Займемся этимъ замкомъ, въ которомъ томятся сорокъ пять принцессъ, а хозяева тамъ три людоѣда; объясните мнѣ, гдѣ находится этотъ гаремъ?
— Гаремъ?
— Замокъ; вы прекрасно понимаете; гдѣ находится этотъ замокъ?
— О, что касается до этого, то онъ очень обширенъ, крѣпокъ, весьма приличенъ и находится въ далекой странѣ. Да, нужно пройти очень много миль.
— А сколько?
— О, милостивый сэръ, это очень трудно сказать; ихъ такъ много и онѣ на такомъ большомъ разстояніи одна отъ другой; всѣ эти столбы, помѣчающіе мили, сдѣланы одинаково и окрашены одинаковою краскою; нельзя различить одного столба отъ другого; да и какъ ихъ сосчитать; развѣ брать каждый отдѣльно; притомъ это выше способностей человѣка, потому что, если вы отмѣтите…
— Остановитесь, остановитесь, не будемъ говорить о разстояніи; но гдѣ собственно лежитъ этотъ замокъ? Въ какомъ направленіи отсюда?
— А отсюда туда, милостивый сэръ, нѣтъ никакого направленія по той причинѣ, что дорога не идетъ прямо, а постоянно сворачиваетъ въ сторону; поэтому-то и нѣтъ настоящаго направленія къ этому мѣсту; то вы идете подъ однимъ небомъ, то подъ другимъ; вы думаете, что идете, какъ говорится, на востокъ, а очутитесь съ другой стороны; кромѣ того, вы замѣчаете, что дорога опять поворачиваетъ назадъ на пространствѣ полукруга; такое чудо встрѣчается не одинъ разъ, а еще разъ, и опять, и еще, и еще; вы будете жестоко наказаны за то, если въ вашемъ суетномъ умѣ вздумаете сдѣлать вопреки волѣ Того, Который не даетъ опредѣленнаго направленія замку отъ извѣстнаго мѣста, а только оттуда, откуда Ему будетъ угодно; а если Ему не угодно, то Онъ сотретъ съ лица земли всѣ замки и всѣ направленія, предостерегая, такимъ образомъ, Свои созданія, что тамъ, гдѣ Ему что угодно, то такъ и будетъ, а что Ему не угодно, то и…
— О, это совершенно вѣрно, совершенно вѣрно, отдохнемъ немножко; оставимъ эти направленія; чортъ съ ними съ этими направленіями… Прошу извиненія, прошу тысячу извиненій, я сегодня несовсѣмъ здоровъ; не обращайте вниманія на мои монологи, это старая привычка, старая и дурная привычка, отъ которой трудно отвязаться, въ особенности, когда испорчено пищевареніе тѣмъ, что ѣмъ такую пищу, которая была изъята навѣки изъ употребленія прежде чѣмъ родился; хороша страна! человѣкъ не можетъ правильно отправлять функціи, какъ весенній цыпленокъ, когда ему тысяча триста лѣтъ. Но все равно… не думайте никогда объ этомъ; но вернемся къ нашему разговору. Нѣтъ-ли у васъ плана той мѣстности, гдѣ находится этотъ замокъ? Теперь хорошій планъ…
— Это, безъ сомненія, тѣ вещи, которыя въ послѣднее время невѣрные привозили изъ-за далекихъ морей; это обыкновенно кипятятъ въ маслѣ, потомь, прибавляютъ соли и перцу…
— Что, планъ? Что вы такое говорите объ этомъ? Это вовсе не то; не объясняйте мнѣ; я терпѣть не могу никакихъ объясненій; ваши объясненія только затемняютъ самый смыслъ, такъ что вы ничего не можете сказать. Уходите, моя милая; прощайте. Кларенсъ, проводите ее.
О, теперь для меня совершенно ясно, почему эти ослы не допытывались у этихъ лгуновъ разныхъ подробностей. Эта дѣвушка была себѣ на умѣ, и вы не могли бы вырвать у ней истины никакими способами. Это была вполнѣ невѣжда; а между тѣмъ, король и его рыцари слушали ее, какъ будто бы она была листкомъ изъ Евангелія. Вотъ какова была простота тогдашняго Двора: эти бродяги безъ всякаго смущенія проникали къ королю въ его дворецъ, точно какъ будто они входили въ бѣдный домъ въ мое время. Фактически король былъ доволенъ видѣть эту дѣвушку, услышать ея повествованіе; она была такою же желанною гостьею какъ трупъ для коронера[1].
Лишь только я кончиль эти размышленія, какъ вернулся Кларенсъ. Я замѣтиль, что всѣ мои усилія не привели ни къ чему; я никакъ не могъ добиться отъ дѣвушки, гдѣ именно находится этотъ замокъ. Юноша посмотрѣлъ на меня не то съ удивленіемъ, не то съ недоумѣніемъ и замѣтилъ, что его крайне удивило, къ чему я предлагалъ дѣвушкѣ всѣ эти вопросы.
— Почему? — въ свою очередь спросилъ я, — какимъ образомъ я могу найти замокъ? Какъ я доберусь туда?
— О, на этотъ вопросъ тебѣ всякій легко отвѣтитъ. Она поѣдеть съ тобою. Это всегда такъ дѣлаютъ. Она будетъ сопровождать тебя.
— Поѣдеть со мною? Вотъ глупости!
— Но повѣрь мнѣ, что она поѣдетъ. Она хочетъ ѣхать съ тобою. Вотъ ты увидишь!
— Какъ? Она будетъ питаться листьями и травами по холмамъ и въ чащѣ лѣсовъ… одна… со мною вдвоемъ… А я все равно, что помолвленъ. Вѣдь это настоящій скандалъ. Подумай только, на что это будетъ похоже?
И въ моемъ воображеніи мелькнуло розовое личико! Юноша захотѣлъ узнать всѣ подробности этого сердечнаго дѣла. Я заставилъ его поклясться, что онъ сохранить все это въ тайнѣ и прошепталъ ея имя: «Пуссъ Фланиганъ». Онъ посмотрѣлъ съ видомъ отчаянія и сказалъ, что не знаетъ графини. Какъ было естественно со стороны этого маленькаго придворнаго дать ей титулъ. Онъ спросилъ меня также, гдѣ она живетъ.
— Въ Ист Гар… Но тутъ я пришелъ въ себя, и остановился сконфуженный; потомъ продолжалъ:
— Ничего, не обращайте на это вниманія; когда-нибудь я тебѣ разскажу объ этомъ.
Но онъ сталъ разспрашивать меня: можетъ-ли онъ когда-нибудь ее увидѣть? Позволю-ли я ему когда-нибудь ее увидѣть?
Но не бездѣлица была обѣщать ему это… еще до этого было тысячу триста лѣтъ, или что-то въ этомъ родѣ… а онъ такъ любопытенъ… но все же я обѣщалъ ему. Я вздохнулъ; я не могъ этому помочь. Безсмысленно было съ моей стороны вздыхать объ этомъ, разъ, что она еще не родилась; но мы не можемъ отдавать себѣ отчета въ нашихъ чувствахъ, а между тѣмъ, мы все же чувствуемъ.
О моей экспедиціи говорили цѣлый день и цѣлую ночь; всѣ эти люди были очень добры ко мнѣ и, казалось, забыли и свое оскорбленіе и свою печаль; они очень тревожились, какимъ образомъ мнѣ удастся одолѣть этихъ людоѣдовъ и освободить этихъ старыхъ дѣвственницъ, точно имъ самимъ нужно было совершить этотъ подвигъ. Да, это были славныя дѣти… но только дѣти не болѣе; они давали мнѣ совѣты, какимъ образомъ развѣдать объ этихъ исполинахъ и какъ на нихъ напасть; затѣмъ они разсказали мнѣ различныя заклинанія противъ чаръ, дали мнѣ мази и другія снадобья для моихъ ранъ. Но они вовсе не подумали о томъ, что если я былъ такимъ хорошимъ некромантикомъ, какимъ заявлялъ себя, то мнѣ вовсе не было никакой нужды въ ихъ мазяхъ и наставленіяхъ относительно заклинаній противъ чаръ и всѣхъ этихъ огненныхъ драконовъ.
Мнѣ приготовили завтракъ пораньше; я долженъ былъ встать съ разсвѣтомъ, таковъ былъ тамъ обычай; но я прокопался съ своимъ одѣваньемъ и это отняло у меня немало времени. Облачиться во всѣ доспѣхи представляло нѣкоторое затрудненіе; сначала вы обертываете въ одинь или два ряда шерстяное одѣяло вокругъ вашего тѣла, чтобы не чувствовать прикосновенія холоднаго желѣза; затѣмъ вы надѣваете кольчугу, состоящую изъ мелкихъ стальныхъ звеньевъ, сплетенныхъ вмѣстѣ; эта кольчуга очень гибка; но въ то же время она очень тяжела и представляетъ весьма неудобную одежду; далѣе вы надѣваете башмаки, покрытые сверху переплетающимися полосками стали и привинчиваете къ пяткамъ ваши неуклюжія шпоры. Послѣ этого пристегиваются къ ногамъ пряжкою ножныя латы, а потомъ и набедренникъ; затѣмъ идутъ латы на спину и латы на грудь и начинаешь чувствовать себя нѣсколько стѣсненнымъ; далѣе на грудныя латы надѣвается нѣчто въ родѣ полуюбки, состоящей изъ широкихъ персплетенныхъ между собою стальныхъ полосокъ, это одѣяніе спускается внизъ, но сзади сдѣланъ вырѣзъ, такъ что можно было бы сѣсть; къ этому еще добавляется мечъ, которымъ васъ опоясываютъ; потомъ идутъ нарукавники въ видѣ трубъ, далѣе надѣваютъ желѣзныя перчатки на руки, а на голову нѣчто въ родѣ желѣзной крысоловки съ стальнымъ пучкомъ сзади, который доходитъ до самаго затылка; тогда вы имѣете видь свѣчки, отлитой въ форму. Въ такомъ одѣяніи не затанцуешь! Человѣкъ, закованный такимъ способомъ, представляетъ орѣхъ, который даже не стоитъ того, чтобы его раскололи, потому что тутъ вы найдете слишкомъ мало мякоти въ сравненіи съ навьюченною на нее шелухою.
Мальчики мнѣ помогали, иначе я никогда не кончилъ бы съ своимъ одѣваньемъ. Только что я кончилъ свое облаченіе, какъ вошелъ сэръ Бедиверъ и я увидѣлъ, что такъ или иначе, но я выбралъ не совсѣмъ удобное вооруженіе для такого далекаго путешсетвшъ. Какой статный видь былъ у рыцаря! Онъ былъ высокаго роста и широкаго тѣлосложенія. У него на головѣ была коническая стальная каска, закрывавшая ему уши, а забраломъ ему служила узкая полоса стали, доходившая ему до верхней губы и предохранявшая его нос; все его остальное одѣяніе отъ затылка до пять состояло изъ гибкой кольчуги; но лучше всего было его верхнее платье, которое также состояло изъ кольчуги, какъ я уже сказалъ, и спускалось прямо отъ его плечъ до бедеръ; затѣмъ другая кольчуга отъ тальи до ногъ, обѣ эти кольчуги были раздѣлены разрѣзомъ такъ, что онъ могъ ѣздить верхомъ, а края этой кольчуги спускались по обѣимъ сторонамъ. Онъ отправлялся къ гробу Господню и такое одѣяніе было вполнѣ приспособлено къ такому дальнему путешествію. Я дорого далъ бы за такое одѣяніе, но теперь было слишкомъ поздно переодѣваться. Солнце уже встало; король и вѣсь дворъ были въ сборѣ, хотѣли меня видѣть и пожелать мнѣ успѣха; я не могъ медлить, такъ какъ это не согласовалось съ этикетомъ. Въ такомъ одѣяніи даже нельзя было сѣсть самому на лошадь, а если бы вы захотѣли попробовать это, только пришли бы въ отчаяніе. Они подняли меня, именно такъ поднимаютъ человѣка въ аптеку, пораженнаго солнечнымъ ударомъ; меня усадили на лошадь, дали въ руки узду, вложили ноги въ стремена; я чувствовалъ себя такъ же неловко, такъ же странно, какъ человѣкъ, неожиданно вступившій въ бракъ, или ослѣпленный молніей, или что-нибудь въ родѣ этого; человѣкъ въ такомъ одеяніи даже не можетъ повернуться кругомъ, онъ точно цѣпенѣетъ и не въ состояніи сдѣлать никакого движенія; затѣмъ мнѣ дали нѣчто въ родѣ мачты, что у нихъ называлось пикою и я взялъ ее рукою; потомъ мнѣ надѣли на шею щитъ и я былъ совершенно готовъ сняться съ якоря и пуститься въ море. Всѣ были очень внимательны ко мнѣ, какъ это и должно было быть, и одна почетная дѣвушка подарила мнѣ на прощанье свой собственный кубокъ. Теперь уже ничего не оставалось болѣе дѣлать, какъ только ѣхать, да посадить еще сзади меня на сѣдло эту дѣвушку, которая сообщила намъ о таинственномъ замкѣ; я долженъ былъ держать ее рукою вокругъ таліи.
И вотъ мы отправились; всѣ простились съ нами и долго махали намъ платками или шлемами. И всякій, кого мы встрѣчали, съѣзжая съ холма и направляясь по деревнѣ, кланялись намъ съ большимъ почтеніемъ, за исключеніемъ мальчишекъ, которые кричали намъ вслѣдъ:
— О, что за чучелы! — и бросали въ насъ комками земли.
Я по своему опыту знаю, что мальчишки всегда одни и тѣ же во всѣ времена и во всѣхъ странахъ; они ни къ кому и ни къ чему не питаютъ уваженія. Они говорили: — «Проваливай, лысый!» древнему пророку, который, никого не трогая, шелъ своей дорогой; они дѣлали то же самое и въ средніе века. У пророка были въ распоряженіи медвѣди, которые расправились за него съ мальчишками. Я же проѣхалъ мимо, не отвѣчая, потому что я ихъ здѣсь болѣе не найду.
Примѣчанія
- ↑ Такъ называются въ Англіи особые слѣдователи о скоропостижно умершихъ.